Одержимый, часть 1

рассказ основан на реальных событиях,
произошедших в селе Рыжково Воронежской
губернии в 1928г.


- Как же так? Как же так? – спрашивал себя Коля. - Матушка говорила, что если обойти болото с левой руки, то засветло можно до тёткиной деревни добраться. Заблукал что-ли?
Страшные мысли пробрались в голову мальчонке и выдавили приглушенный плач. Плакать навзрыд Колька боялся. Можно было вспугнуть лесную птицу или зверя, оттого было бы ещё страшнее. Солёные слёзы щипали исцарапанное лицо. Тятькины сапоги промокли так, что ступни ног сводило от холода болотной жижи.
- Тятька, тятька-а-а-а… - Плакал Колька, вспомнив отца, убиенного три дня назад. – За что они так? Кому мы мешали?
И впрямь, кому мешала семья мельника?
Жили на краю села, держали мельницу, мололи муку своими руками. Отродясь чужих не нанимали! В том и нужды-то никакой не было. Отец и два сына справлялись сами. Лишней копейки с крестьян не брали, потому как знали, как она достаётся. Плохого слова о своей работе никогда не слышали. И вот! На тебе! Кулаки, эксплуататоры!
Тятька в тот день занемог. Спину сорвал. Матушка приложила ему к спине медовую лепёшку и велела лежать на печи.
Собаки и тявкнуть не успели, как непрошенные гости вломились в избу. Оттолкнули матушку прикладом в сторону, а тятьку, не дожидаясь, пока он слезет, сдернули за ноги с печи. Печь – высокая, выше тятькиного роста. Упал мельник-эксплуататор, разбил голову о приступок. Не приходя в себя, помер.
Ничуть не смутившись, не обращая внимания на вопли бабы, детей и на лужицу крови возле головы хозяина, красноармейцы продолжили обыск. Из съестного нашли мало чего, забрали икону Чудотворца в позолоченном окладе, овчинный тулуп, увели со двора коня, верного друга и помощника.
Матушка сразу после налёта, испугавшись за семнадцатилетнего Ваньку, отправила «кулацкого» сыночка куда глаза глядят, лишь бы изверги его не убили.
По селу ходили слухи, что красноармейцы по нескольку раз обходили дома, наполняя свои подводы добром. Повторно обыскивая дом одного зажиточного крестьянина, припрятавшего мешок с зерном, до смерти забили его семью.
Вот поэтому через три дня, после похорон мужа собрала мать в дорогу и среднего сына, трусливого тринадцатилетнего Николашку. Дома осталась с младшей дочкой Дусей, семи лет от роду. Может, пожалеют, не тронут вдову с сиротою…
Обессиленный Колька, запинаясь во тьме о гнилушки и корни камыша, совсем было потерял надежду обойти болото, когда где-то вдали показались огоньки.
- Должно быть избы? Слава Богу! Дошел! Дошел! – закричал Колька от радости так сильно, что всё-таки перепугал болотную тварь. В кустах что-то заухало, застонало, захлопало крыльями, зашипело и поползло. И опять сердце мальчишки ушло в пятки.
А вдруг это – не окна изб, а гнилушки болотные светятся? Может быть, леший со мной играет? В трясину заманить хочет? – Николашка переложил посох из правой руки в левую и перекрестился. Снова присмотрелся. – Нет, не гнилушки. Гнилушки так не светятся.
Собачий лай рассеял сомнения Николая. Осторожно, проверяя посохом путь, он стал двигаться к огням.
- Чего бояться? Собака – на привязи. Будь не на привязи, давно бы меня покусала. – Подбадривал себя Колька. – А почему дом один стоит? Где другие дома? – Снова забеспокоился он.
- Хозяин-то почему на лай собак не выходит? Дома его нет? А может меня боится? Небось думает, что разбойник какой пришёл? – размышлял Николай, заглядывая в грязные окна неухоженной хаты. Кроме горящей лучины на столе, ничего не было видно. – Может глухой, может пьяный. Всякое в жизни бывает.
Колька, набравшись смелости, постучал кулаком в дверь и громким голосом спросил:
- Есть кто живой?
За дверью было тихо. Никто не ответил.  Коля тихонечко потянул дверь на себя.
Полумрак. Неприятный тошнотворный запах. На полу валяются кости и цепь. В противоположном углу стоит человек спиной к вошедшему.
Вдруг цепь на полу пришла в движение и из угла на Кольку набросился он!
Ноги Кольки от страха стали ватными. Бедолага осел, как мешок, и потерял сознание. Перед глазами поплыли видения: мука под жерновами, тятька с окровавленной головой, болото, за болотом огни, вроде уже не огни, а желтые кувшинки, а потом кувшинки превратились в позолоченный оклад иконы Чудотворца. Икона росла, становилась больше и больше. Потом Чудотворец перешагнул через оклад, подошел к Кольке и стал его трясти за ворот и бить по щекам:
- Проснись! Проснись, сынок!
Коля открыл глаза. На него смотрела женщина с седыми прядями волос, выбившимися из под платка.
- Очнулся, милок? Это хорошо. На-ка вот попей. - Женщина протянула ему кружку с каким-то отваром. - Пей, не бойся! Озяб поди.
Кольке было не до разговоров, он глазами искал того зверя, что набросился на него.
Обросший, голый, но не зверь, а человек сидел в том самом углу и грыз мосол.
- Это кто?
- Это, - женщина тяжело вздохнула. - Мой сын. Больной. Одержимый. Чтобы хлопот добрым людям не доставлять, вот сюда нас и отселили. - Она, как будто виноватая, опустила глаза и продолжила. - Я его одного на долго не оставляю, а тут вот лампадка начала коптить. Пойду, думаю, в село схожу, глядишь, масло для лампадки найду или свечи. И ты тут. Ох и испужалася я за тебя! Думала подрал тебя. Нет. Слава Богу! Не тронул. Тебя как зовут, милок?
- Коля.
- Коля, ты всё-таки отвар выпей и на лавку ложись, поспи. Чай устал поди?
Коля неотрывно смотрел на одержимого. В его голове не укладывалось, что такое может быть на самом деле. - А он?
- Не бойся, он на цепи, а цепь до лавки не достает. - Через силу улыбнулась женщина. - Ночку у нас поспишь, сапоги твои за ночь подсохнут. А утречком я тебя до деревни сведу.

Продолжение http://proza.ru/2021/01/15/1904