Былое. Бедная Нина...

                БЕДНАЯ НИНА...

    – Нет, Нинок, ты всё-таки глупая! Вот сколько раз я тебе предлагал помощь, а? – дядя негодовал незлобиво, скорее, ворчал по-родственному. – Говорил, что рядом со мной тебе сытнее и спокойнее будет, что мы с Валентиной Ивановной-то всегда тебя поддержим, напоим-накормим… Ох, и гордая ты, Нинидзе наша… Ну, что говорить: вся в Ваську, брательника моего любимого… – засопел, отвернул полное покрасневшее лицо в сторону, скрывая слёзы. – Чем помочь, родная?

    Нина виновато опустила голову – опять расстроила дядю, Николая Васильевича, до слёз. Тяжело вздохнула, каясь за свой норов и характер, но иначе не могла жить.

    Вот и сегодня, встретившись с дядей в оговоренный вторник, как всегда, нечаянно проговорилась, что на работе неприятности – домогается всякая шваль в подпитии. Завод всё-таки, не Институт Благородных Девиц, тут всего и всякого выше крыши: и с ЛТП, и с зон – на «химии», и разношёрстных «недоинтеллигентов»… А уж как с таким контингентом работать женщинам! Конечно, есть комсомольская организация и парт-ячейка, но этим людям до них «прохладно», если не сказать проще – начхать с колокольни Симоновского монастыря.

    Вот и вздыхала взрослая девушка двадцати восьми лет, изредка косясь на возмущённо сопящего родича – брата покойного папы.

    Николай Васильевич работал в Райкоме, при должности, и всё норовил впихнуть племяшку под бочок, под присмотр и надзор отеческий, чего Нина очень не хотела.

    Хотела свободы и покоя, а ещё бабского счастья. Но с этим не везло хронически! Сначала обожглась на школьной любви, потом ошиблась в институте, даже замуж выскочила глупо и поспешно, но и года не прошло, как муж дал понять, что его интересовало в Нине только прописка столичная да возможность пойти «наверх» через её дядю. Развелась. Спасибо, детей не прижила – не успела просто.

    Потому нервничал Николай Васильевич, с тревогой наблюдая за трепыханиями племянницы.

    – Что решила, милая?

    – Позволь жить самостоятельно. Постараюсь не влипать в неприятности. И, прошу, дядя, не подсылай ты мне своих парней из аппарата! Я их уже за сто метров распознаю! – звоночком рассмеялась, покраснела миловидным простоватым личиком, запрокинула тонкую шейку лебединую, тряхнула светлыми кудряшками волос. – Они ж отборные, как самцы-производители, их в толпе не потеряешь – не тот сорт!

    – А то! Других не держим! – поддержал смех гулким хохотом, придерживая расплывшийся немного живот – пора в спортзал. – А ты привередничаешь… Красавцы же все… Умницы…

    – Вот-вот. Это и раздражает – дурёхой себя сразу чувствую, – отдышалась, утёрла батистовым платочком пот с шеи и лба. – Оставь своих парней в покое. Им нужна другая партия, чтоб с квартирой-огроминой и связями, чтоб Иняз, не меньше, или, на худой вариант – Бауманка, чтоб были загранки, валюта, «Берёзка»… А я что – экономический. Завод-«ящик», отдел, инженеры, выслуга, стаж – скука смертная. Вот и сбегают. Не к спеху. Время есть. Просто живу.

    Мужчина внимательно выслушал, тяжело вздохнул «старая песня», сдался. Посмотрел на часы, покачал головой.

    – Вот и срок вышел мне. Пора на рабочее место. Ждём с Валентиной Ивановной тебя к нам в субботу – не подведи меня. Нет, только свои будут. Обещаю. Годовщина у нас. Вот… держи-ка… – сунул в руку девушке две сотенные, покачал головой, отметая возражения на корню. – Розы красные, большой букет – раз, конфеты в коробке дорогие – два, духи – ей, коньяк – мне. Где брать – знаешь сама. Остальное – на такси. Засидимся, знаю. Валя кулинарка знатная, опять налопаемся мы с тобой… – гулко хохотнул, покачал покаянно головой – грешен. – Если что – звони секретарю, изложи просьбы толково и коротко, он решит сам. Всё, родная, мне уже пора. Рад был повидаться, – обнял легко, погладил тощую спину девушки, отпустил. – До встречи, Ниночка.

    Отчего-то тихо расплакалась, кивнула, не в силах встать и проводить дядю.

    Он и не ждал. Встал со скамейки, осмотрел вокруг обстановку, орлиным взором просканировал на возможную угрозу – профессия вылезла наружу сразу.

    Убедившись, что в парке тихо-мирно, мамочки с колясками да студенты, успокоился и быстро ушёл в сторону кованых ворот, где его уже дожидалась ведомственная «Волга». Не оглядывался, зная, что племянница осталась сейчас не одна – приглядывал за ней уже давно парень из его бывшей Конторы.

    «Всё под контролем, тогда почему же так сердце жмёт? – постучал кулаком о грудину. – Что за выпад из нормы? Не сметь нарушать дисциплины, мотор мой!»

    Вздохнув несколько раз в полную грудь, решительно пошёл на выход.


    Здание Инженерного корпуса уже показалось, а Нине что-то резко перехотелось идти на работу.

    Привычно шагая по знакомой тропинке, девушка превозмогала желание повернуть обратно, домой, только бы не видеть надоевших лиц коллег.

    «Пора в отпуск… Не дотяну! Всё обрыдло. До тошноты. “Эх, жизнь моя жестянка…”*» – поняв, что пропела строчку из мультика вслух, стыдливо смолкла, покраснела худым пресным личиком.

    Так, ничего особенного, всё на месте, симметрично, только не было в нём очарования и той загадки, что нравилась мужикам. Про таких девушек на Руси скромно говорили: «Молодость красит». Понимала, но ничего не делала для красы и того самого «сексапила», про который шептались знающие сотрудницы.

    Пригладив редкие светлые кудрявые волосы тонкой рукой, Нина вошла в здание, поднялась на свой этаж. «Что ж, Нинидзе, вот и каторга. Впрягайся».

    – Эээ, девушка… постойте!

    Сзади кто-то поднимался по лестнице, перешагивая через пару ступеней, догнал, запыхался.

    – Это Вы меня? – Нина посмотрела через плечо.

    – Да… С улицы кричу… Ох… отдышусь… – оперся на колени руками, помотал взмокшей головой, выпрямился, утёр рукавом рубашки пот со лба. – Вы из отдела Снабжения, да?

    – Да.

    – Тогда я к Вам. Фууу… – выдохнул облегчённо. – Я из Белоруссии. Опоздал вчера. На Окружной пробка такая образовалась… Приехал поздно, склад уж закрылся, отделы тоже. В машине ночевал.

    Сделав приглашающий жест, девушка повела экспедитора за собой в отдел.

    Предложила стул и воду, включила чайник, пошерстила по ящикам коллег под их возмущённые вскрики, быстро соорудила человеку завтрак нехитрый: чай, печенье, плюшка с джемом вчерашняя – чем богаты, так сказать. Жестом остановила его возражения, заставила всё съесть-выпить, только потом приняла из рук смущённого молодого мужчины ордера и путёвку.

    – Вижу… Дата просрочена, но отмечать не стану – поверю на слово.

    Работала привычно, отмахиваясь от коллег и других командировочных – очередь уж имелась. Набрала номер склада цветного литья, прижала трубку к плечу, глазами приказывая мужчине, чтобы заполнил формуляр, придвинув к нему пустой бланк.

    – Эээ… Галочка, привет, милая! Да, я, Нинка-корзинка! – юно рассмеялась, выслушивая подтрунивания давней подруги и родственной души. – Потом расскажешь! … Нет, очень хочу, но меня сейчас командировочные съедят на завтрак! … Перебьёшься! Нет, в твоём вкусе нет – клянусь нашей «Лидией»**!

    Отбивалась от многословия подруги, попутно помогая мужчине с листком.

    – И я тебя люблю, сестра. Да, поняла. Теперь меня выслушай. … Да, он приехал с опозданием. Парням позвони, пусть площадку готовят, – полистав документы, уточнила тоннаж груза. – Большую готовьте – он с прицепом. Да… удлинённый, под завязку, – добавила, уловив объяснения мужчины: развёл руки до отказа, добавив ещё и горку выше головы. – Да, те самые, ТД105-02458. Дождался Монтажный своего груза. Встретьте его. … Да, уже всё заполнили мы. Будет через четверть часа. Пока. Обед за мой счёт! … Ладно, сэкономим – в литейку пойдём, уговорила. До встречи, Галчонок!

    – Так? Проверьте, пожалуйста, Нина, – экспедитор придвинул бланк, смущённо поглядывая на серьёзную девушку лет тридцати. – Всё верно?

      Угукнув, мотнула головой, наградила тёплой улыбкой за терпение и с облегчением шлёпнула на несколько листов печатью – начальство доверяло.

    Встала, прошла к входной двери, рыкнув на нетерпеливых водителей «брысь все за дверь!», шутливо выпнула толпу в широкий коридор «ждите, родные, не нервируйте коллег». Вернулась, протянула ордера и путевой лист заму, он тиснул свою печать и расписался с ворчанием «сама уж могла бы…».

    Прошла к своему столу.

    – Готово. Теперь к воротам, там объяснят, куда ехать. Я бы проводила, да парни в коридоре не выпустят. Что-то сегодня их откуда-то прорвало… Прощайте.

    – Если что-то…

    – Здесь меня и найдёте.

    Отдав документы, села за стол, крикнула, с ехидцей поглядывая на замерших коллег:

    – Следующий! Да с поклоном поясным!

    Сотрудники грохнули в пятнадцать глоток – знали её приёмчики, когда случался затор командировочных.

    В дверь вошёл теперь тихий и скромный очередной экспедитор, неловко поклонился отделу. Ему ответили сквозь смех. Спешно прошёл к столу Нины, сел, дождавшись разрешающего кивка инженера, несмело положил документы на стол.

    – Отбой, родные. За работу, – пришёл на помощь Нине зам.

    Отдел затих, принялся за свои дела, а девушка за свои – рутина.


    Усталость накатила глыбой, спина уже встала колом, в глаза будто насыпали песка.

    Нина выдохнула, сгребла кучу документов в выдвинутый ящик стола, уложила кипу ровнее, едва закрыла, повернула ключ в замке.

    – Как Вы, Нина Васильевна? Бледны нынче до неприличия, – зам, Олег Сергеевич, задержался возле её стола. – Да… в гроб краше кладут. Подвезу, пожалуй.

    – Не стоит, Олежек Сергеич… Доползу как-нибудь иль извозчика кликну. Поезжайте, голубчик. Оленька Георгиевна будет Вас ждать. Привет ей большой, поклон низкий от меня и сестринские объятия. И спасибо за плюшки – ох, и мастерица она…

    – Зубы изволите заговаривать, Нина Васильевна…

    – Помилуйте, сударь. Как можно?..

    – Можно?..

    Чей-то несмелый голос прервал шутливое соревнование в воспитанности и изысканности речи коллег, заставил их обернуться к двери. Там стоял утренний ранний гость из Белоруссии.

    – Что-то с ордерами?.. – Нина вскинулась птицей, вскочила на ноги.

    – Порядок. Я хотел Вас поблагодарить…

    – Ну-с, коль у Вас на нынешний вечер гость образовался, я, пожалуй, оставлю вас. До завтра, Ниночка Васильевна.

    Сергеич картинно приложился к ручке девушки, дождался материнского поцелуя в макушку, довольно крякнул, поднялся, поправил густые усы.

    – Отбываю. До завтра, милая. Сударь… и с Вами прощаюсь, оставляю нашу радость под Вашу ответственность. Надеюсь, не разочаруете нас?

    – Я постараюсь! – расхохотался приезжий, забавляясь самой ситуацией, но, возможно, просто не зная, как ответить.

    – Отбыл. Моё почтение всем.

    Раскланявшись, Олег Сергеевич барином выплыл из помещения, зыркнув строго через плечо на смущённого командировочного «не балуй у меня».

    – Слушаю Вас, – Нина опять рухнула на стул, терпеливо посмотрела на гостя.

    – Не волнуйтесь, всё в порядке. Спасибо за быстрое оформление и разгрузку! Думал, на пару дней тут завязну.

    – В чём ещё трудности? Ааа… печати, наверное. Эх, замдиректора уже нет на месте, а моя печать не подойдёт. Это, получается…

    – …ещё одна ночь в кабине. Не привыкать.

    – Так не пойдёт. Вы живой человек, потребности тоже. Ужинали? Наверняка нет. Идёмте…

    – Борис я.

    – Идёмте, Борис. Жену как звать? Или разведены? Когда успели?

    Разговаривая, быстро привела себя в порядок, кивнула на прощание паре завозившихся коллег, поманила за собой мужчину, уводя его от жадных любопытных взглядов разведенок отдельских, охочих до сплетен и мужиков свободных.

    – Это Вы по кольцу поняли? Нет, женат. Жена Марта, католичка, потому кольцо на левой руке.

    – Вот заливает! – крикнула в спину Люба-инженер.

    Услышав незаслуженное обвинение, Борис остановился, вернулся, протянул руку к любопытной, с трудом отвёл немного дальше кольцо, показывая под ним юною белую кожу – давно на этом месте оно сидело, ещё с молодости, вероятно.

    – Досмотр окончен? Идёмте, Борис. Я тоже голодна. Прощаюсь со всеми до завтра!

    Нина крикнула мелодично, протяжно и громко, ответили не только сотрудницы, но и несколько голосов из соседних отделов – вечер, двери везде открыты.

    – Доброго вечера и сладких снов, коллеги и соратники!

    Продолжая хохмить, породила смех, подбодрила уставших инженеров, заставила живее собираться домой.

    За парой Нина-Борис потянулись на выход люди, шутя им в спины что-то о сладкой парочке, удачной оказии и прочей игривой лабуде.

    Не отвечала, лишь помахала руками над головой – устала.

    – Ниночка… я только сейчас сообразил… Я запятнаю Вашу репутацию, – Борис замедлил шаг невольно.

    – Пссс… Я сама кого хочешь так запятнаю, что вовек не отмоются. Они все это знают, потому никто серьёзно о таком не думает. Если только отчаянные сплетницы, но мне до них нет дела. Я свободная взрослая женщина, со своей жилплощадью, никто не указ. Не переживайте – приставать не стану, и в мыслях не было. Папа был водителем, потому знаю о нелёгкой профессии, о трудностях командировок. Если Вам неловко со мной, просто поужинаем и разбежимся. Но я предлагаю всё-таки согласиться со мной. Помоетесь в нормальной ванне, выспитесь на кровати, в тишине и покое, выпьете чаю с плюшками и разносолами – это мой дядя вчера мне холодильник опять затарил. Не съем в одиночку, пропадут деликатесы. Я уж Галине своей половину отгрузила, но оставшегося всё ещё много…

    Так и уговорила.

    Борис сдался от усталости – трое суток в пути уж.


    Рано утром побрился – нашёл на полочке новую бритву «Нева» и станок, освежил лицо лосьоном «Огуречный», даже сбрызнулся импортным дезодорантом «bac» – дефицит.

    Прошёл на кухоньку, приготовил себе завтрак, поел. Теперь тихо сидел в женском махровом полосатом халате, наблюдая, как на натянутой леске досыхают его вещи – вчера постирал в машинке, колышутся от тёплого воздуха, исходящего от трёхкомфорной электрической плиты молодой москвички-хозяйки.

    – Доброе утро, ранняя пташка!

    Заспанная Нина в милой пижамке помахала рукой из коридорчика и нырнула в ванную, прихватив вешалку с вещами.

    – Я быстро!

    Через десять минут сидела за столом и с аппетитом уплетала омлет с помидорами, покачивая от удовольствия головой.

    – Вкусно так… Мама научила?

    – Жена, Марта. Девочки-погодки у нас, ей утром было трудно проснуться после ночи… Чтобы я не уходил на работу голодным, научила всему. Католичка. У них на неделю не готовят, только свежее, с пылу с жару. Привык.

    – Завидую по-доброму. У меня таким был папа. Рано ушёл. Инсульт. Мама ещё раньше… Дядя присматривает, ест мне плешь по-родственному, с любовью…

    – А муж? Там станок…

    – Альфонс оказался. Ух, как его не хотел принимать дядя!.. Прав оказался. Умный. Одно слово – партработник. У них нюх особый на проходимцев. Развелись быстро. Любовь тоже испарилась следом. Значит, не любила. Не мой человек. Не вспоминаю. Порядок.

    Вытерла хлебом подливу, отставила тарелку, приняла с кивком чашку чая, отхлебнула, отставила и её (пересластил).

    – Мне пора. Моё время – семь утра. Замдиректора раньше половины девятого не появится, оставайся здесь пока. Ключи в отдел принесёшь.

    – Как только они это увидят… – тревожно посмотрел в бледное лицо девушки.

    – Плевать. Пусть завидуют, сколько влезет. На здоровье! Сплетни неизбежны, пока я работаю с командировочными.

    Убрала посуду в мойку, кивнула признательно, когда Борис выпалили «я вымою», прошла в коридор, надела пиджак, повязала на шею газовую косынку, обулась с помощью мужчины – подержал рожок.

    – Давеча один в благодарность привёз коробку яиц с Ногинской птицефабрики, так меня тут же окрестили «яичной шалавой». Плевать. Через пару месяцев отвалилась кличка, будто не бывало! – рассмеялась звонко и озорно, абсолютно не обижаясь на сплетниц. – Пока, Борис!


    Так всё и вышло.

    Когда вернулась со складов, Борис нервно ожидал её в коридоре, но передать ключи незаметно не получилось – коллеги толкались рядом.

    Нина спокойно взяла мужчину под руку, завела в отдел, посадила на стул, через плечо сказав другим командировочным привычное «ждите здесь, родные».

    – Порядок? Свет везде погасил? Замок не заедал? Спасибо. Передавай Марте привет и благодарность за подарки. Девочкам приготовил гостинцы? Помочь выбрать?

    Немного обалдев от напора и находчивости девушки, кивал на все вопросы, едва сообразил, что ответить.

    – Сейчас заеду в пару магазинов. Спасибо, что подсказала. Будут рады. У нас такое не купишь. Мне уже пора.

    – Печати поставил? Ордера не забыл забрать у секретаря? Порядок. Прости, не провожу. Видел парней в коридоре? Работа. До встречи, Борис! Кланяйся матушке! Созвонимся!

    Изобразив расставание с родичем, села обратно на стул и выкрикнула своё привычное и громкое:

    – Следующий! Да с поклоном…

    Борис рассмеялся громко и, поклонившись всему отделу, а заму отдельно, ушёл, пропустив в помещение посетителя с бумагами.


    Пару месяцев сплетни клубились вокруг Нины, но спокойствие и невозмутимость девушки погасили их скоро. Так и жила.


    На следующий год, после майских праздников, в жизни Нины произошёл неожиданный случай.

    …Ехала она как-то из министерства отраслевого, прижимая к себе папку с документами, вдруг после очередной остановки метро её кто-то негромко окликнул.

    – Нина? Ефимова, это ты?

    Подняла глаза, увидела возле себя Юрку Смехова, одноклассника, свою первую неудачную любовь. Усилием воли сжала вскрик, не дала вскипевшим эмоциям выплеснуться на лицо.

    – Юрий Михайлович? Какими судьбами в столице? Откуда Вы нынче? Из Европы или Америки?

    – Что это ты так церемонно? – плюхнулся на освободившееся место рядом, облапил, чмокнул в щёку. – Нинка! Так рад тебя видеть! Где ты? Как? Рассказывай!

    – Не здесь и не сейчас. Я по работе. Из министерства еду.

    – Так ты уже зам? Или всем отделом заведуешь? Начальником стала? Ну, надо же…

    К счастью, её остановка была вскоре, быстро вышла, но Юрик пристал, как банный лист к… спине.

    Так и болтал безостановочно, пока шла к корпусу.

    – Ты всё ещё здесь служишь? Кто зав? Не Василенко, случаем?

    – Знаком?

    – Он? Чёрт… – даже остановился от потрясения. – Так вот куда его «спарашютили»… Мерзавец… Он к тебе не приставал? – схватил обеими руками на предплечья Нины. – Не скрывай!

    – Руки. Успокойся. Порядок. Ведёт себя тихо. Ты-то чего так вскинулся? Кто я тебе? Что пристал?

    – Во даёт… Я тут психую, что в опасности, что в беде…

    – Она в полном порядке, молодой человек.

    За спинами молодых прозвучал прохладный голос Сергеича.

    – Вы проводили мою подчинённую? Благодарю. Теперь она под моей опекой. Как поездка, Нина Васильевна?

    – Эээ… Нина… Как нам связаться? Номер дай! – Юрик запаниковал.

    – Я заканчиваю в шесть. Поговорим позже. Пока, – кивнув однокашнику.

    Ушла, следом проследовал зам, кивнув гостю напоследок «сударь…».

    – Благодарю, Олег Сергеевич. Это мой одноклассник. Случайно в метро встретились. Проводил.

    – Весьма навязчив. Неприятен. Но выглядит вполне «упакованным». Удачная женитьба или родители?

    – Первое. Всегда был смышлёным малым. Карьера удалась. Только что «из-за бугра».

    – Оттого так нахален, не иначе!

    Рассмеявшись, вошли в отдел – работа.


    Юрий постоянно встречал Нину после работы.

    Вскоре купил машину и уже на своих «колёсах» поджидал девушку, штурмуя её гордость и сердце со знанием дела и опытностью ловеласа.

    Держалась ровно, часто звонила дяде, приглашала на совместные посиделки в кафе, чем бесила обоих мужчин – терпеть друг друга не могли!

    Дядя ревниво приглядывался к лощёному другу племянницы, теребил парней из «наружки», требовал отчёта и пр.

    Это не отпугивало настырного ухажёра, продолжал терпеть чванливого и надменного родича девушки, добиваясь её любви.


    Однажды, попрощавшись с Николаем Васильевичем, Юрий потащил Нину в сквер на скамейки, благо осень тёплая выдалась.

    Усадив, приступил к разговору, что давно напрашивался.

    – Объясни же мне, такому глупому, что тогда случилось? Почему ты пропала прямо с выпускного? Увидела меня с Марго? Брось… Она же тогда от меня не отставала, вешалась весь вечер, чуть из платья своего импортного не выскакивала! Мне только на рассвете удалось от неё сбежать!

    – Пустой разговор. Столько лет уж минуло. Всё прошло. Мы квиты. Ты изменил с Ритой, я выскочила замуж. Всё в порядке. Обиды нет и не было. Это – просто жизнь. Забудь.

    – Да я любил тебя всегда! Едва с ума не сошёл, когда ты пропала!

    – Ага. И от такой радости тут же в армию пошёл.

    – От Ритки сбежал! Ты думаешь, я ей так нужен был от любви большой? Ага, держи карман шире! Да она брюхатая была от кого-то! Я для неё был лотерейным выигрышем! Спасибо ангелу-хранителю, надоумил меня свалить в армию…

    Забегал вокруг скамейки, теребя волосы на голове.

    – Ещё в армию присылала письма, на что-то надеялась, дура… А я командиру сразу всё рассказал, и что не спал с нею – тоже! И когда она прислала телеграмму, мол, боец стал папой, отпускайте, он ей ответ сам написал. Уж что там написал, не знаю, но больше она не приставала. Понимаешь? Я не виноват перед тобой…

    – Сказала: не держу обиды.

    – А должна бы. Ты меня любила. Это я знаю точно. Я понимаю, что виноват – не разыскал тебя тогда. Психанул, когда кто-то сообщил мне, что ты в Чехии учишься.

    – И скоренько женился в институте.

    – Вынужден был. К ней приставали. Я спас. И прикрыл. Не знал, кто она, кто родители. Оказалось, дочь высокопоставленных родителей. Приняли, помогали, толкали.

    – Удачливый. И всегда им был. Рада, что всё так сложилось. Теперь перед тобой все двери открыты, наслаждайся и живи там, наверху. Зачем я тебе? Реванш? Забудь.

    – Я в разводе. Она попросила. Влюбилась в другого. Разошлись интеллигентно и безболезненно, детей нет, дружим семьями. Я свободен. Рад, что тебя нашёл случайно. Я должен был тебе всё рассказать, понимаешь? Это меня тяготило. Очень. Не забыл до сего дня.

    – Я в порядке. И в безопасности. Не стоит тратить на меня время, Юрка. Отцепись. Уезжай. У тебя своя жизнь. Я понимаю. Я не одинока. Дядя рядом, тётя меня любит, работа радует. Всё хорошо. А теперь уходи. Оставь меня здесь, на этой лавке. Со мной будет всё хорошо, обещаю.

    Он ещё долго убеждал, каялся, старался пробить броню обиды – тщетно. Уступив, сдавшись на время, наконец, уехал, решив дать ей несколько дней для размышлений.

    Проводив искоса взглядом его машину, тоскливо выдохнула и поникла головой, словно увядающий цветок.

    Она его продолжала любить. Сильно, страстно, отчаянно. Так и не ушла любовь из сердца, но сдаться теперь просто не могла – норов.

    О чём думала? Ни о чём. Устала от его штурма. Хотела покоя и тишины. И привычной карусели жизни. Без него. Без надежды. Без любви. Что её не будет – понимала, ведь отдана была ему, Юрику, так давно…


    Посидев до вечернего сумрака, встала со скамьи и бездумно двинулась в парк, ничего не видя перед собой.

    Немного опомнилась на берегу небольшого прудика, сошла к самой воде, села на камень и погрузилась в пьянящие мечты, которым не суждено было сбыться.

    Задумалась так сильно, что не слышала сзади тихого шелеста первых опавших листьев – кто-то спускался. Последнее, что увидела – вспышка света перед глазами…


    Прошло пять лет.

    На субботник согнали жителей с окрестных домов.

    Москвичи радостно скребли, мели, таскали, переговаривались, смеялись, разбредались по самым скрытым закоулкам старого парка столицы, залезали под кусты, извлекая горы мусора и бутылок, банок и пакетов…

    Вдруг окрестности огласились истошным женским криком!

    На крик начали сбегаться люди, а молодая женщина в перепачканной одежде лишь тыкала куда-то в овраг пальцем и продолжала орать.

    Мужчины спустились на дно глубокого лога, разобрали кучу гнилого хвороста и отпрянули прочь – из массы почерневшего мусора виднелась нога в женской красной туфле.

    Вызвали милицию, «Скорую»…

    Вскоре район всколыхнуло известие, что в парке найдена ещё одна жертва маньяка, что уже несколько лет терроризировал округу.

    Убитой было примерно лет тридцать. Документов при ней не нашли, объявили по телевидению и радио ориентировки. Так и выяснили, что жертву звали Ефимова Нина Васильевна.

    Дядя, когда племянница пропала без вести, не пережил этого, тётя опознала девушку по остаткам кожаных итальянских туфель на шпильке – сама ей подарила накануне пропажи.


    …На похоронах кричала сильно, считая несчастную девочку своей дочерью. Теперь не стало и дочери.

    Резко постаревшая от потрясения и потерь женщина едва нашла силы сообщить о трагедии растерянному несостоявшемуся жениху Нины, Юрию.

    Он все эти годы искал её по стране и миру. Думал, что опять сбежала от него и счастья.

    Теперь же винил себя за то, что в тот роковой вечер не отвёз Нину домой, что оставил на скамье в одиночестве.

    Тяжесть вины просто раздавила молодого мужчину, который не знал, как жить дальше. И зачем. Для чего. Перед глазами была лишь она, Ниночка, с вызовом смотрящая в его лицо и утверждающая, что всё будет в порядке, что всё будет хорошо. Обещала. Обманула. И пропала.

    Отныне пропадал он. Окончательно.

                *Строка из песни Водяного. Мультфильм «Летучий корабль», 1979 год, СССР.
                **«Лидия» – белое десертное полусладкое вино.

                Январь 2021 г.

                Фото из Интернета.

                http://proza.ru/2021/02/07/2166