Летопись с. Ухолово Рязанская область

Просим внести поправки и уточнения! Ищем родственников всех упомянутых жителей с.Ухолово.
89262371485@mail.ru 89777406177 89105008883
.......................
ИЩЕМ ПОТОМКОВ УЧИТЕЛЕЙ УХОЛОВСКОЙ ШКОЛЫ КРЫЛОВОЙ М,А, и ШИЧАЛИНОЙ Т,И,!!!!!!!!!!!
Материалы предоставлены правнучкой доктора Виноградова П.М. - Федичкиной Татьяной Павловной (4.10.1949)
Письмо учительницы Крыловой к дочери  доктора Павла Михайловича Виноградова.
.......
ТАКОЙ ВОТ ПОКА РЕЗУЛЬТАТ ПОИСКА:
Прислали письмо краеведы из Клинской библиотеки!
"Уважаемый Евгений Евгеньевич!
Сообщаем Вам, что по указанному Вами адресу потомки Крыловой Лидии Петровны не проживают. Квартира сменила не одного собственника и информацией никто не располагает. Более того, жильцы, проживающие в этом доме с 1960-х годов не помнят Крылову Лидию Петровну. Они утверждают, что по данному адресу проживал мужчина по профессии-военнослужащий.
С уважением , директор МБУК «Клинская ЦБС» Овчинникова И.В."
.
8 сентября 1974г.
Уважаемая Татьяна Павловна!
Сегодня получила Ваше письмо. Отвечаю - я работала учительницей в Ухоловской средней школе, а теперь ушла на заслуженный отдых и вот уже 6 лет не работаю на ниве просвещения. Помимо основного предмета занималась краеведением. Профиль работы кружка "Ухолово прежде и теперь". Первым объектом описания взяли больницу. Сведения о центре Ухоловского здравоохранения собирала по крупицам,старожил осталось мало и не  каждый из них имел полное представление об интересующих нас вопросов  ... я встретилась с управляющим имением (село Смолеевка) бывшей помещицы Зинаиды Константиновны Салтыковой. Вот он-то и сообщил мне некоторые сведения о Вашем родителе П.М.Виноградове. Он рассказал, что родом Виноградов из с.Мостья, я немедля пошла туда, попросила указать хату самого пожилого человека в посёлке - мне указали и я очень была удивлена тем, что попала к человеку, который хорошо знал самого Павла Михайловича Виноградова. Он сказал, что играл в детстве с мальчиком П.М., а где его семья не знаю... К сожалению фамилии этого человека не помню, в свободное время посмотрю в своём "архиве". Я искала попутно и фотографии П.М. Решила обратиться в областной архив и к моему удивлению получила письменный ответ и фотографию П.М. В своём маленьком школьном краеведческом уголке мы с ребятами организовали стенд, где и была помещена фотография П.М. с кратким описанием: первый врач с. Ухолово, который приложил много усилий в сборе средств и постройке первой больницы на территории с.Ухолово. Дугих фраз под стендом не было. Перед уходом на пенсию школа где был краеведческий уголок - сгорела, но некоторые фото сохранились. Они были под стеклом, в том числе сохранилось и фото Павла Михайловича. Я всё это храню у себя на квартире, при удобных обстоятельствах всё опять будет поставлено на свои места. (Эти обстоятельства можно объяснить только в личном разговоре). Буду очень рада, если наша встреча состоится. Если случится быть в Ухолово заходите.  С 15-го сентября по 30-ое 1974 г. я буду у дочери в г.Клину, она работает врачом и я хочу пройти у неё курс лечения, что-то разболелось ухо, когда-то в молодости носила модные шляпки и вероятно застудила ухо и теперь оно даёт о себе знать. Ну, в отношении главврача надо только рассказывать , а не писать ... Кто ведёт кружок? отвечаю .. Щичалина Тамара Александровна (верно Шичалина Тамара Ивановна - Е.П.) - только у них другой профиль, работы больше по военной части. Домашний адрес её точки не знаю - может просто на школу. Если Вам будет удобно можно повстречаться в Клину у мой дочери, где я буду пребывать вторую половину сентября. 
Её адрес: г.Клин, Московская область, ул. Гайдара, д.№ 7/31, кв. 31 Крылова Лидия Петровна.
P.S. Когда я буду там, черкану Вам и если Вы сочтёте нужным, пожалуйста приезжайте, рада встретить человека, который мне дорог, как реликвия старых, прежних лет нашего микрорайона. Уважаемая Татьяна Павловна!Если Вас не затруднит, черканите мне хоть кратко с кем и как Вы живёте? (какое семейное общество Вас окружает)
С приветом Мария Агафангеловна Крылова.
.................
  Воспоминания об отце  младшей дочери Татьяны Павловны  Виноградовой
Для Марии Агафангеловны КРЫЛОВОЙ   
 Ухолово, Колхозная,14

         Павел Михайлович ВИНОГРАДОВ родился в январе 1856 г. Отец его – протоиерей М.А.Виноградов (родился в 1809году), был сыном священника села Спасское, Заборовские гаи тож,  Скобелевка тож, Рязанской губернии.. М.А.Виноградов учился в Рязанской духовной семинарии. М.А.Виноградов был впоследствии известным духовным композитором. Музыкальная одаренность его была за¬мечена, и в 17-летнем возрасте он уже был регентом рязанского архи¬ерейского хора. Он, по-видимому, не стремился стать священником, но пошел на это под давлением окружающих. Жил он,  очевидно, в Рязани. Поэтому можно думать, что и П.М. Виноградов родился в Рязани. Он и его сестра Мария тоже были очень музыкальны,  а внук младшей дочери М.А.Виноградова Ольги Михайловны, родной племянник П.М.Виноградова певец Н.Н.Озеров быт  известным в свое время тенором - солистом   Большого театра. И в наше время по радио передают в его исполнении оперные арии.

У М.А. Виноградова было 5 человек детей: Александр, Василий, Мария, Павел, Ольга. Отец мой не захотел быть священником и единственный в семье  избрал светскую карьеру.  О детстве папы я ничего не знаю, кроме одного факта, не помню, кем рассказанного мне. Он и его старший брат Александр любили играть пузырьками от лекарств:  Александр вырезал из бумаги ризы, надевал их на пузырьки и устраивал с ними различные церковные церемонии - крестные ходы и др. Павел толок в порошок красные и белые кирпичи, насыпал этот порошок в пузырьки, наливал в них воды: это были лекарства. Впоследствии Александр станет священником (Рязань,  церковь св. Екатерины), а Павел – врачом.
Скобелевкой Заборовские гаи назывались потому,  что там было имение знаменитого в свое время "белого генерала" М.Д.Скобелева. В начале 1900-ых годов дом находился под наблюдением священника Заборовских гаев Андрея Васильевича Райнова, за которым была замужем младшая дочь М.А.Виноградова - Ольга Михайловна. Дом Скобелева со всей своей обстановкой стоял в большом саду, ключи от него были у «дяди Седого». Генерал Скобелев был похоронен в местной церкви. В свой приезд  в Заборовское,  незадолго до смерти, он показал Андрею Васильевичу Райнову (дяде «Седому», мужу младшей сестры отца Ольги)  в церкви место, где желал бы, чтобы его похоронили. Здесь он и был похоронен.  После смерти генерала Скобелева, его поместье перешло к наследникам, князьям Белосельским-Белозерским. Дядя, (дядя «Седой», священник церкви в Заборово А.В. Райнов) обычно собирал приезжих гостей и в 12 часов ночи вел их в пустой скобелевский  дом на спиритические сеансы.  Будучи большим шутником, он брал на себя роль медиума и исполнял ее так искусно, что приводил в трепет всех участников сеанса, особенно женщин. Достойным соперником дяди Седого в роли медиума, был наш отец, тоже бывший большим шутником. Наэлектризованные самой обстановкой спиритического сеанса – полночь, большой пустой  дом, полное молчание, среди которого вдруг таинственный стук о столик очередного "духа",  вызванного медиумом, участники сеанса далеко за полночь возвращались домой. Тут, некоторых из них, ожидало продолжение «сеанса». Перед тем, как уйти на сеанс в скобелевский дом, отец и дядя «Седой» привязывали к концам подушек наших теток шнуры. Когда дамы укладывались спать, шутники дергали подушки за эти шнуры, что вызывало панику с криками: тетки, как и другие участники спиритических сеансов, были вполне уверены в действительности всего «таинственного»,  что происходило на спектаклях.

   По окончании Московского университета мой отец работал врачом в Туме Рязанской губернии, но было ли это его первое место, я не знаю. После женитьбы отец поселился в селе Мостье,  в усадьбе родителей своей жены Александры Алексеевны, урожденной Вердеревской. Из рассказов о маминых предках помню, что наш дед по матери Алексей Николаевич Вердеревский был флотским моряком в отставке. Он застрелился в 1863 году, не знаю в связи чем. (Есть его предсмертная записка к брату Митрофану-ТФ). Брат Алексея Николаевича, Митрофан Николаевич, сильно пил и был известен на весь уезд пристрастием к вину и безбожием. Когда он умер и был похоронен, священник, отпевавший его, был вызван к архиерею для объяснений, как он осмелился похоронить такого безбожника. «Ваше преосвященство», - сказал священник - «Они - царского рода». «Как - царского рода?» - тогда священник рассказал, что наша бабушка, Анна Петровна Вердеревская, жена Алексея Николаевича, показывала ему наше генеалогическое дерево, из которого значилось, что Вердеревские происходят от сестры князя Олега Рязанского. Священник был поэтому отпущен без всякого взыскания. Бабушка рассказывала, что во время борьбы князя Олега с татарами татарский князь Солохмир (Салахмир?) передался Олегу, чем обеспечил его победу. Олег крестил Салахмира, выдал за него свою сестру и подарил им земельное владение в Ряжском уезде, которое носило название «Верхдерев». Отсюда пошли помещики Вердеревские.
О месте работы отца после окончания Университета  я не знаю. В одном же из писем нашей матери к нему от января 1889 г. есть упоминание о том,  что он был направлен земской управой в какой-то пункт вне Мостья, и они виделись, приезжая в Рязань - он с места службы, она - из деревни. В 1896 г. отец поступил на службу в Ухоловский амбулаторный пункт ("прием  60-100 чел. за несколько  часов",  как записано в записках отца).
Мать пишет моей крестной: «Нечаев уехал из Ухолова... и Управа просит Павла вернуться на место служения».  Примерно в этот же период мать пишет: "Павел живет в Кензине при главном отряде врачей, у которых больница в Кензине,  а он живет в училище".  В письме моей бабушки по матери сказано: «Павел Михайлович все время до 22-го жил в Кензине - там временная глазная больница. Теперь эту больницу перевели в Мостье в училище». Судя по другому тексту из писем, касающихся семейных дел, они могут относиться к 1899 г. Сами письма не датированы. У меня сохранилось смутное впечатление, что какая-то площадь в нашем доме в Мостье была тоже занята чем-то больничным.
В 1898 г. Ряжское земское собрание решило организовать постоянное специальное глазное отделение и командировало отца на учебный год в Москву,  в клинику профессора Крюкова.
Деятельность отца как окулиста, началось 15 июля 1899 г. в глазной лечебнице на 7 коек, открытой Ряжским земством.
 Таким образом, на отца, помимо обязанностей общего амбулаторного врача, было возложено амбулаторное и больничное лечение глазных больных всего уезда. При такой нагрузке отцу пришлось вместо трех прием¬ных дней в неделю ввести четыре. Количество больных возрастало, при¬ходилось принимать до вечера иногда и часть ночи.
В 1899 году мои родители разошлись, и отец переехал в Ухолово. К тому времени нас детей, было 7 человек, по старшинству:
1.Алексей 1884 г. рождения, впоследствии студент-медик Моск.университета, участ-ник восстания 1905 г., политкаторжанин,  умер в Бутырской тюрьме в октябре 1916 году.   
2.Екатерина, фельдшерица,  была репрессирована и расстреляна в 1941 году.
3.Наталья -учитель
4. Михаил - врач, последнее место работы село Попадьино Ряз. обл.
5. Елена - зубной врач
6.Сергей - студент Петровской (ныне Тимирязевской) сельскохозяйственной академии,  умер от испанки в 1919 г.
7.Татьяна,  врач,  заслуженный деятель науки, лауреат Гос. премии 1967 г., с 1924 по 1969 гг зав.патологоанатомическим отделе¬нием ЦИТО Центрального Института травматологии и ортопедии.

Отец переехал в Ухолово с четырьмя младшими детьми.  При них была их няня, уроженка села Мостья Пелагея Ивановна Кабанова. Она жила в доме моих родителей с 8-ми летнего возраста,  будучи из очень бедной семьи. Она очень любила нас и мы ее, и мы очень чтим ее память. Она умерла от испанки за день до смерти моего брата Сергея, похоронены они в одной могиле в Рязани на Лазаревском кладбище.
Мы все очень любили отца.  Когда мы, дети, сидели за завтраком, и он входил к нам, мы все четверо вскакивали со своих мест и бросались подать ему стул - кто первый. Я поливала цветник. Колодец был очень глубокий, с примитивным устройством: не было ни насоса, ни "журавля", ни ворота. Было лишь ведро с веревкой, которое от руки надо было спускать в колодец, а затем, вручную же вытаскивать его. В моем возрасте это было очень трудно, но мне очень хотелось помогать отцу, в чем только я могла. Мне было семь лет, когда отец заподозрил у нас трахому: у Наташи, Елены и у меня, и счел нужным сделать нам операцию. Операция состояла  в выдавливании пинцетом трахоматозных узелков на слизистой оболочке  век и была крайне болезненной. Первой сделали Наташе, потом Елене. Чтобы я не слышала их криков, меня выслали во двор. Когда настала моя очередь, у него тряслись руки - я была его любимицей, и он сказал мне: «Проси, что хочешь, только не кричи». Я подумала и кратко сказала: "Шестьдесят копеек". "Хорошо". 60 копеек мне казалось большим богатством,  спросила бы больше, да боялась, что и такой большой суммы он не даст. Заработать хотелось. И заработала - не пискнула,  несмотря на сильную боль. На радостях отец отвалил мне рубль. После операции мы,  все трое, лежали с холодными примочками в одной комнате. Сестры предложили по случаю заработанного мною рубля купить на всех фунт орехов. Я согласилась. Но в то время я была скуповата, мне потом жалко стало тратиться на орехи, и я не то совсем не купила, не то купила только пол- фунта. Все мы очень уважали и любили отца. Я не помню, чтобы он поучал нас. Но вся его жизнь,  вся его деятельность протекала на наших глазах, и он всегда был для нас живым примером, образцом самоотверженной работы и служебной и общественной. Так, во время голода, поразившего в начале 90-х годов и Рязанскую губернию, он вместе с нашей бабушкой по матери,  Анной Петровной Вердеревской, организовал помощь голодающим, собирая средства и открывая питательные пункты,  а также оказывал другие виды помощи. Собирал он средства и для помощи пого¬рельцам разных деревень. Зная об этом, приносили и мы ему свою лепту - подаренные нам на дни рождения деньги,  без всякого намека с его стороны. Повторяю,  он не поучал нас, но с малых лет,  как я себя помню,  у нас,  детей,  было исключительно щепетильное отношение к данному в чем-нибудь слову.  Нарушить слово было несмываемым по¬зором. Исключение составлял брат Сергей (и то редко), за что мы избивали его или объявляли ему бойкот. Я в бойкоте не участвовала, мне не нравилась эта мера воздействия. Я говорю о нашем отношении к честному слову потому,  что это характеризует ту атмосферу порядоч¬ности, которую создавал вокруг себя отец.
      В Ухолове лечебница и общая    амбулатория помещались в двух   наемных зданиях. В одном,  наверху была общая амбулатория и в другой - половина 4 койки для глазных больных,  внизу - квартира фельдшера. В другом доме - вверху квартира врача,  внизу общая кухня и уже за кухней - комната для 3-4 больных (глазных) и для операций.
Первый дом как-то был захвачен пожаром, которые в Ухолове были довольно часты. При этом пострадали люди (но не больные): был сильнейший ветер, огонь шел по земле оплошным валом, не давая подойти к дому (я видела это).
8 августа 1905 г. на пустыре за железнодорожной  линией Ухолова была выстроена новая больница. Средства на постройку дал местный крестьянин Семен Петрович Телелюев,  с привлечением сочувствия некоторых местных лиц и своего крестьянского общества. Выстроившие три здания,  строители принесли их в дар Ряжскому земству с усадьбой размерами 135 десятин. 8 августа 1905 г. больница была открыта. Одно здание было отведено под стационар,  другое - под амбулаторию, третье - под квартиры для персонала. Была также "часовня" для трупов, сарай, погреб.
Территория больницы была обнесена оградой из штакетника. Внутри ограды, на всем ее протяжении были посажены отцом деревья:- 1605 штук. Из них- 1000 маленьких сосен и 105 превосходных елей, осталь¬ные: береза,  вяз,  клен, ясень. Кроме того половина всех ботовых сторон и вся фасадная были обсажены акатником. Посажены были еще:: несколько ягодных кустов и клубники, присланных для больных частными лицами. Отец обращался в Управу с предложением  эксплуатировать часть усадебной земли в пользу больницы. Председатель управы отказал из опасения убытков. Отец на свой риск и независимо от Управы развел больничный огород, причем счел своим правом, разведение на огороде картофель и капусту, доход с огорода обратить в пользу больных. Расчеты его оправдались, и это его мероприятие значительно улучшило рацион больных. Когда в 1918 г. я была в Ухолове,  за разросшимися деревьями не было видно здания больницы. Перед фасадом и по боковым сторонам основного здания больницы отец разбил цветник. Ухаживали за ним он сам и я.
Заняв больницу,  отец сразу стал заботиться о том, чтобы в больнице не было гнетущей больничной обстановки. Я хорошо помню, что в коридоре на стенах висели картины, на окнах стояли цветы, стоял маленький диван с решетчатой  спинкой,  несколько  стульев, столик с шашками, музыкальный ящик "Глория".  Был барометр, детский микроскоп. Пол в коридоре был застелен ковровым линолеумом, в палатах была поставлена мебель не больничная, употребляемая в обычных квартирах,  в каждом палате 1-2 картины,  1-2 тумбы с цветами, все это было сделано на частные средства,  а не на земские. Все купленное для больницы было занесено в больничный инвентарь. Среди окрестных помещиков отец собрал маленькую библиотечку. К 1908 г. в ней было 700 книг. Были также детские игрушки,  лото. "Раз врач имеет желание и может отдать больнице возможно более времени, то при сочувствии других лиц он может значительно улучшить жизнь больничной семьи... Судьба отрывает человека от дома, от семьи,  всего ему близкого, род¬ного, приводит в больницу, где все ему чуждо...Нет ничего, что отвлекло бы его от гнетущих мыслей..."  "...Не думаю, что кто-нибудь стал бы отрицать влияние психики,  состояния нервной системы на течение многих болезней...На некоторых больных воздействие томительной боль¬ничной обстановки  будет таково, что не только лечение не даст никакого результата,  но болезнь значительно ухудшится Это выдержки из записок отца во времена далекие от проникновения идей И.П.Павлова. Из этих выдержек видно, что  лежало в основе стараний отца окрасить пребывание пациентов в больнице.
Условия работы у отца в Ухолово были очень трудные. Далеко не во всех больницах был хорошо обученный фельдшерский персонал, то были, как правило, люди мало подготовленные и, в частности, в медицине. Запомнились некоторые эпизоды, связанные с ними. В те времена большие церковные праздники в деревне, особенно, так называемые, престольные, ознаменовывались разгульным пьянством населения, как правило,  кончавшиеся поножовщиной. К пострадавшим выезжал врач или фельдшер. Как-то отец не смог оставить оперированных больных и направил к раненному ножом крестьянину фельдшера с указанием, прислать ему с ямщиком сведения о состоянии раненного. Он получил от фельдшера записку: «Труп лежит в избе неподвижен с дыханием покойного сна». 
      Отец посвящал больнице очень много времени, нередко оставаясь в ней до поздней ночи,  а нередко ходил туда и ночью. Он почти никог¬да не мог положиться на своих помощников - фельдшеров. Их обычно было 1  или 2. Как правило, это были так называемые ротные фельдшера, из солдат, получивших фельдшерскую подготовку в армии, весьма несовершенную,это во-первых. Во-вторых, многие из них страдали пристрастием к водке, и часто они являлись на службу в нетрезвом виде или с похмелья. Я помню трех хороших фельдшеров: Фрола Григорьевича (ротный), Антона Ивановича  (школьный),  Ивана Александровича (школьный). Была еще опытная, добропорядочная акушерка Анна Семеновна. Вот и весь специальный медицинский персонал.
      Помимо непосредственных врачебных обязанностей отец собирал для статистики земской сведения об осадках. У нас на дворе стоял дождемер, показания которого отец аккуратно отмечал. Не помню, на какой радиус простиралась врачебная деятельность отца,  но ему часто приходилось выезжать в окрестные деревни, как для оказания лечебной помощи,  так и для проведения профилактических мероприятий,  напри¬мер, оспопрививания. Иногда он брал нас с собой в эти поездки.
      Как врач, особенно как окулист, отец был очень популярен в округе, не только среди местного населения,  но к нему приезжали больные и из соседних губерний. В некоторых случаях состоятельные больные становились его постоянными пациентами, побывав до него у столичных знаменитостей.

        В последние годы пребывания в Ухолове у отца возникли трения с Ряжской Земской Управой. Были и другие неприятности - неоднократные обыски, чему способствовал арест моего брата Алексея за участие в восстании 1905 г.
        В 1913  г. отец оставил службу в Ухолове и переехал в Рязань. В губернской больнице места окулиста не было, и он стал работать в частной лечебнице доктора Правдолюбова. Спустя короткое время он заболел гриппом, потерял слух и  мог разговаривать только через трубку.  Это лишило его возможности работать в учрежде-нии, и он был вынужден перейти на частную практику.
        К 1917 г. с ним жили в Рязани брат мой Сергей,я, и наша няня. В марте 1918 г. няня,а через день после неё брат Сергей умерли от испанки, свирепствовавшей в то время. Мне надо было ехать кончать университет. Поэтому летом 1918 г. отец уехал к моему старшему брату Михаилу,  который, будучи студентом - медиком,  работал в больнице в селе Спасский затон под Казанью. Там отец скончался осенью 1919 г. в возрасте 63 лет при явлениях сердечной декомпенсации; войдя к нему утром,  брат застал его мертвым. Похоронен он гам же.
В те годы студенты не получали стипендии и жили, кто чем мог. Мы работали в качестве сестер милосердия, а кому не удалось найти такого места - зарабатывали ночной разгрузкой вагонов или чем-то другим. Не всегда удавалось найти вечернюю работу - тогда приходилось пропускать лекции, которые были не обязательны, и отрабатывать практические занятия во внеслужебное время. До сих пор жалею, что пришлось пропустить много лекций, тем более, что состав профессоров в то время был блестящий:  хирургия - А.Н.Мартынов, терапия - Д.Д.Плетнев, неврология - Г.И. Россолимо, психиатрия - П.Б. Ганушкин.
С 4-го курса я, как правило, не пропускала лекций по психиатрии. Их читал Петр Борисович Ганнушкин, лучший лектор на Девичьем поле в те годы. Основное содержание его лекций составляла так называемая малая психиатрия, по-видимому,  наиболее интересовавшая его. На лекциях он все¬гда демонстрировал больных,  показывая их применительно к их жизненной обстановке, их реакции на различные житейские ситуации. Он раскрывал перед нами не просто больного в его клинических проявлениях,  а показывал многообразие особенностей людей, с которыми мы повседневно стал¬киваемся, которые составляют наше постоянное окружение. Перед нами раскрывалась жизнь, раскрывалась ее сложность - это заставляло иначе смотреть на людей, иначе подходить к ним, оценивать их поступки. Ни на каких других лекциях аудитория не была так переполнена,  как на лекциях Петра Борисовича Ганнушкина. Амбулаторные приемы Петра Борисовича были также необыкновенно интересны и поучительны. Тут особенно сказывались черты Петра Борисовича, как психиатра и человека: серьезная внимательность к каждому больному, доброжелательное отношение, без признаков какой - либо натянутости, наигранности, неискренности, забота о больном.
А.В. Мартынов, образованнейший хирург того времени. Его лекции всегда были содержательны, с исчерпывающим анализом заболевания, про¬водившемся на демонстрируемом больном. Чувствовалось его сердечное отношение к больным, требовательность к персоналу в отношении обслуживания больных.
Разразилась первая мировая война. Она застала нашу семью в Рязани. Первое время она если здесь не нарушала непосредственно обычного быта, то все же затем вторглась в нашу жизнь, подчинив себе основные ее интересы: открылись госпитали, быстро заполнявшиеся ранеными; нахлынули беженцы из западных губерний. Возникли новые организации, так называемые Земские и Городские Союзы, которые стали заниматься   вопросами эвакуации раненных, открытием госпиталей, пунктов питания беженцев. К проблеме беженцев царское правительство было совершенно не готово. Новые общественные организации организовали помощь беженцам в должной мере.
 В 1915 году я работала в Рязанском госпитале Союза Городов (Салтыковский госпиталь, содержащийся и  построенный на средства купца Салтыкова и помещавшийся на окраине Рязани в так называемой Рюминой роще), а затем,  в октябре-ноябре 1915 года - на пункте для беженцев при станции Рязань. Здесь передо мной развернулась картина бедственного положения бежен¬цев. Уже настали холода, а их везли на открытых платформах целыми семьями, с малыми детьми. Мы оказывали очень примитивную медицинскую помощь, снимали с поездов больных и отправляли их в больницы. Часть беженцев, которые по каким либо причинам не могли двигаться дальше, оставалась в Рязани. Тех, у кого не было пристанища, размещали в случайных помещениях, без каких либо удобств,  прямо на полу.
На зиму я вновь поехала в Москву продолжать занятия на 4-м курсе. Но последние курсы проходили ускоренно, выпускали так называемых  зауряд-врачей (мы называли их навряд-врачами), мне страшно было кончать университет так неполноценно, и я  вновь уехала служить в село Солотча, Рязанского уезда, в 20-и верстах от Рязани. Пришлось работать самостоятельно, без врача. После приема больных в амбулатории и обхода стационарных больных, начинались мои муки. Я сидела у себя, в комнате при больнице, читала учебники и все поглядывала в окно, не едут ли ко мне из какого- нибудь пункта моего врачебного участка. Такие выезды всегда тяготили меня, так как я чувствовала свою врачебную несостоятельность. Работая в сельских больницах, в свободное время я занималась клинической лабораторией: по книгам проводила несложные анализы мочи, крови и т.д. Овладение лабораторными навыками позволило мне по возвращении в Рязань занять место лаборанта в лаборатории Рязанской больничной кассы.
В этот период по СССР были эпидемии тифов - возвратного, сыпного, брюшного. Приходилось выезжать на дом к больным, брать кровь на исследование на возвратный тиф. В 1918-1919  свирепствовала "испанка" - тяжелая форма гриппа, поражавшая  особенно молодой возраст и сопровож¬давшаяся высокой летальностью среди них. Унесла она почти в один день и двух членов моей семьи (брата Сергея и няню). Это повело к окончательному распаду нашей большой семьи.
Я осталась в Рязани одна. Работая исполняющей обязанности врача  в одном из детских домов, в 1919 году заразилась сыпным тифом, а по выздоровлении  вновь работала в Рязани, частью в хирургическом отделении земской больницы волонтером, частью в других учреждениях.
В 1920 году опять уехала в Москву кончать университет. Но дали знать последствия сыпного тифа, и более полутора лет пришлось провести в санатории. В это время начал определяться мой интерес к патологической анатомии. Я поступила лаборантом в патологоанатомическое отделение больницы имени Медсантруд к И.А.Давыдовскому. В 1923 году, в весеннюю сессию, сдала государственные экзамены. В лаборатории Рогожско- Симоновского района была переведена на должность врача-лаборанта. А 9 июля 1924 года перешла в лечебно-протезный институт Мосгорздравотдела на должность пат.анатома. В этом институте тогда не было еще ни патологоанатомического отделения, ни клинической лаборатории и обязанность организовывать и то и другое легла на меня.  Обстановка работы была самая примитивная. Отдельного помещения не было. Мне было предоставлено место на конце стола в комнате, занятой районной малярийной станцией. Персонал состоял из двух человек – врача, в моем лице и санитарки Даши. Секционной при институте не было. Вскрытия производились в институте пат. Анатомии 1-го Московского Государственного университета. Чувствуя необходимость серьезной специализации, я одновременно стала работать в институте пат. Анатомии 1-го Московского Государственного  Университета (ныне кафедра пат. Анатомии 1-го Московского медицинского института), возглавляемого А.И. Абрикосовым. Прозектором института был И.В. Давыдовский.
Работала по 3-4 месяца, уезжала в Москву с намерением продолжать учение. Но условия жизни были тогда трудными. Стипендии не было, заработанных денег хватало ненадолго, 1918 и 1919 годы были холодные и голодные. В 1918 году я продержалась в Москве до глубоких холодов.  Отопления не было. Ложась спать, приходилось не раздеваться, а одеваться потеплее. Все же, помимо обязательных дневных занятий, я вечером, к 8-ми часам, ходила в хирургическую клинику А.В.Мартынова, на вечерние обходы врачей. Они были очень интересны, давали очень много и вполне  вознаграждали за трудную дорогу (хотя и недалекую, от тогдашних  Пречистенских Ворот, ныне площадь Кропоткина), в темноте пешком, по тропинкам, прорытым  среди сугробов. Зима была снежная, но снег не убирался,  тротуары не были очищены и представляли собой узкие проходы  среди метровых или  полутораметровых  снежных стен.
Все же, когда в  моей квартире замерзли чернила и небольшой запас еды стал иссякать, я вновь уехала в Рязань служить.

Из рассказов о маминых предках.
                1974 год  Т.П. Виноградова
...................