Общество безвестных людей

                Литературные староверы

Церемонно и торжественно проходили в Петербурге в десятые годы ХIХ столетия заседания литературного общества «Беседа любителей русского слова». В великолепном просторном зале собирались его участники - мужчины в шитых золотом мундирах, при всех регалиях, дамы в бальных нарядах. Столичная знать считала своим долгом присутствовать на заседаниях «Беседы».

В признании литературных заслуг участники «Беседы» придерживались более табели о рангах, нежели о талантах. Присутствовали титулованные и сановные особы - граф Разумовский, князь Шаховской, князь Ширинский-Шихматов, граф Хвостов. Возглавлял общество один из виднейших сановников Российской империи А.С. Шишков. Не имевший особых заслуг в мореплавании, но получивший высокий чин адмирала, он «прославился» в изящной словесности, возглавив группу литературных и политических «староверов». Они и составляли «Беседу», которая должна была воспрепятствовать новым веяниям в литературе и языке.

«Сухопутный адмирал» считал богатейший русский язык всего лишь… наречием старославянского языка, а посему предлагал писателям заимствовать «речения» только оттуда. По его мнению, все новые слова, пришедшие в русский язык из иностранных, должны быть заменены или взятыми из церковных книг старыми, или новыми, придуманными по их образцу. К чему россиянам употреблять иноязычные слова аудитория, биллиард, оратор - гораздо проще заменить их «речениями», созданными по  подобию древних: слушалище, шарокат, краснослов!

   «Беседа» не столько способствовала совершенствованию русской литературы и языка, сколько препятствовала этому. Едва ли не впервые литературу стремились подчинить бюрократическому регламенту, отдалить от жизни и окончательно умертвить парадной напыщенностью. Недаром противники общества чиновных литераторов метко переименовали его в «Беседу губителей русского слова».

Приглашенные на публичные чтения «Беседы» щедро потчевали творениями в стихах и прозе - разнообразными по жанрам, но одинаково бесталанными, которые читали сановные и титулованные сочинители. Это дало повод И.А. Крылову высмеять однообразные и скучные заседания «беседчиков» в знаменитой басне «Демьянова уха».

                Рождение «Арзамаса»

В борьбе против литературных «староверов» объединили свои силы талантливые молодые писатели, в числе которых были В.А. Жуковский, П.А. Вяземский, К.Н. Батюшков, Д.В. Давыдов, А.И. Тургенев. Не маститые сановники, а скромные, не знаменитые еще ничем люди составили дружеский союз, названный ими «Арзамас». Противопоставляя его столичной аристократической «Беседе», на заседаниях которой собирались министры, сановники, митрополиты, весь цвет высшего общества, арзамасцы подчеркивали безыскусность и непритязательность своего содружества, назвав его именем  ничем не примечательного уездного городка. Если заседания «Беседы» проходили в великолепном зале, то местом собраний «Арзамаса» единодушно было признано любое, где соберутся несколько его участников: чертог, хижина, колесница, салазки. Одно из собраний арзамасцев проходило в дорожной карете на пути из Петербурга в Царское Село.

На заседаниях «Беседы» царила скука. Собрания «Арзамаса» блистали фейерверками остроумия, живостью и оригинальностью суждений - здесь господствовали буффонада и шутка.

Город Арзамас издавна славился своими гусями. Символом нового общества стал гусь, его изображение появилось на печати «Арзамаса». Его же - только в жареном виде - подавали на стол в конце собрания для ужина арзамасцев.

Душой «Арзамаса» был В.А. Жуковский. Недаром друзья называли его чародеем - он был поистине добрым волшебником и в поэзии, и в жизни. Всем арзамасцам Василий Андреевич присвоил шутливые прозвища, которые заимствовал из своих баллад. Благодаря ему в «Арзамасе» появились Эолова Арфа, Резвый Кот, Статный Лебедь, Ивиков Журавль, Черный Вран, Очарованный Челнок, Дымная Печурка, Громобой, Пустынник, Старушка, Ватрушка, Асмодей и Сверчок. Сам Жуковский по названию лучшей из своих баллад был назван Светланой.

В ритуале арзамасских собраний своеобразно отразились обычаи французской революции 1789 года. Красный колпак - символ якобинцев - надевал председатель собрания. В красном колпаке был и каждый принимаемый в «Арзамас». На голову же провинившегося арзамасца надевался белый колпак. В отличие от членов чиновной «Беседы», установившей целую иерархию участников общества, все арзамасцы были равны и называли друг друга гражданин.

Высмеивая старинный обычай ученых обществ при вступлении нового участника произносить речь, обращенную к покойному предшественнику, арзамасцы решили: поскольку все члены «Арзамаса» бессмертны, «за неимением собственных готовых покойников брать их… напрокат из числа мудрецов «Беседы», дабы воздать должное по делам их». Следуя этому ритуалу, вступающий в «Арзамас» литератор Жихарев произнес надгробную речь, посвященную… себе самому - до этого он был участником «Беседы».

- Друзья! Помните ли предание древнего времени о Фениксе Бессмертном? - ответствовал председатель собрания. - В нашем брате возобновилось чудо перерождения сей баснословной птицы! В едином только он не сходствует с нею - Феникс умирал Фениксом и воскресал Фениксом. Брат наш умер сердитою совою «Беседы» и воскрес горделивым гусем «Арзамаса»!

Нового арзамасца, очистившегося от скверны «Беседы», нарекли Громобоем.

По примеру нового летоисчисления, установленного французской революцией, арзамасцы ввели новое летоисчисление у себя, считая его от времени создания «Арзамаса». Злой пародией на литературных староверов были употреблявшиеся при этом славянские названия месяцев: студень ; декабрь, просинец ; январь, лютый или сечень ; февраль, вресень ; март,  березозол ; апрель, травень ; май… Они фигурировали в протоколах заседаний «Арзамаса», которые неизменно вел Жуковский, излагая «арзамасские» новости не только смиренной прозой, но зачастую и высоким стилем античной поэзии.

         При вступлении в общество каждый арзамасец должен был произнести клятву: «Обязуюсь и торжественно клянусь быть всегда усерднейшим и ревностнейшим членом «Арзамасского общества безвестных людей». Обязуюсь и торжественно обещаю повиноваться всем постановлениям все мысли мои к его чести и пользе. Если же нарушу сие добровольное торжественное обещание, да буду проклят от всех благомыслящих арзамасцев, да буду всеобщим поношением и посмешищем подобно комику Шутовскому. Дом мой опустеет подобно дому «Беседы» во дни торжественных чтений. Злато и серебро мое да истощатся на издание творений моих, а сии да пребудут неистощимы и неприкосновенны в книжной лавке Глазунова. Одр мой да будет обиталищем всех бесов и привидений балладных. Да бегут от очей моих сон и успокоение, как бегут слушатели от чтения стихов Хлыстова (так арзамасцы именовали графа Хвостова).

Жуковский посвятил свою речь знаменитому графоману того времени графу Хвостову - «беседному покойнику, лирическому затейнику, вольному каменщику бессмыслицы, привилегированному фабриканту галиматьи и заслуженному парикмахеру фурий». Хвостов получил от арзамасцев прозвище скотолюба, поскольку к свои басням, которые автор именовал притчами, он избрал такой эпиграф: «Все звери говорят, а сам поэт молчит». Титулованный сочинитель был поистине притчей во языцех для арзамасцев, а его притчи - постоянной мишенью  их пародий. И немудрено - какие только удивительные происхождения ни происходили с персонажами его притч по воле их автора! Попавший в сеть голубь разгрызал ее зубами, осел взбирался на рябину, обхватив ее лапами, уж становился на колени, а ворона роняла сыр из пасти…

Манию сухопутного адмирала Шишкова заменить все заимствованные из иностранных языков слова придуманными по образцу древнеславянских участники «Арзамаса» высмеяли в остроумной фразе: «Хорошилище в мокроступах идет по гульбищу из ристалища на позорище», что в «переводе» на обычный язык должно было означать: «Франт в калошах идет по бульвару из цирка в театр».

 Собрания «Арзамаса» сверкали поистине фейерверками остроумия. На одном из заседаний прозвучала сатирическая кантата, посвященная видному деятелю «Беседы» стихотворцу и драматургу князю Шаховскому, которого арзамасцы именовали Шутовским:

                Вчера в торжественном венчанье

                Творца затей

                Мы зрели полное собранье

                «Беседы» всей.

                И все в один кричали строй:

                «Хвала тебе, о Шутовской!

                Тебе, герой! Тебе, герой!»

                Он злой Карамзина гонитель,

                Гроза баллад,

                В «Беседе» грозный усыпитель,

                Хвостову брат.

                И враг талантов записной.

                Хвала тебе, о Шутовской!

                Тебе, герой! Тебе, герой!»

На другом собрании «Арзамаса» были прочитаны строки из «Парнасского адрес-календаря». (Адрес-календарь был в те годы поистине всеобщей настольной книгой, содержавшей реестр служащих разных ведомств с указанием их званий, чинов, орденов и прочих наград).

Острой пародией на такой реестр и был «Парнасский адрес-календарь, или Роспись чиновных особ, служащих при дворе Фета или в нижних садах Геликона, с краткими замечаниями об их жизни и заслугах» - в нем воздавалось по заслугам и арзамасцам, и «беседчикам»:

«Денис Давыдов - действительный поэт, генерал-адъютант Аполлона при переписке Вакха с Венерою». «Константин Батюшков - действительный поэт, стольник Муз, обер-камергер Граций». Князь Шаховской - придворный дистиллятор, составляет самый лучший опиум для придворного общественного театра. Имеет привилегию писать без вкуса и толку». «Князь Ширининский-Шихматов - беседист, член противной стороны здравому смыслу. Пишет неведомо что, неведомо для кого. Сочинитель песен, которых никто не поет, и книг, которых никто не читает».

  Несмотря на поддержку «высших сфер», «Беседа любителей русского слова» просуществовала всего лишь несколько лет, убедительно доказав своей недолговечностью, насколько несовместимы литература и бюрократия. Однако по-прежнему весело и непринужденно проходили собрания «Арзамасского общества безвестных людей». Напротив, они заметно оживились после вступления в «Арзамас» будущих декабристов - Николая Тургенева, Михаила Орлова, Никиты Муравьева.

В своей вступительной речи герой Отечественной войны 1812 года, самый молодой генерал русской армии, парламентер союзных войск, принимавший капитуляцию Парижа, Михаил Орлов призвал арзамасцев «общим согласием определить нашему обществу цель, достойную ваших дарований и любви к стране русской», говорил о «грядущем славном веке истинного свободомыслия».

Николай Тургенев  посвятил свою речь не покойной «Беседе», а одному из ее отпрысков - Императорской Публичной библиотеке. С гневной иронией говорил он о жалкой просветительской роли библиотеки, почти не имевшей читателей, но зато имевшей «один счастливый дар - просить и просить покорнейше», отличающий «сей храм щедро монарших от других, бесталанных книгохранилищ». C негодованием обрушился Тургенев на «патриотические рассуждения» литератора Н.И. Греча, составившего по заказу дирекции библиотеки «так называемое обозрение так называемой литературы российской», восхвалявшее цензуру, предоставлявшую писателям «возможность благоразумной свободы». Тургенев полностью разоблачил пышность либеральных фраз, прикрывающих реакционную суть:

 - Я невольно вспомнил о том, что не только у нас, но и во всей Европе приятными наименованиями стараются прикрывать наготу деспотизма и порока. Давно уже прямодушные люди не верят словам, сопровождаемым эпитетом благоразумия, и под благоразумным человеком разумеют эгоиста, под благоразумным поведением - тонкое, часто подлое поведение, под благоразумием цензуры - благоразумие полиции.

Таких пламенных речей на собраниях «Арзамаса» еще не звучало. Михаил Орлов и Николай Тургенев высказали то, что волновало умы и сердца всех участников дружеского союза. Единодушно было принято решение издавать политический и литературный журнал, в котром объединились бы разносторонние таланты арзамасцев.

В самый бурный период деятельности «Арзамаса», когда на его заседаниях обсуждались вопросы лучшего государственного устройства, говорилось об уничтожении крепостного права и свободе книгопечатания, в литературное братство был принят самый молодой его участник - восемнадцатилетний Александр Пушкин. Он давно уже мечтал вступить в «вольный Арзамас» и погребать живых покойников «Беседы любителей русского слова».

                Венец желаниям! Итак, я вижу вас,

                О други славных муз, о дивный Арзамас!

- восторженно начал Пушкин поэтическое  послание к согражданам дружеского общества. С напряженным вниманием слушал он их страстные речи - они вдохновили молодого поэта на создание пламенной оды во славу свободы, написанной им в доме арзамасцев - братьев Тургеневых и названной «Вольность»…

         Планам издания «арзамасского» журнала не суждено было осуществиться. На одном из последних собраний дружеского союза прозвучало стихотворение Вяземского «Прощание с халатом». Оно было посвящено  расставанию Петра Андреевича с уютным домашним халатом - верным спутником свободных помыслов и вдохновений поэта: он уезжал на службу в Варшаву:

                Прости, халат! товарищ неги праздной,

                Досужий друг, свидетель тайных дум…

                Что ждет меня в пути, где под туманом

                Свет истины не различишь с обманом?

         Это было и прощание с «Арзамасом» - следом за Вяземским в разные города: Киев, Константинополь, Неаполь, Лондон, Вашингтон, - сменив уютные халаты на вицмундиры, постепенно разъезжаются и другие арзамасцы - они также вынуждены были служить. Им не суждено было собраться вновь на заседание дружеского союза…

         По-разному сложились судьбы арзамасцев. Иные из них постепенно отошли от литературы - их ожидали блистательная карьера при жизни и забвение после смерти. Творения других, преодолев даль времени, и теперь составляют гордость русской литературы.

         Бережно хранили память об Арзамасском дружеском союзе  Александр Пушкин, Вяземский, Жуковский, Денис Давыдов, Александр Тургенев - их сроднил «Арзамас». Вспоминая о светлых днях юности и красном якобинском колпаке, который он надел, вступая в «общество безвестных людей», Пушкин с грустью писал:

                Но старый мой колпак изношен,

                Хотя любил его поэт -

                Он поневоле мной заброшен:

                Не в моде нынче красный цвет.

         Самый молодой из арзамасских сограждан, угасший раньше своих друзей, Пушкин до конца своей недолгой жизни сохранил верность заветным идеалам, «святому братству» вольного Арзамаса.