Я не умею писать

   Я сегодня плакал. Там, где никто меня не увидит и ничто не помешает. Я никогда не хожу туда без книги. Ту, которая была со мной, я заканчивал. Плакал вместе с героиней, плакал, что книга прочитана, что так пронзающе написана. Что я бестолковый и бесталанный могу только переживать чужие чувства, чужое видение, представлять чужую руку, с лёгкостью обмакивающую перо в историю, географию, время, любовь, надежду, и переносящую всё на бумагу. Описывая всё так, будто автор способен не только передать, но и сам проходит через переживания, улыбку или стоны своих героев или окунается в лёгкий бриз в розовом завитке заката на далёком, убежавшем от цивилизации берегу.


   Мне такое, видимо, не дано. Но даже – случись – написал бы, вряд ли меня хватило больше, чем на полстранички, страничку, а дальше я бессмысленно мучился бы тем, что застрял бездвижно между пером и бумагой, не в силах справиться ни с сумбуром мыслей, ни с внезапно исчезнувшими словами.


  С лёгкой завистью и восхищением наблюдаю, как с поразительной непринуждённостью и совершенством автор превращается в бабочку, видит её глазами, взмывает на волнах тёплого ветерка над океаном цветов и запахов, питается, как будто он – это она, бабочка. И как она, уставшая от огромного дня забот, понимает, что закончилось отпущенное ей время жизни и покорно складывает крылья. Или автор – веточка, легко позванивающая на ветру оледенелой коркой, и сколотые её кусочки падают в голубой сугроб, вспыхивающий бесчисленными искорками вслед пролетающей тени этой ветки. Или вот, автор – луч света, который только что отодвинул край тучи, чтобы заглянуть в окно, найти щёлочку между занавесями, поиграть пылинками, пошарить по комнате, найти под кроваткой и изучить крохотные тапочки с капелькой застывшего джема на одном из них, бесшумно подобраться к спящему ребенку, невесомой пушинкой пройтись по ресничкам, заставить их вздрогнуть за секунду до того, как глаза распахнутся в новый день, который лучик расстелет перед маленьким человечком.


   Другой автор – само чувство. Он видит, как укол звёздочки сжимает сердце, уменьшает наш масштаб до атома окружающей нас бесконечности и тем вызывает глубокую и чистую ледяную тоску странного одиночества этом переполненном людьми мире. Электрические разряды, покалывая, струятся по рукам и дальше, и вот – это уже не руки, а вздохи сердца. Оно сладко сжимается и замирает, а потом быстро-быстро начинает стучать, и дыхание быстрое и прерывистое, и глаза широко раскрываются в потолок, и он бархатно колышется над океаном покоя, который придёт... потом... Автор видит, как счастье становится болью, как отчаяние превращается в радость, а потеря – в радужный вихрь нежданной встречи. Писатель между вьющихся строк: первый заявительный крик, первым вздохом расправивший лёгкие, бесшумно отлетевшая душа и тело, ждущее, когда Хорон перевезёт его из пределов жизни за другие, нам неведомые. И душа, оставшись одна, печальным взглядом провожает бывшего владельца. Видит ли Б-г этот взгляд, слышит ли бесшумный полёт души?.. Рука автора наждаком бытия проходит по лицам и телам, задёргивает шторы над вчера и сегодня, гасит апофеоз обладания пустыми глазницами утраты... поворот – и со страниц несёт голубой волной надежд или звенят серебряными колокольчиками детские голоса.

   И томное сердце из глубин клетки выстукивает по своей ограде: «Я здесь, я с тобой...»


   Ещё один автор... Он вне времени. Или он – само время. Он легко скользит по его направляющим, замедляясь, ускоряясь или вообще зависая в одной точке. Он может приблизить всё до видимости мельчайшего элемента, но – чаще – поднимается высоко-высоко, за пределы неба, туда, где исчезают отдельные фрагменты мира, единицы тел, явлений и микровихри, созданные ими. Туда, где мощь его разума выстраивает орбиты судеб, стран и народов. Автор не является, как мы, заложником времени и пространства. Взмах его пера уносит за рамки убогой посредственности туда, где происходят грозовые перемещения цивилизаций, столкновение эпох, где причины и следствия мировых потрясений рождают другие потрясения, где вспыхивают и гаснут фантастического могущества новые идеи. И континенты ждут решения своей судьбы...


   Так видят настоящие писатели, потому что так, наверное, устроены. И пишут так, что мы видим их глазами, чувствуем их душой и можем силою их воображения обнять хоть весь мир, плыть рядом в течении времени или делать остановки на его островках...


   Вот так. Слабые мои попытки «сыграть в писателя» лишь подчеркивают грустный для меня факт – не получается писать! Не получается...


   Но я без претензий. Восхищаюсь тем, как пишут другие. И когда чувства выходят за границы того, что я могу вместить, могу и заплакать.

   Мне не стыдно…

   Семён Теслер

   2015