Бродячий маг-искусник. Циприан Норвид

               Бродячий маг-искусник

Циприан Камиль Норвид (1821 — 1883)

                   перевод с польского

Бродячий маг-искусник[1] шел себе по свету,
С приветом для цветов, растущих при дорогах,
И слуг[2] натруженных, отзывчивых к привету,
Детей, идущих в лес весной в благих восторгах,
В воротах стражников и всякого из люда,
И тут, и там при окнах ищущих приюта.

И вот покинул он предел родного крова,
Столь молодой, предупредительный со всеми,
На двух невест наткнулся прежде, что без слова
Из васильков венки плели под диадемы.
Короны будто синим пламенем объяты
От звезд над сферой зелени всем тоном,
Но не златисты вовсе и не красноваты,
Вовсю лазурью светят как небесным лоном.

Девиц же видя, над работою склонённых,
Вперивших взор[3] в нее лазурными очами,
Уразумел вдруг сразу, что стараньем оных
Погоду держит время легкими крылами,
И начал молвить с ними о погоде истой
И обо всем, что в мире ясно-голубое,
О небе чистом, о воде такой же чистой,
Плаще, которым Девы Божьей[4] изголовье
Он осенял, а также о небесным оке,
Еще бесслезном, и о небе, да, о небе,
На коем также нет ни облачка в истоке,
О мысли, что себя не ведает в потребе...[5]

Когда беседа между ними раскрывалась,
Как из стекла небес на озере кувшинка,
Что в пору теплую, — упала, как казалось,
Тень темно-синяя на их тела как льдинка.
И смолкла дева, та, что менее болтлива,
Другая ж словом захватила оной поле,
И вес обоих стал неравен для порыва
Со всем развитием в кругу речей их боле[6].
А дева та, что всех болтливей, воссияла
Тогда всем полным блеском слова, как комета,
Так, что лазури чистой фон в словах сменяла,
Хоть премилейшей девой славилась для света,
Хоть эти сестры неразрывно были смала[7].

И желтизна вошла, всей желтизны лучистость,
Что в чистоте своей была вовек бессмертна,
Но желтизна — безвестной ревности искристость,
Что с блеском зелени порой немилосердна,
А в смеси золота с лазурью ищет славы,
И так еще забавна, как весною травы.

Так радуга ткалась, а девы — вне суждений,
И также маг-искусник был еще в незнанье,
Что здесь над ними было красок красованье,
Когда вели беседы, чая откровений.

Молчащая лишь всё плела венок-корону,
Еще к лазурному вперивши очи фону,
А дева та, что всех болтливей, прерывала,
Речами (что и было также натурально) —
Аж вскоре мысль ее повсюду заблистала
И просияло всё в округе идеально.
Хотела что-то взять себе, и с места встала,
И алый мак уже, растущий где-то сбоку,
Оборвала — потом, сестру узрев в блужданье,
Как синь небес рвалась сквозь облаков сиянье,
Лазоревой игрой себя заняв без проку,
Та, всё молчащая, вернулась к ней печально
И, алый мак в венок вплетая к изголовью,
Вдруг поцелуем сестринским коснулась лба сакрально,
Как будто цвет[8] другой в ладонь кладя с любовью.

И то движенье, мака алого зарница,
Воздетого к главе, и васильков листочки,
И эти на себя уставленные лица —
Встревожили на миг небесные цветочки.
И вновь фиалками запахло в одночасье,
Заря небес на них с пурпуром приосела,
И чьи-то головы вернулись восвояси,
Где василек синел и травка зеленела,
И мак краснел в период словного размола,
Где проходило жизни этой красованье
В бездонном свете, в хоре вечного костёла.
И там, на стенах храма, как обозреванье...
Иль там, куда оно летит опять к застолью,
Как с разнословья что-то большее возникнет,
Иль совершеннейшее самое всей ролью
Усовершенствует, усилит и достигнет,
Иль к изначалию его уронит с болью,
Иль вырванной страницей снова сникнет,
В земную сферу отлетев, — обеспокоит
Крупицу совести былым воспоминаньем —
И будет тяготеть, аж в радугу состроит
Всю тяжесть эту — жития страданьем!..

Те вещи видя, он подумал о Всесильном,
О важности молитв, что всё еще витают
В сиянии пространств и на одре могильном,
Что дивной аурой на воздухе сияют,
Так что, входя под своды, всякий шаг утишит[9],
Как будто мнил, что изваяние услышит…

И вот пошел он через улицу куда-то,
Что деревами затенялась вековыми,
Где кучер кучера минует борзовато
Иль вволю парни с песней мчатся с ними,
Иль всадник скорый пронесется вдруг галопом,
Где пешие идут под липами в сторонке,
А в вечер — комары жужжат всем скопом
И оседают меж ветвями на лавчонке.

А у дороги нищий прямо на каменьях[10]
Сидел с ногами искривленными, подобный
Больному древу, что извёрнуто в кореньях[11],
Так, что скорежило его в разряд особный[12] —
А человек в лесу всё ищет это древо
И колесо творит с него направо и налево[13].

И вот тогда сказал он нищему, что люди,
Какие тут и там проходят с суетою,
Те — в выгоде, но сонм забав их нудит,
Что поневоле им содействуют судьбою:
Одним, с чего снискав, с того им грош дается,
Другим же, радость кончив, чаять устается, —
Вернувшийся же нынче с вылазки весёлой,
Доколе легкая стопа отяжелеет,
Вдруг вспомнит с горечью, что он хромой и голый,
Вздохнет себе и вздох деньгой ему приспеет.

И слыша нищий то, смягчился сразу в духе,
Людским возрадовался лицам на досуге,
И видно было как во взоре, так в движенье,
Что будит[14] милость не навязчиво в моленье,
Что видя пешеходы, чуткие тем паче[15],
Иль мыслящие глубже о своей природе,
Иль всем счастливые на свете, не иначе,
Уже не минули калеки при проходе.
И много радостных домой вернулось было,
Считая, что в миру — и здорово, и мило,
И с тем добрался нищий к дому до порога,
Благодаря за благодатный вечер Бога!

Те вещи видя, мыслил маг себе попутно
Про древний стиль скульптуры идеальной,
Что дух людской еще во гроб кладет подспудно,
Осуществленный смертью и вполне реальный —
Спокойный, белый, тихий, в духе тризны,
Что предначертана была еще при жизни,
Когда всей правдой шел к вершине прямо к свету
И был уже так близок к самому расцвету.

Тогда подумал он про образ человека,
И вник, что за собой он смерть несет с рожденья,
И придорожный чем является калека,
И те, что грош дают при мыслях погребенья,
И те, что учатся лечить природу с ними,
И, раны исцеляя, встретятся с другими,
Пока посланием не станет милосердье
И всякий не узрит в достоинстве бессмертье.

И вот вошел он в город, что наполовину
Был разделен широкой улицей глубоко,
Где зданья и костелы просятся в картину,
Где на себя сосредоточенное око
Градское[16] зрит и льет из множества кристаллов
Вокруг зерцало каждодневных идеалов.

Предместья низкие его казались тенью,
Где город оный был всё реже освещенным,
Всё меньше камень с камнем связкой был строенью,
А кое-где еще разбросан швом дробленным
Во тьме глухих за старым городом погостов —
Так пусто всюду, что как только кто в желанье,
То руки к лику пред очами сложит просто,
Как будто говоря: «Здесь самосозерцанье».

И зрел[17] дворцы он королей и их трофеи,
Что постепенно превращаются в музеи,
И эти мстивые[18] остроги инквизиций,
Что заменили в учреждения полиций,
Иные в фабрики, какие в рукодельни,
И в круг политики — пустые богадельни[19].

И зрел он площади, а вкруг сего аркады
Со множеством людей и всякие сиденья,
И в желобах ручьи, что льются чрез каскады,
Так, что не платишь за питье и угощенья,
Как будто в райских кущах млел от наслажденья,
Взирая на мужей великих по фактуре
С погожим видом в лицах по минувшей буре.

А думал маг-искусник об архитектуре...

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

[1] слово sztukmistrz в старопольском означало «фокусник»,
а также «искусник» (в современном же языке «фокусник»):

sztukmistrz (daw.) «czlowiek pokazujacy sztuki akrobatyczne,
cyrkowe itp.» https://sjp.pwn.pl/sjp/sztukmistrz;2527277.html

sztukmistrz (давн.) – «человек, показывающий цирковые и
акробатические трюки и т. п.»

Добавлю, что слово sztuka в польском означает не только
«искусство», но и «трюк». См. в словаре среди значений:
https://glosbe.com/pl/ru/sztuka

На то, что это именно так, в самом тексте указывает также
слово wedrowny, что означает «бродячий, странствующий»,
что говорит, что речь все-таки именно о бродячем артисте.
См. также словарь: https://polish_russian.academic.ru/36594/

В  устаревшей же лексике слово еще означало «искусника»:
1.  sztukmistrz (совр.) — фокусник.
2.  sztukmistrz (стар.) — искусник.
См. значение в словаре среди вариантов перевода ниже под
№ 2. – устаревшая лексика, следующий источник:
https://www.babla.ru/польский-русский/sztukmistrz

Для польского языка XIX в. данное слово понималось как в
том, так и в другом значении. В польском же оригинальном
тексте Норвида оно, скорее всего, означало и то, и другое, т.
к. речь шла о человеке, готовом, как говорится, «на все руки
от скуки»: он — артист, он — искусник, он еще и маг, хотя в
самом тексте данный персонаж только ведет искусные речи,
о чем-то философствует в мыслях, но по существу ничего и
не делает, кроме того, что сам посредством искусного слова
вселяет в сердца людей большие надежды. В этом и вся его
магия. Полагаю, что наиболее удачный перевод для данного
заголовка творения Норвида — «маг-искусник», а не иначе.

Так выглядит дословный перевод первых шести строк:

Wedrowny sztukmistrz szedl sobie po swiecie
Бродячий искусник шел себе по свету
I wital kwiatki, co przy drogach rosna,
И приветствовал цветы, что при дорогах растут,
I wital praca zatrudnione kmiecie,
И приветствовал работой натруженных холопов,
Dzieci, co ida w las cieszyc sie wiosna,
Детей, что идут в лес тешиться весной,
Strazniki w bramach miejskie — ludzie rozne
Стражников в воротах городских — людей разных
Tu, tam, siedzace w oknach i podrozne.
Тут и там сидящих в окнах и дорожных*.

*  дорожный (устар.) — 3. находящийся в пути. См. словарь:
https://ru.wiktionary.org/wiki/дорожный

Сравнивая подстрочник уже с моим поэтическим переводом,
можно явственно видеть, что текущий поэтический перевод
довольно близок польскому оригиналу, учитывая также, что
при поэтической переложении всегда что-то теряется в связи
с необходимостью доведения текста переклада как до рамок
поэтической формы, так и до формы рифмовки.

[2]  в самом польском оригинале Ц. К. Норвида речь идет о
холопах (польск. «kmiec»), однако, слово «слуга» довольно
близко по по значению к слову «холоп», в чем можно будет
убедиться из словаря: холоп — kmiec, slugus. См. значение:
https://pl.glosbe.com/ru/pl/холоп

[3]  вперить взор, взгляд (в кого-что (книжн. высок.)) — т. е.
уставиться глазами. См. толкование выражения в словарях:
https://dic.academic.ru/dic.nsf/ogegova/28978/вперять
https://kartaslov.ru/значение-слова/вперить+взор

[4]  в польском оригинальном тексте речь о Матери Божьей.

[5]  потреба (книж. устар.) — потребность, надобность. См.:
https://ru.wiktionary.org/wiki/потреба

[6]  боле (устар.) — более, больше. См. в толковом словаре:
https://ru.wiktionary.org/wiki/боле

[7]  смала (устар.) — с детства, сызмальства. См. в словаре:
https://ru.wiktionary.org/wiki/смала

[8]  цвет (поэт.) — цветок. См. также в словаре синонимов:
https://dic.academic.ru/dic.nsf/dic_synonims/194022/цветок

[9]  утишить — 2. ослабить силу действия или проявления
чего-либо. См.: https://kartaslov.ru/значение-слова/утишить

[10]  каменья (мн. ч., устар.) — «камни»; в собирательном
значении встречается склонение во мн. ч. по схеме 6*а(2).
См. под таблицей форм: http://ru.wiktionary.org/wiki/камень

[11]  коренья (мн. ч., устар.) — «корни»; в собирательном
значении встречается и склонение во мн. ч. по схеме 2*a.
См. под таблицей форм: http://ru.wiktionary.org/wiki/корень

[12]  особный (устар.) — отдельный. См. также в словаре:
https://ru.wiktionary.org/wiki/особный

[13]  направо и налево (разг.) — без разбору. См. словарь:
https://ru.wiktionary.org/wiki/направо_и_налево

[14]  будит (от гл. «будить») — пробуждает. См. источник:
https://ru.wiktionary.org/wiki/будить

[15]  тем паче (устар.) — тем более. Толкование в словаре:
https://www.efremova.info/word/tem_pache.html

[16]  градской (устар.) — то же, что городской. См. также:
https://ru.wiktionary.org/wiki/градской

[17]  зреть (книж. устар.) — видеть. Толкование в словаре:
https://slovar.cc/rus/ushakov/401740.html

[18]  мстивый — здесь в том же значении как и в польском
оригинале: msciwy — мстивый, мстительный. Толкование:
https://pl.wiktionary.org/wiki/мстивый
https://glosbe.com/ru/pl/мстивый

[19]  богадельня (перен.) — 2. учреждение или заведение, в
коем работает большое количество разных бездеятельных и
неспособных людей. См. толкование в следующем словаре:
https://ru.wiktionary.org/wiki/богадельня

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

польский оригинальный текст:

https://pl.wikisource.org/w/index.php?title=&oldid=1001556
http://www.cypriannorwid.pl/desk/Wedrowny_Sztukmistrz.php
см. в сборнике поэм Норвида в PDF формате, стр. 43 – 47
http://biblioteka.kijowski.pl/norwid cyprian kamil/poematy.pdf 

Cyprian Kamil Norwid (1821 — 1883)

            Wedrowny sztukmistrz

Wedrowny sztukmistrz szedl sobie po swiecie
I wital kwiatki, co przy drogach rosna,
I wital praca zatrudnione kmiecie,
Dzieci, co ida w las cieszyc sia wiosna,
Strazniki w bramach miejskie — ludzie rozne
Tu, tam, siedzace w oknach i podrozne.

A skoro wyszedl za rodzinna brame,
Mlody i calym soba wyprzedzony,
Napotkal naprzod dwie niewiasty same,
Uplatajace dwie z chabru korony,
Jakoby wience z blekitnych plomieni
Gwiazd, co wytrysly nad sfere zieleni,
Ale nie weszly w zlota lub czerwona,
I lazurowe sa, jak niebios lono.

Wiec, te dziewice widzac, tak sklonione
Nad lazurowa robota oczyma
Lazurowemi, wraz odgadl, ze one
Jeszcze pogoda na swych skrzydlach trzyma,
I poczal mowic z niemi o pogodzie
I o tem wszystkiem, co jest lazurowe:
O niebie czystem, czczem, o czystej wodzie,
O plaszczu, ktorym Matki Boskiej glowe
Ocienia sztukmistrz, o niebieskiem oku
Bezlzawem jeszcze, o niebie, lecz niebie,
Na ktorem niema zadnego obloku,
O mysli, mysli nie znajacej siebie...

Kiedy rozmowa tak sie rozplywala,
Jak z niebieskiego szkla dzban gdzies w jeziorze
Czystem, o bardzo cieplej roku porze,
Skoro upada modry cien na ciala,
Jedna z dwoch kobiet zmilkla, mniej rozmowna,
Wiec druga slowem jej zajela pole,
A czesc obojga byla juz nierowna
I rozwiniecie sie we wspolnem kole.
I rozmowniejsza sie rozpromienila
Blaskiem pelnego slowa, jak kometa,
Tak, ze on czysty lazur w tlo zmienila,
Choc najmilejsza byla to kobieta,
Choc obie byly siostry nierozdzielne.

I weszla zoltosc, acz zoltosc promieni,
Co przecie czyste sa i niesmiertelne,
Wszelako zoltosc bezwiednej zazdrosci.
I przeblysl nowy kolor zielonosci,
Ktory z lazuru i zlota powstawa,
A jest pocieszny, jak wiosniana trawa.

I tak sie tecza tkala — a te panie
I ow wedrowny sztukmistrz nie wiedzieli,
Ze sie nad niemi stawa malowanie,
Gdy rozmawiali oto i siedzieli.

Tylko milczaca wciaz wila korone,
W lazur ow oczy majac obrocone,
A rozmowniejsza prace przerywala,
Mowiac (co wszystko jest tak naturalne) —

Az, skoro mysl jej juz wyblysla cala
I rozjasnilo sie tlo idealne,
Chciala cos zasie wziac, i z miejsca wstala,
I mak czerwony, rosnacy na boku.
Uszczknela — potem, siostre widzac luba,
Jak cichy blekit za blaskiem obloku,
Wciaz zatrudniona lazurowa proba
I wciaz milczaca, zwrocila sie do niej,
Czerwony mak jej wplatajac u skroni
I pocalunek na czolo schylone
Kladac, jak drugie kwiecie rozwinione.

Ten ruch, czerwona maku blyskawica
Poniesionego do skroni, te kwiaty
Chabru, te k’sobie pochylone lica —
Zniepokoily chwilowo blawaty,
I stal sie wonny powiew fiolkowy,
Ktory z purpury a niebios powstawa,
I powrocily na swe miejsce glowy,
Blekitnial chaber, zieleniala trawa
I mak czerwienial, on period rozmowy!
I przeszlo jedno zycia malowanie
W swiatlosci otchlan, gdzies na chor kosciola
Wiecznego — i tam przylegnie na scianie
Albo odleci na powrot do stola,
Gdy sie z rozmowy tej co wiecej stanie,
Albo sie wiecej-zupelnym przesloni,
Wydoskonali, wzmocni i wykona,
Albo sie w jakie przedwstepne uroni,
Albo na powrot, jak zerwana strona,
Odprysnie w sfere ziemi — zniepokoi
Sumienie jakims dawnym przypomnieniem —
I ciezyc bedzie, az sie nie dostroi
W tecze: a ciezkosc ta — zycia cierpieniem!..

Te rzeczy widzac, sztukmistrz myslil sobie
O kolorycie modlitw, co wciaz leca
W swiat;osci przestrzen i nieraz, na grobie
Zacnym, powietrzem jakiems dziwnem swieca,
Tak, ze, w sklepienia wchodzac, stapasz ciszej,
Jakobys myslil, ze posag uslyszy...

I poszedl sobie dalej przez ulice,
Ktora sedziwe ocienialy drzewa,
Srodkiem, woznica wymija woznice,
Albo pedzacy wolu chlopiec spiewa,
Albo przesunie cwalem jezdziec skory —
Stronami piesi ida pod lipami —
Wieczor — w powietrzu brzecza mdle komary
I osiadaja miedzy galeziami.

Przy drodze zebrak siedzial na kamieniu,
Z pokrzywionemi nogami, podobny
Do drzewa, ktore zwichnieto w korzeniu,
Tak, ze spaczylo sie w wyrod osobny —
A czlowiek drzewa tego szuka w lesie
I robi z niego kolo, ktore niesie.

Wiec zebrakowi mowil, jako ludzie,
Co tu i owdzie przebiegaja skoro,
Ci w zysku, owi dla rozrywki w nudzie,
Chcac, nie chcac czynia dlan i udzial biora:
Pierwsi, to skarbiac, z czego grosz sie dawa,
Drudzy, ze radosc, konczac sie, ustawa —
A wracajacy z przechadzki wesolej,
Kiedy mu lekka stopa sie ociezy,
Wspomni, ze oto kulawy i goly
Tam westchnie, tutaj, westchnienie spieniezy.

Wiec zebrak, slyszac to, zlagodnial w duchu
I rozweselil sie ku twarzom ludzi.
I widac bylo w spojrzeniu a ruchu,
Ze znosi, nie zas gwaltem litosc budzi,
Co juz przechodnie widac, wiecej tkliwi,
Albo myslacy glebiej o naturze,
Albo subtelniej na swiecie szczesliwi,
Nie omineli kaleki przy murze.
I wielu do dom weselszych wrocilo,
Myslac, ze chodzic i zdrowo i milo,
I zebrak zawlokl sie do domu krzywy,
Dziekujac Bogu za wieczor szczesliwy!

Te rzeczy widzac, sztukmistrz mysli; sobie
O starozytnej rzezbie idealnej,
Ktora czlowieka stawia duch na grobie,
Skompletowany smiercia i realny —
Spokojny, bialy, cichy, w ksztalcie onym,
Ktory za zycia byl mu zakreslonym,
Kiedy najwyzej stanal prawda bytu
I juz poczynal sie miec do przekwitu.

Wiec o posagu myslil wszechczlowieka,
I poznal, ze ten smierc musi miec w sobie,
I odgadl, czem jest przydrozny kaleka,
I ci, co daja grosz, myslac o grobie,
I ci, co ucza sie leczyc nature,
Te rany gojac, spotykajac wtore,
Az litosc bedzie wiadomosci rowna
I wszyscy pojrza na rzecz jedna, glowna.

I weszedl sztukmistrz do miasta, na poly
Przedzielonego ulica szeroka,
Gdzie najpiekniejsze gmachy i koscio;y,
Gdzie obrocone na sie miasto oko
Czuwa i czyni z mnogosci krysztalow
Zwierciadlo dziennych swoich idealow.

Tej czesci niskie przedmiescia sa cieniem,
Gdzie coraz rzadziej miasto oswiecone,
Mniej silnie kamien zlaczony z kamieniem,
Az wreszcie glazy tylko rozrzucone
I ciemnosc gluchych za miastem cmentarzy —
Pustka — a jesli przejsc sie kto pozada,
To sklada rece na oczach i twarzy,
Jakgdyby mowil: «Tu sie w siebie wglada».

I widzial gmachy krolow i trofea,
Ktore powoli mienia je w muzea,
Wiezienia msciwe jakiejs inkwizycji
Poprzemieniane na biura policji,
Na rekodzielnie albo na fabryki,
Wazne — na polu nawet polityki...

I widzial place, a wkolo arkady
Ludne, i rozne dokola siedzenia,
I zrodlo w sztuczne zmienione kaskady,
Tak, ze napoju nie placisz i cienia,
Jakobys w bozym spoczywal salonie,
Patrzac na twarze mezow wielkich, ktorzy
Pogodnie stoja po przebytej burzy.

Wiec — myslil sztukmistrz o architekturze...

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

в качестве иллюстрации к материалу произведения
размещен рисунок худ.-иллюстратора Marcus Stone
https://images89.fotosik.pl/657/e0ff264841f9a274.jpg

© Copyright: Валентин Валевский, 2012, Стихи.ру
Свидетельство о публикации №112021901801


Рецензии
Браво, Валентин! Невероятно красивый период такой же
невероятно красивой поэмы. Эта поэма Норвида словно
таит в себе какую-то мистику, но на самом деле в ней
под видом витиеватых образов речь идет лишь о чистых
человеческих взаимоотношениях в духовном свете без
какой-либо подоплеки. Для меня важно здесь обратить
внимание на этот аспект, т. к. современная поэзия уже
не имеет той глубинной сакральности, которая имела
место в золотой век классической поэзии, основанной
на высокой нравственности, чистоте чувств и помыслов.

Ирина Леви   01.01.2021 14:53     Заявить о нарушении
Спасибо тебе за поддержку, Ирина. Считаю, что классическую поэзию прошлого необходимо переводить именно классическим языком, к примеру, польскую поэзию XIX в. уместнее переводить русским языком (или на русский язык) XIX в. Представь себе только, если какому-нибудь невежде вознамерилось бы переложить поэзию А. С. Пушкина с классического русского языка на современный язык (или даже жаргон)… Разве это был бы уже Пушкин? Чем бы стала поэзия без высокого стиля? Переводить классическим языком очень важно, поскольку высокий стиль, отраженный в классическом языке, воспитывает в людях нравственность, высокий вкус и благородные чувства. Вообще, работа над переводами доставляет мне огромную радость. В особенности, приятно переводить произведения, которые до меня еще не переводились на русский язык, что делает мою работу по-настоящему важной для российской культуры.

Валентин Валевский   01.01.2021 20:28   Заявить о нарушении