Благотворитель

давний рассказ, сделанный немного не в моем стиле, но зачем-то же он захотел появиться, поэтому еще раз выкладываю, в рамках заполнения моей страницы текстами для чтения

Довелось мне однажды брать интервью у одного человека, довольно странного. Хотя и нашу беседу обычной тоже не назовешь. Я фрилансер, разговариваю с кем хочу, выбираю личностей интересных, не попсу какую-нибудь. С попсой посылают говорить не таких упрямых, как я, правда, они и зарабатывают больше. Но мне пофиг. Так вот, этот человек мне сильно запомнился, но не тем, что был законспирирован как Штирлиц.
Однако по порядку.
В городе давно ходили слухи, что появился некий благотворитель. Не перечисляет деньги на счета, а конкретно помогает. Смертельно больным детям дает на лекарства и операции, приютам для животных, даже отдельным попавшим в беду страдальцам, кому повезет. Но не лично. От него приходят и адресно вручают, а сам остается в тени. Конечно, это стало новостью и обросло легендами. Миллионер-чудак? Они сейчас щедро жертвуют на восстановление храмов и памятников, с условием, что их фамилии будут на табличке. А этот – анонимно. Чудеса. Хотя мне казалось, что это фейк. Мало ли что журналюги придумают.
Искать миллионера мне никто не поручал. Да и не было оно у меня в голове. Случайно всё вышло. Я ведь тоже, хоть и средств не имею, зато чувствительное сердце – да. Тем более подруга моя заведует приютом для бездомных животных, что недалеко от городской черты. А там надо было руками помочь, сколотить помосты, еще чего-то. Вот и захотелось однажды в субботу сесть на велосипед, прокатиться за город, поволонтерствовать на свежем воздухе.
Работаю часок, другой. Выхожу во двор покурить и вижу: к моей подруге подходит какой-то коренастый парень в пиджаке, сует пакет в руки и разворачивается обратно.
– Что за фрукт? – киваю я ему вслед.
– Это не фрукт, а человек от нашего благотворителя, – благоговейно закатывает глаза подруга. – Привез столько денег, что мы теперь заживем с собачками!
– Как имя?
Подруга пожала плечиком.
– Не знаю. И никто не знает. Не хочет говорить, ну и ладно, разве это важно!
Я, естественно, делаю стойку, как охотничья собака. А парень уже за оградой, садится в автомобиль «хаммер» таких размеров, что танк, наверное, и то меньше – и машина трогается. Я тогда вскакиваю на свой велосипед, давлю педали за ним, кричу, рукой машу. Автомобиль притормозил, из него вышел давешний коренастый, подошел ко мне. Если опустить детали – пришлось пустить в ход все свое обаяние и настойчивость. Как же можно такой уникальный случай упустить! Пришлось объяснять, что я не кто-нибудь, не желтая пресса, пишу толково и честно, да и вообще пора народу узнать своих героев. В конце концов он повернулся и сделал шаг обратно к «хаммеру».
– Тут снова приставала с вопросами, – сказал в открытую дверь. – Пресса. Прогнать?
Молодец парень, подумалось мне. Хозяина по имени-отчеству даже не называет, чтоб не засветить.
– Опять? – послышалось из глубины этого танка. – Ладно, давай. Все равно ведь не отстанет.
В просторном как у автобуса салоне передо мной оказался полный мужчина обычного вида: лысоватый, усатый, в светлой одежде и не сходящемся на животе жилете с множеством карманов. Я с заготовленной улыбкой ему в лицо смотрю, рот открываю. Тут горло и перехватило. У него глаза так глубоко сидят, совсем не как у добродушных толстяков. Глаз вообще под надбровьями почти не видно, только ясно, что черные и злые. И от этого страшновато как-то.
– Ну, спрашивайте. Хотя я и так догадываюсь о ваших вопросах. – Он усмехнулся в свои рыжие усы, но сказал это таким голосом, что никакого кондиционера в жару не надо.
Смотрю я ему в эти невидимые глаза и вижу перед собой далеко не мать Терезу. Я такие дела чую, интуиция у меня. Однако что уж теперь, надо говорить.
– Если догадываетесь, – улыбаюсь через силу, – то не удивитесь. Почему анонимная благотворительность? С какой стати эта игра в прятки? Разве нельзя гордиться такими благородными поступками, как помощь страдающим? Милосердие в наше время вещь редкая.
– Ерунда, – перебил он. – Сотрясение воздуха. Хочу – выставляюсь, хочу – маскируюсь. Не то спрашиваете.
Вот резкий какой. Пришлось напрячься:
– Хорошо, тогда серьезно. Какие грехи замаливаете? Что вы натворили такого, что раздаете теперь деньги с такой щедростью? Хотя... – Тут уже мне захотелось поиграть. – Можно догадаться, что именно. Честных состояний в наше время не бывает, как известно.
Миллионер только глянул, и у меня мурашки поползли. А он отвернулся, выбил свою трубку и снова давай туда табаку натаптывать.
– Скажите, вам хотелось кого-нибудь зарезать? – спросил он, окружив себя ароматным облаком.
– Это у всех бывает.
– Нет. Серьезно. По-настоящему. Воткнуть нож, чтобы почувствовать сопротивление плоти, дрожь агонии.
Ого как!
– Я всегда не любил людей. Даже ненавидел. Только не называйте меня мизантропом, это все равно что маньяка окрестить хулиганом. Я ненавижу себе подобных до судорог, до тошноты. Практически все представители человечества не имеют, я считаю, права на жизнь. Они мерзавцы, скоты и дебилы. И мне постоянно хочется их убивать. Ночь за ночью мне снится, что я режу людей или расстреливаю из автомата. Вешаю, топлю и так далее.
Я молчу. Пусть говорит, если так разоткровенничался.
Он пыхнул трубкой – пых, пых – и снова:
– Удушаю, мучаю своих ближних как-нибудь, словом – лишаю жизни. Вот вы сейчас подумали, а все ли у него в порядке с головой. Обращался. Никакого толка, еще хуже. Самих докторов хотелось четвертовать. Короче, у меня был выбор: либо сделаться таким, каков я есть и не сдерживаться, или...
Я киваю, хотя ничего еще не понимаю.
– Природное упрямство помогло, – сказал он, откладывая трубку. – Я начал сопротивляться. Никто не смеет мной руководить, навязывать что-то! Даже собственное подсознание. Мой принцип был всегда идти навстречу любому страху, смотреть в глаза любой опасности. Так что демон, поселившийся во мне, начал получать со всех сторон удары милосердия. Чем хуже мне становилось, тем большие суммы я жертвовал. Порой легчало, я даже мог без отвращения смотреть на двуногих – поскольку вложил в них кучу денег. И они частично как бы принадлежали мне.
– А сейчас?
Он оглядел меня с головы до ног. У меня все мышцы свело.
– То же самое. Ад никуда не девался. Вот смотрю, и хочется мне вас под колеса положить. Да не дрожите! Можете идти. Только ничего вы из нашего разговора не напечатаете. Правда ведь?
Уже стоя на дороге, смотрю я на него и думаю: да, правда. Не только не напечатаю, но и не расскажу никому.
Дверь захлопнулась, «хаммер» в туче пыли исчез, словно и не было. А мне стало ясно, что работе на сегодня конец.
Такие вот дела. Благотворительность, блин. Я теперь при этом слове дрожу.
Почему я эту историю все же озвучиваю? Потому что здесь, в соцсети можно. К тому же примерно через год после той встречи анонимные пожертвования прекратились.
И с тех пор я его больше никогда не видела.