Глава 5 Несчастная профессия

 Повесть.           Несчастная профессия.

Глава  пятая               
               
                Хранитель Гения

Перед тем, как выпустить в свет фотоальбом «И нет пути назад», посвящённый Виктору Петровичу Астафьеву, мы не могли не побывать у  самого близкого ему человека  ;  друга, помощника,  верной спутницы —  Марии Семёновны Астафьевой.  В девичестве Корякиной. Она свою фамилию любила. Так и подписывала книги ; Мария  Астафьева-Корякина. Правда, с  подобными подписями шли последние книги. Вначале она подписывала их Мария Корякина, потом ; Мария Корякина-Астафьева,  наконец, Мария Астафьева-Корякина. На мой взгляд, тут к истине ближе.
  Через руки Марии Семеновны прошли все рукописи Виктора Петровича. Но она и сама известна как  прекрасная писательница. Автор 16 книг: «Анфиса», «Сколько лет, сколько зим»,  «Пешком с войны»,  «Шум далеких поездов»,  «Липа вековая»,  «Надежда, горькая как дым»,  «Знаки жизни», «Земная память и  печаль» и другие. 
 В книгах  она постоянно находила возможность сказать доброе слово своим  отцу и матери, мужу своему Виктору Петровичу.  Видно, и они сами в ней до самых последних  дней души не чаяли, и она их любила. Свою родню по линии отца и матери хорошо показала. Из Астафьевых – только Петра Павловича. Это отец ее мужа, Виктора Петровича.
 Было всё вроде бы как вчера. Будто минуточку назад звонил в двери её квартиры.   А прошло уже  много. Теперь вот и от Марии Семёновны остались только книги, память и ещё какая-то тоска о чём-то большом, но потерянном. Но и изменить что-то тут не в силах ни человек, ни человечество. А внучка её Полина и дочь Полины, Настя,  теперь уже хорошо повзрослели, похорошели, и по обеим  без подсказок видно ;  Астафьевы. Полина  уже пробует писать. Как сам человек пишущий, думаю, что получиться может у любого, нужно только сильно захотеть.  И работать. Не случайно ведь Виктор Петрович в одном из писем  Михаилу Литвякову говорил, что гонорары свои им заработаны задницей. Упорство сидеть за столом должно быть железное. А разные, для читателя интересные  соединения слов приходят с опытом.
Сейчас я представлю это письмо Виктора Петровича к режиссеру, фотографу, в общем киношнику и просто хорошему человеку Михаилу Литвякову. Виктор Петрович ответил на очередное его приглашение приехать в Петербург.  Оно показывает, что писатель  хорошо знал и ситуацию в стране, и полное обнищание народа видел, да и его семейный бюджет, судя по всему, клонился в сторону нищенства. Притом, что его жена была экономной и строгой хозяйкой.
 - Дорогой Миша! Письмо твоё прельстительное и прелестное пришло в те дни, когда я доштурмовывал на пределе вторую книгу романа «Прокляты и убиты» и позавчера-таки доштурмовал! Съездил к сестре на день рождения, выпил у неё две с половиной рюмки и окосел на второй глаз, так устал от работы: ведь написал 520 страниц, исписав почти две чернильницы этих вот хороших американских чернил, которых осталось на донышке, ровно столько, чтобы написать тебе и ещё некоторым хорошим людям письма...
Живём мы, Миша, как и все бывшие советские люди, где-то во всё стремительней вращающемся пространстве, где и не поймёшь, чего творится, не успеваешь голову поворачивать на картины и кадры, в ней мелькающие. От всего захватывает дух и ноет сердце и живот: как дальше будет? И не поймёшь уже, где комедия и где трагедия? Мы живём на моей жопой заработанные деньги, которых, я думал, хватит мне и останется моим внукам, а теперь хватило бы на этот год.  Радости нахожу только в работе. Вероятно, я всё же надсадился не зря, и место моё в литературе только мне принадлежит, хотя я и вышел из всех союзов. Посылаю вот тебе газету с объявлением о начале издания моих полных сочинений, которое всё же напоролось на современные ошеломительные умы и кабы не умерло на корню, хотя первые три тома налажены и находятся в издательстве. Шеститомное издание в «Молодой гвардии» законсервировано на четвёртом томе, и меня об этом даже не известили. Но есть люди в Сибири и читатели, которые, вероятно, не дадут нам помереть с голоду. В Иркутске новое издательство решило напечатать два тома моей военной прозы с первой частью романа во главе, положили мне плату хорошую. ( Это  Гены Сапронова издательство. Он действительно  платил Астафьевым очень хорошие гонорары. Прим. А.П. Статейнова).  В Красноярске новое же издательство решило печатать полностью два тома «Последнего поклона», издаются книги и в Москве, но больше уже как-то стихийно и случайно... Не пропадё-ОМ!»
Это первое письмо, попавшее мне на глаза,  где Астафьев объективно говорит о ситуации в стране, в своей семье.  На долю Марии Семеновны и Виктора Петровича выпало немало испытаний и горя. Ну, а кто без них живет? Тут лучше всего провести ещё одну выдержку из воспоминаний Михаила Литвякова о семье Виктора Петровича.
- Едва отплыли от Красноярска, Виктор Петрович поручил мне отправить поздравительную телеграмму: 22-е августа — день рождения Марии Семёновны. Пятьдесят четыре года они вместе, более полувека после первой встречи весной 1945 года... В Овсянке за пару дней до поездки в Игарку я снял их рассказ об этой памятной обоим встрече. Они сидели в саду за деревянным столом, врытым в землю. Рябина и калина, посаженные Астафьевым 20 лет назад, разрослись и образовали пышную зелёную раму вокруг двойного портрета писателя и его жены... Вот эта история.
.. .После третьего ранения солдата отправили в нестроевую часть на Украину. Однажды вечером, возвращаясь в казарму, он столкнулся у плетня с маленькой девушкой, добровольно ушедшей на фронт (её часть стояла рядом). Парню очень не хотелось шагнуть с тропинки в чернозёмную хлябь. Да и девушка понравилась. Молодой солдат говорил о себе: «Я библиотечный». Девушка, такое совпадение, только что получила из родного уральского города посылку с книгами.
 - Никто, как Бог,  - заключил Виктор Петрович. За первой встречей последовали другие.
- Идут девки строем, все как девки, а последняя, маленькая, чешет пятками наперёд сапогов. Ну, 39-й размер, а у неё 33-й, дак! Она туда навьёт, а всё равно большие, а, главное, влево всё время держит. Завернёт, потом опять догоняет. Я ребятам говорю.
 - Во малахольная бабёнка идёт, моя баба будет. Солдаты — га-га. Ну, вот, всё-таки накаркал себе на голову.
- Урочливый оказался, — пояснила Мария Семёновна. И тут же попросила.  - Витя, срежь мне три цветка подсолнухов, я в вазу на стол поставлю.
  Надо было видеть, как изменилось лицо Астафьева. Из смеющегося, добродушного вмиг стало недовольным, так не хотелось ему обрывать огородную красу.
 - Мань, дак они не поспели.
 И тут же вновь лукаво улыбнулся: дело-то было накануне дня рождения Марии Семёновны, деваться некуда.
 - Ну, я, это, срежу, вот тебе и подарок будет!
   Я усадил Марию Семёновну и Виктора Петровича на скамейку возле избы и сделал несколько фотоснимков. В Красноярске сразу же напечатал фотографии. Самую удачную поместил в рамку и подарил имениннице. Остальные тоже, впрочем, оставил ей; фотографии скоро разошлись по друзьям и знакомым. Так что пришлось мне через некоторое время заказывать дополнительные отпечатки. Фотография и в самом деле удалась и, может быть, оказалась последней, на которой Виктор Петрович и Мария Семёновна были рядом, улыбались, а жёлтые цветы подсолнухов горели, как свечи
  Первую дочь Лидию они похоронили 11 марта 1947 года. В начале осени, а вторая, Ирина, скончалась 19 августа  1987 года.  Скоропостижно, якобы от сердечного приступа. Но об истинной причине ее смерти  можно только догадываться.  В том числе ее могли убрать те, кто устанавливает порядок в стране, в назиданье Виктору Петровичу: не шали хуже будет. Все могло быть гораздо сложнее и трагичнее, чем сердечный приступ, цу молодой и здоровой женщине, которой не случилось  еще и сорока лет.  Но в этом уже не мне, старому и больному, историкам разбираться.
  Гроб с телом дочери Виктор Петрович перевез в Красноярск. Очень большую помощь ему в этом, в том числе финансовую, оказал крайком партии.  Похоронили ее на кладбище в селе Овсянка. Я хорошо помню, что ее могила стояла обособленно, сиротливо. Потом её огородили, и заняли довольно большую площадь. Стало понятно, что и самого Виктора Петровича и Марию Семеновну положат тут же.  Мария Семеновна не очень любила Красноярск, Академгородок, а уж Овсянку тем более. Она и ехать-то сюда не хотела. Виктор Петрович приехал в Красноярск в 1980 году, Мария Семеновна намного позже. Думала, что все перемелется, муж вернется. Увы ей. Пришлось ломать саму себя. Вот как она пишет о смерти Ирины.
 - Как-то побывали у нее на могилке, приехали с кладбища домой, помянули, начали обедать.  И тут Виктор Петрович как заплачет! Ни когда, говорит, не предавал  значения своему возрасту, а теперь глубоко  и горько сожалею, что так уж много лет нам и так малы осиротевшие внуки.,
 Слава богу, что сейчас они уже совсем взрослые люди, со своими семьями,  оба живут в Красноярске.  А сын их, Андрей Викторович,  с семьей в Перми. Тоже уже совсем пожилой человек. 13 марта 1950 года впервые увидел белый свет.  В Красноярском крае ещё есть прямые родственники Виктора Петровича по линии Потылицыных,  но их совсем мало. С Астафьевыми посветлее, их погуще, но вряд ли все они Виктора Петровича в своей голове держат, детей своих приучают читать книги своего деда.
  Особенно тяжелым испытанием для Марии Семеновны стала смерть Виктора Петровича.  Вместе они прожили пятьдесят шесть лет. Уход Виктора Петровича  сильно подкосил ее здоровье.  После похорон мужа Мария Семеновна пережила ещё один инфаркт, тяжелую операцию.  Она же распоряжалась многочисленным архивом Виктора Петровича.  Кабинет Виктора Петровича вместе со столом, книгами, небольшой библиотекой она продала господам Зубаревым. Сейчас он стоит в большом торговом доме Микс – Макс.  Примерно так он пишется по-русски. На мой взгляд, делать этого было не нужно. Проще и выгодно для края и России, для мировой литературы, было передать все в наш краеведческий музей. Там можно было найти место и сделать уголок Виктора Петровича, вернее поставить его рабочий кабинет.  Или в Литературном музее сделать его кабинет. Хотя там мало места.
 Теперь этот кабинет  личная собственность Зубаревых. Мало ли что случится.  Продадут все в Америку, помните судьбу достояния российского, книг Юдина. Сильно, очень сильно его корыстный поступок ударил по культуре России.
   Что от этих книг там сейчас осталось. Также и с кабинетом Виктора Петровича может получиться, а это наше национальное достояние.  Многие ценные материалы из архива Виктора Петровича отправлены  в рукописный отдел Пушкинского дома в Санкт-Петербурге. В Российский Центральный архив имени Горького в Москву, в Пермский архивный центр,  что-то  осталось в нашем Литературном музее в Красноярске, в музее Астафьева села Подтесова, Енисейского района, в музее памяти Астафьева в Железногорске, в Ирше, благодаря  библиотекаря тамошнего ПТУ Надежды Арнольдовны Плотниковой.
   Мария Семеновна умерла на девяносто втором году жизни 16 ноября 2011 года.  Похоронена она рядом с дочерью Ириной и Виктором Петровичем Астафьевым. На самом теперь престижном кладбище Красноярского края в Овсянке. Здесь лежат уже четыре писателя: В.П. Астафьев, Борис Никонов, Анатолий Буйлов и Владлен Белкин. Цвет и гордость русской и мировой литературы.
Сразу хочу согреться  сам и  передать читателю тёплые воспоминая о подготовке фотоальбома о Викторе Петровиче «И нет пути назад». Когда потребовались хорошие фотографии, издательство кинуло клич  всему миру красноярских фотографов. С Виктором Петровича  работали многие фотохудожники,  в том  числе   Анатолий  Белоногов. Когда-то мы с ним были  друзья и даже отдыхали вместе у меня в Татьяновке. Но рынок развёл  друзей по разные стороны, при встречах вспыхивали какие-то обиды, и с тех пор общаться не случалось. Однако тут без Толи, всё равно, что вечер просидеть без чая, позвонил другу. У него самая солидная и качественная коллекция фотографий Виктора Петровича. Очень качественная.
  Толя как чувствовал, что попал в жилу. Снимал Виктора Петровича много лет. Гоним был за это Астафьевым, и не раз. Но ни на что не обращал внимания: снимал и снимал.  В конце концов на презентации первого нашего фотоальбома (он вышел ещё при жизни Виктора Петровича) Астафьев его похвалил.
 - Вот так нужно работать.  Его в дверь не пускают, он в окно лезет.  Надоест за день хуже редьки, а от своего не отступит. Молодец.
 Толя сразу всё понял о фотоальбоме и заговорил о такой  сумме, что книга только издательству обходилась бы так же, как Абрамовичу его очередная яхта. Но Абрамович ловко выкрутил себе российскую нефть, и то, чем раньше пользовалась вся страна,  досталось одному. При таких деньгах он действительно стал свободным и демократичным.
   Я же, если и был способен что-то украсть, то только сотню другую  сам у себя, на любимый цейлонский чай. У меня всегда есть заначка на чёрный день: тысяч пять – семь. Иногда до пятисотки скатываюсь.  Из них и балую свои чудачества.  То чаю цейлонского высшего сорта куплю,  то в зоопарк схожу, то в картинную галерею. Пусть кто-нибудь и засмеётся над моим сбереженьем копеечки, но живу, как могу.  А учитывая, что мне  давно теперь за шестьдесят, богатым уже не стану.
 Пришлось от Толи отказаться, хотя в целом его можно было понять, и я  с большинством его выводов согласился.  Но земля слухом  о нашей  работе над фотоальбомом полнилась, и, нежданно- негаданно, позвонил из Санкт-Петербурга режиссёр и фотохудожник Михаил Сергеевич Литвяков. Дескать, знаю, что вам нужны фотографии,  у меня их целая тысяча с маленьким мешочком в придачу. Берите бесплатно. Всё равно после меня они уйдут в никуда. Пользуйтесь сколько угодно, только обязательно ставьте  фамилию автора. Это моё условие..
 Подарок вызвал совсем не мужскую радость. Милый ты мой, думаю, человечек, это кто же тебя сподобил на такое красивое дело. Есть же бескорыстные люди на свете. Я о Литвякове только слышал, мы так и не встретились ни разу, и уже не обнимемся. Литвяков  старше меня. Я ему частенько звоню. Иногда и не поговорим.  То нет его в городе, улетел в Париж, то здоровье не позволяет поговорить.  Но мы его рассказ о Викторе Петровиче издали.
 Он раньше вообще не ведал, что такой издатель и писатель существует на белом свете.  Но узнал о нашем желании сделать фотоальбом, скорее всего, Мария Семёновна ему позвонила,  связался с издательством сам. Поручительство Марии Семёновны моментально сделало Михаила Сергеевича нашим союзником.  Только с его помощью и смогла родиться  неплохая книга. 
  По поводу фотоальбома с Марией Семёновной Астафьевой первый раз мы встретились  весной 2011 года. Она  вместе с внучкой Полиной и её дочерью жили в Академгородке, во всё той же квартире Астафьевых. Слава богу, что порог  её я перешагивал ещё в бытность самого  Виктора Петровича.   Потому дорогу хорошо знали.
 Заехали мы с редакторами издательства ; Татьяной Кузнецовой и Екатериной  Печеновой ; показать гранки фотоальбома, посоветоваться, принять замечания, если они будут. С Полиной уже всё было согласовано, а без Марии Семёновны-то как? Боялись, конечно, вдруг с самого порога получим отлуп? Дескать, кто вы такие и почему дерзнули на великое имя? Однако Полина обещала подготовить бабушку.
   Потому ничего подобного не последовало. Хотя при жизни Виктора Петровича Мария Семёновна строго регулировала: кому дать зелёную карту на встречу с Виктором Петровичем, а кому сразу перед носом: категорически запрещено. В том числе не раз красный свет выставляли и мне.  На этот раз Мария Семёновна,  молча и спокойно,  выслушала нас, гранки ей ещё раньше показала Полина, они, видно, внимательно изучили будущую книгу.  Вырвала Мария Семёновна из семейного  фотоальбома те фотографии, которые ей хотелось бы ещё  добавить в книгу. Подала.
 ; Тут вся наша жизнь. Она разной была, характер у Виктора Петровича сложный. Его смаху было не взять, как снежную крепость. Думать нужно было, как  в очередной раз подойти и что сказать ему. Мне приходилось всё время держать себя в руках.
 И только потом печально  промолвила, вроде бы и не о себе:
 ; Успеть бы дожить, когда фотоальбом выйдет. Так хочется, чтобы он получился красивым. Виктор Петрович заслужил этого.  - А в глазах у неё  такая тоска по мужу,  такая печаль несусветная, что мои спутницы, редакторши, не раз смахивали с ресниц слезу.
  Мы пообещали  поторопиться.  А ей самой пожелали прожить ещё сто лет. Хотя и сами хорошо знали состояние здоровья  собеседницы и её солидные годы.  Небо всё сложило так, что фотоальбом Мария Семёновна увидела. Нужно было оказаться рядом с ней, чтобы понять, как внимательно и бережно она держала на коленях книгу.  Протрёт глаза платочком и снова листает страницы. Смотришь, на страничку слезинка капнула, опять собеседница достаёт носовой платок. Внучка Полина всё время рядом с бабушкой, посмотрит, посмотрит на неё, да тоже утрёт под глазами. Только дочь её, восемь лет было Насте, носилась по комнатам с куклой, всё искала место, куда бы притулить свою дочку-куклу, положить её спать.  Да чтобы у гостей на виду всё это было, видно, куклой хвалилась. Но из рассказа удалось понять одно: куклу  бабушка купила.   Настя ругала тут же  куклу, что она не хочет ложиться. Лопотала что-то нам на своём языке. С одной стороны уже понятным, в школу всё-таки ходит,  с другой ; совершенно смешным. Может, от беготни Настиной, воркованья её, мне показалось, что всё идёт, как идёт, род Астафьевых продолжается.
 Мария Семёновна все  годы жизни  с Виктором Петровичем  всегда первая читала  его рукописи. То пыталась  вносить правки, то советовала что-то, спорила даже. Иногда до слёз доходила, когда муж начинал злиться на ненужные ему подсказки. Виктор Петрович в глубину своего творчества никого не пускал, в том числе жену. Правильно или нет, судить не нам, простым смертным. Жена ведь из добрых побуждений подсказывала, он понимал это. Но и Астафьев прав. Он-то видел мир глубже Марии Семёновны, шире. Его понимание мира ; философия созерцания лада и гармонии. Всякие события в его книгах, даже самые трагические,  в конечном итоге ; путь к добру.  Потому и сердился он на примитивные подсказки. С его высот, конечно, примитивные.
     Из пятидесяти пяти совместно прожитых лет литературой мужа она занималась пятьдесят. Она одна могла разбираться в труднопонимаемом почерке супруга. У меня это не получалось, и когда Виктор Петрович правил взятое у него интервью, перенести его правку ручкой на компьютер не удалось.  Пришлось обращаться за помощью всё к той же Марии Семёновне. Вдвоём и довели материал до ума. Виктор Петрович всё это сразу раскусил.
     ; Мария Семёновна помогала, ; прищурился он, отдавая мне материал, ; не отбрыкивайся, я её почерк вижу.
   Фотоальбом о писателе «Рождённый Сибирью» мы выпустили ещё при жизни Виктора Петровича, я ничего поделать с его почерком не мог.  Сколько раз наши редакторы ездили к нему на сверку… Он терпеливо всё переносил, хотя с трудом. Видно, Мария Семёновна уговаривала не посылать нас подальше, для дела ведь. Если не ошибаюсь, это был первый большой  фотоальбом о Викторе Петровиче.
 Правда, Мария Семёновна в конце концов с «сюрпризами» мужа  смирилась. Стала потихоньку отказываться принимать на себя роль критика и цензора знаменитого  писателя. С улыбкой так вздыхала: он сам по себе величина, править его не нужно. Виктор Петрович не всегда прислушивался, даже если ему все говорили: не так сказано,  лучше будет по-другому. Иное поставить слово нужно, полегче, мягче, а не подзаборное. Он же отвечал, что в книге должно быть всё как в жизни. Вряд ли эту философию будут исповедать многие писатели и поэты. Пахнет она вульгарщиной, а не жизнью. Но это уже чисто моё мнение.
; Сколько я его просила, не надо мата в книгах, дети их будут читать, ; сокрушалась нам Мария Семёновна, ; вроде соглашался, а оставил всё, как написал. Он редко когда уступал.  А если уж загорался и  начинал кричать ; вообще не уступит.  Неукротимый характер.
 Обладая  образным умом и талантом, именно эта удивительная женщина сделала Астафьева тем, кого читали и до сих пор читают во всём мире. Да и, на мой взгляд, будут ещё долго-долго  читать. Пока жив русский язык, живы будут и книги Виктора Петровича. А то, что недруги его сейчас взбесились и месят с грязью имя писателя,  это мелкий факт, пустой и никем не запоминающийся.  Имя писателя  звонкое, мощное, громкое, как выстрел. Разве во время выстрела и сразу после него услышишь мышиный писк? Но одновременно все мы должны помнить, что это обыкновенный человек, со своими слабостями, раздобревшей гордыней. С перчинкой эгоизма и себялюбия. Но тут всё расставляет по своим местам небо. Без себялюбия писателя нет и быть не может, без горчинки эгоизма ; тоже. 
   Мария Семёновна сама отвечала на многочисленные письма мужу от благодарных и не очень читателей,  в том числе от замечательных почитательниц его таланта. Коих всегда был воз и маленькая тележка.
   Занималась архивом мужа. Да ещё как занималась. Благодаря ей все рукописи, в том числе не напечатанные, сейчас хранятся в выдающихся музеях России. Много интересного есть и в нашей Овсянке.
 Печатала на машинке все новые и новые рассказы, повести. Виктор Петрович за пишущую машинку ни разу не сел. До конца писал ручкой, а чаще и вовсе карандашом. Кстати, в моём архиве есть его правки большого материала. Это  интервью «Парламентской газете» Виктора Петровича. По рукописи легко убедиться о правде его почерка. А то, что он правил в гранках первого фотоальбома,  не сохранилось.  По моей вине. 
Именно Мария Семёновна перепечатывала несколько раз «Кражу», «Царь-рыбу», «Пастушку». Она была первым ценителем  и заодно исполнительным и всегда  самым ответственным секретарём мужа.
Маленькая, хрупкая, нескладная на вид  — она стойко переносила все семейные трудности. Их было, как  и у всех нас, может, даже чуточку больше. Первое и самое главное ; уметь  всё делать так, чтобы не вспыхивал и не ворчал, а спокойно работал муж. Потом болезни, случайные и повторяющиеся неурядицы, смерти двух дочерей... 
  Сбоку от Виктора Петровича, с подветренной стороны, лежит Мария Семёновн на кладбище.  На её первую могилку  снег и дожди, она как бы закрывает мужа и дочь  от мелких этих неприятностей. Всё как в жизни было, так и тут, на кладбище.
  Ирина оставила родителям своих осиротевших детей — Виктора и Полину. Мария Семёновна  и тут выстояла. Внуков воспитала, выучила, насколько могла, научила держаться правды. Тут у неё всё получилось. 
После смерти Ирины она заставляла и требовала от себя спокойно жить дальше. Ради сына Андрея, ради мужа, внуков, которых очень и очень любила ради своих вышедших и будущих книг. 
  Кстати, до конца своей жизни  Мария Семёновна под одной крышей жила вместе с Полиной.  Всё в той же квартире в Академгородке. Я у них нередко бывал в гостях, Полина и к нам в издательство забегала. По-моему, бабушка и внучка жили складно. Каждый свой приезд к Астафьевым заранее обговаривали с Полиной. Но она всё равно предупреждала: подъедете, позвоните мне на сотовый телефон. Вдруг с бабушкой опять плохо, у неё теперь приступы часто. И во время наших гостеваний постоянно смотрела за бабушкой. Чуть что, заранее разводила руки ; уходите, бабушке плохо. Полина знала состояние здоровья  Марии Семёновны и боялась, что каждый очередной приступ может стать для неё последним. Мы ничего не различали, а Полина уже видела: бабушка бледнеет, значит, ей срочно нужно лечь в постель. Мне кажется, забота Полины  продлила жизнь  Марии Семёновны. Полина была её последней опорой в жизни, последней радостью. Но и Мария Семёновна очень много в жизни Полины значила.
Жизнестойкость,  мудрость, женская предусмотрительность и  позволили Марии Семёновне прожить с Виктором Петровичем  так много лет. Сам Астафьев при жизни не раз вслух признавал: 
; Мария Семёновна — великая женщина. Это я знаю, как никто другой. Великая женщина! Выдержать столько испытаний, прожить с таким мужем, как я, более полувека, столько работать, и как работать! Я не могу представить, что у меня была бы какая-то другая жена, а не Маня...
Наш замечательный российский поэт Владлен Белкин как-то говорил мне, что Виктору Петровичу очень повезло с женой. Такое счастье у писателей бывает из десяти тысяч на одного. Может, и реже.  В фундаменте каждой книги Виктора Петровича скрыты надёжные кирпичики Марии Семёновны.
 Я лучше знаю наших красноярских писателей, чем других. Ближе к Виктору Петровичу только Владимир Яковлевич Шанин. Его жена, Валентина Петровна, с первых дней замужества кормила, поила и одевала Владимира Яковлевича. Он, может, за все годы совместной жизни и вышел когда-нибудь за хлебом или макаронами. Пусть хотя бы по случаю прогулки по весеннему солнышку. Хотя вряд ли. Освободила она его и от этих обязанностей.
 У мужа Валентины Петровны всё время уходит только на работу за столом.  И рукописи все его она печатает, и советы даёт. Потому Шанин и написал книг намного больше нас.
  Всем остальным, по-моему, повезло меньше. А как Астафьеву ; вообще никому.  Может, в чём-то и ошибаюсь, заранее готов извиниться перед братьями по перу и перед их благоверными. Хотя, в целом, правда на моей стороне.
 Мне же самому, пока, вообще похвалиться не чем. У  меня никогда не было ни единомышленников, ни единомышленниц. Особенно среди тех, кто долгое время рядом. Всю жизнь иду один, чаще босиком и прямо  по стерне. Не умею я выбрать себе ни правильного пути, ни гладкой дороги, ни преданных  друзей. Вернее, они были, которые  готовы последнюю копеечку по моей просьбе отдать.  Но как-то рано  ушли в мир иной. А новые не завелись.   Так за шестьдесят восемь лет я и не научился   обходить препятствия.  Скорее всего,  я ничего хорошего и не достоин.
  Сам себе топчу дорожки. Не было желающих ни унять кровь с моих ног, ни, тем более,  омыть их. Кто что заслужил…  Каждому даётся по способностям его.  Астафьев с Марией Семёновной, а большинство писателей в одиночку рубят себе дорожки среди бурелома. Но вдвоём легче, особенно если у жены верное и надёжное плечо. Большую мудрость иметь нужно, чтобы найти такую подпору. Виктор Петрович сумел. Они всю войну искали друг друга и нашли.
Мария Семёновна  была членом Союза писателей Советского Союза, а потом России.  Написала и издала  больше  двадцати собственных книг: «Шум далёких поездов», «Знаки жизни», «Земная память и печаль», «Сколько лет, сколько зим» и другие. Тот, кто читал её повести и рассказы, обязательно скажет, что по манере письма она во многом напоминает самого Виктора Петровича. Только фраза у неё короче и выводы более логичные, неспешные. И подтекста, как у Виктора Петровича, у неё совсем нет. Вернее, он есть, как без подтекста. Но разглядеть его сложно за простотой слога.  Но не наполнена и не могла  так быть наполненной  философией ее лирика, как у Виктора Петровича.
   Мария Семёновна к тому же ещё искусная рукодельница. И когда только успевала.  Все салфетки, платья, рубашки — всё в доме вышито её руками.  Пролистывая альбом с чёрно-белыми снимками, мы увидели ещё совсем юного сына Андрея в косоворотке с вышивкой. Практически в такой же косоворотке, вышитой руками Марии Семёновны, сфотографирован и молодой Виктор Петрович в далёком теперь уже 1947 году.
В моменты, когда мы были у Астафьевых в гостях, Мария Семёновна с трудом передвигалась. Чаще сидела, зато много улыбалась. Много рассказывала о муже и о себе. Обычно перед нашими встречами Полина ей ставила уколы.  Когда лекарства  начинали действовать, ей чуточку становилось легче. Но, несмотря на заметно пошатнувшееся здоровье, она всё также остро шутила, глубоко мыслила и продолжала бороться за светлое имя своего мужа.
 Убеждала и убеждала нас, что Виктор Петрович не противопоставлял себя обществу и, по большому счёту, в спорах с однополчанами прав был он. Я бы не спешил с такими выводами. Однако право Марии Семёновны считать так. Она тоже фронтовичка, многое повидала, перетерпела, на своих нервах перенесла.
  Хлопотала тогда, а это было в 2011 году, о  мемориальной доске на доме, где жил Виктор Петрович Астафьев в Академгородке. Но при её жизни хлопоты  окончились ничем.  Хотя я помню, как в один из наших приездов она улыбнулась и похлопала в ладоши.
 ; Всё, Анатолий, приглашаю  вместе с издательством через две недели на открытие доски. Там и сфотографируемся вместе. С Клешко согласовано, обещал.
 Не открыли доску? Нет, конечно. Только  заботы Марии Семёновны о мемориальной доске не прошли даром, её , все-таки, поставили.  И хорошо бы написали: «В этом доме жили Мария Семёновна и Виктор Петрович Астафьевы». Увы, не получилось.
Хотя завистников у Виктора Петровича было много.  Один из красноярских писателей даже заявил, что  войны Астафьев не видел и не знает. Выдумал всё в последних книгах.  А вот он, мол, воевал. Да ещё как.
Нескромный человек, хотя и тоже в большом возрасте умер, было время сравнить свои книги и труды Виктора Петровича, в том числе про войну.   Не стал, нечего там сравнивать. Не способен он был так написать, как Астафьев. Ни слога своего не имел, ни образности. Средней руки публицист, как и все мы, грешные.  А вот кусал из подворотни, когда самого Астафьева в жизни уже не было,  лаял великое имя  Гения. Только не нужно на него теперь сердиться, мало ли всяких забияк на свете, кто их помнит.  Сами-то они ничего доброго сделать не способны,  однодневки пишут, вот и злобствуют из-за своего творческого бессилия.  А у этого ещё и дочь в заместителях губернатора ходила, издавала папины многотомники. Вот и приблазнилось, что выше
Но время умеет вышоркнуть неуместный задор. Ушёл забияка, и про него никто не вспоминает. А вот про Астафьева писали и пишут.
  Виктора Петровича издают, в том числе и в Красноярске. И наше издательство  достаточно книг о нём уже выпустило.  Только что вышла книга  Михаила Литвякова о Викторе Петровиче, этот фотоальбом о Марии Семёновне. И книгу преподавателей Лесосибирского педагогического института «Педагогические идеи Астафьева». Галина  Чернова,писатель, выпустила неплохую книгу о Викторе Петровиче «Молй Астафьев». Надо. История должна знать тех, кто в своё время был на виду у всего Отечества. К тому же мы из той когорты людей, которая знала и Виктора Петровича, и Марию Семёновну. Встречались с ними и беседовали, обдумывали виденное и слышанное. А завтра придут другие,  они будут судить о великом таланте только по его книгам и по тем  статьям и работам, которые характеризовали его. Предвзято, конечно.
 А переговоры о мемориальной доске тогда застряли в администрации города Красноярска. Там всеми этими вопросами, в том числе культуры, ведал господин Куимов. Заместитель главы города.   Он много чего говорил и обещал, в работе получалось хуже. Чаще всего не складывалось совсем. Но Куимов всё так же умно и настойчиво о чём-то говорил. До самой своей отставки.  А ведь был на самых высоких должностях в крае при Советской власти, да и без неё тоже. Партийный идеолог, учил весь край научному коммунизму, а пришло время,  отрёкся от партии, как от чумы. Может, даже и с крестом на шее теперь ходит… Таким людям самое выгодное сейчас кресты надеть и на исповедь к отцу Никанору. Он всё простит…
  Душа  Марии Семёновны не знала покоя и не искала его. Писательница частенько говорила: главная её беда — это любовь к жизни. Но ведь это и сладость самая большая.  Беда потому, что каждый день рядом с радостью живёт и  печаль. Не случайно древние славяне говорили, что во всякой мудрости  избыток печали и кто умножает знание, тот умножает скорбь. Древние скифы так писали, великий был народ. Не печаль ли делает человека сильнее и умнее. Одолевший горе, побеждает, прежде всего, своё невежество и примитив. Сил набирается в борьбе с собой и в конце концов способен победить многое. 
 Мария Семёновна всю жизнь занималась самообразованием. Она народный академик двух дисциплин: семейная жизнь и русская литература. Многое видела в жизни страны и в людях, которые общались с ней. Что-то ей не нравилось, в том числе в делах мужа. И спорила, и терпела. Права была при этом или нет, сейчас не ответит никто. Она могла простить любую обиду, если видела, что у человека своя правда, свои аргументы в споре. Он убеждён в своей истине.
Мария Корякина родилась 22 августа 1920 в городе Чусовой Пермской области в многодетной семье. Нынче мы и отмечали  её столетие. Для края нашего и для культурного мира России в целом ; это праздник. Русь подарила миру великую Женщину. Такие жёны, как и муж её, Виктор Петрович, не чаще, чем в тысячу лет рождаются. И слава богу, и на этот раз гении родились в России.
У неё было восемь братьев и сестёр. Сколько получила от них тепла и счастья.  И в семье тоже. Мария Семёновна  по паспорту несколько старше своего мужа. Но командовал в семье только он. Хотя сам он однажды сказал, что Мария Семёновна вызывала у него такую иллюзию. Виктору Петровичу только казалось, что он командует,  а всеми делами правила Мария Семёновна. Если так, от этого выиграл и сам Виктор Петрович.
        После школы поступила в механико-металлургический техникум г. Лысьва на химический факультет, хотя  у юной девушки была совсем другая мечта.  Хотела стать учительницей или портнихой, во всяком случае, она так утверждает.  Но  мама и отец решили: должен кто-то в семье выучиться, если не на инженера,  хотя бы получить среднее техническое образование.  Командировали за знаниями Марию.  Но благи желания, а небо решает по-своему.
После третьего курса учёбу пришлось оставить,  надо было работать и помогать семье, и она пошла  на металлургический завод. Хотя, думается, это была не главная причина. Не кипели уже перед их семьёй ни голод, ни нищета. Перед войной в Советском Союзе жили  неплохо. Может, какие-то личные обстоятельства заставили бросить учёбу. Но она об этом в книгах своих не сказала.
  Зарплату получала небольшую, но была рада и этому ; каждая копейка тогда была на счету. Техникум она всё же окончила позже,   заочно.
Когда началась война,  записалась на  курсы медсестёр и работала в госпитале в своём родном городе Чусовой, а затем в марте 1943 года  ушла на фронт. Не призвали, сама напросилась. Идеалистка. Так их воспитывали тогда. Раньше думай о Родине, а потом ;  о себе. Это не нами придумано, а из законов ведической славянской религии. Но эти законы  дожили до социализма.  Они ведь волхвами и жрецами за ради нравственности писались.
  В предвоенные годы молодёжь так и думала, и поступала, и правильно делала. Потому страна и выстояла в самих тяжёлых испытаниях. При капитализме Родина не нужна. Деньги правят бал.  Начиная от президента и до тех, кого зовут малыми предпринимателями. Все думают только о деньгах. Есть в кармане копеечка, значит, ты уважаемый,  чуткий и отзывчивый человек. Нет  денег ; мелочь никому не нужная, фуфел,  как говорит сегодняшнее телевидение.  Потому теперь мы и  мышиного писка боимся, даже комары нас обидят.  Ни армии у нас, ни промышленности, ни сельского хозяйства.  И культура выродилась в бескультурье. 
Сначала её воинская часть была на Северо-Западном фронте, потом ; на 1-ом Украинском, Закарпатском, 2-ом Белорусском, в Польше. И со своим будущим мужем ; Виктором Астафьевым, впоследствии ставшим всемирно известным писателем,  познакомилась в последний год войны. Войсковая часть их обручила. 
В конце 1945 года, демобилизовавшись, она вместе с супругом вернулась на родину. Материально  жили   плохо. А кто тогда царствовал, все с хлеба на воду, а потом с воды на лебеду перебивались.
 Как вспоминала позже Мария Семёновна в автобиографической книге «Земная память и печаль», там, в родных её краях, они продолжали борьбу за свою семью.  Печалились о выживании, о  месте под солнцем, преодолевая беды и невзгоды как  перевалы.  Печалей в то время на Россию падало и падало. Нужно было восстанавливать заводы и фабрики, поднимать сельское хозяйство. Всего не хватало. В том числе хлеба, одежды, обуви. Страна жила впроголодь, зато работали как проклятые. Работа и спасла страну от смерти, народ ; от вырождения. Может, поэтому и наградил бог  фронтовиков и фронтовичек прекрасными детьми. Я это по своему поколению вижу. Большинство из нас выросли работящими и думающими людьми. Все мы были мечтателями, патриотами, работягами.  По своему первому классу могу сравнивать. Ни одного не выросло из нас алкоголика, вора, проходимца. Бог миловал. И ни одного демократа типа Чубайса или Абрамовича. Может, этих в Америке делали…  Уж больно они не похожи на нас, простых россиян. Всё продают, ничего не жаль. Их будущее не пугает, история ; тоже.
В 60-е годы прошлого века семья  Астафьевых переехала в Пермь, где  Мария Семёновна начинает пробовать себя в литературном творчестве. Её первый рассказ,  «Трудное счастье»,  был опубликован в пермской газете «Звезда». Виктор Петрович к этому времени был уже известным писателем. Наверное, со временем  помогал своей жене, но не думаю, что много. Вначале он вообще не воспринимал творчество  Марии Семёновны всерьёз. Даже обижался, что она публикуется. Потом смирился, а спустя годы, может, и десятилетия, даже подхваливал. Во всяком случае, отзывался о её книгах доброжелательно.
1969 – 1981 годы для писательницы связаны с жизнью в Вологде. В это время выходят её книги «Отец», «Анфиса», «Сколько лет, сколько зим». Творческим местом для семьи оказалась Вологда. Именно в Вологде Виктором Петровичем была написана самая знаменитая книга «Царь-рыба».  В ней и Марии Семёновны труды, и её заслуги.  Может, потому что Виктор Петрович там тосковал о своей Родине. О  Енисее, Овсянке, речке Мане, оставшихся родственниках. Потому такой волшебной у него и получилась Сибирь.  А Мария Семёновна тянулась за мужем, и её книги остались в  русской литературе.
Произведения Марии  Корякиной публиковались в журналах «Смена», «Москва», «Советская женщина». Отдельные книги выходили в Пермском, Архангельском книжных издательствах, в московском издательстве «Современник», а затем и в Красноярске, где Мария Семёновна жила с 1981 года.
Повторимся, в жизни Виктора Петровича Астафьева Мария Семёновна была и жена, и мать, и нянька, и безропотная служанка одновременно. Пусть и условно безропотной. Виктор Петрович об этом только на старости лет догадался.  Она оберегала его от излишних хлопот, от избытка друзей, от любящих удариться в слезу после спиртного товарищей.  Достаточно сказать, что  полное собрание сочинений писателя в 15 томах  печатала она, это адский труд. Виктор Петрович никогда не терял времени на переписку или на поиски каких-либо документов, писем. Всегда  на помощь приходила Мария Семёновна.  Я не увеличивал сроки, когда говорил, что такие люди, как Мария Семёновна, рождаются раз в тысячу лет.
  «Знаменитые» сибиряки, и не только,  почитатели таланта Виктора Петровича  набивались к ним в гости постоянно.  Особенно красивые почитательницы. Она этот поток регулировала,  как могла. Иначе он бы просто задавил нашего гения.
И все домашние дела лежали на ней, в их доме всегда было светло, тепло и уютно. Два раза я был в гостях у Астафьевых при Викторе Петровиче подолгу. Не залетал на минутку сверить гранки, а именно был в гостях. Тогда я работал корреспондентом «Парламентской газеты», брал интервью у Виктора Петровича. После долгой  беседы подняли с писателем по стопочке. Но Виктор Петрович к этому времени уже сильно болел, водки  себе налил символически,  мне приказал выпить  до дна.
;  За моё здоровье обязательно подними, ; смеялся он, ; а то уйдёшь и не вспомнишь, у кого в гостях был. 
Пришлось выпить, хотя мой желудок позволяет баловаться только кисельком. Но не перечить же гению.  В то время я, как и большинство россиян, был сердит на Виктора Петровича за его высказывания. Что он не видел разницу между коммунистической партией восемнадцатого года и девяностых годов двадцатого века? Перед закрытием партии в ней было шестнадцать миллионов коммунистов. Не одни Гайдары, Черномырдины, Ельцины, Чубайсы. Большинство из коммунистов были кристальной честности люди. А кто их сменил на руководящих должностях?
  Что он не видел, кто такой Ельцин и кому он служит? Дочь его обворовала половину России и   уехала за границу. Теперь она гражданка другого государства. А Полину, внучку Астафьева, там  сроду не возьмут. Думал ли об этом Виктор Петрович, нет ли… Астафьев был во многом не прав, но это частности в жизни гения. И чем скорее  мы забудем о его панегириках в сторону разрушителей, тем ближе будет к нам Виктор Петрович.
 Несмотря на  занятость, массу всяких  проблем, Мария Семёновна  постоянно находила силы и время для работы за письменным столом.
        ; Мария Семёновна пишет так просто и естественно, и её мир по-русски обыкновенен, что всяк слышит сквозь текст своё сердце…;  так  говорил  о ней в  книгах  друг семьи, писатель и критик Валентин Курбатов.
; Я вообще пишу только о том, что знаю, ; признавалась она. ; Как Бог на душу положит, не кривя душой, не сгущая красок, тем языком, который с детства слышала. Я не сочиняю героев, не витаю в облаках.
 Скромничала. Если ты не в облаках, значит, не писатель.  Без облаков только пишутся финансовые отчёты, вернее, писались. Сейчас и они сплошь  из облаков. Дурит правительство простолюдина, ой, как дурит.
 Но Мария Семёновна считала, что в её книгах должно было всё как в жизни, без выдумок. Не соглашаясь при этом  с правдой, что самая большая выдумщица ; это наша жизнь.
Хотя её проза ближе к  истине, чем у других сочинителей.    Язык её произведений выразителен,  подпитан народной  речью, насыщен словами и поговорками, услышанными в жизни или из  книжек разных.  Её книги полны  грусти и  юмора,  иронии и  любви к людям, среди которых она росла в детстве и которых встречала позже в своей жизни. Почитайте, и без подсказок  задумаетесь. Как  хорошо она написала об отце и матери, братьях и сестрах. Каким великим гением показан Астафьев и в то же время  перед нами как на белой скатерти выстелена вся сложность его характера. Нужно родиться Марией Семёновной, чтобы суметь написать правду об Астафьеве. У нас многие его любят, примерно столько же ; отрицают. Мария Семёновна не вступала ни с кем в спор. Она показала миру своего Астафьева, мужа и гения одновременно. Сделала это, не колеблясь.
Немало задушевных слов родила она  о любимой тёте Тасе, о свёкре ; отце Виктора Петровича, кстати, написала о нём очень хорошо. Виктор Петрович не пожалел мутных красок, описывая своего отца. Может, это просто литературный герой таким получился. У Марии Семёновны Пётр Астафьев совсем другой. Обычный человек, со своими слабостями,  суевериями,  обидами... Она ведь и тут не покривила душой, написали, что Пётр Астафьев так и не нашёл со старшим сыном  общего языка. И в последнюю минуту рядом с ним сидела Мария Семёновна…
  О трагически ушедшем из жизни поэте Николае Рубцове она тоже хорошо сказала.  Великолепный рассказ о ярчайшем русском  стихотворце. Умелом  мастере, от неба. Но совсем не  складным в жизни.  Она знала его, потому и написала. Почти все повествования у неё от первого лица, как и у Виктора Петровича.  Ведутся неторопливо, читать их интересно.
Во многих её произведениях показаны сложные женские судьбы. А если задуматься, есть хоть у одной женщины несложная судьба?  Всё от природы, от её законов. Она женские  раздумья  раскручивает.  Это видно по её героям.   Медсестре Тоне из ранней повести «Пешком с войны».  Она теряет ребёнка и любимого человека. И героиня рассказа «Санитарка ; звать Тамарка», и другие её героини с нелёгкими судьбами и неиссякаемым оптимизмом. Общее в характерах женщин ;  материнское отношение к жизни, к природе, к ребёнку. Они радуются  скромно, тихо, страдают, как будто стыдятся своих страданий. Хотя психологи говорят, что стыд ; не женская категория, особенно сегодня.
О своей автобиографической повести «Знаки жизни» Мария Семёновна говорит, что написала её для того, чтобы будущие мемуаристы «не переиначивали потом нашу жизнь». Святая душа, всё равно переиначат. Но она написала хорошо.
Очередным испытанием для Марии Семёновны стала смерть Виктора Петровича, с которым они прожили более 55 лет. Это  сильно подкосило её здоровье. Хотя его и так уже оставались крохи, она ведь ещё при жизни мужа перенесла инфаркт.  Но, несмотря на всё, много сделала для сохранения  творческого наследия Виктора Петровича.
На протяжении нескольких лет после ухода из жизни Виктора Петровича пыталась «пробить» идею создания мемориального музея в квартире писателя в городе Красноярске. Проделала большую работу с архивными документами писателя, подобрала материалы для музеев, рукописи, письма, записные книжки, фотографии.
Но решение вопроса с музеем в Красноярске  затягивалось. Власти только говорили, а ничего не делали. Такое впечатление, что кто-то невидимый притормаживал их действия. Многое были способны сделать Пётр Пимашков и Василий Куимов,  не осилили хлопот своих о музее Виктору Петровичу. А может и не хлопотали. Так и ушли со своих постов с разными оговорками насчет музея.
 Астафьев же, по-моему, говорил, что каждый подлец получит своё при жизни или в истории. Обязательно получит. Очевидно, все это он на своих обидчиков переносил. Были, были у него серьезные недруги. О некоторых он и не догадывался.  Вот кто-то же организовал умно и надежно его войну с фронтовиками. Недавно позвонила мне писатель Людмила Марина, рассказывает, что ещё раз перечитала «Прокляты и убиты».
 - В целом очень хорошая книга.
  Но вот не получилось музея в доме Астафьева.  Не нашли денег переселить жильцов десятка или полтора квартир. Хотя в случае надобности подъездами выселяют. Может, новые главы всё-таки решат  что-то с этим музеем. Нужен он России, ой как нужен.  Здесь жил писатель, его семья. Пока же  на боковой стене дома Виктора Петровича и Марии Семёновны  висит только мемориальная доска.
 Поэтому Мария Семёновна и решила откликнуться на инициативу выставочно-делового центра Mix-Max, собственности господ Зубаревых,  об открытии постоянной экспозиции «Жизнь и творчество семьи Астафьевых». Отныне каждый красноярец или гость города может свободно посетить уголок дома Астафьевых, познакомиться с подлинными вещами и документами.
   Но такой музей должен быть в государственных руках, а не в частных. Кабинет Виктора Петровича ; золотая история России. Наша национальная гордость. Предложит завтра кто-нибудь господам Зубаревым солидные деньги, и не станет совсем этого кабинета в России. Капитализм ; есть капитализм. Кабинет  запросто могут увезти в музеи Америки, Европы, а то и просто уничтожить. Лишить Русь очередного национального достояния.
 Господин Юдин тоже когда-то «спасал» свои книги от России, ее культуры, в Америке. России не отдал, за океан увёз. России предлагал за 450 тысяч рублей, а Америке  всего за 180. Да враньё всё это, он им за так эти бесценные книги отдал. Ячитал договор между  Юдиным и библиотекой Конгресса США. Дико!
  И за свой счёт он туда свою библиотеку утартанил. Что там сегодня осталось от его коллекции? То-то.  Но такой был характер у Юдина.  Он ведь из той же  компашки, что и Владимир Ленин ; разрушители.
  Всё равно Юдин никогда бы России бесценных книг не оставил.  Но эту тему не нам сегодня развивать.  Пусть уж останется она потомкам. Они наверняка всю правду разыщут. Дай бог, чтобы мы были в своих размышлениях не правы.
 Но мне жаль, если случится аналогия  кабинета Виктора Петровича с юдинскими книгами.  Кабинет Астафьева теперь в частных руках. Дай бог, чтобы у господ Зубаревых всё получилось. Чтобы они сохранили кабинет, а потом передали его в руки государства.  Хотя Красноярский  край хорошо знает своего депутата Виктора Зубарева, и мы помним, сколько раз он менял  политические мнения, мотался по разным партиям и объединениям и отказывался от  близких друзей.  Всегда при власти.
     Мария Семёновна, не претендовавшая ни на что и никогда, сумела остаться яркой личностью, которую не закрыла слава знаменитого мужа. Она ; автор замечательных книг, где нашло отражение всё пережитое и перечувствованное. Книги её любят читатели, в том числе и сибиряки.   Проза Марии  Астафьевой - Корякиной пользуются успехом у читателей. Она мать. Жена  писателя и писатель. 
  История вписала её имя в свои страницы теми же буквами, что и имя Виктора Петровича Астафьева. Они неотделимы друг от друга. Без Виктора Петровича не было бы Марии Семёновны, а без неё ; Виктора Петровича.  Астафьев в этом мире ехал на белом коне, с короной победителя на голове. Все кричали ему и махали руками. А рядом шла Мария Семеновна, держась за стремя седла. За спиной у ней котомка едой и питьем для героя,  во второй руке ручки детей.  Все хлопают герою, который на белом коне. Многие и не видят, что рядом с ним идет женщина с котомкой. Послушная жена, с послушными детьми. .. Послушными хотя бы при Викторе Петровиче.
  Низкий поклон Вам, Мария Семёновна, от благодарных читателей и от всех неравнодушных к судьбе отечества россиян.