Солист Его Величества. Часть I. Глава 3

- Ну так что ты хочешь сказать, - не унималась Рита, - что ты нашёл в кармане куртки кусок сценария? Как он туда попал? Может, это чья-то глупая шутка?
  Женя задумался, потер подбородок:
- Даже если это и шутка, глупой её не назовёшь. Если бы только знать, откуда он здесь взялся.
- Но это ведь твоя куртка, ты её не перепутал, в чужой не ушёл?
- Моя, совершенно точно. И тряпочка для канифоли во внутреннем кармане.
- Тогда я не понимаю.
- Если только это не Ким… но вряд ли. Подожди-ка. Ника сегодня в этой куртке ездила?
- Постой, кажется, да. Я давала ей твою куртку, а её плащик был в стирке. Как же так…
  Женя нахмурился и заключил:
- Значит, сделать это мог только один человек – её новый знакомый, этот вот Антон. Зачем?
- Сколько р-раз я говорила, - Рита выразительно хлопнула себя по коленкам, - не приставать к незнакомым людям с дурацкими вопросами, не разговаривать с кем-то в троллейбусе и не рекомендовать любому ребёнку со скрипкой поступать в её институт!!
- В любом случае, я уже всё выяснил. Этот парень действительно скрипач, он играет у Кима, и в субботу мы встретимся на репетиции.
- Да я не об этом беспокоюсь, я не хочу, чтобы подумали, что наша девочка работает в какой-нибудь газетёнке. Ты помнишь, что она опять сказала? Газета «Музыкальная Москва»!! А если вдруг попадется настоящий сотрудник этой газеты? Стыда не оберёшься! Нечего сказать, развлечения у студента-теоретика!
   Женя терпеливо выслушал поток слов и осторожно вставил свою реплику:
- Но ведь Ника и вправду проходила практику в «Музыкальной Москве» после зимней сессии.
- А я тебе что говорю?!
- А что ты мне говоришь?
   И всё началось заново. 
Несколько минут спустя, когда другие семейные хлопоты дали о себе знать и Рита отвлеклась от бурной дискуссии, Женя вновь поглядел на сделанную дочкой фотографию скрипача – теперь уже в хорошем качестве, на экране монитора.
- Где-то я тебя уже видел, - вслух сказал он.
  Он открыл поисковую систему и набрал: «Венявский». Среди портретов, гравюр и фотографий композитора ни одна не напоминала ему Антона. И всё же между ними было что-то общее. Если снять очки и подбрить бороду, может, картина начнет складываться. Только вот глаза зелёные… ну да ладно, сейчас это решается просто: поставить карие линзы с диоптриями, и готово… Странно, кому бы это могло понадобиться – снимать фильм про Венявского? Тут и материала достаточно не набёрется для полноценной картины. А ведь текст написан неплохо, очень неплохо. Но почему нужно было засовывать листик Веронике в карман? Заинтриговать девушку? Не похоже. У этого юноши слишком усталый вид, чтобы пытаться кого-то заинтриговать. Скорее всего, он просто взял бумажку по рассеянности: хотел незаметно положить в кармашек маленькую открытку или какую-нибудь другую приятную вещицу, а взялся за сценарий. Или же…
   Женя почувствовал, как его снова прошибло в пот. Как он сразу не догадался? В этом сценарии действительно что-то было не так. Дочка представилась Антону журналисткой. Что, если он положил ей в карман эту штуку, чтобы таким образом попросить о помощи?

 Вероника сидела за пианино, сосредоточенно повторяя одну и ту же диатоническую секвенцию, пытаясь понять, есть ли в ней ошибка и где. Готовит домашнее задание для Павлика, как обычно. Вот стыд-то, пора бы младшему брату уже самому научиться делать сложные задания и не полагаться на сестру. Не мужское это дело – за девушек прятаться. Ответственность нужна, а она, как всегда, куда-то «убежала». Женя подошёл поближе, почти бесшумно по скрипучему паркету, но дочка всё-таки заметила его раньше, чем он дотронулся до её плеча:
-- Привет, пап. Что-то хочешь спросить?
-- Привет, Ника, -- Евгений Сергеевич чмокнул дочь в макушку. – Расскажи-ка мне поподробнее, что это было и зачем я катался к Бархатцевым узнавать про того импозантного парня с фотографии.   
-- Во-первых, -- девушка шутливо улыбнулась и загнула пальчик, -- ты поехал к Фёдору Игнатьевичу по собственному желанию, я тебя об этом вовсе не просила. Значит, тебя самого заинтересовал этот человек или что-то с ним связанное.
-- Ну, допустим, -- хмыкнул Женя.
  В этом дочь была права. Ему совершенно необязательно было встречаться с Кимом лично, можно было позвонить. Зачем он поехал в Выхино через всю Москву? Хотел лишний раз увидеть Любу? Он знал, что может её не застать дома. К тому же Рита неодобрительно относилась к визитам мужа в гости к его бывшей подруге, пусть даже Женя клялся всем на свете, что ему с Любой никогда в жизни не доводилось даже целоваться.
  Тогда ради чего такие сложности? Неужели он не мог поискать другого предлога для общения с любимым мастером и наставником Фёдором Игнатьевичем, кроме уже известной ему фотографии?
 И тут он вспомнил.
 В тот вечер, когда он впервые узнал, что мужем Любы стал не кто иной, как его извечный конкурент и злопыхатель Ким Иволгин, когда Люба рассказала ему о том, что Ким нашёл среди старых вещей Бархатцева рукописные ноты и решил, что их автором является сам Фёдор Игнатьевич… тогда, выходя из их дома, Женя видел во дворе их сына. Из-за запотевших от холода очков он не сразу понял, кто это, а когда они подошли друг к другу достаточно близко, разглядел, что мальчик был копией Кима. Только его глаза, добрые с весёлой грустинкой, напоминали о матери. Костя прошёл рядом, в двух шагах от Жени, не заметив и не поняв, кто перед ним. Внимание Жени привлёк не сам Костя, а его спутник, которого он слегка поддерживал под локоть: высокий упитанный юноша в драповом пальто, бледный до прозрачности, закутанный в шарф и своей улыбчивой отрешённостью на кого-то похожий, на композитора какого-то… «Кто это?» - подумал Женя, - «и почему то, что я сейчас его вижу, так важно?»
 Да-да-да, совершенно верно!
«Где-то я тебя уже видел» -- так вот когда это было, в октябре! И не на фотографии или картине, а наяву! Странное свойство этого юноши заключалось в том, что он был как будто выдернут из другой эпохи, в то же время не являясь чужим для времени нынешнего. Как будто старинная скрипка. Человек-скрипка, человек-картина, как будто музейный экспонат. Что-то очень необычное и в то же время вполне естественное было в этом, и Женя вполне понимал теперь, почему наблюдательная Ника заинтересовалась подобным образом.
-- Скажи, пожалуйста, Никуся, он тебе понравился, этот Антон? Только честно.
 Вероника зарделась и кокетливо заморгала ресничками – быстро-быстро.
-- Вполне возможно. Ты на меня сердишься за легкомыслие?
-- Не то чтобы, -- протянул Женя, -- но всё же фотографировать в упор незнакомого человека весьма рискованно. А вдруг он полез бы драться? Не этот, так другой. Понимаешь, о чём я говорю?
-- Мне кажется, существуют такие люди, встречи с которыми не бывают случайными, -- невпопад ответила Ника. – Вот например: вы с мамой познакомились благодаря тому, что дядя Лёша выронил сумку в автобусе, а мама ему помогла собрать ноты. Это случайность, но оба они оказались знатоками музыки, заговорили друг с другом и впоследствии подружились, а потом вы с мамой встретились, поженились, и родились я и Пашка.
-- Это я всё помню, -- кивнул Женя, -- но при чём здесь твой скрипач?
-- А вдруг это любовь с первого взгляда? – загадочно произнесла Ника.
-- Не могу сказать, никогда не видал. Вот если не любовь, а что-то куда менее серьёзное с первого взгляда… скажем, всякие там мечтанья, тогда может быть. Но настоящая любовь лично у меня в жизни никогда не загоралась мгновенно, как олимпийский факел. Она зарождается постепенно, по мере того, как ты узнаёшь человека, становишься ближе к нему, хочешь принять его в свою жизнь и стать частью его мира. Как маленький масляный фонарик за стеклом, это чувство постепенно разогревается в груди и заполняет собой все мысли, -- Женя вдруг смутился, потёр кончик носа и быстро добавил: -- Такие разговоры надо вести с матерью, но мама наша более практический человек и о высоких материях рассуждать не любит, считая, что это не объяснишь и не научишь этому. В общем, что я хочу тебе сказать: я не физиогномист, однако тоже заметил, что этот твой Антон, судя по всему, очень необычный человек, и мне хотелось бы самому на него посмотреть и пообщаться с ним. Если он окажется приличным юношей, дальше ты сама разберёшься в своих чувствах.
***
  В субботу Женя занял наблюдательную позицию за спинкой кресла в старом здании, арендованном «Ламенто» на время мартовских репетиций. В целом комната напоминала не гостиную, из которой вынесли лишнюю мебель, а скорее пустой гараж: так же неуютно и зябко. Но спорить с Кимом – бесполезное занятие. Поэтому Женя захватил с собой термос, крекеры, куртку и старую Ритину шерстяную шаль и стоял так, изучая проходивших мимо музыкантов.
  На первый взгляд Антон Светлицкий показался ему выше ростом и как-то плотнее, а выражение его лица было одновременно и озабоченным, и шутливым, и в то же время удивительно серьёзным. Создавалось такое впечатление, что Антон занят чем-то более важным, нежели расстановка пультов и папок с нотами. Он кого-то ждал!
«А может, м_н_е подойти к нему?» - подумал Женя и засомневался. Это его рассердило.
  Но тут Ким неожиданно пришёл на помощь. Он поднырнул откуда-то сбоку и сладким голосом начал, обращаясь к Антону:
- Позволь представить тебе друга нашей семьи, Евгения Сергеевича…
- Женя, просто Женя, - торопливо сказал Грицай прежде, чем Ким успел назвать его фамилию. – Знаете, не люблю все эти условности. Кима вы тоже Ким Артуровичем называете?
- Да брось ты, - Ким сразу посерьёзнел. А вот Антон, казалось, внимательно разглядывал Женю. Прямо-таки изучал его. Другой бы человек на месте Жени рассердился и отвернулся, но виолончелист ждал именно такой реакции, и, кроме того, ему самому было интересно. Он протянул Антону руку.
- Очень приятно…
- Взаимно. Скажите, Антон, а вы давно в Москве?
- С прошлого года. Я приезжал прослушиваться в нескольких оркестрах. Не сложилось. Так-то я живу по Казанской дороге. А вот Ким… Артурович… пригласил меня, и теперь я снимаю квартиру неподалеку.
  Чувствовалось, что Антону не очень интересно рассказывать о себе и что он с охотой послушал бы Женю или Кима. Женя это понял.
- Кимыч, можно я украду у тебя нашего коллегу на пару минут? Вы позволите, Антон?
   Ким не возражал. Женя подхватил Антона под локоть и отвел к окну.
- Мм, воздух какой – красота! Да, весна берет свое… Вон уже и листики распускаются, - одновременно с этим Женя положил на подоконник знакомый лист в клеточку.
- Откуда это у вас? – произнес Антон ровным голосом.
- Лежало в кармане, - так же спокойно ответил Женя. Он пристально поглядел молодому человеку в глаза и добавил: – Вероника – моя дочь.
  Антон не удивился. Он вообще никак не отреагировал. Просто моргнул пару раз и стал смотреть на Женю с ещё большим интересом.
- А я знаю, - сказал он.
- Как так – знаете? Меня ведь нет на сайте зарнихинского оркестра.
- Я там и не смотрел, - улыбнулся Антон. Он говорил с частыми неожиданными паузами, словно неумелый вокалист, пытающийся взять дыхание. – Вашу фамилию мне называл Федор Игнатьевич, давно еще, когда у меня были трудности с инструментом. Он сказал, что из всех московских мастеров доверяет только вам. Я вспомнил об этом, уже когда девочка уехала. И сразу понял, что не ошибся.
- Наоборот, ошиблись, ведь вы думали, что Ника работает в газете.
- Сначала подумал, да. Но потом сообразил: ведь никакой рубрики «Музыканты в городе» у них нет. Даже специально купил газету, чтобы посмотреть. Но я не ошибся, нет. Ведь вы решили узнать, что это за текст, откуда он взялся и при чем здесь я. Значит, я всё сделал правильно.
- А действительно, - вкрадчиво произнес Женя, - может, вы расскажете, при чем здесь вы?
  Антон пожал плечами и снова улыбнулся, такая уж у него была привычка.
- Честно говоря, - начал он, - я этого и сам не знаю. Но, по крайней мере, попробую вспомнить, что сумею. Началась эта история в прошлый вторник, когда я сидел в маленьком ресторанчике на Рождественском бульваре и доканчивал очередной кексик с черникой… или с черной смородиной?.. Так вот, сидевшая справа от меня старушка звонко поставила стакан на стол, и, обернувшись, я впервые увидел её лицо…