Читая Эренбурга. Люди, годы, жизнь Испания

Эссе второе из цикла "Читая Эренбурга. "Люди, годы, жизнь" 

Уже два месяца я перечитываю книгу Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь»…
Впервые  я прочел ее в молодости, когда вышло собрание сочинений этого писателя в девяти томах, на которое мне удалось подписаться, отстояв ночь в очереди у книжного магазина.
Я без особого восторга прочитал его «Хулио Хуренито», потому что в этом романе много мистики, которую я терпеть не мог до тех пор, пока не познакомился с творчеством Михаила Булгакова.
Такие его произведения как «Рвач», «»В Проточном переулке», «День второй» и другие, где Эренбург описывает первые годы развития нашей страны, показались мне не интересными, потому что основной акцент в них он ставит не на событиях, а на психологии своих героев, которые не вызывали у меня особой симпатии к ним.
«Падение Парижа» прочел с интересом: увлекали точные и красочные картины жизни Франции и увлекательный, почти приключенческий, как мне казалось, сюжет. Но, как я уже говорил в первом своем эссе о Марине Цветаевой, не понравилось стремление автора доказать, что борьбу против фашистов во Франции возглавили и выиграли коммунисты. Может быть, это было именно так, но выпячивание роли коммунистов носит в книге основополагающий характер.
А вот когда я получил восьмой том собрания сочинений, где была напечатана первая часть книги «Люди, годы жизнь», то для меня наступило время откровения и познания мира, которого я еще не знал.
Я проглотил этот том за две бессонных ночи, а когда утром приходил на работу в школу, то у меня еще хватало сил, чтобы с восторгом рассказать своим друзьям о том, что я прочел. А ведь мне надо было еще дать шесть уроков английского языка, который я преподавал в Красногорской средней школе на Сахалине.
И вот, спустя без малого шестьдесят лет, я подошел к книжным стеллажам, занимающим три стены моей квартиры, и снял с полки первый том того же самого собраний сочинений Эренбурга, чудом сохранившегося за время постоянных переездов и потрясений в моей и общественной жизни…
« Хулио Хуренито»… Прочел несколько страниц и… вернул книгу на полку.
Вы можете сказать, что я – недостаточно умный и вдумчивый читатель. Ведь этот роман прогремел не только у нас, но и во всем мире, снискав громкий успех и принеся молодому автору заслуженную славу. Он был переведен на многие иностранные языки (даже на древнееврейский!), о нём с восторгом говорили самые знаменитые писатели, а нарком просвещения молодой советской республики А. В. Луначарский сравнил Эренбурга с великим Гейне.
Что же касается меня, то я позволю себе привести здесь слова самого Эренбурга, сказанные им по поводу творчества Лидии Сейфуллиной. Он пишет, что её ранние книги «… были далеки от меня».
Вот так же я воспринял (и продолжаю воспринимать) и ранние произведения Эренбурга. Они далеки от меня…
Чтобы не испытывать на себе это постыдное ощущение неприятия творчества всеми признанного писателя, я решил сразу перечитать «Люди, годы, жизнь», вспомнив, как увлекла меня эта книга в мои молодые годы.
И вот уже два месяца я читаю её, испытывая непреходящее удовольствие и преклонение перед автором, нарисовавшим правдивую картину жизни нашей планеты на протяжение огромного отрезка времени, от начала двадцатого века до его семидесятых годов.
Я читаю её перед сном, когда утихает дневная суета. Соседи выключают громко орущий телевизор, на кухне невестка перестает греметь кастрюлями, на улице не шумят машины, а мой компьютер устаёт и начинает глючить.
Прочитываю помалу, потому что порой задумываюсь о прочитанном, задавая себе этот вечный вопрос: «А почему?». Иногда встречаю имя человека, которого знал лично, или любил как писателя, художника, артиста, и начинаю вспоминать всё, что знаю о нём. Иногда я знаю больше, чем то, что написал о нем Эренбург, и это доставляет мне радость.
То же самое с событиями и странами, описанными в книге. Мне на память приходит, как отец подарил мне головной убор, называвшийся тогда «испанкой», который мальчик – беженец из Испании, подарил ему в Ленинграде. Бывший советский военнопленный Иван Иванович (фамилии не помню), друг моего деда Тихона, в 1949 –году вернулся из Франции и рассказывал, как он встречался там с генералом Шкуро. А немецкие пленные уже после войны валили лес в горах Северной Осетии и пришли к нам менять мыло, которое им выдавалось бессчётно, на продукты.
Я расскажу подробно об этом в своих эссе, которых будет, как я надеюсь, семь.
А пока моё второе эссе….

Испания…

  Я начал помнить себя, когда мне исполнилось три года. И первое, что запомнилось мне из моих детских ощущений, это утренник в честь нового, 1939-го года. Он был организован для детей медицинских работников города Прохладного в Кабардино – Балкарии, где мой отец был главврачом районной больницы и ведущим хирургом. Летом того года он вернулся из Ленинграда, где обучался на курсах усовершенствования военных врачей, получив там вторую специальность – рентгенолога.
Из Ленинграда он привез мне подарок, которым я очень дорожил и гордился.
Мама рассказывала мне о том, откуда взялся этот подарок.
Однажды группу врачей с курсов направили в Ленинградский порт, чтобы они провели плановый медосмотр моряков, а в это время в порт пришло судно с испанскими детьми – беженцами.
Мой отец прилично владел тремя языками: немецким, итальянским и испанским и, купив в припортовом магазине конфет, поспешил к причалу, у которого стоял пароход.
Детей было очень много. Они медленно спускались мо трапу и привычно строились в колонны. Отец подошел к одной из женщин, руководившей этим процессом и попросил разрешения поговорить с детьми.
- Они устали,- ответила испанка. – Журналисты будут приглашены завтра на специальную пресс-конференцию
Она приняла отца за корреспондента какой-либо газеты.
- Я не журналист, а врач, и просто хочу угостить детей конфетами, - сказал отец. - Я могу отдать их вам, если вы не разрешаете подойти к ним.
И тогда она выкрикнула какое-то имя, и к ним быстрым шагом, совсем по-военному , подошел маленький мальчик, лет десяти, в синей пилотке.
Отец отвёл его в сторону, где не было суеты и шума и вручил ему пакет с конфетами. Мальчик сазу засунул их в сумку, какие были на боку у каждого ребенка и сказал:
- Я поделюсь ими с друзьями.
- А их у тебя много? – спросил отец.
- Да, это все мальчики и девочки из нашей…
И дальше он сказал испанское слово, которого отец не знал.
Но он догадался, что мальчик имеет ввиду группу детей, в которой он состоял. И, скорее всего, оно означало какое-то военное подразделение, взвод или роту.
Отец сказал, что у него есть сын, но ему только три годика, и тогда мальчик снял с себя пилотку и протянул её ему:
- Передайте вашему сыну мой подарок.
Вероятно, это была самая ценная вещь из всего того, что он имел…
Отец спросил его, а есть ли у него мама, папа, братья или сестры.
На этом он обычно заканчивал свой рассказ, добавив одну лишь фразу:
- Когда этот ребенок рассказал мне, что сделали с его семьёй фашисты, я пожалел, что знаю испанский язык…
Эту историю я услышал от мамы, когда уже был студентом. И я сразу вспомнил, как у входа в зал, где проходил новогодний утренник, она пыталась надеть на меня эту шапочку, которые тогда так назывались – «испанками», и их носили почти все дети Советского Союза. Но моя «испанка, в отличие от других, действительно, была из Испании и принадлежала там мальчику, пережившему ужасы войны. Но она была слегка большой для моей головы, и потому я не хотел появляться в ней на утреннике. И тогда мама сказала: «Папа обидится, что ты не хочешь надеть «испанку». Ведь её подарил ему мальчик из Испании».
И хотя в то время я вообще не знал, что мир, в котором я живу, делится на множество стран, и что они дерутся друг с другом, как мальчишки в детском садике, куда я уже ходил, и что эти драки называются войнами, я надел «испанку» и вошел в зал, где гремела музыка.
Я сделал это, потому что я очень любил своего отца и не хотел его огорчать.
А сейчас, перечитав главы книги Эренбурга «Люди, годы, жизнь», где он пишет о войне в Испании, я понял, почему отец пожалел о том, что знает испанский язык.
О зверствах фашистов невозможно без содрогания даже читать, а слышать о них из уст ребенка вообще непостижимо для души и ума мыслящего человека.
А вот что пишет Эренбург о великом исходе испанцев, не пожелавших оставаться в своей стране, захваченной фашистами:
«Двадцать восьмого января и приехал в Херону. Это был прежде небольшой старинный городок с живописными уличками, с аркадами, садами, древними камнями крепостных стен; и город кричал - не один человек, не сотня - весь город. В Хероне было прежде тридцать тысяч жителей. Теперь в ней находилось четыреста тысяч. Люди сидели, лежали, спали на площадях, на улицах, с мешками, корзинами, и почти непрерывно фашистские самолеты бомбили, расстреливали людей. Не было больше ни республиканских истребителей, ни зенитной артиллерии. В тот день мне казалось, что ничего больше нет, кроме крика, крови и лопат на кладбище, - рыли братские могилы».
Ещё задолго то того, как я прочел главы книги Эренбурга о войне в Испании , меня волновал один вопрос: «Почему только испанцы оказали такое мощное сопротивление фашизму?»
В Германии, где была сильная и довольно многочисленная коммунистическая партия во главе с такими популярными в народе вождями, как Роза Люксембург, Карл Либкнехт, Эрнст Тельман, где на судебном процессе был оправдан болгарский коммунист Георгий Димитров, фашисты пришли к власти внезапно и легко.
То же самое в Италии… Чернорубашечники Муссолини сначала веселились на площадях Рима, высмеивая «глупую рабочую скотинку», как они называли свой народ, а потом стали расстреливать всех, кто был против «великих планов» их любимого дуче.
Такое могло произойти и во Франции, будь лидер французских фашистов Жак Дорио чуть порешительней и обладая таким же апломбом, как бесноватый фюрер. Но он поступил мудро, дождавшись когда фашизм придет извне, принесенный на штыках немецких вояк, легко победивших «великую Францию».
А вот испанцы сражались против фашистов до конца, несмотря на то, что на стороне этих нелюдей воевали итальянская пехота с новейшим автоматическим оружием, с неба их бомбили немцы на «Мессерах», их них ползли немецкие танки. А они шли против этой хорошо вооруженной армады с охотничьими ружьями, оставляя за собой под бомбёжками свои семьи.
Почему?
Я не мог ответить на этот вопрос.
Пока мне не ответил на него человек, воевавший в Испании на стороне республиканцев.
Причем ответил лично, глядя мне прямо в глаза.
Но об этом я расскажу в своем следующем, третьем по счету, эссе из цикла «Читая Эренбурга»