Рассказы о войне ветерана 566

                З Е М Л Я  Г У Д И Т

                Повесть
               
                Автор повести Олесь Гончар


  Олесь Гончар(1918-1995), полное имя — Александр Терентьевич Гончар —
украинский советский писатель, публицист и общественный деятель.
Участник Великой Отечественной войны.
Один из крупнейших представителей украинской художественной прозы
второй половины XX века. Академик АН Украины (1978).
Герой Социалистического Труда (1978). Герой Украины (2005 — посмертно).
Лауреат Ленинской (1964), двух Сталинских премий второй степени
(1948, 1949) и Государственной премии СССР (1982).

Продолжение 27 повести
Продолжение 26 — http://proza.ru/2020/12/18/941


  Пожары пылали над Южным вокзалом, над аэродромом и в центре города. Словно вырастая из-под земли, перекликались багровыми полотнищами огромные знамёна.
— Новый танковый полк, — сказал Лёня, глядя на озарённый пожарами город.
Он с благодарностью подумал о девушке Марийке из совхоза, которая, по рассказам Серёжки, до сих пор представлялась ему поэтическим образом из легенды.

  Всю ночь до самого утра команды немцев вытаскивали из развалин ресторана трупы офицеров. Утром похоронная процессия растянулась по всей Гоголевской — от памятника до фонаря, на котором недавно был повешен подросток в армейских ботинках. Хоронили на немецком кладбище, открытом с этого дня в Полтаве.
Аккуратно размеренное кладбище было, как и ресторан, только для оккупантов: nur f;r Deutsche.
А живым ещё долго по ночам грезились буйные огненные ракеты, что стремительно рвались в небо навстречу летящим братьям и, обнявшись, снопами света рассыпались над городом, освещая улицы и кварталы, как днём.

  С утра в лесу шёл бой. Стрельба слышна была во всех окружающих сёлах. Женщины-солдатки, которые из-за отсутствия скота сами впрягались в бороны, останавливались посреди пахоты и, отпустив шлеи, тревожно прислушивались.
— Хотя бы выскочили. Хотя бы спаслись.
Солнце пригревало, от земли шёл пар. Дыхание весны катилось всё увереннее — тёплое у земли и холодноватое под голубым небом.

  Немцы всё туже прижимали отряд товарища Куприяна. Они наступали с левого берега Ворсклы, стремясь оттеснить его к горе за рекой, а там уничтожить или забрать в плен. Немцам помогали полицаи, собранные ради этой операции из нескольких районов — Великобогачанского, Санжарского, Шишацкого и из самой Полтавы. Всё подгорье на правом берегу Ворсклы, покрытое лесом и кустарником, изрытое за долгие годы кручами, трещало и дымилось. Немцы пустили в ход не только пулемёты и автоматы, они палили по глинистым кручам из ротных и батальонных миномётов. Казалось, что после долгого затишья тут снова открылся фронт.

  А из всего отряда в живых остался лишь один — товарищ Куприян.
Его верные друзья по оружию, которым он ещё утром отдавал боевые приказы, навеки полегли на крутых склонах.
Без шапки, с кашне на шее, в простом пиджачке на меху, командир отряда тяжело ступал по дну глубокого оврага, по руслу которого навстречу ему, с горы, неслись мутные воды последних снегов. Слежавшиеся пласты почерневшего снега ещё задержались на теневом склоне оврага. Снег был рыхлый, ноздреватый, словно источенный жуком-древоточцем.

  Внизу, за спиной командира, весь лес гудел от беспорядочных криков наступающих, от треска стрельбы. Пули впивались в мокрую глину оврага. Командир отряда иногда поглядывал на косогор рассеянно и безразлично. Он не пригибался, не прибавлял шагу. Лишь когда многоголосая погоня, приближаясь, становилась особенно угрожающей и визгливой, он поднимался по склону, припадая к земле и цепляясь за неё руками, изредка посматривал вниз из-за своего естественного бруствера. Немцы шли рядами, раскинувшись по всей круче, стреляя на ходу вслепую. Командир отряда, не торопясь, целился и давал несколько одиночных выстрелов. Кто-то из передних хватался за грудь, крики вокруг взрывались ещё сильнее. Куприян снова спускался на дно оврага и продолжал идти с автоматом под мышкой, будто с листом бумаги, свёрнутым в трубку. Он спокойно смотрел вперёд сухими, воспалёнными глазами. Зачесанный назад чуб лежал на голове будто прилизанный — видно, шапка командира месяцами не снималась ни днём, ни ночью, плотно приглаживая его. А сейчас Куприян снял её, словно направляясь к трибуне.

  Все его товарищи остались внизу. Последними пали бригадир совхоза «Жовтень» Платон Рудченко и инструктор райкома партии Андрей Бутко, первый его помощник. Пуля попала Бутко в затылок, когда они уже поднимались по этому оврагу. Бутко, весь в глине, не вскрикнув, упал на дно ручья, и вода закипела вокруг. Товарищ Куприян запомнил, как суровое лицо Бутко словно отбеливалось на глазах.
Шум приближается, идет по пятам.
Который теперь час? Командир отряда медленно вынул из кармана тяжёлые кировские часы. Циферблат раздроблен пулей. Когда же это случилось? Как будто бы ни один выстрел не задел. По крайней мере, он ничего не почувствовал. Который же час?

  Солнце поднимается всё выше и выше. Наверное, оно ещё не в зените. До вечера далеко. Как высоко ходит солнце весной! Только бы удалось перебраться на северный склон горы! Он спустится в яр и вновь выйдет к Ворскле. Не доходя до стана третьей бригады артели «Парижская коммуна», он перейдёт реку вброд. Немцы, конечно, не знают этого брода. Им придётся искать лодки, и задержка неминуема. До вечера он успеет дойти до базы лесничества. А что, если речка так разлилась в половодье, что никаких бродов нет и в помине? Тогда он пойдёт прямо в артель «Парижская коммуна», и там ему дадут лодку. В «Парижской коммуне» у него много друзей. Участница Всесоюзной сельскохозяйственной выставки Ганна Олешко.
Её шестнадцатилетний сын Павлик был у него в отряде. Она ещё не знает, что Павлика уже нет.

                Продолжение повести следует.