Часть II. Луна Мариши

(Продолжение повести. Начало здесь: http://proza.ru/2016/09/02/1554 )


     — Пролог —

     — Нира и Мариша —


Раскаты грома. Капельки дождя барабанят по стеклу. Мариша то ли спит, то ли не спит. Мысли — будто обрывок сна.

«Я не запомнила… И ладно».

Мариша медленно открыла глазки. Темнота.

«Не сплю опять. Не из-за дождя. Не из-за грома — из-за обычных слов. Но почему?.. Сегодня мне на ночь сказок не читали. Не думаю, что это как-то связано с предыдущим сном. Я просто думаю, и от этого тревожно».

Мариша села на край кровати. Послышалось мурчание, на колени взобрался маленький зверёк.

«А, Нира… А ведь чтобы не страшно было по ночам, мне папа её и подарил на день рожденья. Сколько же мне лет исполнилось?.. Пять или уже, наверно, шесть?.. Как-то в голове не отложилось».

Девочка погладила котёнка.

— Нира! Ты помнишь, что ты моя сестрёнка?.. Может, мне скажешь несколько спокойных слов? Только не бойся, никто ведь не заметит!

Мурчание.

(«Ответит или не ответит?»)

Мариша к своей щеке прижала пушистую головку.

— Ну ладно, — сказала девочка. — Нет так нет. Скорей всего ты говорить не можешь. Я просто что-то смутно помню, как будто из другого сна, а может, даже из другого мира. Больше тебе не буду надоедать, прости.

— С днём рождения, Мариша, — всё-таки сказала Нира.



     — Глава 1 —

     — Сон в ожидании весны —


Утром Мариша у мамы выяснила, что ей шесть лет, и что сегодня выходной, а значит, в садик идти не надо. Её распросам мама, кажется, не удивлялась.

(«Конечно. Ты маленькая девочка. Ещё глупа»).

— Мамочка, а кем ты работаешь? И кем папа? — Марише хотелось с наибольшей пользой в таком удобном случае обогатить свой скромный жизненный опыт.

Мама, нахмурившись, посмотрела на неё.

(«Или уж слишком не глупа»).

 — Я в офисе. Папа в студии снимает.

— Снимает что?

Мама ещё сильней нахмурилась.

— Маленьких девочек, разве ещё не знаешь? И да, сегодня будет снимать тебя — сказал.

Остаток дня папа с Нирой и Маришей тем и занимались...

— Не бойся, я тебя не выдам, — сказала своей киске девочка, укладываясь в кроватку вечером. — Ты ведь когда-то что-то вроде говорила?.. Как знать, может быть ты меня и научила правильно спать. Для этого нам надо просто ничего не делать и лежать.

Мариша закрыла глазки.

— Эти снежинки тоже не надо собирать, — ласково ответила ей Нира.

Беленькие пятнышки и точки… Это не обязательно и снег. Возможно, перья. Из крыльев голубей. Всего лишь перья. Кажется, попали в нос и хочется чихнуть. Как на морозе… На морозе… Всё-таки, выходит, снег. Вот уже намёл какие белые сугробы.

Нира проскользила тёплой шёрсткой по пальчикам Маришиных ног.

— Возьми меня на ручки.

— Ладно.

— Ну что, к весне теперь пойдём?

Мариша оглядела заснеженный пейзаж. В тёмно-серых тучах небо и сугробы… Да, в каких-то её снах можно было найти и что-то лучше, если куда-то очень долго и настойчиво идти. Но стоит ли?

— Нет, не пойдём, — Мариша уселась на сугроб. — Нет, больше не пойдём. Я лучше подожду, пока снег сам не растает.

— А если не растает?

— Ну пусть не растаёт. Я не откажусь послушать и как пурга метёт, — сказала девочка, удобно растянулась глубоко в снегу, и глазки уже открыла только утром.



      — Глава 2 —

     — Поезд и пугало —


Мариша, несмотря на свой юный возраст, знала, что всё хорошее однажды кончится, и выходные тоже, так что теперь её ждал детский ад. Ад — так называли дети садик, или несколько помягче — адик; как-то подобную манеру Мариша и сама переняла, хоть это место таким уж скверным не казалось. Скучным — это да. Здесь в основном давались обычные ответы на любые необычные вопросы. Да, с одной стороны — удобно, неприятностей так можно было избежать. А вот с другой… Зачем так с кем-то и разговаривать, если результат предвидишь почти наверняка?.. Впрочем, несколько исключений здесь тоже были.

Во-первых, Маша. Пионова. Тихоня. Вечно себе на уме. Складывалось впечатление, что она только притворяется обычной. Вот и сейчас — вроде бы играет с куклой, а исподлобья по Марише её взгляд скользит.

(«Как будто ты обычной не притворяешься, Мариша»).
 
 — А у меня есть полосатая кисуля, — сказала девочка, непринуждённо к Маше подойдя.

— Ну и что? — незамедлительно отозвалась Маша.

— Ну и ничего, притворщица, — Мариша подмигнула.

Маша спокойно пожала плечиками:

— Ничего так ничего.

(«Ну как же, как же, обычная ты наша»).

Мариша отвернулась, чтобы уйти, но остановилась. Повернулась к Маше снова.

— Маш…

— Ммм?

— А ты… Красивая.

Маша рассмеялась:

— Сама такая.

К ним подошёл Миронов Игорёк. Тоже незаурядный мальчик. Почти как девочка, голубые глазки, локоны золотых волос. Он, казалось, очень много знал и не притворялся.

— А я красивый? — спросил мальчик.

Маша едва заметно покраснела, опустила взгляд.

— Да, — ответила Мариша.

— Ну вот… Все так бы говорили, — без тени смущения продолжил Игорёк. — Мне каждый раз приходится тянуть клещами. Даже простое «да» мне дорогого стоит, только я сам знаю, что вы, девочки, всё равно красивее меня. Я вам завидую.

Маша покраснела ещё больше:

— Игорёк, не надо.

— Да-да… Это я к чему. Поскольку у нас здесь детский ад, в нём красоты и не должно быть много. Красивее определённой меры быть нам просто не дадут.

— И что ты предлагаешь, — спросила Маша, не поднимая глаз.

— Дружить, — просто ответил Игорёк. — Вы приходите ко мне на день рожденья, девочки, у меня есть дома поезд, японский «синкансэн»!

Маша усмехнулась:

— Звучит как «пативен».

Мальчик слегка вздрогнул.

— Это тебе, Машуля, так говорить не надо.

— Ладно, предложение я принимаю, — сказала Маша,  — но только к сведению. Сейчас ничего не обещаю.

Мариша утвердительно кивнула:

— Я обещаю, что приду. Маша, Игорь, и вы на мой день рожденья приходите! Скучать не будете — покажу вам телевизор, кошку и в окне луну!

Все рассмеялись.

Дальше был, как обычно, тихий час, а после пришла мама и домой Маришу забрала.  Поужинав, девочка немного поиграла с Нирой, после чего отправилась спать.

«Было бы хоть что-нибудь приятное сегодня, — укрываясь одеялом, подумала она, — и к чему далеко ходить не надо, а то ведь спать как медведь в берлоге — не очень-то по мне».

Черно-белое мерцание перед глазами.

«Не снег... Какой же это снег?.. Пусть будут перья… Лебединые… Нет, ангельские перья... Белые на чёрном… Ну пусть хоть чёрные на белом… Ах, это же вороны, неужто я сама...»

Мариша отчётливо увидела рядки кукурузы с уже созревшими початками, стаи ворон и пугало. В дурацком сказочном наряде и с шарманкой, как всегда... То есть не совсем уж как всегда, но именно такое пугало Мариша в своих снах не один раз встречала. В костюме Щелкунчика, играющее на шарманке «Вальс цветов». Всегда с ним встреча кончалась чем-то нехорошим, поэтому, возможно, сейчас не стоило с ним и разговор какой-то начинать.

— Решила меня снова удивить? — противным металлическим голосом спросило пугало.

— Что значит — снова? — насторожилась Мариша.

— Кар-кар, — сказало пугало и расхохоталось с визгом железнодорожных тормозов.

Девочка оцепенела. Что-то показалось ей чересчур знакомым… Но это очень вряд ли стоило бы вспоминать.

— На этот раз в молчанку предлагаешь нам сыграть?.. Ну хорошо, я проиграло, ха-ха-ха!

Мариша развернулась, медленно направилась к распахнутым воротам, сопровождаемая железнодорожным визгом. Бежать не получалось.

«Так не должно быть на самом деле, значит, я во сне!»

Девочка остановилась, откинулась на спину, и поезд тормозить тут же прекратил. Лампы в полнакала освещали плацкартные вагоны.

«Дурацкий сон, — подумала Мариша. — Конечно, из-за поезда. Я уж и забыла, что мы с мамой после ужина билеты взяли, у папы ведь в другом городе гастроли, но этот визг...»

— Мам, что случилось?

— Стоп-кран сорвали. На запасном пути, сказали, горел белый, и электровоз едва нас не задел.

— Белый?

— Лунно-белый огонь на светофоре, вместо синего. Игорёк это тебе лучше объяснит.

— Ты знаешь про его железную дорогу?

— Так мы сейчас на ней остановились, доча... Тебе не холодно?

Мариша от удивления открыла рот.

— Мама... Я случайно не в тот мир попала.

Мама тяжело вздохнула:

— Вот именно. Либо им синий, либо нам красный должен быть.

«Чёрт знает что», — подумала Мариша и проснулась ещё раз. Уже дома в своей кроватке. Утро. Свистят стрижи. На кухне шкворчит яичница. Девочка побежала к маме.

— Мам, что случилось?

— Тебя, доча, разбудили?

— Да вроде нет.

— Так вроде ничего и не случилось, — сказала мама, на жёлтый омлет выдавливая красный кетчуп. — Одевайся, ешь и собирайся в адик.



     — Глава 3 —

     — Обиженный Бубенский —


Адик — он и есть. Войдя в свою группу, Мариша обвела глазами интерьер. Две лампы с круглыми белыми плафонами на потолке. Вдоль трёх стен — тоже белые шкафы с книжками и игрушками, три больших окна, занавески белые, какие-то цветы в горшках. Половина комнаты — ковёр для подвижных игр, вторую половину занимали столики для еды и всяческих занятий. Три двери: на кухню, в спальню и на выход. Всё. Уныленький мирок унылого Аида. Чем можно здесь себя развлечь?.. Не такой уж и противной выглядела синяя лошадка-качалка, а потому подозрительно похожей на ловушку. Ловушек здесь хватало. Мариша уже знала, что если у самых интересных вещей на поводу идти — в итоге будет даже хуже, чем уныло. Поэтому она тихонечко уселась на табуретку у окна и стала наблюдать за происходящим в группе.

Как и ожидалось, детишек в основном мягкие и твёрдые игрушки занимали. Девочек — куклы, всяческие плюшевые мишки; мальчиков — самолётики, машинки. Ещё два мальчика боролись на ковре, ещё две девочки рядом играли в «ладошки». К синей лошадке Наташа Тесленко подошла, очень обидчивая девочка, уселась на седло.

«Добром не кончится», — подумала Мариша.

И в самом деле, к Наташе тут же подбежал хулиганистый Богдан Тихонин.

— Отдай мою конячку, — закричал Богдан.

— А где написано, что она твоя? — тихо спросила его Наташа.

— У тебя на бороде! — крикнул Богдан.

Он схватил лошадку за голову и дёрнул на себя. Наташа упала на ковёр, в её глазах появились слёзы. Мариша ожидала, что Миронов Игорёк, стоящий рядом, заступится за девочку, но тот просто сочувственно смотрел.

«Что мне лучше сделать?» — подумала Мариша.

Наташа на её месте позвала бы Нину Павловну, их воспитательницу. Наверняка бы позвала. Но этим можно настроить против себя Богдана. Можно не делать ничего, Наташа за это не будет упрекать. Поскольку Мариша — девочка, ей в принципе никого не надо защищать. Конечно, желательно Наташу по головке потом погладить.

(«Сейчас»).

(«Пожалуй, да»).

Мариша подошла и провела ладошкой по Наташиным белоснежным волосам.

(«Как перья ангела»).

— Не плачь, Наташа, — сказала девочка. — Сама ведь знаешь, мы в аду. И выйдем из него ещё не скоро. Всё хорошо не будет, но слишком больших страданий мы можем избежать. Поэтому… Всё так, как Богдан сказал. Это его лошадка. Не трогай вещи демонов; того, что интереснее всего не трогай до тех пор… пока нет ангела с карающим мечом за твоей спиною!

Миронов Игорёк заплакал, Богдан отвернулся и ничего больше не сказал. Наташа встала, вытерла глаза и улыбнулась.

— Вот же твоя лошадка, садись, Богдан!

— Сама садись уже! — крикнул Богдан и убежал.

(«Ты тоже, Богдан, не плачь», — подумала Мариша).

Вечер был ничем не примечательным. Мама смотрела глупый сериал, папа в лаборатории печатал фотографии — не стоило ему мешать. Поэтому Мариша  решила вместе со своей киской улечься в кроватку раньше, и перед сном ещё долго нежила зверька. Мало помалу перед её глазами появлялись какие-то осенние пейзажи — то ли деревня, то ли частный городской квартал. Грунтовая дорога, лужи. Мариша шла вдоль низеньких домов с заборами, небо покрывали грозовые облака. Вот карусель какая-то с решёткой и синими лошадками, на эту приманку девочка не клюнула, но и дальше путь продолжить не смогла.

— Эй, — послышалось сзади.

Мариша оглянулась. Возле железной будки рядом с каруселью стоял усатый дядя в высокой чёрной шляпе.

— У меня есть шляпа, — сказал дядя.

— Я вижу, — ответила Мариша.

— Она волшебная.

— Понятно...

— Хочешь, я тебе фокус покажу?

— Ну хорошо, давайте.

— Маленькие девочки так не говорят, — дядя пальцем погрозил.

Он снял шляпу, на грязную дорогу положил и розовым платком накрыл.

— Бенс-бубенс, — сказал дядя, над шляпой сверху руками проводя. — Это заклинание такое. Кстати, зовут меня Всеволод Бубенский, я артист-иллюзионист, но ты можешь звать меня дядя Володя. А как зовут тебя?

— Мариша.

— Красиво. Как думаешь, Мариша, что теперь в шляпе у меня?

— Всё что угодно, — пожала плечами девочка. Ей почему-то очень не хотелось угадать.

— Ну нет, голубушка, так у нас с тобой дело не пойдёт. Ты назови что-нибудь конкретно.

— А без этого никак нельзя?

— Никак нельзя.

— Тогда и фокусов не надо.

Дядя Володя долго на девочку смотрел с досадой. Очевидно, его планы пошли наперекосяк.

— Много о себе воображаешь, — сказал Бубенский.

— Так вам и надо, — сказала Нира, из-за железной будки выходя.

Марише стало немного жалко дядю:

— Хватит, Нира, он больше не будет приставать. Пойдём... Уже темнеет, но время пока что есть.

Девочка и кошка пошли вдоль заборов дальше неспеша. Сквозь разрывы в тучах выглянула полная луна.

— Вот и порядок, Нира. По крайней мере можно спокойно вперёд идти и больше ничего не делать.

— Иди, иди, — Бубенский сзади обиженно бубнил. — Теперь тебя никто не остановит. Но что не всё белое луной зовётся, скоро и ты поймёшь...

Луна впереди стала быстро приближаться, послышался тифон. Мариша поняла, что стоит на рельсах. Мгновение — и локомотив промчался сквозь неё.

«Спасибо, дядя», — подумала Мариша, просыпаясь.



     — Глава 4 —

     — Свет Справедливости —


Наиболее жаркие деньки в адике были тогда, когда Нина Павловна сама детей чем-либо занимала. В этом случае сказать «не хочу» было никому нельзя. Любыми средствами воспитательница поступала так, чтобы «не хочу» ни для кого не было повадно. А потому вроде бы сами по себе интересные задачи превращались временами в пытку. Вот и на этот раз Нина Павловна группу свою заставила от красной и белой бумаги кусочки оторвать, а потом наклеить их на синий лист, так, чтобы получился с белой ножкой и красной шляпкой гриб. Мариша, глядя на разноцветную бумагу, вздохнула. Что ж, это адик, ей и положено страдать. Да и страданий-то — всего пустяк, пару минут потратить, и от неё отстанут по крайней мере до завтрашнего дня. Впрочем, всё оказалось ещё проще, и на задание ушло меньше одной минуты. Вскоре Нина Павловна начала работы проверять.

— Что удивительно, — сказала воспитательница, — сегодня мне никого ни в чём не надо упрекать. Все справились, и даже у Тихонина Богдана почему-то получился совершенно нормальный гриб.

— Я никому не нанимался делать ненормальные, — сказал Богдан.

— Похвально. Если бы ещё больше постарался — тогда бы и на выставочный стенд попал.

Воспитательница собрала несколько работ и приколола их кнопками к стенду. Маришиной среди них не оказалось, что девочка не сочла обидным: она ведь совсем даже не старалась. Вот если бы очень напрягалась, но без толку — на сердце было бы намного тяжелей. А так теперь со спокойной совестью можно пока что ничего не делать. Но всё-таки один вопрос Маришу интересовал. Она ведь видела, как другие дети были сосредоточены на том, чтобы сделать свой грибок как можно лучше. Только ли ради выставки?.. Но там ведь сплошное одно и то же. Сомнительно. Тогда ради чего?

Желая это выяснить, после садика Мариша к папе в лабораторию зашла — на самом деле просто кладовку, заставленную различными приборами и оклеенную фотографиями, которые папа называл искусством. Вот эти работы Мариша и решила сейчас получше рассмотреть. В детском саду на стенде были одни грибки, здесь же — только девочки. От возраста Мариши до вполне больших — но девочки; чем-то были между собою не похожи и грибки.  Конечно, здесь отличий было больше: какие-то из девочек сидели в платьицах, какие-то лежали в трусиках, какие-то стояли голышом. С цветочками, игрушками, ножами, пистолетами, сетями, овощами, фруктами и много ещё с чем. А вот и сама Мариша с Нирой, сидящая на белом, пушистом коврике, покрытая только своими волосами.

(«Белый свет»).

«Я здесь ведь тоже ни капли не старалась, — подумала Мариша. — А папа?.. Тоже вряд ли. На кнопочку нажал — и всё. Но платят ему много, да и модели вроде бы довольны. Так точно надо напрягаться ради чего-нибудь?»

В лабораторию вошёл папа.

 — Что скажешь? — спросил он.

— Пап, в чём здесь искусство?

— Ты про себя с Нирой, или о галерее вообще?.. В том, как соотнесён свет с цветом, как формы передают пушистость, как вызывают желание потрогать, приласкать.

— Ты не старался?

— Гм… Даже не знаю, как тебе ответить. А ради чего стараться должен я?

«И в самом деле, — подумала Мариша, — если деньги платят, то и так сойдёт».

И спать отправилась. Во сне она увидела какой-то замок. Красные ковры на белых мраморных стенах, золотые канделябры, на окнах синие портьеры. Было похоже, что здесь просто замечательно соотносились цвет и свет. Мариша прошлась по разным залам, рядом семенила Нира.

— Красиво, — сказала её киска, — но это всё равно тюрьма.

— Да для меня нормально, — ответила Мариша.

— Я знаю, — продолжала Нира, — что ты самым удивительным вещам теперь не доверяешь, но всё-таки послушай, что я тебе скажу. Сто тысяч лет назад здесь заперли волшебника. Светом Справедливости его прозвали. За то, что дела его очень многих восхищали, даже если весьма печалили кого-нибудь. Но поскольку почти все не понимали, кто в следующий раз будет восхищён, а кто опечален, его на всякий случай здесь замуровали… на веки вечные.

— Печально.

— Ещё и как печально. Ведь наказание его несправедливо. Его дела, намерения были не злы, а лишь непредсказуемы, но кару он понёс как худший из злодеев. И не найдётся никого, кто сжалился бы. Жалеют многие, но отпустить боятся все. Так, может быть, ты…

— Я помню сказку, где джинн хотел убить героя, который его освободил.

— Ты разве боишься смерти?

Мариша огляделась. Замок был не очень похож на сон. Дотронулась до мраморной стены. Шершавая. Потрогала портьеру. Гладкая и приятная на ощупь. Если не сон, то волшебников на самом деле нет. А если сон, то во сне и умереть не страшно.

— Ладно, — ответила Мариша, — если только идти недалеко.

— Недалеко, — обрадовалась Нира, — вот лифт, просто зайди и нажми на кнопку «восемь»!

Мариша вошла в лифт, обитый красным бархатом, на золотой панели кнопки, расположенные в три ряда, были пронумерованы от нуля до девяти.

— Ноль — это что? Подвал?

— Не знаю.

— Наверное, подвал. А может, даже подземелье...

Мариша нажала «ноль». Дверь закрылась, лифт поехал вниз. Гудение… Щёлкнув, дверь открылась.

Нира смотрела на свою хозяйку с широко открытым ртом.

— Мариша! Тебе что, волшебника не жалко?

— Я посмотрю, что здесь, потом вернусь.

Нира ничего на это не сказала.

Подвал или нулевой этаж заброшен не был, на стенах горели факела. Стены из гранитных плит, без дверей проёмы. Мариша вошла в один из них. Увидела металлический сундук, открыла. В нём оказался золотистый меч. Девочка взяла оружие. Красиво… Наверняка здесь можно ещё много чего полезного найти.

— Только не жадничай, пожалуйста, — попросила Нира.

— Мне хватит. Теперь можно и к волшебнику, — сказала девочка. — Если вдруг прогневается — уж я ему!

Мариша снова вошла в лифт, нажала «восемь». Позвякивая и постукивая, лифт приехал на восьмой этаж. Створки позолоченных дверей открылись. Впереди был узкий коридор с уже знакомыми мраморными стенами и красными коврами, а дальше — круглый зал. В его центре возвышался постамент с продолговатой стеклянной колбой, внутри которой мелькало что-то, похожее на картинку в телевизоре, когда сигнала нет. Мариша осторожно приложила к стеклу меч, колба медленно стала уменьшаться, пока не исчезла вовсе. Больше ничего особенного не произошло.

— И это всё? — разочарованно спросила девочка.

— Как знать.

— Ну знаешь… — Мариша возмущённо покачала головой, — хватит с меня волшебников, я пошла гулять.

Положив меч на постамент, Мариша вернулась в лифт, нажала «девять». И через несколько секунд оказалась то ли на крыше, то ли во дворе. Освещённый ярким солнцем белый камень приятно ножки грел. Вместо ковров алели клумбы с красными петуниями, шумели фонтаны впереди.

— Теперь пусть всё будет справедливо, Нира, — сказала девочка. — Да, я готова, смерть так смерть. А может, я уже давным-давно на самом деле умерла, и это не тюрьма, а настоящий рай и есть?

Маришин голос затихал. Сон кончился, и дома в комнате было уже светло. Нира лениво выглянула из своей корзинки.

— Или вот это рай, — наяву уже договорить решила девочка, — или везде, где хорошо. Ну что ж, для разнообразия пусть будет иногда не слишком гнусный  маленький адик…



      — Глава 5 —

     — Разноцветные домики —


Творческие занятия были ещё не самой худшей мукой в Маришином аду. А вот борщи были действительно несносны. Даже сам запах, в этот день доносящийся из кухни, вызывал у девочки с трудом сдерживаемую тошноту. Возможно, другие дети здесь находили «первое» не настолько скверным, но ели его только потому что Нина Павловна заставляла есть.

— Нина Павловна, пожалуйста, я это есть очень не хочу, — жалобным голосом Мариша попросила, когда дежурные поставили перед ней тарелку с багровой кисло смердящей жижей.

— А придётся, — воспитательница, проходящая мимо с хлебным подносом, на девочку даже и не посмотрела.

— Ради чего придётся?

— Так здесь заведено, — сказала Нина Павловна, повысив голос и не очень мягко положив поднос на стол, за которым сидел Богдан Тихонин. — Никто тебя не будет спрашивать, что твоей душеньке угодно. Положено — так ешь! Если полагаешь, что крысиный яд тебе подсыпали в тарелку, то это очень маловероятно, должна тебе сказать!

Такая речь Марише показалась уж слишком грубой. Она вообще не представляла, как после этого хоть что-нибудь будет спокойно есть.

Богдан Тихонин встал из-за стола, взял свою тарелку и вылил на пол. Затем подошёл к столу Мариши, её тарелку вылил на пол тоже.

— По крайней мере, это могу сделать для тебя, — сказал. — Спасибо.

Нина Павловна на мгновение остолбенела, потом очень неторопливо и спокойно взяла мальчика за шкирку и в кабинет заведующей понесла. Богдан не сопротивлялся. Из-за закрытой двери кабинета некоторое время приглушённо доносились о чём-то спорящие голоса, затем Богдан вернулся и молча за свой столик сел. Пришла нянечка со шваброй и ведром, вытерла разлитый борщ, потом кухарка положила в Маришину тарелку со «вторым» ещё одну котлету.

(«Неторопливо. Медленно. Детский адик же»).

Ночью Марише снился какой-то лес. Зелень деревьев перемежалась с желтизной, вглубь вела узкая тропинка. Девочка не понимала, по какой причине она здесь, но в лес — так в лес, Мариша зашагала по тропинке. Полянка впереди и домик с красной крышей... Розовые стены и фиолетовая дверь с фиолетовым крыльцом. Марише это показалось стильным. Идти было приятней, чем стоять, а ежели идти, то лучше в домик.

Открылась дверь и на крыльцо вышла старушка в синем платье и беленьком платке. Её щёки были мокры от слёз.

— Я больше с тобой разговаривать не буду, — сказала обиженно старушка.

— Как хотите, — ответила Мариша, вошла в домик, села за стол, накрытый белой скатертью и украшенный букетом белых пионов в голубом вазоне.

Старушка вошла тоже, за стол уселась с противоположной стороны, сказала:

— Давай всё-таки поговорим немного.

Мариша усмехнулась:

— Вы уж определитесь, хотите или не хотите говорить.

— Немного… Совсем немного.

— Хорошо.

Старушка кивнула на вазон:

— Красивые цветы?

— Нормальные.

— И ничего не жмёт?

Мариша ещё раз усмехнулась:

— За ваши годы пора бы и привыкнуть.

Старушка надула щёки, но продолжила вопросы задавать:

— Какие планы?

— Как обычно.

— Красный или синий?

— Это неправильный вопрос.

Вздохнув, старушка встала из-за стола:

— Ну вот и поговорили.

Мариша тоже встала:

— До свиданья.

Старушка не сказала ничего. Мариша вышла и пошла дальше по тропинке. Снова домик — крыша синяя, дверь красная, стены жёлтые в фиолетовый горошек, белое крыльцо. Навстречу никто не вышел. Вот и отлично, разговоры уже Марише надоели. Открыв дверь, девочка вошла в домик, улеглась в какую-то кровать и проспала спокойно до утра.



     — Глава 6 —

     — Фабрика девочек —


В этот день на улице погода была суровой. Ветер гнал мокрый снег, хлюпала под ногами грязь. Несмотря на то, что сейчас Мариша с папой шла на день рожденья Игорька, весёлой как Крокодил Гена ей быть не удавалось. Была причина и более весомая, чем непогода: накануне её папа работу потерял. Студию, для которой он девочек снимал, закрыли, а на одном искусстве, как сам папа ей сказал, долго не протянешь. Что будет дальше — никто не знал. Маришу папа довёл прямо до дверей квартиры Игорька, поздоровался с его мамой, тётей Клавой. Сказал, что в пять часов зайдёт, ушёл. Мариша отдала Игорьку подарок.

— Мариша, что с тобой? — спросил мальчик. Как-то ты выглядишь печально.

— Тебе это всего лишь показалось, — ответила Мариша. — Это сколько тебе, шесть или семь уже?.. Где тут у вас можно вымыть руки?

— Семь лет, — ответил мальчик. — Я же немного тебя старше. Вон там ванная и туалет.

Мариша помыла в руки, в гостиную вошла. Села за накрытый белой скатертью стол с расставленной посудой.

— А Маша не пришла? — спросила девочка.

— Нет, — ответил Игорёк. — Что-то дома у неё не так. Её папе светит белая луна, — мама так сказала.

Девочка вздохнула:

— Всё понятно.

Тётя Клава большую коробку принесла.

— Торт миндально-шоколадный а ля мод, — сказала тётя Клава. — Сейчас его
разрежем… Вот, это имениннику, это тебе, Мариша, а это мне… Всё, можно есть. Или ещё что-то не в порядке?

— Порядок, тёть Клав, — ответила Мариша, зачерпнув ложечкой и положив в рот большой кусок. — Вау, да это просто обалденно!

— Мариша, — спросила тётя Клава, — у тебя точно всё дома хорошо?

— Точно, — кивнула девочка.

— Папа к тебе не пристаёт?

— Не пристаёт.

— Какой-то он сам не свой был, мне это тоже показалось?

— Конечно, показалось, — Мариша зачерпнула ещё немного торта, отправила в рот, прожевала без слюны и проглотила. Кусок с трудом в горло проскочил.

— Не бойся, — сказала тётя Клава, — я тебя не выдам. Ты можешь мне всё-всё доверить.

— Как скажете.

— Ты папу слушаешься?

— Да.

— Во всём?

— Во всём.

— Когда купаешься, ты раздеваешься?

— Конечно, нет.

— Дорогу переходишь на красный или на синий свет?

Мариша задрожала.

— Мама, хватит, — крикнул Игорёк. — Ты не на работе же!

Тётя Клава ничего больше не сказала.

В пять часов пришёл папа и Маришу домой забрал. Уже стемнело, и вьюга продолжалась. Луны, конечно, не было, но девочка всё равно спросила:

— Пап, тебе не светит что-нибудь?

— Да нет, — папа с удивлением сказал. — Такого именно у нас в стране закон пока не запрещает. Да, от беззакония можно пострадать вполне, но мне так или иначе не о чем жалеть.

(«Посмотрим, папа»).

Ночью Марише приснился довольно странный сон. Комната с горящей хрустальной люстрой, за окнами темно; столы и девочки кругом, по возрасту — от почти взрослых до совсем малышек. Одни из них строчили на пишущих машинках, другие писали что-то авторучками в бумагах. Мариша решила сделать вид, что она здесь тоже к чему-нибудь причём. Села за стол, взяла ручку и листочек. Писать большими буквами она уже умела, но что писать? Возникло чувство, как будто бы она опять забыла о чём-то очень важном. Тогда не стоило, пожалуй, наполнять эту бумажку чёрт знает чем.

Открылась дверь и ещё одна девочка вошла. Темноволосая, уже почти большая. Она подошла к Маришиному столу, взяла её ничем не заполненный листок, долго на него смотрела. Мариша не поднимала взгляд, ей было немного стыдно за то, что чьи-то ожидания она скорей всего не оправдала. Большая девочка осторожно положила листик на край стола, уселась на пол. Её присутствия Мариша уже не ощущала. Стараясь не шуметь, Мариша поднялась из-за стола, вышла из комнаты, назад не оглянувшись. Закрыла обитую чёрным материалом дверь, на которой была блестящая табличка с числом «пятнадцать». По сторонам длинного коридора виднелось множество таких дверей, с другими только номерами. К чему ведут узкие проходы, наступая на очередные грабли, Мариша больше не хотела проверять, а потому, как та большая девочка, уселась и внимательно изучила пол. Большие белые квадраты… Хорошо. Какой-нибудь из них должен непременно открываться… Вот так. От прикосновения Маришиной руки одна из плит раздвинулась, открыв яму с лестницей. Внизу темно… И страшно. Точно стоит ли?.. Поколебавшись, девочка решила, что в этом месте самый сложный путь — возможно, самый верный, и полезла вниз. Она попала, похоже, в какой-то маленький сарайчик; рядом с лестницей был выключатель, Мариша включила свет. Действительно, сарайчик… или мастерская. Стены внизу зелёные, а сверху белые, вдоль стен расположились тоже зелёные верстаки, к одному из них прикручены тиски, на другом — станок, точильный камень. Как будто не опасно, но что-то здесь не так… Ну разумеется, не даром в центре комнатки подозрительно стоит колодец. Можно спуститься по верёвке дальше вниз. Теперь Марише стало ещё тревожней. Конечно же — чем ниже, тем страшней. В таких местах могли быть даже пауки, и девочка не думала, что смелости её надолго хватит. Она решила, что вниз спустится ещё только на один этаж, и если ничего полезного там не найдёт — поднимется назад. И Мариша полезла по верёвке.

— А ну ка стой! — раздался строгий дядин голос. — Вначале будет разговор со мной.

Верёвка кончилась, но пол был недалеко. Мариша спрыгнула и осмотрелась. Огромный зал, слегка освещённый красным светом. Она стоит на маленьком бетонном островке, вокруг вода, в которой что-то плавает, но что — при таком свете не заметно.

— Вы кто? — спросила Мариша дядю.

— Директор, — ответил тот.

— Вы где?

— Везде, где будет мне угодно. От разговора тебе так просто не уйти.

— И хорошо. У меня есть тоже к вам вопросы.

— Вот и отлично. Задавай!

— Вы чем здесь занимаетесь?

— Чудесами!

— Это мне ничего не говорит.

— Тогда задай вопрос более конкретный.

Мариша растерялась. Что она на самом деле хочет знать? Ну девочки, ну пишут что-то, но какое отношение это имеет к ней? Тогда она спросила:

— Ради чего я здесь?

— Ради чудес! — ответил ей директор.

Девочка вздохнула:

— Понятнее не стало. Ради каких именно чудес? Только не говорите, что «нормальных».

— Конечно, не скажу. Нормальными чудеса быть даже в принципе не могут. Раз ради чудес — значит, ради ненормальных! Ещё вопросы есть?

— Нет. Я возвращаюсь.

— И что там, в воде, не хочешь посмотреть?

— Нет. Я уже решила, что этот этаж последний для меня, и что там ниже — даже смотреть не буду.

— Так просто я всё равно тебя не отпущу.

— Ну ладно. Что вы от меня хотите?

— Чудес!

— Заладили. Я не умею делать чудеса.

— Они получатся и сами, просто не ленись, я буду делать, а ты мне что делать говори, всё что угодно говори, но говори, и непременно выйдет чудо!

— Я спать хочу, — ответила Мариша. — Давайте сотворим мне тёплую, уютную кроватку.

— Нет. Только это не могу.

— Я так и думала. Тогда пусть я стану Нирой!

Мариша превратилась в кошку, легла на бетонный островок, закрыла глазки. Голос директора постепенно затихал:

— Ах ты чертовка, ну в следующий раз…

Что будет в следующий раз, сейчас Маришу не интересовало.



       — Глава 7 —

     — Луна Мариши —


Так мало помалу Мариша до очередного дня своего рождения и дожила. Прямо с утра Нина Павловна, построив свою группу, объявила:

«Сегодня Марише Комориной исполняется семь лет. Вскоре она покинет садик, как и многие из вас, однако уже сейчас она предназначенный ей путь с лёгкой душой и со спокойной совестью преодолевает, так что некоторым из вас тоже можно в этом брать с неё пример. Я поздравляю тебя, Мариша, и дарю этот школьный ранец как сувенир... А теперь, ребятушки, все садитесь за свои столы, сегодня вас ждёт серьёзная и интересная работа».

Дежурные раздали детям разноцветную бумагу, ножницы и клей, после чего Нина Павловна дала задание сделать дизайнерскую скатерть. Она велела наклеить на белые квадраты украшения так, чтобы, по её словам, «покупатели заинтересовались». Так или иначе, Мариша уже знала, какой будет её скатерть: она хотела подарить хотя бы белую луну своему папе, которому, возможно, ничего хорошего больше в жизни не светило. Но девочка не возражала бы, если бы и другие люди такую скатерть решили для себя купить.

«Проще всего было бы вырезать круг из белого квадрата и наклеить на чёрный фон, — подумала Мариша. — Но это будет противоречить условиям задачи. Ведь украшать надо сам квадрат, и уж подавно что-то вырезать из него не стоит. Что же мне делать?.. Кроме квадратов есть только чёрная, синяя, зелёная, жёлтая и красная бумага… Как ни крути, но не выходит белая луна... Тогда пусть будет жёлтой... Только к жёлтому вместо чёрного лучше синий подойдёт».

Она наклеила синий лист на белый, обрезала выступающий край. Потом вырезала жёлтый круг и наклеила сверху.

— Время истекло, — сказала Нина Павловна, — сейчас ваш дизайн проверим. Начнём с Тихонина Богдана. Посмотрим… На чёрном фоне белый череп с белыми костями… Богдан, откуда ты белую бумагу взял?

— Красную цветом вниз перевернул.

— Вот молодец!

(«А я глупышка», — подумала Мариша).

Воспитательница уже хотела приколоть работу Богдана на выставочный стенд, но остановилась.

— Хотя постой… А белый квадрат твой где?

— Вот он.

— Уже не молодец. Фон надо было наклеить на квадрат ведь!

— Если вам не нравится, то я себе оставлю.

— На здоровье, — вздохнув, Нина Павловна продолжила обход. — Наташа Тесленко… Превосходный белый флаг. Сдалась, Наташа?.. Ну ничего. Свой флаг ты тоже можешь себе оставить, разрешаю... Миронов Игорёк… Скатерть в красно-сине-белую полоску, очень похоже на российский триколор. Да, это технически правильно выполненный дизайн, но… Из-за напряжённости с соседями наши покупатели вряд ли его одобрят, поэтому на выставку, я думаю, такие вещи не стоит выставлять... Маша Пионова… Красные пятна на белом фоне… Маша, ты за луну или за солнце?

— Ой, признаюсь, Нин Павловна, я за пузатого японца.

— Ну ладно, Маша, я тебя прощаю.

И воспитательница повесила Машину работу на выставочный стенд.

«Чёрт побери, — подумала Мариша. — Так ведь мою работу могут соотнести и с нашим флагом. Даже соотнесут наверняка, но у меня на флаг не настолько, как у всех похоже, всё это слишком плохо соотносится... Позорно...»

Она схватила свою скатерть и разорвала на мелкие куски.

Нина Павловна, увидев это, ахнула:

— Мариша, ах ты… Как ты!.. Наша символика!.. Национальная гордость!..

Воспитательница поспешно принялась собирать обрывки с Маришиного столика, затем с пола, после чего в кабинет заведующей побежала.

— Ну всё, Мариша, — сказал Богдан Тихонин, — теперь твоему папе тоже мозги будут промывать. Я сам уже осквернял национальную символику, было больно.

— Папе?

— Мне. Хотя, может быть, и папе…

Вернулась Нина Павловна.

— Можешь играть с ребятами, Мариша, — сказала воспитательница. — Мне жаль огорчать тебя на день рожденья, просто имей в виду: то, что ты сделала — позорно. И с твоим папой будет ещё серьёзный разговор.

Спокойно играть у Мариши уже никак не получалось.
 
В четыре пришёл папа, в кабинет заведующей зашёл, сразу же вышел и Маришу домой отвёл.

«Это ещё не всё, нас с мамой вместе вызывают», — сказал он.

Родители ушли, Мариша осталась дома на пару с Нирой.

Обняв кошку, девочка сказала так:

«Моя сестрёнка, ты знаешь, что ты мне очень помогла? На самом деле я не со спокойной совестью по жизни шла до этих пор, но глядя на тебя — кошачьим шагом. И вот теперь оглядываюсь на себя, не понимаю толком, зачем мне вздумалось порвать... Если бы я тебя тогда держала на руках — ты бы испугалась».

Мама вернулась через час. В слезах.

— Где папа? — спросила её Мариша.

— Не отпускают...

— Но сегодня отпустят же?

— Ну… Как бы тебе сказать… Мне надо выпить, доча, — из кухонной тумбочки мама достала бутылку водки. — Я представляю твои чувства, день рожденья, да, и тут… такое. Но мы его отметим всё равно, пусть и сквозь слёзы. Садись за стол. Мы собирались что-то вкусное купить, но… не до покупок. В общем…

Мариша села на табурет, мама налила полный стакан водки, выпила, заела солёным огурцом.

— Заведующая сказала, что папу расстреляют, — сказала мама. — Прямо сегодня, а потом надо готовиться и мне.

Мариша молча смотрела на свою тарелку с огурцом. Потом спросила:

— Мама, можно мне тоже водки?

Мама погладила Маришу по головке:

— Вижу, что растёшь. А почему и нет, давай напьёмся вместе и умрём. На этот раз у нас с тобой не получилось, но ничего, когда-нибудь ещё мы всё равно здесь соберёмся всей семьёй, сядем за стол, гостей тоже позовём, будет оливье и сервелат, телевизор включим...

Мама наполнила стакан ещё раз и Марише его подала. Пустую бутылку поставила под стол.

 — Не чокаясь. Пей до дна.

Мариша сделала несколько глотков, закашлялась, затем, скрепя сердце, выпила всё остальное. Закусила огурцом.

— Растёшь, растёшь! — мама погладила Маришу снова. — Да, вспомнила, есть ещё кое-какая снедь, перед тем, как… папа сделал холодец. Он получился… Как бы тебе сказать… Говённый! Горя-то он уже хлебнул, был не в себе, что-то там напутал. Но это… Последний папин холодец. Всё понимаешь?

— Да.

— Я же говорила, что ты умницей растёшь. Мы все растём…

Покачиваясь, мама встала из-за стола, из холодильника тарелку холодца достала, порезала, себе и дочке на тарелки положила дрожащие куски.

Мариша в рот отправила слизистую массу.

«Ну со слезами — самое оно, — подумала. — Спасибо, папа...»

На кухню вошла Нира, к девочке на колени забралась, мяукнула тихонько.

Мариша дала киске тоже ложку холодца.

— Бедная моя сестрёнка, — ей сказала. Когда мы все умрём, ты здесь останешься одна. Чтобы ты умерла от голода, я бы не желала...

— Я открою дверь на улицу, — сказала мама. — Она не пропадёт. Такую кошку кто-то наверняка возьмёт…

Нетвёрдой походкой мама направилась к входной двери. Но дверь сама открылась, вошёл папа.

— Ты плакала? — спросил он. — Вот дурёха, не стоило…

Мама с открытым ртом смотрела на него:

— Тебя не расстреляли?

— Что?.. Это кто тебе такую чушь сказал?

— Заведующая.

— Ах она такая дрянь! Послушай, у нас сейчас не тридцать седьмой год в двадцатом веке, дорогая… Не расстреляли, но головоломку собирать заставили.

Папа достал из чемодана склеенную из маленьких кусочков Маришину работу, скотчем на стену прилепил.

— Мариша, ты ни о чём не переживай, никакой символики ты не осквернила! Жёлтый круг на синем фоне не в счёт, хоть и похоже по цветам. Но юридически здесь имеется в виду только чётко определённый символ, поняла?

Что значит «юридически», конечно же, Мариша ещё не понимала, да и вообще у неё от водки жутко кружилась голова. Но всё равно девочка сказала:

— Поняла.

— Вот умница, —кивнул папа. — Жена, как вижу, ты уже успела причаститься, наливай и мне.

— А водки нет, — сказала мама.

— Как нет?.. Ты что, одна приговорила всю бутылку?

— Не одна… С Маришей…

— Что?.. Совсем с ума сошла?

Слова родителей Марише уже напоминали невнятную болтовню соседей за стеной.

«Не стоило, — подумала она, — в семь лет мне пить так много водки. Теперь, похоже, умру здесь только я одна. И встать-то не могу, как я дойду до своей кроватки?»

Нира спрыгнула с Маришиных коленок, к своей корзинке тихо поплелась.

«Всё правильно, — подумала Мариша, — я смогу. Если очень-очень медленно, кошачьими шажками...»

Став на четвереньки, девочка подобно кошке к своей кроватке поползла. Папа подхватил её под мышки, отнёс в постельку, уложил, укрыл, «спокойной ночи, дочка» ей сказал и вышел, закрыв в Маришину комнатку дверь.

«Ну вот и смерть, — подумала Мариша. — Нелепая на этот раз, и ладно. Да и погода нынче вполне под стать, луны, понятно, больше не видать...»

Поднявшись, девочка окно открыла.

«Сурово… Как же метёт пурга, у нас настала прямо русская зима. Как в старом телевизоре, чёрно-белый снег».


(Продолжение здесь: http://proza.ru/2022/03/23/1061 )