фото дома моего детства, вызвало настальгию. 4

часть 4. (Не поддался соблазну.)

Ехать было легко,  чуть под горку.   Мое лицо почти  касалось голой    Томкиной шеи, запах поля, трав,  смешивался с запахом чистых волос девушки, а   при каждом  повороте педалей   мое бедро    соприкасалось   с  ее   тугим  бедром.
Близость  чистой, тринадцатилетней  девушки  и   эти прикосновения,  начали  опьяняюще действовать на меня.

Томка  обеими  руками  держалась за руль и прижималась спиной к моей груди.  Я  снял свою руку с руля и погладил Томкину, еще не сформировавшуюся   грудь, она не   противилась, а только плотнее  прижалась  спиной ко мне,  и   я  услышал, как  стучат наши  сердца.

Порог   тракторной  бытовки   мы    переступили  раскаленные до предела.   Томкина    шея и лицо пылали красными пятнами.   Она  порывисто дышала  и смотрела мимо  меня. 

И я,  наверное, был  не в лучшем   состоянии. Все во мне было напяжено и дрожжало. Чтобы скрыть  возбужение я отвенулся  и сел на край топчана.

Томка подошла ко мне почти вплотную.  Ее рубашка слегка сбилась  на сторону, а одна из штанин трусиков  некрасиво завернулась.    Я хотел   их поправить,   а   они неожиданно соскользнули  по ее ногам  на пол!

По глазам моим ударила   ослепительная    белизна обнаженного  девичьего   тела, особенно     выше  коленок на границе ее загорелых ног!  Я вскочил на ноги и, смутясь, не знал что делать!

Томка среагировала тоже несразу, но смело  подняв на меня глаза, она  резко шагнула ко мне,  обняла  и  плотно  прижавшись ко мне трепещущеи телом, и я услышал ее тихий, почти шепотом,  запинающийся голос:  «Женя, я  тебя уже давно люблю!»

Я  впервые так близко к себе  ощущал горячее, трепетное тело девушки, ее дыхание и не знал, что  предпринять! Она была в моих объятиях, обнаженная, такая доступная! Я чувствовал, что, вот-вот,  не выдержу  и взорвусь!

И все же,  в голове, сквозь рой помех, побилась, трезвая,  мысль-НЕТ! НЕТ! НЕТ! Сейчас этого НЕЛЬЗЯ!

Но как же мне теперь ее, влюбленную дурочку, не обидеть?! Я осторожно посадил ее на топчан,   поднял с пола  ее   трусики и накрыл   ее колени.

Краем глаза заметил, что  в Томкиных  трусах  не было   резинки   и держались они,  подвернутые  под шнучком, так и   оставшимся   на   ее талии.
 
Я отвернулся  и   тихо  с укором   спросил: - «Томка, ты, решила  меня  в  тюрьму посадить!?

Ее ответ озадачил меня. Ревнивым  голосом    она  произнесла:  «Что тут такого?  Я видела,   а зачем  же,  ты,   Мильку   свою,   сюда  водил?» .

Пришлось сесть рядом и объяснить, что  с Милей  у меня  кроме поцелуев ни чего   
не было,  что  мы   с   ней     тоже  еще несовершеннолетние.

И пришлось  ей  объяснять, -   если кто узнает об этом,   то  меня   обязательно   посадят.  Будут судить, как  растлителя несовершеннолетних,   или   еще хуже,   как насильника.

Томка и я  молчали,  успокоились,  сидели рядом на широком  топчане, засланным старыми    телогрейками  хлеборобов.

В наступвшей  тишине на  пыльном  окне,   противно    жужжала  и билась  в стекло   большая  муха.  В углу   рядом с висевшей на одной петле, раскрытой настежь дверью, стояла  большая  банка с солидолом, собственно,  за  ним  мы сюда и приехали.

Я не видел, как Томка одела трусики, но неожиданно она прыснула злорадным  смехом, и показала  пальцем   на   мокрое  пятно,  предательски   расплывшееся   на моих атласных  трусах. 

Она    быстро  выскочила   за  дверь,    продолжая смеяться,  убежала в сторону дома.    Хоть  смехом, да отомстила  мне за  мою юношескую несостоятельность.

Я  же  не скоро успокоился,  но  намазав  нужные места  велика  солидолом,  поехал домой.  Настроения  прокатиться  по знакомым окрестностям уже не было  и  день,   как - то   сразу   померк.
 
В голове стучало, расскажет  ли   Томка  о случившемся   матери,  -  тогда все пропало  и будет очень стыдно, а может  и  умолчит, но  шантажировать  точно станет?
 
От нее, влюбленной дурочки и, оскорбленной  моим отказом сделать ее, не думая о последствиях, - женьщиной, всего можно ожидать!

Вечером  она мне попалась на глаза,  но отвернулась  и  прошла мимо.   На другой  день  утром  я уехал на всю  неделю в техникум.
   
В  следующее воскресенье  Томка смело  сама  подошла ко мне и, хитровато глядя  в глаза,    предложила: - «Женя, пусть это  будет нашей с тобой тайной».   
УФ! На душе  стало легче, -  это меня  впрлне устраивало.

А потом, хитро  присщурясь, Томка  добавила:  «Ты уезжаешь на целую неделю  в техникум, а можно мне в эти дни  на велике   кататься!?».

Ну как тут откажешь?  И мой  велосипед  навсегда   перекочевал с  моего   2-го   этажа,   на  ее,  1-й.

Продолжение будет.