Ласточка. Роман. Часть 1. Встреча

ЛАСТОЧКА

Часть 1.  Встреча

1

        - Хасан, ты же здесь хозяин, налей мне чаю, - сказал Заур, лукаво глядя на своего кузена.
        Хасан покорно встал, поставив недопитый стакан чая на блюдце, добавил Зауру заварки и стал наливать кипяток из чайника, мирно посвистывавшего до этого на кухонной плите-прометейке.
        Было утро, обычное летнее утро в городе Грозном.  Дверь кухни была настежь раскрыта, и через нее в комнату врывались запахи лета, сменяя друг друга, и бодрящий утренний холодок.  Традиция приходить в гости с ночевкой у Заура и Хасана установилась уже давно.  Принимающая сторона была обязана создавать для гостя все удобства, и в эти обязательства входило и наливание чая.
        - Вот и лето заканчивается, - сказал Заур, отпивая из стакана, - грустно всегда от этого.
        - Да уж, - ответил Хасан, - снова в школу теперь, уроки учи, домашние задания делай, телевизор не посмотришь.
        - Уроки-то учить не беда, если бы не общественная работа.  Много времени на нее уходит.
        - А ты не делай.  Зачем тебе это?
        - Мне нравится. Только очень много времени она забирает.  Вот что плохо.  Я весь восьмой класс провел, занимаясь приемом пионеров в комсомол.  Часто в райком комсомола приходилось ходить.  Соберемся группой и пешком в райком. 
        - И как у вас там все происходило? – поинтересовался Хасан.
        - Раз в месяц районный комитет комсомола проводит свои заседания в здании райкома.  Оно по соседству с тридцать четвертой школой находится.
        - Да, знаю, - согласно закивал Хасан головой.
        - Я привожу туда вступающих в комсомол.  Вопрос принятия автоматически включается в повестку дня.  Мы ждем, пока нас позовут.
        - И долго ждете? – спросил Хасан.
        - Иногда час, иногда два, иногда сразу приглашают.  Я захожу сам и начинаю вызывать кандидатов по одному.  Мне нужно их представить членам райкома, которые затем задают вопросы кандидату и мне иногда.
        - Ну и как? – не унимался Хасан, подвигая к Зауру полную чашку с малиновым вареньем, которое любила готовить его мама.
        - Что как?
        - Хорошо отвечают?
        - Да, конечно, - ответил Заур, оживившись, - мы же их готовим перед райкомом, учебы проводим. 
        Хасан скривил губы, но все же посмотрел на кузена с уважением. 
        - А ты когда думаешь вступать? – спросил Заур.
        - А я и в пионеры не вступал.  Зачем мне это?  Скучно, – ответил Хасан, допивая чай. – Давай лучше в бадминтон поиграем.  К нашим соседям приезжал офицер в гости, он в ГДР служил.  Подарил им немецкие ракетки, а я у них попросил на время. 
        - О! Давай поиграем! – воскликнул Заур, желая скорее увидеть эти немецкие ракетки. 
        Хасан тоже оживился, предвкушая турнир.  Накинув полотенце на посуду, он удалился в свою комнату, откуда вскоре вынес две ракетки и волан.
        - Ух ты! – восхитился Заур. – Я таких никогда не видел.
        Действительно, ракетки были сделаны добротно из дерева, на вес тяжеловатые, что позволяло бить по воланчику с большей силой, чем обычными, сделанными из алюминиевой трубки.  Коричневая краска и нанесенный сверху лак придавали ракеткам солидный вид какого-то настенного украшения, нежели ракеток для игры.
        - Мам! – крикнул Хасан в сторону матери, которая копала что-то в огороде. – Мы с Зауром в бадминтон играть идем.  Скоро придем.
        Тетя Рукия казалась не обратила внимания на слова сына и продолжила свое занятие, а кузены выскочили на улицу, весело размахивая ракетками и предвкушая игру.
        Улица, а вернее переулок, названный именем Александра Сержантова, представлял из себя грунтовую дорогу без какого-либо покрытия, по обеим сторонам которой стояли частные дома непохожие друг на друга.  Некоторые дома выходили окнами на улицу, а другие поглядывали на прохожих из-за заборов, построенных кое-как, но иногда и добротно.  Вдоль заборов росли фруктовые деревья: вишни, абрикосы, сливы и даже орехи.  Стояло лето, и деревья полнились своими плодами, покрытыми дорожной пылью.  Слой пыли лежал и на густой листве, отчего казалось, что деревья молят о дожде, желая поскорее прихорошиться.
        Кузены собрались было начать свой турнир, но Хасан предложил спуститься ниже по переулку, где дорога расширялась и было больше простора для игры.  Шагая рядом вприпрыжку и с нетерпением поигрывая ракетками, они поравнялись с соседом-стариком, которого окружающие уважительно звали воти Муса.  Мальчики замедлили шаг и опустили ракетки, а затем поздоровались, заметив взгляд старика в их сторону.
        - Ди дик халд хьа, воти (1), - сказали они старику в один голос, не называя его по имени из уважения. 
        - Дукха дахалда шо, бераш (2), – ответил старик, присаживаясь на скамейку перед калиткой своего дома.  Заур поймал проникающий добрый взгляд старика, исходивший из глубоко посаженных глаз, в которых светился мягкий огонек.  Его седая широкая борода добавляла доброту в этот взгляд, который уже был знаком Зауру с тех пор, как он его впервые увидел.  Было в этом старом человеке что-то родное и притягивающее.
        Мальчики выбрали место для игры в том месте, где длинный деревянный забор одного из подворья под прямым углом уходил прочь от дороги, а потом вновь продолжал свой ход в прежнем направлении, резко повернувшись под тем же прямым углом.  В результате дорога раздавалась и превращалась в этом месте в небольшую полянку, а сдвиг забора создавал угол, заросший высоким бурьяном.  Было непонятно, с какой целью так было сделано. 
        Заняв позиции, мальчики приготовились начать турнир. 
        - Хьакхосса (3)! – крикнул Заур приготовившемуся подавать Хасану.
        Заур всегда говорил на ингушском языке с кузеном, который родился и провел свое детство в Орловской области.  Общение с Зауром помогало ему выучить родной язык, но он все еще говорил на ломаном ингушском с примесью русских слов и с большим акцентом.
        - Хьалаца (4)! – выкрикнул Хасан и ударил по воланчику.
        Заур ловко парировал подачу и отправил воланчик назад, обрушив на него свою ракетку.  Тот повиновался хорошо и послушно летел назад в желаемом направлении.  Играть с такими ракетками было действительно приятно.  В перерывах между подачами Заур посматривал на свою, пытаясь понять, что ее отличает от обычной, с которой он привык играть.
        Прошло минут десять, как начался турнир.  Победитель еще не выявился, но задор от игры только увеличивался.  Воланчик летел вперед и назад, мальчики поочередно издавали крики радости от удавшихся приемов и подач или же громкие вздохи сожаления в случае промахов. 
        - Ооо! – крикнул Заур от огорчения, когда не смог достать ракеткой слишком высоко летевший волан, вдруг сделавший крутой вираж в воздухе из-за порыва ветра и упавший в том месте, где забор образовывал угол. – Юха а Iоежар (5)!
        С этими словами Заур резко повернулся назад и хотел было подбежать к углу, куда приземлился воланчик.  Угол находился за его спиной, и он не мог видеть, что там происходило.  Повернувшись, он тут же оcтановился и замер, увидев картину, которая на всю жизнь запечатлелась в его памяти.  Ноги перестали двигаться, рука с ракеткой безжизненно опустилась.  Заур смотрел перед собой, разгоряченный игрой и учащенно дыша, но ничего этого он уже не замечал.  Прямо перед ним и спиной к нему стояла девочка у того самого угла забора.  Казалось, что она боится пошевельнуться, как птичка попавшая в сеть птицелова, при виде которого решает перестать двигаться в отчаянной надежде не быть им замеченной.  Девочка смотрела прямо перед собой в этот забор.  Но на заборе ничего не было. Руки она держала впереди, прижав их к груди.  По едва заметному движению локтей было видно, что она волнуется.  Синеватое платье легко и естественно облегало юное тело в талии, которая в сочетании с тонкой шеей, слегка склоненной вперед, выдавала дивную грацию этого творения Аллаха, невесть откуда появившегося тут. 
        «Как она тут оказалась? – задавался вопросом Заур, не сводя с нее глаз. – И что она хочет разглядеть на этом заборе?»  Девочка казалась такой хрупкой и беспомощной, что любой порыв ветра мог бы сорвать ее с места и унести отсюда невесть куда, чтобы она появилась уже в другом месте.  Эта мысль Зауру не понравилась, и ему захотелось, чтобы она оставалась здесь и никуда не улетала. 
        Он посмотрел на Хасана, который почему-то лукаво улыбался ему, переводя затем взгляд на девочку.  Это привело Заура в еще большее замешательство.  Он не мог понять, что происходит.  Может Хасан знает, кто это и почему она смотрит в забор.  Чутье подсказывало ему, что причиной такого необычного поведения девочки была ее стыдливость.  Но почему она его стыдится?  Ведь она его в первый раз видит.  И взгляд Хасана говорил, что она стыдится именно его одного, а потому и отвернулась.  А может она его знает?
        В воздухе чувствовалось напряжение, которое становилось невыносимым.  Нужно было что-то делать.  Заговорить?  Заур стеснялся. О чем говорить? И зачем? Он никогда с девочками не дружил, и его воспитание в строгих ингушских традициях  подсказывало ему, что этого делать было нельзя.  А может она хочет уйти, но не решается? Голос внутри говорил ему, что надо что-то делать и немедля.  И Заур сделал самое глупое, что можно было придумать в создавшейся ситуации.  Он захотел показать девочке, как хорошо играет в бадминтон, чтобы впечатлить ее своей игрой. 
        С этой мыслью он сорвался с места, чтобы подобрать волан, затем быстро стал в позицию и с криком: «Хасан! Хьалаца (6)!» - ловко подал Хасану.  Игра продолжилась, воланчик снова полетел вперед и назад. Раз, два, три, четыре, пять… Промах.  Воланчик упал. Заур воспользовался передышкой, чтобы увидеть впечатление, которое он произвел на девочку. Повернулся и… замер.  Девочки не было.  На том месте, где она только что стояла, зияла пустота, которая мгновенно проникла в грудь бедного мальчика.  Грудь его стеснилась, и сердцу стало неуютно в ней.  Какой ветер унес ее?  Куда? Почему так быстро?
        Заур повернулся к Хасану и спросил упавшим голосом:
        - Мича яхар из (7)?
        - Убежала, – ответил Хасан.
        - Убежала туда, откуда пришла.  Вернулась назад.  Не понимаю... – лепетал Заур почти шепотом. - А кто это?
        - Это Ангуштовы. Они два года уже как здесь живут.  Несколько семей.
        - Я раньше их не замечал здесь,  – ответил Заур. – Это ингуши?
        - Да, – сказал Хасан.
        «Значит, она ингушка!» – подумал Заур.
        - Ангуштовы… Я никогда не слышал про такой тейп.  Красивая фамилия.  А как зовут эту девочку? – робко спросил он Хасана, боясь выдать свое волнение.
        - Не знаю, - ответил Хасан равнодушно. – Играть будешь?
        Играть Зауру расхотелось, но, не желая обижать кузена, подал ему воланчик.  Турнир продолжился, но игра не клеилась, воланчик все время падал.  Казалось, что и ему расхотелось играть.  Заур пропускал подачи, что под конец надоело Хасану, который и предложил вернуться домой.
        Кузены молча поплелись домой, каждый думал о своем.  О чем думал Хасан догадаться было трудно, но мысли Заура были полностью заняты только что увиденным и столь быстро растаявшим видением, так похожим на сладкий сон, от которого никак не хочется просыпаться.  Ему отчаянно хотелось вернуться назад в этот сон и оставаться там сколь угодно долго, но вместо этого перед глазами маячила пыльная грунтовая дорога, которую назвали переулком имени Александра Сержантова.
__________
1.  Доброго дня вам, дядя
2.  Живите долго, ребята
3.  Кидай!
4.  Лови!
5.  Снова упал.
6.  Хасан!  Лови!
7.  Куда она пропала?



2

        Прошла неделя.  Летние каникулы заканчивались.  Заур сидел на диване на веранде своего дома.  День подходил к концу.  Шел теплый летний дождь, но из-за резких порывов ветра его то и дело обдавало холодной водяной пылью, отчего по всему телу пробегали мурашки.  Ветер не давал покоя тополям и акациям, стоявшим вдоль забора его родной школы номер 25, которая находилась совсем рядом по соседству с его домом.  Деревья склонялись и гнулись, не желая подчиняться ветру, а когда он оставлял их на мгновенье в покое, тут же выпрямлялись, пытаясь доказать ему свою непокорность.  С каждым порывом ветра густая листва деревьев издавала дружный шепот, жалуясь ветру на доставленное беспокойство.  И этот дождь, и этот шум листвы вперемежку с дождепадом пытались убаюкать Заура, который сидел на диване, обхватив коленки и положив на них подбородок.  По телу разливалась сладкая грусть.  Дождь прерывистыми ручейками падал с волнистого шифера, которым была покрыта крыша отчего дома.  Множество таких ручейков маячило перед глазами, пытаясь прервать задумчивость подростка.  Детство и отрочество безвозвратно ушли в прошлое.  Наступила пора юности.  Ему исполнилось 15 лет, этой осенью начинался 9-ый класс в средней школе.  Отныне он старшеклассник. Учиться и познавать он любил, но тревожила неизбежная занятость из-за общественной работы, которая оставляла мало времени для учебы.  Снова беготня, снова заседания комитета комсомола, снова отчеты о проделанной работе.  Он не задумывался о смысле всего этого.  Так было надо, и он старался все делать, как надо.  Так он и понимал смысл слова сознательность, когда нужно чувствовать себя ответственным за происходящее вокруг, когда нужно активно участвовать в жизни общества, в котором живешь.  Таких называли активистами, активными членами общества.  Неактивистом Заур себя не видел, а поэтому охотно соглашался делать любую общественную работу.  Он с уважением смотрел на комсомольских активистов-старшеклассников.  Какие они серьезные, целеустремленные.  Они были для него авторитетом, и он хотел быть на них похожим.  Заур часто замечал, как эти ребята обсуждают жизнь школы с учителями, завучами и даже с самим директором школы.  Ему всегда казалось такое положение в школе недосягаемым для себя, но этим летом его вызвала к себе в кабинет завуч школы Валентина Ивановна.  Его усердие в работе по приему новых членов в ряды комсомола было замечено в райкоме ВЛКСМ, и после консультаций с администрацией школы он был рекомендован на пост секретаря комитета комсомола школы.  Об этом он узнал от Валентины Ивановны, которая пожелала ему успехов и обещала свою поддержку.  Заур выслушал новость и с радостью и с тревогой.  Тревогу вызывала неизбежная занятость в связи с общественной нагрузкой.
        Небо внезапно осветилось молнией, последовал сильный грохот грома, раскатившийся по всему небу и в одно мгновение ушедший за горизонт.  Мысли Заура прервались.  Его все это время беспокоило что-то, и он призадумался над тем, что бы это могло быть.  «Та девочка», - вдруг вспомнил он.  Сразу же забылись школа, комсомол, общественная нагрузка.  Он так и не увидел ее лица, но пережитое было достаточным, чтобы Заур почувствовал к ней сильное влечение.  Мысль о том, что именно он явился причиной ее волнения и стыдливости в тот момент игры в бадминтон, не давала ему покоя, радовала и наполняла сердце теплом.  Он уже знал, где она живет.  Но как ее увидеть снова?  Что ей сказать при встрече? И почему она не ходит в его школу? Средняя школа №25 была ближайшей к ее дому. А может с нового учебного года она в двадцать пятую перейдет учиться?  «Если она и учится в другой школе, то должна будет перейти в нашу из-за близости к дому», - подумал он с облегчением и почувствовал, как с него упал груз прежних вопросов.  Ну да!  И тогда он сможет с ней общаться сколь угодно долго.  Может даже быть, что она окажется в одном с ним классе.  От этих мыслей ему стало легко и вольно.  Он радостно вскочил с дивана и побежал во времянку, шлепая по дождевой воде, которая мчалась по асфальту прочь со двора. 
        Времянкой назывался отдельный стоящий во дворе дом в одну или две комнаты с непременным навесом, образованным продолжением крыши.  Там и протекала вся активная жизнь вейнахских семей.  Зимой - в доме, а летом - под навесом.  Это была и кухня и гостиная одновременно.  Здесь кушали, здесь обсуждали новости, здесь принимали решения.  Заур забежал под навес.  Мама уже включила свет и прилегла на диване под навесом.  Услышав шум, она открыла глаза и, убедившись, кто пришел, снова их закрыла.  Он не стал ее беспокоить и присел за низенький столик перед диваном, за которым семья собиралась, чтобы покушать.  На столе стояла любимая жареная картошка, приготовленная особенным маминым образом.  Так ее не готовили нигде больше.  Он принялся за эту картошку, все время поглядывая на маму, которая казалась не замечала его присутствия.  Милая добрая мама…  Самое родное, что есть у человека.  Ему хотелось всегда доставлять ей только радость, но как часто все заканчивалось огорчениями.  Почему так происходит?
        - Чай свежий, можешь не заваривать, - сказала мама, не открывая глаз. 
        - Хорошо, - ответил он.
        «Может спросить маму про этих Ангуштовых? - подумал Заур. – Нет, не буду беспокоить.  Пусть отдыхает».  Он никогда не слышал в доме про этот тейп.  Скорее всего ей ничего о них неизвестно. 
        - Заур, - позвала мама, - нужно завтра сходить к тете Рукие. Сходишь?
        - Да, конечно! – с готовностью ответил Заур, чем немного удивил маму.  Он обычно раздумывал минутку перед тем, как ответить утвердительно, а тут такой энтузиазм. – И что ей сказать?
        - Скажи, собирается ли она поехать в Назрань в это воскресенье.
        - Хорошо, Зейнаб, - ответил он.  Так звали маму.  В его семье к маме обращались по имени. 
        - Если да, то пусть зайдет к нам перед отъездом.  Я поеду с ней.
        Допив свой чай и стараясь не делать шума, Заур удалился в головной дом смотреть телевизор.  Помимо времянки ингуши строили головной дом, предназначенный в основном для детей.  Там они делали уроки, играли, смотрели телевизор и занимались прочими своими детскими делами.  Гостей принимали во времянке, а почетных гостей принимали в отдельной комнате в головном доме, которая всегда пустовала из-за такого предназначения.
        Перед телевизором уже сидел его брат, развалившись на диване.  Шел какой-то фильм.
        - Давно начался? – спросил Заур, присаживаясь на стул.
        - Нет, - сухо ответил брат, не обращая на него внимания. 
        На черно-белом экране телевизора бегали и суетились люди, о чем-то эмоционально говорили и спорили.  Он постарался понять суть происходящего, но не смог.  Его мысли были о завтрашнем дне, когда он пойдет к тете Рукие мимо дома той девочки.  Он надеялся, что произойдет чудо и увидит ее.  А если нет, то еще будет шанс увидеть ее на обратном пути домой. 


3

        На следующее утро Заур выскочил на улицу, едва позавтракав.  Его дом стоял в самом начале переулка улицы имени Сергея Горина, с которым пересекалась улица имени Андреева.  Он никогда не задумывался, кто были эти Сергей Горин и Андреев.  Наверное, герои Великой Отечественной войны или гражданской.  Эти имена всегда оставались для него всего лишь названиями улицы и переулка.  Достигнув Андреевской, он свернул направо и стал подниматься по ней.  Пересек Запорожскую, Бакинскую, второй переулок Сергея Горина…  Он замедлил шаг.  Сердце стало биться чаще, он заволновался.  А вдруг не повезет.  Вот и ее дом. 
        Из-за прошедшего дождя кругом была слякоть, но за ночь земля успела просохнуть местами.  Заур старался не попадать ногами в лужи, выискивая места посуше.  Шагая таким образом, он поравнялся с небольшими деревянными воротами ее дома.  В одной из створок ворот была вырезана дверь для входа во двор людей.  Заур удивлялся, как много раз он проходил мимо этих ворот и никогда не замечал перед ними ни одного живого существа.  По стилю дома он заключил, что здесь раньше жили русские, которые куда-то уехали, продав его.  И на этот раз возле него не было ни души.  Ее дом выходил окнами на улицу.  Он прошел мимо ворот и остановился у окна.  Прислушался.  Из дома доносились звуки пианино.  Кто-то пытался набирать ноту, но не совсем успешно.  «Странно, - подумал он, - она еще и на пианино играет?  Это должна быть очень культурная семья.»
        Долго так стоять было нельзя.  Он нехотя пошел дальше, оглядываясь все время на ворота в надежде, что хоть кто-то оттуда выйдет.  На обратном пути его также ждала неудача. 
        Он пришел домой в плохом настроении.
        - Ну что, передал тете Рукие, что я сказала? – спросила мама.
        - Да, - ответил Заур, - сказала, что непременно зайдет. 
        - А почему ты такой грустный? – спросила мама, с любопытством поглядывая на сына. – У них там все в порядке?
        - Да, все у них хорошо.  Сказала, что зайдет, - повторил Заур, стараясь не отвечать на первый вопрос мамы.
        Они находились в комнате времянки.  Мама перекладывала вещи в деревянном сундуке, стоявшем у двери, что-то говоря про себя.  На стене на самом видном месте в зеленоватого цвета мешочке, который сшила мама, висел Коран.  Самое оберегаемое и хранимое сокровище семьи.  Это был арабский Коран, неизвестно каким чудом сохранившийся в семье за годы депортации.  Отец читал его каждый день после утренней молитвы, хотя и не знал арабского языка.  Заур мог видеть его пожелтевшие страницы, завтракая перед уходом в школу и наблюдая за отцом.  Сам же он не смел к нему притрагиваться без разрешения отца.  Он не совсем понимал такого трепетного отношения в семье к этой книге, но догадывался, что это было связано с Богом, а поэтому и не задавал лишних вопросов.
        - Заур, положи мне коврик для молитвы, - мягко сказал вошедший отец, набирая воду в кумган для омовения. 
        Положив коврик в направлении киблы (1), Заур вышел из времянки.  Впереди был целый день, и он от нечего делать вышел на улицу в надежде встретить кого-нибудь из знакомых.  Обогнув угол забора школы, сделанного из сборного фигурного бетона, он побрел вдоль него к улице Ленина. Из школьного двора доносились крики ребятни, гонявшей мяч.  Вот и родной хлебный магазин на углу.  Он остановился, огляделся.  Люди входили в магазин и выходили, спешили по своим делам.  На улице Ленина всегда было много машин, мчавшихся в город и из города.  Это была южная окраина города, за которой начиналась возвышенность, покрытая лесом.  Заур повернул направо в сторону школы.  Пройдя мимо продовольственного магазина, напротив которого находилась остановка автобуса, он подошел к маленькой лавчонке, окошко которой было забито досками, а на двери висел проржавевший амбарный замок, который так никогда и не открывался с тех пор, как его повесили тут много лет тому назад.  В этой лавке когда-то уже давным-давно продавали мороженое.  Заур помнил то время.  Начало семидесятых...  Мороженое было разных сортов, он помнил их названия и кусачие для детского кармана цены: ореховое – 28 копеек, самое дорогое и вкусное; ленинградское – 22 копейки, в шоколаде; пломбир в вафельном стакане – 19 копеек; пломбир в картонном стакане – 19 копеек; пломбир в бумажной обертке – 15 копеек; шербетное в картонном стакане – 11 копеек.  Шербетное он не любил.  Дни, когда приезжала машина с мороженым, были праздником для детворы, которая сбегалась отовсюду, как пчелы на мед, держа в твердо зажатой руке драгоценную мелочь, которую им дали родители.  Некоторых детей сопровождали мамы или папы.  От нетерпения детей скорее отведать лакомство очередь перед окошком лавки быстро превращалась в шумный детский рой, из которого торчали редкие взрослые.  Счастливчики, успевшие уже купить мороженое, стояли тут же рядом, и кто лизал, а кто ковырял палочкой в картонном стаканчике, а кто пытался поймать языком растаявшее и капающее на землю мороженое.
        Но в один положенный день машина не приехала, и на следующий день тоже не приехала. Потом прошла неделя, потом месяц, год…  И эпопея счастья с мороженым стала историей и воспоминанием детства.  И только эта забитая досками лавка и ржавый амбарный замок напоминали о детских страстях, кипевших когда-то давным-давно на этом самом месте. 
Заур посмотрел на группу мальчишек, проходивших мимо обувной мастерской, стоявшей напротив и чуть в сторонке от лавки.  Новое поколение, не познавшее того мороженого рая…
        Он последовал далее по тротуару вслед за мальчишками.  В этом месте школьный забор вновь выходил к улице Ленина.  А вот и главный вход в школу: металлические решетчатые ворота для машин и дверь.  Дверь никогда не закрывалась на замок.  Он вошел во двор.  Ни души.  Посмотрел наверх.  Прямо над главным входом над карнизом трехэтажного здания с плоской крышей возвышался декоративный вертикальный выступ, на котором был выложен год построения школы – 1958.  Сейчас стоял август 1981 года.  «Двадцать три года школе, - подумал Заур, - сколько же судеб через нее прошло за это время?  Теперь наша очередь.»  Пройдет всего несколько дней, и вся школа наполнится криками детей.  Все в ней оживится и придет в движение.  Но сейчас стояла тишина, прерываемая лишь чириканием воробьев да шумом проезжающих мимо автомобилей.
        Кто-то вышел из-за угла школы и направился к нему.  Это оказался Ахмад Гайтаров, его одноклассник. 
        - Ты что тут делаешь? – спросил Ахмад, радостно улыбаясь Зауру.
        - Гуляю от нечего делать, - ответил Заур. - А ты?
        - А я смотрел, как детвора в футбол играет.  Так смешно!  – сказал Ахмад улыбаясь. – В каждой команде по пять человек, всего десять, и все десять бегают за мячом.  Куда мяч – туда и они.  Такое впечатление, что не они за мячом бегают, а мяч их за собой таскает.
        - И мы такие были, - улыбнулся Заур. – А ты куда собрался?
        - Хотел в «Рассвет» зайти.
        Так назывался магазин хозяйственных товаров в трехстах метрах от школы. 
        - Я пойду с тобой, - сказал Заур, и друзья направились к выходу из школы, обсуждая свои дела.
        Улица Ленина считалась главной улицей города.  Она начиналась в центре города и продолжалась до самой городской окраины, где и стояла средняя школа №25.  Еще не достигнув школы, она широко раздавалась настолько, что в середине ее устроили аллею для пешеходов.  По сторонам аллеи посадили клены.  На окраинах города улицы никогда не чистились, если не считать школьные субботники, во время которых учащихся близлежащих школ в добровольно-принудительном порядке вынуждали лопатами и метлами, принесенными из дома, делать работу муниципальных органов.  В летние дни в воздухе часто стояла пыль, поднимаемая машинами, которая густым слоем оседала на листьях кленов.  Но после дождя гулять по такой аллее было одно удовольствие.  Прихорошившиеся после дождя клены благосклонно встречали и провожали гуляющих и просто шагающих по аллее людей. 
        Заур и Ахмад зашагали по этой аллее, выйдя со двора школы.  С удовольствием вдыхая прохладный и свежий после вчерашнего обильного ливня воздух, не успевший разогреться от летнего солнца, друзья дошли до «Рассвета».
        - Ну, я пришел, куда мне надо.  Идешь со мной? - сказал Ахмад.
        - Нет, спасибо, – ответил Заур, - хочу еще погулять.
        - Хорошо, давай тогда, бывай, - махнул Ахмад ему рукой и собрался уже перейти улицу, как Заур вновь обратился к нему.
        - Ахмад, ты знаешь эту семью… Ангуштовы?  Они недалеко от вас купили дом недавно.
        - Да, - ответил Ахмад, - давно уже, года два назад. А что?
        - Два года?  У них разве нет детей?
        - Почему нет?  Есть.
        - А почему они не учатся в нашей школе? 
        - Учатся, - ответил Ахмад, удивившись вопросу. - Они все в младших классах.  Ты просто не интересовался.  В классе ниже тоже учится одна Ангуштова. 
        - Да? А кто?
        - Ее зовут Лейла.
        - А, Лейлу я знаю.  Так она Ангуштова?
        - Да.
        - А у нее есть постарше сестры? – не унимался Заур, благодаря в душе Ахмада за его терпение и отзывчивость. 
        - Есть, но не родные, а двоюродные.  Только они в другую школу ходят, в 46-ую.
        - А как их зовут?
        - Одну зовут Заира, другую Захра.  Больше не знаю.  Я не уверен. Может, я ошибаюсь.
        - Ну хорошо.  Спасибо тебе, Ахмад, – сказал Заур, боясь надоесть ему своими расспросами.
        Ахмад направился в сторону магазина, оставив Заура одного на аллее, а тот продолжил свой путь в пустой надежде повстречаться с этой таинственной двоюродной сестрой Лейлы, которую зовут то ли Заира, то ли Захра и которая почему-то ходит в другую школу, когда есть  25-ая, что находится гораздо ближе к ее дому.
__________
1.  Кибла – направление в сторону Мекки, в которое становятся мусульмане во время обязательной молитвы.


4

        В тот день, когда Заур гулял по кленовой аллее, думая о ней, Захра встала рано, так как накануне запланировала с мамой поехать в центр города, чтобы купить необходимое к началу учебного года.  День оказался неудачным.  Посетив двухэтажный универмаг на проспекте Победы и ничего там не купив, они зашли в пару других магазинов одежды.  Дефицит.  Это слово знали и взрослые, и дети, и оно означало отсутствие качественных товаров.  Под этим словом также подразумевали качественные импортные товары из капиталистических стран, которые, согласно умозаключениям основоположников коммунизма, должны были уже давно сгнить и стать социалистическими. 
        Магазины были заполнены ширпотребом.  Это было другое слово той эпохи и означало товары широкого народного потребления.  Потребление же было далеко не широким, так как люди предпочитали покупать на барахолках, которые устраивались то тут, то там по всей стране рабочих и крестьян.  Справедливости ради нужно отметить, что ширпотреб бывал довольно добротно изготовленным и хорошего качества, но он был безвкусным.  Безвкусица отталкивала граждан самого передового в мире социалистического общества от этого черно-белого однообразия.
        Захре было грустно.  Она очень мечтала купить новое платье, которое уже давно нарисовала у себя в воображении.  Слабая надежда купить такое платье быстро исчезло.  Они зашли с мамой в магазин «Детский мир», который находился в самом начале проспекта Революции.  Купив там школьные принадлежности, они с мамой направились к остановке автобуса, которого пришлось ждать долго, как всегда.  Время было уже почти полуденным, от вчерашнего ливня в воздухе чувствовалась свежесть, которая радовала и поднимала настроение и которая быстро отогнала прочь нахлынувшую из-за некупленного платья грусть.
        Гремя своими окнами, дверьми и плохо закрепленными листами облицовки, подошел покривившийся от старости автобус марки ЛиАЗ оранжевого цвета, ходивший по родному маршруту №5.  Грозненцы так его и называли – пятерка.  Оранжевыми автобусы были не всегда.  Но вот однажды по решению какого-то большого начальника их всех стали перекрашивать в оранжевый цвет, и очень скоро стало трудно найти ЛиАЗы другого цвета.  Наверно, оранжевую краску где-то на каком-то социалистическом заводе произвели немерно, стараясь выполнить и перевыполнить план.  А так как Госплан не был способен учитывать реальную потребность страны в этой краске, несмотря на все его заверения в противоположном, стали думать, кому бы ее спихнуть.  И спихнули на Минавтотранс.
        Автобус был на редкость пустой.  Впрочем, это было нормально, так как час-пик уже давно прошел.  Мама и дочь уселись на сиденье в передней площадке автобуса.  Захра стала наблюдать за пассажирами.  Напротив нее сидел приятного вида старик с густой седой бородой.  Она его уже знала, это был их дальний сосед воти Муса.  Мама поздоровалась с ним, входя в автобус.  Захра тоже вслед за мамой пожелала ему доброго дня.  Старик ответил на приветствие широкой улыбкой и пожеланиями всего наилучшего.
        У дверей стояли две девушки в косынках, а вернее в полосках, и живо, не стесняясь присутствующих пассажиров, обсуждали какие-то свои дела.  Наверное, студентки грозненского университета.  А полосками называли то, что оставалась от косынки, когда ее сложат так, что она становилась уже шарфиком, которым обвязывали голову.  Эволюция.  Процесс раздевания женщины начался на Кавказе уже давно, еще в 1917 году.  Женское платье становилось все более и более коротким, тело обнажалось все больше и больше.  Соответственно и косынка прошла свой длительный эволюционный путь от полного покрывала, закрывавшего голову и шею за исключением лица, до тонкой полоски, чье истинное предназначение заключалось теперь в том, чтобы избежать людских проклятий.  Как говорила мама Захры: «Наха наIалт аргдоацаш (1).»  По этим полоскам можно было безошибочно определить, что перед тобой или ингушки, или чеченки.
        На остановке, названной «Улица им. Дзержинского», автобус подобрал группу женщин с сумками и пошел дальше.  Следующая остановка называлась «Кинотеатр «Родина».  Со своего места встал подросток лет четырнадцати маленького роста, ровесник Захры, и подошел к увлеченно беседовавшим девушкам в полосках, которые закрывали собою выход из автобуса, начавший уже притормаживать для остановки.  Не найдя способа пройти мимо девушек, не беспокоя их, парень робко поднял глаза и обратился к ним с вопросом на русском языке:
        - У «Родины» выходите?
        Реакция девушек была мгновенной.  Устремив на бедного подростка испепеляющий взгляд, они почти в один голос выкрикнули:
        - Сам ты уродина!
        Парень в ответ захлопал глазами, не понимая причины их столь бурной реакции.  Промычав что-то про себя и не зная, что им ответить, он выступил вперед, чтобы таким образом пробить себе путь между этими грубиянками, которые только в этот момент и поняли, чего от них добивался бедный парень.
        - Ой, извини!  Выходим, да, выходим, – стали они повторять, покраснев от стыда.  А потом, отвернувшись к двери, чтобы не видеть взгляды пассажиров, молча дождались открытия дверей, и, прикрывая рот, чтобы удержать свой смех, быстро удалились.
        Автобус продолжил свой путь.  Пассажиры старались сдержать смех, но кое-кого прорвало. 
        - Ой, не могу! - сказала одна из женщин с сумками, громко хохоча. – Бедный парень.
        Захра посмотрела на маму, которая тоже прикрыла рот, чтобы не засмеяться.  «Что тут смешного?» – думала она, но все же было приятно видеть свою маму улыбающуюся и в хорошем настроении.  Старик не смеялся и не улыбался. 
        - Раньше девушки так себя не вели, - сказал он задумчиво, посмотрев на маму и желая найти в ее глазах поддержку своим словам.
        Улыбка сошла с лица мамы, она положила руку на сумку и посмотрела на старика, который перевел свой взгляд на Захру.  Девушка стыдливо и робко опустила глаза из уважения к нему.
        - Хьай чIагарг лораделахь (2), - сказал он маме, которая в ответ с улыбкой посмотрела на рядом сидевшую дочь.
        Захра взглянула на старика с любопытством и подумала: “Почему он меня так назвал?  Какое ему дело до меня?”
        - Остановка «Улица Пионерская», громко объявила женщина-кондуктор на удивление пассажирам.  Почему не объявляла о других остановках, а эту объявила? 
        Пассажиры же продолжали обсуждать случившееся, громко смеясь и предвкушая, как они будут рассказывать об этом своим друзьям и родственникам. 
        - «Магазин «Богатырь», - не унималась кондуктор.
        Следующая остановка называлась «Площадь «Минутка», но тут кондуктору надоело объявлять названия остановок, и она стала копаться в своей кондукторской сумке, прикидывая на глаз дневную выручку. По-видимому, это занятие было для нее более важным.  Затем, оторвавшись от сумки, она громко, как бы вспомнив чего-то, произнесла на весь автобус:
        - Граждане пассажиры, не забудьте оплатить проезд.
        Согласно легенде, ходившей в городе Грозном, эту площадь назвали «Минутка» из-за железной дороги, проходившей рядом с ней.  В давние времена поезда здесь не останавливались.  Впрочем, они не останавливались и сейчас.  Но тогда люди просили машиниста остановить паровоз на этом месте на минутку, чтобы позволить им сойти, сократив таким образом их путь до своих домов, находившихся поблизости.
        Автобус продолжил свой путь и дошел до остановки «Общежитие».  Как будто вдруг что-то вспомнив, мама обратилась к дочери:
        - Захра, выйдем на «Луче», посмотрим, что там.
        «Луч» – это следующая остановка.  Она получила такое название из-за магазина военторга «Луч», который стоял на улице Ленина в районе военного городка из пятиэтажек, в которых жили семьи офицеров, несших службу в рядом стоявшей воинской части или же уже вышедших на пенсию и решивших остаться жить в Грозном.  Магазин построили для обслуживания нужд этих офицерских семей, но вход туда был открыт для всего населения.  На втором этаже находился небольшой универмаг, а на первом этаже продавали продукты питания.  В универмаге их тоже ожидало разочарование.  Спустившись вниз, они купили сладостей к чаю и хлеба.  Оставшийся путь до дома мать и дочь решили пройти пешком.  К этому их вдохновила аллея посередине улицы, которая приветливо кивала им кронами чистеньких от прошедшего дождя кленов и приглашала их прогуляться по ее умытому асфальту.
__________
1.  Для избежания людских проклятий.
2.  Береги свою ласточку.



5

        Засунув руки в карманы брюк, Заур неторопливо шагал по аллее.  Редкие прохожие проходили мимо, не обращая на него никакого внимания.  Да и зачем им обращать на него внимание?  Из окна пятиэтажки справа от него стали доноситься звуки новой популярной песни.  Пела Алла Пугачева «Старинные часы»:

                "Жизнь невозможно повернуть назад,
                И время ни на миг не остановишь.
                Пусть неоглядна ночь и одинок мой дом,
                Еще идут старинные часы."

        Заур стал повторять про себя слова припева, которые смог запомнить.  Он посмотрел вдаль аллеи, два ровных ряда кленов сходились там вдалеке в одной точке.  Как же чудесно устроен этот мир!  Он никак не мог объяснить себе явление сужения дорог, когда смотришь вдаль.  Что это?  Обман зрения?  Непонятное оптическое явление?  Ведь на самом деле ряды кленов не пересекаются, а кажется, что пересекаются.  Раздумывая об этом чуде и все еще смотря впереди себя вдаль, он заметил, как из магазина «Луч» на аллею вышли две женщины.  Приблизившись немного, он догадался, что это была мать со своей дочерью.  Дочь держала маму за локоть, стараясь прижаться к ней настолько, насколько позволяла ходьба.  Они о чем-то разговаривали, смотря себе под ноги и иногда по сторонам.  «Вот и еще прохожие идут мне навстречу, - сказал себе Заур, но тут же понял, что это были не обычные прохожие.  Он где-то уже видел это.  Сердце Заура забилось чаще.  Да, кажется это она, та девочка.  Но здесь она ему показалась гораздо старше.  Оптический обман?  Наверно, рядом со своей высокого роста мамой она показалось ему выше, чем есть, и оттого старше.
        «Что делать? – заметался он в вопросах. – Поздороваться?  Но это совершенно незнакомые мне люди.  Пройти мимо, сделав вид, что не заметил?  Но я же искал этой встречи, я мечтал о ней.  И вот она перед тобой.  Заговорить?  Исключено в присутствии матери.  Да и о чем с ними говорить-то?»
        Расстояние между ними неумолимо уменьшалось.  Оставалось каких-то десять метров.  Заур устремил свой взгляд на девочку, стараясь запомнить ее лицо.  Он и раньше старался представить себе, каким оно могло бы быть.  Теперь наступил конец гаданиям.  К его радости мама девочки была занята своим разговором и не замечала его.  Но девочка его заметила… Да, так и есть, заметила.  Он уловил по ее губам, как она, увидев его, запнулась на полуслове, а потом прижалась к маме еще больше, стараясь зайти за ее спину, чтобы спрятаться за ней, как детеныш газели пытается спрятаться за маму при виде опасности.  Ее лицо показалось ему настолько родным, что он почувствовал в ней свою сестренку, которую давно не видел и которая еще не знает, что он ее родной брат.  В этом возрасте все девочки красивые.  Заур знал об этом из книг, которых прочитал гору, и с тех пор он пытался понять, что это означает, так как ему казалось, что это не совсем так.  Но во взгляде этой девочки было что-то непонятное, неземное, неестественное.  И эти широко расставленные глаза, придававшие взгляду необычный шарм...
        Пять метров.  Заур улыбнулся девочке.  Должно было быть, что улыбка его излучила столько приветливости и радости, что могла бы осветить тенистую аллею в ясный солнечный день.  Иначе как объяснить ту улыбку на ее лице, которая сменила испуг при его виде?  Да, она ему улыбнулась.  Значит, она неравнодушна.  Значит, волнение ее при той их первой внезапной встрече во время игры в бадминтон было не случайностью.  Зауру стало легко, он почувствовал сильное желание взлететь и кружится над ними до самого их дома.
        Два метра.  Ее лицо полностью скрылось за спиной матери.  Он мог видеть только ее плечо, то самое плечо, которое он увидел в момент ее столь краткого появления во время игры в бадминтон.  В это время мама девочки посмотрела перед собой и заметила молодого человека, лицо которого светилось радостью.  Явление для нее было необычное.  Заур тут же опустил взгляд на асфальт, стараясь таким образом выразить к ней уважение, что не осталось ею незамеченным.
        Они поравнялись.  Он взглянул налево и увидел девочку в профиль.  Пройдя немного дальше он остановился и оглянулся.  Мать и дочь удалялись от него все дальше и дальше.  Ему захотелось побежать и догнать их, представиться, кто он, объяснить, чего он хочет.  «А чего я хочу? – задался он вопросом и не смог найти ответа.  Так он и стоял, смотря им вослед, пока они не превратились в две маленькие вертикальные черточки, неумолимо зажатые с обеих сторон между двумя стройными рядами кленов.  Радость Заура сменилась пустотой на душе.  Он побрел домой, гоняя перед собой как мячик камешек, случайно оказавшийся на его пути.
        А в это время немного озадаченная мать Захры не удержалась и спросила дочь:
        - Ты заметила этого паренька?  Он мне такой реверанс отвесил.  Я его не знаю.  Может ты знаешь? – спросила она Захру с некоторым подозрением.
        - Нет, не знаю, – ответила Захра. – В нашей школе такой не учится.  Возможно, что он живет рядом с нами где-то и знает, кто мы.
        Захра была очень довольна тем, что мама его заметила и что ей понравилось его поведение. Добравшись до дома, они прошли мимо старой женщины, сидевшей на скамейке у крыльца своего дома.  Это была баба Дуся, их соседка, состарившаяся терская казачка.  На ее изборожденном морщинами лице еще оставались следы былой красоты, которые можно было заметить лишь внимательно приглядевшись.  Поздоровались, обменялись вопросами о житие-бытие, расстались.  Захре захотелось поговорить с этой старой женщиной, задать ей свои девичьи вопросы, которых она боялась задавать маме и сестрам.  Но нет, не сейчас. Попозже.
        С такими мыслями они вошли к себе во двор.  Обед был уже готов, сестры все приготовили, и Захра с большим аппетитом съела целый чIапалг (1).  Мысли ее возвратились к тому парню.  Она видела его сегодня уже во второй раз.  В тот день, когда он играл в бадминтон, Захра шла в гости к своей двоюродной сестре и ровеснице Лейле.  Она всегда ходила к ней в гости по этой дороге. И вот впервые там оказалось препятствие.  Два подростка одного с нею возраста играли на ее пути в бадминтон.  Там никто до этого не играл ни в какие игры.  Она не знала, что ей делать, и испугалась.  Пройти мимо, как обычно, или же выбрать другую дорогу?  А что они подумают, если увидят, как она возвращается назад?  Вернее сказать, не они, а он, тот, который лицом к ней играет.  Второй ее не видел, так как был спиной к ней.  Она набралась смелости и пошла вперед.  Захра была уже очень близко, когда брошенный воланчик приземлился у ее ног.  Она рефлекторно хотела было наклониться, чтобы поднять его и передать этому, который был к ней спиной, когда тот огорченно выкрикнул на чистом ингушском языке:
        - Оо! Юха а Iоежар (2).
        С этими словами он повернулся, и Захра успела увидеть его лицо краешком глаза.  Она почувствовала сильное волнение, забыла про воланчик и резко отвернулась к забору.  Что делать?  Бежать?  Но это же глупо.  Стоять вот так, глядя в забор?  Что они подумают?  Ей нечасто приходилось слышать в городе Грозном ингушскую речь.  И когда такое происходило, ей это было очень приятно, так как напоминало про детские годы, проведенные в городе Малгобек среди ингушской детворы.
        И вот она снова услышала эту родную речь, но уже здесь в городе Грозном.  И эти мальчики, ее ровесники, показались ей совсем родными.  А может они тоже из Малгобека?  Может они тоже были там среди той детворы?
        Секунды шли одна за другой.  Наступило молчание.  Она не знала, что происходило за ее спиной, и это ее пугало еще больше.  Из-за неизвестности Захра нервно теребила пальцы рук, прижатых к груди.  Эти несколько секунд показались ей вечностью, как вдруг она услышала крик того мальчика:
        - Хасан! Хьалаца (3)!
        Это успокоило Захру.  Значит, они продолжили игру.  Значит, им теперь не до нее.  «Беги!» – сказала она себе и метнулась бесшумно назад, как кошка.
        Захра вновь и вновь воспроизводила в памяти то короткое мгновение, когда парень, игравший спиной к ней, повернулся лицом.  Он ей сразу понравился, с первого взгляда, хотя она потом и боялась в этом себе признаться.  Странно было все это.  Столько ребят и в школе и вокруг, но ничего подобного при их виде с ней не происходило.  А этот оказался особенный.  И чего в нем было такого особенного? Тайна эта немного приоткрылась для Захры сегодня при той неожиданной встрече на кленовой аллее. Эти глаза… да, эти живые глаза и... эта улыбка, такая умиротворяющая, такая притягивающая. Наверно, причина крылась в этом. Но нет, нет, ни глаз, ни улыбки Захра в тот день первой встречи не видела.  Тогда что?  Захра слышала от взрослых, что души человеческие уже существовали до появления их в этом земном мире.  Может быть, там, в предыдущем мире, они были вместе и, встретившись в этом земном мире, узнали друг друга с первого взгляда? Тут Захра встрепенулась и отряхнулась от своих мыслей.  Она подумала, что зашла слишком далеко в своих раздумьях про парня.
        Поблагодарив Аллаха за еду, Захра встала из-за стола и выглянула на улицу.  Старуха все еще сидела на скамейке, задумчиво глядя перед собой.  Она подошла и снова поздоровалась с ней, попросив разрешения присесть рядышком. 
        - Садись, дочка, - ответила баба Дуся приветливо. - Скоро в школу тебе?
        - Да.  Девятый класс, – вдохновенно ответила Захра.
        - Девятый класс, - повторила баба Дуся, прикидывая что-то в уме. – Мальчики еще не липнут?
        Захра испугалась такого откровенного начала, но в конце концов она и пришла сюда пооткровенничать с этой старухой.
        - Нет, а почему они должны ко мне липнуть?  Пусть только попробуют.
        Баба Дуся в ответ снисходительно улыбнулась, повернувшись к ней головой.  Помолчала.
        - Значит, будут липнуть.  Но ты их никогда не впускай в свое сердце, дочка.  Не впускай.  Предадут они тебя, сердца их непостоянны.
        Захра не совсем понимала, о чем говорит эта старая женщина.  Вернее, понимать понимала, но до нее не совсем доходил смысл ее слов.  Причем тут предательство?
        - Баба Дуся, а что значит не впускай в свое сердце? – спросила Захра, не скрывая свое любопытство.
        - Это значит, не влюбляйся по уши ни в кого.  Пусть они всегда сомневаются в твоей любви, держи их на расстоянии, не подпускай к себе близко, но и не отпускай.
        Голос бабы Дуси изменился.  Захре стала не по себе.  Ей захотелось уйти, но соседка продолжила, немного успокоившись.
        - Был у меня, дочка, один парень в молодые годы.  Я была в него влюблена, я была готова пойти с ним на край света.  А у него была еще другая, и он никак не мог выбрать между нами.  Под конец он выбрал ту, а я осталась со своими неразделенными чувствами.  Как ни старалась выкинуть его из своего сердца, не смогла.  И жить-то осталось всего ничего, а все не выходит. 
        Баба Дуся вытащила носовой платок из кармана кофты и стала утирать слезы с глаз.  Захра пожалела старуху и погладила ее по руке.
        - Не надо, баба Дуся.
        - Извини меня, дочка, старую, - сказала она, - разоткровенничалась я тут с тобой.
        - Ну а муж? – осмелилась Захра задать вопрос. – Его тоже нельзя впускать в сердце?
        Баба Дуся в ответ только махнула рукой со сжатым в ней носовым платком:
        - Они все одним миром мазаны.
        - Захра! – услышала она зов мамы. – Мичай хьо (4)?
        - Здесь я! – ответила Захра и, попрощавшись с бабой Дусей, направилась к калитке своего дома. 
        Потянув ручку двери, она уже хотела войти во двор, как вдруг заметила краем глаза слева от нее за ореховым деревом чью-то ногу в мужских брюках.  Она задержалась у двери, чтобы посмотреть, кто это и что он делает здесь.  На прошедшей неделе кто-то уже стоял за этим самым деревом вот таким образом, но тогда она не обратила на это особое внимание.  И теперь он снова здесь.  Нога исчезла, а вместо нее показался край лица молодого человека. Невозможно было распознать, кто это.  Поняв, что его заметили, лицо тут же исчезло за деревом и больше не показывалось.
        - Надо будет рассказать об этом маме, - подумала Захра и прикрыла за собою дверь калитки.
__________
1.  ЧIапальг – лепёшка из пшеничной муки с начинкой из творога или картофеля.
2.  Оо! Снова упал!
3.  Хасан! Лови!
4.  Где ты?


6

        Для Руслана начались тяжелые дни.  Он был единственным ребенком в семье.  Отец его погиб в автомобильной аварии, когда ему было всего лишь 3 года от роду. Руслан познал одиночество уже с раннего детства.  Одиночество сделало его замкнутым, он мало общался даже со своими ровесниками.  После смерти мужа мама вернулась в отчий дом и жила со своей матерью, бабушкой Руслана.  Дедушка давно умер.  Они жили совсем недалеко от дома Ангуштовых, недавно поселившихся в нем. Так в жизни Руслана появился новый человек.  Ее звали Захра, его ровесница.  Их пути нередко пересекались.  Он видел ее то идущей в магазин, куда ходил и он, то спешащей в школу и из школы, и просто прогуливающуюся с подружками.  Она его совсем не замечала, можно сказать в упор не видела.  Это удручало Руслана, заставляло страдать и переживать.  Он и не заметил, как его думы о Захре постепенно вытеснили все остальные заботы и интересы.  Даже школу.  Руслан учился хорошо, и мама очень гордилась его успехами.  Геометрия и география были его любимыми предметами, по которым он неизменно получал пятерки. Однако, восьмой класс Руслан на удивление всех закончил без особых достижений, чем сильно раздосадовал мать.  Но это был для нее не единственный неприятный сюрприз. Он стал плохо кушать, мама это заметила и сделала ему замечание несколько раз.  Не помогло.  Наиболее тяжело было переносить отсутствие со стороны Захры какого-либо внимания к нему.  Почему, почему так?  Неужели он такой непривлекательный?  Так нет же, он знал, что это не так.  Если дело во внешности, то внешность у него была завидная.  Высокого роста, крепкого телосложения, приятный на лицо.  Так ему говорила бабушка все время, и Руслан наконец поверил в это.  До этого ему казалось, что бабушка как всегда хвалит его по привычке. 
        - Вот вырастишь, все девочки по тебе будут сохнуть! – говаривала она ему с лукавой улыбкой на лице.
        Руслан стеснялся этих слов и от стыдливости старался удалиться, если рядом находились чужие люди.  Но с недавних пор он стал подолгу разглядывать себя у зеркала.  Похоже, бабушка была права, такие девочкам должны нравиться.  Ему становилось хорошо от этой мысли.  Правда он немного сутулился, но это можно легко исправить.
        Он стал искать встречи с Захрой, надеясь, что каким-то чудесным образом сможет исправить это досадное с ее стороны равнодушие к его персоне.  Он надеялся, что когда она наконец обратит на него внимание, то сразу поймет, как ошибалась, не желая замечать его, оценит его чувства и ответит взаимностью.  Руслан тешил себя надеждой, что она просто еще маленькая и не понимает внимания к себе со стороны мальчиков.  Для нее сейчас он такой же парень, как и все остальные.  Но когда она узнает, как он к ней неравнодушен, то сразу выделит его из толпы и сделает своим избранником и спутником жизни. 
        Стояло лето, каникулы, делать было нечего.  И Руслан вышел из дома, чтобы пройтись по улице мимо дома Захры, надеясь ее увидеть.  Улица была пуста, люди попрятались по своим домам, спасаясь от разогревшегося воздуха и солнца, уже высоко поднявшегося в небе.  Он заметил на улице только одну старушку, сидевшую на скамейке у крыльца своего дома, который стоял по соседству с домом Ангуштовых.  Нужно было спрятаться где-нибудь, чтобы старушка не заподозрила чего-то неладное.  Хождение туда и сюда около ее дома не могло не вызвать подозрений в плохих намерениях.
        Он выбрал ореховое дерево, которое облюбовал в прошлый раз, когда приходил следить за домом Захры.  Орехи еще не поспели, но уже можно было их кушать, рискуя испачкать руки из-за зеленой кожуры, которая отпадала сама по себе только после полного созревания.  В этой кожуре была жидкость, которая никак не отмывалась с рук.  Необходимо было прождать несколько дней, прежде чем она постепенно исчезала естественным образом в силу трения кожи рук о различные предметы.  Руслан сорвал с ветки один такой недозрелый орех, приложил к стволу дерева и ударил по нему ладонью.  От удара под рукой во все стороны разлетелись брызги той самой краски.  Он достал съедобную часть ореха, забросил ее в рот и посмотрел на руки.  Руки были в краске, так что Руслан пожалел о своей шалости.  Теперь долго не отмоешься.
        Он услышал скрип калитки и выглянул из-за дерева.  Из проема двери показалась голова Захры.  Руслан встал за деревом по стойке смирно, чтобы слиться в единое целое со стволом, и стал наблюдать.  Захра вышла и присела рядом со старушкой.  Видно было, что они беседуют о чем-то.  Руслан прислонился к стволу, чтобы устроиться поудобнее, и не заметил, как его левая нога оказалась на виду.  Прошло минут десять.  Затем Захру позвали, и она поднялась со своего места, сказала что-то старушке напоследок и пошла к калитке.  Но тут она вдруг остановилась и посмотрела в его сторону.  Увидела!  Он быстро втянул ногу за дерево.  «Может выйти, показаться? – спросил он самого себя. – Зачем в прятки играть?»  Но было поздно, Захра уже зашла во двор и прикрыла за собой дверь.
        Руслан вернулся к себе домой еще более грустным.  Он присел на диван в гостиной головного дома и включил телевизор.  Там шла какая-то опера.  Взрослые дяди и тети о чем-то беседовали между собой нараспев и во все горло.  Вошла мама и позвала пообедать.
        - Не хочется, я не голоден, - ответил он, уставившись в экран.
        Мама, собравшаяся было вернуться в кухню, передумала, вошла в гостиную и присела рядом с сыном на диване, поправляя свой фартук.  Наступила пауза, во время которой мать и сын делали вид, что смотрят телевизор.  Наконец, мама встала и понизила звук телевизора, чтобы не мешал поговорить с сыном.
        - Руслан, - сказала она мягко и вкрадчиво, - что с тобой?  Ты изменился.
        - Ничего со мной не случилось, мама, тебе кажется, - постарался отнекаться Руслан.
        - Я знаю, я чувствую, я твоя мама.  С тобой что-то происходит.  Ты у меня единственный сын, я хочу, чтобы ты был счастлив.  Скажи мне, что тебя беспокоит.  Может, я тебе помогу советом.
        От таких слов Руслан почувствовал острое желание рассказать всё матери, но он никак не решался.  О чем можно говорить?  Ему всего лишь пятнадцать лет.  Влюбленные хотят пожениться, но не в пятнадцать же лет.  Просить женить себя в таком возрасте не имеет смысла, а тогда о чем еще просить маму? 
        Мама не спускала с него внимательного взгляда.
        - У тебя появилась девушка, да? – спросила она доверительно.
        - Да, - выдавил из себя Руслан, и от этого признания он почувствовал, как с его плеч упала гора.
        - Ну это же хорошо! – воскликнула мама, стараясь подбодрить сына, и, не скрывая свое материнское любопытство, спросила. – И кто же она?
        - Это неважно.
        - Как это неважно?  Почему?
        - Она на меня не обращает внимание.  Она даже не знает, что я существую. 
        - А ты с ней разговаривал? 
        - Нет, но мне приходилось ее видеть в нашем магазине.  И потом бывало, что она шла мне навстречу по дороге из школы.  Она меня в упор не видит.  Смотрит перед собой или под ноги, ни направо не посмотрит, ни налево.
        - А, скромная значит, - улыбнулась мама. – Так кто же она все-таки?
        - Дочь нашего соседа Ангуштова.  Того, кто на Андреевской живет.
        Наступило молчание.  Из телевизора приглушенно звучала опера.  Там кипели другие страсти. 
        - У Ангуштова несколько дочерей, как зовут твою? – спросила Жарида.  Так звали маму Руслана.
        Руслан удивленно посмотрел на нее.  «Мою?» - подумал он.  Он был благодарен матери за такую поддержку.
        - Захра, - выдавил он.
        - А, знаю ее, - сказала Жарида, приняв серьезный вид. – Эту будет трудно достать.  У нее есть другие ухажеры?
        - Не знаю, - ответил Руслан обеспокоенно. - Нет, насколько мне известно.  Не думаю, такая никого не подпустит. А может и… - тут он запнулся.
        Действительно, может быть и есть ухажер.  Он об этом как-то не подумал.  Руслан вопросительно посмотрел на мать.  Может быть в этом и причина ее равнодушия к нему?  Может быть она уже помолвлена с кем-то?
        - Ну вот что, сын, - сказала мать, вставая со своего места, - вы оба еще маленькие, до восемнадцати лет ее никто замуж не выдаст.  У нас 3-4 года в запасе, а за это время можно многое устроить.  Кроме того, у нее есть старшие сестры, которые еще не замужем.  Будем спешить, не поспешая.
        - Ее могут украсть, - сказал Руслан, скривив губы. 
        - Да, могут.  И мы можем, не так? – сказала мама, лукавой улыбкой глядя на сына.
        Руслан промолчал.
        - Позволь мне сначала поговорить с ее мамой.  Разведка боем, так сказать.  Выше нос, мой сын. Ты у меня один, и твоя мама сделает все для своего единственного сына, - заключила она на торжественной ноте и добавила. - А теперь марш на кухню обедать!
        Руслан встал с ленцой со своего места и поплелся на кухню, обнадеженный словами матери. 


7

        К заботам Жариды добавилась новая.  Она стала искать встречи с Асией, мамой Захры, которую она знала, как дальнюю соседку.  Дело это было нетрудное.  Они уже встречались и раньше в продуктовом магазине или по дороге домой с работы или на работу.  Дальше взаимных приветствий и обычных расспросов о житие-бытие дело никогда не заходило, но теперь ситуация изменилась.  Жарида была настроена решительно, и вскоре искомый случай представился.  Она увидела Асию в автобусе, в той самой пятерке, на передней площадке.  Находившаяся на задней площадке Жарида ждала ее выхода из автобуса, чтобы выйти самой там же.  Догадаться, где выйдет Асия, было нетрудно.  Остановка «Школа №25».  Обе женщины вышли и направились к пересечению улиц Ленина и Андреева.  Жарида быстрым шагом догнала Асию и с напускной радостью обратилась к соседке:
        - О!  Какая встреча!  Асия!
        Та оглянулась и, узнав соседку, улыбнулась ей.
        - А, это ты?  Какими судьбами, Жарида?
        - С работы возвращаюсь.  Устала за день.  Хорошо, что увидела тебя.  Будет с кем путь домой скоротать.
        - Да, - согласилась Асия, но добавила, - хотя путь и так недальний.
        - Как вы поживаете?  Как ваше здоровье? – продолжила Жарида.
        - Слава Аллаху, все хорошо. А вы как?  Как ваше здоровье?
        - Тоже хорошо, Асия.  Оклемались в Грозном?
        - Да, давно уже.  Район хороший, нам нравится.  Школа рядом, даже две.
        - А вот об этом я и хотела тебя спросить, - ухватилась Жарида за удобный предлог. - Почему ваши дети ходят в сорок шестую, когда двадцать пятая гораздо ближе?  Я своего единственного сына отдала в двадцать пятую.
        - Так получилось, - ответила Асия нехотя. – Когда выбирали школу, нам сказали, что в сорок шестой преподавание на более высоком уровне.  Вот и отдали туда, а теперь менять уже поздно, да и хлопотно.  Дети привыкли к своей школе, к преподавателям, друзьям.  Зачем все рушить?
        - Да, но ты должна понимать, что такая длинная дорога каждый день пешком для твоих девочек чревата всякими опасностями.  Они у тебя уже взрослые.  Скоро замуж начнут выходить.
        Асия взглянула на Жариду с улыбкой, но ничего не сказала, а Жарида стала развивать тему:
        - Я вот только вчера видела твою Захру.  Она шла домой откуда-то.  Ну совсем одна была.  Идет по пустынной улице, а кругом ни души.  Мне стало тревожно за нее.  А какая лапочка она у тебя стала!  Ну прямо куколка.
        Асия продолжала улыбаться из вежливости, но молчала, почувствовав своим материнским чутьем, куда соседка клонит.  Ждать развязки пришлось недолго.  Жарида была женщина деловитая и любила брать быка за рога.
        - Асия, милая, ты знаешь, как мне трудно пришлось в жизни.  С мужем мы недолго пожили вместе, он погиб в аварии.  Все, что у меня теперь осталось, - это мой единственный сын.  Я живу для него, хочу, чтобы хоть он был счастлив.  Я хочу сделать все, чтобы хоть у него хорошо сложилась жизнь.  Я сделаю все, чтобы у него с его будущей женой все пошло хорошо.  Не так, как у меня.
        В голосе Жариды послышались жалобные ноты, казалось, что она готова была заплакать.  Они подошли к перекрестку двух улиц и повернули направо на Андреевскую.
        - Не надо, Жарида, - нарушила наконец молчание Асия, - ты еще молода, тебе и сорока нет.  Почему ты не выходишь замуж?  Почему до сих пор не вышла?  Не поверю, что не предлагали.
        - Нет, Асия, - сказала Жарида с грустинкой, - я решила жить для сына.  Это все, что у меня осталось в этой жизни.  Я сделаю все, чтобы его супруга была счастлива с ним.  Мне больше ничего от этой жизни не надо.
        - Нельзя так, Жарида, говорить.  Сын твой поженится, у него будут своя жизнь, а у тебя должна быть своя. 
        - Да я думала об этом.  Ты думаешь, не думала? Только вот сыну это не понравится. 
        - Так нельзя рассуждать, - сказала Асия, - женщина должна быть при муже, а муж должен быть при жене.  Такими нас создал Бог.  Ислам не поощряет холостую жизнь.
        - Не знаю, Асия, что тебе и сказать.  Я хотела о наших детях с тобой поговорить.  Хочу сообщить тебе, что мой сын влюблен.  Кушать перестал, молчит целый день. 
        - Ну, в этом нет ничего особенного, – сказала Асия осторожно. - У них сейчас возраст такой.  Это пройдет.
        - Он в твою Захру влюблен, Асия, - Жарида резко повернула голову в сторону Асии, чтобы увидеть ее реакцию на такую новость.  Лицо Асии не выразило ни удивления, ни любопытства, а только настороженность.
        - Она еще маленькая.  Ей рано об этом думать, – отрезала Асия, не скрывая свое раздражение и желая закончить неприятный разговор.
        - Ну конечно, конечно, – затараторила Жарида, - я все понимаю.  И мой сын маленький, но они быстро вырастают.  Не успеешь оглянуться, а они уже взрослые люди.  Я подумала, может быть помолвим их сейчас.
        Асия молчала.  Разговор ей не нравился.  Она видела сына Жариды и ничего плохого о нем не знала.  Рано или поздно ее девочки должны будут выйти замуж, и конечно не мешало бы заранее найти достойных молодых людей, с которыми они были бы счастливы. 
        - Жарида, я поговорю с Захрой.  Если ей твой парень нравится, то у меня не будет возражений.  Сообщу мужу, пусть решает.  Но уговаривать ее ни в чем не стану. 
        Жарида была очень рада такому повороту.  Она не сомневалась, что ее сын нравится девочкам.  И почему бы он не понравился Захре?  Нужно только найти правильный подход. 
        - А вот и мой дом, - сказала Асия, остановившись и переведя дух. - Может зайдешь к нам на чашку чая?
        - Нет, большое спасибо.  Как-нибудь в следующий раз.
        Женщины распрощались.  Асия вошла во двор и поставила сумку на стул под навесом времянки.  Из дома выскочили ее дочери, обрадовавшись возвращению матери.  Асия присела на скамейку, стоявшей у стены, и стала наблюдать за дочерями.  Такие взрослые уже.  Как быстро время пролетело.  Старшие две уже на выданье, столько раз к ним уже сватались, а теперь и к Захре стали.  Забот теперь полон рот.  Она посмотрела на Захру, которая живо обсуждала с сестрой какую-то передачу по телевизору.  Еще ребенок.  Что она знает про жизнь? 
        - Мама, поставить тебе покушать? – спросила самая старшая дочь Тамара. 
        - Поставьте, - ответила Асия.
        Со своего места вспорхнули Захра и Заира и стали накрывать на стол, помогая друг другу.  А младшенькая Зарема и Тамара уселись на скамейке справа и слева от мамы, обняв ее за плечи.
        - Ну что, - обратилась Асия с усталой улыбкой на лице, - все еще не решилась ответить Маргизовым? 
        Маргизовы долго добивались руки Тамары для своего сына, но та медлила, не решалась.  Хотелось сначала закончить университет.  Тамара глубоко вздохнула и промолчала. 
        - Ты уж поспеши со своим решением, тут уже к Захре кавалеры приглядываются, - сказала Асия, поглядывая на ничего не подозревающую дочь, суетившуюся у газовой плиты. 
        - Да?  Интересно… - ответила Тамара, неприятно удивившись. – Ей всего 14 лет, какие кавалеры, мама?
        - Люди спешат, боятся упустить вас, - улыбнулась мама, бросив взгляд на перезревшее яблоко, упавшее с яблони на асфальт двора и разлетевшееся на кусочки во все стороны. – Мне по дороге домой повстречалась Теркиева, соседка наша, живет выше по улице у поляны.
        - Да, знаю, - заинтересовалась Тамара. - И что ей надо?
        - Сын ее влюбился в нашу Захру.  Говорит, что аппетит потерял, кушать перестал.
        Тамара улыбнулась, прикрывая лицо рукой и поглядывая на Захру, которая тоже смотрела на них догадавшись, что разговор идет о ней.
        - О чем вы там? – спросила Захра, следя за кастрюлей на плите, в которой подогревался суп.
        - Джигит у тебя появился, - ответила ей Тамара, все еще улыбаясь, чем тут же вызвала любопытство Заиры.
        Захра покраснела, вспомнив того парня на кленовой аллее.  Сердце запрыгало внутри от внезапно нахлынувшего волнения.  Она уставила взгляд в кастрюлю и казалось, потеряла дар речи.
        - И кто этот джигит, мама? – вмешалась в разговор Заира, наполняя чайник водой и ставя его на плиту на свободную горелку, из которой ровным кругом пробивали голубые язычки горящего газа.
        Захра напрягла слух, чтобы не пропустить ничего.
        - Сын Теркиевой.
        - Так он еще пацан, - сказала Заира, скривив губы.
        - Она помолвки просит, боится упустить нашу Захру, – махнула рукой Асия.
        Услышав про сына Теркиевой, Захра справилась со своим волнением и обиженно промолвила:
        - Я замуж не собираюсь, я еще школу не закончила. 
        - А тебя никто и не выдает.  Знаю, что ты у меня маленькая еще, моя девочка.  Но мне нужно ответить этой Теркиевой, обещала.  Хочу узнать, что ты думаешь об этом парне.
        - Ничего не думаю.  Видела его в магазине.  Теперь понимаю, почему он на меня так смотрел. Джигит.  Это наверно он тут стоял за деревом.
        - Какое дерево? – насторожилась мать.
        - Там за орехом на углу стоял кто-то и следил за нашим домом.  Два раза видела. 
        Асия задумалась над словами дочери.  Ее охватило беспокойство за дочерей.  Нужно будет сообщить об этом мужу.
        - Ну раз он тебе неинтересен, то я так и скажу Жариде, – сказала она наконец, показывая, что хочет закончить этот разговор.
        Захра налила маме суп и присела за столом.  Заира следила за чайником на плите, который стал закипать.  Асия и девочки тоже пересели к столу.  Захра все еще волновалась.  Такой разговор о ней заходил в доме впервые.  Ей было не по себе, она хотела убежать, ей было стыдно перед сестрами, которые еще не определились в жизни, а тут она теперь в спину им дышит.  Захра молчала и стыдливо смотрела в стол на пустую тарелку перед собой с вилками и ложками по сторонам.  Мысли все время возвращались к тому парню с кленовой аллеи.  Кто он? 
Тамара и Заира нежно смотрели на сестру уже совсем новым взглядом.  Вот и Захра повзрослела. 
        - Выше нос, сестричка, - попыталась подбодрить ее Тамара. – Мы тебя никому в обиду не дадим.
        Захра попыталась выдавить из себя улыбку.  Не получилось.  Мимо пролетела ласточка и виртуозно приклеилась под карнизом дома, где уже давно свила себе гнездо.  Из гнезда показалась головка другой ласточки, которая тут же исчезла внутри, выставив наружу свой раздвоенный хвостик.  Послышался писк птенцов, а затем чивиканье родителей «чивик-чивик, церррр, чивик-чивик, церррр».  Такая активность птичек удивила присутствующих.  Что там у них могло случиться?
        - Видишь, - сказала Тамара, - тебя даже наши ласточки любят.
        Начинало темнеть.  Асия закончила свой суп и, отпив чашку чая, засобиралась делать вечерний намаз.  Дочери приготовили для нее лоханку и кумган для омовения и пошли в гостиную заниматься своими делами, а Асия удалилась во времянку, где уже молился ее муж.   Дождавшись, когда он закончит, Асия заступила на коврик и приступила к молитве.  В комнате было тихо, слышалось только жужжание мухи, безуспешно пытавшейся пробить брешь в оконном стекле, чтобы вырваться на свободу.
        Абдул-Рахман, муж Асии, полулежал на кровати, перебирая четки.  Это был закаленный жизнью, прошедший большевистские лагеря мужчина сурового вида и крепкого телосложения.  Асия закончила молиться и села на стул рядом с кроватью.
        - На нашу Захру уже стали заглядываться, - сказала она тихим голосом.
        Абдул-Рахман удивленно посмотрел на жену, желая понять, чего она хочет сказать.
        - Встретила Теркиеву по дороге домой.  Просила помолвки с Захрой для своего единственного сына. 
        - С ума посходили.  Она же еще школьница, – спокойным голосом сказал Абдул-Рахман.
        - Говорит, что сын влюбился, молчит, перестал кушать.  Он ее ровесник.  На год только старше, – продолжила Асия.
        - А ты его знаешь?
        - Да так, видела иногда на улице, парень как парень.  На вид ничего, плохими делами не занимается, насколько мне известно.
        - С дочерью разговаривала? – спросил Абдул-Рахман.
        - Захра расстроилась, узнав новость.  Мальчик ей не нравится, и вообще она об этом и слышать не хочет, пока ее сестры не выйдут замуж.
        - Не нравится, значит и вопрос решен и ответ готов.  Помолвки не будет.  Так можешь и ответить.  Против воли дочерей никого не отдам.  А Тамара все еще решает или уже приняла решение?
        - Все решает, да никак не решится, - вздохнула Асия. – Раньше проще было, ни тебе университетов, ни тебе госслужбы.  А теперь то надо закончить, это сделать.  А время идет.
        - Ну, у нее еще есть достаточно времени, - ответил отец, вставая с кровати, и, подойдя к радио, висевшему на стене, включил его.  Из радио полились звуки аккордеона в исполнении Умара Димаева.  Неизменно грустные мелодии Димаева возрождали тяжелые воспоминания о долгих годах депортации, о большевистских лагерях, о возвращении на Родину.  Абдул-Рахман любил слушать их, они заставляли рыдать саму гармонь.  Так и досидели они до самого темна, молча, не включая свет, пока не закончился радиоконцерт.  Будто вспомнив что-то важное, Асия встала со своего места и включила свет. 
        - Нас уже разведчики посещать стали.  Захра дважды видела кого-то за орехом на углу следящим за нашим домом.  Наверно, воздыхатель какой-нибудь.  Может быть, сын Теркиевой.
        Абдул-Рахман посмотрел на жену многозначительно, но ничего не сказал, а только покачал головой в знак принятия во внимание сказанного ею.


8

        Наступило первое сентября.  Преодолевая сожаление о быстротечном лете, Заур собирался идти в школу.  Он надел только что поглаженную мамой и все еще теплую от горячего утюга белую рубашку.  В первый день учебного года нужно было явиться в парадной форме.  Под навесом времянки на столе его уже ждал завтрак, заботливо приготовленный мамой.  За ним уже сидела его младшая сестра, более собранная, чем Заур, и которая почти закончила кушать.  Это были оставшиеся в семье ученики средней школы.  Все остальные дети были уже взрослые и уже закончили ее.
        - Поспеши кушать, а то опоздаешь, как всегда, - сделала ему замечание Зейнаб.  Мама всегда вставала спозаранку и, совершив утреннюю молитву, ставила детям на стол завтрак.  Он всегда был готовым, он неизменно ждал детей как старших, когда они учились в школе, так теперь и младших. 
        Наконец, он взял в руки приготовленный еще вчера портфель с учебниками и тетрадями, вздохнул и решительно направился за ворота дома.  Со всех сторон по улицам шагали к школе нарядные ученики разных классов c портфелями в руках. Мальчики в белых рубашках и девочки в белых фартуках и пышных белых бантах собирались на линейку на министадионе в школьном дворе.  Классы уже выстраивались в ровные ряды.  Заур без труда нашел свой 9-ый «А».  Невидевшие друг друга в течение всего лета одноклассники радостно обнимались при встрече, мальчики пожимали друг другу руки.  В воздухе стоял гул детских разговоров и криков.  Учителя стояли в голове линейки рядом с директором школы Маличко Иваном Антоновичем, который внимательно слушал завуча Валентину Ивановну.  При этом Иван Антонович с присущей ему привычкой смотрел не на завуча, а на линейку, следя за тем, как идет процесс построения ребят.
        Заур заметил в толпе учителей преподавателей русского языка и литературы Дементьеву Елизавету Степановну и Пехтереву Марину Васильевну.  Они спокойно беседовали между собой.  Рядом стояла учительница английского Неговора Галина Михайловна с приятной и только ей одной присущей улыбкой, в которой читались и мягкий упрек, и озорной взгляд.  Там же стояла Арзуманова Александра Николаевна, преподававшая физику, и Захарова Алла Павловна, милая химичка.  На их лицах светились радостные улыбки.  Чуть в сторонке стояли военрук Струнников Иван Михайлович, физрук Соловьёв Анатолий Иванович и преподаватель географии Кавакиди Василий Иванович.  С серьезными лицами они обсуждали какие-то новости, и казалось на первый взгляд, что происходящее вокруг их не интересует. 
        Заур подошел к Хасану, стоявшему в компании с Анзором и Лемой.
        - Я слышал, что нас на помидоры посылают, - говорил Анзор. 
        - Откуда ты знаешь? - допытывался Хасан.
        - Я тоже слышал такую новость, - сказал Лема. 
        Заур не принял все это всерьез, так как они уже провели почти весь июнь в трудовом лагере в Наурском районе, подвязывая виноград.  Неужели оторвут от учебного процесса?  Так думал не только он.  Проходившая мимо Милана Арсиева подтвердила его сомнения.
        - Когда нам тогда учиться? – обратилась она к ним недовольно. – Целый месяц в Науре виноград подвязывали, а теперь эти помидоры.
        - Ничего, - попытался пошутить Хасан, - помидоров поедим вдоволь.
        - У меня дома столько дел, родителям надо помогать.  Больше некому. – сказала она беспокойным голосом и отошла от них, чтобы присоединиться к подружкам.  Ребята понимающе посмотрели ей вслед.  Молчание прервал Заур:
        - А кто будет нашим классным руководителем? – спросил он.
        Ответ пришел на удивление быстро.  Все всё знали, и только Заур был в неведении.
        - Бачманова Татьяна Михайловна, - сказал Анзор. – А вот она уже идет к нам.
        Ребята повернули головы в указанном Анзором направлении и увидели улыбающуюся женщину с листочками бумаги в руках, идущую им навстречу.
        - Здравствуйте, ребята! – громко обратилась она к ним, поравнявшись. - Девятый «А»?
        - Так точно! – ответили мальчики по-военному.
        Все повернули свои лица к Татьяне Михайловне, с любопытством рассматривая ее.  Вот кто их будет вести к выпуску через два года.  Девочки гурьбой окружили классную руководительницу, наперебой забрасывая ее своими вопросами.  Мальчики держались в стороне.
        - Тихо!  Тише! Ти-ши-на! – подняла голос Татьяна Михайловна, размахивая рукой, в которой она держала исписанные листки бумаги. – Я буду ваша классная руководительница.  Меня зовут Татьяна Михайловна.  Это для тех, кто меня еще не знает.  А теперь давайте знакомиться, – сказала она и стала зачитывать имена своих новых учеников и учениц.
Услышав свое имя, каждый стал поднимать руку или же кричать «я!» 
        - Вот вы у меня узнаете скоро интегралы с дифференциалами, - угрожающе улыбнулась она, закончив зачитывать список.  Татьяна Михайловна преподавала «Дифференциальное исчисление и начала матанализа».  Слова «дифференциал» и «интеграл» действительно звучали для слуха ребят угрожающе и напоминали об усилиях, которые предстоит сделать, чтобы осилить эти новые понятия.
        Зазвучали звуки устанавливаемого микрофона.  Десятиклассники настраивали звук.  Шум начал понемногу затихать, классы задвигались, выстраиваясь в одну линию.  Иван Антонович обратился к учителям, родителям и ученикам с приветственной речью и пожелал успехов в новом учебном году.  Выступили младшеклассники со стихотворениями.  Слово было предоставлено учителям.  Пожелания успехов в учебе слышались и сыпались на учеников со всех сторон.  Наступил самый торжественный момент – первый звонок для первоклашек.  Высокого роста десятиклассник взял на руки первоклашку с огромными белыми бантами и прошелся с нею по всей линейке.  Девочка держала в руке колокольчик и изо всех своих детских сил звонила им, приводя в восторг родителей, наблюдавших за представлением в задних рядах выстроившихся классов.
        Заур хорошо помнил свой первый звонок.  Это было здесь же, на этом самом месте.  Его взял за руку сын завуча Нонны Васильевны, который закончил затем школу с золотой медалью.  Заур запомнил и подарок, который тот ему вручил.  Это был альбом для рисования в синей обложке.
        Но вот из громкоговорителей зазвучала песня первоклассника, и десятиклассники взяли за руки первоклашек и повели их в классные комнаты на их самый первый урок.  За ними пошли все остальные классы, кроме девятых, которых задержали для особого объявления. 
        Дождавшись, когда школьники покинут министадион, предмет особой гордости Иван Антоновича, он обвел строгим взглядом собравшихся девятиклассников.   Наступила тишина и директор начал спокойным, но не допускающим возражения голосом.
        - Я задержал вас, - начал он, сделав короткую паузу для придания веса своим словам, - чтобы объявить вам, что Родина посылает вас на трудовой фронт.  Урожай помидоров в этом году выдался на славу хороший.  Его надо собрать! 
На этом месте он остановился, чтобы дать присутствующим время осмыслить его слова.  После небольшой паузы Иван Антонович продолжил.
        - Нужны трудовые руки, и Родина обращается за помощью к вам.  Сегодня занятия для вас отменяются.
        - Ура! – послышался чей-то радостный крик, который тут же придавленно затих, услышав шиканье учителей, стоявших рядом.
        Директор посмотрел в сторону кричавшего и после очередной паузы продолжил.
        - Сейчас вы идете домой, чтобы приготовиться к отъезду завтра утром в совхоз «Молочный» Аргунского района.  Сбор ровно в восемь ноль-ноль.  Я уверен, что вы с честью справитесь с поставленной перед вами ответственной задачей и не подведете нашу школу.
        - Вот так вот, ребята, - сказала Татьяна Михайловна, - не успели мы встретиться, а уже надо расставаться.  Мне велено остаться и преподавать десятым классам, с вами поедут другие учителя.
        Она все это время наблюдала за реакцией ребят на объявление.  Были радующиеся, были грустные.  Но радующихся было все же больше.
        - А надолго поедем? - спросила Репина Вера.
        - На месяц.  Целый сентябрь проведете там в лагере в Аргуне.  Погода прекрасная, так что проведете время с пользой для себя и для страны, - заключила Татьяна Михайловна на торжественной ноте и с доброжелательной улыбкой на лице.
        - А с собою что брать? – обратилась с вопросом Таня Ковальская. 
        - То же самое, что вы брали в трудовой лагерь в Науре.
        - А почему нас на помидоры посылают? Почему на яблоки никогда не посылают! – унылым голосом протянул Исмаил Таргиев.
        - Или на груши, например, - пошутил Гайрбиев Саид.
        - Родина сказала «надо!», комсомол ответил «есть!» - не остался в стороне от шуток и Ардакиев Бексолт.
        - А другие школы тоже поедут собирать помидоры? – спросил Султанов Салман. 
        - Да, ребята.  С вами вместе в одном лагере будут 46-ая, 34-ая и 5-ая школы, – ответила на вопрос Татьяна Михайловна.
        От ее ответа у Заура подпрыгнуло сердце.  Неужели?  И 46-ая?  С нами вместе?  Та девочка, поедет ли она?  Заур захотел крикнуть «Ура!», но никто не понял бы его радости.  Как бы то ни было, он был очень рад такой новости и захотел скорее попасть в лагерь, чтобы убедиться, что она тоже будет там.
        Рядом стоял девятый «Б», который задавал те же самые вопросы и делал те же самые комментарии в присутствии своей классной руководительницы Галины Михайловны.  Понемножку ребята стали расходиться, обсуждая новость и таща назад домой набитые учебниками и тетрадями портфели.  Заур пригласил в гости Хасана.  Идти было совсем не далеко, дом Заура стоял тут же за школьным забором.  В присутствии учительниц лезть через забор, чтобы сократить путь, было неприлично, и поэтому кузены направились к главному входу школы.  Они с грустинкой посмотрели на школьную дверь, в которую так и не пришлось войти сегодня.  На ступеньках лестницы перед дверью лежали обрывки тетрадных листков, выпавшие из букетов редкие цветы, лопнувшие воздушные шарики и чей-то бантик, одиноко прибившийся в уголок ступенек.  Перед дверью уже было пусто, учащиеся сидели за партами и слушали свой первый в этом учебном году урок.
        Выйдя со двора школы, кузены побрели по тенистому скверику перед школой вдоль забора, прошли мимо обувной мастерской, старой лавчонки с забитым досками окошком и ржавым амбарным замком на двери.  Вот и родной продмаг и остановка автобуса-пятерки перед ним.  В стороне от остановки на покрытой асфальтом площадке уже стояла бочка с хлебным квасом, у которой стояла очередь желающих утолить жажду.  Заур нащупал в кармане мелочь, отсчитал 6 копеек – одну монету в пять копеек и другую в одну - и протянул их продавщице.
        - Два маленьких, - сказал он, имея в виду два маленьких стакана. 
        Забросив денежку в широкий карман на фартуке, продавщица взяла один за другим два грязных стакана, стоявших рядом на маленьком столике, помыла их на фонтанчике, поставив вверх дном, наполнила квасом из бочки и подала кузенам.  Холодный вкусный квас взбодрил их и поднял настроение.
        Друзья продолжили путь.  После некоторых сомнений Заур нерешительно обратился к Хасану с вопросом.
        - Ты слышал, что сказала учительница?  46-ая будет с нами.
        - Да, ну и что? – равнодушно ответил Хасан.
        - Да ничего.  Так.
        Наступило молчание.  Хасан пытался понять причину вопроса своего кузена, как тот сам назвал ее:
        - Помнишь ту девочку, что стояла у забора?  Она в 46-ой учится.  Мне Ахмад Гайтаров сказал.
        - Знаю, - ответил Хасан, - да только она должна быть классом ниже.  Слишком молодая.  Тебе не повезло.
        Заур посмотрел на улыбавшегося кузена.  Обо всем догадался.  Нет смысла притворяться равнодушным.
        - Жаль, если так, - выдавил он из себя, уже не стараясь скрывать своего сожаления. – А почему она смотрела в этот забор?
        - Тебя застеснялась, - отрубил Хасан.
        - Да ладно тебе, - попытался Заур сгладить слова кузена. – А тебя нет что ли?
        - Ну, и меня может быть.
        - Ахмад сказал, что ее зовут то ли Захра, то ли Заира.
        - Ее зовут Захра, я узнавал, а Заира ее сестра. – ответил Хасан. – Так что вперед, труба зовет.  Смотри, не упусти.  У таких ухажеров целая очередь, уведут из-под носа.
        - А ты сам не подумал стать в очередь? – попытался Заур поддеть Хасана.
        - Да нет, место занято.  Его занял ты.
Заур ничего не сказал, только бросил в его сторону благодарный взгляд.  Он почувствовал в его словах поддержку.
        Вот и дом Заура.  Во дворе никого не было, все ушли кто на работу, а кто на учебу.  Под навесом времянки готовила еду к обеду Зейнаб.  Увидев кузенов, она удивилась и спросила, почему они так рано со школы пришли.
        - Нас отправляют помидоры собирать в Аргун.  Завтра в восемь ноль-ноль нужно явиться с вещами для отправки в лагерь, – доложил Хасан.
        - На месяц отправляют, - добавил Заур.
        Мама удивилась.
        - А родителям ничего не сказали.  Вот так взяли и отправили, – сказала она
        - Родина сказала «надо!», комсомол ответил «есть!» - попытался пошутить Хасан.
        - Да уж, и я об этом, - задумчиво ответила Зейнаб.
        - Ура, - сказал Заур наблюдая, как мама замешивает жувр (1), - сегодня сискал (2) кушать будем с кодром (3).  Хасан, оставайся у нас до обеда, вместе покушаем.
        Хасану идея понравилась, и он решил остаться.  Так и провели они время в ожидании вкусного обеда, болтая ни о чем.  А потом Хасан ушел домой готовиться к завтрашней отправке в лагерь, а Заур стал готовить свой чемодан.  Было немного грустно от того, что приходится покидать родной дом и целый месяц пребывать вдалеке от родителей.  А тут и виноград во дворе поспел.  Через месяц его уже не будет.  Не придется отведать домашнего винограда в этом году.
        Ночью ему не спалось.  Он лежал в обнимку со своим сокровищем - средневолновым радиоприемником.  Заур любил оглядываться на свою короткую жизнь, которая короткой ему не казалась совсем.  Детские годы в селе Долаково, а потом в Грозном, куда семья переехала, когда ему было 5 лет от роду.  Первый класс, пионерия, комсомол… Было почему-то грустно от воспоминаний.  Он включил радиоприемник и стал настраивать его на разные волны.  Эфир был заполнен множеством радиостанций, вешавщих разноголосицей различных языков мира.  Невозможно было понять, о чем они так оживленно говорят.  Он с любопытством прислушивался к разговорам в эфире, пытаясь хотя бы догадаться, о чем речь.  Радиостанций на арабском языке было больше других.  Откуда они вещали?  Из Ирака?  А может из Сирии или из Ливана?  Или из Саудовской Аравии?  Понять это было невозможно, но свои первые арабские слова Заур выучил, слушая эти радиостанции.  Слышалась турецкая речь, персидская, греческая.  Было множество других языков, которых он не знал даже названия.  Иногда прорывалась и русская речь «Голоса Израиля», которая немедленно заглушалась искусственными помехами.  Впрочем, русская речь советских радиостанций «Маяк», центрального и местного радио была легкодоступна и слышимость была хорошая.
        Он верил, что зарубежные радиостанции, или вражеские голоса, клевещут на СССР – первое в мире государство рабочих и крестьян, - которое они ненавидят из-за того, что оно самое справедливое и самое лучшее.  Он верил, что кругом враги, которым не нравится, что в его стране царят мир, процветание, счастливое безоблачное детство, бесплатное образование и медицина.  А у них всего этого нету, а потому они из зависти желают разрушить это самое передовое в мире государство, где скоро люди заживут при коммунизме.  Но странное дело...  Вместо буржуазных дикторов радио, брюзгающих слюной от злобы к СССР, он часто слышал смех беседующих на радиопередаче людей, веселые детские голоса, мелодичные песни на разных языках, театральные радиопостановки.  Все это плохо вязалось с тем, чему его учили в школе.
        Самым завораживающим было чтение Корана на одной из арабоязычных радиостанций.  Заур не знал еще, что читается Коран, он только догадывался.  Чтение было красиво и необычно с длинными паузами между аятами.  Во время этих пауз чувствовалось, что весь эфир замирает в напряженном ожидании следующего аята.  Казалось, что чтец надрывается, силясь четко произнести каждую букву стиха.  Казалось, что звуки эти шли из глубин Вселенной.
        Этот маленький радиоприемник был для Заура единственным окном в тот мир, иной, неизвестный, капиталистический, мир буржуазных эксплуататоров, от которого он был надежно отгорожен железным занавесом заботливой коммунистической партией.  Там, в том ином мире, царили волчьи законы, где человек человеку волк, где небольшая группа буржуев-эксплуататоров паразитировала на рабочих и крестьянах.  Но несмотря на все страшилки, которые он слышал сам и которым обучал других на утренних пятиминутках политинформации в школе, Зауру страстно хотелось увидеть воочию тот чужой и враждебный мир, его тянуло познать его самому.  И он его познавал через этот маленький старенький средневолновый радиоприемник, позволявший ему явно ощущать, что советские граждане были не единственные обитатели этой планеты.
Заур настроил приемник на волну его любимой радиостанции «Радио Монте-Карло».  Вещание было на арабском, но часть передач была на французском языке.  Некоторые сообщения часто повторялись в сопровождении музыки, иногда это были короткие куплеты.  Заур не сразу понял, что это была реклама.  Рекламировались сигареты Мальборо, автомобили Тойота, продукты компании Джонсон и Джонсон.  Он поневоле запоминал их наизусть, а потом повторял по случаю и без.  Но больше всего он ждал музыкальных передач, во время которых передавали популярные песни известных зарубежных исполнителей.  И на этот раз ему повезло, передали записи рок-группы АББА, Бони-М, Гибсон Брадерс, Стиви Вандера, Жана-Мишеля Жара.  Слышимость была плохой, звук часто пропадал, но потом вновь появлялся.  Так он и заснул в обнимку с радиоприемником.
        Заура разбудил мягкий добрый голос мамы, которая толкала его в плечо, говоря:
        - Вставай, тебе пора.  Вставай.
        Он открыл глаза и улыбнулся маме.
        - Сейчас встаю, - сказал он, нащупывая рукой радиоприемник, который лежал рядом и издавал слабый писк.  Он заснул, не успев выключить его.  Батарейка безнадежно села. 
        Через открытое окно ему в лицо светило солнце, приглашая его в новый день, который только занимался и который обещал много неизвестного.
__________
1.  Жувр – грубая кукурузная мука.
2.  Сискал – чурек, хлеб из жувра.
3.  Кодр – соус из топленого масла, замешанного с творогом.  Подается к сискалу.


                (конец 1-ой части)