1. Весна. Явление Клюинского. Фирма Гидропресс

Ироническая “параграфическая” повесть "В этой удивительной жизни".
Автор Ян Щепаньский (псевдоним).

Эпиграф
"Расскажу я вам, ребята, Про душевный мой разлад И о том, как я когда-то…"
Припев "30 метров крепдешина...”

Параграф 1. Весна

В городе Поодальске (Подольске МО) случилась весна. В стенах домов бродили буйные соки. Дома вылупливались из штукатурки, как цыплята из яиц.

По тротуарам текли ручьи. Дворники выгребали из подворотен мусор, норовя скинуть его в мутные потоки ручьёв. Под мётлами кувыркались грязные окурки, которые уже никто не поднимет и не раскурит.

Канализационные люки оттаивали, и на улицах пахло тухлыми яйцами как из московского ресторана "Пекин". В подвалах гнил картофель, прела морковь, спрятанная в песок.

Пенсионеры охотились за вытаивающими из снега пустыми бутылками по 12 копеек, ласково называя их “бульками”. У местных поэтов открылась весенняя шизофрения. Под вечер они собирались у пивного ларька, где на заборе висел памятный знак - шляпа почившего от запоя местного поэта Пьюшкина, и пили Бадаевское, задирая случайных дам стихами о любви.

Параграф 2. Кустарь Клюинский

Сверхсекретную, но замаскированную под кузнечный цех фирму ОКБ "Гидропресс" лихорадило. Горел план реализации. Продукция – чугунные горшки разных калибров и назначений, от ночных до тепловых ядерных, потеряли спрос. Да и что тут можно было ожидать - фирма ютилась в убогом заводском здании у забора местного заводского стадиона, в окна заглядывали нахальные вороны, стучали клювами в оконное стекло требуя у нищих конструкторов подаяние.

И вдруг словно чёртик из табакерки на рынке горшков появился конкурент - кустарь Клюинский, кандидат в члены творческого союза, а по существу – тунеядец. Он уловил конъюнктуру поодальского рынка и затоварил его детскими горшками из шамота – обожжённой голубой глины.

Поговаривали, что он красил горшки свинцовой морилкой, от чего горшки наркотически туманили голову молодым мамам, а дети улыбались и не слезали с горшка, что, впрочем, мам устраивало.

Параграф 3. Лентяи-конструктора КБ 10

“Опереться не на кого”, - подумал ведущий конструктор Загибайло, входя после очередного директорского нагоняя в родное КБ 10, где он начальствовал. Сотворилась немая сцена, как у команды городничего с приходом ревизора по Гоголю.

Увидев начальство Тихобдеева ойкнула и спрятала вязанье. Гоголенко прервал полет красноречия на полуслове. Тугобасов как стоял, открыв рот, да так и замер, но икнул. У Пескарского из головы вмиг испарились мелодии шлягеров, которые он,  нервно грызя ногти, придумывал готовясь к вечерней гитарной шабашке в местном ресторане. Но его выдала рабочая тетрадь - на её полях шаловливо подскакивали рулады басовых нот. Бодряков страдальчески смотрел в окно и никак не мог поймать ритмику нового стиха - вечером его ждала встреча с друзьями-поэтами на известном месте. Обоняньев перестал сопеть, согнувшись над листиком из школьной тетрадки в клетку, а сосед по столу напротив поглядывал на него в ожидании – они играли в крестики-нолики. Прочие спали как придворные чуда-дворца на острове Буяне до прихода царевича. Конструкторская мысль была явно не на высоте.

“Пора бы выдать новый проект, а у вас тут и конь не валялся. Депримирую!”, - нахмурясь, сказал Загибайло.

Обоняньев скомкал листок, исчёрканный крестиками-ноликами, деловито встал и вышел. "Это что, демонстрация?", подумал Загибайло, проводил зачинщика бунта взглядом, ругнулся про себя, но остановить его - не решился.

Наступила тягостная тишина. Конструктора собрались в стайку у кульмана, тронули его, склонили лбы к чистому листу ватмана. Рассохшийся кульман отпрянул и заскрипел. Тела шатнулись, лбы столкнулись, в сторону посыпались искры. Но пламя не разгорелось - не хватало вдохновения и зарплаты. Опереться было не на кого.

“Я на планерку”, буркнул Загибайло, вышел и оглянувшись не идёт ли кто следом мотнулся в машбюро потрепаться с девчонками.

Параграф 4. Жизнь конструкторов

Конструктора оживились. Гоголенко сел в кресло, откинулся и величественно закинул ногу за ногу, обнажив батистовые кальсоны. “Ну и баран же ты!”, - сказал он Тугобасову, продолжая прежний, прерванный начальством разговор.
Тугобасов взъерошился как воробей на ветру и, в ответ, стал перечислять сельских домашних животных: "Козел, жеребец...". Потом перешёл на части их тела, что снизу и сзади. Конструктора, перемигиваясь, восторженно подсказывали обоим диспутантам новые зоологические ходы мысли.

Вошёл Обоняньев. Он принёс квартальный лимит канцелярских принадлежностей на раздачу. Конструктора вскочили, оттеснили Тугобасова, смяли Обоняньева. Коробка вмиг опустела. Её долго футболили, порвали и бросили в форточку.

Ошеломлённый несправедливостью, Обоняньев воззвал к правам человека и потребовал свою долю. “Ты не в ООН”, - съязвил Тугобасов. Но Обоняньев упорствовал. “Иначе будет как зимой.” - сказал он и угрожающе насупился. Но что было с Обоняньевым зимой, где, кто и в чём его околпачил – никого не интересовало. Потому что, как поётся в песне, “надоело говорить и спорить “ с недотёпами.

Заскрипели ящики столов, проглатывая административный дар. Снова стало тихо. Из окна был виден заводской стадион. Вдоль его забора утопали в лужах вербы и набирались соком. Футбольные ворота покосились. От ожидания солнца и тепла кружилась голова.

Гоголенко попытался вздремнуть. Но дневной сон был короток и тревожен. Сквозь дрёму мерещился в дверном проёме лик начальника. Тугобасов вышел. Кто-то вошёл. Наметилось движение. Близилась развязка трудового дня. Тихобдеева спрятала кружева в авоську.

Жизнь в КБ была вполне заурядна. Брат-конструктор был то лыс, то бородат. Женский пол – обрючен. Обилие контрастов и никакого единства. Эра стандартизации здесь давно отступила. Привести такой разнобой к одному нулю, как мечтал Загибайло, было не просто. 

А в это время обстановка на фирме накалялась. Шли напряжённые совещания. Кабинет директора Громобоева распирало от дыма. Иногда наружу вырывались шаровые молнии и звонко лопались над унылыми кварталами Поодальска, плодя слухи об инопланетянах и НЛО. Среднее звено начальников во главе с Загибайло азартно атаковало засидевшихся в дирекции консерваторов. Слышались лебединые песни директорских замов, утративших квалификацию на оргработе.

Продолжение http://proza.ru/2021/03/28/1580