Мамины воспоминания

Наша семья состояла из восьми человек - родители, сестры (Галя, Надя, Лида) и братья (Борис и Вадим). Отец, Иван Васильевич Кубышкин, работал на водном транспорте, затем был инструктором райкома КПСС, а в войну - комиссаром военизированной охраны на шлюзах в местечке Топорня. Моя мама, Кубышкина (в девичестве Митина) Александра Дмитриевна, всегда была домохозяйкой.

Жили мы в маленьком доме на краю Топорни. Жили бедно. Из воспоминаний раннего детства - у нас есть корова, теленок, поросята. Поросята нахальные, непослушные. Мы, маленькие, их боимся. Мама уходит на сенокос и велит нам накормить поросят. Мы идем их кормить, а поросята все вокруг перевернут, вырвутся из своего хлева, и мы, девчонки, с ревом домой, а двери - настежь. Поросята за нами в дом и ну безобразничать. И мы сидим на печке, смотрим сверху и плачем, ждем неминуемой расплаты от мамы.

Всю работу по дому, по хозяйству вела наша мама. Совсем не помню, чтобы папа что либо делал по дому. Когда папа работал в Кириллове в районном комитете КПСС, дома он бывал редко. Маме из Кириллова лишь давал команды. Позвонит и скажет - Топи баню, иду домой. После бани обязательно выпьет и заставляет нас, детей, петь. Несмотря на свой возраст, мы, маленькие, знали все революционные песни. Пить в одиночку папа не любил, поэтому рядом должна была сидеть мама. Мама никогда не пила, но приходилось сидеть рядом с отцом, за компанию. У папы были свои понятия о порядке, который все должны были соблюдать. Так, например, на столе всегда должна присутствовать солонка с солью. Раз отец приехал домой подвыпивший, стал ужинать и вдруг не увидел на столе соль. Крик возмущения, мама бежит на кухню, ... и в испуге вместо соли сыплет в солонку манку. Спустя некоторое время она понимает ошибку и, с трудом сдерживая смех, видит, как муж безуспешно солит и солит щи, но мама молчит, не смея сказать отцу правду.

Хорошо помню, что мама и папа в молодости были очень красивой парой. С девчонками соседками мы нередко спорили, у кого мама самая красивая и конечно самой красивой была своя мама, а у нас - наша. Наша мама хотя и была неграмотной женщиной, но была мудрым человеком и всегда учила нас детей жить честно и не брать чужого. Помню, как один раз я у соседей незаметно взяла петушка, вырезанного из репы, так он был красив. Заметив игрушку и расспросив меня, она заставила меня отнести петушка обратно и извиниться. Мне было очень стыдно.

Мама хотела, чтобы мы выглядели прилично и современно и нам, девчонкам, не разрешала ходить в платках, а покупала нам шапочки. Из-за бедности одевались мы конечно плохо. Особенно тяжело было зимой. Так с сестрой Надей у нас были одни валенки на двоих и в школу, за три километра от дома, в теплой обуви мы ходили попеременно, неудачник мерз в ботинках. Дров у нас никогда не было, их приходилось вылавливать из реки. Да и с едой было тяжело. Все годы жили на пайке, часто в конце месяца оказывались без хлеба. Осенью мама сама клала печь в "зале", чтобы зимой можно было топить, а весной печку убирала. Она сама чинила нам валенки, одежду, шила. А когда мама уйдет по делам в райцентр Кириллов по делам, а это при часа пешком, только в одну сторону, мы, малышня, сидим вокруг печки, смотрим в темные зимние окна и нам так страшно-страшно за маму, за нас, а мы еще пугаем себя страшными историями. Мама приходит, столько радости и восторга! Мама была для нас все, и сейчас, взрослая, я понимаю какой большой незаметный подвиг совершила она, подняв нас всех на ноги. Отец в нашей жизни был, как некая декорация, он даже путал наши имена и не знал, кто из детей в каком классе учится. Когда мы немного подросли, то начали помогать маме - мыть полы, посуду, гладить белье.

У нас была земля, но далеко от дома. Папа, возвратившись из немецкого плена в 1919 году, насмотревшись заграничных порядков, решил завести у себя хозяйство по немецкому образцу. Построил каретник, хлев и баню, заготовил лес и на дом. Но потом его желание стать настоящим хозяином пропало и строения стояли вплоть до Отечественной войны. В войну их хлева построили дом, из бани - хлев, а из каретника - сеновал. На выделенной земле сажали картошку и капусту. Картошки на всю зиму не хватало, т.к. основной едой круглый год была картошка, капуста, да молоко от своей коровы. Бывало зимой меня с Надей мама посылала в деревни купить картошки. Мы стеснялись, смущались, но каждый раз на саночках привозили домой полмешка. Чтобы не потерять деньги, выделенные под картошку, мы их клали в чулок. Один раз деньги попали под пятку и здорово истерлись. Мы с Надей перепугались, что такие деньги никто не возьмет, но все обошлось.

Наша старшая сестра Лида окончила Кирилловскую торгово-финансовую школу и ее направили заведующей в большой магазин в поселке "Волгобалтстрой". Принимала магазин комиссия, а Лида в это время торговала хлебом. Заведующий магазином оказался весьма опытным прожженным торгашем. Он настроил весы в свою пользу и весь товар пропустил через них. В результате через девять месяцев ревизия обнаружила у Лиды растрату в 1147 рублей (довоенные). Лиду осудили на два года, но по помилованию освободили через тринадцать месяцев. Для всей нашей семьи эта история была громадной трагедией. Мама хотела продать корову, чтобы выручить дочь, но папа не разрешил. Нам было так обидно, что этот чистенький сытенький торгаш в своем уютном магазине с конфетами, белым хлебом, мягкими одеялами остается, а Лида идет в тюрьму. Белый хлеб, которым наверное объедался этот заведующий каждый день, был для нас самым большим лакомством.

Но время шло, мы росли, и когда нам с Надей было уже по 14-15 лет, а братьям по 10-12, мы взяли подряд на перегрузку леса с маленькой баржи на большую. Также вытаскивали мы лес специальными петлями из воды. Папина, городская зарплата была невелика и вся наша большая семья не могла на нее существовать.
Пришло время мне куда-то определяться. Я поступила в Кирилловский политпросветтехникум. Проучилась там год, техникум почему-то был ликвидирован.

Нас послали в Новгород в совпартшколу. Нас, девчонок-подростков в школу не приняли. Вернулась домой в растерянности, что делать дальше? Мама отправилась со мной в Кириллов и повела по учреждениям устраивать на работу. Райком ВЛКСМ направил меня пионервожатой в отдаленную школу. А у меня ни опыта, ни знаний. Ученики - мои ровесники. Я всего стеснялась. Директор школы оказался человеком жестким и доводил меня своими подковырочками. До весны я как-то продержалась и уволилась. Снова надо искать работу.

И тут я услышала объявление о наборе в гармонную профтехшколу. Пошла. Училась делать гармонии, полубаяны и баяны в голосовом цехе. Точила в ручную голоса, насаживала их на планку. Работа не нравилась, но получалась. После школы три месяца проработала на гармонной фабрике в селе Благовещение Кирилловского района Вологодской области, но потом заболела малярией и уволилась. И снова я дома, без работы.

Осенью 1939 года я уехала в город Вологду к сестре Наде, работающей в то время в больнице водников медсестрой. У нее была комната, отделенная от кухни временной перегородкой, без печки. Снова хождение по организациям. На работу взял муж двоюродной сестры Медведев Николай Евгеньевич. В 1941 году я окончила курсы радистов при тресте "Вологдалес" и меня направили работать в Сямженский леспромхоз радистом. В июне началась война, радиостанцию закрыли, меня перевели на работу экономистом оперучета. Я учитывала всю работу ЛПХ.

Под моим наблюдением было семь лесопунктов и я от них получала по телефону сведения - сколько заготовлено, подвезено и вывезено леса, какими силами. Все это я сводила в один отчет и передавала в Вологду. Отчеты были пятидневные, десятидневные, месячные, квартальные и годовые. Чего только не приходилось учитывать. Так древесина делилась на строительную, музыкальную, для шахт и пр. пр. (к сожалению, на этом месте воспоминания обрываются)