Дороги судеб. часть 4-я

    - Я знаю, я понял, что «Гаф!» –  в переводе с собачьего языка, это: «Я вас люблю».  «Гаф!» Домой теперь  буду  приходить вовремя, чтобы вместе выводить нового друга на прогулку. – Из СМСки директорского телефона.

                **********

    Митька шёл «ВОН». Он не знал куда это и зачем, просто хорошо помнил, что так велела Вика. Той горькой ночью.. Голос её звучал спокойно, равнодушно и даже, казалось, мягко: «Пошёл вон». Где-то внутри у парня словно снаряд взорвался. Но он так же тихо и спокойно, как звучал её голос, встал, оделся (откуда силы взялись?),  даже, казалось, мягко кивнул головой и пошёл.  Было это неделю назад, а он всё шёл и шёл. Куда? ВОН? По дороге не раз помогал старичкам перейти улицу, приводил в чувство разбушевавшихся подростков. Так был воспитан, никуда не денешься. В институте кое-как сдал собственный зачёт. Помогать Вике уже не было смысла – она решила учиться на психолога. Но он ведь тоже должен был что-то для себя решить? Задачка жизни куда  сложнее математической. Кем он - Митька - был все годы для Вики? Подсказкой на экзаменах? Подпоркой, поддержкой в трудных ситуациях? Верным другом, который не предаст? Тем, кто по-детски делает вид, что не ревнив? Да, но этого мало, когда сердце горит от любви. Почему он идёт в это самое «вон». Однажды остановился возле маленького неказистого дома. Молодая пара с радостными лицами поднимала по лестнице коляску с гордым видом «возлежавшим» в ней младенцем. Стоп! Никаких «вон». Митька знает то, что самое главное в его жизни.

                *****************

    С давних пор, когда Митьке было только семь лет, в памяти его отца Юрия Дмитриевича, как древнее наскальное изображение, как супер-артефакт,  сохранились два события – безвременная смерть академика Чертанова – отца Натальи и болезнь бабулечки. Одно событие, естественно, вытекало из другого. Как и слёзы всей семьи. Взрослые, приходившие с соболезнованиями и на прощальный залп, больше всего удивлялись реакции внука. Он страдал так, что стали бояться и за его здоровье. Мудрой Наталье пришлось сочинить сказку о том, что дедушка всё равно с ними. Только далеко, на облаках. Он всё видит. Он, как и Митька, страдает и поэтому надо беречь его память и держать своё горе  в кулачке. И ещё постараться заботиться о здоровье бабушки.

    В квартиру приходили врачи, мыли руки под краном, надевали белые халаты. Митька смотрел на них с надеждой. А вот ВеруПалну невзлюбил. Не потому, что она была толстая и нескладная, просто ситуация так сложилась. Причиной папа оказался. Однажды пришел домой, порылся в кошельке и  отдал маме денежную бумажку, на которой была нарисована тысяча рублей. Как на всех бумажках, которые каждый раз давали врачам. Папа сказал, что сделана она мастерски, что купил её за десятку в киоске. Оба почему-то посмеялись, а потом папа, не задумываясь, отдал её сыну: «Поиграйся, мол». Митька знал, что на деньги можно купить шоколадку и мороженое, но ведь больна бабуля, и деньги надо давать врачам.  Так и сделал. Пришла Вера Пална, и в карман её белого халата сунул мальчонка искусстно подделанную тысячную. Докторица возмутилась, обозвала ребёнка будущим аферистом и хулиганом. На этом её появлению в доме было отказано. В эти же дни папа с блеском защитил докторскую диссертацию. Ни одного чёрного шара. Едва ли не самый молодой доктор в стране! Митька ликовал: папа доктор, он вылечит бабушку. Милый, славный мальчик. Ему и в голову не могло прийти, что доктора бывают разные, например, как папа – доктор технических наук.

    К счастью, булечка встала на ноги, а Митькин папа открыл для себя золотую истину: не каждая шутка может быть понята ребёнком. Детям надо объяснять всё и всегда. Да и взрослым детям тоже. Не вбивать им в головы собственные мысли, а быть честным. Открытым. Другом быть. Так и складывались всю жизнь их отношения. Хоть не всегда это было просто.

                *****************

    Однажды, как часто бывало, ближе к полуночи Юрий Дмитриевич пешком возвращался домой. На аллее парка вдруг увидел тоненькую женскую фигурку.

    - Вика? Как ты тут оказалась?
    - Дядя Юра, я Вас ждала.
    - Давай договоримся, ты уже взрослый человек, и без ДЯДИ Юры мы обойтись можем. У меня есть просто имя.
    - Юра, милый, я тебя ждала!
     - Вот так? Сразу без отчества и на ты?
    - Юра, не надо! Я должна тебе сказать всё. Как долго ждала этой минуты! Как долго скрывала. Я ведь люблю тебя! Понимаю, что выгляжу сумасшедшей, но нет сил молчать. Я люблю тебя, Юра!

    Моя мама Вера очень часто со смехом рассказывала своим знакомым, как мы с твоим сыном, годовалые младенцы, дивили народ тем, что вели бесконечные разговоры. Никто не верил. Даже сам Митька об этом забыл, а я помню. Всё помню.
     Нам очень нравилось разговаривать. А ещё то, что так много света, простора и солнца – это тоже нравилось.. У мамы в животике было тепло, но темно и тесно. Здесь же мы словно на воле. Об этом говорили. Митька рассказывал, как трудно ему было на эту волю выбраться. А когда получилось, он заорал от радости. И я тоже кричала, когда в своё время мама Вера мною разродилась. А ещё Митька хвалился, какое вкусное молочко было в груди у тёти Наташи, а я сосала резиновую соску, надетую на стеклянную бутылку. Так мама Вера свою фигуру берегла. Но самое главное произошло тогда, когда Митька в первый раз увидел своего папу – тебя, Юра. Счастье его переполнило. И до сих пор он жизнь благодарит.

   Я спрашивала его тогда что такое папа? Я ведь не знала. У меня никогда не было отца, лишь какой-то случайный прохожий. Митька же, рассказывая, просто захлёбывался от радости: «Это самый красивый, самый добрый, самый  замечательный человек на свете, который нежно целует его. Ты так ждал, чтобы Митька явился в этот мир, так любил его – сына, что сам стал  самым счастливым в этом мире. Иногда, когда мама и булечка бывали заняты, папа садился рядом  и начинал на сон грядущий (так ты  говорил) читать со страничек какие-то глупые слова. Они назывались «научная статья». Но было там одно замечательное слово «Конец». После него Митька сразу засыпал. Только мама Наташа смеялась, уверяла, что деткам на ночь надо песенки петь или сказки рассказывать. Митьке же и «конца» достаточно, если рядом папа. Я всё это помню.  Он, дурачок, забыл.

    Мне очень хотелось увидеть этого папу. И вот тут появился ты. Ты не был похож ни на одного дядьку, которые приходили к маме Вере. Те громко орали какие-то песни, они даже ругаться умели. Чтобы не видеть и не слышать их, я засыпала без сказок, песенок и мудрого слова «конец».

    Однажды ты подошел к скамеечке, где сидели мамы, и поцеловал Митьку. Я заплакала. Мне хотелось, чтобы ты поцеловал  меня. Мама Вера это почувствовала. А ты на меня посмотрел такими добрыми глазами и сказал: «Это не девочка, а чудо». «Ну, поцелуй», - разрешила мама. Ты поцеловал. Я перестала плакать и бросила Митьке жестокое: «Твой папа будет моим». Тогда мы чуть не подрались. Сначала я думала, что люблю тебя как папу. Став взрослой, поняла, что это совсем другая любовь.
 
    - Всё это  не только на сказку похоже, но и на правду,- задумчиво произнёс Юрий. - Вам обоим тогда едва исполнился год, и все окружающие диву давались: неужели эти дети разговаривают друг с другом? Вы щебетали, словно птички, но казалось, что вели вполне осмысленный разговор. Один старый-старый, мудрый-мудрый доктор посоветовал: «Дождитесь, когда дети вырастут. Кто-то из них откроет вам свою тайну». Вот я и дождался. Мне бы счастливым быть, а я слёзы глотаю. Ты росла у меня на глазах. Ты не могла не нравиться. Ты, действительно, была похожа на чудо, но ты была  подружкой Мити. Потом стала его женщиной. Разве отец может принести беду сыну?

    - Митя ведь тоже не смертельно любит меня. Мы говорили об этом.

    - Подожди, не торопись. У меня за спиной немало грехов. Я нормальный стандартный мужик. Последнее, то, что с Маруськой, - случайность, беда, отчаяние. Но я откупился от неё. Тем более, что анализ ДНК какой-то мутный оказался. Она дама себе на уме.

    Я купил ей квартиру. Пусть в доме-хрущёбе, да не в Москве, а в Химках. Обещал помогать материально. Бухгалтерия предупреждена отчислять ей деньги. Детей не видел ни разу, и видеть не хочу, хотя прекрасно понимаю, что они-то ни в чём не виноваты. А эта тьмутараканская Маруська., как оказалось, всем довольна. Объяснила, что всё равно  до моих высот никогда не дорастёт, под каблук меня не поставит, но цель достигнута. Это то, что ей  нужно – регистрация в Москве и квартира.

    - Но она же подставила тебя! Об этом она подумала?
    - Такие обо всём думают. Ей сказали, что человек я порядочный, тем более в такой должности. От меня легче добиться желаемого. Я сам себе не враг. Тем более там давно уже какой-то хахаль появился из тех, кто «понаехали». Отнюдь не в этом моя беда.

    - В чём же? Ты свободен. Наталья подала на развод. Я рядом. Я всю жизнь люблю тебя. Да, я тоже не без греха, но только ты был моей мечтой. Возраст не помеха: каких-то 20 лет разницы.

    Юрий вдруг рассмеялся:
    - Знаешь о чём я сейчас подумал? Ведь я ни разу ни одной женщине не делал предложения, не уговаривал, не предлагал руки и сердца. Даже нас с Натальей академик сам женил. Наткнулся как-то на наши целованцы-обниманцы. «Всё, - сказал, - играем свадьбу весёлую!» Как же давно это было!

    - Так вот же я! И уговаривать не надо. Только скажи!

    - Нет, не могу. Что-то сердце зациклило… Четырнадцать лет мне было, когда остался без отца. Автомобильная катастрофа – и жизнь кувырком. Мама, от слёз не просыхающая, устроилась сразу на три работы – кормиться-то чем-то надо было. Вместе мы дворничали. Мыли лестницы в двух домах. Квартиры, правда, у богатеньких она сама убирала. А я продолжал учиться, очень уж к математике прикипел. И вот неожиданное счастье: посылают меня в Москву на математическую Олимпиаду. В Твери мы тогда жили.

    - И Тверь открыла  в новую дорогу ДВЕРЬ?

    - Так оно  и случилось. Победителем я стал! Там и приметил меня академик Чертанов. Договорился с мамой, помог перейти в спецшколу в Москве, в общежитие устроил, домой в гости приглашал. Худо ли, бедно ли, но вдруг как-то вечером за вкусным ужином бабулечка (тогда она ещё Дарьей Васильевной для меня была) погладила  по головке так ласково, как мама, и говорит: «Всё, пацанчик (так и сказала: пацанчик),  завтра мы забираем твои вещи из общаги, и будешь ты жить у нас. Квартира большая, все уместимся». Я не поверил даже, решил, что ослышался. Вот так-то. А через несколько лет стал зятем Академика.

     Они молча шли по аллее. Юрий, словно в ночь, погрузился в свои мысли. Как же давно, как же пламенно любит он эту девочку. Хочет её с тех самых пор, как узнал, что стала она женщиной сына. Как же беспощадно завидовал ему – самому родному, своему Митьке. Нет, никогда не сможет стать предателем. Проснётся завтра рано утром, купит огромный букет цветов, «Шампанское», поедет на дачу к Наталье, на коленях будет просить прощения. Всё расскажет, всё объяснит, какая нелепость случилась с Маруськой и её двумя сыновьями.

                *******************

    Когда дошёл до ворот парка, только тогда обнаружил, что он один. Как мог  не заметить, что Вика свернула в тёмную аллейку. Там и плакала одиноко, сидя на лавочке.

                ******************

    Поутру, открывая ногой калитку (руки заняты цветами и подарками), Юрий Дмитриевич обнаружил, что на даче появился новый то ли постоялец, то ли  жилец, то ли приживалец. Ростом невелик, чернявый, мускулистый, а глаза наполнены вопросом: «Кто ты и откуда?:.

    - Гоги, закричала с крыльца Наталья. – Это Юрий, не тронь его. Он хозяин дачи. Мы скоро возвращаемся к себе в Москву. Там большая квартира. Тебе понравится.

     Удивлённый и одновременно возмущённый представлением «его дача и моя  квартира» – у них  всю жизнь всё было общим, Юрий решил , несмотря ни на что, придерживаться продуманного накануне сценария. Он пал перед Наташей на одно колено, как это делали американские доки и обыватели перед темнокожими. Груза в руках было много, а главный – новый и честный результат ДНК, где черным по белому написано, что его отцовства у Маруськиных детей 0 процентов. Не устояв на одной коленке, Юрий покачнулся и  грохнулся на землю.. На него повалился Гоги, на Гоги – Наташка. И вдруг несчастный наш оболганный директор понял, что он обцелован и обласкан. Особенно старался Гоги. Он облизывал нового хозяина шершавым языком, то взвизгивал, то счастливо лаял. Наташка хохотала и плакала, а Юрий (тоже сквозь смех и слёзы) сделал ей первое в своей жизни предложение руки и сердца.
    - Гаф, - торжественно произнёс Гоги. В переводе с его собачьего языка это значило: «Я вас люблю». Хороший  собак по имени Гоги, надёжный друг.

    Что же касается судеб остальных героев – тьмутараканская Маруська цели своей достигла. Правда, малюсенькая капелька совести время от времени напоминала о себе, слегка затуманивая жизнь.  Слегка только.
    Мама Вера бесславно вернулась в свою однокомнатную квартиру. Впрочем, надежду на будущее счастье не потеряла.
     Помощник Юрия Олег истинно толковым парнем оказался: именно он добился хитростью нового, но честного. ДНК… Впрочем, никакой хитрости и не нужно было. Глазёнки у двух младенцев, рождённых Маруськой-охранницей, всё выдали сами. Чёрненькими и раскосенькими – среднеазиатскими оказались.
    Бухгалтерия вздохнула с облегчением. Ей-то зачем лишние выплаты  делать?
     Наталья и Юрий снова вместе.
     Вика в память о никогда не существовавшем папе нашла себе классного «папика». Перспектива на официальный брак была явной – четвёртый месяц беременности. 
    Бабулечка страдала:  любимый внук её по-прежнему одинок. Впрочем, кто знает, что будет завтра? Велики ли его годы? Всего лишь двадцать с копейками. Жизнь-то какая впереди!

    Вот и всё, пожалуй. Только кто-то был ли искренне счастлив в этой истории? Гоги? Он обрёл своё собачье счастье. «Гав!». Пожелаем и мы счастья всем нашим читателям. И здоровья, конечно.