Глава 5. Часть III. Белый ветер

Из-под зашторенных окон наискось пробивался свет лунной каёмки. На втором ярусе кровати спала Аюна Ланер. То дневное нагромождение волос сейчас на деле едва доставало плеч. В одном только ночном платьице фигура её виделась гораздо более крохотной. Тремя пальцами скоблила она подушку в поисках длинных перьев. И когда ей везло в намеченной цели, и Аюна изымала перо меж сетчатой наволочки, на лицо её нисходила некая бесформенная улыбка, прямо так и ожидающая своего появления.

- Тио? – Донёсся ропотливый голос. – Ты спишь?

- Да. – Ответ пришёл эхом за две секунды. – Но я тебя слышу.

- А можешь показаться?

И взявшись за бортик кровати, Аюна переступила через себя с чувством измучивающей её тяжести где-то над головой. Ей было всё равно, на чём висеть и с кем говорить. Лишь фиолетовая искра метнулась по воздуху, и один глаз раскрылся на одну треть. Этот глаз смотрел на девушку, обвязавшую волосами шею, чей каждый всхлип затёсывался низко-низко, и пройдя дугой в две стороны, уходил таиться в низины одеяла.

- Я вот думаю, Тио…

Шорохи за дверью звучали отдалённо и вошли в звук осеннего ветерка. Того самого ветерка, что рвёт наши души от августа до августа, от сентября до сентября. Прилипший к раме жёлтый лист, из которого точилась вода напоминал, в какое время жила Аюна. Всё ниспадает. Начиная от кроны деревьев, но чем заканчивая не ясно.

- Я маму вживую не видела девять лет. Папу столько же. А некровная любовь – чувство слабое, сама знаю.

- Потому что архангел Варахиил ответственна за социальное обеспечение?

- Им я и занимаюсь! – Резкие и порой непредсказуемые движения были свойственны Сильвии с самого детства. И от того, как рьяно та вскочила с постели, у Аюны помутнело в глазах. – Мне приходится разводить тех людей, которые мама сводила. Устраивать детей пол опеку к тем, кому они заведомо не нужны. Даже благотворительность приходится прививать людям, которые должны ею только и заведовать, насильно!

- Успокойся. – Аюне пришлось открыть второй глаз. – То, о чём говоришь ты, не предполагает под собой ответственности.

На улице стоял четвёртый час утра. Аюне этого времени на сон вполне хватило. Ведь чем глубже спишь, тем быстрее высыпаешься. Кроме того, она видела в глазах Сильвии усталость, сменяемую порывами сильного возбуждения. Вряд ли она проспала хотя бы час.

Перебравшись вниз Аюна, перетаптываясь, покачала Сильвии головой.

- Мы рождены не из чувства любви, а из желания, стремления двух людей защищать и беречь друг друга. В отличие от любви это вполне осознанное чувство. Привязанность.

Приоткрывая штору, Аюна говорила эти слова так, словно то была общепринятая истина, не требующая доказательств. Впрочем, верно ли? Ведь познание предполагает поиск объективной истины, а не общепринятой.

- Это мне говорили отец с матерью. – И момента, когда общепринятая истина становиться объективной. – Вот почему тебе не спиться?

- Есть ещё одна причина…

Сильвия достала свой чёрный чемоданчик из-под кроватного комода наощупь, полоснув пальцем промеж внутренней секции. Замок подчинился беспрекословно, верхняя створка откинулась и поволокла за собой все остальные. И внезапно глаза Аюны ощутили на себе отражение света от гладкой поверхности. От столь резкого контраста с чёрной бесцветной комнатой, она поняла, что почувствовала бы себя лучше, упади на неё целый этаж, чем навеянный металлический блик.

По воздуху скользнул лист бумаги. Внутри чемодана лежал инструмент похожий на распахнутые крылья бабочки. Два лезвия.

- Это… Шальт?

Их соединяла латунная кольцевая перемычка, и как только Сильвия взялась за неё, крылья бабочки взметнулись вниз, обхватив её руку по локоть. Секунда, даже меньше, один взмах.

Лист рассёкся напополам.

- Шильт. – моргая три раза в минуту, дала понять Сильвия. – Отличается от шальта тем, что разгибается по всей окружности, а лезвиями можно работать по отдельности. Но… – Резким движением она втиснула лезвия обратно в чемодан. – Тебе лучше не трогать эту вещь. Никому не трогать. В руках она практически не чувствуется. В том и опасность. Поэтому я и храню лезвия здесь.

- Госпожа Кьйон умеет удивлять. – представила образ архангела Уриила Аюна.

- Это оружие со мной давно. Из прошлого.

- Самая настоящая рана. – Аюне взгрустнулось. – Если не трогать, то не болит?

Сильвия вовремя промолчала. Аюна достала из её души что-то терпкое, чуемое и зримое. И до этих пор, Сильвия полагала отчего-то, будто именно ей доступна скитальческая каторга. Но Тио без натуги разделила с ней душу. Одну ордалию на двоих.

- Тио, ты веришь в воскрешение души?

- И как ты умерла в прошлой жизни? – Присев на подоконник, даже не стараясь намекнуть, спросила Аюна.

- Ну как тебе сказать… – Сильвия заметно повеселела. – Я жила намного хуже, чем сегодня, и один… очень добрый человек... сказал: «Я могу подарить тебе новую жизнь, но придётся распрощаться со старой». Мы поднялись на самую высокую крышу в городе, чтобы у меня и не было шанса выжить, и он меня сбросил… Вот так. Ужас, правда?

- Для семьи Ланер – обыденность. – Просмеялась в ладонь Аюна. – Но зато я знаю, как поступить дальше.

- Как же? – насилу проступил в глаза Сильвии огонёк.

И сию минуту потух. Защёлка на оконной решётке опустилась. Последним движением окно открылось, порыв холода ворвался в комнату, низведя порывы духовные.

- Тио?

Во тьме переливалась золотая радужка глаза. Непродолжительная улыбка взыграла на лице Аюны. Сам воздух заискрился. Его прожигали отсветы, мельчайшие разрывы в электрическом поле. Волосы на макушке у Аюны слегка приподнялись.

- Пойдём на крышу.

Тотчас глаза Сильвии распахнулись, словно от мучительной рези.

- НЕТ!

Она отскочила от Аюны, отскочила как от чудовища. Всё дальше, в самый дальний угол. Спрятаться, потеряться, уйти, сбежать, миновать, сгинуть, ускользнуть. Но не умереть. Аюна отыскала её самый сокровенный страх.

Сильвия пыталась закричать, честно пыталась. И скорее всего, тот, кто должен был её услышать, услышал бы. Но голос пропал, она обессилила. Неразличимая глазами сила толкнула Сильвию вперёд, она упала. И последнее, что могла сделать – плакать под тихий звук приближающихся шагов.

- Больно… – задыхаясь, выдавила из себя Сильвия.

Но разум Сильвии не затух. Она чётко видела в глазах Аюны то, на что и надеться была не в силах. Ответные слёзы, лёгкий водяной покров, точно линзы.

- Вот уж не думала. Девушка, пережившая Куратский квартал, будет хныкать как дитя малое. Я рассказывала тебе, чем мои родители считали любовь. Но я не рассказала тебе, когда они полюбили друг друга. Когда мой отец разглядел в маме ирвинку и признался ей в этом, то первое, что она захотела сделать – это убить его. Кидалась в папу на убой, чем под руку попадёт. Тарелками, вилками, ножами. Ирвины обладают огромной силой. Он усыпил её и сковал цепями из цементированного железа. Только тогда они смогли поговорить по-человечески.

Сильвия лишь приподнялась и снова упала. В горле у неё пересохло, и голос слился с ветром.

- Тио… Мы ведь сёстры…

Но Аюна его услышала. Она опустилась, и руки её подняли Сильвию с колен. Они вместе уселись на пол. Несмотря на холодность, от старшей сестры шло настоящее тепло. Сильвия это чувствовала.

- В том-то и дело. Ты мне сестра. Когда моя мама встретила папу, она находилась на грани сумасшествия из-за своего происхождения. Ты сейчас идёшь по тому же пути. Прошлое будет следовать за тобой, пока ты не выйдешь на крышу вновь, не увидишь исход твоих стараний. Я люблю тебя, Сильвия, и с ума ты не сойдёшь. Одевай пальто.

Она ответила кратко: «И я тебя», после чего встала, отряхнулась, и направилась за пальто. Сильвия была несомненно сильна, хоть страх сдерживал девушку. В её прошлом не было сестры, отца, матери, дяди и просто семьи. И она жила. Что мешает сейчас? Страх перед какой-то крышей?

- А этот пепел, идущий из Куратского квартала? Он идёт за нами. Смешался с ветром, и ветер стал белый.

Аюна ответила с лёгким сердцем, крепко обнимая сестрёнку за плечо.

- А мы вольёмся в его поток!