Обоняние

Зимний Поти, гребные сборы, речка Малтаква и наш тренер Виктор Фёдорович Левашов. У него была жена-девочка, она жила не с нами, в холодном кемпинге, а где-то в съёмной избушке, неподалёку. Он посылал к ней: "Передайте, пусть принесёт яду". Это он так курево называл. У него была бейсболка IVECO и под её козырьком, сухое, длинное лицо, очень надёжного, сильного, непропорционально широкоплечего мужика. Он неизменно бодро, с широкой улыбкой, раскатисто  обращался ко мне: "Гри_гОрий!", от чего мне всегда становилось легко и ясно на душе.
В середине сбора, к грузину Василию, из Тбилиси, приехала мама и привезла целую сумку всяких вкусностей. Он расставил на столе все эти банки с соленьями и соусами. Мы ели, когда Виктор Фёдорович проходил мимо по скрипящей веранде. Василий, на ломаном русском позвал его к столу.
- Нет, ребятушки -, сказал тот втискиваясь своими плечами в дверной косяк и оглядывая стол, - У меня нет обоняния, так что ж я буду продукты, без удовольствия переводить?
- Как так нет обоняния? - удивился за всех Василий.
-Уже лет десять, как нет, - ответил Левашев и твёрдыми шагами заскрипел дальше по веранде...

Провода шли от розетки к стакану, в котором кипели вместе с чаинками, сдвоенные лезвия "Нева", а на потолочном светильнике сохли носки... По Малтакве, в сторону моря дрейфовала туша утонувшей свиньи, на пустынном, зимнем пляже зияли белыми рёбрами остовы молодых дельфинов.
Я же лежал в ночном сумраке теперешней Москвы и ежечасно выныривая из своего неровного и тревожного сна, обнюхивал запястье, на которое, специально набрызгал одеколоном.
Аромат всё терялся, ночь всё углублялась, в дремотные отрезки врезался сухой кашель.
"Виктор Фёдорович, там такие вкусности!"
"Уже лет десять, как ..."

Утром, едва вынырнув из чёрных вод, я услышал тающее, левашевское "Гри_гОрий!", а потом, с натугой втянул воздух.
И ничего не почувствовал.