Псалом

               
Сирануш, наспех вытирая полотенцем мокрые руки, выбежала из кухни.

Шел третий день войны, и в доме практически круглосуточно работал телевизор. Давно забытые патриотические песни в исполнении молоденьких девочек и мальчиков каждый час прерывались экстренными выпусками новостей.

Муж Сирануш, Гаспар, беспрерывно курил, вслушиваясь в звучащий с экрана поток информации. Для нее же все эти «дислокации», «контрнаступления», «южное направление», «северное направление» сливались в одно: там ее сын. Её Алик.

Нервно теребя в руках влажное полотенце, она села на краешек стула. Сердце метрономом стучало, кажется, не только в груди, но и снаружи, гулкими ударами отскакивая от стен. По экрану поплыл скорбный список.

Сирануш читала, беззвучно шевеля губами. Имя её Алика было в списке последним. Сходилось всё: и отчество, и год рождения. Гаспар сдавленно взвыл. Жена его обернулась и отчётливо произнесла: «Живущий под кровом Всевышнего, под сенью Всемогущего покоится…»

Почти сразу раздался звонок в дверь. Сирануш заглянула в глазок. Соседка Маро из квартиры напротив и с ней эта женщина с пятого этажа – имени её Сирануш не помнила. Соседи с верхних этажей менялись слишком часто, разве всех упомнишь?!

Она повозилась с замком и открыла дверь.

Лица Маро и соседки, имя которой напрочь вылетело из головы, были печальными. Даже скорбными.

– Что-то случилось? – испуганно произнесла Сирануш.

Соседки переглянулись. Не знает, догадались они.

Пауза затягивалась. Не держать же их на пороге, в самом деле!

– Проходите, – Сирануш махнула рукой в сторону гостиной, а сама пошла на кухню.

Женщины робко, как-то бочком, вошли. Увидев Гаспара, обхватившего руками голову и раскачивающегося, как маятник, они поняли: знает. Молча сели рядом, утирая платочками текущие слёзы.

Сирануш как ни в чём не бывало выглянула из кухни:

– Кофе сладкий или горький?

– Что? – растерялись Маро и соседка.

– Кофе, спрашиваю, с сахаром или без?

Женщины ничего не понимали. Гаспар разнял руки и, посмотрев опухшими глазами на жену, хрипло сказал: «Горький».

Через пару минут из кухни донеслось предательское шипение: кофе, как всегда, убежал, и в гостиной запахло горелым. Сирануш быстро открыла окно, поставила чашки на поднос, достала из кухонного шкафа вазочку с карамельками и вошла в комнату. Она раздала чашки гостям, предложила конфеты. Молчание становилось тягостным. Сирануш сказала пару ничего не значащих фраз, но соседки её не поддержали. И Гаспар молчал. Только изредка поднимал взгляд и пристально вглядывался в лицо супруги. Разговор не клеился. 

Отхлебнув пару глотков, соседки так же молча встали с дивана и, пробормотав что-то типа «терпения вам», ушли, не прощаясь.

–Ты что-нибудь понял? – обратилась Сирануш к мужу. – Зачем они приходили?

– Перестань дурака валять! – раздражённо оборвал её Гаспар. – Ты прекрасно знаешь, что они приходили из-за Алика.

– Алик скоро вернётся, – спокойно ответила она, поставила недопитые чашки на поднос и унесла его.

В открытое окно врывались звуки улицы: во дворе играли дети. Но не так шумно, как раньше. Война внесла коррективы и в детские игры.

«Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днём», – скороговоркой выдохнула она и стала мыть посуду.


… С Гаспаром они поженились рано. Она дождалась его из армии, и сразу после окончания школы сыграли свадьбу. Сначала жили хорошо. Только с детьми не получалось. Через год свекровь уже открыто шипела в её сторону. А однажды Сирануш случайно услышала, как та сказала про неё кому-то «пустоцвет». Слово это прожгло насквозь. Начались хождения по врачам и бабкам. Появлялась призрачная надежда и лопалась, как мыльный пузырь. Пять лет безрезультатного ожидания, слёз, разочарований.

Однажды Сирануш приснился сон. Тихий голос – она даже не разобрала, мужской или женский – сказал ей: «Сходи в церковь святой Варвары». Она проснулась вся в испарине. Повторила про себя несколько раз «святая Варвара», чтоб не забыть, отодвинулась от шумно сопящего мужа и заснула.

Несмотря на ночные ухищрения имя святой наутро напрочь вылетело из головы. Сирануш чуть не плакала. Святая Валентина, Вероника… Имя было не армянское. Это она точно помнила. А может и нет такой святой?!

– О чём ты всё время думаешь? – прикрикнул на неё Гаспар. – Третий раз спрашиваю, где моя синяя рубашка.

Сирануш достала её из шкафа.

– Никак не могу имя вспомнить. Во сне услышала.

– Укрываться надо лучше, чтоб всякая ерунда не снилась, – пробурчал он.

А она весь день перебирала в уме женские имена, и ни одно из них не было похоже на то, что ей было нужно.

Через несколько дней, когда она и думать забыла о том странном сне, вечером, переключая каналы, вдруг наткнулась на какой-то старый фильм. «Смешная девчонка». Сирануш любила комедии. Она и сама была очень смешливой. Только в последнее время поводов для радости было очень мало. Лишь бы свекровь не пришла. Её кроме бразильских сериалов ничего не интересует.

Вдруг на экране большими буквами высветилось имя актрисы. «Барбара», – прочитала Сирануш и не поверила своим глазам. Ведь это оно, то самое имя из её сна. «Сходи в церковь святой Варвары», – всплыл в памяти странный голос. Теперь-то она ничего не забудет.

Ночью, когда они с Гаспаром остались одни, Сирануш рассказала ему про свой сон.

– В Армении нет такой церкви, – уверенно ответил ей муж.

– Откуда знаешь? – не унималась она.

– Я о такой никогда не слышал.

Но Сирануш этот ответ не устроил. На следующий день она уговорила свекровь отпустить её на рынок за покупками. Выслушала сотню наставлений о том, как правильно выбирать кинзу, на какие листочки обращать внимание, выбежала из подъезда, завернула за угол и быстрым шагом пошла к небольшой церкви, которая располагалась недалеко от дома.

Женщина, продающая свечи, внимательно выслушала её и посоветовала обратиться к священнику. «Только вместо «здравствуйте» скажешь «благословите, Отец», а то он с тобой даже разговаривать не станет. И покрой голову!» – прокричала она вслед, но Сирануш уже не слышала.

Священник выходил из алтаря. В полутьме она не заметила его и боднула головой в грудь.

– Куда спешишь, дитя моё? – прогудел он с высоты своего громадного роста.

Сирануш от неожиданности забыла все наставления.

– Мне к святому отцу, – сказала она, – хотя это же Вы. Здравствуйте.

  Священник хитро прищурился:

– Может благословить тебя, дитя моё?

– Ой, да, – вспомнила она, – благословите, Отец.

– Так зачем же тебе я понадобился? – спросил священник после короткого обряда.

Сирануш замялась. Весь её боевой настрой куда-то улетучился. А потом слова вперемешку со слезами сами полились из неё. Священник не мешал. Слушал, не перебивая. Когда она закончила, он положил руку ей на голову и даже как будто вдавил её в землю. Слова молитвы, густой трубный голос священника, темные прокопчённые церковные стены – всё смешалось. Она была маленькой беспомощной девочкой, у которой нет никого на всём белом свете. Священник отнял руку, протянул ей крест.

– Целуй, – приказал он.

Сирануш повиновалась.

– Пойдём со мной, – сказал он и прошёл вперёд. Она поспешила за ним. Он достал из потайного кармана связку ключей и одним из них отпер дверь – самую обыкновенную. Комната напоминала в лучшем случае кабинет завуча или директора школы. Ни тебе позолоты, ни тяжёлых бархатных портьер, ни резной мебели или люстры в тысячу свечей. В углу стоял книжный шкаф. Священник снял с полки большую книгу в кожаном переплёте. Полистал её.

– Ага, вот. Есть такая церковь. Вернее, не церковь, а часовня. Если хочешь, я тебе запишу адрес.

Она кивнула.

– Только, дочь моя, одними сновидениями не отделаешься. Молиться тебе надо. Ежедневно и усердно. Читай, посещай службы, – он говорил ещё что-то, но мысли Сирануш были уже далеко.

Домой она вернулась через час.

– Ты где была? Зелень купила? – начала было свекровь, но осеклась, увидев, что невестка как будто не в себе.

Сирануш пошла в свою комнату. Крепко сжимая в руке заветный клочок бумаги, она легла на кровать без сил и мгновенно заснула.

Прошло ещё какое-то время, пока Сирануш смогла уговорить Гаспара съездить к святой Варваре.

Одолжив у отца видавший виды обшарпанный жигулёнок, Гаспар завёл автомобиль. Жена, как всегда, опаздывала. Он пару раз нервно просигналил, и из подъезда, наконец, выпорхнула Сирануш. Свекровь пробормотала сквозь зубы: «Блаженная», – но всё равно выплеснула ей вслед кружку воды на удачу.

К полудню, когда майское солнце припекало вовсю, они, наконец, доехали до места. На крутой возвышенности виднелась вырубленная прямо в скале небольшая полуразрушенная часовня. Гаспар попытался въехать по каменистой тропинке, но быстро оставил эту затею. Машина рычала и пыхтела из последних сил. К тому же вода в радиаторе закипела.

– Дальше пешком, – сказал он. – Осилишь?

Сирануш кивнула. Он было захлопнул дверцу машины, но спохватился: «Чуть не забыли!». Достал из бардачка газетный свёрток, который мать ему вручила перед дорогой, и положил его в карман.

Восхождение под палящим солнцем было тяжёлым. Под конец и Гаспар, и его жена еле дышали. Но цель была достигнута.

Сирануш, переведя дух, переступила порог часовни. Её обдало сырой прохладой, запахом воска и ладана. На стенах были картинки с ликами святых – те, которые продаются в подземных переходах. Но здесь, то ли от солнца и ветра, который беспрепятственно гулял внутри храма, то ли просто от самого места, эти иконы не выглядели такими лубочными и яркими. Сирануш перекрестилась. Гаспар вошёл за ней. Оба молчали. Он развернул свёрток, в котором были две свечи. Одну из них протянул жене. Она огляделась.

– Здесь, – показала она на нишу со свечными огарками.

Гаспар вынул из кармана зажигалку, поджёг фитиль, дождался, когда он как следует разгорится, капнул воском на черный каменный приступок и закрепил свечу. Сирануш сделала то же самое, только свою свечу зажгла от пламени гаспаровой свечки.

– Пойду покурю, – шёпотом сказал ей муж и вышел. Недалеко от храма обнаружил самодельный жертвенник. А чуть поодаль росла лиственница, вся сплошь увешанная разноцветными тряпочками. «Дерево желания, – подумал он про себя, – может и мне повязать», – но, пошарив в кармане, не нашёл ничего подходящего.

Сверху открывался захватывающий вид: яблоневые сады и виноградники ровными рядами уходили за горизонт, крыши домов, раскинувшейся вдали деревни, слепили глаза, отражая жаркое полуденное солнце. Гаспар выкурил ещё одну сигарету. Сирануш всё не появлялась. Он посмотрел на часы. Она там уже больше получаса.

Он решительно вошёл внутрь. В полумраке огляделся, но жены нигде не было. «Что за дела?» – он уже готов был поверить в мистику, как вдруг разглядел на полу свою Сирануш. Она лежала навзничь в тоненьком луче света, который просачивался откуда-то из-под купола. Он подошёл к ней, тихо тронул за плечо. Она очнулась, отрешённо посмотрела на него.

Домой ехали молча.

А когда через два месяца врач, делавшая УЗИ, показала будущему отцу маленькое пятнышко на экране, Гаспар заплакал, как мальчишка, растирая кулаком слёзы.


Сирануш перетёрла всю посуду, разложила её по полкам и вышла в прихожую. Щёлкнула выключателем. Провела щёткой по волосам и переобулась.

– Ты куда? – выглянул Гаспар.

– Схожу куплю полкило «Белочек».

– Каких «Белочек»? – он повысил голос и вплотную подошёл к ней.

– Конфет, – ответила она. – Дома кроме карамелек нет ничего. А Алик любит…

– Алика нет! – закричал он. Схватил её за плечи и стал трясти так, как будто хотел вытрясти всю душу. – Алик погиб! Очнись! Я завтра иду на опознание, – он разрыдался в голос и обмяк.

Сирануш нежно потрепала мужа по седой шевелюре, посмотрела ему в глаза и произнесла: «Не приключится тебе зло и язва не приблизится к жилищу твоему».


… Сирануш очень долго мечтала о беременности. О том, как её будет мутить по утрам, и называться это будет красивым словом «токсикоз», как её будет тянуть на солёное и она, повинуясь какому-то странному инстинкту, будет рукам таскать из банки огурцы и жадно есть их, как будет ходить тяжелой походкой, переваливаясь, как утка. Но всего этого не произошло. Наоборот, она ощущала такую легкость и энергию, что готова было целыми днями мыть окна, забравшись на стремянку, взлетать на пятый этаж с сумкой, полной продуктов. А вместо солёного ей хотелось конфет. Гаспар знал об этой её слабости и каждый день приносил беременной жене шоколадный батончик, который от долгого пребывания в кармане больше напоминал вязкую шоколадную жижу с орехами. Но Сирануш знала, что делать: клала батончик на несколько минут в морозилку, потом снимала обёртку и ела с таким урчанием, что Гаспар не выдерживал и целовал её в необъятный живот.

Свекровь ворчала, но поглядывала на эти воркования с какой-то грустной завистью.

 
Сирануш вернулась из магазина довольно поздно. В соседнем ларьке нужных конфет не оказалось, пришлось идти в супермаркет, потом отстоять длинную очередь к кассе.

На лестничной клетке почему-то горел свет. «Зачем днём электричество жечь?» – удивлённо пожала она плечами, вынула из кошелька ключ и вставила его в замочную скважину. Однако входная дверь оказалась не заперта. Женщина толкнула её и вошла. В квартире дым стоял коромыслом, и народу было – не протолкнуться. К ней подходили хорошо и мало знакомые люди, пожимали руку, говорили какие-то слова. У неё даже голова закружилась. Она прошла на кухню, открыла настежь окно и рухнула на стул. Сколько Сирануш просидела там, она не помнила. Когда она, наконец, нашла в себе силы встать и пойти в гостиную, там уже никого не было. Только Гаспар сидел у стола и листал семейный альбом.

— Ищу подходящую фотографию, – объяснил он. – Алик на всех смеётся. А сказали, что лучше такую, где он серьёзный. У тебя нет?

– Серьёзную? – задумалась она. – Есть. Та, на которой он конфетами объелся. Помнишь?! – рассмеялась она.

… Алик родился в конце марта. И когда он пошёл в школу, день рождения всегда выпадал на весенние каникулы.  Отмечать праздник со школьными друзьями особенно в начальных классах не получалось.

Поэтому решено было, что в первый же день учёбы, сразу после каникул он отнесёт в школу конфеты и во время урока угостит всех, получит поздравления – в общем так, как отмечали дни рождения его одноклассники. Но после настоящего дня рождения прошло уже несколько дней, поэтому утром, собираясь в школу, Алик забыл два килограмма «Белочек» дома.

Первое, что он увидел, вернувшись домой, был этот злополучный кулёк. Девятилетний мальчишка, родители которого работали до вечера, привык к самостоятельности. Он сам разогревал себе еду, и даже иногда мыл после себя посуду. Вот и сейчас надо вымыть руки и поставить кастрюлю с супом на плиту.

Но пакет с конфетами стоял на самом видном месте и никак не давал сосредоточиться. Десять минут, в течение которых Алик боролся с искушением, истекли. Тяжело вздохнув, он вынул из кулька одну конфету. Развернул её и сунул в рот целиком. Мелкие орешки застревали в щербатых зубах, оставляя после себя долгое послевкусие. Алик походил по дому, пытаясь отвлечься, но ноги самым удивительным образом снова привели его к конфетам. От ещё одной не убудет, решил он. Посмотрел на пакет – действительно, никто даже и не заметит – и взял ещё одну. Потом ещё.

Когда вечером Сирануш пришла домой, она сразу почувствовала неладное. Кухонный стол был весь завален зелёными обёртками. Алик спал на диване, раскинув руки. Щёки его горели.

– Сынок! – затормошила его Сирануш.

– Мам?! – осоловело посмотрел он на неё и сладко потянулся. Потом вспомнил про конфеты и залился слезами: – Я не хоте-ел, оно само…

Сирануш испуганно притянула его к себе.

– Ты как себя чувствуешь? Не тошнит? Голова не болит?

Мальчик помотал головой. Она прикоснулась губами к его лбу – вроде не горячий. Но на всякий случай принесла градусник. Через пять минут мать немного успокоилась: температуры, действительно не было. Но она впервые в жизни по-настоящему испугалась за своего сына. Сирануш посадила его на колени, как маленького, и что-то нашёптывая, гладила его по непослушным вихрам.

Алик, поняв, что взбучки по неизвестным ему причинам удалось избежать, облегчённо выдохнул. Но тут в замке щёлкнул ключ. Это вернулся с работы отец.

Алик выпятил нижнюю губу и, идя на опережение, приготовился плакать теперь для папы.

– Кто тут обидел моего сына? – нарочито строгим голосом произнёс Гаспар.

Сирануш обернулась и сама, чуть не плача, пролепетала:

– Он все конфеты съел. А там два килограмма было.

Гаспар расхохотался:

– Так ты за конфеты переживаешь?

– Да ну тебя! – обиженно отмахнулась она.

Почувствовав поддержку в лице сильной половины человечества, Алик вырвался из материнских объятий, подбежал к отцу.

– Значит ты у нас сегодня герой?! – сказал Гаспар. – Настоящий богатырь!

Алик довольно кивнул.

– Тогда это надо зафиксировать, чтоб было что вспомнить, – решил отец.

Он сходил за новенькой фотокамерой, навёл объектив на сына.

Алик был ещё в том возрасте, когда дети любят фотографироваться, поэтому встал в позу, согнул худенькие ручонки, демонстрируя бицепсы. Но, заметив взгляд матери, вспомнил о своём «косяке» и насупился.

Это, действительно, была единственная фотография, на которой он выглядел серьёзным.

                ***

На следующий день Гаспар с двумя своими друзьями, которых знал чуть ли не с рождения, ушёл на опознание. Его не было до самого вечера.
Сирануш звонила мужу несколько раз, но тот всё время сбрасывал звонки. Домой он вернулся затемно, уставший и растерянный.

– Все морги объездили, – сказал Гаспар. – Знаешь, его нигде нет.

– Знаю, – ответила она ровным голосом.

Потянулись долгие дни ожидания, Гаспар перестал ходить на работу. Сидел дома, как привязанный. Без преувеличения! Дело в том, что телефон его плохо держал зарядку и поэтому сутки напролёт был включён в розетку. Гаспар вздрагивал от каждого звонка. А если звонили с незнакомого номера, просто впадал в ступор.

Сирануш, которая раньше всегда была глаза на мокром месте, напротив, выглядела очень спокойной. Просто что-то повторяла почти шёпотом.  «Ангелам своим заповедает о тебе Охранять тебя на всех путях твоих», – разобрал Гаспар. Её спокойная уверенность вселяла надежду и в него.

Но всё равно, к этому известию они оказались не готовы.

– Да, да. Я всё понял. Сейчас запишу, – произнёс в трубку Гаспар, и трясущимися руками нацарапал на бумаге адрес больницы.

– Сирануш, – дрожащим голосом позвал он жену.

Она всё поняла и разрыдалась.

– Глупенькая моя девочка, – прижал он её к себе, – радоваться надо.
Он целовал её лицо, по которому бессильным потоком текли слёзы.


Из приёмного отделения их отправили на второй этаж в реанимацию. Перед закрытыми дверями толпились родственники проходящих здесь лечение раненных солдат. Иногда выходила медсестра, называла фамилию.

– Нет, всем нельзя. Только близкие. Или мать, или отец, – всякий раз устало повторяла она. И после недолгого обсуждения кто-то из счастливых родителей скрывался за заветными дверьми.
 
Сирануш присела на освободившееся место. У неё от всех этих переживаний кружилась голова. Она стала обмахиваться ладонью, пытаясь отогнать подступающую дурноту.

Больничный коридор мыла женщина довольно преклонного возраста. Поравнявшись с Сирануш, она остановилась, как будто ей срочно нужно было протереть подоконник, который был за скамейкой, а сама подошла к ней вплотную и тихо спросила, глазами указав на стеклянную дверь реанимационного отделения:

– У тебя там сын?

Сирануш молча кивнула. Ей не хотелось поддерживать беседу.

– А может тебе, дочка, в твоём положении не стоит туда заходить? Мало ли чего.

– В каком ещё положении? – Сирануш удивлённо подняла брови.

– Ты на каком месяце? На втором, небось.

– Нет, ну что Вы, – усмехнулась она, вытирая выступившие над губой капельки пота.

– Девочка моя, я почти полвека в гинекологии проработала. Ты что ж думаешь, я беременную отличить не могу.

– Ну в этот раз Вы точно ошиблись. За восемнадцать лет ничего, и вдруг на пятом десятке…

– Э, милая, – вздохнула нянечка, – да если бы мы знали, когда да что нам нужно, может и жизнь по-другому сложилась.

В это время вышла усталая медсестра.

– Сирануш, нас зовут, – замахал ей рукой Гаспар, который караулил у дверей.

Она торопливо подошла. Сестра произнесла заученный текст: «Вместе нельзя. Или мать, или отец».

– Ладно, давай ты, – решил Гаспар, – а я тогда завтра.

Медсестра заперла дверь изнутри, вручила Сирануш синие бахилы и халат неопределённого цвета. Если с бахилами женщина справилась относительно легко, натянув их кое-как поверх туфель, то с халатом она замешкалась: руки никак не попадали в рукава. Сирануш стала пунцовой. «Просто накинь», – сжалилась сестра. Сирануш виновато улыбнулась. Дальше они шли молча.

Войдя в палату, Сирануш сжалась. Бахилы несносно шуршали. Стараясь не смотреть по сторонам, она прошла мимо коек, на которых лежали истерзанные войной мальчишки.

– Сюда, – тихо сказала медсестра и показала на кровать в самом углу.

Мать подошла ближе. Укрытый по пояс тонким шерстяным одеялом, весь в каких-то трубочках, с забинтованной неестественно укороченной рукой лежал её Алик. Это был он. Её сын. Лицо, распухшее до неузнаваемости. Губы, потрескавшиеся с высохшими капельками крови. Под глазами синяки в пол лица. Но это был он. На левом плече красовалась татуировка в виде тигриной морды с разинутой пастью.

Эту татуировку он набил сразу после окончания школы. Сирануш тогда целую неделю с ним не разговаривала. Гаспар, и тот, быстрее отошёл от шока.

– Главное, что живой, – медсестра участливо похлопала Сирануш по спине. Потом проверила капельницу, взглянула на мигающий над изголовьем экран. – У Вас пять минут, – сказала она и быстро ушла, чтоб не видеть умоляющих глаз матери. К этому привыкнуть было невозможно.

Сирануш вглядывалась в лицо своего мальчика. Жесткая щетина островками пробивалась на щеках и подбородке. До ухода в армию Алик и не брился как следует. И очень переживал по этому поводу. Сирануш невольно улыбнулась.

– Мам, – Сирануш скорее почувствовала, чем услышала голос сына, – ты пришла.

Она кивнула и, глазами показав на покалеченную руку, спросила шёпотом:

– Болит?

Алик отрицательно мотнул головой. Мать присела на корточки и губами уткнулась в здоровую ладонь сына.

– Мам, – сказал Алик, – а чем всё закончилось?

– Что закончилось?! – не поняла Сирануш.

– Ну ты про ангелов рассказывала и еще что-то.

Мать приподняла брови и виновато улыбнулась.

– Чтоб на руках носили, кажется, – неуверенно вспомнил он, – Ладно, наверное, приснилось…

Тут её осенило:

– Не приснилось, сынок, не приснилось. Всё хорошо закончилось.

Она встала, и нараспев, как в детстве рассказывала ему перед сном сказки, произнесла, – «Воззовёшь к Нему, и услышит тебя; с тобой Он в скорби; избавит тебя и прославит тебя, долготою дней насытит тебя, и явит тебе спасение Свое...»