Научи меня прощать. Глава 65

Начало повести: http://proza.ru/2020/02/28/1946
Предыдущая глава:  http://proza.ru/2020/12/15/1360

В начале июня 1988-го сольфеджио Вера сдала. На «отлично». После досрочного выхода из академического отпуска, её отправили в группу к другому преподавателю.  Прозанимавшись полгода, Вера догнала и перегнала класс, и аттестат об окончании музыкальной школы получила.

Однако 1989 год Вера запомнила, как одну большую полосу препятствий.

Окончание восьмого класса, получение аттестата о «неполном среднем образовании», лето, полное труда и дачных забот, явное ухудшение их и без того, скромной, семейной жизни… Всё слилось в единую сплошную беговую дорожку, с «поваленными деревьями, заборами и открытыми люками», которые нужно всё время мужественно и быстро преодолевать.

Никита переехал на другой конец города. Наверное, это было самое огорчительное событие лета 1988 года. Они почти перестали видеться. Только «созванивались» время от времени.

Теперь Вера понимала, почему есть такая поговорка: «С глаз долой – из сердца вон». В их с Никитой случае, когда отношения были тонкими, как молодые берёзовые побеги, смысл старых слов оказался верным. Постепенно они отдалились друг от друга, и их общение стало только дружеским.

С сентября началась школа…
И вот тут начались первые неприятности.
Быть «старшеклассницей» Вере не понравилось.

Из-за новой реформы все восьмиклассники перешли не в девятый класс, как предполагалось, а сразу в десятый. И заканчивать теперь предстояло "одиннадцатилетку", фактически проведя в школе всё те же десять лет. Если честно, Вера смысла всех этих перемен не особенно поняла.

Переход в десятый класс ознаменовался в их школе великим событием – отменой обязательной школьной формы. Объяснялось это просто: школьная форма стала дефицитом. Она была довольно дешевой, изготавливалась из качественного и прочного материала. Поэтому многие покупали её вместо обычной одежды, особенно это касалось мужской формы больших размеров. Форменные брюки ничем особенно и не отличались от каких-либо других, к примеру.

В результате форма теперь тоже продавалась по талонам. Да и на талоны её купить было почти невозможно. Поэтому администрация школы нашла иной выход из положения, установив, однако, строгий регламент: только «белый или светлый верх и тёмный низ».

У мальчиков всё было более-менее понятно. Рубашка и тёмные брюки. Любые.

А вот, что касалось девочек…

Девочки восприняли новость не просто с восторгом, а с ликованием.
И принялись устраивать соревнования на звание «самой модной девочки класса» и тому подобное. В конце концов, юбка – это вам не брюки! В ход пошло всё.  «Плиссе», «карандаш», с ассиметричным кроем, в складку, с оборкой, без оборки, «колокол», «тюльпан»… Всё это великолепие было черного цвета, но какой многообразие!

Масла в огонь подливали блузки. Здесь фантазия также не бездействовала.
А что творилось с волосами…

Непременно нужно было следовать «моде» и сделать стрижку с расчетом на последующий «начес». В результате девчонки, все как одна, ходили с одинаковыми прическами, как оловянные солдатики из одной коробки, разнясь только цветом волос.

Было несколько «бунтовщиков», в их числе и Вера, которые отказались устраивать на голове воронье гнездо в виде начеса, трезво понимая, что такое великолепие просто не всем идёт. За что подверглись гонениям и всяческим насмешкам.

Некоторые сдавались. Шли в парикмахерскую и немилосердно жгли волосы «химией», после которой можно было устроить на голове нечто, напоминающее «шарик». В этом случае рискнувшие походили прическами на представителей негроидной расы, только с белым цветом кожи.

«В осадок» Вера выпала, когда увидела в таком виде Оксану, участницу их «бунтовского» лагеря.

Оксанка была рыжей. Абсолютно. Как самый ирландский ирландец. Вера иногда, смотря на неё, думала, что Оксанка горит, настолько ярким был цвет её шевелюры.
Когда она, сдав позиции, явилась в школу после процедуры химической завивки, на неё было больно смотреть. На голове красовался вожделенный начесанный «шарик»  жухлого, какого-то желто-морковного цвета…

Вере было её жаль. Но Оксанку сразу окружили девчонки из «стана врага», и принялись усиленно восхвалять её неземную красоту и инопланетное перерождение.
В результате, раздутое восхищением «модной» женской половины старшеклассниц  самомнение Оксанки не выдержало напора, и она прошествовала мимо Веры с гордо поднятой головой, бросив ей по дороге:

- Вот видишь! Мы были не правы! Посмотри, как мне идёт!

И покрутила во все стороны головой, похожей на морковный, пушистый одуванчик.

Это был проигрыш по всем фронтам.

О чем язвительно ей и сообщила Олечка, оставшаяся всё такой же язвой, но заметно округлившаяся за лето во всех нужных местах, да так  интенсивно, что мальчики роняли челюсти и сворачивали шеи, когда она гордо дефилировала по коридору, задрав повыше острый нос, помахивая накрашенными ресницами и улыбаясь, чуть тронутыми «блеском», губами.  Больше ничего из принадлежностей макияжа использовать не допускалось.

Олечка «доставала» Веру сильно.

Она в открытую смеялась над её походкой, называла долговязой «дылдой».  Рост Веры действительно уже перемахнул отметку в 169 см.

Сама Олечка была миниатюрно мала и кругла, очень женственна, по-прежнему считалась первой красавицей класса и гордилась, что сразу двое юношей пытались завоевать её неприступное сердце.

Неприступность, правда, была попеременной. Олечка проявляла благосклонность к кавалерам по очереди, то и дело провоцируя их на соперничество, и наслаждаясь результатом.

Вера такое поведение считала не честным.

В конце концов, определись, и встречайся с тем, кто тебе нравится.

Олечке же не нравился никто, но зато нравилось поклонение и обожание.
Видимо, когда-то порванную кофточку она все же Вере не забыла. И теперь насмехалась над одноклассницей, как только могла.

Однажды на уроке физкультуры, когда все уже переоделись в спортивную форму, учитель, Юрий Николаевич, романтик по натуре, но беспощадный к тем, кто не выполняет нормы ГТО, объявил, что сегодня они будут осваивать канат.

Только не это! Вера похолодела. Всё, что угодно, только не канат! Двадцать кругов по залу, пресс у гимнастической лестницы, да хоть на шпагат усадите – только не канат…

Она мысленно застонала.

Лазить по канату она так и не научилась.

А Олечка забиралась под самый потолок, словно мартышка.

Вера глянула в сторону группки девочек, окруживших Олечку. Всех их про себя она окрестила «моднявками», изобретя это слово для своего собственного лексикона. Происходило оно от «мода» и «модные». В  Олечкином варианте всего этого было чересчур. Поэтому Вера «модные» переделала в «моднявые». Это слово она уже где-то слышала. А раз «моднявые», значит – «моднявки». Почему-то ей казалось, что такое слово обозначает непременно нечто вредное, язвительное и высокомерное.

Вот и теперь, «моднявки» стояли, снисходительно и со смешками поглядывая в её сторону. У Веры была своя «группа поддержки». Четырех девочек из класса, включая, кстати, Оксанку, тоже перспектива каната далеко не радовала. Но делать было нечего.

К канату Вера подошла одной из последних.

Вцепившись тонкими пальцами в эту толстенную верёвку, она повисла на связанном в узел конце, и безрезультатно попыталась упереть ноги в легких кедах так, как это делали другие. Но ничего не получалось.

По рядам одноклассников прокатился смешок.

Юрий Николаевич горестно вздохнул, подошёл к канату и с надеждой посмотрел на Веру, упорно пытающуюся проползти вверх хотя бы на полметра.

Тут раздался громкий Олечкин голос:

- А Вера просто в актрисы после школы собралась. И сейчас очень правдоподобно демонстрирует нам червяка на крючке!

Вокруг захохотали. Даже Юрий Николаевич позволил себе усмешку.

Вера залилась краской, руки её разжались, и она неловко полетела с каната на подостланные маты, пребольно ударившись локтём и правым боком.

Физрук охнул и принялся её поднимать.

Смех стал сильнее. Мальчишки, подзуженные Олечкой, уже хохотали в голос.

- Спасибо, Юрий Николаевич, всё в порядке. - Вера старалась говорить спокойно, «сохраняя лицо».

Физкультурник облегченно выдохнул и захлопал в ладоши:

- До конца урока десять минут, небольшая пробежка и все марш переодеваться! А ты,

- обратился он к Вере, проницательно прищурив глаза, - иди, переоденься сейчас.

- Спасибо. – Вера потупилась, понимая, что физрук спасает её от насмешек в «раздевалке», которые непременно продолжатся, если она ещё будет там, когда остальные девочки вернутся с урока.

Домой она шла, погруженная в свои мысли. А придя домой – заплакала от обиды, пока никто не видит. Но Светлана заметила, что с дочерью что-то не так.

Усадив её вечером рядом, она вытянула из Веры всю историю.

- Мама, можно я в понедельник в школу не пойду? – вдруг спросила Вера.

- Как так – не пойду? – спросила Светлана встревожено.

- А вот так. Просто не пойду. В понедельник снова физкультура. Опять все будут смеяться…

- А ты, что же, теперь так и будешь бегать от обидчиков?

Вера пожала плечами.

- А что мне остается?

Светлана погладила Веру по плечу.

- Для начала – прости их.

Лицо девушки вытянулось.

- Как это – прости? Значит, Оля будет надо мной и дальше издеваться, а я её ещё прощать за это должна?

Светлана покачала головой.

- А ты думаешь, отчего она так себя ведёт?

- Да из вредности! – тут же выпалила Вера. – Характер такой. Противный!

- Да нет. – Светлана снова посмотрела на дочь. – Просто она сама в себе не уверена. И знает, что на самом деле проигрывает тебе.

- Мне?! – Вера искренне удивилась. – Мама, она же «моднявка»!

- Кто?! – Светлана расхохоталась.

- Ну… - Вера замялась. – Это девушка, модная такая. Красавица. Так все считают.

- Считают, потому что другого не видели. – Она покачала головой. – Ольгу твою пожалеть надо. Простить и пожалеть. Неуверенный она в себе человек. Поэтому  самоутверждается за чужой счет. А тебе этого не нужно. Мы сделаем по-другому.

Вера удивилась. Но промолчала. Она не разделяла маминого оптимизма, хотя в чем-то была с ней согласна.

Вечером Светлана сняла с неё мерки, а в выходные всё свободное время провела за швейной машинкой. Потом повела дочь в парикмахерскую, откуда Вера вышла с аккуратным «каре».

Утром в понедельник она сама разбудила дочь и выдала ей собственноручно сшитую мини-юбку и черные туфли на маленьком каблуке.

Вера недоуменно оглядела всё это роскошество.

- Ну и зачем мне всё это?

- Как, зачем? Это теперь твоя школьная форма.

Вера удивилась ещё больше.

- Мама! Ты что? Меня в таком виде никто в школу не пустит!

- Пустят тебя в школу, пустят. Я вчера и с директором поговорила, и с завучем. Блузка белая? Белая. Юбка чёрная? Да. Длина – не более, чем на восемь сантиметров выше колена.  Такой договор. А туфли имеешь право надеть любые. Одевайся и иди.
Вера недоверчиво покосилась на мать.

- Ну ладно. Как скажешь. Только когда меня обратно домой отправят – виновата будешь ты.

- Буду, буду! – отмахнулась Светлана. – Это ты ещё моду конца 60-ых не видела. Вот где были «мини»! А это что? Так…

К школе Вера подходила с опаской. Оставив одежду в гардеробе, она переобулась в туфли. Чувствовала Вера себя непривычно. Но раз мама сказала, что так надо - значит, надо. Матери она верила.

Когда она вошла в класс, все разговоры смолкли. Одноклассники молча провожали взглядом её фигурку. Юбка сидела идеально, подчеркивая изящность  длинных, как у модели из журнала, стройных ног в плотном капроне.  В таком наряде высокий рост был выигрышным. Вера не видела себя со стороны, но по одобрительным взглядам одноклассников поняла, что мама была права.

Об этом говорили злые и полные слёз глаза миниатюрной Олечки. Она открыла было рот, чтобы что-нибудь сказать, но тут произошло невообразимое.

Все девчонки толпой кинулись к Вере, наперебой засыпая её вопросами: где она купила такую юбку? Почему её пропустили в школу в «мини»? Разве так одеваться теперь тоже можно? Где она делала прическу?

Мальчишки переглядывались и толкали друг друга локтями.

Вера вдруг пошла прямо к парте, где сидела погрусневшая Олечка, брошенная подружками и завистливо шмыгающая носом.

- У тебя свободно? – Вера положила свою сумку на парту.

Олечка недоверчиво посмотрела на соперницу.

- Свободно. – Наконец кивнула она после недолгого молчания и вдруг улыбнулась.

Вера улыбнулась в ответ.

- Тебе идет улыбка.  – Она выложила учебник с тетрадью на стол. – Улыбайся почаще.

Олечка смущенно опустила глаза.

- Ты меня прости. За физкультуру. – Она неловко помолчала. – И за остальное тоже.

- Ладно. Забыли. Лучше скажи – как ты красишь ресницы так, что они у тебя от туши не слипаются? Или это тушь особенная?

Олечка довольно заулыбалась.  Остальное свободное время до начала урока они спокойно проболтали.

Возвращаясь из школы, Вера думала о том, что её мама – гений…

***

Однако, когда более менее решились школьные проблемы, начались другие.

Маленькая Надюшка часто болела, много денег уходило на лекарства, которые нужно было как-то «доставать». Просили знакомых, везли из Москвы, покупали втридорога…

А положение становилось всё хуже. 

Отцу стали задерживать зарплату. В магазинах было почти пусто, многие продукты и товары продавали теперь только по талонам.

Молоко привозили рано утром в большой бочке. Больше не было треугольных пакетов, которые раньше Вера покупала, даже не задумываясь.

Рано утром, в половине шестого, Светлана будила дочь.  Та одевалась и шла с бидончиком к магазину, где уже стояла очередь. Вере писали на руке шариковой ручкой номер, и она стояла так час-полтора, пока её не сменяла Светлана. Молока на всех желающих не хватало. Если опоздать, то приходилось возвращаться домой с пустым бидончиком.

А молоко было нужно. Из него Светлана готовила маленькой Надюшке кефир и варила каши.

Сахара тоже теперь не было.

Вместо него по талонам выдавали слипшиеся одним комом карамельные конфеты-подушечки. Их просто откалывали от целого куска и продавали на вес.

Сколько раз Светлана хвалила Виктора за то, что он настоял на покупке морозильного шкафа и дачи - было не пересчитать. Вера и сама теперь хорошо понимала, как отец был прав.

Теперь Виктор часто уезжал «на заработки». Он с несколькими друзьями отремонтировал списанный «уазик», организовал  «бригаду».  Они колесили  в свободное от смен время по области в попытках хоть что-то заработать.

Денег отец не привозил. Это было понятно. Зато привозил продукты. Теперь запасы круп растягивали как можно дольше, Светлана варила, в основном, супы. И каши для Надюшки.

Но новый 1990 год встретили весело. Несмотря на то, что самым шикарным блюдом на столе была «селёдка под шубой». Собственно, кроме нее, домашней консервации и варенья, больше ничего не было.

И всё-таки была ёлка, гирлянды, и последние бенгальские огни, ещё оставшиеся в коробочке.

Впереди был одиннадцатый класс, выпускной бал, целая жизнь…

Продолжение здесь:  http://proza.ru/2020/12/24/1747