Божье отмщенье

(«Возвращение на родину», продолжение)


Прошло полгода. Апрель жарил солнцем не хуже мая.
В судьбах наших героев за это время произошло много изменений.
Конни (мне всё-таки проще было называть её так) прошла в Москве специальный курс физиотерапии и массажа. От ещё одной коррекционной операции «для красоты» решительно отказалась. Ходила самостоятельно, но через полчаса у неё начинали болеть ноги. Поэтому на прогулки Костя вытаскивал из квартиры её коляску. Гуляли в своё удовольствие, но домой – на колёсах. Домой, это значит к Косте, к которому Констанция «переехала» после Нового Года, закончив своё лечение в Москве.
Жили к обоюдному удивлению мирно. Конни как-то спросила:

- А почему мы с тобой не ссоримся?
- Потому что видимся редко. А был бы всё время дома, как ты хочешь, настал бы нам кирдык.
- Не верю. Будет у тебя отпуск, уедем куда-нибудь на пару недель и посмотрим, подходим характерами друг к другу или нет?
- Ты ещё не убедилась?
- Не хочу загадывать. Я люблю, чтобы всё было рассчитано до сотой доли секунды.
- В отношениях так бывает редко. Но кто нам мешает устроить пробный медовый месяц?

На том и порешили.

Приезжал отец. Хорошо, что Конни в это время находилась в Москве. Разговор был тяжёлый и с обильной выпивкой. Они с Наташей развелись. Отец, разумеется, разводу не препятствовал. Наташа благородно отказалась от алиментов, так как он в очередной раз потерял работу. Переехала с дочкой к вальяжному красавцу с BMW. Но о её свадьбе отец не слышал.

- Живут, наверное, как многие сейчас, без росписи. Странно это всё-таки для меня.

Приехал к Косте на изрядно подержанном китайском седане.

- На тебя оформил доверенность. Вот – ключи. Я чаще под мухой. Один раз откупился, второй раз и права отберут, и машину. А вам пригодится. Пусть твоя учится машину водить. Ходить-то может, и на педали нажимать сможет … И ты не мальчишка на велике гонять… Да, нашу квартиру я тоже тебе завещал. Но там Наташка ещё прописана, хотя и не живёт. Этот вопрос уже сам с ней решишь: кто у кого половину выкупит. Или разменяете её… Вот второй вариант ключей от неё для тебя сделал… Приедешь похоронить ежели помру?
- Конечно.
- А как узнаешь, что я помер?.. Вот то-то и оно… Буду там лежать гнить, никто и не заметит…

Константину впервые стало жалко отца. Вопросов о Наташе не задавал. Итак всё ясно. Больше слушал. Отец говорил с ним как последний раз в жизни. Потом совсем пьяного уложил его спать. Он встречал раньше такие запои: человек пьёт до тех пор, пока не помрёт. От чего – другой разговор: под машину попал или сердце не выдержало – это уже детали.
Утром отвёз на вокзал. Предложил переводить на его карту ежемесячно хотя бы по пять тысяч. Всё – деньги!

- Спасибо, Костя, не надо. У меня военная пенсия неплохая. Если не пить, конечно… Давай лучше обнимемся на прощание. А то как вернулся из армии и не обнялись ни разу.

Утирая слёзы мятым платком, отец не без труда поднялся по ступенькам вагона.

Нелепая история произошла и с кладбищенским другом Константина – Николаем. После ухода Кости он работал один, справлялся, но шахиня, видимо, решила прибрать к рукам этот участок печальной обители. Очередной случай двойного захоронения засняли на две видеокамеры, которые были укреплены на ветвях рядом стоящих деревьев. Не обратить на них внимание можно было только в состоянии сильного опьянения. Впрочем, шахиня откапывать «лишний труп» не стала, чтобы не усложнять жизнь самой себе. Николая рассчитала, ограничившись предъявлением видеосъёмки, а на его место поставила своих ребят.

Лучше всего смогла наладить свою жизнь Светлана. Придав своей квартире товарный вид, она продала её и переехала с мужем в элитный район городской застройки.

2.

Константин перешагнул через канавку, пролез сквозь кусты. Нащупал рюкзак, взял кроссовки, но босиком бежать не решился. Сейчас ноги для него – важнее всего. Присел и быстро натянул обувь.
Душераздирающий вопль из открытой двери дома, как ему казалось, стал ещё громче. Через минуту-другую сбегутся родные и все ближайшие соседи.
Ждать нечего, надо уходить. Вернее – убегать.
Поле заросло травой (интересно, что здесь росло раньше?), но с головой в неё не спрячешься. К счастью, тучи не разошлись, месяц не сиял и звёзды не сверкали. Вряд ли его фигура будет бросаться в глаза на фоне тёмного неба. Тем более все обстоятельства той «картины», которая осталась после него, меньше всего будет похожа на то, что там присутствовал посторонний человек. Сейчас начнут охать и ахать, суматошно вызывать «Скорую помощь» для Михаила и вытаскивать из канавки неподъёмного Бориса. А про себя каждый будет думать: «Значит есть Бог на свете, если так жестоко, но по справедливости наказал нечестивых братьев!»
Что ж, когда-то ночные марш-броски и по двадцать километров для Константина особой трудности не представляли. А сейчас он вообще налегке, как спортсмен: небольшой рюкзак и всё.
Уже на бегу проговорил про себя ещё раз маршрут:

- Справа Юрасово и пруд. Затем Прутково и снова пруд, который надо оббежать с левой стороны. Затем строго на юг к цели назначения – станции Листвянка. Не более семи километров – мелочи. Но дальше многое будет зависеть от госпожи Удачи. Можно сказать – дальше всё в руках Божьих. Первая электричка в шесть двадцать пять. Будет уже светло. Не желательно. Хорошо бы до этого прошёл какой-нибудь товарняк. Они обычно не несутся со скоростью экспресса и запрыгнуть на него - дело не хитрое. До Рязани - двадцать километров. Тридцать минут езды…

Невдалеке от станции наткнулся на штабель из старых шпал. На них и расположился. Снял кроссовки, надел чистые туфли. Хотел снять и тонкий чёрный свитер, но было холодновато. А он вспотел после кросса. Надел поверху взятую заранее чистую рубашку. Там же оставил и купленную заранее опорожнённую бутылку водки. Один из вариантов его алиби, как и билет, купленный до Шилова, а не до Листвянки.
Избавился от кроссовок, от свитера и от нитриловых перчаток, в которых «работал». Приготовил чёрные рабочие с нейлоновыми микроточками. В таких удобно ухватиться на ходу за подходящую железный выступ на вагоне: ладони не соскользнут, ржавчина не забьётся под кожу.
Стал ждать.
Через час появился длиннющий товарный состав, который шёл в сторону Рязани и уже, видимо, постепенно сбрасывал скорость. Косте не составило труда заскочить в тот вагон, у которого в торце имелась переходная площадка. Так что доехал «со всеми удобствами». Соскочил с неё уже на подъезде к вокзалу. До дома оставалось не больше двадцати минут хода.

В квартиру вошёл как можно тише. Шёл четвёртый час ночи. Конни, разумеется, спала. Прошёл сразу в ванну и, как следует намылившись, помылся под душем. А посвящать жену в подробности своего путешествия он не хотел.
Зашёл в спальню и, стараясь не потревожить Конни, лёг. Но уже через минуту она, повернувшись, обняла его и прижалась к плечу. Сонно прошептала:

- Где тебя носило? Ты же обещал работать без спецзаданий.
- Личная просьба шефа. Надо было проследить за двумя человечками. Всё нормально, солнышко. Спи.
- Они после твоей слежки живы остались?
- Я до них даже пальцем не коснулся. Честное слово.
- А у тебя волосы пахнут… этим. Как его? Битумом. Помню с отцом как-то стояли в жару на перроне и такой же запах был.
- Это креозот. Им шпалы пропитывают.
- Что ты на шпалах делал?
- Сидел, ждал электричку.
- Какую? Где?
- Ты чего не спишь? Ещё ночь.
- Мне что–то вечером скучно стало одной. Я и завалилась спать часов в десять. Так что выспалась… А тебе завтра в утреннюю смену? Ты спи. Я болтать больше не буду.

Конни ещё плотнее прижалась к нему и замолчала.
Косте спать и до этого не очень хотелось, так как он ещё перебирал в голове все моменты происшедшего: мог ли где-нибудь «наследить», чего-нибудь забыть или поступить неправильно… А тут тёплая и мягкая жёнушка... В одной шёлковой ночнушке. Небось, больше на ней и нет ничего…
Или есть?
Для проверки провёл рукой по её бедру.

- Ты куда полез? Тебе спать надо… Ну если только в качестве снотворного средства?..

В восемь утра Констанция разбудила мужа.

- На работу пойдёшь? Тогда вставай.

Константин протянул руку к смартфону и позвонил Владимиру Никифоровичу.

- Доброе утро, Владимир Никифорович. Я всё сделал. У меня к вам просьба: можно я выйду на смену после обеда?
- Можно, Константин, можно. Только не пойму, что ты там сделал? Мне только сейчас звонила сестра. У них шум на весь посёлок. Все говорят, что Бог наконец-то покарал насильников, представляешь? Даже благодарственный молебен в своей церквушке заказали. Вот такие дела. Так что ты отсыпайся, а когда придёшь, сразу зайди ко мне. Очень уж любопытно узнать, как именно Господь сумел отомстить этой мрази.
- Вас понял.

3.

Татьяна провела в Солотчинском Рождества Богородицы женском монастыре три года в качестве трудницы. Но землю ей копать не пришлось. Игуменья быстро распознала её талант. Соблюдая посты и не пропуская службы, Татьяна занималась тем, что могла лучше всего – писала образа святых. В этом ей пошли навстречу, так как разнообразная иконопись пользовалась большим спросом у посетителей монастыря и приносила хоть небольшой, но постоянный доход.
Она только год отучилась в Рязанском художественном училище, а потом неожиданно заявила, что больше учиться не будет. Не последнюю роль сыграла и её мать Алевтина, сестра, кстати, Владимира Никифоровича, командира того ЧОПа, где служил Константин. Сама верующая, что не мешало ей весьма «успешно» и с большой личной прибылью работать в местном продмаге, она всегда брала с собой по воскресеньям в церковь и дочку. Что уж там сыграло б;льшую роль, сказать трудно, но сама мать вряд ли мечтала, чтобы единственная красавица-доченька выберет себе путь монастырской сестры. Может быть оказало своё влияние оформление местного храма и лики святых на иконах? Может быть непонятно откуда взявшаяся тяга рисовать их самой? А может быть - это понимали все – безнаказанность двух местных парней – братьев, отец которых служил местным участковым, а мать – заместителем администратора поселения. Им сходили с рук все проделки, которые поначалу носили хулиганский характер. Но потом пошла череда изнасилований местных девушек. Как исполнится какой шестнадцать лет, лучше одной из дома вечерами не выходить.
Причём насильники не скрывались, иногда и сами признавались в совершённом, но всегда подчёркивали своё «благородство»: 

- Мы её не били. Вся одежда в целости, синяков нет. Сами были в презервативах. Так что считайте, всё происходило по взаимному согласию…

Кто-то из родителей писал жалобы в полицию, но они отсылались по «месту происшествия» к участковому – отцу этих двух оглоедов. А он умел «договариваться»…
Большинство девушек утаивали свершившийся факт даже от родителей. Так что вполне возможно, что Татьяна сбежала в расположенный в Солотче женский монастырь и от неминуемого насильного «посвящения в женщины». А там и родное село рядом, и безопасно, и дело любимое есть.

Пролетели четыре года. Татьяне пошёл двадцать первый год. Повзрослела. Страхи уменьшились. И однообразные лики перестали её интересовать. Пробовала писать маслом – не получается, пробовала пейзажи – не идут. Поняла, что надо возвращаться в художественное училище. Даст Бог может быть её сразу примут на второй курс, не смотря на большой перерыв? Взяла несколько самых лучших своих работ, получила от игуменьи благословенье и снова вернулась к светской жизни.
Да только Татьяна не ожидала, что за эти года «светская жизнь» стала только хуже. А она сама сильно отстала от неё. Но убийственное подтверждение этому факту она получила только к концу второго курса. Весной. В конце апреля.

Обычно Таня приезжала к матери в Кораблино на выходные. Все остальные дни, говоря словами Владимира Высоцкого, «абонировала угол у тёти» в Рязани, квартира которой находилась недалеко от Художественного училища. Может быть именно этим и объясняется потеря ею бдительности. Или уже забыла, что два брата Ильиных отнюдь не перевоспитались, а продолжают жить в селе и с прежним успехом принуждать к сексу молодых девчат.
Татьяна давно не видела их, так как, приезжая, всё время проводила или у матери на огороде, или, устроив в своей комнате небольшое ателье, пыталась делать наброски тех видов, которые открывались из её окна.
Однажды, приехав вечерним автобусом в Кораблино, она по дороге к своему дому, увидела на краю поля братьев. И невольно помахала им рукой. Всё-таки заканчивали одну школу, а младший, Игорь, даже ухаживал за ней.
Они в свою очередь зазывно помахали руками ей. Позвали:

- Танюха, иди сюда! Мы что тебе покажем! Ты у нас сто лет не была.
- Вы что хотели? Я домой тороплюсь.
- На три минуты. Посмотришь и топай дальше.

И она, свернув с тропинки, которая шла вдоль домов по этой стороне дороги, пошла к ним в сторону поля…

Придя домой, закрылась в своей комнате, упала на колени перед любимой иконой Знамение Пресвятой Богородицы и зашептала сквозь слёзы.

- О чём молить Тебя, чего просить у Тебя? Ты ведь всё видишь, знаешь Сама, посмотри мне в душу и дай ей то, что ей нужно. Ты, всё претерпевшая, премогшая, – всё поймёшь. Ничего не прошу, только стою пред Тобой. Сама я во всём виновата. Зачем подошла к ним? Ведь помнила, какие они злые и нечестивые люди. Неужели это Лукавый не избавил меня от скрытого соблазна?..

Вечером вышла к матери, которая безуспешно стучалась к ней в дверь несколько часов, призналась во всём и попросила у неё прощения за свою глупость.
Обнялись и вместе поплакали. Потом мать сказала:

- Иди-ка умойся как следует. И не плачь. Запомни, это было их последнее насилие над девушкой. Больше не будет, вот те крест! Жизнью своей клянусь.

В понедельник утром мать повесила на двери магазина табличку «Уехала на базу», а сама, проводив дочку до училища, встретилась с братом – Владимиром Никифоровичем. Рассказал ему всё как есть.

- Таня - твоя родная племяшка. Неужели ты не сможешь со всем своим войском отомстить за неё и за полсотни, если не больше, других девчат нашего села. Я тебе и раньше об этом рассказывала, но ты отсылал меня в полицию. А сейчас я обращаюсь к тебе с конкретной просьбой. Или убей этих уродов, или кастрируй их. Сколько девичьих жизней они испоганили! Придумай что-нибудь, иначе я тебя до самой смерти не прощу. Танюшка у нас как святая, сам знаешь. А над ней безнаказанно измывались два каких-то урода. И ты ничего не сделаешь?
- Успокойся, Алевтина! Сделаю. Слово офицера. Только не говори никому, что ко мне обращалась с такой просьбой.
- Поняла. Я же не дура.
- Тогда договорились. И Танюшке ничего об этом не говори. Поняла?

После её ухода вызвал к себе Константина. Пересказал суть событий.

- Ты прекрасно понимаешь, что я прямо сейчас могу послать туда человек пять ребят покруче и они яйца тех недоумков за минуту превратят в яичницу. Но это шум! Сразу сообразят, что месть матери. А я – её брат. Потом и ребят вычислят. И начнётся судебная тяжба минимум на год. Чем бы она не закончилась, со своего места мне придётся уходить… А ты как-то говорил, что можешь не оставлять следов и оставаться незаметным. Это как раз то, что мне надо. Возьмёшься за такое дело? Убивать их не к чему, это дерьмо такого риска не стоит. Главное, чтобы ты сам не засветился…
- Всё понял, Владимир Никифорович. Мне нужна карта посёлка и округи, а также подробная той части посёлка, где стоит дом этих придурков.
- Сейчас сделаем. Ещё что?
- День отгула.

4.

Когда вечерами Костя был дома, они любили после ужина расположиться с Конни на диване перед телевизором. Звук делали такой тихий, чтобы он не мешал их собственному разговору.

- Ты так редко бываешь дома, а я хочу тебе рассказать об одной своей подруге. Очень оригинальная и талантливая девушка. Нас на потоке в самом начале всего двое таких ненормальных. Во время перерыва большинство бегут в буфет и часто в зале оставались только мы с Таней.
- Итак, она звалась Татьяной?
- Умница. Угадал. Она разворачивала свои бутерброды, а я свои. Мы сидели на одном ряду, но в разных концах. И вот я ей как-то крикнула:
- Танюша, у меня ноги больные, иди ты ко мне. Поделимся вкусняшками… Так и подружились. Мы с ней оказывается в один год поступали в училище, потом обе одновременно пропустили три года, а в этом году вновь одновременно поступили. Очень своеобразная девушка. Во-первых, верующая. В монастыре несколько лет провела. Во-вторых, талант у неё необыкновенный. И тоже своеобразный. Там, видимо, специализировалась только на иконах. Ей портрет написать – два раза плюнуть. Посмотрит несколько секунд на человека, а через двадцать минут выдаст карандашный рисунок, который не отличишь от фотографии. С темперой работает как богиня. А маслом писать почти не может, представляешь?.. И одевается кошмарно. Представь себе богомольную бабушку! А тут красотка двадцати лет и в такой же одежде. Стала её постепенно уговаривать менять стиль одежды. С юбкой уже дошли до миди. Косынку на занятиях стала снимать. Придумала уже, какую ей сделать причёску. Косы у неё несколько лет не стриженные – до пояса. Ещё та задачка будет.
- Эта Татьяна симпатичная?
- Не симпатичная, а красавица. Только красоту свою прячет, то ли стесняется её. Почему? Может быть уже отвыкла от девчачьего кокетства, не знаю. Ей если макияж сделать – вообще отпад! И ещё ей страшно нравится моё имя. Она так произносит это «Кон-стан-ция», что все оглядываются. Говорит, что более звучного по красоте имени не встречала. Я терплю, хотя ты знаешь, что не люблю, когда меня так называют.
- Пригласи её как-нибудь к нам на ужин.
- Ага! Чтобы ты в неё втюрился? Я тебе о ней раньше специально не рассказывала ничего, это сегодня что-то прорвало.
- Какой бы она красивой не была, вряд ли мне понравится девушка с монашеским поведением. Уж это ты должна была бы знать.
- Ладно. Приглашу как-нибудь. Да хоть в эту субботу. Надо только узнать, нет ли у неё сейчас какого поста… Что-то самой загорелось посидеть втроём за столом. Только чтобы ты не богохульничал. Она держится просто, но за своего Бога удушит на месте.
- Тем более интересно с ней поговорить. Приглашай.
- Я прямо сейчас ей и позвоню.

Конни взяла телефон, набрала номер.

- Добрый вечер, Танюша. Не занята?.. Ты скажи, твой пост закончился или ещё нет?.. Ура! А сегодня уже двадцатое. Значит так. Мы с мужем хотим пригласить тебя к себе на ужин. Тебе когда удобнее, в выходные или в будни?.. Ты вроде в выходные всегда к себе в деревню уезжала… Правильно, нечего там делать. Тогда я уточню, чтобы у мужа дежурства не было и все вместе посидим. А то чего ты все вечера одна дома сидишь? Я по себе знаю, как это тошно…

5.

Костя по достоинству оценил внешность Тани и при знакомстве даже поцеловал ей руку. Она смутилась, но держалась с достоинством. Когда сели за стол, тихо произнесла:
- Константин и Констанция, простите меня, пожалуйста, но я выпивать не буду.
- Как хочешь, Татьяна, но у нас Церковный кагор. На нём так и написано. Это вообще-то должен быть твой напиток.
- Да, в монастыре нам на праздники наливали по рюмке.
- Значит, рюмочку и я могу тебе налить. А относительно ужина выбирай блюдо сама или советуйся с Конни.
- Можно я буду называть вас Костей?
- Конечно. И давайте сразу перейдём на «ты». Мы все ещё такие молодые!

Перед тем, как взяться за рюмки и вилки Татьяна вновь тихо произнесла:

- Мне опять придётся извиниться перед вами.
- За что?
- Я должна прочитать благодарственную молитву перед вкушением пищи. Это быстро.
- Только вслух, - напористо предложил Костя, - Нам очень интересно было бы услышать её хоть раз.

В наступившей тишине раздалась скороговорка:

- Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие по молитвам Пречистой Твоей Матери и всех святых Твоих, ибо Ты благословен во веки веков. Аминь.

Всю молитву Татьяна произнесла вполголоса и так быстро, что половину слов Костя не разобрал.
Дальше ужин проходил как у всех нормальных людей. Говорили девушки, разумеется, больше о живописи. Участие Константина ограничилось ролью слушателя и переходом с кагора на коньяк. Но, как он и предполагал, вскоре разговор затронул и религиозную тему.

- Я понимаю, что вы не верите в Бога. Это ваше личное дело. Меня больше возмущает, когда люди требуют доказательств Его существования. Мол, пусть он совершит на моих глазах чудо, тогда я и поверю. Но это уже совсем не та вера…
- Согласись, Танюша, что в этом аргументе есть своя логика. Я в этом случае и сам бы поверил в Него, - заметил Костя.
- Мир вокруг нас наполнен его делами и чудесами. Мы их просто перестали замечать! Посмотри на Констанцию и меня. Жалко, что ты не видел меня полгода назад. Небо и Земля. Два совершенно разных человека. А вот Он взял и свёл нас. И мы стали очень хорошими – правда, Констанция? – подругами. Скажешь – случай? Да, она первая позвала меня к себе. Но я очень не хотела пересаживаться, так как понимала, каким чучелом буду выглядеть рядом с ней. Да у неё ещё был такой – ты только не обижайся милая моя – такой легкомысленный вид! Прекрасно помню, как подумала: - Господи, пересаживаться мне к ней или не надо? - Но что-то… или Кто-то словно сказал мне, что надо пересесть к ней. Я и пошла вдоль ряда.
- В этом отношении я могу с тобой согласиться, но сам всегда объяснял такие случаи казуистикой. Мы по сто раз в день говорим: «О, боже, картошка подгорела!…» или: «Господи, опять дождь льёт!», не думая фактически ни о Боге, ни о Господе... Конни, наверное, говорила тебе, что я служил несколько лет в армии. На всю жизнь запомнил такой случай. Во время одной перестрелки в горах ко мне сзади подкрался моджахед и ткнул дулом в спину. В такой ситуации ничего сделать нельзя. Через секунду он выстрелит. Помню только, что я подумал: «Господи, сделай так, чтобы у него патроны кончились!» Это редкая ситуация, но случается. Оборачиваюсь, а он растерянно жмёт на гашетку автомата, а выстрела нет… Со мной самим иногда так случалось. У пистолета уже автоматически считаешь количество сделанных выстрелов, а с автоматом это невозможно.
- И что было дальше? – спросила Конни.
- Дальше уже не так интересно.
- Ты мне про такие случаи не рассказывал!
- Не хватало, чтобы я ещё тебе рассказывал об этом. Там, кстати, не опаснее, чем при твоём сумасшедшем спуске на гигантском слаломе.
- Не спорьте, пожалуйста, ребята, милые мои! Я вам сейчас расскажу о таком случае, даже двух, которые вы никак иначе, кроме как вмешательством Божественного провидения, не объясните. Будете слушать?
- Давай, рассказывай.
- У нас в селе жили два очень нехороших парня. Приставали к девчатам, некоторых насильничали. И безнаказанно, так как отец у него был нашим же участковым. Все их ненавидели, готовы были убить, но все лишь на словах. Несколько раз братья или отцы устраивали с ними драки. Ну, помашут кулаками и разойдутся. Пройдёт недели две-три, напьются они и снова какую-нибудь девчонку снасильничают. В нашем автобусе только и было слышно, как кто-нибудь говорил: «Когда же их Бог накажет?!» И Он наказал. Да так, что лучше не придумаешь. У нас вдоль поля вырыта канавка, чтобы вода или удобрения дворы не заливала. Посёлок на небольшом склоне располагается. Сейчас в ней кроме жидкой грязи ничего и нет. Иногда мужики… Мне за столом неудобно об этом говорить.
- Начала – досказывай! – приказал Костя.
- В общем некоторые мужчины и облегчались в неё. Так вот. Один из этих уродов ночью поленился идти в уборную, встал над канавкой – она узенькая, как ручеёк небольшой – и расстегнул штаны. А по пьянке, видимо, голова закружилась. Он прямо в канавку и рухнул лицом вниз. В этой грязной жиже и захлебнулся. Эту канавку курицы перебегают и не тонут, а он задохнулся.
- По пьянке и в тарелке утонуть можно, - заметил Костя.
- У нас весь посёлок пьёт, а половина мужиков на этой стороне улицы в летнее время в эту канавку мочатся. Но что-то ни один из них не утонул и не захлебнулся… Но это не всё. А второго брата, Игоря, Господь всех мужских органов лишил. Представляете?
- Это каким же образом?
- Ну, насколько я, конечно, поняла. Это все пересказывают друг другу и наверняка что-то добавляют от себя. В общем, братья строили двухэтажную пристройку к дому родителей. И лестница на второй этаж стоит ещё без перил. С одной стороны стена, а с другой прибили какую-то рейку, чтобы в темноте ориентироваться. За неё и держаться-то нельзя. Этот Игорь тоже был пьяный. Да ещё совсем голый. От него только любовница ушла. Кстати, именно она всем говорит, что никого посторонних там не было. Может быть Игорь услышал, как брат его звал на помощь, не знаю. В общем споткнулся он на ступеньке, упал на спину и съехал вниз по лестнице до самого пола. И, дурень, ухватился за рейку. Она треснула и её нижний конец впился ему прямо… вот сюда.
- В пах? – не выдержав, уточнила за неё Конни.
- Да. Под мошонку. И чем ниже он сползал, тем глубже эта рейка в него впивалась… Он жив, лежит в больнице. Что именно ему там оторвало, я не знаю, но согласитесь, что только Господь мог так наказать насильника. Если бы там какие ребята на них напали, то – другой разговор. Мы заказали в селе по этому поводу благодарственный молебен, но батюшка отказался его провести. Нельзя, говорит, благодарить Бога за то, что он покалечил человека. А я считаю, что Господу виднее, кого благодарить, а кого наказывать. В наш сельский храм после этого не хожу. У вас здесь на Семинарской красивый Борисоглебский собор. Теперь туда хожу молиться.

- Танюша, а когда произошли все эти ужасы, о которых ты рассказала? - задумчиво спросила у неё Конни.
- Да третья неделя пошла.
- А в какой день недели, не помнишь?

Костю последний вопрос немного встревожил и он перебил беседу:

- Мы чай пить будем или нет? Кто хвалился пирожными из «Наполеона»?


6.

Когда пили чай, Костя, чтобы ещё дальше увести беседу от рассказанных событий, спросил у Тани:

- У меня к тебе не очень скромный вопрос. Если не хочешь не отвечай. В монастыре были случаи лесбийской любви?
- Ой, я не знаю. И не очень представляю, что под нею подразумевают. Но дружеские отношения между сёстрами наверняка были… Я про себя расскажу. Мне почему-то не стыдно перед вами исповедоваться. Была у нас сестра Марфа. Ей нравились мои образа. Часто сидела у меня в свободное время и смотрела, как я работаю. И у нас с ней было… два раза всего… В общем она обняла меня, стала хвалить моё умение и несколько раз поцеловала… А потом ещё раз так было… Мне это так запало в душу, что я её каждый вечер перед сном в молитве поминаю. Забыть не могу.
- Куда эта Марфа делась? Умерла? – спросила Конни.
- Не знаю. За одну ночь пропала. Матушка игуменья что-то сбивчиво нам объяснила, но мы так и не поняли. Вроде родители её забрали. Они у сестры Марфы очень богатые, но не хорошие люди… Она от них в монастырь и подалась… Так жалко, что я не успела её портрет красками написать. Только карандашный рисунок сделала по памяти и всё.
- Не принесла с собой?
- Принесла.
- А почему не показала?
- Я вам свои цветные работы показала. А там – карандашные наброски…

Татьяна достала несколько рисунков. Выбрала один портрет и протянула Косте.

- Вот она. В миру Ириночка. А у нас стала сестра Марфа.

Костя внимательно вгляделся в рисунок. Да. Знакомое лицо особенно с этим небольшим и характерным шрамом на лбу.

- Танюша, а это у неё шрам? Или ты так прядь волос нарисовала?
- Что ты? Какие волосы? У неё небольшой шрамик. Она обычно косынку натягивала прямо до бровей, чтобы его видно не было.
- И ещё вопрос. А кончик у этого шрама не был в виде запятой? Не ровный порез, а как бы с вывертом.
- Кажется, да, был. Она говорила, что ударилась в детстве.
- С детства все шрамы на лице давно бы зажили. Это ножевой порез. Такие наносят в виде наказания.
- Ты так говоришь, словно видел её… Она жива? Ты её знаешь?
- Нет, Танюша. Не жива. Похоронили её на Старом Сысоевском кладбище. Ещё прошлым летом.
- Надо съездить туда. Найти её могилку и цветочки положить. Там у вас церквушка есть?
- Стоит какая-то.
- Вот и хорошо. Помолиться за её упокой есть где.
- Хорошего мало. Ты её могилу не найдёшь.
- Почему?
- Танюш, ты обратила внимание, что некоторые вещи я даже Конни не рассказываю. Хотя она и обижается из-за этого. Так и тебе я не могу многого рассказать. Ты уж извини меня… Может быть как-нибудь позже съездим…

Когда Таня собралась домой, я попытался вызвать такси.

- Не надо! На улице сейчас так хорошо, такой воздух. Я лучше пешком пройдусь. Тем более, что не очень далеко и идти по главным улицам.

Танюша вышла в коридор, а Костя недовольно и тихо проговорил:

- Вот таких жизнь никогда не научит. Сейчас опять найдёт приключение на свою…
- Костик, ты становишься всё более грубым. Лучше проводи её. Я бы и сама прошлась бы немного, но весь путь не одолею.

Когда вышли на улицу, Таня взяла Костю под руку и мечтательно проговорила:

- Правда, хорошо на улице? Таким свежим воздухом только и дышать.
- У каждого своя правда.
- Ты чем-то опять недоволен? Если не хочешь меня провожать, то доведи до проспекта и возвращайся. Там светло, народу ещё много. Кого бояться?
- Вот этого народа и надо бояться.
- Странный ты всё-таки человек, Костя. Или такой стал после войны?
- Наверное – после.
- Возвращайся домой. Скажешь Констанции, что посадил меня на такси или на троллейбус.
- В такое время и в пустынном переулке, и в центре города одна половина пьяные, а другая половина ищет с кем можно подраться. И тут ты: высокая гордая и красивая, в миди юбке и на каблуках. Кто же тебя мимо себя пропустит?
- А я не буду на них внимания обращать, они и не пристанут.
- Тебе одного урока показалось мало? Или опять на Бога надеешься?
- Во-первых, не надо мне об этом напоминать, это не хорошо, Костя.
- Прости, Танюша. Здесь я не прав.
- А во-вторых, не сравнивай наш посёлок с большим областным центром.
- В этом вся и беда, что в областном центре таких сволочей, которых у вас там Господь с опозданием, но покарал, раз в сто больше.
- Давай с тобой поспорим, что к нам никто не пристанет. Только ты слушайся меня. Если я скажу: «Идём, не связывайся», ты идёшь дальше и не отвечаешь, чтобы тебе ни сказали.

Дошли до площади Ленина.

- Вот видишь! – Заявила Таня, - Жаль, что с тобой ни на что не поспорили. Пошли дальше по Горького. Так быстрее. И потом она тихая и прохладная. И машин меньше.
- Пошли. А поспорить и сейчас не поздно.
- На что?
- Если дойдём спокойно, то на прощание ты меня поцелуешь. А если без мордобития не обойдёмся, тогда – я тебя.
- Ты только нарочно драку не затевай.
- Мы с тобой договариваемся на две команды. Первая: пусть меня хоть дерьмом обзовут, но если ты говоришь: «Не связывайся», идём дальше. Вторая: ты говоришь «Покажи этим козлам, где раки зимуют». Тогда я…
- Нет, такую фразу я говорить не буду.
- Тогда сама выбери пароль.
- Если я скажу: «Костя, помоги», тогда ты поступаешь так, как сочтёшь нужным.
- С одной поправкой – никаких имён! Просто «Помоги».
- Мы с тобой, как солдаты перед боем.
- Лучше быть всегда готовым, чем столкнуться с неожиданной неприятностью.

Подошли к её дому. Это был старой постройки двухэтажный дом, устоявший между двумя хрущёвскими пятиэтажками.

- Вот я и выиграла, - гордо произнесла Таня. - И готова тебя дружески поцеловать.



7.

- Я говорил, что никуда она не денется, - раздался в стороне чей-то голос. – Всё-равно вечером вылезет на улицу.

Костя обернулся.
Из двора вышло четверо парней. Выглядели вполне прилично. Похожи больше на студентов, а не подзаборную пьянь. И, кстати, не очень-то и пьяные. Это, конечно, хуже.
Парни окружили пару.

- Чувачок, - обратился «главный» к Косте, - никаких драк. Всё интеллигентно. Ты стоишь в сторонке и куришь. Мы аккуратно трахнем твою девушку и мирно разойдёмся.
- Ребята, не надо, - раздался просительный голос Тани. - Я же вас вроде знаю. Вы рядом живёте. Зачем это вам?
- Как зачем? Ты не шлюха пьяная, а приличная девушка. Такую трахнуть – один кайф. И тебе хуже не станет.
- Вы долго ещё будете базарить? – вмешался Костя. - Или вы привыкли к сексу по телефону? Тогда мы пойдём. Через три минуты я уже выйду один. Тогда, может, и поговорим.
- Нашёл дураков. Ты тогда драться начнёшь, а сейчас при ней не посмеешь.
- Почему?
- А потому, что каждое твоё неосторожное движение будет девке выходить боком. Мы ведь её можем так отодрать, что и мама родная не узнает.
- Ребята, я драться по-хорошему не умею.
- Тем лучше для тебя. Целее сам останешься.
- Тогда начинайте. Только интеллигентно, как обещали. Я посмотрю, как у вас это получится.
- Отступи-ка на пару шагов и стой там, - сказал Косте «главный». - Колянус и граф поставьте тёлку за воротами литерой «Г». Только я первый начну. А ты Мишутка рядом с ним стоишь, понял? Чуть пошевелится, глуши.

Ребята потащили Таню во двор. Она умоляюще смотрела на Костю и говорила совсем не то, о чём договаривались:

- Костя… Костенька… Я не хочу… Я тогда жить не смогу…

Костя молча смотрел на неё. Но дождался, когда «Мишутка» отвернётся и посмотрит вслед уходящему «командиру». Ребром ладони ударил его в кадык и не без труда, но тихо уложил на асфальт.
Поспешил за «командиром», пока он не прошёл сквозь ворота. Очутился рядом как раз в тот момент, когда тот, просунув голову в отверстие отсутствующей калитки, уже собрался перешагнуть через металлический порог.
Придав ладони вид горсти, сильно ударил его в правую часть головы. Вытянутая шея переломилась о металлический стояк. Свалился как подкошенный.
Костя перешагнул через него, вошёл во двор. Один из парней оказался спортсменом. По стойке, которую принял, больше походил на боксёра.

- Вот тебя, пацан, мне жалко, - сказал Костя. – Я всегда спортсменов уважал. Долго теперь на ринг не выйдешь.

Последовал молниеносный пинок в пах боксёру, потом коленом в склонившееся после удара лицо и сверху завершающий удар сжатыми в «замок» кистями рук по шее.

Повернулся к оставшемуся парню, который стоял рядом с Таней.

- Ты кто? Граф или Колянус?
- Колян я.
- Оно и видно. Самое ответственное дело тебе поручили: держать за волосы девчонку, которую будут насиловать.
- Да я… Это… Я им говорил, что лучше не надо.
- Из какого вуза?
- Педагогический. Иняз.
- Студенческие с собой?
- Да. По ним льготно можно на троллейбусе…
- Быстро собрал у всех студенческие и мне в руку. Быстро, я сказал.

Костя подошёл к Тане.

- Проиграла мне пари.
- Ну тебя! Ты как злодей! Ты зачем их бьёшь насмерть?
- Я не умею драться по-мальчишески, Танюша. Этих придурков я предупреждал.

Подошёл Колян.

- Вот, возьмите, - парень протянул Косте их студенческие билеты.

- А теперь слушай меня очень внимательно. Сейчас звонишь в «Скорую помощь», говоришь, что на вас напали хулиганы и избили. Думаю, о том, что вы собирались изнасиловать девушку, промолчишь, ума хватит. Потом в Следственном отделе полиции я проверю ваши показания. Если будет хоть одно упоминание о ней или обо мне…
- Нет-нет, не будет. Зачем это нам? Даже самим не выгодно… А они живы?
- Должны быть живы. Но я предупреждал вас, дураков, что меня учили не драться, а убивать. Если все дадите такие показания, зайдёшь к Татьяне, она вернёт тебе студенческие билеты. Всосал?
- Да. Я всё понял. И ребятам передам всё, как вы говорили…

Костя взял Татьяну под руку.

– Пошли. Какой подъезд твой?.. Ничего, что я его к тебе направил?
- Ничего страшного. Я этого Коляна чуть ли не каждый день встречаю во дворе. Он живёт в соседнем подъезде...
- Вот ты меня обозвала «злодеем»… Констанция как-то сказала, что я – «убийца»... Ты думаешь, мне это приятно слышать, когда я защищаю слабых. И так вышло, что два последних раза я защищал именно тебя… Этот подъезд? Идём, доведу до квартиры.
- А когда ты меня защищал первый раз? Такого не было.
- Ты права. Защитить не смог. Зато отомстил так, что, думаю, сам Господь остался доволен.
- Так тогда в Кораблино был ты? Это ты там всё сделал?
- Да. Но чтобы об этом никто не знал, Танюша. Иначе меня посадят.
- Получается, что ты – мой Ангел-хранитель?

Зашли в тёмный коридор квартиры, где она жила.
Татьяна обняла Костю и прошептала:

- Проспоренный долг надо отдавать.

Поцеловала его. И… продолжала стоять, прижавшись к Косте. Потом прошептала:

- Иди, Костя. Спасибо за всё. Изменять Констанции с тобой я ни за что не буду. Грех большой. Не искушай… Подожди… Не торопись уходить. Другого выхода со двора нет. А там сейчас врачи и полицаи наедут. Постой ещё со мной немного… Знаешь, если бы меня и второй раз изнасиловали, я бы повесилась.
- Для верующих это большой грех, ты должна знать.
- Знаю. Значит я не заслужила, чтобы Господь принял меня. Значит сама во всём виновата… А я только начала жизни радоваться… Ладно, об этом не будем больше… А тебе я до конца жизни буду благодарна, что спас меня от этого зверья…

***

Декабрь 2020