Первая любовь Глава 1. 2

 Глава 1.2

    Заканчивалась вторая декада июня 1972 года. Позади восемь классов. Свидетельство об окончании восьмилетки на руках. Без троек.

    Многие ребята из класса покинули школу. Не все семьи имели возможность дать детям десятилетнее образование. Были и ребята из неполных семей. А некоторые ребята сами не хотели учиться. Рвались в большую жизнь.
    В нашей семье и разговоров не было о том, где мне продолжить образование. Только десятилетка. Этого хотела мама. Да и в авиацию, куда я мечтал с раннего детства, восьми классов было бы недостаточно. Родители не препятствовали моему выбору.

    Впереди всё лето! Я еду в город к бабушке. Кто-то ехал к бабушке в деревню, я же, наоборот — в большой город. Там больше друзей.
    Прихватил с собой гитару, на которой начал играть с шестого класса. Благодаря упорству, усидчивости и кружку гитаристов при дворце культуры с прекрасными преподавателями, я за два года неплохо продвинулся.

    Умчался первым автобусом. Утро было тёплое и солнечное. В открытые окна автобуса влетал тёплый ветерок, хлопали занавески. За окном автобуса проносились поля и перелески. Мелькали домишки деревенек и мостики через речушки, которые летом были больше похожи на ручьи.
    Деревня уже проснулась. Дорогу нам преградило стадо коров. Нехотя они переходили проезжую часть. Подпаски — мальчик и девочка, наверно, моего возраста, подгоняли ленивых коров. Верхом на коне появился мужчина. Он хлопнул плетью и стадо зашевелилось. Дорога свободна. Пастух пришпорил коня и помчался по обочине на перегонки с нашим автобусом. Водитель принял вызов пастуха, и через несколько секунд наш железный конь далеко вырвался вперёд. Где-то на развилке дорог прихватили попутных пассажиров.

    Душа ликовала в предчувствии свободы.
    Знал бы я тогда, хоть намёком, навстречу чему мчит меня ранним утром ЛАЗ-695.

    Прибыли на автовокзал. Ещё минут сорок на троллейбусе, пять-семь минут пешком, и я влетаю в подъезд, чуть не сбив с ног выходящую девушку. Извинился на ходу, даже не взглянув, кого протаранил, едва не размазав её по стенке.
    Ещё в троллейбусе мочевой пузырь призывал мою совесть лопнуть, а его пожалеть, то есть выйти из троллейбуса и побежать в кустики у какой-нибудь ближайшей остановки. Потому и летел как пуля.
    Ткнулся в дверь квартиры. Слава богу, дверь уже была открыта. И в туалет…. Успел: и совесть не лопнула и пузырь цел.

    Вот так ранним утром я прибыл домой, продолжая по-прежнему называть квартиру в городе домом.
    Тут всё моё. Здесь моя Родина. Друзья, свобода. А ещё: хорошая девочка Оля в нашем подъезде на втором этаже.
    Гитару вёз с собой, чтобы показаться ей. Да ещё утереть ей нос тем, что я тоже не лыком шит и могу играть на гитаре современные песни, а не пищать на скрипке нудные гаммы и скучные произведения классиков.
    Оля моя подружка. Мы росли в одном дворе, рылись в одной песочнице и бегали по крышам сараев, и, до моей насильственной отправки в ссылку в деревню, учились в одной школе в параллельных классах. Ссылкой я называл переезд. На зависть её одноклассников, я имел возможность носить Олин портфель.
    В те, шестидесятые, для пацанов это дорогого стоило, и не каждая девочка могла позволить такое. Грозило услышать вслед от острословов расхожую поговорку: — «Тили — тили тесто, жених и невеста». Но Оля доверяла мне свой портфель безо всяких комплексов. Короче, проблем в общении с Олей не было. А после минувших зимних каникул, проведённых вместе, я понял, что мой переезд лишил меня общения с другом. И теперь я очень хотел видеть её.

    Но вернёмся к повествованию.
    Осматриваюсь в прихожей. Появился холодильник. И обувная полочка. На ней одна пара женских туфелек. Размер туфелек впору для Золушки.
    Бабушка, не дав передохнуть, начала рассказывать, что сосед съехал, что вернулся к жене, которая его оставила лет пятнадцать назад. Это всё, что мы знали от него самого.
    Бабуся села на стул и выдохнув, с сожалением сказала:
    — Переехал Лёня-то. Жена забрала к себе. Умный, вроде, мужик, а квартиру сдал заводу. Мог бы разменять квартиру жены и эту комнату. Так сдал, дурачок. Дочь ведь есть, позаботился бы о ней.
    От этой новости я расстроился. Хоть сосед мне в отцы годился, а я будто теперь потерял хорошего друга.
    — А ты-то, чё переживаешь? — спросил я.
    — Так ведь такой удобный сосед-то был, — с сожалением произнесла она.
Потом приободрилась.
    — А ты рад будешь новому-то соседу! — с таинственной улыбкой сообщила бабуся, — лётчик он.
    — Мне с того что? На самолёте, что ли новый-то сосед меня катать будет? — мелькнула в голове мысль.
    Но бабусину информацию принял к сведению. Сосед-лётчик — это может быть очень интересно.
    Решил пошутить:
    — Ага, в женских туфельках ходит. Как не обрадоваться.
    — Трое их поселилось.
    — И все трое лётчики? И все в туфельках ходят? — я глупо продолжал шутить.
    — Этакаво Лёньку-то, тихушника такого, не найти больше. Кто мне трёшку в месяц теперь давать будет?
    Да, бабушка права — такого не найти. Кто теперь по радиотехнике консультировать будет? Кто теперь поможет собрать и настроить радиопередатчик коротковолновика-любителя? Жалко! В радиоклубе это на год затянется. Конечно, без радиоклуба регистрацию передатчика мне тоже не получить.
    — Что, допекают новые соседи? — продолжил я диалог с бабусей.
    — Нет. Их дома-то не бывает. Сам-то всё в полётах. Побудет дома два-три дня, и опять, не меньше чем на неделю. По всей стране летает. Таня тоже по какому-то «скользкому» правилу работает. То на сутки уходит. То по двенадцать часов. Выходные посередь недели бывают. Сынишку вот надысь Саша к матери в деревню увёз. В школу пойдёт нынче. Танюшка на сутки ушла. Тебе, поди, попалась во дворе.
    С коих пор бабуся соседок уменьшительно-ласкательно стала навеличивать? Что-то невероятное!
    — Ну вот, опять повезло тебе! Что за скользкое правило? — я засмеялся.
    — Ага, Таня-то всё драит и драит. Чё унитаз чистить всё время? Ох и чистюля. И так всё блестит как у кота …, — прервала свои размышления бабуся.
Эта фраза всё поставила на свои места. Бабушка рада соседке-чистюле. Потому и Танюшка. А не Танька.
    — Я заржал!
    — Договаривай уж! Охальница, — продолжал я подтрунивать над бабушкой.
    — Есть с дороги-то хочешь, а?
    — Молоко есть? — поворачиваюсь, а бабуся уже улетучилась.

    Разложил вещи. Теперь на всё лето эта комната будет моя.
    На тумбе, типа комода, стоял мой раритет: телевизор КВН-49. Первый массовый телевизор в СССР.Телевизор покупал мой отец вскладчину с дедом. Сам ящик телевизора здоровенный, а экранчик малюсенький — диагональ всего восемнадцать сантиметров. И огромная линза для увеличения размера экрана. Телевизор, благодаря моим познаниям в радиотехнике и неоценимой помощи бывшего соседа, был «жив». Только смотреть его надо было в темноте. Яркость экрана была очень низкой из-за того, что выгорел люминофорный слой экрана.

    Дверь в комнату приоткрылась, опускаю взгляд вниз двери — там морда кота. Смотрит мне прямо в глаза.
    — Яцек, ты что ли? Ну и рожу ты наел себе!
Кот вальяжно подошёл ко мне. Узнал. Давай тереться ухом о мою ногу.
    — Он! Кто ж ещё-то? — отозвалась вместо кота за дверью бабуся, — стащил вчера у новых-то соседей кусок мяса, злыдень. Всё нажраться не может. Уж всех голубей во дворе перевёл. Гад, ловит их и домой жрать тащит. Поганые голуби-то, на помойках пасутся, а он их в дом тащит. Окно в кухню всё время открыто. Только и делаю, что перья в коридоре убираю. Да окно на кухне постоянно мою. Перед соседями неудобно за этого засранца. Ладно хоть в доме не гадит. А то бы я ему…
    — Они не против, что кот в доме? — прервал я воинственный настрой бабушки.
    — Да нет! Лёшка с ним играет. Этому, ведь, коню побегать да попрыгать за бумажкой на верёвочке. Лёшка тут золотинку от конфетки привязал, так мохнорылый чуть с ума не сошёл. Ох и носился. Они там так хохотали. Нет, вроде, не против кота. Кормят. С Лёньки-то фиг чё получал. Куска хлеба у него не всегда найдёшь.
    Про кота бабуся могла говорить подолгу. Кот был очень крупный. Весил килограммов семь. Как-то бабуся, удивляясь его размерам, запихала его в авоську и взвесила безменом. Шести килограммовой шкалы этих хозяйственных весов не хватило — весы зашкалили!

    — Иди-ка молочка с булочкой перекуси. К обеду супчик сварю. Картошки тебе нажарю.
Я вошёл в её комнату. Бабушка шила. На столе стояла швейная машинка, недошитый халатик лежал на столе. Маленький. Точнее, не очень больших размеров.
    Бабуся обшивала весь ближайший околоток. Клиентами её были в основном крупногабаритные бабы. На таких «бомб» в магазине халатик-то купить было трудно. Одну соседку из подъезда я за глаза так и звал — Тонька-бочка!
    Такса у бабуси была стабильная: трёшка — халатик, пятёрка — платье.
    Я устроился.


    Вот и встреча с друзьями. И всё как обычно. Только Олю ещё не видел. А сам не решился к ней зайти. Разволновался немного.
    Вечером увиделся со своим старшим другом. Толян! Он старше меня. Он уже отслужил в стройбате. А за плечами, вдобавок, была детская колония. Руки в наколках, какие-то колечки на пальцах выколоты. Толян объяснял, что эти колечки означают ходку на малолетку. Драчун — в смысле, что умел драться отменно, при этом не задира, но охальник и сквернослов, каких поискать надо. Конечно, выпивал. Работал электромонтёром. Специальность эту в армии получил.
    Толян — это человек, с которым можно пойти в разведку. Не знаю, но почему-то он с уважением относился ко мне. Как-то так получилось. Бабушка не одобряла мою дружбу с ним и за глаза называла его бандитом. Даже побаивалась его. Но с родителями Толяна была в дружбе. И я знаю, что бабусю они тоже очень уважали.
    Я тоже похулиганить был не прочь. Так — для бравады! Толян сгонял в магазин, притащил «бомбу». Так называли бутылки 0,8 литра с дешёвым вином «Волжское». Какая, всё же, это была отрава!
    Ещё на хвост сел парень из соседнего подъезда. Засели в сарае и напились, точнее — я напился. Мне-то, понятно, много ещё не надо было. Быстро закосел.

    Домой вернулся втихушку. Дома — никого, тишина. Вспомнил: бабушка всегда на два-три месяца летом устраивалась сторожихой в хлебный магазин. Там не столько сторожила: главное дело — это принять ночную хлебовозку. И, край, в семь тридцать утра, она уже могла быть дома. Если, конечно, с кем-нибудь языком не зацепится во дворе. Обычно это была дворничиха. Уходила бабуся на работу к восьми вечера. Работала без выходных. Говорила, что зимой отоспится.
    Я лёг. Затошнило. Сходил, слил излишки. Стало легче. Уснул.

    Утром проснулся часов в десять, а может и позже.
    — Виталька, ты чё, опять напился с Толькой вчера? Перегаром-то вон чё прёт в комнате, — это вместо приветствия начала бабуся утренний диалог.
    Бабушка ворчала, что опять я с Толькой снюхался. Что опять по сараям буду торчать со своими дружками. И что рожи-то у нас с Толькой бессовестные.
    — Вот, Виталька, скажи мне — кто твой друг? Ты своего Тольку назовёшь! А он — бандит. Значит и ты бандит. Весь двор в страхе держите, — с сарказмом закончила бабушка выкладывать логическую цепочку.
    Это уж было чересчур — бабусю несло «по-чёрному». Она немного преувеличивала, что только и буду прожигать жизнь в увеселениях. За лето я два раза окучивал три сотки картошки, которую высаживали в поле. И тот же Толян не раз помогал. Он тоже работал, как сказала бабушка по скользкому правилу. Так она называла скользящий график работы. И потому, томясь от безделья, когда выходные выпадали на будние дни, помогал мне. При необходимости — и я ему. А ещё чистили овощную яму, ремонтировали её. Помогал бабушке сбыть на рынке остатки прошлогоднего урожая картофеля. За что получал половину выручки. Бабушка сама предложила,я не напрашивался. Да мало ли по дому дел было. Даже бабушкину машинку швейную настраивал. Знал я, как это делать по учебнику для профтехучилища. Учебник мне подарил бывший сосед. Он, зная что бабушка шьёт, подавая книгу, сказал: "Будешь у бабуси личным механиком. У тебя получится!"

   Толян мой учитель. Это он научил меня драться. Драться так, как дерётся отборная шпана. В ученики я сам напросился. Ибо тяжко было вливаться в пацанскую жизнь в том элитном посёлке. Элитный, а нравы, как в деревне. Я года полтора был чуть не изгоем. Чужак — одно слово. Недели не проходило, чтобы с кем-нибудь да не сцепиться.
   Вообще-то, драться я умел — живя в бараке без этого никак нельзя. Но в бараках были честные драки. До первой крови! И никто и никогда несмел добивать проигравшего в драке. У меня тактика страдала — я никогда не бил первым. Всё ждал, когда меня разозлит пропущенный удар. И это было не правильно.
   В зимние каникулы, когда ещё учился в седьмом классе, я обратился к Толяну за помощью.
   - Виталька, дурак ты! Чё ты рожу-то под кулак подставляешь? — надо первым бить. Смотрел кино «Бей первым, Фредди»?
Такова была реакция Толяна на мою проблему.
   Две недели за сараями «чистили» с Толяном друг другу морды. Дрались по-настоящему. Толян сказал, что имитировать драку, смысла нет. Надо зло и ловкость в себе развить, неожиданность и вероломство, бить наверняка, наповал.
   А ещё сказал, что надо вовремя «свинчивать», пока от вероломства «козлы» не очухаются. Сказал, что «не западло» и вовремя «ноги сделать», против толпы всё равно не устоять. Если против двух-трёх, то ещё, куда ни шло.
   Когда у Толяна после пары очередных потасовок засиял фонарь под глазом и уже не заживали разбитые губы, он сказал:
   — Ну, всё, хватит. Дальше отрабатывай сам на других. Главное, Виталька, ты удар стал держать, и прыти в тебе добавилось. Действуй, как я учил. Никогда не уходи сразу в глубокую оборону. Почувствовал, что будут бить, бей первым. Бей так, чтобы «козёл» был «отключён», хоть на минуту. А сам успевай. Но и никогда не задирайся.Вообще-то, приведённые выше фразы были сдобрены русскими ядрёными словечками.
      Морда моя тоже уже была вся в синяках. Мать только ахнула, увидев меня, когда я вернулся с каникул. Будто раньше не замечала, что всё время ходил с разбитой рожей. Правда, я не имел привычки жаловаться.
   
   Уже в феврале показал своим обидчикам. Действовал, как Толян учил. Пред двумя ублюдками я не занял глубокую оборону, а вероломно с первого удара сбил с ног одного и успел разбить нос второму. Первый пытался подняться, грозил размазать меня, но получил пинок в лицо. Наверно, это было излишне.
    Удачно начатый отпор вдохновил меня, и я вошёл в раж. Разумеется, что морду мне тогда тоже начистили. Я тоже хорошо получил. Ведь подключились набежавшие дружки. Нас разняли.
    Мужик, который нас разнимал, сказал, что нельзя так жестоко бить. Но спросил, кто научил. Я специально сказал, что друг с зоны пришёл, он и научил так драться и хлёстко бить. Мужику я тому благодарен, что разнял нас. Ведь я, руководствуясь советами Толяна, уже было собрался сбежать с поля боя. Но остался. Я считал тогда, что физическая и моральная победа была на моей стороне. Но я бы точно и не устоял, забили бы меня всё равно, если б нас не разняли.
    На льду остались пятна крови. У меня два фонаря под глазами и опухший нос, разбитые губы. Стычка на катке началась прилюдно. Наблюдателей было много. Авторитет как-то разом пришёл. Больше не пытались лезть.
    Я до сих пор задаю себе вопрос:
    — А что, так слепы были учителя в школе? Они что, не видели мою разбитую морду. И не только мою? И никто не поинтересовался!
    Школа была с высоким статусом. С уклоном на английский язык. В социальных сетях нет-нет, да и появляется коллективная фотография учителей той школы. И надпись: «Золотой педагогический состав». В школе натуральный бандитизм процветал, а они ничего не видели. Фальшивое золото.
Из всех учителей моих, у которых учился, только и могу выделить четырёх педагогов: это преподаватели математики — Карамышева Вера Алексеевна, химии — Тихонова (Архипова) Тамара Егоровна и физики — Кукарцев Владимир Викторович. Все они в разное время были и моими классными руководителями. Я всю жизнь благодарен им за те знания, которые эти прекрасные преподаватели вложили в мои мозги. А ещё преподаватель зоологии и анатомии - Ольга Львовна. А фамилию, к моему стыду - не помню.  Тут срабатывало то, что отчество соответствовало предмету. А про себя называл её Оля Тигровна- ведь и подружку мою звали Оля, да и женщина была очень красивая, как моя мама. Быстрее всего она меня вряд ли помнит: я не блистал знаниями в этой области, хотя по жизни оказалось - научила Ольга Львовна многому. Как ей удалось впихнуть в мои мозги знания из области гуманитарных - я же до мозга костей технарь?
    И всегда помню свою первую учительницу: Чиркову Елену Ивановну!
    Уроки Толяна по жизни мне тоже очень пригодились. Особенно в армии. Осознание того, что можешь дать отпор, давало ощущение свободы и уверенности в себе. Парень должен уметь постоять за себя.

Продолжение Глава 3 http://proza.ru/2020/12/20/714