Невероятность равняется нулю. Книга первая

Но следам предков

"Если человек не чувствует себя частью своего рода, он, скорее всего, будет психологически ощущать себя сиротой во всей своей жизни и будет стремиться восполнить это «психологическое сиротство» каким-то другим способом. Ведь у каждого существа есть огромная потребность в принадлежности, потребность иметь пространство, где он будет — своим".
Виктория Райдос

Первая глава, в которой автор знакомит с Паулем и его мыслями, связанными с родословной

В глухой сибирской тайге в тех местах, где утро начинается с крика птиц и не   встретишь за версту ни одного живого существа, если не считать белок, устраивающих концерты лесным жителям, или где ветер начинает пляску смерти, расшатывая деревья и создавая хаос из падающих столетних стволов, в течение многих лет существуют легенды и поверья о проживавших здесь   некогда людях, сильных духом и крепких телосложением. В такие места лучше добровольно не ступать ногой и другому не советовать это делать. Местные охотники рассказывают жителям окрестных деревень, что там, в трущобах, сохранились диковинные сторожки. В некоторых проживают шаманки. Правда, их никто никогда не видел, но слухи о них передаются из одного поколения в другое. И нельзя уже установить, когда создавались эти предания, на чём они основаны, где в них правда, а где ложь?

Такая легенда передавалась из уст в уста и в семейном клане Пауля Грегера (нем. Gregger), проживающего в Германии. В наружности его не наблюдалось ничего необычного: высокий стройный блондин сорокалетнего возраста с правильными чертами лица. По словам матери, Пауль унаследовал внешность отца, которого не знал, так как к моменту рождения сына его уже не было в живых. В кругу знакомых Пауль выделялся тем, что находился в постоянной задумчивости. О нём говорили, что он не от мира сего. Никто даже предположить не мог, о чём он всегда думал. А друзей, которым он мог бы раскрыть тайну души, у него не было, если не считать коллег по работе и женщин. К ним он с юности был неравнодушен. Они его тоже любили. В нём   была какая-то притягательная сила взгляда, умение показать собеседнику, что он увлечён рассказом, ободряющая улыбка, манера говорить, плавные движения. Его спокойное выражение лица и в то же время какая-то затаённая печаль во взгляде поражали своим несоответствием и наводили на мысль о душевных страданиях. Какая-то загадка скрывалась за его внешним видом, и именно это притягивало к нему людей.

Не знали и не ведали представительницы женского пола, что мысли Пауля всегда были заполнены не случайными встречами и даже не работой, которую он любил. Однажды в юности ему приснился сон, как он, прорываясь через таёжные дебри, вышел к сторожке, над которой струился дым. Какая-то старая женщина манила его костлявой рукой. Жутко ему тогда стало, страшно и муторно. Очнулся в поту, слезах. Страх пронзал душу. До костей пробирающий страх. Он и сейчас не отпускал его в минуты одиночества. С тех пор этот сон, картина в картину, повторялся неоднократно на протяжении многих лет. Юноша не мог спать спокойно. Он взрослел, появлялись новые дела, заботы, но сновидения продолжали мучить. В одну из таких бессонных ночей Пауль поставил перед собой цель – разгадать тайну необычного сна. Он задумал личное расследование, чтобы понять, кто и что за ним стоит?
 
"Разгадка хранится где-то в глубине таёжных сибирских мест, – часто думал он. – Не случайно же бабушка говорила маме, что именно в високосном году можно раскрыть какую-то семейную тайну. Нужно ввериться внутреннему голосу, отдаться ему, пойти за ним. Тем более, что не от кого больше ждать советов. Мама так и не дождалась, когда я решусь на поездку в Россию, к моему горькому сожалению, она помочь уже не сможет. Близких людей по крови осталось по линии отца в роду только двое – я и старшая сестра Эдита, проживающая тоже в Германии. Да, вот ещё тётя Лиля, которую и в светлый день, и в тёмную ночь, после смерти двоих детей, сопровождают кошмары. Она пока ещё держится, но чего ей это стоит? В роду происходят какие-то постоянные трагедии, о которых не принято говорить. Несчастья приходят одно за другим в определённой последовательности. В последние годы они значительно участились. Так двадцать лет назад сбросился с многоэтажки шестнадцатилетний двоюродный брат. Через несколько лет дядя в пятидесятилетнем возрасте лишил себя жизни, а ещё через несколько лет и другого кузена постигла та же участь. А там долго ждать не пришлось – сына умершего дяди бездыханным нашли на лестничной площадке около его квартиры".

"Может, порча это, может, сглаз, кровавая обида или неискупленный грех? – сказала как-то мать в порыве откровенности. – А, может, карма?"
 
"Что такое карма? – думал Пауль бессонными ночами. – Точный ответ на этот вопрос мне так найти и не удалось, но если ничего не делать, то тайна сама собой не раскроется. Сколько мне ещё осталось прожить? Я никак не могу жениться. Были женщины, которые нравились, ни одна из них не подарила ребёнка. Может, и это связано с семейной тайной? Почему этот рок висит над нашим родом?"

Инертность характера мешала Паулю сдвинуться с мёртвой точки. Так    проходили дни, месяцы, годы. Он уже был не юноша, а зрелый сорокалетний мужчина, который не мог спокойно жить, постоянно думал о превратностях судьбы. "Кто-то или что-то движет событиями, переплетает судьбы, толкает людей на действия, которые не присущи им по характеру? Как это узнать? Что нужно для этого сделать?"

Пауль помнил слова матери: "Если что-то задумал, представь идею за задачу и подбери ключик к её решению. А для этого нужно наметить дальние и близкие цели и, ставя конкретные задачи, находить ответы на них. Если не получится одним путём, возвращайся на исходную точку и начинай снова, измени путь, но не меняй цели".

"Моя мать – женщина умная, – часто думал Пауль. – Она вложила в меня свои мысли, надежды и всегда верила, что из меня вырастет человек, который поймёт своё предназначение, справится с задачами, поставленными передо мной жизнью. Почему бы не начать с малого и совершить поездку в Россию, туда, откуда приехали мои родители? Их предки, немцы-меннониты по вероисповеданию, уходили оттуда в те давние времена целыми поселениями, так называемыми колониями. Они шли сначала на юг страны, а потом переправлялись по морю в Канаду, Бразилию, Мексику, Парагвай. По всему миру их развеяло. Что, какая сила заставляла их уходить из тех диких мест? Они ушли оттуда, но, по-видимому, мои прародители что-то не довели до конца. Вот теперь молодые и расплачиваются жизнями за поступки старших, тех, кто вывел родичей из гиблых мест, но не уничтожил заразу, которая, проникнув в сознание людей, уничтожает волю и разум, ведёт к погибели, вырождению рода".

Пауль начал изучение истории своего рода. Само слово меннониты ему ни о чём не говорило. Он думал, что это – народность, а оказалось – вера, религиозное течение, и оно берёт начало с анабаптистского конгресса в 1536-ом году, на котором был принят манифест о неприятии насильственных методов преобразования мира. Выразителем таких воззрений стал тогда голландский католический священник Симонс Менно, с уважением относившийся к реформам Мартина Лютера. В Нидерландах и в Германии меннониты жестоко преследовались и постепенно переселились в прибрежные районы Северного моря, в нынешний немецкий Гамбург, Алтону, Ольденбург, в Западную Пруссию и Польшу. В Западной Пруссии они прожили примерно 200 лет. Здесь у них окончательно сложился диалект "платтдойч / простой нижненемецкий". Случайно Паулю попалась на глаза в интернете книга о возникновении и развитии немецких колоний Хортица и Молочная, переизданная на литературном немецком языке в Канаде. Его заинтересовала история, рассказывающая о пребывании 21 мая 1818 года русского царя Александра I в доме священника Давида Хиберта в деревне Линденау колонии Молочная. Абрам Крекер, житель этой деревни, в 1900 году оставил об этом событии запись в своём календаре (Christlichen Familitnkalender), а позднее писал о нём в своей хронике.
 
"Надо же, – думал Пауль, читая эти строки. – Фамилия Крекер созвучна моей фамилии Грегер. Может, она с течением времени претерпела изменения. Об этом что-то говорил маме отец, но, когда она мне рассказывала, я не обратил внимание на такие тонкости языка. Думаю, что книга не случайно попала мне в руки. Возможно, что Абрам Крекер, из тех моих родственников, которые через Данциг перебрались по зову Екатерины II, российской императрицы немецкого происхождения, в Таврическую губернию, на нынешнюю украинскую территорию, где и основали меннонитскую колонию Молочная. Слава Богу, что в то время были люди, которые оставляли после себя свидетельства о пережитых событиях. Меня удивляет только одно, что фамилия Крекер пишется в этом издании с одним "к" в середине слова. Наша фамилия в русском варианте, как говорил маме отец, пишется с двумя "к", а в немецком – Кr;cker. Книга переиздана немецким издательством ещё в 1951 году. Всё это очень интересно и даёт материал для размышлений".


Глава вторая о том, как психиатр фрау Перец пытается бороться с признаками депрессии и потерей памяти

Проснувшись раньше обычного, но лёжа ещё в постели, фрау Перец ощутила прилив какого-то необычного внутреннего волнения, подступавшего комом к горлу. "Что же произошло вчера? – думала она, теребя прядь чёрных волос, с которой не расставалась в минуты внутреннего беспокойства. – Почему сердце так лихорадочно отсчитывает секунды?"

Доротея Перец включила радио, стоящее на прикроватной тумбочке. Вслушалась в слова диктора: "Несмотря на прогнозы экспертов, миллиардер Дональд Трамп, победивший Хиллари Клинтон на президентских выборах… Большинство британцев на референдуме проголосовали за выход Соединённого королевства из Европейского Союза".

"Что мне за дело до этих миллиардеров и королевств? Тут бы хоть в себе разобраться. Хотелось бы знать, что происходит со мной в последнее время? – раздражённо подумала женщина и в сердцах выключила радио".
 
Внешний мир в последнее время не радовал и не интересовал фрау Перец, как и политические события, которые развивались сами по себе, а она, вращаясь в малом кругу внешних перемен, плыла по жизни, пытаясь отгородиться от кошмаров, происходящих в действительности.

"Какое мне дело до всего того, что там происходит? – продолжала думать она, не переставая теребить чёрную прядь. – Пусть политики мир начнут делить по-новому, какая мне разница? Ну, налоги ещё раз работающим увеличат. К этому уже давно все граждане Германии привыкли и не ропщут, если только в подушку. Куда уж дальше, если каждый год повышаются цены на воду и электричество, если с пенсионеров часть заработанного за жизнь забирают в конце года подоходным налогом, обирают пожилых людей, опираясь на многочисленные законы и параграфы? К чему дальше придёт мир, если будет развиваться такими темпами? Да, и куда уж дальше?"

Доротея давно перестала думать об этом. Но сегодня её мысли крутились, в каком-то невообразимом хаосе, бросая в котёл размышлений события последних дней. Она вновь включила радио, голос диктора теперь сообщал уже о новых террористических актах, происходящих в Европе и в Азии. "Не думаю, что эти события так сильно повлияли на моё внутреннее состояние? – рассуждала Доротея, всё глубже погружаясь в состояние недовольства собой и окружающим миром. – Нет, причину моего волнения нужно искать в ближайшем окружении".

Женщина поёжилась от сознания беспомощности. В комнате было прохладно. Забыла с вечера включить ночное отопление. "С этой экономией электричества скоро буду спать и летом под ватным одеялом, – недовольно подумала она, сидя на кровати, опустив ноги на мягкий коврик. – Почему в последнее время меня такие мелочи раздражают? Всё же хорошо. На меня никто не нападает. Окружающие люди мною довольны. Никто не пытается оскорбить, обидеть?  Где же тогда корень зла, та причина, которая грызёт меня изнутри, мешая спокойно жить?"

Перед глазами проходили сцены вчерашнего дня: разговор с пациенткой, которая пыталась переложить груз забот на её плечи, беседа с руководителем отделения, чьим мнением она дорожит, но своими мелочными придирками он умеет и её выбить из привычной колеи. Да, был ещё обед в закусочной со знакомым психологом из соседнего отделения. Почему-то он сказал именно вчера, что пора менять профессию, так как чувствует себя почти в пограничном состоянии, и это становится опасным. Она не возразила ему, даже согласно кивнула головой. Почему она так покорно вела себя? От усталости или всё же от понимания, что он прав и что психика после двадцати лет работы с больными, имеющими особенности психического развития, действительно может находиться в пограничном состоянии. Никому не хочется эту границу пересекать, но, как специалист в этой области, она прекрасно понимала, что такое происходит само собой, по крайней мере, без вмешательства человека извне.

"Может быть, именно в этом и причина моего сегодняшнего беспокойства? Ведь преследуют же меня по ночам эти дурацкие сны. Нет, нет, я вижу в них не чудовищ, до этого, слава Богу, ещё не дошло. Я часто встречаюсь в снах с отцом, который меня очень любил. Он рано ушёл из жизни. Говорят, злокачественные опухоли являются результатом стресса. Отец его не выдержал и приобрёл болезнь, которая никого не спросила и атаковала его, вошла в него и уничтожила физически в течение нескольких месяцев. Не знаю, как мать смогла это выдержать, прожить долгую жизнь в одиночестве, опираясь на помощь детей, немного позже всё же потеряв сына в юношеском возрасте. Сама она выдержала битву с тёмным миром, дожив до глубокой старости, а он, к сожалению, нет".

"Бог дал ей силы справиться, – подумала Доротея о матери. – Даст ли он их мне? Что же всё-таки произошло сегодня со мной во сне? Помню последнюю сцену: стою у окна, вглядываясь вдаль, но ничего не вижу. Меня окружает жуткая пустота, а за окном – тёмная ночь. Двадцать лет проработала врачом-психиатром. Но в последнее время чувствую, что теряю нить, связывающую меня даже с близкими людьми. Жизнь как будто остановилась в своём течении. Часто всплывают в сознании где-то прочитанные слова: "Кажется, я выхожу на последнюю прямую, которая ведёт меня в никуда, в неизвестность или всё же в вечность?" Не рановато ли я задумалась над этим в мои-то пятьдесят лет? Сейчас понимаю, что сон не случаен. Остро ощущаю, что настоящее – это миг, а прошлое – в прошлом".
   
Резко зазвонил будильник, нарушив тишину квартирного мира. Доротея вздрогнула от неожиданности: "Мечтай не мечтай, а на работу идти надо. Осталось немного времени на приведение себя в относительный порядок. Приём душа и всё, связанное с личной гигиеной, займёт немного времени. Это дело привычное, выработанное с годами. Кофе приготовить – тоже не проблема. Он всегда придаёт бодрость духу, энергию телу".
 
Через минут десять она уже сидела за кухонным столом. Отхлебнув из любимой глиняной кружки несколько глотков, почувствовала приток жизненной энергии. "С этим справилась, – пронеслось в сознании. – Прекрасно. Дальше тоже всё будет хорошо". Наспех перелистав свежий номер городской газеты, она вышла из квартиры, плотно закрыв дверь. До прихода регионального поезда оставалось десять минут. "Слава Богу, что хоть он приходит почти всегда по расписанию", – отметила мысленно важный для себя факт.

Через полчаса Доротея Перец уже входила в фойе клиники. На лифте поднялась на второй этаж. В закрытом помещении она всегда чувствовала себя защищённой. "Здесь, по крайней мере, можно расслабиться, закрыть глаза и ни о чём не думать". Двери лифта открылись на втором этаже. В конце длинного коридора находится её кабинет, где она постоянно ведёт приём больных: "Вот и это расстояние преодолено". Взглядом хозяйки оглядела рабочую комнату. Здесь всё привычно: стол, кресло, полки с личными делами пациентов. Всё, как всегда. "Спокойна, я совершенно спокойна. Пусть хоть гром грянет над головой, мне ничто не страшно. Здесь и стены помогают, и мысли не растекаются по древу, и всё встаёт на свои места. Хотя меня всё ещё беспокоит этот противный голос, который с утра нашёптывал какие-то гнусные слова, требующие немедленных действий. Или мне это только показалось? Не могу сконцентрироваться в реальности".

Войдя в рабочий кабинет, фрау Перец лихорадочно открыла замок куртки. Сорвала её с плеч, привычным движением руки повесила на крючок вешалки. "Всегда и во всём должен оставаться порядок. Чёткость движений поможет избежать несогласованности действия и мыслей", – подумала она. Села в кресло, на минуту закрыла глаза, сделала попытку расслабиться. Не получилось. "Устала, – мелькнула мысль, – а рабочий день только начинается. Как же я доживу до его конца?"

Робкий стук в дверь вывел её из состояния задумчивости. В комнату вошла пациентка, фрау Дольская, лицо которой выражало высшую степень взволнованности.

– Доктор, я сегодня ночью не смогла заснуть. Какие-то жуткие существа пытались выгнать меня из комнаты. К середине ночи получила информацию, что под кроватью находится бомба, и в любой момент она может взорваться. Я вышла из комнаты, позвала дежурную сестру. Та не поверила мне, но позволила находиться в коридоре. Я боюсь. Меня преследуют. Помогите.

– Подойдите ко мне, сядьте на этот стул. Успокойтесь. Вы просто устали. А как с таблетками? Вы приняли их сегодня? Ну, и прекрасно, сейчас вы успокоитесь, и всё будет хорошо. Расскажите мне, чем вы занимались сегодня утром?

Больная присела на краешек стула, прикрыла глаза и заговорила, медленно выговаривая слова:

– Я лежала в постели и вспоминала родителей. Дома было так хорошо. Покой и радость. Часто звучала музыка. Мама с папой любили друг друга. Потом началась война. Отец ушёл на фронт. А потом... Потом мама получила письмо и громко закричала. Она лежала несколько дней в кровати, ни ела, ни пила. А мы, мал-мала меньше. Потом я не могла больше сдержаться, закричала в голос, засмеялась громко.

Неожиданно пациентка забилась в истерике. Через несколько минут она, безуспешно хватаясь руками за край стола, упала на пол.


Глава третья, в которой на помощь психиатру приходит медсестра Илона

Медсестра Илона сидела в это время в ординаторской и, как всегда, когда она находилась одна и у неё было свободное время, вносила запись в дневник жизни. Писательство стало её хобби, скрашивающее ей жизнь в психиатрической клинике, которая в течение последних лет стала её вторым домом. Об этом её занятии никто в отделении даже не догадывался, но в короткие минуты паузы или, как сегодня, в предутренние часы, когда коллеги ещё были в дороге и не находились в рабочей комнате, она позволяла себе открывать заветную тетрадь, которую всегда носила с собой, чтобы внести туда пару новых мыслей.

Сегодняшняя запись начиналась так: "Мне нравится находиться ранним утром в отделении. Когда день только начинается, хватает ещё энергии и времени, чтобы обогреть пациентов улыбкой, словом, делом, побыть с ними наедине, хотя бы несколько минут. Вот сегодня я уже и утренние таблетки раздала, лежачих больных – водой напоила, нуждающихся – в туалет сводила, одним – одеяло поправила, другим – привет из мира, расположенного за стенами клиники, передала. С больными у меня свои отношения: к каждому свой ключик имеется, условный знак, слово, сигнал. Скоро подойдут коллеги, тогда начнётся жизнь и в нашем отделении закрытого типа".

Среднего роста, стройная рыжеволосая медсестра не отличалась смелостью и решительностью характера, но когда дело касалось пациентов, она резко преображалась. Из скромной женщины с мягким уравновешенным нравом превращалась в решительного специалиста, готового спасать людей ценой собственной жизни. "Главное – вовремя успеть прийти на помощь. Это    стало принципом моей жизни, я ему следую неукоснительно,"– сделала Илона следующую запись, и в этот момент её размышления прервались каким-то неясным шумом. Затем раздался стук, крик. Медсестра сразу поняла, что что-то непредвиденное произошло за дверью кабинета психиатра. Утром она видела фигуру фрау Перец, почему-то очень медленно идущую к своему кабинету. Илона тогда ещё подумала: "Чего ей-то не спится? Ненормированный рабочий день, обход больных только с девяти часов, могла бы ещё дома посидеть, другими делами заняться".
А сейчас, не раздумывая, Илона побежала к кабинету врача, рванула на себя дверь, и первое, что увидела – это больную фрау Дольскую, которая лежала посреди комнаты и корчилась в судорогах. Доктор Перец в это время лихорадочно нажимала на кнопки телефона, вероятно, пытаясь вызвать кого-нибудь на помощь.

Илона по мобильному служебному телефону, который носила всегда с собой, позвонила ночному врачу, дежурному по всем двадцати зданиям клиники, входящим в её состав. Сама же, сразу определив, что у фрау Дольской приступ эпилепсии, больная продолжала корчиться в судорогах, и пена шла у неё изо рта, повернула её на бок. Нужно было срочно принести из дежурной комнаты чемоданчик, в котором находились медикаменты первой необходимости. Эту роль взяла на себя фрау Перец, которая уже слегка отошла от первоначального шока. В который раз Илона убедилась в том, что психиатры порой беспомощны, когда дело касается оказания практической помощи больным. Сама же она продолжала действовать согласно инструкции медсестры. В данной ситуации большего от неё и не требовалось.

Илона держала ситуацию под контролем. Позже она напишет в своём дневнике: "Дежурный врач, оказавшийся по вызову в соседнем отделении, расположенном на первом этаже, уже оказывает помощь больной. Коллеги, пришедшие на смену, стоят неподалёку. Они каждую минуту готовы выполнить приказ врача. Укол поставлен, тело больной обмякло. Сейчас она придёт в сознание, будет доставлена в свою комнату. На этом утренний инцидент исчерпан, забыт, так как много других случайностей подстерегает персонал и больных в течение дня".
 
После обеденной паузы психиатр, доктор Перец, вызвала Илону к себе в кабинет. Разговор шёл о пациентке Дольской, её прошлом, о болезнях, об особенностях поведения в течение дня.

– Да, после того, как стало известно, что у фрау Дольской рак груди, общаться с ней стало трудно, – поделилась Илона своими наблюдениями.

– Мы предлагали ей операцию, – перебила её фрау Перец, – но она не дала согласия. А без её согласия, как вы знаете, мы не имеем право направлять её на операцию.

– Да, да, персоналу это известно. Ведь и фрау Шнайдер была в её состоянии, но та дала согласие. Теперь у неё операция позади. Вы же видели её сегодня? Никаких проблем, и настроение улучшилось. Песни поёт целыми днями.

– Судьбы у женщин разные, – сказала фрау Перец задумчиво. – Фрау Шнайдер намного младше фрау Дольской и у неё отклонения в психике не так сильно выражены. Фрау Дольская прошла войну. Была переводчицей. Много чего повидала и пережила. Такое не забывается, даже если психика нарушена. Страх сопровождает её всю жизнь.

– И неадекватное восприятие действительности.

– Раздвоение личности. В двух мирах она живёт. Вы этого не замечали?

– Что вы! Конечно, замечала. Это проявляется и в её отношении к персоналу. Она мне однажды сказала: "Вы не медсестра Илона, вы её двойник. У медсестры Илоны сегодня выходной, у неё двое детей."
 
– Она ведь в нашей психиатрической клинике проживает уже с конца сороковых годов. Как ни прискорбно, но это так. Не смогли мы ей помочь. Медикаменты раньше не те были, а современные тоже не дали положительного результата.

– Да, это касается и многих других, кто прошёл через страшные годы Второй мировой войны, много судеб она покалечила. Жаль мне их всех.

– Спасибо, что вы так оперативно действовали утром. Рада, что у нас в клинике такой обученный персонал. А давайте проведём сегодняшний вечер вместе в каком-нибудь ресторане. Не беспокойтесь, я вас приглашаю. Мне будет приятно продолжить наш разговор.

Илона не смогла отказать врачу, хотя посещать такие заведения было не в её правилах. Тут выяснилось, что обе живут в одном микрорайоне, добираются до работы одним путём, только фрау Перец преодолевает его на региональном поезде, а Илона – на автомобиле.

Придя домой, Илона сто раз пожалела о том, что согласилась на встречу с врачом в неофициальной обстановке. Она чувствовала себя уверенно только на рабочем месте, где была профессионалом, и в своей однокомнатной квартире, в четырёх стенах, где никто не мог нанести ей удара в спину. "Как я всё-таки легко соглашаюсь со всеми. Зачем мне это нужно, уставшей сейчас идти в какой-то ресторан, вести там разговор на непонятную тему, да ещё с психиатром, не зная зачем и не понимая о чём?"

Настроение Илоны окончательно испортилось, когда она, открыв створки платяного шкафа, пыталась отыскать в нём то, чего там не было. "В чём же мне пойти на эту треклятую встречу? Что надеть? Мой гардероб совершенно не рассчитан на такого рода времяпрепровождение". Потом медсестра вспомнила, как однажды коллега, знавшая о том, что Илона – одинокая женщина, несколько лет назад приехавшая из Берлина, сказала ей перед походом в какой-то ресторанчик: "Ты не заморачивайся насчёт одежды. Мы ведь не в театр идём, просто поужинать". В Берлине Илона никогда бы себе не позволила прийти в ресторан в брюках и простом пуловере: "Но в данном случае такая одежда, вероятно, подойдёт лучше всего, – решила она. – Бог её знает, нашу фрау Перец, какова она в общении с персоналом вне клиники? Зачем я, дура, согласилась? Теперь напрягаться придётся. О чём-то ведь надо будет говорить? Между нами ни одной точки соприкосновения, не считая пациентов, да этот утренний случай. Ну, хорошо, если будет совсем не по себе, всегда смогу уйти, этого фрау Перец мне запретить не сможет?" – в конце концов решила Илона.

Дальнейшие сборы были недолгие. Она с детства не привыкла к косметике, время на это и сейчас тратить не стала. Подошла к большому зеркалу. Внимательно всмотрелась в своё отражение. Оттуда на неё внимательно смотрела шатенка с карими глазами. До замужества её золотисто-шоколадного цвета волосы были предметом любования и даже зависти подруг. В последние годы она почему-то перестала следить за ними. Короткая стрижка делала её моложе и не требовала времени для приведения себя в порядок перед рабочей сменой. А вечера Илона, если не работала, проводила дома. "Да, годы не красят, – думала она сейчас, разглядывая себя в зеркале. – Густые волнистые волосы, отливающие различными оттенками от светло-коричневого до карамельного – это моё достояние, гордость в некотором роде. А вот морщинки… Они уже начали плести сеть вокруг глаз. Хорошо, что в мои годы нет глубоких морщин. Что-то ещё будет?" Чуть прищуренные глаза выдавали высокую степень внутреннего напряжения. Щёки, подёрнутые румянцем, говорили о сильном волнении. "Накрутила себя. Так и до инфаркта недалеко. В конце концов я ведь не на свиданье иду. Кому я нужна в этом ресторане, чтобы меня рассматривать?"

Чтобы окончательно не раздумать и не остаться дома, Илона быстрым шагом подошла к двери. На всякий случай оглянулась, по старой привычке не оставлять за собой беспорядок. С детства ей в семье были привиты два качества: аккуратность и пунктуальность. Но вместе с тем именно в детстве формировался в ней и комплекс неполноценности. Среди подруг она отличалась излишней нерешительностью. Постоянная внутренняя борьба, сомнения, разрушающие душу, мешали самостоятельно принимать решения. Став взрослой, пришла к выводу, что неуверенность развилась в ней в связи с близорукостью. Очки носить не хотела, боялась обидных прозвищ со стороны сверстников. Ей хватало и того, что родители всю жизнь что-то от неё скрывали. Она чувствовала это, но спрашивать не решалась. Только когда пошла в первый класс, поняла, что родители немцы, но родом из России. К таким людям её сверстники относились с пренебрежением, поэтому, сделав это открытие, девочка не испытала большой радости.

Сейчас времени на размышления не оставалось и, хлопнув дверью, закрывшейся автоматически, Илона быстро сбежала по ступенькам вниз. Уверенным шагом, выработанным с годами, направилась на встречу с фрау Перец, которую в глубине души недолюбливала и опасалась.

Женщины пришли в ресторан одновременно. Здесь было шумно и совсем не соответствовало представлениям Илоны о такого рода заведениях. Официант предложил им столик в глубине комнаты. Там был полумрак, и это успокоило Илону окончательно. Пока она мучительно обдумывала тему для беседы, Доротея Перец начала разговор сама:

– Я живу одна. Несколько лет назад произошёл несчастный случай, в результате которого погиб муж. Наши отношения с ним к тому времени уже не были крепкими. Он проводил большую часть времени вне дома, в разъездах по делам фирмы, в которой работал много лет. Была ещё падчерица Эмма, дочь умершей сестры мужа. Но с ней у нас не сложились доверительные отношения. Я коротала вечера за чтением книг. Психиатрия – наука не до конца изученная. Занялась научной работой, за основу взяла проблемы памяти. Слава Богу, что мне нравится моя работа. Она – моё спасение и сейчас, а в тот период заменяла и мужа, и подруг, и детей. Своих у нас так и не появилось. Сначала муж не хотел, ему достаточно было племянницы Эммы, воспитанием которой он серьёзно занимался. Они хорошо понимали друг друга. Одна кровь в жилах текла, тут ничего не скажешь. Я сжилась с мыслью, что своих детей не будет. Да, и времена были, как и сейчас, неспокойные. Потом мужа не стало. Эмме исполнилось восемнадцать, она ушла из дома. Оставшись одна, я отступила от своих принципов, начала встречаться с приличным человеком, который был значительно моложе меня. Но обстоятельства сложились так, что мы полгода назад расстались, – фрау Перец внезапно замолчала. Сидела безучастная ко всему, наматывая на указательный палец свою чёрную прядь. Коллеги Илоны уже давно заметили, что это признак внутреннего беспокойства врача, когда она не видит ничего вокруг, погружаясь в свои мысли.

Понимая, что та ушла в воспоминания, вероятно, нелёгкие для неё, но, чтобы молчаливая пауза не затянулась, Илона начала рассказывать о своей, как ей казалось, неудавшейся личной жизни:

– Я тоже живу одна. От мужа уехала несколько лет назад. У меня есть сын Влад, но он живёт у отца в Берлине, так как обучается там в университете. Мужчины меня не интересуют. В молодости ждала суженого на белом коне, но он так и не появился на горизонте. Несколько случайных встреч не убедили меня в том, что нужно заводить семью без любви. Поняла, что свобода действий – важное условие для жизни. Правда, одиночество не придаёт силы. Тоска заедает. Душа на волю просится. Тесно ей.

– Ты права, Илона, – очнувшись от мыслей, поддержала её фрау Перец, – когда я дома одна, на меня накатывает такая душевная боль, что я не могу оставаться в четырёх стенах, боюсь, что сорвусь на крик или начну колотить кулаками в стену от бессилия. Чего только не натворишь, если мысли загоняют в угол и не дают покоя.
 
Илона никогда раньше не видела фрау Перец в таком душевном состоянии, даже не могла себе представить её такой. Чем-то они всё-таки были похожи друг на друга, наверное, бабьей долей, поставившей их обеих перед вопросом: Как жить дальше? Илона была моложе фрау Перец, но в продолжении беседы они прекрасно понимали друг друга. В конце вечера договорились ещё раз встретиться, продолжить так хорошо сложившийся разговор. 


Глава четвёртая, в которой Илона знакомится с Миленой и решает ей помочь

На другой день, знакомясь с личным делом новой пациентки, медсестра Илона прониклась уважением к этой миловидной светловолосой женщине. Чем-то её судьба напомнила ей свою. Нет, конечно, не во всём, а просто некоторыми деталями. Мужья обеих были намного старше их. О большой любви в их семьях говорить не приходилось. Да и одиночество, которое разъедало душу Илоны, тоже было свойственно этой молодой блондинке.

 – Буду уделять ей больше внимания, – подумала Илона после первой встречи с пациенткой. – Имя у неё такое приятное – Милена. Русские бы сказали: от слова "милая", что значит дорогая, любимая, близкая душе.

У Илоны проснулся неподдельный интерес к личной судьбе женщины ещё тогда, когда она несколько дней назад увидела новую пациентку в парке в обществе её мужа. Такие мужчины, квадратной внешности, солидные до умопомрачения, считающие себя столпами мира, ей никогда не нравились. Вероятно, он служил в каком-то учреждении или был бизнесменом. Илона знала из опыта, что такого рода реалии накладывают отпечаток на внешность человека. Он был уже не молод. Лицо круглое, с выпяченной вперёд челюстью, придавало ему какое-то неприятное выражение. Видно было, что он считает себя не пешкой и даже не офицером, а королём, и это чувствовалось в его горделивой осанке, в повороте головы, во взмахе руки даже здесь в парке психиатрической больницы, где, казалось, не перед кем было вести игру в своё величие.

Илона чувствовала, что ему самому неприятен спектакль, который он подготовил и разыгрывает сейчас, имея артистическую натуру, но он хотел довести его до конца, раз уж когда-то начал. "Такие мужчины однозначны и примитивны, – подумала тогда Илона. – От них ничего нельзя ожидать, кроме мыслей: "Подумаешь, застала жена однажды с любовницей, и что теперь, поднимать из-за этого шум, скандал? Ну, нет, она ещё тысячу раз пожалеет, что испортила мне репутацию верного мужа семейства. Да, факт не из приятных, но зачем из этого ещё делать трагедию? Видишь ли, он её предал... При чём тут предательство?"

"От таких мужчин и ожидать больше нечего, – подумала тогда медсестра Илона. – Хорошо, что в письме к врачу он не пользуется научными терминами. В его рассуждениях всё шито белыми, вернее сказать, чёрными нитками, говорящими об огульном обвинении некогда любимой женщины, которое не стоило и выеденного яйца". В личном деле находились и описанные им, в доказательство своей версии, ситуации, которые явились бы хорошей рекламой для фильма ужасов.

К примеру: За окном ночь, обитатели дома спят, и вдруг раздаётся шум. Мужчина просыпается, а его любимая жена стоит над ним и обливает его водой из графина. Другая сцена: он пришёл домой немного раньше, а она стоит в углу спальни и разговаривает с кем-то невидимым о совместных планах убийства мужа. Он окликнул её, а она, не узнав его, с криком выбегает из комнаты. Через какое-то время он нашёл жену плачущей в другой комнате за тяжёлым занавесом. Описаны и другие случаи, когда жена, разговаривая с ним, вдруг замирает и начинает что-то нашёптывать тихо и безумно, отстраняясь от него, как от незнакомого существа, нечаянно появившегося в комнате. А эти вечные страхи, что их хотят разлучить, подозрения в шпионаже, бесконечные ссоры из-за того, что он поздно возвращается домой.
Муж перечислял в письме и другие доказательства психического расстройства жены, которые заключались в том, что она забывала многие события и факты, называла знакомых не их именами и, запираясь в своей комнате, часами не давала о себе знать.

Проработав медсестрой в психиатрии много лет, Илона поняла сразу, что Милена – женщина очень ранимая по своей натуре и что она находится всего лишь в состоянии депрессии. "О признаках шизофрении в случае с этой молодой женщиной говорить нельзя, – промелькнуло в сознании медсестры. – Испытав неверность мужа, она просто не смогла справиться с накатившим на неё нежеланием жить и в приступе отчаяния приняла большое количество снотворных таблеток". "Прививок от столкновения со случаями предательства, к сожалению, пока не изобрели", – подумала медсестра, а про себя решила непременно помочь этой симпатичной женщине выйти из состояния душевного кризиса.



Глава пятая, в которой Милена знакомится с медсестрой Илоной и психиатром фрау Перец

Милена проснулась в это утро рано. Ей не хотелось открывать глаза, тем более вставать с постели. Холодом веяло отовсюду.

 – Дожила, – подумала она вслух, – докатилась. Много пришлось пережить, но, чтобы проснуться и не знать, где находишься? Такого ещё не было. Что я не дома – это точно, но как я здесь оказалась? Почему ничего не помню?

Она осмелилась приоткрыть глаза. Первое, что увидела, было зеркало, стоявшее на тумбочке. Осторожно взяла его в руки, приблизила к лицу и тут же отшатнулась. Какая-то незнакомая испуганная женщина смотрела на неё из глубины отражения.

 – Где моя улыбка? Почему я так напугана? Да я ли это? Что происходит? Кто-то насмехается надо мной?

Взгляд Милены упал на соседнюю кровать. Там лежала женщина, наблюдавшая за ней с неподдельным интересом в глазах.
 
 – Кто вы?  – спросила Милена громко.  – Почему я здесь?

Женщина натянула простыню на голову и пробурчала в ответ что-то нечленораздельное. Это напугало Милену ещё больше. За стеной раздался крик. Потом всё стихло. Тишина какая-то подозрительная, ненастоящая. Соседка уронила на пол стакан с водой. Звон разбившегося стекла снял напряжение, но не уничтожил страх.

– Помогите! – закричала Милена что есть силы. Потом, увидев на стене красную кнопку вызова, нажала на неё.

Через минуту в комнату вбежала медсестра в белом халате:

– Что случилось? Кто из вас меня вызвал? Кому нужна помощь?

– Больница, – прошептала Милена. Из груди её вырвался вздох облегчения. – Вы – ангел, спустившийся на землю, – прошептала она медсестре. – Помогите мне понять, почему я здесь? Голова очень болит, как будто меня долго по ней били.

– Не бойтесь. Вы в надёжных руках. Давайте знакомиться. Меня зовут Илона. Я медсестра в этом отделении. Ничего страшного вас здесь не ожидает.

 – Хорошо, если так, – ответила ей Милена. – Но что же всё-таки со мной произошло?

– Это вам лучше знать. Муж привёз вас сюда вчера вечером в бессознательном состоянии. Позже у вас состоится разговор с врачом отделения, тогда всё узнаете.

Слова, вернее, голос медсестры, звучал спокойно, давал какую-то уверенность. Милена откинула голову на подушку, прикрыла глаза и забылась внезапно навалившимся сном.

– Ну, и слава Богу, – подумала про себя медсестра. – Не моё это дело – сообщать диагнозы пациентам. В следующий раз проснётся, может быть, и вспомнит, почему она здесь оказалась. Все сначала ничего не помнят, позже откровение приходит.
 
– А вам, Мария, тоже пора вставать, – сказала она соседке Милены по комнате, – примите душ, и я жду вас на завтрак. Новый день начался, пора принимать в нём участие.

Милена проснулась, когда в комнате было уже светло. Её разбудили незнакомые голоса.

– Визит врача, – промелькнуло в сознании. – Интересно, что он мне скажет?

Врач, психиатр фрау Перец, уже присела на стул около её кровати в ожидании исповеди пациентки, но так её и не услышала. Анализ крови показал большое количество принятого снотворного. Женщина не могла объяснить этого факта. Она утверждала, что не принимала снотворное и никогда его не принимает даже в незначительной дозе.

– Хорошо. Предположим, что вы это забыли, – улыбнулась ей фрау Перец необычно тёплой улыбкой. – Побудете несколько дней в нашей клинике, может, что и вспомните.

После ухода врача медсестра Илона предложила Милене пройтись по парку. Когда они присели на скамейку посреди цветущего розария, Милена подтвердила слова, сказанные врачу. Она никогда не принимает на ночь снотворное и понятия не имеет, что могло в тот вечер произойти. Сознание не подсказывало ответа. После разговора с пациенткой, Илона ещё больше укрепилась в мысли – помочь этой молодой женщине. Уж очень ей не понравился её самодовольный муж, который, кажется, позволил себе управлять чужой судьбой.

Фрау Перец, психиатр отделения, непосредственная начальница медсестры Илоны, имела большой опыт работы. "Наверное, поэтому, – подумала Илона, – после трёхдневного пребывания молодой женщины в больнице, её выпишут под наблюдение участкового врача".

Может, так оно и было бы в действительности, но на этот раз Илона ошибалась. Фрау Перец приняла такое решение не только по причине понимания, что пациентка никогда больше такого проступка не совершит. У психиатра была другая причина её выписки, которую она никому не открыла бы даже под пытками.

"Вот оно – наказание, – в ужасе подумала фрау Перец, увидев во время обхода новую пациентку. Меня настигла божья кара в тот момент, когда я этого совсем не ожидала. Всё к одному. И любимый человек бросил, и память начинает давать сбои, и эта женщина… Я её знаю. Хорошо, что она меня тогда, много лет назад, не видела в родильном отделении, значит, не сможет обвинить. Муж её тоже хорош. Совсем обнаглел. Он-то почему её травит? Чем она ему дорогу перешла? Бывают же такие властители душ, которые распоряжаются ими по своему усмотрению. Его бы на место поставить, но, один раз переступив грань греха, в праведники не запишешься. Я всё же не буду идти у него на поводу. Может, всё как-нибудь и образуется".

После первого визита фрау Перец начала избегать встреч с пациенткой Миленой. "Как-то надо вину перед ней искупить, – думала она одинокими вечерами, но никак не могла найти подходящего способа и момента. – Помогу хоть тем, что не буду мешать ей жить, как этого хочет её муж. Долго ждать будет, чтобы я плясала под его дудку".

Предполагаемый диагноз женщины был всё же серьёзный – попытка суицида. Через несколько дней психиатр Перец вызвала Милену к себе в кабинет и в течение нескольких часов в присутствии ещё одного молодого психиатра проводила тесты на предмет здравомыслия. Всё было так, как она и предполагала. Женщина была совершенно вменяема, и оставаться в клинике ей было не место. Психиатры составили соответствующий документ, и ещё через несколько дней Милену выписали из больницы с формулировкой "Здорова".

По просьбе Милены, Илона помогла ей снять в одной из многоэтажек двухкомнатную квартиру, обставленную мебелью. Милена переехала туда сразу после выписки из больницы, даже не оповестив мужа Дитера о предстоящем событии. Ей ничего не нужно было от него кроме того, чтобы он забыл месяцы и годы их совместной жизни.

Женщины быстро подружились. Илоне необходимо было общение, и она была рада случаю помочь женщине, которая в ней нуждалась. Медсестра взяла на себя заботу и об устройстве Милены на работу. По профессии новая знакомая была воспитателем детского сада, но после получения диплома ни дня не проработала по специальности. Муж запретил ей и думать об этом, говорил, что женщина не создана для физического труда. Роль её – создавать домашний уют, встречать мужа с улыбкой на лице на пороге дома в любое время дня и ночи.
 
Однажды вечером Милена, находясь у Илоны в гостях, поделилась с ней сокровенным, о чём никому и никогда не рассказывала:

– У нас с Дитером несколько лет не было детей. Да, он и не хотел, чтобы они были, потому что нарушали бы его – святая святых – покой. Но всё же Бог сжалился надо мной, и я забеременела. Мужа эта новость не привела в восторг. Он стал приходить домой позже, перестал мне оказывать внимание, не приносил цветы, подарки, отстранялся, неделями не разговаривал, а если и говорил, то о том, что я должна избавиться от ребёнка. Против его воли, я всё же выносила моё чадо. Но начались преждевременные роды. Я потеряла сознание. Позже узнала, что мне сделали "кесарево". Я долго не приходила в себя. А когда сознание вернуло меня на землю, я всё ещё слышала слова, долетавшие до меня, как сквозь ватное одеяло: "Верена, Верена, Верена... ". Так я хотела назвать мою дочку. Об этом говорила и медсёстрам. Очнувшись, увидела перед собой пожилую женщину, моющую в палате пол, а за стеной услышала крик младенца, разрывающий душу. Уверенная в том, что это плачет мой ребёнок, я вопросительно взглянула на женщину. Та, почему-то смахнув слезу со щеки, ответила полушёпотом на невысказанный вопрос: "Дочка у тебя". Я опять провалилась в беспамятство, как позже узнала – в кому, а когда через неделю вышла из неё, рядом с кроватью сидел муж Дитер, который сообщил, что родившаяся дочь умерла, не прожив и дня, и что похороны, вернее, погребение, уже состоялось. Услышав эту весть, я вновь потеряла сознание, несколько дней не выходила из беспамятства. Так и до сих пор не знаю, где находится могилка моей дочери, и почему всё так произошло?
 
Илона искренне посочувствовала Милене, но многое из её рассказа показалось ей странным. "Почему погребение новорожденной состоялось так быстро? Почему Милене не показали могилу дочери? Да и вообще, – думала Илона, – история какая-то тёмная". Ей вспомнился муж Милены: "От него можно всего ожидать. Надо бы с этим разобраться?" В рассказе молодой женщины её многое насторожило, но она не стала говорить об этом вслух.
 
Чтобы отвлечь новую знакомую от грустных мыслей, Илона поведала ей правду о своей жизни: "В настоящее время живу одна. Приехала из столицы. Несколько лет назад уехала от мужа. Пятнадцать лет прожила с ним, казалось, без особых проблем, но и особых чувств не испытывала. Вышла замуж не по любви. Подруги все уже к тому времени связали себя узами брака, а мой суженый где-то затерялся, так и не появился на горизонте. А тут военный обратил на меня внимание. Внешне он был интересным: стройный, солдатской выправки, с шевелюрой тёмных курчавых волос, уверенный в себе. На первых порах он даже мне понравился. Мой отец после знакомства с ним оценил его положительно, а он понимал толк в людях. Как сейчас помню его слова: "С этим военным не пропадёшь, будешь жить как за каменной стеной". Поверила я ему. Доверилась военному. Шумную свадьбу сыграли. Через год Влад родился. Какая уж там любовь, многочисленные заботы свалились как снег на голову. Начались переезды по военным гарнизонам. Везде налаживали быт, некогда было думать о личных желаниях и их осуществлении. Так прошли годы. С того момента, как муж был уволен в запас по состоянию здоровья, он проводил много времени дома, стал жёстче, отдавал команды, словно младшему по званию, не замечал, что своим самоуверенным тоном делает больно. Стоило только выразить своё мнение, сразу получала новый приказ, замечание, требование. И всему этому не было конца. Он не признавал меня как личность, не слышал и не хотел слушать моё мнение. И не дай Бог сделать ему замечание… Но вот однажды он уехал в командировку на целый месяц, и я оказалась свободной. Душа встрепенулась, ожила, вышла из-под его давления, раскрепостилась. После возвращения мужа, оставив на его попечение Вадима, я уехала с отцом на его родину, в Россию, в сибирские края, где никогда прежде не была. Там душа получила новую волну свежего воздуха, окрепла, освободилась от вечного домашнего унижения. И именно тогда, приехав домой, я изменила ход развития мыслей, но прожила с мужем ещё несколько долгих лет. А когда он однажды с перекошенным от злобы лицом закричал, что в последний день ему стакана воды никто не подаст, я уже больше не хотела его видеть. Всю жизнь ему посвятила, теперь уже на будущее претензии предъявлялись. Родители к тому времени умерли, Вадим стал студентом Берлинского университете… Уехала я тогда во Фрейбург от мужа, чтобы начать жизнь с чистого листа. Решила личный вопрос кардинально, а сын в Берлине остался. Сейчас простить себе этого не могу. Я ведь и здесь себя не нашла. До сих пор не чувствую себя дома. Порой приходят мысли, что причина нашего с мужем разрыва, не в нём была, а во мне. Наверное, нужно было на время уехать, сделать паузу в отношениях. Сейчас вот и осталась одна при своих интересах".


Глава шестая, в которой Пауль знакомится с Миленой

Пауль Грегер провёл этот вечер в одиночестве. Вчера он встретил в подъезде своего дома Илону, соседку с четвёртого этажа, в обществе молодой симпатичной блондинки. Год назад он расстался с женщиной, которая была намного старше его. Что скрывать, какое-то время ему было с ней интересно. Но однажды Пауль понял, что их отношения изжили себя. Когда в последний раз уходил от неё, оставил на столе ключи от квартиры и плотно закрыл за собой дверь. Таким образом поставил точку в их отношениях. Пауль понимал, что поступил, как мальчишка, но не хотел разборок, ссор, долгих нудных сцен прощания. "Ушёл и ушёл, – думал он, когда оставался один на один со своими мыслями, – значит, так нужно было. Кто-то должен был сделать первым шаг, разрывающий этот ненадёжный союз двух людей, уставших друг от друга". Пауль никогда не впускал эту женщину в свой внутренний мир, хотя она и была по профессии психиатр с большим стажем. "Что тут скажешь? Надоели мне её нравоучения, рассказы о несостоявшихся судьбах. Тут хоть со своей бы разобраться".

С тех пор он жил один. Не заводил новых знакомств с женщинами. Много читал, особенно книги о прошлом своих предков. Практически он ничего не знал не только о своих дальних родственниках, но и о бабушках, дедушках, да и о своих родителях. Недавно прочитал, что если не знать своих прародителей, то можно лишиться поддержки рода, той силы, которая спасает жизнь. Необычное действие оказали на него слова: "Если у человека в жизни сложились плохие отношения с родителями, бабушками и дедушками, именно на этом месте блокируется поступление родовой энергии. Обиды, злость, ненависть не только препятствуют подпитке силы рода, но и трансформируют эту силу в негативную и разрушающую. Наверняка вы слышали о родовых проклятиях?"

Теперь Пауль по вечерам неоднократно прокручивал в мозгу мысль: "Оказывается, существует родовой канал, по которому родственники подпитывают нас энергией, даже если они уже умерли. Нужно налаживать с ними хорошие отношения, а если кого-то из них уже нет, нужно просить у них прощение, называя их по именам". В другое время Пауль принял бы эти рассуждения за бред. А сейчас думал о том, как изучить свою родословную, хотя бы поколений на семь вглубь истории. Ведь каждое из них отвечает за определённые аспекты в жизни человека: к примеру, второе поколение – формирует тело, здоровье, третье – отвечает за интеллект, способности, таланты, пятое поколение – за безопасность, а седьмое – за страну, город, дом, в котором ты живёшь.

Из прочитанного Пауль понял для себя, что чтобы наладить отношения со своим родом, нужно прежде всего узнать имена родственников, попытаться выяснить, в каких местах они проживали, как сложились их судьбы.

"Может, удастся посетить места их захоронений, познакомиться пусть даже с дальними, но родными по крови людьми, проникнуться атмосферой тех далёких лет," – часто думал Пауль бессонными ночами, проснувшись внезапно от очередного видения. А снилась ему всё та же старуха, к которой он пробирался через таёжные дебри уже не в первый раз.

Идея: отмолить грехи предков перед высшими силами, – не казалась ему уже бредовой и несбыточной: "В моих руках – спасти род от вымирания! Я обязан это сделать!" – эта мысль вселилась в него и не отпускала сознание. А с того момента, когда он увидел рядом с Илоной, соседкой по подъезду, миловидную девушку с добрыми глазами и чистым взглядом, Пауль Грегер понял, что в его жизни предстоят перемены, которые внесут в неё значительные изменения.

Мысли молодого человека каким-то образом соприкоснулись с размышлениями медсестры Илоны, проживающей с ним в одном доме. Она давно заметила соседа с нижнего этажа, который отличался от её знакомых интеллигентной внешностью, внимательным взглядом, уверенной походкой, да и был одет всегда с иголочки: модно, опрятно и без претензий на вычурность.

В один из дней Илона записала в своём дневнике жизни: "Однажды, когда я возвращалась с работы домой, меня догнал сосед с нижнего этажа и предложил донести сумку до квартиры. В тот день не работал лифт, а я, не зная об этом, накупила продуктов, ожидая подругу Милену в гости. Сосед был очень предупредителен. Он спас меня от кошки, которая с диким воем пронеслась мимо, а потом, внимательно посмотрев в глаза, как бы раздумывая, можно ли доверить тайну, произнёс, смущённо улыбаясь:

– Извините, мы с Вами ещё незнакомы. Меня зовут Пауль Грегер. У меня к Вам нескромный вопрос: последнее время вижу Вас в обществе молодой интересной женщины. Мне очень хотелось бы узнать – одинока она или замужем? Не могли бы Вы меня с ней познакомить?

От удивления я остановилась, как вкопанная. Молодой человек как будто узнал о моих планах, которые я вынашивала уже не первый день относительно моей новой подруги. Очень уж мне хотелось отвлечь Милену от её грустных мыслей и познакомить её с каким-нибудь порядочным мужчиной её возраста без дурных привычек. И надо же? Как будто сосед по подъезду прочитал мои мысли? Но не до конца. Ведь он прежде всего мне понравился своей бросающейся в глаза внешностью. Ну, что ж, раз мне не судьба быть с ним, тогда помогу подруге устроить её личную жизнь. Ведь всё равно он познакомится с Миленой, раз она запала ему в душу – не через меня, так как-нибудь по-другому. Милена только недавно вышла из трудного для неё состояния. Может, именно это знакомство поможет ей выйти из душевного кризиса? Чего не сделаешь ради подруги.

– Хорошо, – ответила я Паулю после небольшого раздумья. – Эту женщину, о которой Вы говорите, зовут Милена. Она – одинока и будет у меня сегодня в гостях. Попробую Вам помочь, что-нибудь придумаю. Я Вас попрошу выйти в семь часов вечера на лестничную площадку, а там посмотрим.

Мы попрощались с Паулем уже в дверях моей квартиры, договорившись обращаться друг к другу на "ты". Как только он ушёл, мои мысли заметались в поисках решения этой задачи. Мы, женщины, – народ непредсказуемый. И, как говорят мужчины, женская логика – отсутствие всякой логики. Сознание прокручивало различные варианты: А если Милену предупредить о знакомстве с Паулем? Кто знает, что тогда получится? Вдруг она ужаснётся, может быть, ещё не готова к такого рода событию? Да, наверное, рано ещё таким образом решать её проблему. Но ведь мне знакомы от мамы и другие слова: клин – клином вышибают. Решила всё же помочь обоим, хотя авантюристкой по натуре не являюсь и стараюсь всегда подальше держаться от личностных отношений друзей. Попытка – не пытка. Может, что-нибудь полезное и выйдет из этой затеи?"

Милена, чтобы навестить Илону, вышла в тот вечер из дому пораньше. Она хотела ещё забежать в близлежащий магазин, купить торт. "Да и бутылку вина стоило бы прихватить, – подумала она. – Нам есть о чём поговорить с Илоной, что друг другу рассказать. Тем более, что завтра выходной, и можно будет подольше поспать утром".

Недалеко от своего дома Милена неожиданно встретила мужа. Дитер был с любовницей, которая ему в дочери годилась. Милена давно охладела к нему, да и заявление на развод уже подали, но эта встреча была ещё одним ударом по её самолюбию. Первую реакцию – вернуться домой – сознание отмело. Не понимая, что делает, Милена бежала по улицам города. Ноги сами привели к дому подруги. Женщина машинально взглянула на часы: "Около семи... Илона, наверное, уже ждёт меня. Ну вот, опять не слава богу. Лифт не работает. Ничего, пойду пешком, как-нибудь поднимусь".

От чрезмерного возбуждения, она не могла ни о чём думать. На нижнем этаже прозвучал звук открываемой двери. Милена вздрогнула от неожиданности, и её нога соскользнула со ступеньки лестницы. Она пыталась ухватиться за перила, но потеряла равновесие. Не удержавшись на ногах, полетела вниз, успев лишь подумать: "Ещё минута, и всё..."

Но вдруг женщина почувствовала, как чьи-то сильные руки подхватили её, остановив полёт падающего тела. Она пришла в себя уже на руках у молодого мужчины, которого несколько раз когда-то где-то встречала.

"Ах, да, вы же живёте с Илоной в одном подъезде", – прошептала Милена, прижавшись к нему дрожащим телом, и потеряла сознание.

Когда Пауль, а это был именно он, внёс женщину в свою комнату, она неожиданно открыла глаза, улыбнулась ему доверчиво, как ребёнок, и попросила принести воды или горячего чаю. Пауль осторожно положил её на диван, прикрыл пледом и поспешил на кухню, чтобы включить чайник. Когда он вернулся, она уже спала, раскинув руки в стороны и, как ребёнок, улыбаясь во сне. Присев на стул рядом с диваном, Пауль почувствовал прилив энергии и несвойственное ему чувство нежности к этой молодой женщине. Он не мог оторвать от неё взгляда. "Да, это она, та, единственная, которую я ждал всю жизнь, боялся, что уже не дождусь. Надо же!? Подарок, свалившийся прямо с небес. Это не могло произойти случайно. Таких случайностей не бывает".

Глядя на спящую женщину, Пауль поклялся:

"Я сделаю всё, чтобы он была счастливой".

Если бы ему задали вопрос: "Сколько раз ты так клялся в своей душе в течение   не такой уж длинной жизни?" – он бы сразу не смог ответить. Он любил женщин. Они казались ему носителями волшебных мгновений из солнечного мира сказки. Но в какой-то момент чары волшебства разрушались. И тогда он видел возлюбленную без прикрас, в натуральной оболочке ограниченных жизненных стремлений, материальных интересов, планов на подавление его внутренней свободы. Он разочаровывался в своих красавицах так же быстро, как и влюблялся. И ничего с этим поделать не мог.

Почему-то Пауль вспомнил сейчас о другой женщине, с которой расстался год назад, не попрощавшись.
 
"Почему я ушёл от неё? – на этот вопрос он не мог ответить сейчас даже самому себе. – Наверное, потому, что не чувствовал больше желания оставаться с ней наедине. Какая-то она странная стала. Жила в мире иллюзий. Не слышала даже моих вопросов, не то чтобы самой что-нибудь предпринять или удивить какими-нибудь идеями. Тоскливо и скучно стало с ней, да и старше она была по возрасту. Детей не хотела. Считала, что уже поздно. Может, в этом дело, а, может, и нет? Не стало точек соприкосновения? Да, пожалуй. Я, работая менеджером по вопросам оздоровительного питания, часто находился в командировках по обмену опытом в других городах и странах. Её взять с собой не мог, да и желания у неё не было со мной ездить. Всё со своими психическими больными разбиралась, сама, кажется, находилась недалеко от нервного срыва. В последнюю их встречу устроила спектакль:

– Отведи меня на чердак. Оттуда слышатся какие-то голоса, – потребовала крикливым голосом, когда я заглянул к ней совсем ненадолго после работы.

– Какой чердак? Ты же живёшь на первом этаже. Тогда уж говори, что в подвале кто-то воет.

– И оттуда кто-то постоянно зовёт, просит спасти... – прошептала в ответ.

Пауль в тот вечер не на шутку рассердился. Подумал, что она специально испытывает его терпение. Уходя, плотнее закрыл за собой дверь и больше не приходил к ней, почувствовав себя свободным от какого-то внутреннего давления. Он и по истечении времени был рад, что этот кошмар прекратился.


Глава седьмая о встрече, произошедшей в ресторане "Посейдон"

Прошла неделя. В один из вечеров Илона договорилась встретиться с фрау Перец в греческом ресторане "Посейдон". Женщины пришли туда почти одновременно. Посетителей в помещении было немного. Всё предвещало приятное проведение вечера. Официанты сновали между столиками, принимая заказы. Напитки уже были поданы. На этот раз женщины заказали себе по стакану апельсинового сока в ожидании горячего блюда. Тихая музыка располагала к беседе. В какой-то момент Илона призналась фрау Перец, что без её согласия пригласила сегодня в их дружеский круг подругу Милену, с которой часто проводит свободное время. Фрау Перец замерла от неожиданности, но так как возражать было уже поздно, промолчала.
 
В это время в дверях ресторана появилась Милена и помахала им своим голубым шарфиком, как она часто делала в знак приветствия. Илона заметила, что Милена не одна. Она сразу поняла, что рядом с ней находится Пауль, высокий светловолосый сосед по подъезду, с которым Милена познакомилась совсем недавно. Не в первый раз Илона подумала, что правильные черты его лица позволяют причислить молодого человека к её соотечественникам, представителям славянской народности.

Подругам Илона пока не раскрывала тайну, что её родители – выходцы из российской глубинки. Как они попали в Германию, она точно не знала, но сумели прижиться на новой родине, пустили корни на севере страны, в небольшом населённом пункте недалеко от Берлина, где и прожили до старости. Там появилась на свет Илона, когда им было уже далеко за сорок. Находясь в пожилом возрасте, отец выразил желание посетить Россию, страну своего рождения. Тогда-то Илона и узнала, что корни её уходят в незнакомые сибирские края. К тому времени она работала медсестрой, была замужем. Несмотря на то, что сын, к которому чувствовала сильную привязанность, был ещё подростком, она вызвалась сопровождать отца в этой поездке.

К её удивлению, муж, на этот раз взяв на себя заботу о сыне, не стал чинить ей препятствия. Он был человеком хозяйственным, работал много, любил порядок в доме, был суровым и властным. Поездка в Россию открыла ей глаза на многое. Илона почувствовала себя внутренне свободным человеком, а, вернувшись домой, не хотела больше слушать нравоучения мужа, жить его желаниями, выполнять его команды. Прожив с ним ещё несколько лет под одной крышей, решилась в мыслях на развод. Вскоре один за другим ушли из жизни родители. Илону больше ничто не удерживало от выполнения задуманного. Сын Влад не смог принять это решение матери, не поддержал её, остался жить с отцом. К тому же в тот год он поступил на юридический факультет Берлинского университета и ближайшие шесть лет решил посвятить учёбе. Илона не стала его переубеждать. Каждый имеет право на собственное решение – это стало её правилом, к которому она пришла в течение долгих лет, прожитых под одной крышей с мужем. Она переехала на юг Германии, в землю Баден-Вюртемберг, и вот уже несколько лет проживает здесь в сравнительном одиночестве, работая в клинике для психических больных.

Пока Илона витала мыслями в не таком уж далёком прошлом, Пауль Грегер с Миленой подошли ближе к их столику. И тут только Илона заметила, как фрау Перец резко побледнела. Лицо её стало суше и жёстче. Оно неестественно вытянулось, морщины, которые никогда не бросались в глаза, резко обозначились и сразу состарили её лет на десять. Психиатр, умевшая держать себя в руках в любой обстановке, неожиданно для всех потеряла сознание. С опозданием бросилась Илона на помощь к своей шефине, которая уже не реагировала на её вопросы. Тело обмякло. Руки безвольно опустились вдоль тела. "Этого ещё не хватало", – подумала Илона, и, уже вызвав машину скорой помощи, взглянула на Пауля. Тот стоял на том же месте, где находился раньше, но его бледное лицо выдавало высшую степень волнения.

Минут через десять врачи уже суетились около фрау Перец, безучастной ко всему, что делали с ней. Всем стало понятно, что карета скорой помощи увезет её с собой.

"В областную больницу", – скомандовал дежурный врач своему ассистенту, и машина умчалась, увозя женщину.

Оставшимся ничего не оставалось делать, как в молчании сесть за столик. Внимание посетителей переключилось на большой телевизионный экран, с которого диктор обращался к телезрителям с напоминанием о предстоящих выборах в Бундестаг. На экране мелькали лица политиков: Трамп, Путин, Меркель.
 
Тишину, установившуюся за столиком, неожиданно для женщин нарушил Пауль.

– Я знаю Доротею уже много лет, – внезапно произнёс он.

Илона вздрогнула, когда Пауль назвал фрау Перец по имени. Как к врачу, к ней в отделении так никто и никогда не обращался, да и не принято это было. Очнувшись от своих мыслей, Илона прислушалась к словам Пауля, обращённым к подруге:

– Если бы ты, моя дорогая Милена, сказала мне, кто здесь будет, этой трагичной сцены могло бы и не быть, по крайней мере можно было бы избежать. Теперь об этом говорить уже поздно. Я расстался с Доротеей около года назад. Да, моя милая Милена, это – именно та женщина, о которой я тебе рассказывал. Не ожидал я, что такой сильной будет её реакция на моё появление. Значит, она не до конца ещё пережила наше расставание. Что поделаешь? Жизнь есть жизнь. Такие встречи в ней имеют место быть. Простите меня, пожалуйста, что я испортил вам вечер.


Глава восьмая, в которой Пауль начинает брать у Илоны уроки русского языка

В один из вечеров, возвращаясь домой с работы и уже припарковав машину, Илона заметила, что Пауль тоже подъехал к стоянке. Когда он вышел из машины, она подошла к нему. Завязался непринуждённый разговор, который затронул тему, интересную для обоих.

– А ты случайно не из восточных немцев? – спросила Илона. – Что-то в твоей внешности напоминает мне местных из Берлина.

Пауль широко улыбнулся:

– Ты почти угадала. Правда, если быть до конца честным, мои прадеды проживали в таких краях, которые тебе и во сне не снились. Слышала когда-нибудь о сибирской тайге?

Илона чуть не подпрыгнула от неожиданности.

– Конечно, слышала. Ты не поверишь, Пауль, но мои родители родились в Сибири, и тебе я могу теперь признаться, что я там была более десяти лет назад. Сопровождала отца в его поездке по родным местам. Уж очень он хотел в пожилом возрасте ещё раз ступить на землю, где прошли первые годы его жизни. Поездка оказалась удачной. Я тогда заинтересовалась историей моего клана. Родители много лет скрывали от меня, что сами родом из России. Мать даже была там учителем русского языка.

Пауль резко остановился. От избытка чувств, нахлынувших на него, обхватил её своими ручищами, приподнял, потом бережно опустил на землю.

– Такого не бывает! – промолвил он удивлённо и восторженно. – Бог посылает мне всё новых и новых людей, которые могут помочь в осуществлении задуманного. Илона, я признаюсь тебе тоже, что родился в России, в сибирских краях, а потом родители, по окончании службы отца в Берлине, остались в Германии на постоянное место жительства. Как им это удалось? Об этом не спрашивай. Сам не знаю. Отец вскоре умер, мать тогда слегла от горя, а недавно её не стало, ушла тихо, как и жила. Бабушка нам часто писала письма, приезжала в гости. Тогда в доме звучала русская речь. Но я, глупый, не понимал, почему они говорят с матерью на непонятном языке. Только после смерти бабушки, мать объяснила в чём дело и попросила меня обязательно совершить поездку в сибирские края, на мою родину. Там всё ещё проживает тётя отца – Ксения. Мать связывала эту поездку с какой-то семейной тайной.
 
– А что, если я тебе дам несколько уроков русского языка? – предложила Илона. – Три года его изучала. Мать настояла, да и подруги в Берлине были русскоязычными. Кое-чему от них научилась.

Сразу и договорились, что Пауль будет приходить к Илоне в свободное для обоих время и пройдёт под руководством Илоны начальный курс обучения русскому языку. Он чувствовал, что ему необходимо это сделать и именно сейчас. Изучение языка родителей, по его мнению, было уже первым шагом к осуществлению мечты матери.

На следующий день Пауль пришёл к Илоне ближе к вечеру. Несколько часов они просидели за столом, разбираясь в премудростях русского алфавита. Пауль чувствовал себя на седьмом небе от счастья. За один вечер он усвоил десяток букв. Через несколько дней уже читал по слогам: "Мама мо-ет ра-му", "Па-па пи-шет ма-ме" – в "Букваре", который Илона специально для него купила в русском магазине. Пауль попросил Илону пока не рассказывать Милене об их занятиях. Хвалиться было ещё нечем, и, что скрывать, минуты творческого общения доставляли обоим удовольствие.

Но однажды случилось так, что Милена пришла к Паулю немного раньше назначенной встречи. Подойдя к его двери, она позвонила. В это время несколькими этажами выше послышался стук открываемой двери. Голос Пауля Милена узнала сразу. Он прощался с Илоной. Благодарил её за что-то. Голос его был таким нежным, каким он разговаривал только с ней, Миленой. Женщина на мгновение замерла. Потом почувствовала боль в груди, и, не задерживаясь в подъезде, выскочила на улицу.

"Такое предательство, такое жуткое предательство… да, ещё со стороны обоих...".

Милена чувствовала себя униженной и убитой. Мимо проезжало такси. Остановив его, она назвала водителю свою улицу, номер дома. Дорога была недлинной. Расплатившись с водителем, женщина быстро поднялась по ступенькам в свою квартиру. Она успела ещё поклясться, что больше никогда никому и ни за что на свете не будет верить, и потеряла сознание.

Соседка, оказавшаяся случайно в это время на лестничной площадке, услышав какой-то странный стук, позвонила в дверь Милены. Она заметила её ещё выходившей из такси, отметила неверную походку. На звонок в дверь – никто не отозвался. Женщина потянула её на себя, и – о, ужас! – молодая женщина лежала на полу, а на её голубом шарфике была кровь. Для раздумий не было времени. Соседка Милены набрала номер телефона скорой помощи, дождалась появления машины. В больнице определили, что причина её падения в нарушении кровообращения.

Так закончился этот вечер для Милены. Илона узнала, что её подруга в больнице, только на другой вечер. Пауль в тот вечер так увлёкся изучением русского языка, что потерял счёт времени. Очнулся, когда понял, что уже три часа ночи. Засыпая, подумал: "Почему-то Милена не пришла, а ведь обещала?" Он решил завтра непременно рассказать ей о том, что Илона обучает его русскому языку, и не только об этом. Наконец-то, Пауль решил открыть Милене семейную тайну. "Может, она поддержит моё решение – совершить поездку в Россию?" – подумал он, засыпая.

Милену продержали в больнице целых три дня. Пауль посещал её каждый день. Взял на несколько дней отпуск по месту работы и сидел в палате, в прямом смысле слова, у её изголовья. Узнав, что он является причиной такого состояния женщины, которое могло привести к необратимым последствиям, Пауль просил у неё прощения, обещал никогда больше не предпринимать действий без её согласия. Он вымолил прощение Милены, но так и не посвятил её в свою тайну. Теперь он почему-то не был уверен, что она его поймёт и сможет разделить часть забот, связанных с запланированной поездкой в Россию.

А Милена затаила обиду на любимого и решила проверить его и свои чувства. Через несколько дней, выписавшись из больницы, она уехала в деревню, куда всегда мечтала съездить. Это была Детская республика для детей, не имеющих родителей. Она всегда мечтала там поработать, но муж Дитер никогда бы не поддержал её в осуществлении этой мечты. Милене повезло. Её взяли на месячную практику, предоставив комнату в доме для персонала.

Всё здесь было для неё незнакомо, но интересно. На время она смогла уйти от своих грустных мыслей и решила какое-то время никому не сообщать, где находится. Своей новой подруге Илоне она теперь тоже не доверяла.

Прошла неделя. Илона работала в ночную смену. Днём отсыпалась. Физическая работа выбивала её из жизненной колеи. От усталости она не могла ни думать, ни действовать, ни общаться с подругами, что для неё было всегда очень важно. В первый выходной Илону разбудил телефонный звонок. Подняла трубку, назвала себя, и тут в комнату ворвался встревоженный голос Пауля:

– Илона, наверное, я разбудил тебя? Прости. Я бы не позволил себе так рано тебя беспокоить, но по вечерам ты не поднимаешь трубку. Понимаешь, Милена куда-то пропала, несколько дней ничего не знаю о ней. Она тоже не поднимает трубку. Вот, слава Богу, хоть твой голос услышал. Может, подскажешь, где можно её отыскать?

– Я – не в курсе, не имею понятия, где она, – ответила ему Илона. – Возможно, получила какое-нибудь сообщение и ей пришлось срочно уехать. Мне она ни о чём не говорила. Иногда невозможно понять, что движет людьми и почему? Особенно это касается женщин. Мы – народ странный. Но меня удивляет, что она даже мне весточки не оставила и тоже вчера вечером не ответила на звонок. Обещаю, что схожу к ней. Возможно, что она уже будет дома. Позже перезвоню тебе.

После звонка Пауля Илона не на шутку забеспокоилась. Через полчаса она уже звонила в квартиру Милены. Никто не отвечал, не подходил к двери. Тогда Илона постучала в соседнюю дверь. Ей сразу открыли, как будто ждали. Пожилая женщина с любопытством разглядывала Илону.

– Я вас встречала несколько раз с моей соседкой в подъезде, – сказала она доверительно. – Вы, наверное, ищете эту молодую женщину? Я видела, как она несколько дней назад с чемоданом выходила из подъезда. Была очень взволнована, плакала, даже не поздоровалась, как будто не заметила. Такой я её ещё никогда не видела. Может, у неё что-то случилось?

На этом, к сожалению, сведения соседки о Милене заканчивались. Илона разволновалась не на шутку, но, не зная, куда обратиться, кого ещё спросить о Милене, решила подождать развития событий, о чём попросила и Пауля, позвонив ему сразу после того, как пришла домой. Она не могла понять причину отъезда подруги и была недовольна тем, что та не даёт о себе знать.
 
Милена позвонила Илоне в тот же вечер, как будто почувствовала, что её разыскивают.

– Не ищите меня... Я решила отдохнуть от вас... Побуду одна, соберусь с мыслями. Передай привет Паулю. Так меня обмануть…

В этот момент связь прервалась. Слушая сбивчивую речь Милены, Илона не могла понять логики её слов. "Каждый волен поступать, как хочет, – подумала она, – но Пауля я должна успокоить, сказать ему, что с ней ничего не случилось". Она набрала номер телефона Пауля. Тот сразу поднял трубку.

– Это ты, Илона? Есть новости? Удалось что-нибудь узнать?

– Да, кое-что прояснилось. Милена позвонила, просила не беспокоиться. Пока не знает, когда вернётся. Решила отдохнуть, побыть одна, привести мысли в порядок, успокоиться. Тебе от неё привет. Я не успела спросить, где она находится. Неожиданно прервалась связь.

Илона положила трубку, а про себя подумала: "Это похоже на бегство Милены от себя в никуда. Надо же? Даже причину своего отъезда не сообщила? Теперь хоть знаем, что жива, и то ладно. Вернётся, никуда не денется".

Пауль тоже внутренне успокоился, узнав, что Милена звонила Илоне. Он был реалистом, знал на основе своего опыта, что женщин понять трудно, и решил не впадать в панику, успокоиться, серьёзно заняться изучением русского языка и подготовкой к поездке в Сибирь.

В последующие дни Пауль был внешне спокоен, но отъезд Милены, который он считал бегством от него, заставил его задуматься. Интерес к выяснению своей родословной и желание разобраться в причинах вымирания рода не пропадали, но в его душе посеялись сомнения: "Стоит ли столько времени уделять теме родословной? – думал он теперь вечерами. – Вот и Милена уехала, видимо поняв, что меня занимает нечто, что может помешать семейному счастью? Не станет ли поиск исторических корней потерей времени и не помешает ли состояться карьере учёного?"
 
Вчера руководитель по службе Вальдемар Деринг показал Паулю, как из результатов их совместной деятельности легко строится диссертация на соискание учёной степени кандидата наук, а затем и доктора наук. "Для достижения этого, как говорила мама, нужно только "чуть-чуть" постараться". С руководителем Пауль имел доверительные отношения. Это был единственный человек, которому он рассказал о своих планах поиска родовых корней. Вальдемар Деринг идею не поддержал: "Вместо того, чтобы мотаться по архивам, забивать голову историей давно ушедших предков, которые уже никуда не уйдут, занялись бы вы, господин Грегер, диссертабельной темой, которая может сгореть, хотя бы потому, что те же результаты могут быть получены и нашими конкурентами. Вы, господин Грегер, должны понять, что Вам важнее: танцы или пение? Что вам важнее: прапрапрадеды или научные достижения и уважение в обществе? Вам решать".

"Да, я, только я один могу решить, что в таком случае для меня важнее. Но шеф не знает причину поисков моей родословной. Ему легко говорить, а у меня личное счастье от решения задачи зависит. Что для меня важнее: дальнейшее существование и развитие рода или личная карьера?" У Пауля было сильно развито чувство ответственности за принимаемые решения. Его обуревали сомнения: "Не подведу ли я свой коллектив, своих коллег? Правильную ли цель выбрал?"

После разговора с шефом он провёл беспокойную ночь. Часто просыпался, вспоминал остатки сна, а потом вновь засыпал, видя в новом сне ту самую старуху, которая часто ему виделась и прежде. Она манила рукой, держа в ней какой-то конверт. "Я должен её найти, – решил Пауль, проснувшись утром. Это для моей психики сейчас важнее, чем все научные степени мира".   


Глава девятая, в которой Пауль совершает поездку в город Детмольд

На следующий день Пауль занялся поиском в интернете материалов, касающихся темы российских немцев. От матери он знал, что это – небольшая группа населения Германии, примерно в два миллиона человек. Среди них внуки и правнуки тех самых немцев-меннонитов, к которым и он относится по вероисповеданию. Взгляд Пауля остановился на названии статьи "Музей истории культуры российских немцев в городе Детмольд". Сразу начал знакомиться с её содержанием. Из статьи узнал, что музей расположен в одной из немецких земель – Северный Рейн-Вестфалия. Пауль решил не откладывать дело в долгий ящик и в ближайшее время совершить поездку в Детмольд, чего бы это ему ни стоило. Своими мыслями он поделился с Илоной. Её реакция превзошла ожидания.

– Ты знаешь, Пауль, а я ведь приглашена через неделю в Детмольд на семинар российско-немецких авторов, который должен состояться как раз в помещении этого музея.

– Что ты говоришь? Такое не бывает!

– Бывает ещё и не такое. Ты просто выполняешь миссию, предопределённую тебе небесами, поэтому все пути для тебя открываются по мановению волшебной палочки. Тебе при этом нужно только захотеть, сделать выбор, и все желания исполняются.

– Твоими бы устами, – ответил ей Пауль по-русски фразой, которую от неё же узнал на занятии по изучению русского языка.

– Да, могло бы быть и лучше, если бы я поехала с тобой, но, к сожалению, не смогу отказаться от четырёх ночных смен.

С помощью Илоны Пауль связался по электронной почте с руководителем авторского объединения немцев из России. Понял, что в любом случае ему придётся до Детмольда добираться самому, а там он сможет войти в группу авторов, если ему это понадобится. Он приобрёл билеты на скорый поезд, правда с тремя пересадками: в Оффенбурге, Франкфурте-на-Майне, в Алтенбеккене – и через неделю отправился в те края.

"Надо же, как судьба поворачивает", – думал он, находясь уже в поезде и глядя в окно, за которым мелькали великолепные осенние пейзажи, на некоторое время задержавшие его воображение. Созерцая живописные места, он не мог отделаться от мысли, что неслучайно судьба подарила ему эти мгновения, помогла остаться на некоторое время с самим собой, погрузиться в размышления о прошлом, неотделимом от стран его рождения и проживания.

"Почему родственники так долго умалчивали факт моего рождения в России? Почему нельзя было с детства вложить в меня знание русского языка? Наверное, мама боялась, что я не захочу принять на себя груз их прошлого, прожитого вне страны, которая стала мне родиной? Может быть, они с бабушкой боялись, что я не захочу узнать и принять их правду о стране рождения? Кто знает, может, они думали, что, если я узнаю о стране моего происхождения, то это станет тормозом моего развития? Теперь уже не от кого получить ответы на прилетевшие ко мне из ниоткуда вопросы, но я ощущаю внутреннюю потребность понять, кто я, какого рода-племени, кто мои предки, что во мне от них по наследству осталось?"
 
Соседями Пауля по вагону были люди различных национальностей и разного цвета кожи. Они переговаривались друг с другом, по-видимому, на родных языках и наречиях. "А мать почему-то не говорила громко на русском языке, встречаясь со своими земляками в поездах, на улицах города, в магазинах, или в учреждениях, в комнатах ожидания для посетителей или на приёмах у врачей. Чего она боялась? Или страх так впитался в её сознание в России в пред-или послевоенные годы, что не отпускал и в последующие годы проживания в Германии? Ведь в депортации в Казахстане и в Сибири, куда российских немцев выселяли во время Второй мировой войны семьями, их считали изгоями, фашистами, предателями, шпионами, одним словом, врагами советского народа только за то, что они по происхождению были немцами. А ведь я тоже родился в России. Так кто я теперь? Российский немец или немец по генам, вложенными в меня предками?»

Пауль откинулся на спинку сидения. Он ехал в вагоне второго класса. "Мать говорила, что мы остались в Германии людьми второго класса для местных немцев. Они не знают истории нашего малочисленного народа, который и сейчас не имеет покоя и в поисках душевного равновесия мечется по планете, возделывая необжитые земли то в России, то в Австралии, в Мексике и в Парагвае, в Канаде и в Америке. Не обретя и там Родину, многие возвращаются на свою исконную родину в Германию или в Россию, живут и умирают там тем же непризнанным народом, которым были сто, двести, триста лет назад. Народ в пути, так принято говорить о моих предках. Мать рассказывала, что существует землячество российских немцев. Годами оно добивается равноправия немцев из России с другими гражданами Германии, хотя бы в вопросах пенсионного обеспечения. Сама она получала только 60 процентов от размера пенсии, заработанной в России, в сравнении с людьми, относящимися к немцам, проживающим здесь всегда".

Вопросы кружились в голове, но Пауль не пытался сейчас найти на них ответа. Он считал себя гражданином Германии. Германия – его родина. Это понятие вмещало многое: город, в котором он живёт, людей, с кем общается, воспоминания о школьных годах, о первой любви, о первых попытках профессионального становления. Он был доволен итогами прожитых лет и надеялся на успех в будущем. Пауль мечтал и о счастливой личной жизни, о семье и детях. "Зачем я пытаюсь разворошить осиное гнездо прошлого, найти в нём спрятанные тайны предков, раскопать их скелеты? Тени прошлого... Они молчат, а я хочу заставить их заговорить. Но кому это нужно, и что это даст мне?"

Пауль, продолжал вглядываться в удивительные пейзажи за окном, потом перевёл взгляд на своих попутчиков. "Нет. Я не сдамся. Мне нужно выполнить завещание матери. Я должен посетить родные места отца и найти ответы на вопросы: Почему вырождается наш род? Что нужно сделать для того, чтобы он продолжил своё существование?" Он вспомнил слова "ещё не вечер", которые в трудные минуты произносила мать. "Тогда они мне ни о чём не говорили, и я порой думал: "Причём тут вечер, если в семье, например, трудности, или денег нет, чтобы отправить меня с классом в поездку по родному краю, или когда после долгих лет учёбы маму не утвердили заведующей отделения, в котором она проработала много лет? Сейчас мне часто вспоминаются и другие её слова: "Ничего, сынок, всё устроится как-нибудь. Главное, чтобы мы понимали друг друга, а остальное – трын–трава". Какая "трава"? Почему "трын"? Этого мне никто и никогда не смог объяснить, даже бабушка, которая всегда понимала мать с полуслова".

Поезд, на котором Пауль уже подъезжал к станции Детмольд, остановился на каком-то полустанке. Последний раз проводник проверил наличие билетов. "Ну, что ж, пора покинуть этот состав". Девять часов езды привели Пауля к мысли, что он не зря совершает это путешествие. Невдалеке увидел автобусную остановку. В справочном бюро вокзала подсказали, на каком номере автобуса можно доехать до музея.

Двухэтажное здание музея, одной стороной примыкающее к зданию частной евангелической школы, Пауль увидел издалека. Порог музея перешагнул с благоговением и внутренним чувством, что в этом помещении он найдёт путь к дальнейшей раскрутке спирали в стеклянном шарике. Теперь Пауль уже не помнил, откуда в его сознании такое сравнение, но оно помогло ему ощутить уверенность в правильности совершаемого им действия. Работники музея оказались людьми приятными в общении. Его привели в большой зал с экспонатами и на время оставили одного.

Здесь началось таинство. Сознание выдавало картины, которые можно   увидеть только во сне. После длительной ночной поездки, он находился в состоянии полусна, воспринимал увиденное несколько в ином ракурсе. С одного портрета на него смотрел мужчина примерно пятидесятилетнего возраста. Он приказывал взглядом подойти к стене, на которой были выставлены различного рода одежды людей в прошлом. Воображение нарисовало образ женщины в одном из этих строгих в чёрную расцветку платьев. Она манила его к себе рукой. Взгляд Пауля остановился на плакате, где крупными буквами было написано: "Колония Молочная". Он знал, что именно там проживали его предки из Германии, Голландии или Польши, когда впервые переступили землю Таврической губернии. Пауль начал лихорадочно фотографировать всё, что видел перед глазами, уже не думая о том, что скажут те, кто, может быть, наблюдает за ним со стороны или со стен, увешанных портретами.


Глава десятая, в которой Пауль делится с Илоной впечатлениями от поездки

Пауль позвонил Илоне сразу, как только вернулся из Детмольда.

– Илона, ты не можешь себе представить, какое приятное чувство я испытал, общаясь с твоими знакомыми, авторами Литературного объединения немцев из России.

– Так ты всё-таки с ними познакомился?

– Конечно. Я проживал с ними в одном отеле. Мы общались на немецком, но постоянно вокруг звучала и русская речь. Сразу познакомиться с тридцатью авторами, говорящими на двух языках, не каждому такое в жизни удаётся.

– А Артур Розенштерн? Ты его видел?

– Ты знаешь, Илона, в нём я узнал самого себя. Ведь он приехал в Германию из России тоже в малолетнем возрасте. Ты же сама знаешь, что он разговаривает в основном на немецком, хотя владеет и русским. Он автор книги "Планета Германия" на немецком языке. После того, как я его узнал, непременно прочту эту книгу. Илона, приходи ко мне на кофе, я расскажу тебе обо всём, что увидел и узнал в музее. Думаю, это тебе тоже будет интересно.

Пауль не спросил у Илоны о Милене, надеясь, что она сама поделится с ним новостями. "Наверное, новостей нет, – подумал он, положив трубку. – Что же ты, Милена, так на меня разобиделась, ни видеть, ни слышать меня не хочешь?"

Пауль перебирал в памяти счастливые мгновения встреч с Миленой. Он помнил всё до мелочей, скучал по женщине, которую считал эталоном добра и красоты, но никак не мог понять, что же так сильно расстроило любимую, что заставило её убежать от него, не оставив возможности на дальнейшее примирение. Когда он думал о ней, становилось трудно дышать. "Сейчас придёт Илона. Мы поговорим о важном для меня деле, и станет легче воспринимать факт, что ты меня оставила. Не понимаю... Я же извинился перед тобой. Да и извиняться было не за что. За что же ты так со мной?"

Через час пришла Илона. И квартира наполнилась радостным смехом. Они пили кофе, заваренный хозяином. Разговор не прекращался ни на минуту. Пауль отметил про себя, что Илона изменилась. Подумал: "Похорошела-то она как! Может, влюбилась? Светится вся. Глаза лучатся, искрятся. Каждый раз она какая-то другая, а сегодня особенно привлекательна: пронзающий до глубины души взгляд, изумительная свежесть кожи лица… А движения? Они легки и грациозны. Маленькая ростом рыжеволосая бестия кого хочешь с ума сведёт. Природой ей что ли дана эта изумительная способность останавливать на себе взгляд, притягивать внутренней энергией? Что это я размечтался? Давно женщин не видел? – Пауль потряс головой, пытаясь избавиться от нахлынувшего желания обнять это милое существо. – Мало того, что женщина притягивает своей внешностью, она ещё прекрасная собеседница: понимает меня с одного слова, выражает искренний интерес ко всему, чем живу, о чём говорю. Нет, пора переходить на реальную волну, а то дел натворю, потом не расхлебаю".

Пауль поймал себя на том, что думает уже русскими словами и выражениями, которые она же, Илона, ввела в его лексикон. Ещё раз потряс головой, отгоняя ненужные мысли и продолжая внимательно вглядываться в глаза собеседницы, обратился к ней со словами:

– Илона, ты слышала когда-нибудь, что переезд немцев в Россию происходил с 900 года? Сначала перебрались туда миссионеры, торговцы, строители и учёные, картографы и врачи, шахтёры и люди искусства. О принцессах, которых выдавали замуж за русских царей – отдельный разговор.

 – Да. Отец упоминал об этом в своих дневниках. Он писал о том, что его предки были из Катариненштадта...

– Да ты что?! В музее я как раз узнал, что эта немецкая колония в России была основана в 1766-ом году из немцев лютеран и католиков. Подожди минутку. Я где-то записал точные сведения. А, вот нашёл. Первых семей приехало туда 283, а к 1905-ому году – там было уже 12334 жителей немецкого происхождения. Можешь себе такое представить?

– С трудом. Отец что-то ещё говорил про Маркштадт.

– Так это тот же город Катариненштадт. Его переименовали в Маркштадт в 1914-ом году. В 1918-ом он стал столицей автономной Республики немцев Поволжья. К тому времени там уже было открыто пять начальных школ, одна семилетняя, пять библиотек, педагогический и торговый техникумы, музыкальная школа и ещё многое другое.

– Пауль, я сейчас подумала: отец был бы рад узнать, что его дочь заинтересовалась прошлым его народа.

– Да, Илона, я тоже часто думаю, что мои родители были бы этому рады. Я, наконец-то, узнал, что в архивах именно этого музея хранятся документы об истории немцев – меннонитов по вероисповеданию. Когда я там спросил у гида, где стенд, посвящённый им, он удивленно вскинул на меня глаза и ответил: "Так это же всё о них". Потом я спустился в библиотеку музея. Первое, что отметил – запах книг. Наверное, только старинные книги могут издавать такой, присущий только им, запах? Библиотекарь сказала мне, что шифр книг о меннонитах начинается с буквы "М", потом растолковала, что на разных полках стоят книги о меннонитах разных регионов России и других стран. Как я пожалел в тот вечер, что не могу остаться в этом городе ещё на пару дней, чтобы прочесть хоть часть этих книг.

– Я слышала, что книги из библиотеки музея можно выписывать по почте за небольшую плату.

– Да, что ты говоришь? Надо обязательно это сделать.

– А что ты узнал ещё о меннонитах нового?
 
– Если я правильно понял, как религиозное течение оно возникло в 16 веке в Голландии и в Северной Америке. Не зря мой отец говорил маме, что они из голландских немцев. В 18 веке его предки перебирались из Западной Пруссии на юг России. В основном это были бедные люди, которые добирались в Россию своим путём, на чём придётся, некоторые по морю, на пароходах. Тогда они переселялись целыми селениями. Прочитал на одном из стендов музея, что Григорий Потёмкин пообещал дать немцам земли на берегу Днепра. Я переписал для памяти конкретные цифры: 228 семей поселились там в 1789-ом году. Поселение назвали Хортица. Первоначально оно состояло из 18 деревень. Второе поселение было заложено в 1804-ом году и состояло из 56 деревень. Оно расположено на сто километров южнее Хортицы, на берегу реки Молочная.

– Извини, что прерываю. Недавно, читая биографические рассказы Роберта Лейнонена, российского немца, узнала, что его предки переселились из Германии в Россию после выхода Указа Екатерины II 1765 года, разрешающего создать немецкие колонии в Санкт-Петербурге. Я об этом сделала запись у себя в дневнике… Подожди минутку… Вот отыскала: в 1765-ом году из Пфальца, земель Гессен-Дармштадт, Вюртенберг и Бранденбург прибыло в Санкт-Петербург 110 семей, позже, в 1767-ом году – ещё 67 семей немцев из Варшавы. До 1819 года в Санкт-Петербурге обосновались 24 немецкие колонии. Не знаю, были ли среди них колонии меннонитов?

– Я этого тоже, к сожалению, пока не знаю.

Их беседа затянулась до полночи. После того, как Илона ушла, Пауль ещё долго не мог успокоиться. Он перечитывал статьи в интернете, рассматривал карту немецких поселений на реке Молочная. "Теперь уже нет сомнения, – думал он, – что скоро навещу места предков по отцовской линии. Пока только не решил, откуда и когда начну путешествие". Засыпая в этот вечер в одиночестве, он не мог избавиться от ощущения давно забытого родного тепла, наполнявшего его существо в детские годы проживания в родительском доме.


Глава одиннадцатая, которая помогает понять причину болезни фрау Перец

Фрау Перец, находясь в больнице, молчала, не проявляя никакого интереса к происходящему. Казалось, что она потеряла память. Высокая, стройная брюнетка, гордо подняв голову, ходила по отделению, никого не замечая вокруг. Этот процесс движения порой нельзя было остановить. Она заходила в комнаты к лежачим больным, стояла возле них, напряжённо всматриваясь в лица, как будто пыталась что-то вспомнить. Могла бессмысленно бродить по коридору или часами лежать в комнате без движения. Врачи не могли найти к ней подхода и оставляли в покое, в надежде, что всё образуется, и память, если она действительно потеряна, вернётся к ней снова. По мнению психиатра, который работал с ней в одном отделении в течение многих лет, "коллеге нужен только покой и непредвиденный случай, который вызовет взрыв эмоций, поможет вернуться в реальность".

Жизнь продолжалась, но уже, казалось бы, без Доротеи Перец. Только ночью она была той, которая знала о себе всё, понимала, что произошедшее с ней несколько дней назад – не случай, а закономерное наказание за грех, который она совершила однажды. "Расплата пришла. И хорошо, что я получила по заслугам в этой жизни, а не после того, как ушла из неё и предстала перед Вершителем Судеб," – думала она, перебирая в памяти всё, что произошло в ту роковую ночь. Вероятно, именно эта мысль о возмездии помогала ей переносить повседневную суету в отделении.

Её коллеги не знали, что в течение многих лет каждую ночь она видела во сне маленького ребёнка, кричащее живое существо, которое с её молчаливого согласия взяли у молодой роженицы. За большие деньги были тогда подкуплены несколько акушерок и она, врач Доротея Перец, которая в тот момент оказалась свидетельницей этой жестокой сцены. Единственно, что успокаивало фрау Перец, это то, что роженица, будучи без сознания во время родов, поверила позже сообщению мужа о смерти ребёнка, как будто прожившего всего несколько часов после рождения.

Ещё в момент поступления Милены в их психиатрическое отделение, фрау Перец узнала в ней ту женщину, у которой много лет назад по желанию мужа и с молчаливого согласия работников отделения отняли ребёнка, девочку, которая была совершенно здоровой. Психиатр Перец дала позже и согласие на удочерение девочки людьми, которые увезли её из страны. Тогда ей казалось, что так следы преступления будут заметены.
 
Но судьба распорядилась иначе: недавно та роженица вновь оказалась её пациенткой. Всё в жизни возвращается на круги своя. Душевной пыткой стало для Доротеи Перец находиться рядом с женщиной по имени Милена, которая появилась недавно в её отделении из прошлого, поэтому она постаралась поскорей избавиться от её присутствия и делала всё, чтобы выписать пациентку из больницы. Фрау Перец не сомневалась, что эта больная совершенно здорова, и заявление её мужа, знакомого ей по прежнему делу, не имеет под собой никакого реального основания.

"Оказывается, слова о муках совести, – думала она теперь, – тоже имеют под собой основу. Они разъедают меня изнутри уже с момента совершения преступления. Да, я не убила, но, отняв у матери дочь, а у дочери мать, нанесла им обеим раны, которые не смыть покаянием. Ведь я не знаю точно, в чьи руки отдали девочку? Как сложилась её судьба? Прошло более пятнадцати лет с того момента, как это произошло, и надо же – прошлое вернулось".

Фрау Перец, понимала, что это возмездие за совершённый ею в молодости проступок, но не пыталась покаянием исправить содеянное. Больше божьей кары она боялась правосудия на земле. Она не хотела попасть при жизни в число преступников, которых по нынешним временам и так в мире хватает. "Меня не смогут притянуть к ответу. Столько лет прошло. Я сама уже себя наказала. Знаю теперь, что муки совести – это не выдумка высоконравственных персон".

И вот тогда, в греческом ресторане, куда они зашли с медсестрой Илоной, чтобы провести субботний вечер, она вновь увидела эту миловидную женщину, да ещё в обществе своего бывшего молодого мужчины Пауля, который ушёл от неё, бросил, не объяснив причину и не позвонив. Он просто однажды закрыл за собой дверь и оставил её наедине с собой в жутком одиночестве.

Теперь, находясь в неврологическом отделении больницы, не разговаривая ни с кем, ни с врачами, ни с пациентами, психиатр Доротея Перец большую часть времени проводила в постели, прокручивая в сознании свою жизнь, картину за картиной, вперёд и назад, пытаясь осознать, в какой момент её жизнь сошла с правильного пути. "Нет, я ни за что на свете не признаюсь. Меня могут тогда дисквалифицировать, уволить с работы. На это я не пойду. Пусть всё останется так, как есть. Если не скажу, никто и не узнает. А я – не скажу. Долго им придётся ждать, чтобы услышать правду". Фрау Перец проводила длинные ночи в душевных пытках, а по утрам совершала "обход больных" в отделении. Многолетний опыт подсказывал ей необходимые слова и действия. Порой она задерживалась у пациента в комнате, садилась рядом на стул, спрашивала о признаках болезни. И даже если больной не мог ей ответить, а это случалось почти всегда, она выходила из комнаты просветлённая, с сознанием выполненного долга.

Медсестра Илона часто навещала Доротею Перец в её комнате во время трудового дня и в свободное от работы время, пытаясь понять, что с ней происходит, но ей трудно было достучаться до её светлого начала, чтобы хоть на мгновение приоткрыть тайну души. Тёмный мир не отпускал фрау Перец из своих цепких рук. Говорят, стоит только запустить заразу, и она захватит душевное пространство. Она, тёмная сила, постепенно отвоёвывает в людских душах себе место, потихоньку создаёт плацдарм, заполняя его тёмными мыслями и уводя в пространство зла, находящееся недалеко от вместилища ада.


Глава двенадцатая, повествующая о возвращении Милены в город, и о том, как она отреагировала на предложение Пауля поехать в Сибирь

Через месяц после того, как Милена уехала в детскую республику, она возвратилась обратно. Внутренние силы вернулись к ней. Она поняла, что совершила ошибку, уехав и оставив друзей в неизвестности, почему она это сделала. "Ведь Пауль объяснил мне всё, – думала она теперь, оставаясь наедине со своими мыслями. – Зачем нужно было его ещё наказывать за несуществующую вину?"

Когда время, оговорённое в договоре по практике в воспитательном учреждении, закончилось, Милена не стала его продлевать. Она собрала вещи и отправилась домой в надежде, что Пауль её ещё любит и ждёт.

Пауль, действительно, был рад, что она вернулась, сделал вид, что ничего не произошло, что её поездка в деревню была необходимостью. Но как-то пусто стало у него на душе, куда-то исчезла музыка, звучавшая в ней при виде этой женщины. Казалось бы, всё встало на свои места, но возникло ощущение тревоги. Мозг постоянно сверлил вопрос: "Прав ли я в своём решении выбрать её спутницей жизни?" Чтобы не копаться в душевных переживаниях и сомнениях, Пауль сделал Милене официальное предложение выйти за него замуж. Она согласилась. Регистрация брака должна была состояться через месяц.

Однажды утром, проснувшись раньше обычного, Пауль, глядя на Милену, тихо посапывающую на его плече, подумал: "Пора всё же рассказать ей о том, что меня мучает уже много лет. Теперь всё зависит от меня. Я не имею права сдаваться, прятаться за мысли о множестве повседневных дел. Нужно, наконец-то, отбросить сомнения, терзающие душу, и собираться в дорогу". После их недавней размолвки, он уже не совсем был уверен, что Милена поддержит его решение – поехать в дальние края. "Да, она, конечно, любит меня, но последует ли за мной на край света – в этом я почему-то теперь сомневаюсь".

Когда Милена проснулась, то не узнала своего Пауля. Всегда спокойный и даже порой нерешительный, он преобразился. С беспокойством наблюдала Милена за его метаниями по комнате, не решаясь спросить, что заставило его так рано подняться в их общий выходной. "Что он надумал? Мы так долго ждали этого дня, планировали провести его вместе". Пауль, заметив, что Милена не спит, присел на край её кровати, пристально посмотрел в глаза, словно хотел спросить: "Ты – со мной?" Увидев в них, по-видимому, то, что искал, нежно поцеловал её и, минуту помедлив, выпалил, как давно продуманное:

– Милена, мы уезжаем. Я уверен, что ты поддержишь мою идею.

Глаза Пауля горели. Решимость, с которой он начал говорить, сразу настроила женщину на серьёзный лад. Почувствовав, что Милена готова его выслушать, Пауль, словно оттолкнувшись от берега, начал своё повествование:

– Понимаешь, дорогая, мне нужно посетить родину, тот кусочек земли, где прошла большая часть жизни моих родителей и где я родился. Мать перед смертью просила меня об этом. Это была не просто просьба старого человека. Что-то стоит за её словами, какая-то тайна, разгадку которой она сама не знала. Как занозой вонзились ей в память слова матери, моей бабушки: "Все концы спрятаны в сибирских краях. Моя надежда на Пауля. Он может и должен разгадать тайну рода. Больше надеяться не на кого". Дорогая Милена, я должен выполнить просьбу родных. Вот сейчас хочу спросить у тебя: Поедешь ли ты со мной? Уверен, что там нам обоим будет на что посмотреть. По моим представлениям, Сибирь – дикий край с первозданной природой и старинными обычаями. Один раз в жизни можно и нам с тобой окунуться в таёжную глушь, чтобы понять, что такое цивилизация.

Пауль уже почти бегал по комнате. Движения его стали решительными. Он весь собрался, сжался в пружину, и Милена поняла, что остановить разбег его мыслей, готовых превратиться в немедленные действия, уже невозможно. Она вскочила с кровати, бросилась к нему, обняла. Прижавшись всем телом, ощутив дрожь его тела, переполненного эмоциями, подняв на него глаза, сказала тихо, но обнадеживающе:

– О чём разговор, милый! Конечно же, мы едем в эту твою таёжную глубинку. Уже сегодня представляю, как нам там будет интересно.

В душе у Пауля зазвенела струна, до этого ему незнакомая, волнующая и переполняющая его существо.

– Неужели я романтик по натуре? – возникла на мгновение мысль, но тут же улетучилась, как будто её и не было. – Какая разница! Главное – появилась надежда, что и этой мечте суждено сбыться.

Потом они долго говорили о предстоящей поездке, обнявшись и соединившись мыслями и чувствами в единое целое.


Глава тринадцатая о том, что думает и как ведёт себя психиатр Перец, находясь в больнице

Фрау Перец стояла посреди комнаты с закрытыми глазами. В последнее время такое случалось с ней часто. В такие минуты никто не пытался с ней заговорить. Даже врач оставлял больную в покое. А ей никого и не хотелось слышать. Она, как психиатр, понимала, что депрессия стучится в душу, которую с каждым днём всё больше и больше заволакивает тучами. "Где-то я прочитала, что когда душу охватывает мрак и отчаяние уже на пределе, Бог, в облике другого человека, приходит на помощь, – размышляла она ночами, не решаясь обратиться к Господу с молитвой. – Не простит он меня. Надо сначала найти ребёнка, просить у Милены прощение, а потом уже и перед Богом замаливать грехи". Мысли крутились вокруг понимания вины, но расстояние от осознания вины до действия, которое поможет смыть позор, казалось непреодолимым.

Находясь в больнице, фрау Перец чувствовала себя немощной старухой, на которую свалилось множество забот. "Мне нужно решать, что делать, как жить дальше, как очистить душу? Ведь, если Бог поставил меня в эту ситуацию, значит выбор делать нужно самой. Видимо, моя душа настолько темна, что Всевышний вынужден действовать через других, посылая мне знаки и ответы, но я глуха к ним. Я всю жизнь старалась ничего не видеть и не слышать вокруг себя. И вот ведь настиг меня Его голос. Если рассказать этим врачам-эскулапам, что я слышу Его по ночам в снах и днём, находясь наедине с собой в этой комнате, то они примут меня за сумасшедшую и навсегда поместят в психиатрическую клинику. Ведь я прекрасно знаю, как это происходит. Боже, дай мне ответ на этот вопрос. Дай мне знак, как жить дальше? Что изменить в жизни? Как изменить себя?"

Громкий стук в дверь прервал её размышления. Голос медсестры нарушил тишину комнаты:

– Фрау Перец, вас пришли навестить. Нужно Ваше разрешение на посещение. Вы согласны?

"Кто это может быть? Кому я ещё в этом мире нужна? Отказать? А, может, это тот единственный случай? Может, это ответ на мой невысказанный вопрос?" – подумала фрау Перец и крикнула что есть силы:

– Да, да, я согласна, пусть войдут, – и, рукавом халата вытирая слёзы, ещё раз прокричала нетерпеливо, – разрешите им войти!

Фрау Перец начинала нервничать. В любой момент она могла сорваться на истеричный крик, что могло закончиться непродуманными действиями. Но двери распахнулись, и в их просвете она увидела Илону и – кого меньше всего ожидала – Милену, о которой думала последние дни, не уставая от своих мыслей.

Внезапно, к удивлению всех, из глаз фрау Перец полились слёзы. Холодными горошинами они катились по лицу, и их бег невозможно было остановить. Доротея Перец всегда думала, что не умеет плакать. "Да, и не плачу я вовсе". А слёзы лились и лились, не переставая. Их солёный привкус чувствовался на губах. Она никогда не думала, что слёзы действительно такие солёные.

Илона, казалось, понявшая состояние старшей подруги, бросилась к ней на шею и расплакалась. Они стояли молча, как две поникшие на ветру берёзки, прижавшиеся друг к другу, понимающие, что ещё живы и хотят остаться на земле, а не быть с корнями, вырванными оттуда. Эту сцену наблюдала, находясь у двери, Милена. Испытывая чувство сострадания, она не знала, что ей предпринять: "Уйти или остаться? Попытаться успокоить обеих? А, может, присесть на стул и просто дожидаться исхода сцены, свидетелем которой я невольно оказалась?"

Первой пришла в себя фрау Перец. Она выпустила Илону из объятий и, взглядом прося прощение за невольное выражение чувств, предложила ей сесть на краешек кровати. Вспомнив о Милене, всё ещё стоявшей у двери, показала на стул, единственный в комнате. Сама же лихорадочно думала о том, как ей поступить дальше. "Всевышний создал ситуацию, поставил меня перед выбором. Мне нужно сейчас решать – воспользоваться этой ситуацией или нет? Может, такого случая больше не представится? Что значит решать? Сказать правду, или в очередной раз промолчать, расширив в душе пространство для проникновения тёмной силы"?

В наступившей тишине ей вдруг послышался внутренний голос, который нашёптывал:

– Промолчи, никто же не знает о твоём давнишнем проступке. Молчи. Не думай и молчи. Заставь себя молчать!

– Нет, на этот раз я тебе не уступлю. Не хочу. Не могу больше молчать. Отстань! Отвяжись! Уйди! Выйди из меня! Не мучь! – кричала её душа в ответ.

И вдруг, как с неба, снизошёл другой голос, светлый и чистый, похожий на родной, материнский. Доротее казалось, что она уже не помнит голос матери, ведь слышала-то его только в младенчестве, когда мать напевала ей колыбельные песни.

– На всё воля Божья. Вверься Владыке нашему. Твоё спасение только в очищении души. Слезами оно началось сейчас. Не бойся. Прими всё, что Отец наш тебе посылает. Учись слышать и видеть его знаки. Если сделаешь для себя правильный выбор, то найдёшь и путь к очищению души...

В этот момент резко зазвонил телефон Милены, нарушив тишину комнаты. В волнении женщина нажала сразу на несколько кнопок, включив тем самым полную громкость. Внезапно в комнате раздался встревоженный голос Пауля:

– Милена, золотко моё, мы ведь договорились встретиться с тобой в кафе недалеко от моей работы. Я уже здесь...

Милена, понимая, что слова Пауля не к месту, перебила его:

– Дорогой, прости мою забывчивость. Через минут двадцать я приеду к тебе.

В этот момент послышалось какое-то странное шипение. Милена и Илона одновременно взглянули на фрау Перец. Её лицо жутко преобразилось. Перед ними был совершенно другой человек, да и можно ли было назвать то, что они видели – человеком? Лицо фрау Перец вытянулось и напоминало собой форму перца. Зауженная верхняя часть головы с волосами, стоящими дыбом, нельзя было назвать даже париком. Глаза метали молнии, сверкали гневом. Грудь высоко вздымалась. Прерывистое дыхание выдавало высшую степень гнева.

Подруги в ужасе вскочили со своих мест. В руках Доротеи Перец оказалась приличных размеров стеклянная ваза для цветов. Милена вовремя успела увернуться. Илона пыталась схватить фрау Перец за руки, остановить её. Но, Боже, в женщине оказалось столько неожиданной силы, что уже торшер с крепкой бетонной подставкой летел в сторону Милены, к счастью, пролетев мимо. Его основание, коснувшись пола, разлетелось на куски.

Илона нажала на кнопку вызова помощи. Через минуту в комнату вбежали два санитара. Один обхватил тело фрау Перец сзади, но она вырвалась. В следующую минуту впилась нестриженными ногтями в лицо другого санитара. Тот закричал от боли, и, защищаясь, оттолкнул больную от себя, закрыв лицо руками. В следующее мгновение она уже хлестала полотенцем по лицу первого санитара, кусалась, царапалась, А затем, оттолкнувшись ногами от пола и на минуту повиснув на руках санитара, выбила оконное стекло и чуть не утянула его за собой в пролёт окна.

Илона, не потеряв самообладания, нажала сразу на несколько кнопок звонка. Сработала сигнализация срочной помощи. Разъярённую львицу невозможно было остановить. В порыве гнева она была невменяемой. Милена, почти парализованная от страха, в испуге застыла посреди комнаты, не зная, что предпринять дальше. В этот момент в комнату вбежал ещё один санитар, а вслед за ним ворвался широкоплечий высокий мужчина, напоминающий внешностью дикого орангутанга. Он кинулся к разъярённой фрау Перец. Та в ужасе швырнула в него стул. Мужчина увернулся, а затем, схватив её огромными ручищами, притянул к себе и впился губами в её губы. Через несколько минут, не общая внимание на крики, сумасшедший выскочил со своей добычей из комнаты. В коридоре послышался шум, стук падающих предметов, громкие голоса, потом всё стихло.

Находящиеся в комнате ещё пребывали в состоянии шока, когда дверь комнаты распахнулась, и в неё вошла медсестра, нарушив тишину спокойным приятным голосом: "У вас здесь всё в порядке? Слава Богу, пациентку тоже спасли. Разбитое стекло к вечеру вставят, я уже позвонила. Да, а говорили, что эта пациентка – ангел. Ангел-то, может быть, и ангел, но нечистая сила в ней хорошо устроилась. Вряд ли возможно её изгнать из этого тела. Какая сила, какая мощь! Здесь и смирительные ремни не помогут".

В коридоре видны были следы борьбы: перевёрнутые стулья валялись ножками вверх, осколки стекла от разбитых шкафов с книгами ещё не убраны, трубка от настольного телефона с концом оторванного шнура валялась недалеко от входных дверей, а столик, на котором когда-то стоял телефон, напоминал груду, состоящую из отдельных частей. Ножки его выглядывали из-под дивана, на котором расположился грузный мужчина средних лет, который, выговаривая по слогам слова, пытался читать с чистого листа ватмана.

"Всё, как всегда, – подумала Илона. – Давно руководительнице отделения говорили, что не нужно загромождать проходы лишней мебелью, но ведь у неё мания уюта. Всё пытается создать его в этой казённой обстановке. Когда своей семьи нет, а хочется её иметь, случаются такие несоответствия. Хорошо, что хоть пациенты не пострадали. А наш с Миленой невольный спаситель, дикий пациент, ворвавшийся своевременно в комнату, конечно, уже заперт на ключ в своей комнате. Получив успокаивающий укол, он скоро заснёт. Не сомневаюсь, что это из его комнаты раздаются сейчас рычание, шум и стук кровати, которой он гремит по стене".

Илоне вспомнилось, как несколько лет назад, одна из пациенток, проживавшая как раз в этой комнате, в течение одного дня выбила три дверных замка, чем установила рекорд в отделении. Позже Илона напишет в своём дневнике: "Ведь это дом для тех, кто имеет ограниченные психические возможности. Почти каждый из больных проживёт здесь до последних дней жизни. Жаль фрау Перец, но нельзя допустить, чтобы она осталась здесь навсегда. Ей нужно помочь, но как?"


Глава четырнадцатая, в которой рассказывается о посещении Паулем и Илоной посёлка на берегу Ангары

Оформление документов для поездки в Россию у Пауля с Миленой прошло без проблем, но потребовало определённого времени для открытия визы. Так как у них не было приглашения для посещения страны, они оформили туристическую. Для этого не понадобилось срочное замужество. По обоюдному согласию решили отложить это важное событие на время, когда вернутся из поездки домой. Визу открыли на месяц. За этот срок, по мнению Пауля, он успеет решить свои дела в сибирских краях. С какой стороны и как начинать поиски того, что искал, он не имел никакого представления. Но у него было письмо, адресованное Ксении Грегер, тётке отца. Мать отдала его Паулю незадолго до своей смерти.

Через несколько недель молодая пара уже совершала перелёт из Франкфурта-на-Майне в сибирский город Красноярск. Теперь им никто не мог помешать: ни бывший муж Милены – Дитер, ни Доротея Перец, бывшая возлюбленная Пауля, которые, по мнению обоих, были ещё на многое способны, чтобы сохранить то, что когда-то им принадлежало. Пауль словно освободился от груза, давившего камнем на сердце, раскрепостился и, как говорится, с чистого листа начал путь на свою исконную родину, в страну предков. Он как будто даже стал выше ростом, и вечно сутулившиеся плечи – расправились. Улыбка не сходила с его лица, а глаза стали светлее и голубизна их ярче. Милена, как в зеркале, видела в них своё отражение и была рада этим его превращениям, происходящим на глазах.

"Вперёд, только вперёд, – выводила её душа. – Ни мгновения не думать о том, что есть, что было, что ожидает впереди. Пауль заражает меня всё больше и больше своим оптимизмом. Надеюсь, что всё будет хорошо. Главное, что мы с ним понимаем друг друга, поддерживаем, становимся опорой один другому".

Шесть часов полёта сблизили их ещё больше. Теперь они находились как будто в другом измерении. На борту самолёта звучала непонятная обоим речь. Милена не знала, что творилось в душе Пауля, и просто радовалась его открытому выражению лица и рукам, нежным и властным, помогающим забыться во власти неизведанных чувств.

– Пристегнуть ремни, – как из тумана раздался голос стюардессы. Через несколько минут самолёт приземлится в аэропорту города Красноярска.

– Внимание! Просьба отключить электронные устройства.

Ребёнок на соседнем за ними сидении заливался громким плачем. Перепады давления давали себя знать. Приземлились в аэропорту большого города. Но это было только начало пути. Никто их здесь не встречал, никто ведь и не знал, что Пауль вернулся на родину, землю родителей, а, может, и прародителей.

"Надо было изучить генеалогическое дерево и получше подготовиться к поездке, – подумал он мимоходом. – Хорошо, что погода сегодня лётная".

Размышлять не было времени. Часа через два им предстояло продолжить путешествие на небольшом самолёте "Як-40". Атмосфера в аэропорту была спокойная – никаких непредвиденных происшествий. Милене и Паулю повезло: парень, сидевший рядом с ними на скамейке, знал несколько слов и выражений на немецком. Он оказался разговорчивым, пытался завязать с ними беседу. Узнав, что они – иностранцы и впервые в этих краях, помог им понять диктора, объявившего посадку на самолёт до посёлка Кежма. И вот они опять в воздухе. Всё шло по плану.

Но оказалось, что и это ещё не был конец пути. После посадки на одном из небольших аэродромов, они пересели ещё в один, теперь уже совсем маленький самолёт с надписью "Аэрофлот СССР" на фюзеляже. Пассажиров в нём – двенадцать человек. Качка в воздухе похлеще, чем на море. "Когда же прекратятся эти мучения? – подумала Милена, уже начиная слегка раздражаться. – Ни конца, ни края всему этому не видно".
 
Теперь только она начала понимать в какую авантюру ввязалась. Возникло предчувствие, что поездка будет не из лёгких. Хорошо, что хоть присутствие Пауля придавало уверенность, иначе бы она уже запаниковала. Не каждый сможет выдержать такие перегрузки. Они ведь действовали на неё не только физически, но и в психическом плане.
 
– Милый, а сколько нам ещё лететь осталось? – спросила она своего друга, когда предел внутренних сил был на грани возможностей.

– Мужайся, милая, – ответил Пауль. – Как у них здесь в песне поётся: "Ещё немного, ещё чуть-чуть".

По словам матери, это была любимая присказка его отца. Мать произносила эти слова, когда в семье происходили какие-нибудь неприятности. С годами фраза забылись, а вот теперь всплыла в памяти, как и лицо отца. Пауль знал его по фотографиям из семейного альбома. На них отец всегда задумчив. Да и понятно почему. Ведь он был директором большой фирмы, которая претерпела крах в последние годы его жизни.

"Может, это и явилось причиной смерти отца? – внезапно проскользнуло в сознании Пауля. – А как иначе можно объяснить тот факт, что полный физических сил мужчина в расцвете сил внезапно умирает? Врачи сказали тогда матери, что отец умер от кровоизлияния в мозг. В тридцатичетырёхлетнем возрасте у него оказалось надорванное сердце. При обследовании было установлено множество микроинфарктов. По словам матери, отец никогда не жаловался на лишения или тяготы прошлой жизни, но независимо от этого его век оказался коротким. За три месяца до моего рождения, отец умер в салоне междугороднего автобуса, когда возвращался домой из очередной поездки в областной центр. Почему он туда ездил? Что от него там хотели властители душ? О чём он думал, когда возвращался поздно вечером из своей поездки? Об этом уже никому не суждено было узнать: ни матери, ни жене, ни сестре, ни детям. Но вот тётя Ксения, сестра матери отца, может, она что-нибудь знает об их семейной тайне? Она до сих пор проживает в таёжных краях, где-то здесь рядом. К ней сейчас и еду в надежде узнать что-нибудь о судьбе моего рода. Но даже то, что я уже прочувствовал, пролетая над этой необъятной страной, достаточно для того, чтобы поездка оправдала ожидания".

Внезапно самолёт резко накренился. Пауль очнулся от мыслей. В салоне стояла, как ему показалась, мёртвая тишина. "Боже, я совсем забыл, что рядом находится живое существо, совершенно незнакомое с моим прошлым и этими, нахлынувшими на меня мыслями, ощущениями. Какой же я эгоист! Ведь ей, моей милой Милене, сейчас хуже, чем мне. Как она выдерживает атмосферу этого незнакомого мира?"

– Золотко, как ты себя чувствуешь? Всё ли в порядке? Прости, что подолгу молчу. Я во власти воспоминаний. Они накрыли меня с головой. Никогда не думал, что буду так переживать. А что будет дальше? Мне это тоже неведомо. Как встретит нас новый мир? Жив ли ещё кто-нибудь из моих родных? Найдем ли мы ключик к маминым словам?

 – Не волнуйся, дорогой. Со мной всё в порядке. Если будем держаться вместе, преодолеем трудности.

Самолёт начал приземляться на небольшой площадке посреди тайги. Это была территория какого-то леспромхоза, название которого Пауль не смог найти на карте, но о его существовании говорил конечный пункт поездки, обозначенный в билетах. За несколько минут до посадки Паулю удалось из окна оглядеть территорию лесного посёлка. Она была невелика, состояла из немногочисленных деревянных построек, расположенных недалеко от реки, которая поражала взгляд размахом водного пространства.

– Кажется, в посёлке всего несколько улиц, – поспешил он сообщить Милене.
– Есть центр, по крайней мере у меня создаётся такое впечатление.

– Неужели такое ещё бывает в двадцать первом веке? – подумала Милена.
 
В это время самолёт тряхнуло от соприкосновения с землёй. Ещё несколько минут он шёл по короткой полосе, развернулся и, наконец, остановился, давая пассажирам понять, что перелёт закончен.

 – Осталось ещё немного, и всё связанное с перелётом будет позади. Что будет дальше? – в порыве чувств подумалось Милене.

– Да, новая жизнь начинается, – эхом отозвался Пауль на её мысли, как будто прочитал их. И – это было хорошим предзнаменованием для Милены. Край земли, куда звал её Пауль, находясь ещё дома, оказался для них обоих действительно краем света, настолько необычным казалось теперь всё, что им предстояло ещё пережить.

Получив прямо на лётном поле свой нехитрый багаж, Пауль с Миленой вышли с территории аэропорта и медленно побрели по центральной улице посёлка. К их несказанному удивлению дорога сразу привела к длинному бревенчатому дому, на дверях которого висела доска с какой-то с надписью. Решив, что это управление, вошли в здание. Пройдя несколько шагов по коридору, оказались в небольшом помещении, которое, видимо, играло роль приёмной. Там их встретила девушка лет двадцати, назвавшаяся Ольгой. Она попыталась установить с ними словесный контакт, но все трое сразу поняли, что он – невозможен.

Ольга, держа в руках их иностранные паспорта, подумала: "Лет десять назад у нас в школе изучался немецкий язык как иностранный, но в настоящее время вряд ли кто, даже из людей старшего поколения, помнит что-нибудь из него, сможет понять приезжих".

После того, как Пауль передал ей в руки конверт с письмом, полученным от матери, Ольга жестом правой руки указала иностранцам на стулья, стоящие около стены, и на время исчезла в кабинете, граничащим с приёмной секретаря. Её жест был понят правильно. Милена и Пауль подвинули чемоданы к стене, опустились на стулья и замерли в ожидании того, что произойдёт дальше. Через несколько минут дверь комнаты, в которой исчезла секретарь, отворилась, и из неё, в сопровождении Ольги, вышел мужчина лет пятидесяти, высокого роста и крепкого телосложения. Он пробуравил взглядом приезжих, перелистал их паспорта, сказал что-то секретарю, по всей видимости, приняв какое-то решение. Потом Ольга куда-то позвонила, о чём-то говорила с какой-то Марией. Та, по-видимому, с ней не соглашалась. По мимике лица девушки все поняли, что она пытается убедить собеседницу, но ей это плохо удаётся.

В это время мужчина задумчиво изучал адрес отправителя на конверте, который принадлежал иностранцам. Нахмурив лоб, пытаясь что-то вспомнить, он взял телефонную трубку из рук Ольги, сказал в неё несколько слов, и на другом конце провода его сразу поняли, кажется, даже согласились с его доводами. Через несколько минут та же Ольга уже сопровождала их к дому Марии. По дороге она пыталась объяснить приезжим, что Мария и бабушка Ксения – сводные сёстры. Наши иностранцы не понимали, о чём она пытается им сказать, но были рады, что, наконец-то, будет крыша над головой, где можно помыться с дороги и для начала отдохнуть.

Они перешли по дощатому мосту на другую сторону широкого ручья, а потом направились по дороге, как им подумалось, к центру. "Вот моя деревня, вот мой дом родной", – громко и восторженно прокричал Пауль.

Ольга удивлённо взглянула на него, не понимая, почему он в управлении не говорил по-русски? Откуда ей было знать, что Илона, обучая Пауля русскому языку, вложила в него все знания, которые в свою очередь получила от матери. Их было не так-то уж много, и изучение и знание их Паулем не поддавалось никакой логике.

Милена заговорила с Паулем на немецком, и Ольге оставалось только наблюдать за ними. Они шли по деревенской улице, перекидываясь незначительными фразами, выражая своё отношение к тому, что видели.

– Смотри, Пауль, овечки бегут по улице. Ты когда-нибудь видел их живыми?

– А ты? Как ты смогла их узнать? Наверное, кроме как на картинках, никогда и не встречала?

– Да, что ты? Я родилась в деревне. У нас было во дворе много животных. Вон, смотри, утки побежали к ручью, а там уже и гуси заняли пространство воды. Интересно, а лебеди здесь тоже есть?

– Не знаю, но предполагаю, – ответил Пауль, с усмешкой наблюдая за ней.

– Ой, у меня каблук застрял в грязи! Пауль, что мне делать? Да он сломался! Ужас, не знаю, куда ногой ступить. Везде грязь. Зачем я надела эти светлые брюки? Кошмар!

Милена остановилась, сняла туфли, подняла их над головой и застыла, как статуя. Ребячий хохот был ей ответом. Оказывается, группа детей разного возраста наблюдала за их перемещением по улице.

– Картина, достойная подражания, – съехидничал Пауль, пытаясь превратить ситуацию в шутку.

Он сделал попытку приблизиться к Милене, но сам неожиданно для себя провалился ногой в новом ботинке в навозную жижу. Пауль, как клоун, вздёрнул плечами, широко развёл руками, играя на публику, и сказал по-русски:
 
– Простите. Не заметил опасность.

Громкий смех был ему ответом. Зрители оценили его юмор, прониклись к чужакам доверием, оттеснили Ольгу и гурьбой повели незнакомцев к месту ночлега. Один из парней постарше подъехал к толпе на лошади с телегой. В неё загрузили чемоданы, на которые посадили иностранцев. И так, в ребячьем сопровождении, они и въехали во двор бабушки Марии.

Пауль ещё пытался, как мог, шутить по-русски, но сам уже смеяться не мог. Хозяйка Мария быстро прогнала детей со двора, помогла Милене слезть с телеги и показала жестом на скамейку. Потом принесла таз, налила в него тёплой воды из чайника и предложила Милене опустить в него ноги. Пауль присел на скамейку рядом с любимой. Хозяйка приставила корявый указательный палец к своим губам, давая Паулю сигнал – сидеть и ждать своей очереди. Павел понял её, противоречить не стал, да и не хотелось ему ни о чём говорить, думал только о том, как бы поскорее добраться до постели.

Так начался их первый день проживания в глуши, вдали от города и других населённых пунктов. Хозяйка Мария, женщина пожилая, невероятно полная, но довольно подвижная и разговорчивая, пригласила их отобедать. Когда они зашли в горницу, то увидели богато накрытый стол. Центральное место на нём занимала глубокая алюминиевая чашка с варёной картошкой, подрумяненной на горячем жире и посыпанная зеленью.

– Ну, кажется, жизнь налаживается, – прошептал Пауль, подмигивая Милене. – Ничего, подруга, выживем, только придётся приспособиться к новой жизни.

– Поражаюсь твоему оптимизму, – услышал он в ответ от Милены. Её недовольный голос звучал уже не так уверенно, как на первом этапе их поездки, но это не могло испортить Паулю настроения.

– Ничего, Милена, мы просто с тобой устали во время этого долгого перелёта. Завтра будет день – будет пища, – вспомнил он вслух очередное выражение из тех, которые часто повторяла Илона в последние дни перед их отъездом.

Перед лицом Пауля всплыло лицо Илоны. Её грустные карие глаза смотрели   на него прямо и, не отрываясь, проникая взглядом вглубь его существа. Лицо, без обычной на нём улыбки, заставило Пауля задуматься о причине её грусти. "Интересно, чем она сейчас занимается? – подумал он. – Что сказала бы в ответ на мой вопрос: Как тебе здесь нравится? – если бы оказалась в нашей ситуации." Пауль представил себе на минуту, как будет рассказывать Илоне об их с Миленой путешествии, когда они вернутся домой. Он увидел внутренним зрением, как глаза Илоны засветились, улыбка появилась на её лице. Потом услышал её слова, прозвучавшие как будто рядом: "Ребята, крепитесь. Это только начало. То ли ещё ожидает вас впереди!" Пауль даже улыбнулся в ответ на её слова и потом только понял, что грезит наяву. Милена смотрела на него внимательно, но не нашла в себе сил вслух выразить впечатление от его счастливой улыбки. Про себя подумала: "Ну, прямо, как ребёнок. Радуется всему, что видит, как будто домой приехал. Жаль, что нельзя завтра улететь обратно. Боже, дай силы вынести этот первобытный образ жизни. Если бы я знала, что мне здесь предстоит, никогда бы сюда не поехала".



Глава пятнадцатая о том, как фрау Перец совершает ночные обходы по отделению

Фрау Перец, совершая свой очередной, теперь уже ночной "обход больных" в отделении, в одной их комнат обнаружила детский уголок, в котором в это время спали дети: кто в коляске, кто на кроватке, несколько маленьких фигур расположились по углам детской площадки. Их охраняли звери: зайчик, две собачки, кролик лопоухий, коричневая обезьянка и несколько других мягких игрушек. В комнате было темно, но свет, идущий от окна, освещал спящих. Хозяйка комнаты, мадам Динозаврия, так называли её обитатели отделения, тоже находилась в ней. Она спала на большой кровати, у стены, расположенной в противоположной стороне комнаты. Тишина и покой царили в ней. Было как-то непривычно тихо. Днём из этой угловой комнаты часто раздавались громкие крики, стук и даже вой. По-видимому, именно это обстоятельство и привлекло днём внимание фрау Перец, оттого она и посетила комнату в ночное время, когда никто не мог обратить на неё внимание.

Фрау Перец нагнулась, взяла в руки одного из маленьких обитателей детского уголка, прижала к груди и быстрым шагом вышла из комнаты. Её быстрые шаги разбудили чутко спящую хозяйку, женщину восьмидесятилетнего возраста, худую особу со сморщенным лицом, на котором смешно выделялся большой острый нос. Она чем-то была похожа на фрау Перец.

Через несколько минут они уже стояли в полутёмном коридоре. Женщины-матери, молча, с любопытством, разглядывали друг друга. Первой очнулась фрау Перец, и, вздёрнув недоумённо плечами, повернулась спиной к хозяйке комнаты. В этот момент случилось непредвиденное: фрау Дофф, так звали обитательницу этой комнаты, вцепилась ей в волосы и прошипела зло:

– Отдай моего Джуди! Мой сын! Моё дитя!

Фрау Перец, долго не раздумывая, пнула её ногой, развернулась и, гордо вскинув голову, пошла прочь.

– Ах, ты меня не поняла?

Удар по голове заставил фрау Перец остановиться. Она с ненавистью взглянула на нападающую и закричала пронзительным голосом:

– Отойди, отродье! Мой ребёнок!

Джуди сидел на руках фрау Перец молча, не подавая признаков жизни.

Ночная медсестра, подбежав к двум фигурам в коридоре, застыла в недоумении, не соображая от усталости, что происходит. Но, увидев в руках фрау Перец обезьяну Джуди, всё поняла. Ведь это было действительно "дитя" фрау Дофф, которая не давала до него никому дотронуться. Это был её "сын", которого она воспитывала здесь в отделении уже в течение пятнадцати лет. Медсестра хорошо помнила, что эту мягкую игрушку подарила фрау Дофф одна из медсестёр, чтобы у той было хоть какое-нибудь занятие в течение дня.

Не обращая внимание на фигуру в белом, то есть на медсестру в кителе и брюках белого цвета, две женщины продолжали борьбу за ребёнка. Фрау Перец не собиралась с ним расставаться. Наконец-то она нашла, отыскала ту девочку, которую в ту злополучную ночь в родильном доме отобрали у матери и отдали бездетной семье. Теперь фрау Перец не хотела потерять её снова.

– Наверное, это та мамаша, в пользу которой я поставила роспись в документах. Жуткая особа. Но мне с ней разбираться некогда. Я должна спасти ребёнка и отдать настоящей матери. Силы небесные, помогите...

В этот момент кулак фрау Дофф настиг её. Та била по лицу. Пришлось прикрыть глаза. Новый удар сбил фрау Перец с ног. Потом фрау Дофф вырвала ребёнка из расслабившихся рук соперницы, развернулась и, гордо подняв над головой, медленно пошла в свою комнату, уверенная в своей правоте. Она вышла из боя победительницей, спасла ребёнка. Добро одержало победу над злом.

Фрау Перец медленно поднялась с пола и, не обращая внимание на медсестру, направилась в сторону своей комнаты, которая находилась в другой стороне коридора. Внезапно она остановилась в небольшом зале, где около включенного телевизора спала крупная женщина, прижимая к груди ребёнка, принаряженного в белое платьице с кружевами по случаю приближающегося праздника. Фрау Перец тихо подошла к женщине, спокойным движением высвободила ребёнка их цепких рук спящей. Та не шелохнулась во сне. А фрау Перец с счастливой улыбкой на лице, прижав девочку к груди, отправилась к себе в комнату. Там она положила куклу в шкаф, постелив под ребёнка полотенце и накрыв его другим. Пожелав девочке спокойной ночи, она побрела к кровати. Силы оставили её, как только она легла в постель. Когда медсестра зашла в комнату, фрау Перец уже спала безмятежным сном. По её лицу бродила довольная улыбка.


Глава шестнадцатая, в которой фрау Перец покидает клинику и встречается с профессором Рихардом Замятиным

– Да что же ты так медлишь? Не можешь быстрей шевелиться? От наших опытов зависит жизнь многих больных и сейчас, и в будущем. Так какие там результаты?

– Прекрасные, фрау Перец, – прозвучало в ответ. – Мы, кажется, нашли тот фермент, который в соединении с уже известным растительным препаратом может стать открытием для лечения многих психических заболеваний...

– Ну, ты наговоришь. Тебя только слушай. Дай посмотрю, что у нас получилось? Да, это, кажется, открытие… Что же делать дальше?
 
– Отправляйте информацию главному шефу.

– Шефу, шефу… какому шефу? – спросила фрау Перец вслух.

А сама про себя подумала: "Кто у нас шеф? Где его клиника? Ничего не помню... Ведь я же не сошла с ума, но я не помню имени шефа? Кто он? Где расположена его клиника? Куда посылать сообщение?"

Вопросы, на которые она не могла найти ответа, сводили её с ума. Мозг заволакивала какая-то плотная пелена. Потом наступила темнота. Фрау Перец потеряла сознание. Очнулась в холодном поту.
 
– Где я? Что со мной? Мы открыли препарат, с помощью которого можно отодвинуть потерю памяти… Где ты? – позвала она лаборантку. – Сроду тебя не дозовёшься. Уволю!

Никто не откликался на её зов.

– Ну, надо же, совсем страх потеряли. Распустились! Ничем никого не проймёшь!

Фрау Перец открыла глаза. Взгляд упёрся в потолок, находящийся высоко над головой.

– Я не в лаборатории? Почему я лежу в постели? Я дома? Чей это дом? Это не моя спальня. Какое-то казённое помещение. О чёрт, я совсем забыла, что нахожусь в больнице...

Сознание возвращалось медленно: "Наверное, это был сон. Жаль, что открытие совершено во сне. Какой-то голос меня разбудил. Он продолжает о чём-то рассказывать. Кому? Ах, да, это же идёт передача по телевидению. Знакомый голос оповещает мир об открытии препарата, который поможет в борьбе за сохранение памяти, но ещё должны быть проведены дополнительные исследования".

"Я должна попасть в группу по исследованию нового препарата. Обязательно! Хоть в роли подопытного кролика. Мой сон – это знак свыше. Я же видела сейчас конечную формулу, на основе которой можно создать препарат. Я ещё помню её".
 
Она вскочила с кровати, отыскала лист чистой бумаги, записала на него то немногое, что сохранила память. "Так, теперь нужно выбираться из этих больничных казематов. Находиться здесь небезопасно. Врачи назначили столько медикаментов, что забывчивость может скоро перейти в нормальное состояние".

Фрау Перец помнила, как медсестра пыталась заставить её принять несколько таблеток одновременно. "С каждым днём их количество почему-то увеличивается. К сожалению, сейчас по внешней форме таблеток нельзя определить названия. Раньше я могла сразу отличить психофармаку от сердечных или снотворных. А в настоящее время одни и те же медикаменты выпускают различные фирмы. Содержание их разное, но все они похожи друг на друга, как близнецы-братья, только действие отличается, как копия от оригинала. Все таблетки кругленькие, беленькие, как их только медсёстры не путают? Сейчас, пока голова с утра ещё светлая, нужно выбираться отсюда, нечего отвлекаться по мелочам".

В этот момент фрау Перец неожиданно для себя увидела на экране телевизора адрес клиники, из которой велась передача. Прочитав имя профессора, сделавшего открытие, воскликнула: "Боже, так это же наш преподаватель – Рихард Замятин!". Прошлое пронеслось картинками в памяти: "Он ещё в студенческие годы рассказывал нам о своих исследованиях в этом направлении. Считал меня одной из лучших своих учениц, предлагал остаться на кафедре, помочь поступить в аспирантуру. Тогда он был ещё молод".

Фрау Перец начала лихорадочно собирать вещи. К счастью, их почти не было. Никто из родственников здесь так и не появился. "Да и есть ли они у меня? Все родственные связи давно порваны. Кажется, медсестра Илона заходила несколько дней назад? Был какой-то шум. И эта женщина, Милена, тоже была с ней. Сегодня ночью Илона привиделась. Наверное, у неё была ночная смена? Кажется, это она подошла на крики в коридоре... Что там происходило? Какая-то женщина напала на меня, не помню почему".

Матовая пелена начала заволакивать сознание фрау Перец, но она была опытным врачом. Понимая, что через минуту может произойти очередной провал памяти, перестала думать. Это произошло без особых усилий с её стороны. Выглянула в коридор и, увидев, что входная дверь приоткрыта, вышла через неё в фойе. Двери лифта, как по заказу, открылись. Она вошла в его узкое помещение и через минуту оказалась на нижнем этаже здания. Вышла на улицу, спустилась по ступенькам во двор и по знакомой дорожке пошла на автобусную остановку в обход территории клиники. Минут через десять дошла до неё. Её качало из стороны в сторону, мысли путались, но была цель, которая вела подальше от клиники, где через несколько лет она может потерять последние проблески памяти. Это психиатр фрау Перец хорошо понимала.

Автобус шёл за город по своему обычному маршруту. По расписанию он останавливался то на одной, то на другой остановке. Их названия женщине ни о чём не говорили, ничего не напоминали. Вот уже город остался позади. Водитель объявил последнюю остановку под названием "Исследовательский институт". Фрау Перец с трудом поднялась с сидения, попыталась расправить плечи. Сознание работало на автомате возможностей. Выйдя из автобуса, женщина прошла немного вперёд вдоль дороги и, увидев первый поворот направо, свернула. С трудом передвигая ноги, пошла вверх по накатанной дороге к воротам клиники, которая располагалась на территории исследовательского института.

До ступенек, ведущих в главный корпус клиники, женщина дошла, но здесь силы оставили её. Фрау Перец потеряла сознание и упала бы на землю, если бы не сильные руки мужчины, которые подхватили её. Он куда-то позвонил, не выпуская тело женщины из рук. Потом опустился на ступени, ведущие к двери здания. Только после этого мужчина посмотрел в лицо незнакомки, которая, вероятно, совсем не случайно оказалась на пороге клинки, которой руководил он, профессор Рихард Замятин. Лицо женщины показалось ему знакомым. Вглядевшись в него внимательно, он узнал любимую студентку Доротею Перец, о которой часто вспоминал. Профессор отметил про себя, что годы оставили отметины на её лице – следы прожитых без него лет. Перед глазами одна за другой сменялись картины прошлого:

Вот ещё относительно молодой, улыбающийся, уверенный в себе, он подходит с букетом алых роз к девушке в розовом платье. Она принимает букет, улыбается в ответ смущённой улыбкой. Потом они долго бродят по городу. Нашли приют в трамвае, который вывез их за город. Присели на одинокую скамью посреди цветущей растительности. Он говорит о своих планах, об открытиях, которые грезятся ему по ночам. Она отвечает односложно, несмело, давая ему возможность выговориться.

Потом они договариваются встретиться у него на квартире, располагающейся на центральной городской улице, недалеко от Драматического театра. Он каждый вечер, стоя у окна, всматривается в прохожих в ожидании, что она появится, но тщетно.

Она пришла только через несколько месяцев, когда уже наступила зима. Он хорошо помнил тот день, когда однажды вечером в квартире неожиданно громко прозвучал звонок. "Помню, как я тогда открыл дверь и застыл в изумлении. На лестничной площадке стояла моя Доротея, которую я так долго ждал. Белый пуховый платок и светло-серое пальто с таким же светлым каракулевым воротником, осыпанные снегом, превратили её в снегурку, пришедшую из сказки. Я широко распахнул дверь перед дамой моего сердца, предложил войти в мои пенаты. Она вошла тихо и грациозно, предварительно сняв платок в коридоре, стряхнув с него слой снега. Потом мы сидели на кухне и пили чай.

– Мне сказали, что вы были больны. Я не знала, где вас найти, но решилась всё же постучать в дверь вашей квартиры. Вы вспоминали обо мне? – спросила девушка тихо, глядя мне в глаза.

– Да, конечно! Вас нельзя забыть, – ответил я.

Потом я начал рассказывать о себе, о том, что живу один уже несколько лет, что уехал из родного города, потому что хотел жизненных перемен. Вот получил место доцента, снял квартиру в этом городе...

Она слушала внимательно. Рассказала немного о себе. Запомнил только, что детство её было трудным. Мечтала стать врачом, и вот мечта почти сбылась: скоро в институте государственные выпускные экзамены. Помню, растерялся я в ту с ней встречу, заметался по комнате. Показывал ей альбомы, книги. Предложил одну книгу взять с собой, почитать в общежитии, где она жила в то время. Она вернула книгу недели через две, но потом старалась не попадаться мне на глаза, пропускала лекции, семинарские занятия. Я не мог понять, в чём причина её поведения, ждал с нетерпением её прихода ко мне домой. Потом не выдержал. Несколько вечеров подряд провёл в студенческом общежитии в надежде увидеть, но не встретил её, не нашёл. На государственных экзаменах старался помочь, как мог. Её оценки, наверное, предвосхитили её ожидания.

Позже она исчезла в водовороте событий, захлестнувших обоих. Я так и не успел признаться ей в любви. Может быть, она, юная красавица, откликнулась бы на моё предложение соединить судьбы? Однажды вечером я перелистывал страницы книги, которую тогда, зимним вечером, дал ей прочитать. Из неё неожиданно выпал лист бумаги. Это была поздравительная записка моего младшего сына к 50-летию моего дня рождения. В этот момент я понял причину странного поведения Доротеи в последние недели перед окончательным исчезновением. Я был старше её почти на тридцать лет, тогда уже в течение нескольких лет был в разводе с женой, были и дети. Эта записка сына была для Доротеи, вероятно, как гром среди бела дня. Наконец-то я понял, главную причину, которая развела нас тогда, и никогда больше не предпринимал попыток поиска своей избранницы, с головой погрузился в мир исследований. И вот – эта неожиданная встреча на пороге моего детища! Я создал этот исследовательский институт своими открытиями, которые следовали одно за другим. Опыт учёного, помноженный на веру в себя и поддерживаемый силами, существующими вне человеческого разума, помогали мне открывать один за другим лекарственные препараты растительного происхождения. В настоящее время я недалёк от решения глобальной проблемы: запуска в жизнь проекта экспериментальной программы создания и внедрения в практику растительного вещества для лечения амнезии, и не только её, но и многих других психических заболеваний, связанных с сохранением памяти".

Об этом думал профессор Рихард Замятин, сидя на ступенях своего детища. Через несколько минут их окружили работники клиники. Сразу две машины скорой помощи, подъехавшие с разных концов города, огласили звуком сирен пространство перед институтом. Специалисты уже колдовали над женщиной, находящейся без сознания. А уважаемый профессор отдавал распоряжение, чтобы женщину перевезли в одно из отделений клиники, находящегося на территории исследовательского института. Сотрудники не узнавали своего шефа. Он выглядел несколько иначе, чем всегда. От обычного спокойствия и душевного равновесия не осталось и следа. Он как будто даже помолодел. Попросил секретаря отложить все встречи и мероприятия, которые можно было перенести на более поздний срок. Он что-то запланировал, но никто не мог понять, что задумал шеф, а также, что является причиной таких резких изменений, происходящих с ним?

Работники исследовательского института не понимали, что происходит с Рихардом Замятиным, но он-то хорошо знал причину своего состояния. Он, ещё не предполагая, как развернутся события, уже прекрасно понимал, что на этот раз сделает всё, чтобы не потерять любимую женщину. Ведь случайностей не бывает. Сознание того, что его Доротея, которую он любит безответной любовью в течение всей сознательной жизни, теперь рядом, придавало ему силы.

"Не может быть случайностью тот факт, что провидение привело её почти в бессознательном состоянии к порогу моего института. Случайность в этом случае равняется нулю. Но всё это настолько невероятно, что я не хочу больше ни о чём думать. Она здесь и баста, и точка. Теперь нужно понять причину её состояния. Помочь ей из него выйти. Ничего нет важнее этой цели. Для достижения её нужна светлая голова".

Отдав все необходимые распоряжения, профессор вышел из кабинета, так никого и не оповестив о своих дальнейших планах. Через полчаса он уже сидел обычным посетителем у изголовья любимой женщины, только что доставленной в одноместную палату на каталке скорой помощи. Фрау Перец пришла в сознание, но лежала без движения, не открывая глаз, словно наслаждаясь тишиной и совершающимися вокруг неё действиями. Понимала ли она, Доротея Перец, что с ней произошло или происходит? Никто бы в этот момент не смог дать ответа на этот вопрос.

"А сейчас – спокойствие, спокойствие и ещё раз спокойствие, – думал профессор, держа её руку в своей и согревая дыханием. – Сначала необходимо иметь на руках общий анализ крови. Его результаты должны помочь понять, что с ней происходит, а там начнём и действовать".

Рука любимой уже не была такой безжизненной, как во время первого прикосновения к ней на ступеньках исследовательского института. "Ещё немного, и она откроет глаза. Введение глюкозы и других препаратов оказывает своё действие", – подумал профессор. Через несколько минут вокруг женщины уже суетился почти весь персонал отделения. Профессор чётко отдавал распоряжения одно за другим.

Когда Доротея Перец открыла глаза, то сначала не поняла, кто с ней рядом. Она не знала и где она, только белые потолки, белые простыни и медицинские приборы говорили о том, что находится опять в больничной палате.

– Что же со мной в последнее время происходит? – подумала женщина. – Когда же всё это закончится? Устала я. Нет больше сил. Слабость во всём теле. Ничего не помню. Боже, помоги мне.

В этот момент она услышала тихий, но очень знакомый мужской голос:

– Любимая, милая, как долго я тебя ждал. Я здесь, рядом с тобой. Теперь всё будет хорошо. Я помогу тебе, дорогая, только немного потерпи.


Глава семнадцатая, в которой Пауль знакомится с Вереной и предпринимает с ней поездку к бабушке Ксении


В эту майскую ночь Паулю не спалось. Он встал рано и решил немного прогуляться. Шёл по просёлочной дороге сначала медленно, потом всё ускоряя шаги. За последними домами почувствовал лёгкость в теле и ему захотелось в предрассветной тишине увидеть Ангару во всём величии. Немного постоял на берегу, прислушиваясь к шорохам. Всё здесь было необычно и предвещало путешествие в сказку. Рассветало. Солнце предпринимало первые шаги, чтобы выйти из своего убежища, но его лучи уже освещали небо.

Вдруг Пауль заметил невысокую фигурку, которая быстро приближалась к лодке. Сам не ожидая от себя такой прыти, замахал руками и побежал с насыпи вниз. Он был приятно удивлён, увидев перед собой девчушку лет пятнадцати, симпатичной внешности. Она не испугалась, когда он приблизился, а только приветливо улыбнулась. Подниматься опять на насыпь ему показалось смешным, и он жестами попросил взять его с собой. Она улыбнулась, ответным жестом предложив ему сесть в лодку. Там Пауль увидел забавного щенка. На корму взгромоздился кот, большой и пушистый. Он смотрел на Пауля понимающим взглядом, как будто проверял его на прочность.

– Что я делаю? – подумал Пауль. – Это же сумасшествие ехать ранним утром на лодке по широкой реке, да ещё в обществе девчонки. Что люди скажут?
В то же время он не мог повернуться и уйти. Что-то заставляло его остаться.

– А была не была! Где наше не пропадало, – вспомнил он одну из поговорок, которые перед отъездом записала ему в дневник Илона. Она сказала тогда: "Не сомневайся, в Сибири эти слова помогут тебе найти контакт с местным населением".

Пауль посмотрел девушке в лицо, приподнял кепку и игривым голосом сказал: "Где наше не пропадало".
Девушка сначала ничего не ответила, но через пару минут вдруг неожиданно сказала:

– Меня зовут Верена.

Пауль понял, что незнакомка назвала своё имя.

– Пауль, – представился он в ответ. – Откуда у тебя такое красивое имя? Оно звучит по-немецки.

Верена понимающе улыбнулась в ответ на его слова:

– Бабушка говорит, что я – кусочек счастья, появившийся у неё в год, когда не стало моих родителей. Отца с матерью я не помню. По словам бабушки, они жили где-то в Европе, а потом приехали на Ангару, когда мне было два года. Родители через год погибли. Ушли в горы и не вернулись. Всё здесь покрыто тайной. Никого из свидетелей ни моего рождения, ни смерти родителей – нет. Ве-ре-на. Ведь красиво звучит моё имя, правда? Мне оно тоже нравится. В наших краях я – единственная с таким именем. Теперь меня ты ни с кем не спутаешь, правда?

Пауль почти не понимал, о чём говорила девушка, но она смотрела на него таким доверчивым взглядом, что у него перевернулось что-то в груди. Взгляд напомнил ему Милену. "Когда она так смотрит, снизу вверх, то в её взгляде появляется что-то необыкновенно притягательное, свойственное только ей. Я всегда думал, что так смотреть может только Милена, но сейчас сомневаюсь. Очень уж девчушка похожа на неё. Я давно перестал удивляться всему, что происходит со мной в последнее время, перестал искать объяснение своим поступкам. Вот и сейчас – плыву в лодке с незнакомой девчонкой, гребу вёслами и ни о чём думать не хочется. Ощущение свободы от условностей чувствуется в незнакомых местах с необычной силой".

– Пауль, моя бабушка Ксения просила когда-нибудь привезти тебя к ней. Если ты не против, я это сделаю сейчас, раз выдался такой неожиданный случай. Ты не против?

Из слов Верены Пауль понял только "сейчас" и "бабушка Ксения". В сознании пронеслось: "В общем-то я приехал в эти края к бабушке Ксении. Может о ней говорит эта девчонка? Может, это единственный случай, когда я смогу её увидеть?"

– Как к ней добраться? Это далеко?

– Нам нужно причалить к берегу на другой стороне реки и пройти немного по тропинке.

– Хорошо. Посетим бабушку Ксению раз она хочет меня увидеть, – ответил Пауль Верене, но в голосе его не прозвучала уверенность в правильности принятого решения.

Девчушка вела себя так, как будто и не сомневалась в его положительном ответе. Они понимали друг друга, объясняясь жестами. Через час уже шли по лесной тропинке, которая вела в глубь таёжной чащобы. Кот бежал впереди, то исчезая, то вновь появляясь на тропе. С ним было как-то спокойнее. Пауль предложил Верене нести корзинку с щенком. Она не отказалась от его помощи. Девочка шла уверенно, легко, словно бежала. Пауль еле поспевал за ней. Чувство страха, однажды возникнув, исчезло. "Что будет, то будет, – пролетело в его сознании. – но предчувствую, что всё будет хорошо".

Часа через два подошли к ручью. Видимо, последние ливни размыли переправу, если она вообще когда-нибудь здесь существовала. Девушка, казалось, на минуту растерялась. Потом попыталась объяснить Паулю возможный ход их дальнейших действий:

– Можно спуститься опять к Ангаре и вернуться в посёлок, а можно перейти ручей вброд. Здесь неглубоко. Но вода холодная, заболеешь ещё.

Пауль понял ход её мыслей, улыбнулся, подхватил её на руки, и чтобы не было времени на раздумья, вошёл в воду, провалившись сразу по пояс, но не выпустив Верену из рук. Девушка не испугалась его действий. Видно было, что в тайге она свой человек. Она как бы испытывала Пауля на прочность. Наконец, достигнув противоположного берега, выбрались на траву и побрели, мокрые и молчаливые, дальше. Молчание продолжалось только несколько минут. Верена не могла молчать, как птаха, которой не давали щебетать определённое время, а потом нашёлся человек, который вслушался в её голос и оценил его звучание.

По словам и жестам Верены, если Пауль её правильно понимал, до бабушкиной избушки было рукой подать. Но она всё не появлялась. Пауль даже подумал, что они сбились с тропы, а Верена боится ему сознаться в этом. Вдруг поднялся сильный ветер. Деревья закачались, потрескивая и постанывая. Раздались тревожные крики птиц. Верена улыбнулась и перевела Паулю, о чём они кричат. Оказывается, медведь вылез из берлоги, ветер нарушил его сон.

– Птицы предупреждают нас об опасности, но Мишка – мой друг. Если он нам вдруг встретится на пути – не бойся. Он славный и смешной.

– А если заблудимся, не дойдём до бабушки? – спросил девушку Пауль. Тревожные нотки прозвучали в его голосе.

– Осталось идти совсем недолго, – ответила Верена спокойно. – Что устал? Проголодался? Да, голод – не тётка. Здесь я тебе не помощник, не напекла в дорогу пирогов. Я ведь вчера в деревню от бабушки пришла и опять в обратную дорогу. Что-то холодновато стало. Может, костёр разожжём, да одежду высушим, а то заболеешь ещё, что я с тобой делать буду?

Пауль улыбнулся, а про себя подумал: "Забавная, девчонка. Играет роли: то подруги, то сестры, а сейчас – матери. Не всё понимаю, но смысл слов доходит до сознания. Меня она тоже, кажется, понимает. Пожалуй, не стоит останавливаться в пути, как она предлагает. Кто знает, куда заведёт тропа, и сколько времени придётся выбираться?"

Только сейчас Пауль начал осознавать, что натворил, а вслух сказал на немецком:

– Милена, наверное, меня давно ищет? Весь посёлок на ноги поставила. А я здесь знакомлюсь с красотами природы. Надо же быть таким безответственным?

Верена поняла только слово "Милена" и засмеялась в ответ:

– Я им с тётей Марией записку на столе оставила из двух строк: "Не ищите Пауля. Мы поехали к бабушке Ксении. Верена". Я и соседей предупредила. А дяде Яше ещё утром, когда он мне лодку в дорогу готовил, сказала, чтобы хозяйке вашей передал, что ты со мной пойдёшь навестить свою бабушку.

– Что ты сказала? Ты заранее знала, что я с тобой пойду? И почему вдруг твоя бабушка стала моей? Ты что-то путаешь, Верена?

– Нет, нет, я не путаю. Это бабушка немного подшаманила. Очень уж она хотела тебя увидеть. Меня попросила тебя к ней привести. Признаюсь, я выполнила её просьбу. Она знает всё, что с нами сейчас происходит, так что в обиду не даст, не бойся. Знаешь Пауль, бабушка говорит, что ты – мой двоюродный брат. Она ведь сестра мамы твоего отца и мать моего отца. Так что поздравь себя с сестрёнкой.

Кое-что из слов Верены Пауль понял, по крайней мере, слова "бабушка" и "сестра" были ему знакомы. Сказанное было настолько неожиданным, что всю оставшуюся дорогу он молчал, пытаясь ответить на вопрос: Происходят с ним сейчас реальные вещи, или, может быть, это часть сна, и он пока ещё из него не вышел, не очнулся? Радостное настроение сменилось печалью. Он думал теперь об отце, о том, что не знает своего прошлого.

– Может, бабушка поможет понять, в чём тут дело, почему столько трагедий в наших с тобой семьях? – спросил Пауль, на немецком обращаясь к Верене.
 
Она спокойно ответила:

– У нас с бабушкой вся надежда на тебя.

Смысл этих слов Пауль понял сразу. Они были из его русского словарного запаса. Мысленно он поблагодарил Илону за то, что та встретилась ему на пути до поездки в Россию. Что бы он делал без знаний русского языка, полученных от неё? Сейчас, благодаря Верене, его словарный запас с каждой минутой расширялся. Память у него была отличная. Поднимая с земли ветку или увидев новый цветок, птицу или травинку, он показывал их Верене, и та называла ему новое слово, а он громко, многократно повторял его вслух. Потом они с Вереной слагали из этих слов строки и пели их во всё горло. Здесь, в тайге, их никто не мог слышать, и они давали волю своим чувствам.


Глава восемнадцатая, в которой медсестра Илона понимает, что ей пора менять место работы

Неделю назад, находясь на ночном дежурстве, медсестра Илона неожиданно услышала крик. Она бросилась бежать по коридору отделения, понимая, что кому-то необходима её помощь. В полуосвещённом коридоре налетела на больного, прижавшегося к стене. Он был бледен и напуган, что-то шептал, по-видимому, вёл разговор с кем-то невидимым. К такому поведению мужчины медсестра уже привыкла, но её смутило то, как невидимый собеседник ему ответил. Это было шипение, смешанное со стонами и вскриками. Казалось, кто-то наносит ему удары, а он не в состоянии защититься, принимает их на себя, испытывая боль, но не вступает в борьбу, хотя бы с целью самозащиты.
 
"На полу тёмное пятно, – отметила Илона про себя. – Оно увеличивается в размерах. Боже, да это же кровь! Невероятно быстро пятно превращается в лужу крови. Я это уже видела, когда одна пациентка вышла в коридор и, не удержавшись на ногах, ударилась головой о перила, прикреплённые к стене на протяжении всего коридора. Но сейчас не этот случай, здесь что-то другое… Что же мне делать? Без дежурного врача здесь не обойтись. Нужно ему позвонить".

Вдруг Илона заметила, что оставила телефон-рацию в дежурной комнате, дверь которой, уходя, захлопнула. К сожалению, связка ключей осталась тоже там. Оставалась надежда, что ночной дежурный из соседнего отделения не проспит и придёт ровно в полночь, чтобы помочь ей в обслуживании больных, особо тяжёлых по состоянию здоровья. У него на связке ключей находится генеральный ключ от всех помещений обоих отделений, так что нужно только продержаться до его прихода. В это время раздался звонок с телефона для пациентов, расположенного на столике в коридоре. Илона совсем забыла, что существует ещё и этот дополнительный вариант связи с внешним миром. Она успела добежать до столика и поднять телефонную трубку. Сразу услышала голос дежурного по клинике врача, показавшегося ей знакомым:

– У вас там всё в порядке? Что-то медбрат из соседнего с вами отделения сообщил, что нуждается в вашей помощи, а вы не отвечаете ему на звонки. Я еду к нему. Может, зайти и к вам в отделение? Нужна вам помощь или просто рацию в дежурной части забыли?

Илона, ещё до конца не понимая, где, с кем и что произошло в её отделении, ответила врачу, как выдохнула: "Приезжайте!!!" Сама же побежала дальше на крик, всё ещё раздававшийся из комнаты в конце коридора.

– Там же проживает итальянец К., – пронеслось в её мозгу. – Я же его видела примерно полчаса назад, идущим из помещения туалета. Что с ним за это короткое время могло произойти?
 
Она дёрнула на себя ручку двери его комнаты и тут же захлопнула её обратно, увидев, что в направлении дверного проёма летит какой-то увесистый предмет.

– Вероятно, это глиняная ваза. Вчера я её поставила на столик около кровати пациента. После прогулки с дочерями он вернулся с красивым букетом красных роз...

– Спасибо, что пришли, – услышала Илона слабый голос больного. Я уже не знал, как мне от них отбиться. Здесь их полчища. Тёмный мир пошёл в наступление. Тут защищайся – не защищайся, раздавят, сомнут, затопчут. Вы слышите их голоса?

Илона оглянулась в надежде увидеть человека, к которому относится вопрос, но, поняв, что итальянец обращается к ней, ответила:

– Успокойтесь. Всё под контролем. Все найдены, обезоружены, обезглавлены. В наших рядах всё в порядке. Ложитесь спать. Вас больше никто не тронет. А завтра придётся вам самому наводить здесь порядок.

В комнате больного всё было перевёрнуто вверх дном. Только лампа висела ещё нетронутой под потолком, да стёкла окон остались целыми.

В коридоре послышались шаги.

– Пришёл дежурный врач, – подумала Илона. – Хорошо, что у него тоже есть генеральный ключ, которым можно открыть любое помещение на территории клиники. Да, это же врач Стефан? Теперь знаю точно, что всё будет хорошо.

– Ну, что, живая? – спросил Стефан, подойдя ближе. Потом посмотрел на Илону изучающим взглядом и вынес заключение. – Да, пожалуй, впечатлений сегодняшней ночи тебе хватит надолго.

Проверив пульс и артериальное давление не только у больного, но и у неё, посоветовал, нет, настойчиво порекомендовал, пойти в отпуск.

– Илона, постарайся уехать куда-нибудь на острова, подальше от этого гиблого места. Ведь говорят, что свято место не бывает пусто. Не дай Бог, если твоё светлое пространство души переполнится этими ночными видениями. Боюсь, что ты тогда уже не будешь пригодна для работы в стенах этого заведения. А ты этого хочешь?

– Нет, не хочу. Приму советы к сведению. Давно хочу поехать на море или на Канарские острова в Атлантическом океане. Наверное, пришло время осуществить эту мечту.

Врач Стефан ушёл, не сказав больше ни слова. Лужа крови на полу в коридоре исчезла, как будто её и не было. Слабый и немощный больной, стоявший около комнаты в коридоре, тоже, казалось, растворился в воздухе.
 
Установив эти факты, Илона не на шутку запаниковала: "Осталось только, чтобы мои видения стали известны шефу. Слава Богу, что это был знакомый врач, к которому я испытываю доверие".
 
Илона никак не могла выйти из состояния высшего напряжения, и вдруг услышала голоса в коридоре и стук открывающейся двери.

"Коллеги пришли. Утренняя смена… Господи, да это же был сон. Я уснула, сидя за столом в дежурной комнате, – сообразила она и потрясла головой, сбрасывая с себя остатки сна. – Слава Богу, а то я уже решила завтра подавать заявление об уходе".
 
В тот день, направляясь домой с дежурства, медсестра Илона оставила на столе, в комнате у главного врача отделения, заявление с просьбой об отпуске по причинам, касающимся личных обстоятельств. "Крути не крути, а отдых организму нужен, – думала Илона, возвращаясь домой с ночной смены. – Жаль, что Милена с Паулем уехали. Хорошо понимаю состояние фрау Перец. Но для поднятия своего жизненного тонуса, мне самой нужны положительные эмоции, яркие и жизнерадостные. Отдых на море – это прекрасная идея, но не поехать ли мне сначала в Берлин? Сына давно не видела, да и с мужем нужно кое-какие вопросы решить. Ведь, когда уезжала, всё бросила, даже "до свидания" не сказала. Надеялась начать жизнь с чистого листа. А где они, чистые? Всё старо, как мир. Пора отбросить романтические грёзы. Нужно менять себя, а не партнёра. Эти мысли пришли мне в голову почему-то сегодня, и это не может быть случайностью. Надо проверить, как там живётся в столице моим мужчинам? Постучусь-ка я к ним в дверь. Может, примут обратно?"


Глава девятнадцатая о том, как Пауль заблудился в тайге и очнулся в лесной сторожке

Сибирская тайга. О ней можно много знать от очевидцев, прочитать в книгах, посмотреть в фильмах, но это ничто по сравнению с тем, что переживал сейчас Пауль, находясь посреди неё во время внезапного шторма.

– Всё у старой женщины рассчитано, а вот природных катаклизмов она не предусмотрела, – подумал Пауль. – Выйдем ли мы отсюда?

– Выберемся! Выберемся! Она и это предусмотрела, наша бабушка Ксения. Вон, смотри, огонёк светится. Это она нам сигналы подаёт.

Пауль поражался жизнерадостности девушки. Ни на минуту она не усомнилась в том, что они выберутся из этого плена природной катастрофы. В какой-то момент Пауль захотел справить нужду и машинально свернул с тропы, по которой впереди его шагала Верена. Остановить девушку, объяснять ей причину остановки – не захотел. Но когда вновь вышел на тропу, её там не оказалось. "След простыл,"– вспомнил Пауль слова Илоны. Но было не до воспоминаний. Страх охватил душу. Холодный пот струился по всему телу.

"Верена! Верена! – крикнул он, что было силы, но в ответ не услышал ни крика, ни зова, ни голоса. – Вот, молодец. Заблудился! Потрясающе! Чего боялся, то и случилось. Мысли – материальны. Только этого мне ещё и не хватало!"

Он начал метаться по тропинке взад и вперёд, не замечая, что давно уже ушёл от основной тропы. Неожиданно вышел к ручью. Быстрым шагом пошёл в противоположную от ручья сторону, но через два часа опять вернулся к нему. Один не решился переходить на другую сторону. Пройдя немного по ручью вниз, обнаружил ещё одну тропу и решил пойти по ней, вдруг она окажется счастливой? Но и эта тропа через какое-то время привела его к ручью. "Как леший по кругу водит", – подумал Пауль. Вдруг он увидел пушистого кота Верены. Побежал за ним, заметив, что сжимает в руках корзинку с щенком. "Вот бедолага, лежит себе спокойно, всё ему ни по чём". Кот вёл его вниз по ручью: "Ведь выведет же он меня когда-нибудь к Ангаре", – подумал Пауль, но в этот момент запнулся о какую-то корягу. Теряя сознание, успел почувствовать, что кто-то бережно придержал его падение. Больше ничего не помнил.

Когда Пауль очнулся, он не поверил, что находится не посреди тайги, а в каком-то небольшом тёплом помещении. Потом услышал старческий женский голос, который что-то быстро говорил или пел над ним. Недалеко от его лежанки горела свеча. Её свет не давал возможность рассмотреть жилище и его обитателей. Но он понимал, что жив, что спасён, не знал только, кем спасён, и как это произошло. Тёплые сильные руки массажировали его тело. Оно горело от прикосновений или от жара, который разливался по всему телу. Через несколько минут Пауль опять впал в забытье. Но это уже был здоровый сон в восстановленном теле. А когда он очнулся в следующий раз, то увидел Верену в обществе старой женщины. "Шаманка", – пролетело в сознании. Она была одета во что-то длинное и несуразное. Посреди комнаты горели поленья. Старуха что-то варила в каком-то чугунке, приговаривая в такт своим движениям. Запах трав действовал на Пауля одурманивающе. Он хотел повернуться, но только застонал от бессилия. Верена подбежала к нему, приподняла его голову с подушки и начала поить каким-то травяным отваром, который ей подала "шаманка". "Таких старух в Германии не бывает, если только на карнавалах, зимой, когда на праздниках изгоняют злых духов", – подумал Пауль, а вслух спросил Верену:

– Давно я так лежу?

– Да, уж неделю валяешься. Пора вставать, – пробурчала вместо девушки старая женщина. Она подошла поближе, и Пауль поразился тому, как она похожа на его отца, которого он знал только по фотографиям.
 
– Такого не бывает. Что это за сказочные явления посреди тайги?
 
– Не пугайся, милок. Я действительно твоя двоюродная бабушка. Одна осталась с прошлого века, тебя поджидала. Дело у нас с тобой общее. Только вдвоём сможем род вывести из беды. А для этого нужно всего лишь осчастливить одну женщину по имени Милена.

Пауль вздрогнул, когда услышал знакомое имя.

– Да, да, милок, твою Милену. Спасение её и нашего рода началось с того момента, как она упала тебе в руки на лестничной площадке. Это был знак, что именно её осчастливить нужно. А дальше всё было мною рассчитано. Единственно, что мне не открылось – это, где нам искать её дочь, чтобы вернуть матери. Вот решаю эту загадку последнее десятилетие. Может, ты мне как-нибудь сгодишься, чем-нибудь поможешь. Знаю, что ты – ниточка к раскрытию тайны рода. Найдём дочь Милены, смоем родовое проклятие. Когда-то, несколько веков назад, одна твоя прародительница похитила из люльки младенца, девочку, и оставила у себя. Девочка прижилась в семье той женщины, но радостью ей это не обернулось. Умерла наша с тобой родственница через пятнадцать лет, подняв девочку на ноги, но оставив сиротой. Тень этого греха испокон веков висит над нашим родом. Только с помощью добрых дел можно спастись нашему семейству. Не знаю, кто так решил, но жизнь многих наших родственников отнимается именно в тот момент, когда кто-нибудь из них начинает размышлять о смысле жизни и выходе из жизненных проблем. Вот и твои племянники попали под это проклятие, и их дядя, и его сын, и кто знает, что дальше произойдёт, если мы с тобой в это дело не вмешаемся и не остановим процесс уничтожения рода. А теперь поспи, голубок. Только в снах – решение наших проблем. Смотри сны и запоминай. Вся надежда на тебя, родимый.

Через минуту Пауль уже спал. Лицо его разгладилось. Дыхание было спокойно и размерено. Ксения отошла от лежанки, присела к очагу.

– Вот так, Верена, немножко мы с тобой продвинулись в наших поисках дороги твоего счастья, но ещё далеки от цели. Я своё дело сделала. Теперь, когда угодно будет провидению, тогда и продолжится эта история, начало которой идёт с давних времён.

– Бабушка, моя милая бабушка, значит, мы должны осчастливить Милену? В этом Пауль нам должен помочь? Он нашёл Милену. Господь уже свёл их пути. Теперь нужно только понять, как мы все вместе сможем сделать её счастливой?

– Умница ты моя. Ты всё правильно рассудила. Не случайно Бог соединил и нас с тобой, помог тебе выжить, а мне прожить так долго. Ну, что ж, начинаем новый круг поисков. Сейчас я подберу травки, чтобы заварить нам на вечер прекрасный отвар для освежения памяти молодому человеку. Останется только дождаться, когда он проснётся. Если он удержит нить сна в памяти, то мы будем на верном пути. Теперь всё зависит от него. Сходи, посмотри, как он себя чувствует. Посиди около него, подержи его руку в своей. Он получит от тебя эликсир удачи. Ему это сейчас – первое лекарство.


Глава двадцатая, в которой бабушка Ксения приоткрывает Паулю тайну рода

"Много ль человеку надо? Всего лишь участие к себе, тепло общения и понимание, что ты не один в бушующем мире страстей и что всё в мире так, как задумано Творцом, – думал Пауль, когда шёл по бескрайней сибирской тайге, не понимая куда и зачем идёт. – Чего не хватало мне в стране проживания? Почему ход событий привёл в это гиблое место? Кто и что за этим стоит и что мне суждено в связи с этим делать?"

Голова кружилась. Не хватало воздуха. Какие-то тени сопровождали его на пути. "Куда я иду? Почему один?" Испарина выступила на лице. Он весь промок, не понимая отчего. Внутреннее волнение зашкаливало на какой-то высшей точке напряжения.
 
"Так можно жизнь прожить и не понять, кто ты и зачем пришёл в этот мир? – услышал Пауль скрипучий старушечий голос. – Чего разлёгся? Вставать пора. Все ждут твоих действий. Ты можешь сделать многое, если перестанешь копаться в себе. Ты вышел на меня. Дальше поведёт тебя провидение. Не сопротивляйся. Делай то, что вложено в тебя. Хватит валяться. Вставай. Многое ещё предстоит. Надо успеть".

Пауль открыл глаза и поразился яркому солнечному лучу, проникшему через закопчённое стекло в убогое жильё старухи. Луч звал его за собой.

"Хороший знак, – подумал он. – Солнце предлагает мне свою дружбу. Нужно сбросить дремотное состояние, вырваться из когтистых лап болезни. Да, я, кажется, уже здоров? Мысли не путаются. Пить хочется".

Пауль почувствовал присутствие девушки, которую сразу вспомнил. Да и скрипучий голос старухи уже слышал, когда просыпался в первый раз.

Это "шаманка" звала меня сейчас к действию, рассказывала о том, откуда беды в роду. Ещё говорила, что моя сила в снах. Кажется, я отоспался. Ноги и руки целы, голова на плечах. Что тут разлёживаться? Мужик я или нет?" – Пауль резко приподнялся, опираясь на руки. Что-то хрустнуло в плечевом суставе, но на это он уже не обращал внимание.

– Дайте воды, – попросил с хрипотцой в голосе.

– Вот этого выпей, милок, силой наполнишься. А потом пойдём в тайгу на одну поляну. Пора тебе погрузиться в таинственную силу мира растений. Нет у меня времени ждать, пока ты совсем окрепнешь, да и у тебя его немного.

Пауль выпил кружку какого-то настоя из трав. В голове прояснилось.

"Я готов, – сказал он, сам поразившись своему чистому громкому голосу. – Постараюсь сделать всё, что от меня зависит".

Старуха, назвавшаяся Ксенией, бросила ему холщовую рубаху, штаны из плотной ткани, показала жестом руки на куртку и сапоги у порога. Через несколько минут они втроём, включая девушку Верену, отправились в тайгу. Бабушка Ксения шла впереди быстро и уверенно. Они еле поспевали за ней. Через какое-то время вышли на большую поляну, освещённую солнцем. И тут всё будто ожило. А "шаманка", по-другому Пауль не мог её называть, поднимала с земли травинку за травинкой, цветок за цветком и рассказывала о них Паулю и Верене. Через час она вела себя несколько по-иному: не срывала растения, а, кланяясь каждому, вела с ними неторопливый разговор, благодарила за чудодейственное силу, называя болезни, которые ими излечивают. Пауль впитывал в себя всё услышанное. У него будто шестое чувство открылось. От каждого слова бабушки Ксении на душе становилось светлее и чище. Верена, взглянув на Пауля, поняла, что он чувствует то же, что и она. Процесс проникновения в душу светлого, как говорила ей бабушка, когда вводила в мир таинственного, пошёл. Верена чувствовала также, что Пауль оказался таким, каким бабушка Ксения ожидала его видеть, и была рада этому.

А в душе Пауля происходило что-то невероятное, ему неведомое прежде. Кто-то невидимый пытался остановить его, нарушить душевное равновесие.

– Во мне началась борьба светлого начала с тёмным, – подумал он мимоходом.
 
Времени на размышления не было. Он выбрал когда-то добро и теперь всеми силами души старался понять старую женщину, боялся пропустить хоть одно её слово. А бабушка Ксения говорила, как пела. Внутренняя музыка чувствовалась в её речи. Это была не лекция учёного, а передача народной целительницей знаний, основанных на опыте многих таких же, как она.

– Моя прабабка жила долго. Она лечила людей народными средствами. В последние годы жизни передала свои знания моей матери, а та в свою очередь мне, когда я ещё была маленькой. Знания могли передаваться только по наследственным корням. У меня был один единственный сын Николай. На него оставалась вся надежда. Я вызвала его из Германии. Приехал с женой, да с двухгодовалой дочкой Вереной. Обрадовалась я, но Бог прикрыл мне правду, которую я узнала только после смерти сына, когда начала передавать Верене свою силу. Привезли больного, нужно было двойную молитву над ним читать. Я свою часть молитвы прочитала, а молитва Верены не оказалась возрождающей. Умер тогда наш постоялец.

Пошатнулась моя вера в Господа. Но позже я поняла, что не во мне и не в божьей вере дело. Всё замкнулось на Верене. Мне это открылось, когда через несколько дней опять не сумели в паре с ней поднять на ноги очередного больного. И всего-то надо было опять ту же двойную молитву читать. Умер больной. Вера в меня у односельчан пошатнулась. От стыда я не знала, куда глаза девать.

Сидела дома – на улицу не высовывалась. А потом сын во сне приснился. Молодой такой, здоровый, жизнерадостный. "Мам, – говорит, – прости, не успел тебе рассказать, что Верену мы с Изольдой усыновили. Жена моя тогда медсестрой работала в родильном отделении. Там одна роженица от дочки после родов отказалась. Не смогла моя любимая девочку там оставить, неизвестно в какие руки бы попала. Я поддержал её. Мы зарегистрировали наши отношения и удочерили девочку. Позже, через два года, переехали к тебе. Прости, что не сказал тебе об этом сразу". Вот так, Пауль, я и узнала, что Верена мне не внучка по крови. Это не изменило моё отношения к ней, но я поняла, что силу мою она унаследовать не может. В этом вся проблема и причина твоего приезда в эту глухомань. Когда я узнала о Верене, места себе не находила. Понимала, что времени у меня мало осталось, а сила изнутри жечь начала, выхода требовала. Ушла я тогда от людей в тайгу, в сторожку лесника, где и до сих пор с девочкой проживаю. В один из дней мне открылось, что ты, Пауль, как внук моей сестры, можешь унаследовать мои Богом данные знания и умения. Тогда я всю силу приложила, чтобы вызвать тебя сюда, и вот – дождалась приезда.

Рассказ Ксении о лечебной силе растений продолжался до заката солнца. Когда оно опустилось за черту горизонта, бабушка, уставшая и, казалось, внутренне опустошённая, села на пенёк и, глядя Паулю в глаза, прошептала:

– Я передала тебе, Пауль, всё, что знала. Из каждого моего слова вырастет в твоём сознании растение, цветок, куст, дерево. Они расскажут тебе правду о себе, откроют тайны. Применить эти знания ты сможешь там и тогда, когда это будет нужно. А теперь пойдёмте в сторожку, там я введу вас с Вереной в мир овладения полученными знаниями.

Когда вернулись в жильё бабушки Ксении, та, ни на минуту не отвлекаясь на пустые желания, склонилась над котлом, стоящим на огне. Пауль не видел, как она развела огонь, но это уже было неважно. В котёл со словами не то молитвы, не то заклинания Ксения бросала одно растение за другим, из принесённых с собой с той волшебной поляны, куда, казалось, до них не ступала нога человека. Женщина размешивала содержимое деревянной лопаткой и что-то наговаривала, глядя на Пауля, как бы завораживая его или вовлекая в процесс совершающегося на его глазах действия.

Потом со словами:

– Выпей это, – подала ему большую алюминиевую кружку, наполненную до краёв настоем из трав, и попросила опорожнить всю до последней капли.

– Что же теперь я должен сделать? – спросил Пауль тихим голосом, глядя на неё.

– А ты уже делаешь, милок, что нужно. Не думай больше ни о чём. Просто действуй и живи так, как подсказывает внутренний голос. Иди по жизни смело, не сомневайся ни в чём. Всё то, что хочешь и что будешь делать, всё это – правильно. Единственно, о чём прошу тебя: возьми мою внучку Верену с собой в свой город. Вывези её из тайги. Вам с ней ещё многое откроется. Только не теряй уверенности в свои силы. Не сворачивай с намеченного пути.

– А, может, и Вам с нами поехать? Вы ведь останетесь здесь одна, кто придёт на помощь в нужную минуту?

– Нет, милок, мне уж здесь век доживать. И так задержалась, тебя ожидаючи. А у вас всё будет хорошо. Поверь мне. Ну, а если Верена захочет вернуться в эти края, не запрещай ей, значит, так будет нужно.

На другой день Пауль с Вереной начали сборы. Да, какие там сборы: воды с собой прихватили, да по куртке на плечи набросили, которые вынесла им бабушка Ксения. Прощание затягивать не стали. Глаза Верены и так не просыхали от слёз. В последнюю минуту прощания до Пауля долетели слова, как будто не бабушкой Ксенией сказанные, а кем-то другим, присутствующим в комнате:

"Грехи твоего рода будут замолены. Но когда узнаешь своих прародителей по именам, у каждого из них проси прощение, тогда откроется родовой канал. Так спасёшь свой род от исчезновения".

А потом бабушка Ксения отозвала Пауля в сторону и сказала тихо:

– Ты меня извини, внучок. Сразу нужно было тебе сказать, что у меня есть письмо от твоего отца. Я его получила по почте уже после его смерти. Сохранила. Думаю, оно заинтересует тебя. Прочтёшь его завтра и сам решишь, что делать дальше. В этом деле я тебе не советчик".

Слова Ксении задели Пауля за живое. Но он решил, что завтра будет новый день, как Илона его учила, "новая пища". "Утро вечера мудренее", – вспомнил он и слова матери.

"Прочту завтра, когда вернёмся в деревню. – подумал Пауль. – Светлая голова в дороге – это уже залог победы в деле, о котором говорит бабушка Ксения". А вслух сказал:

– Спасибо Вам за всё, бабушка Ксения. Вы правы: всему своё время.


Глава двадцать первая, в которой фрау Перец исповедуется профессору Рихарду Замятину в своём грехе

Профессор Замятин всю ночь просидел в кабинете за своими выкладками по разработке лекарственного препарата для сохранения памяти. Он работал над этой темой последние тридцать лет. Срок большой, но не для таких открытий. И, вроде, он уже открыл этот лекарственный препарат, основанный на сочетании редких в их регионе растений, но было такое ощущение как будто не хватало свежего воздуха, чтобы препарат начал функционировать. Теперь, когда его любимая женщина была на грани провала памяти, он не мог ждать дальше. Нужны были действия. Его мозг разрывался от перенапряжения. Всю ночь блуждал он в лабиринтах памяти с целью выйти на правильное решение. В молодости Рихард Замятин был уверенным в себе человеком. Со временем стал благоразумным, понимал, что одной уверенности мало, начал изучать области наук, связанных с медициной и окружающим его миром природы, пытался совершить открытие.

– Да, природа с помощью науки приоткрыла мне свои тайны, но не впустила в свои недра. Одной науки для спасения человечества от беды – остаться без памяти – не хватает. Надо найти источник энергии, вдохнуть её в теорию и тогда, в результате синтеза, откроется тайна, – подумал он вслух, не заметив, как в комнату вошла Доротея, его любимая женщина.

Она прикрыла за собой дверь кабинета, приблизилась к нему и улыбнулась светлой, как в молодости, улыбкой. Потом подошла ещё ближе. Потрогала его морщины на лице, попробовала их расправить, вздохнула глубоко и прошептала доверчиво:

– Сколько же я тебе горя принесла? Скольких счастливых минут лишила? Ты постарел за эти годы, но всё также добр ко мне. Я чувствую, что ты по-прежнему любишь меня. Прошу тебя, помоги мне, а я помогу тебе в поисках ключика к твоему открытию. Что-то мне подсказывает, что я к этому процессу имею прямое отношение.

Профессор молчал на протяжении всей её речи. Он не был набожен, не ходил в церковь, не шептал молитвы в ночной тиши, но к пожилому возрасту стал понимать, что человек в одиночку бессилен в этом мире. Он не соперник той силе, которая его сотворила и хранит, потому что он создан с какой-то высшей целью и имеет своё предназначение.

– Чем же ты хочешь мне помочь, родная? Одно твоё появление в моей жизни, придало мне столько энергии и силы, сколько я не чувствовал в себе на протяжении всех этих длинных долгих лет без тебя. Останься здесь. Просто будь со мной, и я горы сверну, первые признаки твоей странной болезни уничтожу, отыщу и причину их появления.

Доротея прервала его нежным поцелуем, таким долгим и сладким, что у профессора перехватило дыхание. Он встал с кресла, обнял её, поднял на руки и опустился с дорогой ношей на диван. Она прижалась к нему всем телом, родным, тёплым, и прошептала:

– Милый, подожди. Я хочу исповедаться тебе. Если после этого твоя любовь ко мне не превратится в ненависть, то мы справимся с задачами, которые стоят перед нами, и ты будешь счастлив со мной.

Он посмотрел на неё долгим взглядом, как бы выходя из небытия. Посадил поудобнее, прикрыл пледом, присел рядом и приготовился слушать её исповедь.

– Мне сегодня приснился сон, – начала Доротея своё откровение. – Старая женщина в своей хижине в глубокой тайге колдовала около огня над каким-то сосудом. Из него высовывались коренья. Я – человек не набожный, но поняла, что готовилось какое-то снадобье, которое может осчастливить человека, а, может, и человечество. Почему я так подумала? Рядом со старухой в комнате находилась девочка лет пятнадцати. Лицо её светилось счастливой улыбкой. Дети не могут находиться рядом со злом даже в снах. Значит, это была добрая волшебница.

– Я тебя хорошо понимаю, дорогая Доротея, но всё же не могу осознать, каким образом твой сон связан с тобой и с нашим разговором о растительном препарате, спасающем людей?

– Подожди, потерпи немного. Скоро все пазлы сложатся в диковинную мозаику, только мы должны понять, как разложить последние из них. Дело в том, что пожилая женщина говорила с девочкой, которая кого-то мне очень напоминала. Она сказала ей, что им может помочь только один человек. И я увидела его. Это был Пауль, мужчина с которым я год назад была в близких отношениях. Знаешь, Рихард, – первый раз Доротея назвала профессора по имени. – Тебе в это трудно поверить, но я совершила в этой жизни страшный грех, думаю, что поэтому и наказана. Не знаю, как этот сон связан со мной и моим прошлым, но чувствую, что он приснился не зря. Это – знак, что я не должна больше молчать и должна раскрыть свою страшную тайну. Почему тебе? Ты меня любишь, любил… Только ты можешь мне помочь, если не ты, то твой препарат. И что-то мне подсказывает, что старая женщина может сделать больше, чем я увидела и услышала во сне.

– Хорошо, милая Доротея, откройся мне. Что тебя так мучит? Я попробую разобраться в твоих мыслях, страхах, предположениях.

Доротея вздохнула полной грудью и начала свой рассказ:

"Когда я не приняла твоего предложения – остаться на кафедре при институте, – я уехала в соседний город и устроилась на работу в больницу. Через несколько лет, не испытывая ни радости, ни каких-либо других чувств к больным и окружающим меня людям, я начала деградировать. Без интереса к людям, работая психиатром, решала их проблемы и в какой-то момент отупела от беспросветных будней. Всё же вскоре вышла замуж за пожилого человека, который меня совершенно не понимал. Наша жизнь катилась в течение нескольких лет параллельно по отношению друг к другу. И я становилась с каждым разом всё более холодной, жёсткой, бесчувственной. В то время я подрабатывала в родильном отделении краевой больницы. Однажды меня пригласили в роддом ночью, так как нужна была подпись врача на документе, подтверждающем смерть ребёнка. Я приехала туда и, долго не разбираясь, подписала бумагу, которую мне протянули для подписи. Но потом, когда мне дали как бы случайно конверт с деньгами, я поняла, что стала участницей сделки. Возмущаться не стала, да, наверное, и поздно было. Сейчас думаю, что была возможность подать в суд на этих людей, но побоялась, что в больницу придут с проверками, кто знает, может, ещё что-нибудь обнаружится, работы лишусь. Так и промолчала тогда".

Доротея заплакала. Слёзы бежали из глаз сами собой. Её взгляд был направлен как бы внутрь себя, а они лились и лились, угрожая устроить потоп без ливня. Рихард погладил её по плечу и по-отечески, поощряя, улыбнулся, спокойно ожидая продолжение рассказа.

"Последующие годы я прожила с этим грузом греха, давящим на сознание и душу. Несколько месяцев назад прошлое напомнило о себе. В дверь моего кабинета постучали. Вошёл мужчина средних лет, крупный, с властными чертами лица и квадратным подбородком. Он представился Дитером. Его имя мне ни о чём не говорило. После недолгого молчания он сказал, что у него ко мне просьба – подготовить документы, необходимые для суда, чтобы его жену, пациентку только что поступившую в больницу, посчитали недееспособной, психически больной. А ещё он приложил к заявлению большой список с описанием её проступков. Мужчина был нагл и самоуверен. Он не сомневался в том, что я пойду с ним на сделку. Я ответила, что разберусь, обследую больную, установлю диагноз, и он позже узнает о результате. Ему мой ответ не понравился. И тогда он тихо, но отчётливо прошипел мне в лицо: "Ты сделаешь это или пожалеешь. Вспомни ту девочку, которой ты пятнадцать лет назад подписала смертный приговор".

Я вспоминаю каждый день эту маленькую девочку. Она кричит в моих снах. От её крика просыпаюсь среди ночи и не могу больше заснуть. И это уже продолжается в течение многих лет. Рихард, спаси меня. Теперь ты знаешь всё. Моя проблема – не в отсутствии памяти, а в её наличии. Помоги мне размотать этот клубок. Где-то внутри его находится разгадка твоего открытия. Я это чувствую".
 
На протяжении всей её обвинительной речи, направленной против себя, профессор Замятин сидел не шелохнувшись, боясь спугнуть рассказчицу, тем самым лишить её возможности выговориться, снять с души тяжесть. Он хорошо понимал, что это откровение женщины – переломный момент, начало выхода Доротеи Перец из психологического кризиса. Прожив почти полвека, она, наконец-то, поняла для себя главное, что смысл её дальнейшей жизни в очищении души от происков тёмного и страшного. Она теперь понимает, что нужно выстоять в этой борьбе и другим показать опасность, к которой приводит ложь и малодушие, понимает и то, что всё, что приходит в жизни, нужно принимать с благодарностью.

Профессор Замятин не отличался особой добротой и лояльностью. Но в случае с Доротеей все его принципы не срабатывали. Он любил эту женщину и готов был по одному её слову сделать всё, что было в его силах. Выслушав любимую, он сразу ей не ответил, потому что хорошо знал, что такие вопросы не решаются в одночасье. Необходимо было хорошо подумать, прежде чем дать обнадёживающий ответ. Здесь вопрос был больше психологический, и Доротее Перец консультацию нужно было проходить у психолога или психиатра. Но профессор хорошо понимал, что так как пациентка, сама являясь специалистом в этой области, не смогла выйти из психологического тупика, то речь в данном случае идёт о решении задач более высокого порядка.

Медицина в последние десятилетия не стояла на месте. Профессор Замятин знал об этом лучше других. В течение многих лет он бился над проблемой сохранения памяти и зашёл в тупик в своих поисках, готов был уже сдаться, но сейчас речь шла о здоровье любимой. Нужно было срочно продолжать поиски вещества для изготовления препарата. Последние исследования не дали ощутимых результатов. Неделю назад, выступая по телевидению, доктор Замятин говорил об открытии нового вещества, но радость оказалась преждевременной. Ключ к решаемой задаче так им и не был найден. Профессор прекрасно понимал, что в определённой степени сохранение памяти – это психологическая проблема, и кому, как не ему, лучше знать, что психика до сих пор наукой изучена недостаточно. Да, учёные научились бороться с депрессией, но какой ценой. Психотерапия сегодняшнего дня основана на медикаментозном лечении, и если болезнь обнаружена на ранней стадии, то можно остановить её быстрое развитие. Только остановить. Об излечении речь вести нельзя, потому что не известны источники возникновения болезни. За долгие годы профессор добился определённых результатов, но помочь больным в стадии, на которой находилась Доротея Перец, к сожалению, не мог.

В этот день Замятин зашёл к ней в палату уже под вечер. Присел на стул около кровати, взял её руку в свою и начал рассказывать, как специалисту, о своих поисках в этом направлении. Вдруг женщина вскочила с кровати, начала лихорадочно искать свои вещи, просила их принести из того помещения, где их хранят. Она вспомнила, что не случайно бежала в тот день именно в эту клинику. Она несла сюда то, что ей удалось открыть в своей лаборатории, которая в какой-то степени была неофициальной. Она сама в течение нескольких лет вела личные исследования, пытаясь излечить саму себя. Тетради с записями оказались в портфеле, с которым её нашли на ступенях клиники Замятина. Доротея Перец умоляла профессора внимательно изучить записи, сделанные ею. Пообещав ей это, он повёл разговор о совсем другом:

– Дорогая, мне непонятно, зачем мужу твоей пациентки Милены понадобилось признание её недееспособной? Ведь это решение не влияет на право собственности, на имущественные отношения. И даже наоборот – создаёт опекуну проблему, поскольку государство строго следит за соблюдением прав недееспособного гражданина. Решение этого вопроса и на суде в его пользу не явилось бы основанием для развода. Не могу понять, чего он добивается, ведь ты сама прекрасно знаешь, что заключение о состоянии здоровья готовит не лечащий врач, а эксперт, причём только по запросу суда, а для медэкспертизы заявления мужа с описанием поведения, в нашем случае, жены, не требуется. Оно может даже отрицательно сказаться на заключении экспертизы.

– Да, ты, конечно, прав, но заключение врача-психиатра имеет большой вес, и в век бюрократии эксперты доверяют бумагам. Они без необходимых обследований берут на веру высказывания специалистов, доверяя, но не всегда проверяя.

– Не могу тебе поверить. Неужели мы до такого докатились, что один человек может решать судьбу другого без основательного обследования, в данном случае его психики?

– Дорогой Рихард, ты прав, это кощунство, но поверь мне, я таких бумаг написала и подписала множество, и знаю им цену.

– Доротея, я тебе верю, но ты меня не убедила. По моему мнению, особенности поведения жены, отмеченные в письме её мужа Дитера, тоже не являются достаточным основанием для признания гражданина недееспособным. Они лишь являются признаками психического расстройства личности, нуждающейся в лечении.

– Да, ты и в этом прав, Рихард. Но свидетельства родных достаточно, чтобы человека поместить в психиатрическое отделение сначала на три дня, потом, в ожидании решения суда, до шести месяцев. Решение суда о недееспособности даётся сначала на два года. Назначается опекун, и он решает тогда вопросы, касающиеся здоровья больного, его финансового положения. Я не хочу тебя знакомить со всей этой кухней. Лучше тебе не знать, что во власти врача- психиатра. Но, если больной впервые оказывается в психиатрической больнице, то, конечно сразу он недееспособным не признаётся. В этом ты совершенно прав.

– Я не только в этом прав, моя дорогая, думаю, здесь нужно смотреть в корень вопроса. По всей вероятности, Дитер – не глупый человек, значит, напрашиваются два вывода: или он знает нечто такое, чего не знает твоя пациентка Милена, например, что она вскоре получит богатое наследство – скажем, миллиард долларов? Или она его уличила в чём-то, и он хотел таким образом убрать свидетеля? Или Дитер – сам психически неуравновешенный человек, и видит то, чего на самом деле не было и не могло происходить? Или у него самого мания преследования, в которой он пытался обвинить жену? В любом случае он должен был действовать иначе.

– Да, по-видимому, здесь скрываются подводные камни. Ты прав. Я так глубоко не анализировала эту ситуацию. Моё чувство вины перед молодой женщиной оказалось сильнее. В ответ на его требование выписать ложное свидетельство о её недееспособности, я психологическими тестами доказала при враче-свидетеле, что женщина психически здорова, и выписала его жену   под наблюдение врача. О причине, толкнувшей её мужа на ложное обвинение жены, не подумала. Может, он маньяк и разгуливает по городу в ожидании новой жертвы? Может, ею теперь буду я?

– Доротея, не надумывай себе лишних страхов. Тебе нужно справиться сначала с теми, которые у тебя есть. Да, и работа перед тобой стоит тяжёлая. То, о чём ты мне сегодня рассказала, мучило тебя в течение многих лет. Получается, что твоя болезнь – это наказание за твоё соучастие в неблаговидном поступке. А твой рассказ мне об этом – исповедь. Ты повинилась, назвала грех своим именем, тем самым заслужила, по крайней мере, моё прощение. Не бойся, милая, этот проступок не повлияет на моё к тебе отношение. А чтобы отвлечься от необоснованных мыслей и страхов, займись лучше поисками того ребёнка. Ты ведь помнишь, когда и в какой больнице это произошло? С посещения больницы и начинай поиски. А я попрошу своих юристов заняться Дитером, его прошлым и настоящим. А сам сконцентрируюсь на поисках путей излечения твоей болезни. Но сначала мы с тобой предпримем путешествие в оазис счастья, находящийся в курортном местечке. Неделя счастья не помешает нам выполнить задуманное.


Глава двадцать вторая о пребывании Илоны в Берлине

Илона, отправляясь в Берлин, не ставила перед собой никаких целей. Но, приехав туда, сразу же отправилась по старому адресу, где она много лет проживала с мужем и сыном. Да, она добровольно от них уехала, оставила мужчин, думая о своей внутренней свободе. Тогда этого не поняли ни её муж, ни сын. А теперь Илона сама понимала, что поступила как вздорная особа, думавшая только о себе. Сейчас она не хотела больше сводить счёты с самой собой, поэтому поехала к ним, своим мужчинам, а там уж, как встретят, так тому и быть. Отпуск на работе оформила на месяц. Планировала ехать на острова. Ей очень хотелось оказаться посреди Атлантического океана на одном из островов счастья, но туристическую путёвку она так и не заказала, не определив подходящего места для отдыха.

Никто не знал о её приезде в столицу: ни муж, ни сын. Подругам и друзьям Илона тоже ни о чём не сообщила. Выйдя из скоростного поезда, она неспешным шагом отправилась к станции метро. Всё здесь было знакомо. Проехала четыре остановки. Отсюда рукой подать до квартиры, где проживала много лет. Оставалось ещё несколько метров до подъезда, но вдруг она увидела впереди себя знакомую фигуру мужчины.

"Да это же Вальдемар! – чуть не вскрикнула она. – Как-то он ниже ростом стал и ссутулился. Был уже не молод, а теперь и вовсе годы взяли своё. Каково одному-то? Никогда раньше сумки в руках не носил. Сейчас ими руки заняты. Наверное, куда-то спешит, кто-то ждёт его в их просторной квартире? А что она ожидала? Живой же человек. И сына в поле зрения всегда держать надо. Как я могла тогда их оставить? И ни разу сердце не дрогнуло. Надо же, свободы женщине захотелось. Да от кого? От дорогих людей, от семейных забот? Молодая была, глупая. Хотела жизнь начать с чистого лица. А возможно такое сделать, если сам остаёшься прежним? Страданий в больнице насмотрелась, теперь по другому всё видится. Или так только кажется? Как же я могла? Как примут меня сейчас? Как муж примет?"

Как знать, может, эти вопросы загнали бы её в психологический тупик, и она, не зайдя в квартиру, развернулась бы и пошла в другую сторону, но мужчина внезапно остановился, резко обернулся, и взгляды их встретились. Он выпустил сумки из рук, подбежал к ней, притянул к себе и начал покрывать поцелуями её лицо и руки. Илона потеряла дар речи, потом прижалась к нему и заплакала. Как быстры женщины на слёзы. "Что со мной? Откуда такой взрыв эмоций у обоих?" Илона уже не пыталась сдерживать себя, продолжать играть роль женщины, которую когда-то обидели. Она уже не помнила и не понимала, почему ушла от этого человека, который единственный в мире её по настоящему любит. Она чувствовала, что по-прежнему нужна ему. "Как я могла? Как я могла?" – молоточком стучало в сознании женщины.

Вечером они вдвоём сидели за прекрасно накрытым столом при свечах. Вальдемар окружил Илону заботой и вниманием. Они вспоминали моменты счастливой семейной жизни. И как будто не было тех длинных одиноких холодных ночей без сна. Луна подглядывала за ними в окно, и стук сердец раздавался в унисон движениям души. Илона, отойдя немного от смущения и неловкости, глядя на мужа, подумала: "Да, нужно было совершить много глупостей, чтобы понять, что означает счастье. А оно – всего лишь состояние души, которое наступает, когда тебя понимают, любят и делают всё, чтобы тебе было хорошо".

Летний вечер был прекрасен. Через несколько часов они уже сидели в креслах на балконе, вслушиваясь в тишину ночных шорохов. Внезапно услышали голос сына Влада, пришедшего домой далеко за полночь.

– Отец, у нас почему-то дверь оказалась незапертой. Что здесь происходит?
Потом он увидел, что отец находится на балконе с какой-то женщиной, на шаг отступил назад, но вдруг резко остановился, узнав в гостье мать:

– Мам, что ты с нами делаешь? – только и смог он сказать, а Илона уже вскочила на ноги и бросилась к нему на грудь. Она не могла прижать его голову к себе, потому что мальчик вырос за последние годы. "Сколько же мы не видели друг друга? Сын стал на голову выше меня, возмужал, раздался в плечах". Теперь не она, а он своими огромными ручищами прижимал её к груди и гладил по голове. Держал и не выпускал из своих объятий, чувствуя, как ему её не хватало, как она ему дорога. Илона подняла глаза на сына. Влад увидел в них мольбу и просьбу о прощении.

– Мам, мы тебя с папой любим, только ты не оставляй нас больше. Эти женские игры могут плохо кончиться для нас всех.

Вальдемар вышел на балкон. Достал пачку сигарет из кармана. "Он курит, – отметила про себя Илона. – Раньше за ним этого не наблюдалось". А Вальдемар курил одну сигарету за другой и, глядя на них, не знал, плакать ему или смеяться от происходившего в последние часы в их квартире. По его лицу текла мужская слеза, и в тот момент он подумал, что впервые в жизни плачет. Даже, когда пять лет назад умерла на руках мать, он смог справиться с собой, не показать сыну, что слаб, как и все живущие люди на планете.

На другой день за завтраком Влад объявил родителям, что он сдал все экзамены и хочет отдохнуть на море в эти последние студенческие каникулы. Отец не возражал. Он и сам когда-то мечтал об этом, но сейчас до его отпуска ещё оставалось поработать три недели. На правах главы семьи Вальдемар высказал мысль, которая понравилась всем: "Неделю поживём вместе в Берлине. Это будет частью отпуска для нашей мамы, а потом, Влад, ты можешь поехать с мамой, ну, скажем, на Канары. Помните, как мы там однажды славно отдохнули? А я, если смогу освободиться раньше, присоединюсь к вам".

В последующие дни они наслаждались обществом друг друга. Завтракали втроём. Днём Вальдемар работал, а Илона с Владом собирались в дорогу: ходили по магазинам, обедали в маленьких ресторанчиках, упаковывали чемоданы сразу на троих. И говорили, говорили, говорили. Влад рассказывал, не умолкая, о себе и об отце, а Илона о своих больных, так как другой жизни в чужой стороне у неё практически не было. Ей были приятны разговоры и хлопоты в обществе сына. Вечером Илона с мужем бродили по улицам Берлина, а Влад прощался со своими друзьями и подругами. В эту поездку он решил ехать только с матерью, никому из друзей не предлагая к ним присоединиться. Он и мама – только вдвоём. Жаль, что отец не сможет сразу с ними поехать. Влад ни с кем не хотел делить эти дни, часы и даже минуты своего семейного счастья.


Глава двадцать третья о перелёте Илоны с Владом на Канарские острова

Перелёт Илоны с сыном на один из островов Канарского архипелага состоялся. Всё получилось, как в хорошем фильме: даже чемоданы получили неожиданно быстро. На выходе из аэропорта Илону с Владом поджидало такси. Это была приятная неожиданность. В течение часа они ехали по дороге, ведущей вдоль побережья океана. Перед глазами расстилалась тёмно-голубая ширь без края. Такой простор им обоим и во сне не снился. Илона вдруг вспомнила сновидение, которое посетило её сегодня в самолёте. Сейчас, перебирая в сознании остатки сна, она видела, как в реальности, комнату своей тётки Марфы, сестры матери, проживающей в Москве. Увидела и гостей тётки – Пауля, Милену и ещё какую-то девушку, лет шестнадцати.

– К чему бы это? – подумала она.

Адрес тётки Марфы она дала Паулю ещё в день его с Миленой отъезда в Россию.

"– Возьми на всякий случай", – сказала тогда Паулю. – Кто знает, что вас там ожидает? "Пути господни неисповедимы", – часто говорила моя мама. Не забудь, что в Москве есть люди, которые мной предупреждены о вашем возможном визите или звонке. По крайней мере, можешь на них положиться при необходимости. Это мамины родные. Они тебе ни в чём не откажут.

Пауль тогда ответил с присущим ему юмором:

– Всё вам чёртики мерещатся, когда заходит речь о России. Но ты права, могут быть и какие-нибудь непредвиденные обстоятельства, спасибо за адрес и за заботу. Он положил тогда записку с номером телефона в бумажник, где хранил важные документы.
 
"Видимо, они всё же заходили к моей тётке Марфе, – подумала Илона. – Или сейчас находятся у неё? Мой сон не может быть случайным. Теперь и весточку от них можно ждать, раз они выбрались из тайги. Странно, какая-то девушка с ними? Стол накрыт на много персон. Какие-то печёные булочки около каждой тарелки. В комнате – Марфа, Милена с девочкой и ещё двое – невидимых, оставшихся в тени. Милена о чём-то рассказывала Марфе, а та оборвала её, разразилась длинной речью на тему, как надо жить, чтобы оставить после себя след на земле. Илона даже запомнила, как Милена удивлённо рассматривала старуху, которая больше была похожа на актрису из старых кинофильмов, чем на родственницу подруги. А та, завершая свою речь, попросила: "Передайте это письмо племяннице. Оно ей поможет".
 
"Это я, по-видимому, уже сама наполовину придумала, – промелькнуло в сознании Илоны. – От этих перелётов скоро галлюцинации начнутся. Только их ещё не хватало".

Влад безмятежно спал, уютно расположившись на заднем сидении автомобиля. Красоты острова его пока не интересовали.

"Всё ещё впереди, – додумывала Илона свои мысли. – У молодых свои приоритеты. Хорошо, что оторвала Влада от друзей. Что-то мне не понравились в Берлине его ночные возвращения домой. Какая-то излишняя бесшабашность, расхлябанность. К тридцати годам можно быть и посерьёзнее. Кто знает, какие у сына скелеты в шкафу? Отец о каких-то его долгах говорил? О том, что кто-то в чём-то сына подозревает? В последний день Влад пришёл домой с разбитой губой. Сказал, что столб в темноте не на своём месте оказался. Какие уж тут столбы, стоящие посреди дороги в Германии, да ещё в столице?" До этого момента Илона старалась не замечать всех этих несоответствий и неприятных моментов. Она просто не хотела ничего замечать, что могло бы разрушить её установившееся положительное восприятие происходящего. "Хватит с меня неприятностей. Но всё же от жизни не уйдёшь, хоть и захочешь спрятать голову в песок. Как-нибудь постараюсь разговорить сына. Может, что и расскажет? Ведь ничего не бывает тайным, всё равно когда-нибудь выйдет наружу. Только бы лучше заранее знать, к чему готовиться? Ну, а сейчас, хоть несколько недель отдыха подальше от материка. Создадим иллюзию счастливых мгновений!"

Не раз ей приходилось создавать мир иллюзий в своих дневниковых записях: то её героиня находилась в раю под пальмами на высоте двух километров выше уровня океана, то из пазлов составляла мозаику счастья, основанную на философских размышлениях о моментах повседневного счастья. Сама же автор в это время прозябала в одиночестве, страдая от повседневных обид и недопонимания. И получилось же! Созданный мир иллюзий помог автору, ей, Илоне, выбраться из кошмара реальности. Душа возвысилась над бытом. Несколько лет душевного равновесия отвоевала она у судьбы. Много это или мало? Ну, если брать в сравнении с вечностью, то – мало. Дало ей это что-нибудь? Пожалуй, да, если судить по факту, что она в последние годы перестала задавать себе вопросы: Зачем? Почему? Как долго? Что делать? Как жить дальше? Илона просто жила. Никого не слушала. Могла словом дать отпор тем, кто пытался её обидеть. Когда надо, могла и промолчать, чтобы не услышали. Зачем порох слов тратить на непонимающего врага?

Однажды подруга спросила:

– Как ты можешь разговаривать с людьми, которые ниже тебя по интеллекту?
 
Илона ответила ей тогда:

– Где я найду других? По крайней мере это собеседники, существующие в реальности. Да, конечно, они не заканчивали университетов. Но уровень интеллекта не зависит от знаний, а школу жизни прошёл каждый. Ведь все мы – люди разные. У каждого своя идея, как русские говорят, "свои тараканы в голове". Говорить можно со всеми, но вот, когда остаёшься наедине с собой – это другой вопрос, который не с каждым можно обсуждать. Есть в мире родственные души. Они порой встречаются, пересекаются в пространстве мысли. Но – это редкость. Хочешь переделать мир – начни с себя.

Подруга тогда продолжила мысль Илоны:

– Я просто "кожник". Есть такая новая психология, сторонники которой делят людей по психологическому типу частей человеческого тела. А я, как кожа, могу всё охватить в своей растягивающейся коже. Я – объединяю, сохраняю, собираю. У меня свой микроклимат и своеобразный мир. Оберегаю его, как наседка. Мне интересно познавать новую трактовку становления личности и её первоначальную причинность. Никто не в состоянии переделать человека, если он сам этого не захочет. Поэтому твоё выражение: "хочешь переделать мир, начни с себя" – мне очень симпатично.

– А ты не пробовала писать книгу, твои рассуждения стоят того? – спросила Илона подругу.

– Записывать размышления? – переспросила та. – Нет, дорогая, люди сегодня другие. Во-первых, читать ленятся, во-вторых, интересы не те. Все всё знают. У тебя опыт письма есть, а я только философствую. Мною сейчас движет руководство: "Успеть". Для меня важно оставить след об истории немецкого села, в котором жили мои предки. Они имели свой быт, культуру, в которой я тоже хочу сыграть свою роль. Моя цель – собрать, сохранить материал об обрядах, традициях, праздниках, направлениях и течениях в нашем немецком народе, проживающем на территории России. Хочу много – успеваю мало. Хоть и причины на то есть, но это меня не оправдывает.

Вот такой разговор состоялся у Илоны с подругой, которую она за месяц до того вообще не знала.

– Бог послал мне её, – думала часто Илона. – Ведь говорят же, что если он не может сам проникнуть в душу по причине её сильного загрязнения, то старается другим путём человеку помочь. Вот и ко мне послал эту женщину. Может, и в дальнейшем она будет моей путеводной звездой? Ведь случайностей не бывает. Всё имеет свой смысл и значение. Нужно только в это поверить и уметь отделить помощь Бога от происков тёмных сил. А последние ведут свою работу исподволь, как бы случайно втягивают души в свои сети. Вот и сынок мой, кажется, в них попал. Может, его спасать уже надо? Может, материнскими молитвами попробовать отмолить его грехи?

А ещё подруга тогда сказала:

– Нужно жить по совести! Я хочу жить и радоваться жизни, видеть восход солнца, слышать смех любимой мамочки и своего дитятко, иметь близких людей, и созидать, порхать, любоваться. Это – моё жизненное кредо. А у другого – всё наоборот. Это – его "эго" кредо. Вот мы и разные. Это нужно для борьбы, для жизни. И в любых произведениях должна быть борьба, конфликт, какая-то кульминация. Иначе это не интересно. Вот – и вся мудрость. Если будешь писать по этому принципу, может что-нибудь у тебя и получится. Тебе только нужно определиться в том, кто твой враг, кто противник? Ну, а потом найдёшь форму для изложения мыслей.

"Этими словами подруга дала мне установку на создание художественных творений. Смогу ли?" – на этом месте размышления Илоны прервались, так как такси подъехало к дверям отеля. Водитель, вытаскивая чемоданы из багажника автомобиля, что-то говорил им, чего они не понимали, но дали ему по пять евро, чтобы не обидеть. Совершенно другой мир предстал перед глазами Илоны и Влада: другая обстановка, атмосфера, язык общения. А природа благоухала вокруг! Попугаи перелетали с ветку на ветку. Канарейки чирикали свои песни, стаями кружась над головой. Всё предвещало дни прекрасного отдыха.


Глава двадцать четвёртая, в которой профессор Рихард Замятин с Доротеей Перец отдыхают в Шварцвальде

Профессор Замятин был человеком слова и дела. Через несколько дней после разговора с Доротеей он развёл бурную деятельность в связи с организацией отдыха на одном из курортов Шварцвальда. Несколько телефонных разговоров с друзьями, врачами одной из клиник курортного местечка Кёнигсфельд, ускорили получение направления в одну из них. Там было больше возможностей обезопасить любимую от случайностей, которые, как он понимал, подстерегали её на каждом шагу. Но в последнюю минуту он всё же передумал и заказал двухместный номер в самой шикарной гостинице этого курортного городка. Когда Замятин поделился с Доротеей своими планами, она только кивнула головой в знак согласия.

– Дорогая, состояние душевного равновесия посещает человека не часто. Может, среди первозданной природы, где мы будем только вдвоём, у тебя появится чувство защищённости от внешнего мира, и мы победим болезнь, минуя приём медикаментов, которые могут навредить своими побочными действиями.

– Да, – ответила ему любимая женщина. – Внимания мужчины мне давно не хватало. Может, это как раз тот случай, когда тепло мужского присутствия спасает?

Профессор только улыбнулся в ответ на её слова. Ему тоже хотелось в это верить.

– Вот через два дня и поедем. Собирайся, дорогая, там будет прохладно. Нужно съездить к тебе домой и забрать тёплые вещи.

Через два дня они уже были в Шварцвальде. Чистейший воздух ощутили сразу. Прогулки по лесным окрестностям придавали силу и приносили радость. А по вечерам, находясь в комнате у камина, они обменивались впечатлениями о проведённом дне, делились друг с другом воспоминаниями. Слушать умели оба. Тепло слов согревало.

В один из вечеров Доротея спросила Замятина о том, о чём он и думать давно забыл:

– Дорогой Рихард, где ты родился? Кто твои родители? Никогда не думала об этом, а сейчас почему-то меня посетила эта мысль. Если не хочешь, то не отвечай.

– Ну, что ты, дорогая Доротея. Какие у меня от тебя тайны? Мои родители родом из Тамбовской губернии. Мать звали Мария Алексеевна, отца – Сергей Ильич. Они были помещиками. Эмигрировали из России сразу после революции 1917-го года, когда рабочий класс пришёл к власти. Из России добирались в Германию через Прибалтику и Финляндию. Прожив в Берлине десять лет, перебрались в Париж. Отец там умер в 1936-ом году. Я родился за год до его смерти. Такой вот я у тебя немолодой.

– А каким путём ты пришёл в медицину? Что стало важным в принятии тобой этого решения?

– Прежде всего болезнь мамы явилась тому причиной. Мать пережила отца на целых три десятилетия. Я её очень любил, и хотел продлить жизнь. Она во мне тоже души не чаяла, сделала всё для того, чтобы я получил высшее медицинское образование. Я чувствовал себя за неё в ответе, поэтому и посвятил медицинской науке всю жизнь. Чего-то, конечно, добился. Учеников воспитал. Кое-какие открытия совершил, но так и не добрался до сути лечения больных с психическими ограничениями…

– Ты сейчас близок к этому. Я в тебя верю. И русский язык тебе в жизни пригодился наравне с немецким и французским. Насколько я знаю, ты и английским прекрасно владеешь. Как тебе удалось сохранить русскую речь?

– Прежде всего это заслуга матери. Она с детства говорила со мной на русском. У нас были друзья русского происхождения. На стажировке был и в Берлине, и в Москве. Так как благодаря маме владею русским языком, несколько лет преподавал в Москве в медицинском институте.

– Насколько ты знаешь Россию? Какие места там посетил?

– Когда работал преподавателем в аспирантуре в Москве, хорошо сошёлся по характеру и взглядам с Николаем, сыном бабушки Пауля и отцом Верены.  Он родился в России, в Красноярском крае, в глухой деревне. Однажды мы провели с ним летние каникулы у его матери в таёжном посёлке на берегу реки Ангары. Она у него была народной целительницей, знахаркой, многих от смерти спасла. Нас кое-чему научила. До сих пор часто её вспоминаю. А на родине своих родителей в Тамбовской области я так и не побывал. Поисками исторических корней – никогда не занимался. Времени у меня на это не было, да и как-то не задумывался над этим.

– Интересно, почему тебя мать Рихардом назвала? Насколько я знаю это немецкое имя.

– Не знаю, не успел у матери спросить. Слышал от знающих людей, что эмигранты первой волны сохраняли русские имена, обычаи, традиции… Наверное, какая-то история скрывается и за моим именем, раз мать пренебрегла правилами российской элиты и назвала меня немецким именем. Да, ещё знаю, что родители были православные. Даже несколько молитв на русском языке память и сейчас сохранила.

Такого рода беседы проходили между фрау Перец и профессором Рихардом по вечерам в спокойной обстановке. Ничто не мешало им раскрывать друг другу тайны души. Профессор засыпал уже в кресле, а Доротее оставалось только уходить в свою комнату посреди ночи, где уже, лёжа в постели, можно было думать не о прошлом, картины которого она в мыслях рисовала себе каждую ночь, а о своей несчастной судьбе. Она видела во сне принца, да нет, по возрасту, пожалуй, короля. Он протягивал к ней руки, выводил из состояния задумчивости поцелуем, нежным и длительным, а потом уносил в опочивальню и предлагал все радости мира. Сначала усаживал в кресло. Потом наполнял бокалы вином. После лёгкого ужина они танцевали танго под музыку, тихо звучащую в комнате на протяжении всего вечера. Потом они лежали на широкой постели. Он ласкал её, целуя от груди до ложбинки на шее. Потом в такт музыки они любили друг друга. Всё было, как в сказках, которые в детстве не обо всём рассказывали, а только намекали малым детям на то, что есть взрослый мир, куда им вход воспрещён, но когда-то придёт время, и тайны родителей станут явью. Да, время пришло. Тайны раскрыты и познаны. Незнакомый мужчина среднего возраста приходит к ней каждую ночь во сне и без слов предлагает познать счастье. Всю ночь женщина бредит мечтой о любви. А наутро сидит вновь, как старуха у разбитого корыта, со слезами на глазах от несостоявшейся любви.

Чувствуя со стороны Рихарда отцовскую заботу, Доротея Перец постепенно освобождалась от постоянного страха. Она понимала, что внимание профессора к ней, её ни к чему не обязывает, но, как женщина, сознавала и то, что он ожидает от неё ответного чувства. Доротея понимала, что это – не любовь, которую она ждала всю жизнь, которой ей так не хватало. Чувство неудовлетворения тем, что имеет, охватило женщину с новой силой. Оно усугубило её психическое состояние. О каком душевном равновесии могла идти речь, о каком выздоровлении?

Профессор Замятин понимал, что его поезд ушёл, что Доротее нужно больше, чем ласковые слова и нежный взгляд, но не решался переступить грань дозволенного. Он улыбался ей сквозь мысли, мутившие рассудок, а она, закутавшись в плед, в комнате было прохладно, продолжала думать о несбывшихся надеждах и мечтах, о неудавшейся жизни. На следующий вечер всё повторялось в той же последовательности, что и в предыдущие дни. Со стороны могло показаться, что им обоим ничего другого и не нужно, но молодой жар в груди женщины говорил ей о противоположном, о том, что ещё не всё потеряно, что всему ещё суждено исполниться, но не сейчас. Женщина по-прежнему рисовала в сознании мужчину, пылающего страстью, и загоняла в подсознание признаки своих желаний.

Из отпуска оба приехали отдохнувшими и помолодевшими, но в то же время разочарованными и скорбящими по поводу того, что праздник тела не состоялся, а праздник души не помог снять панцирь беды с психики Доротеи Перец. Нужно было искать другие способы её лечения. Профессор Замятин сразу по приезду с курорта закрылся в своём кабинете. Интенсивнее, чем прежде, он искал путь к формуле счастья, которая спасёт любимую от потери памяти. Возрождение любовью не получилось.

"Не отцовская любовь тут нужна, – думал профессор. – Всему своё время. А моё время в этом плане, к сожалению, заканчивается".


Глава двадцать пятая о том, как Милена стала героиней, оказав медицинскую помощь одному из жителей посёлка

Милена долго не могла прийти в себя от шока, связанного с тем, что Пауль оставил её в посёлке одну среди незнакомых людей. "Ушёл неизвестно куда, да ещё с молодой девчонкой, – возмущённо думала она, распаляя себя и своё воображение всё больше и больше. – Да, конечно, девушка оповестила хозяйку Марию, что они с Паулем будут у бабушки Ксении в тайге, но как мог Пауль так поступить, даже словом не обмолвиться о своих планах? Как посмел бросить меня среди незнакомых людей посреди тайги?" Правда, Мария окружила её заботой и вниманием. Показала и фото Верены с бабкой Ксенией, похожей больше на ведьму из сказок братьев Гримм, чем на нормального человека. Это Милену не успокоило. "Когда вернётся, я ему всё скажу, – вертелось у неё в сознании. – Ни минуты здесь больше жить не останусь".

Она почему-то вспомнила фрау Перец: "Если он с ней, которая годилась ему чуть ли не в матери, проводил время, а потом бросил, то чему тут удивляться, что он и меня одну оставил и побежал за первой же юбкой, да ещё в тайгу".
Фантазия рисовала картины столь неприглядные, что стыдно было выходить на люди.

Однажды вечером мысли Милены были прерваны стуком в дверь. Открыла сразу. На пороге вся в слезах хозяйка Мария. Платок съехал в сторону. Голос просящий, глаза умоляющие. Она что-то рассказывала сквозь рыдания, но Милена не могла понять смысла слов. Хозяйка немного успокоилась только тогда, когда увидела на столе Милены аптечку с красным крестом, схватила её, прижала к груди… И тут только Милена поняла, что нужна медицинская помощь. Она набросила куртку на плечи и вслед за женщиной выскочила на улицу под проливной дождь. Ей было уже не до душевных страданий, когда кто-то рядом нуждался в помощи.

Женщины подбежали к дому, находящемуся на краю посёлка. На них с воем кинулся страшно взлохмаченный пёс, но, увидев хозяйку Милены, остановился, словно вкопанный. Видимо, псы в посёлке тоже подчинялись строго заведённому неписанному закону: они знали на кого можно кинуться, а перед кем встать на задние лапы.

Дверь оказалась открытой. В хате находилось человек пять неизвестных Милене жителей поселка. На полу в луже крови лежал мужик средних лет, которого называли Иваном. Оказывается, оступился и ударился головой об угол стола. Бабы суетились вокруг. Времени на размышления не было. Милена быстро оценила обстановку. Попросила всех выйти из комнаты. Обработала рану дезинфицирующим раствором, имеющимся в аптечке. Выстригла часть волос на месте раны, прикрыла многослойным тампоном из бинта, затем уверенными движениями забинтовала голову, этому их учили и в школе, да и на курсах водителей. Жестом руки попросила мужчин, находящихся в соседней комнате, перенести больного на кровать.

 – Беда миновала, – сказала она ровным голосом. – Ваш Иван счастливчик, на сантиметр дальше была бы рана, всё могло бы кончиться страшнее. Сообщите врачу. Как приедет, сам решит, что делать дальше. Я сделала всё, что могла. Швы надо наложить, но в этих условиях нет возможности это сделать. Подождём врача.

Её спокойный тон отрезвляюще подействовал на членов семьи Ивана. Милена говорила, а все, находящиеся в избе, молча слушали её, кивая головами. В какой-то момент до её сознания дошло, что она говорит по-немецки, и её не понимают, но спокойные действия вселяют уверенность и надежду, что всё обойдётся. За врачом давно послали. Через несколько минут раздался сначала вой собаки, потом стук в дверь. В комнату вошёл ветеринар Захар Петрович – единственный в посёлке специалист по оказанию медицинской помощи. Он оценил действия Милены, похлопал её по плечу. Все присутствующие заулыбались.

Милена с той минуты стала человеком, которого приглашали жители посёлка к себе в дом отобедать, показать фотографии, познакомить с роднёй. Она не отказывалась. Это было для неё возможностью изучить край, людей и уйти от мыслей об измене Пауля, которые доводили до бешенства. Она боялась нервного срыва, который мог произойти в любой момент.


Глава двадцать шестая, в которой Мария знакомит Милену с историей сына сестры Ксении

Несколько следующих дней Милена провела в обществе хозяйки Марии, которая была сродной сестрой Ксении, проживающей в сторожке в тайге, где, по всей вероятности, уже неделю находился Пауль. В один из вечеров Мария, напоив Милену чаем и накормив вкуснейшими пирожками с различной начинкой, пригласила её посидеть в тёплом углу на лежанке и посмотреть их семейный альбом. Мария уже давно жила без мужа, которого звери задрали в лесу, знала много историй о своих предках. В какой-то момент она начала рассказ и о родителях Верены, девушки, с которой сейчас Пауль в тайге.

 – Знаешь, девка, давно это было, – глубоко вздохнув, начала Мария. – Да что тут гадать? Ведь точно знаю, что около четырнадцати лет назад. Верене сейчас почти шестнадцать. Это она выглядит взрослее своих лет, а на самом деле птаха малолетняя, доверчивая и наивная. А когда сын Ксении Николай со снохой Изольдой её сюда привезли, она росточка-то была крохотного. Два годика ей тогда ещё не исполнилось. Приехали они из Германии. По рассказам сестры Ксении, Николай проживал там несколько лет. В Изольду влюбился очертя голову, не захотел её там оставлять, уговорил с ним в Россию поехать. Николай мужиком был самостоятельным, мог материально жену обеспечить. В Германии и расписались. Всё у них было по закону. Вот только, когда они ребёночка зачать и родить успели – не знаю. Сам-то Николай работал здесь много лет врачом, потом уехал в столицу, стал учёным, иногда навещал мать. А тут и со снохой, и даже с внучкой Ксению навестили. Мою старшую сестру здесь издавна шаманкой называют, она меня старше на двадцать лет. Да вот, хоть и знахарка, а сына не смогла уберечь, да и сноху тоже. Ушли они однажды в тайгу и не вернулись. Пропали без следа. А девочка осталась. Её имя очень схоже с твоим, Милена, потому, наверное, я вас с Паулем к себе в хату на постой пустила, а так это не в моих правилах. Не пойму, но чем-то ты мне Верену напоминаешь? Обе светловолосые, круглолицые, брови вразлёт, разрез глаз, улыбка. Странно мне это. Уж недолго тебе ждать, скоро они должны вернуться. Сестра Ксения зря бы не пригласила. Что-то это на неё не похоже – приглашать к себе в гости, да ещё молодого человека, да ещё из Германии? Милена слушала Марию, понимала только отдельные слова, но догадывалась, что рассказывает она о людях, которые на фотографиях из семейного альбома, как-то они все связаны друг с другом.

После разговора с хозяйкой Милена немного успокоилась, но мысли по-прежнему сводили её с ума, по крайней мере бессонными ночами. К людям в посёлке она начала постепенно привыкать: к их образу жизни, привычкам, говору. А когда в пятницу Мария затеяла стирку, Милена сама предложила ей помочь, не предполагая, что это действие будет частично проходить на реке Ангаре.

Хозяйка Мария на ночь замочила бельё в цинковой большой ванне, а затем, на другой день, долго тёрла каждую вещь на какой-то деревянной доске, используя кусок тёмно-коричневого мыла, и уже потом, загрузив бельё в длинное корыто, они вместе с Миленой потащили корыто через дорогу к реке. Спустили, как на санках, правда, по траве, под гору, а там всё и началось. Впечатление оказалось не из обычных. Холодная вода сразу дала себя знать, а надо было в течение нескольких минут полоскать каждую вещь, затем выжать и загрузить в воду новую. Мария это делала спокойно, без лишних движений и слов. А Милена, сколько не крепилась, не могла удержаться от возгласов, связанных с болью в спине, да и в руках.

– Вот это работа, – думала она. – Такой днём с огнём в городе не сыщешь. Ну, и Пауль, ну и удружил. Он получит своё, когда вернётся. Я ему этого издевательства над собой не прощу.

В душе Милены боролись противоречивые чувства. То накатывала любовь к Паулю, нежность, желание увидеть, обнять, прижаться к его широкой груди, а то вдруг какой-то порыв ненависти затмевал рассудок. Зло пыталось сохранить и отвоевать себе место в её душе. Она это сознавала, но не могла препятствовать. Да у неё и не было желания останавливать поток негативной энергии, будоражащий душу всплесками отрицательных эмоций. И когда Пауль, наконец-то, появился на пороге, она раздражённо спросила его:

– Ты не мог там, откуда пришёл, навсегда остаться? Думаешь легко здесь, в комарином краю, дожидаться вестей, когда не знаешь, откуда их ждать? Я многое могу понять, но скажи, зачем эти походы в тайгу? Эти таинственные исчезновения? Может, пора уже собираться в дорогу домой? Сил моих больше нет здесь оставаться.

Пауль смотрел на неё с улыбкой. Он понимал, что ей было нелегко без него. Да и не каждая такое выдержит.

– Ничего, дорогая, всё будет хорошо. Мы можем уже возвращаться домой. Я нашёл нить к разгадке тайны. Теперь нужно только потянуть за неё, понять, что делать с моими знаниями дальше?

Милена не понимала, о чём он говорит, но на лице появилось подобие улыбки:

– Значит, можно собирать вещи? Прекрасно. Этим сейчас и займусь. А ты иди, приводи себя в порядок, а то на какого-то шамана похож, хоть я их никогда и не видела.

– Считай, что познакомились. И если уж звери меня в тайге не загрызли, и шаманка путь решения многих проблем подсказала, то и дальше всё будет в порядке, тебе уже нечего бояться. А знаешь кого я к нам привёл? Выгляни в окно.

Милена отдёрнула занавеску и увидела хозяйку Марию, оживлённо беседующую с какой-то деревенской девчонкой в разорванной куртке и больших болотных сапогах, которые бы Милена ни за что на свете не надела.

– Так где и кого я должна увидеть? – спросила она у Пауля, который нежно обнимал её за плечи. – Иди ты, иди отсюда. Сколько можно здесь неумытым бродить? Мария хотела сегодня воду греть, не в реке же тебя холодной водой отмывать?

Милена знала, что Мария будет топить баню, но она не могла понять значение слова "топить". "Кого-то куда-то кидать в воду, чтоб утонул?" – спросила она тётку Марию жестами. Та только рассмеялась в ответ, глядя на её движения. "Баню топить? Что эти слова означают? Наверное, "баня" – это помещение? При чём здесь тогда вода, которую Мария собирается греть? " – этого Милена тоже не могла понять, но и переспрашивать не решилась, а то Мария ещё больше будет над ней смеяться.

Девочка, сидящая на скамейке, поднялась и пошла к дому. Собака ластилась к ней, кот запрыгнул на плечо. "Ну и картина Репина – маслом. И к этой девчонке я приревновала Пауля? Пора прекратить не доверять ему. А если он начнёт мне не верить? Голова и так раскалывается от боли. Это всё волнение. Знаю, что нельзя волноваться, а вот стрессовое состояние всегда приходит неожиданно. Не могу с ним справиться".
 
Через минуту они с Паулем уже были во дворе. Мария рассказала ему, как Милена спасала Ивана, как её хвалил ветеринар. Пауль продолжал широко улыбаться. Видно было, что он наслаждается тем, что происходит вокруг.

Неожиданно для всех Мария скомандовала:

– Сейчас мы с Вереной пойдём в баню, а потом уж вы – молодые. Придётся немного нас подождать, зато вам потом торопиться не надо будет.

Милена не поняла слов Марии, но счастливые лица всех подсказали ей, что плохого ничего не будет. Через несколько минут из соседнего домика, расположенного недалеко от основного дома, раздавался звонкий голос и смех Верены.

Через час наступило и их с Паулем время посетить этот домик. Пауль познакомился с особенностями русской бани уже у "шаманки" Ксении. Милена же, когда садилась на полог, сделала попытку положить под себя полотенце, как это делают в немецких саунах, но Пауль ловко выхватил его из её рук.
 
– Нет, золотце, здесь мы будем делать всё по-русски, как положено.

Уверенным движением он зачерпнул алюминиевым ковшом из большого котла, стоящего на бревенчатом полу, холодной воды, плеснул её медленно на раскалённые камни, грудой лежащие на печи. Пар от камней шёл плотным мутным столбом вверх. Милена лежала на верхней полке на спине, как принято в немецкой сауне, закрыв лицо руками, и только вскрикивала от ударов веника, приготовленного хозяйкой из веток берёзы, смородины, крапивы и ещё чего-то душистого, незнакомого. Дурманящий запах быстро распространялся по помещению. Пар жёг нос, груди, пальцы ног.

– Ты издеваешься надо мной? Это же пытка? С ума сошёл? – кричала она, но никаких действий не предпринимала.

– Вот я тебя погрею? Вот погрею, чтобы дурные мысли вылетели из твоей прекрасной головки?

– Прекрати! У меня уже давно нет никаких мыслей. С ума сошёл!

Милена перевернулась на живот. Из глаз лились слёзы вперемежку с потом. Это были слёзы радостного принятия совершающегося вокруг. А Пауль уже растирал её мягким травянистым веником и любовался молодым телом. Потом они выходили в предбанник, сливались в одно целое. Желание тел уже нельзя было остановить, а они были молодые, горячие… Потом молодые снова проваливались в клубы пара, обливали друг друга холодной водой, хлестали вениками. Она уже не уступала ему в этом мастерстве, ведь всё приходит с опытом. Наконец, разморённые и уставшие, устроились в кресла, которые Мария заранее с любовью застелила им белыми простынями. По русскому обычаю, нужно было непременно в предбаннике выпить по кружке чаю. Самовар оповестил о том, что вода закипела. Нашлись и какие-то пахучие травы для заварки, которые оказались вовремя под рукой Пауля.

Отмытые и помолодевшие, они предстали перед Марией и Вереной как раз в тот момент, когда наливка малиново-клубничного цвета появилась на столе, и несколько женщин в цветастых платках, сидящие за длинным столом, застеленным белой скатертью, запели заливистыми голосами незнакомую им песню, и гармонист подсуетился – заиграл музыку под частушки. Посыпались куплеты, слов которых молодым было не понять, но дух толпы был ими принят.

Так деревня прощалась в этот вечер с молодыми. Жители знали, что они уезжают утром. Знали и о том, что увозят Верену в город, а, может, и в другую страну. Поэтому у многих женщин слёзы стояли на глазах, а молодые парни вели беседу с Паулем, пытаясь понять, куда же увозит он их красавицу из домашнего рая.


Глава двадцать седьмая о поездке Пауля с Миленой и Вереной в Кемеровскую область

Только утром следующего дня Пауль вспомнил о письме, которое ему     передала бабушка Ксения перед отъездом. Он присел на завалинку дома, вытащил из кармана куртки конверт, медленно распечатал его. Пожелтевшие листки бумаги, исписанные чужим почерком, да ещё по-русски, ему ни о чём не говорили. Оставалось несколько часов до вылета в Красноярск. Там они должны были сделать пересадку на самолёт, который доставит их в Москву. Нужно было торопиться, но Пауль не мог ничего с собой поделать. Ноги не подчинялись ему. Рука, державшая письмо, дрожала.

Верена, наблюдавшая за Паулем со стороны, поняла сразу, что ему нужна помощь. Она хорошо помнила, как перед отъездом бабушка Ксения протянула ему какой-то конверт. "Пауль, наверное, не может прочитать письмо… Оно, по-видимому, написано на русском языке. Какой у меня братец гордый. Сидит один на завалинке такой подавленный, не похожий на себя и не просит о помощи. Сама подойду, может, действительно смогу ему помочь?"

Верена подбежала к Паулю, заглянула молча в глаза. Он без слов протянул ей письмо. Девушка вчиталась в его строки и в недоумении потрясла головой. Если бы она сама не оказалась свидетельницей происходящего, то никогда бы не поверила, что так бывает. Прошлое стучится в дверь Пауля, и она, девочка из таёжной глубинки, свидетель этого удивительного по значимости события.

Верена молча дочитала письмо до конца.

– Пауль, – сказала она тихо, прерывающимся от волнения голосом. – Это письмо от твоего отца. Он просит бабушку Ксению в случае несчастья с ним передать его твоей маме.

– А бабушка Ксения передала его мне, потому что мамы уже нет на свете. Отец не знал, что у него будет второй ребёнок. А может знал? Может, мама ему говорила или писала об этом? Мама никогда не рассказывала нам с сестрой Эдитой об их с отцом прошлом. Да, я этим никогда и не интересовался. Хорошо, что хоть просьбу матери выполнил и решился на эту поездку.

– Брат, не кори себя. Когда ты услышал зов крови, то и откликнулся на него. Ты всё сделал правильно. Сейчас ты здесь, и доведёшь дело, за которое взялся, до конца.

– Да, с такой сестрой, как ты, мне море по колено, – ответил ей Пауль, уже немного успокоившись.

– В этом ты прав. Я тебе всегда помогу. Не сомневайся. Так вот, твой отец пишет Ксении, что его отец, твой дед – Иван (Johann), умер в пятьдесят четыре года в Новокузнецке Кемеровской области. Тридцать из них он проработал проходчиком в шахтостроительном управлении посёлка Абашево. Там он и покоится на горе, на кладбище, между шахтовыми терриконами напротив центральной улицы посёлка, выходящей своим началом на Дом культуры имени Маяковского.

Пауль начал внимательно рассматривать штамп на конверте. По его дате он понял, что письмо написано в последний год жизни отца.

– Так что же получается, что отец писал это письмо и думал о том, как передать матери сведения о себе, как сохранить историю своего рода?

– Да, вероятно, так. По крайней мере он дальше сообщает о себе, что работает в Междуреченском строительном управлении, занимает должность прораба.

– Мать рассказывала, что отец умер в автобусе от кровоизлияния в мозг, когда возвращался из командировки. Ему было 34 года. Ей тогда выслали телеграмму о смерти отца. Я родился через полгода после этой трагедии. Мать тогда приняла решение переехать в Германию на родину предков. На осуществление задуманного понадобилось время.

– Получается, что твой отец не знал об этом решении матери? Кто знает, согласился бы он на этот переезд?

– Не знаю. Отцу исполнилось бы в этом году семьдесят пять, он был старше матери, а деду отметили бы 100-летие со дня рождения. Я знал бабушку, но никогда не задумывался над тем, куда дед подевался? Теперь знаю.

Пауль замолчал, снова задумался. К действительности его вернул голос Верены:

– Так что же мы теперь будем делать? Пора уже выходить из дому. Скоро посадка на самолёт.

– Не торопи, Верена. Не могу сообразить, что делать дальше. По крайней мере, доберёмся сегодня до Красноярска. В самолёте приму дальнейшее решение. Хорошо, что ты, моя девочка, летишь с нами. Что бы мы без тебя делали.

Перед выходом из дому Пауль о чём-то попросил тётю Марию. Она попыталась возразить, но он уже не слышал, что она ему вслед говорила или делал вид, что не слышит или не понимает её.

Через несколько часов, простившись с тётей Марией, путешественники вылетели на "Ан -2" из таёжного посёлка. Верена не отрывала взгляда от окна иллюминатора. А Милена, прикрыв глаза, уже представляла себе, как вернётся в свою уютную квартирку. Пауль решал более сложные задачи: "Что же мне делать? Что нам делать? Знаю теперь, что отец родился и умер в Кемеровской области, там умер и мой дед по отцу. До города Новокузнецка два часа лёту от Красноярска. Неужели мы улетим из сибирского края, так и не посетив эти места? Милена будет недовольна, если я решусь ещё на эту поездку, но смогу   ли я сделать это когда-нибудь позже? Голова кругом идёт. Ведь у меня есть и другие задачи, требующие немедленного решения. Нужно в Германии найти профессора Рихарда Замятина, доктора наук, о котором рассказала бабушка Ксения. Ему везу письмо от её сына Николая и кроме того целый мешок разных трав, о которых тот кое-что знает, пройдя много лет назад хорошую школу бабушки Ксении. Дел впереди много. Надо будет ещё документы на Верену в Москве выправить. Так просто её не выпустят из страны. Пойду в посольство, оформлю ей туристическую визу. Потом возьму билеты на самолёт до Франкфурта-на-Майне. Дома и стены помогут. Знаю, что у нас в городе есть исследовательский институт. Спрошу там о профессоре Рихарде Замятине".

Самолёт приземлился в посёлке Кежма. Там путешественники пересели на "Як-40" и через два часа благополучно приземлились в Красноярске. Здесь их встретили родственники тёти Марии, которые сообщили Паулю, что по просьбе Марии приобрели им авиабилеты, но не до московского аэропорта Домодедово, как раньше договаривались, а до города Новокузнецка в Кемеровской области. Это известие оказалось для Милены совершенно неожиданным. Пауль знал, что она его не примет, поэтому не сообщил ей заранее ни о содержании письма отца, которое ему передала Ксения, ни о своём решении, принятом на завалинке дома тёти Марии. В тот момент он и сам ещё точно не знал, что предпримет дальше, но всё-таки на всякий случай попросил тётю Марию сообщить родственникам в Красноярске о его поменявшихся планах. А сейчас он попросил у любимой прощение и пообещал больше ничего не предпринимать без её согласия. Милена приняла молча его извинения, но он видел, что она недовольна и её терпение на исходе.

До отправления рейса "Красноярск – Новокузнецк" оставалось ещё шесть часов. Родственники Марии предложили совершить автобусную экскурсию по Красноярску. Побывать в Сибири и не посетить ни одного большого города – такого Пауль позволить себе не мог, поэтому сразу согласился на предложение новых знакомых. Да ещё оказалось, что Верена тоже ни разу не выезжала из своего таёжного посёлка. Пауль был доволен, что экскурсия по городу может доставить и ей удовольствие. Родственникам тёти Марии хотелось показать им то, чего в Германии не увидишь, поэтому они попросили таксиста отвезти их в бюро путешествий. Там им повезло, успели на трёхчасовую автобусную экскурсию по городу, во время которой можно было познакомиться с историческим центром города, увидеть памятники архитектуры и объекты культурного наследия.
Автобус тронулся. Перед глазами мелькали площади, театры, музеи, памятники, учебные заведения, мосты, красочные фонтаны. Гид вёл рассказ на русском языке. Верена успевала лишь в нескольких словах передавать его содержание, но и этого было достаточно, чтобы ощутить мощь города и восхититься его своеобразным величием.
– Потрясающе! – воскликнул Пауль. – И я мог бы этого не увидеть! Я всегда говорил, что нужно делать то, что подсказывает сердце. В данном случае оно меня не обмануло.
– Я рада, что тебе нравится на моей родине, – воскликнула Верена. – Сама-то я тоже всё впервые вижу, но таким себе город и представляла: мощно, величественно, красиво.
Милена не выражала никаких чувств. Она думала о том, как бы поскорее вернуться в аэропорт, боялась опоздания на самолёт, злилась на то, что придётся не по прямой лететь в Москву, а делать ещё одну промежуточную остановку в глубине страны, в каком-то шахтёрском посёлке, название которого ей ни о чём не говорило.
– Боже мой, когда же это всё закончится, – думала она, равнодушно глядя в окно автобуса, ничего не понимая из речи гида и не пытаясь напрячься, чтобы понять Верену.
"Не зря слава об этом сибирском городе долетела до жителей Германии", – размышлял в это время Пауль. Его мысли были прерваны словами гида, который предложил туристам выйти из автобуса и пешком пройтись по проспекту Мира. После посещения Благовещенского храма, а затем и Покровского кафедрального собора, группа подошла к Драматическому театру. Его здание потрясло своей необычной архитектурой. И вот они уже на площади перед Театром оперы и балета. "Это сердце города, – продолжил   свой рассказ экскурсовод, назвавший себя в начале экскурсии Игнатом, – Здесь проходят все городские праздники и гуляния. А это – здание администрации. В 2001 году возведена вот эта часовая башня, похожая на лондонский Биг-Бен. Тринадцатиметровый пьедестал с фигурой Аполлона стал визитной карточкой города. В 2005 году вот там, на так называемом нижнем ярусе площади, заработал крупнейший в городе фонтан "Реки Сибири". Давайте подойдём к нему поближе… Вы имеете возможность созерцать каскадный светомузыкальный фонтан, единственный в своём роде. Он представляет собой сложную композицию из бронзы и мрамора. Его украшают семь нимф, которые символизируют малые реки Красноярья, и огромная скульптура батюшки Енисея".
Пауль уже проникся атмосферой большого города российской глубинки, но когда перед глазами предстал могучий Енисей с его краснобокими сопками, он вновь не смог сдержать своего восхищения и волнения. Даже слёзы выступили на глазах. По словам Игната, как раз на этом месте сошли на землю с реки Енисей основатели города – казаки во главе с Андреем Дубенским. Именно на этом месте возведены исторические ворота города. Здесь же, на проспекте Мира, расположен и современный архитектурный ансамбль, который представляет собой два музейных комплекса и здание Красноярской краевой филармонии с Большим концертным залом.
Экскурсия подходила к концу. "Мне очень жаль, – сказал на прощание Игнат, обращаясь непосредственно к немецким туристам, – что вы не сможете увидеть город с одной из лучших городских крыш, как у нас говорят, с высоты птичьего полёта. Оттуда можно было бы навсегда заразиться красотой этих мест, полюбоваться панорамой города, находясь в самом высотном ресторане города за чашечкой чая. К моему глубокому сожалению, вы не увидели и самую главную достопримечательность города – Красноярские Столбы. Ничего подобного Вы нигде и никогда не увидите. Так что приезжайте к нам непременно ещё раз. К тому времени я немецкий язык подучу и проведу для вас особенную экскурсию с необычным маршрутом "В мир сибирских чудес". Этим приглашением молодого экскурсовода Игната закончилась короткая, но удивительно-познавательная экскурсия по одному из красивейших городов Сибири.
Жизнь продолжалась. Через несколько часов, чётко по расписанию, друзья уже улетали из аэропорта Красноярска, и ещё через два часа они должны были приземлиться в аэропорту города Новокузнецк. Пауль, находясь в салоне самолёта "Ту-124", впитывал в себя запах родины. "Сибирь велика, – думал он. – Прекрасно, что я вижу и ощущаю бескрайность её таёжных просторов. Одно дело – смотреть документальные фильмы по телевидению, другое – вот так, как мы сейчас, своими глазами, видеть её ширь без края". Пауль думал сейчас и о своих собеседницах: "Каждому своё. Милена тоже когда-нибудь будет дома и ещё не раз вспомнит о красоте этого безбрежного пространства. Интересно, сердится она ещё на меня или нет? Всё-таки Милена не нашего российского рода племени. Всё ей чуждо в этом мире. Заметил я это давно, но стараюсь не обращать внимание на её настроение. Находясь здесь, изменить уже ничего нельзя, придётся ей до конца погрузиться в моё прошлое. Право выбора остаётся за ней всегда, но я предчувствую, что оно не в мою пользу. Правда, этих женщин не всегда сразу поймёшь. Пусть сама решает, нужен я ей такой, какой есть, или нет? Не каждая женщина выдержит меня с моими непрекращающимися идеями, интересами, стремлением познать историю моего рода не из книг, а непосредственно через знакомство с родиной моих предков, через погружение в их среду, беседы с очевидцами их жизни, с атмосферой, в которой проходило их детство, юность, зрелые годы жизни. Глоток воздуха с родины деда и отца могут дать мне энергию для выполнения других задач, поставленных передо мной жизнью. Илона, моя дорогая Илона, где ты? Ты бы меня поняла. Мне так не хватает тебя в этом необычном путешествии по родным местам праотцов, не хватает твоих лучистых глав и восторга от познания нового".
Пока Пауль витал в своих мыслях, стюардесса объявила о посадке самолёта в аэропорту города Новокузнецк. Без проблем получили багаж. Когда вышли на улицу, уже стемнело. Такси нашли сразу, узнали и предположительную сумму для оплаты. Она была им по карману. Пауль не рассчитывал на столь низкие цены на такой дорогой (в Германии) вид транспорта. Он попросил таксиста подвезти их к зданию гостиницы в посёлке Абашево. На эту просьбу ему хватило словарного запаса. Пауль понимал, что прежде всего нужно дать женщинам хорошо выспаться, тогда всё остальное, что им предстоит завтра, пройдёт для всех на волне радостного подъёма и наслаждения жизнью ещё одного незнакомого им населённого пункта Сибири.

Здание гостиницы их не впечатлило, как и женщина, сидящая на рисепшн. Слава Богу, что свободные номера в ней нашлись, правда, только одноместные. Когда Пауль заплатил срезу за два дня проживания и предложил женщине оставить сдачу себе, отношение к ним работницы гостиницы изменилось в лучшую сторону. Знакомиться с обстановкой в комнатах не представлялось любопытным: односпальная кровать, прикроватная тумбочка, шкаф, письменный стол. Не было ни телефона, ни телевизора, ни холодильника, ни выхода в интернет. "Всё нормально, – сказал Пауль своим попутчицам. – Хорошо хоть санузел в комнате есть. Принимайте душ и спать. Утром нужно будет встать пораньше и прежде всего найти паспортный стол, так, кажется, назвала мне Илона учреждение, в котором нам, как иностранцам, нужно обязательно встать на учёт".

Пауль был рад, что Верена с её знанием русского языка и обычаями страны находится рядом. Наблюдая за ней весь день, он отметил для себя, что она везде, и даже в этом, чужом и для неё посёлке, как дома. "Как-то называла Илона это состояние человека? Да, вспомнил: "Как рыба в воде". Интересно, почувствую я себя в России когда-нибудь так свободно, как моя новая двоюродная сестрёнка? Надо же, не ожидал, что так далеко от Фрейбурга найду родную душу. Пусть мы по крови не родные, но у нас одинаковое стремление к познанию мира. Глаза-то у неё как сегодня горели, не то что у Милены. В который раз убеждаюсь в том, что менталитет у нас с Миленой всё же разный, независимо от того, что я почти всю жизнь провёл в немецком обществе. Не зря говорят, заложенное в человека в первые годы жизни, прорастает в нём в течение всего времени становления и проживания на земле". Под эти мысли Пауль заснул и уже ничего больше не слышал и не видел вокруг себя. Да ничего вокруг и не происходило.

Милона с Вереной тоже простились ещё в коридоре. Приняли душ в своих комнатах и, наслаждаясь чистотой постельного белья, заснули сразу. Проснулись обе лишь тогда, когда Пауль поприветствовал их утром стуком в дверь комнат. Вскипятили чайник, который предложила им хозяйка апартаментов, закусили печеньем, которое нашлось у Верены, и отправились в посёлок в поисках счастья. Так объявил им Пауль, который находился в воодушевлённо-приподнятом настроении. Он знал, что сегодня может состояться встреча с прошлым отца. Это знание придавало энергию действиям, направленность мыслям и ясность сознанию.

Благодаря вопросам Верены к проходящим мимо незнакомым людям, они быстро нашли паспортный стол. В коридоре учреждения, до отказа наполненного людьми, они провели три часа в ожидании приёма. А потом произошло нечто неожиданное. В кабинете их встретила женщина в военной форме. Просматривая лежащие перед ней на столе паспорта туристов, она, откинувшись всем телом на спинку стула, пробуравила их тяжёлым взглядом. Пауль подумал: "Сейчас вызовет конвой. В паспортах нет указания на посещение этого города". Но его предположение не сбылось. Женщина встала, прошлась по кабинету, осматривая каждого с ног до головы, потом кивнула на стулья:

– Присаживайтесь, будьте, как дома. Так сколько Вам лет, Пауль Грегер? – спросила она после недолгого молчания.

– Сорок. Мои спутницы помоложе.

– Да, я это вижу. Скажите, а Ваша мать была учителем?

– Да, а откуда Вы это знаете?

Верена не успевала переводить обоих.

– Что же она не научила Вас русскому языку? Ведь сама была учителем русского и литературы.
 
У Пауля навернулись на глаза слёзы.

– Вы её знали?

– Да, кто же её здесь не знал? Половина посёлка хранит память о Вашей матери. Я её ученица. Таких учителей, как твоя мать, днём с огнём не сыскать. Так каким ветром вас, молодые люди, занесло в наши края? По каким делам оказались в нашем посёлке?

– Могилу деда я решил разыскать. Может, что и об отце узнать. Он умер, когда я ещё не родился.

– Знаю эту историю. Ну, что ж, благородная цель. Препятствовать не стану. В память о родителях оформлю вам справку, разрешающую пребывание в нашем городе ввиду исключения. Если будете нуждаться в чём, обращайтесь ко мне.

– Спасибо, – поблагодарил её Пауль по-русски, вызвав умиление. На глазах женщины выступили слёзы.

– Я вот подумала, лучше всех в этом вопросе вам поможет Люба Гавриленко, подруга твоей матери, Пауль. Она здесь всё и обо всех знает. Я напишу вам её адрес.

– Благодарю вас сердечно, – ответил ей Пауль по-русски, чем ещё раз растрогал её.

Выйдя из здания ратуши на улицу, путешественники решили заняться поисками дома Любы Гавриленко. Сразу нашли указанную на листке бумаги улицу.

– Sechzehn. Шестнадцатый, – кричала Верена через несколько минут с детской непосредственностью. – Пауль, с этой стороны улицы находятся дома с чётными номерами.

Пауль улыбнулся:

– Ещё немного, ещё чуть-чуть... – перевёл он Милене слова девочки. – Уроки немецкого языка идут Верене на пользу.

– Цванциг. Двадцатый, – кричала девушка, хлопая в ладоши. – Цель достигнута.

Перед ними находилось двухэтажное здание, по мнению Пауля, времён прошлого века. Оно требовало срочного ремонта.

– Как здесь люди живут? – подумал он мимоходом, нажав на кнопку какого-то мудрёного звонка, находящегося на входной двери.
 
– Кого ещё принесло? – услышали друзья женский голос, выдававший немолодой возраст.

Верена, сориентировавшись в ситуации, взяла роль ответчика на себя:

– Мы к Любе Гавриленко. Издалека приехали с приветом от подруги.

– А как подругу зовут?

– Ирина... Из Германии.

– Да что вы говорите? Хорошо. Открываю. Заходите.

Через несколько минут они уже сидели за столом на кухне. Хозяйка суетилась у печи:

– А как нам к вам обращаться? – спросил Пауль через переводчицу Верену.

– Зовите Любовь Егоровна, так все меня зовут. Привыкла. – А я сейчас угощу вас чайком. Согреетесь с дороги. Ну, так рассказывайте, рассказывайте, что вас привело ко мне? Пока я обед готовлю, можете мои школьные фотографии посмотреть. Может, узнаешь, Пауль, свою бабушку и маму?

Пауль подолгу вглядывался в каждое фото. И вдруг одно ему показалось очень знакомым.

– Так вот она, моя бабушка... У нас есть такое фото. Любовь Егоровна, извините, мы вам сразу не сказали, что моя бабушка умерла, нет её больше. Да, и мама умерла, недавно похоронили. Она давно просила, чтобы я навестил эти края.

Любовь Егоровна вскрикнула от неожиданной новости. Ноги подкосились. Милена вовремя подвинула ей табуретку. Когда та справилась с волнением и набежавшими слезами, Пауль рассказал, о последних днях матери и о том, что она очень тосковала по родине и просила сына посетить сибирские края. Поведал Пауль женщине и о том, что узнал совсем недавно из письма отца о своём рождении в этом шахтёрском посёлке.

Верена переводила его быстро и уверенно, уже зная историю Павла и понимая его с полуслова.

– Ну, что ж, – ответила Паулю Любовь Егоровна. – Очень жаль. Хороших людей всегда жалко, когда уходят. Там, в другом мире, их встретил Отец Всевышний. Не грусти, Пауль, бабушка твоя обрела покой, и дочь теперь при ней. Может, им там лучше, чем нам с вами здесь. В моей жизни такие новости сейчас не редкость. Потихоньку прибирает нас к себе земля. Мужа вот в этом году схоронила. Он тоже знал твою бабушку, уважал её. Да и твоего деда мы хорошо знали, да и с отцом довелось познакомиться. На свадьбе мы у твоих родителей отгуляли. Отец-то твой, Пауль, не из нашего посёлка. Он родом из города Анжеро-Судженска тоже Кемеровской области, жил и работал в Междуреченске. Там его и схоронили, а вскоре и ты родился. Это недалеко отсюда, часа два езды на электричке. Ой, да что это я разболталась. Успеем ещё наговориться. А сейчас – угощайтесь!

Любовь Егоровна, как и Верена, долго молчать не могла. Через несколько минут гости уже знали все новости посёлка последних лет. "Шахты все позакрывали, – рассказывала Любовь Егоровна. – После аварии на шахте "Зыряновская" город долго находился в трауре. Много и моих там знакомых полегло. Твой дед, Пауль, там тоже когда-то много лет проработал. Прости, я писала твоей бабушке, что в последний раз не смогла отыскать могилу Ивана, деда твоего. Но я попробую вам помочь. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Недавно схоронили нашего с Ириной знакомого по детству. Могилка его родителей была напротив места погребения твоего деда. Сейчас позвоню его родным. Они на днях на кладбище побывали. Помогут найти захоронение деда, не откажутся. Ночевать останетесь у меня. Места всем хватит. Возражения не принимаются".

День выдался на удивление солнечным. Природа, умытая после дождя, удивляла свежестью зелени и необычным запахом, присущим, наверное, только этим местам. "Сюда не дошла цивилизация, – подумал Пауль, но вслух ничего не сказал, боясь обидеть Любовь Егоровну. – Вдруг не так меня поймёт. Ведь это, смотря какими глазами посмотреть и что при этом увидеть".
В который раз Пауль вспомнил об Илоне. Вот если бы она тут была, то непременно бы вытащила из сумочки свой блокнот и начала записывать впечатления от увиденного. А удивительное здесь было на каждом шагу. Прежде всего природа сохранилась в своей первозданной красоте, хотя возвышающиеся над посёлком угольные терриконы, нарушали красоту пейзажа.
– Да, мои хорошие, – сказал Пауль, обращаясь к своим попутчицам. – Как я сейчас понимаю, мы находимся в местах, которые были в период Второй мировой войны краем ссылок политических и уголовных преступников. Я ничего не помню из того прошлого, когда появился на свет. Это было не так уж давно, всего 40 лет назад, мне было три года, когда мы с мамой и сестрой переехали в Германию".
В голосе Пауля звучали грустные нотки. Любовь Егоровна заметила это, но не стала делать акцент на грустном, а, свернув с центральной дороги в районе остановки под названием "Белые дома", повела их по пустырю к крайнему дому улицы, который отличался от всех тем, что был построен из кирпича.
– Вот в этом доме, Пауль, прошли твои первые годы жизни. Его построил твой дед Иван Исаакович, удивительной души человек. Недолго он прожил с семьёй в этом доме. Смерть-злодейка разлучила его с женой, твоей бабушкой и с детьми. Трое их было. Судьба их тебе известна. А сейчас зайдём в соседний от него бревенчатый дом. Там знают о твоём деде не понаслышке и нас уже ждут.
Открыли калитку, вошли во двор. Хозяева, услышав голоса, вышли к ним навстречу. Рукопожатие не принято на русской земле. Это наши путешественники давно уже поняли. Назвав себя, по приглашению старшего хозяина, вошли в дом. Смутили низкие потолки и небольшие комнаты, заставленные деревянной старой на вид мебелью. Все немного волновались, не зная с чего начать разговор и как вообще разговаривать на разных языках.
Выручила опять Верена. Она не стала ждать, когда её попросят, а сама предложила: "Тётя Люба, давайте я буду переводчиком, а вы мне поможете, если я не всё пойму, как надо. Мои друзья будут рады любым сведениям, и мы с вами постараемся им помочь, хоть языком жестов, если понадобится".
На том и договорились. В руках оказались альбомы с фотографиями, и беседа началась в доверительном русле.
– Вот на этой фотографии, – начал свой рассказ самый пожилой из хозяев дома, – твои бабушка и дедушка примерно в 1950-году. Время послевоенное. Тогда было не до фотографий, но всё же некоторые у нас в доме сохранились. Мои родители с твоими дедами были друзьями. Ходили друг к другу в гости, отмечали праздники, крестили детей. Всё, как у всех, но и немного по-другому. Так рождество отмечали в ночь с 24 на 25 декабря, как у вас в Германии, крестили по немецким обычаям. Знаю, что твоя, Пауль, бабушка была лютеранкой. Церквей не было. Крестили на дому. Священниками были люди праведные, знающие своё дело.
Я, немец по происхождению, интересовался историей моих немецких предков, да и не только их. Знаю от родителей, что твоя бабушка родилась в большом немецком поселке Катариненфельд в Грузии. Позже это местечко получило название Люксембург. В настоящее время это город Больниси. Там она училась в немецкой школе.  Все предметы велись на немецком языке, учителя были местные немцы. Примерно в тысяча девятьсот тридцать восьмом году школу закрыли, учителей почти всех арестовали, по крайней мере мужчин. Ввели обучение на русском и грузинском языках. Твоя бабушка, как и мои родители, не могла тогда писать и читать по-русски, тем более по-грузински. На этом её обучение закончилось. В первые месяцы войны всех мужчин в селе арестовали, и больше о них ничего не было слышно. Пропали без вести. Ходили слухи, что твоего прадеда выпустили. Не застав дома семьи, её тогда уже выслали в Казахстан, он пустился на eё поиски, но не дошёл, в списках живых больше не значился. Это было в 1942-ом году. Бабушка у тебя была умная, записывала то, что видела и что пережила.
– Да, – прервал Пауль деда Альберта. – Бабушка рассказывала маме, что немцы посёлка, где она родилась, должны были оставить всё, что нажили. Их погрузили в телеги, довезли до станции, а через неделю высадили в степи в Казахстане.
– Да, так и моих выселяли. Выжили тогда немногие. А твоей бабушке исполнилось в то время 18 лет. Её отправили на лесозаготовки на север страны, в Архангельск, где были страшные морозы. А ведь выжила, несмотря ни на что.
– А как она в Сибири оказалась? Дед, вроде, здесь с ней познакомился?
– Да, ты прав, сынок. Когда война закончилась и можно было подавать заявление на воссоединение семей, одну из её сестёр вызвал одноклассник в Кемеровскую область. Позже сестра вызвала к себе твою бабушку. Спецкомендатуру сняли, но наши родители вместе с твоими дедами и другими немецкими семьями остались жить на местах спецпоселений.
– Я слышал это слово "спецкомендатура" от матери, но так и не понял, что оно означает?
– Спецпоселение – это советский метод лишения свободы. Его режим был введён правительством в начале тысяча девятьсот сорок пятого года для немцев и других депортированных народностей. Я, как преподаватель истории, знаю, что для русских немцев это была форма контроля. Их ведь переселяли навечно в отдалённые районы без права возвращения в места бывшего проживания. За побег с места поселения было наказание в виде двадцатилетних каторжных работ. Все тогда подчинялись спецкомендатуре, созданной при НКВД. Без её разрешения никто из высланных не имел право отлучаться за пределы района поселения. Все главы семей обязаны были ежемесячно отмечать в спецкомендатуре членов своих семей, а также рождение ребёнка, смерть члена семьи, регистрацию брака. О побеге тоже нужно было сообщать в спецкомендатуру.
– А когда были приняты другие законы? Ведь немцы стали переезжать из этих мест, и таких, как я, сейчас много даже в Германии.
– Ты прав, Пауль. После смерти Сталина новое руководство старалось завоевать симпатию у населения. По расчётам правительства реабилитация народов, репрессированных в период сталинского режима, могла повысить политическую устойчивость. Содержание русских немцев под полицейским режимом препятствовало налаживанию нормальных отношений с Германией, а содержание большого аппарата власти по осуществлению жестокого контроля над спецпоселенцами стоило государству больших денег.
– Мама рассказывала, что, когда бабушка жила в отрыве от семьи под спецкомендатурой, она поняла, что, родившись немкой в семье немцев, которые, эмигрировали в Россию ещё во времена Екатерины Второй, она обречена на всю жизнь на звание врага народа на своей Родине.
– Твоей бабушке ещё повезло, здесь в Сибири она встретила твоего деда Ивана, необыкновенной души человека. Его история молодости другая. Знаю от родителей, что он родился в одной из немецких деревень в Оренбургской области. Семья у них была большая. Отец был очень строгий. С годами его нрав становился всё круче. Твой дед рано понял, что под одной крышей им с отцом не ужиться и, закончив десятилетку, уехал учиться в город Энгельс. Вторая мировая война в корне изменила судьбу твоего деда. К тому времени он закончил училище и уже работал механиком по обслуживанию самолётов. Там в 1942 году был выявлен как немец, находящийся почему-то в Советской Армии. Его выслали из армии в Сибирь на шахтовые рудники. Здесь он познакомился с твоей бабушкой. У них было трое детей. Одна из них – твоя мать.
В шестидесятые годы двадцатого века, после принятия указа о реабилитации немцев, многие соратники твоего деда по жизни в Сибири стали семьями переезжать в другие места Советского Союза. Твой дед к тому времени построил дом. Он проработал 30 лет под землёй проходчиком в шахтостроительном управлении. Дед считал, что "так хорошо, как мы сейчас живём, мы никогда не жили. Мы останемся жить здесь, в Сибири, навсегда". Он остался здесь навсегда, несколько месяцев не дожив до пятидесяти четырёх лет. Постоянный стресс и физические нагрузки сделали своё дело. Много людей было на его похоронах.
В разговор вступила Любовь Егоровна:
– Да, дорогие мои, что-то мы у вас засиделись, пора идти на кладбище. Покажите дорогу молодым к Ивану Исааковичу. А я уж, извините, не смогу туда добраться. Стара стала. На обратной дороге проводите гостей ко мне.
Через час они уже стояли у могилы деда. Он чувствовал в себе зов крови. Стоял, опустив голову, осознавая, что не вернуть потерянного, но мысль о том, что он нашёл своего деда, согревала душу.
– Мама, я выполнил твою волю. Дед, прошу у тебя прощения за всех, кто мешает нашему роду продолжить своё существование на земле. Я постараюсь прожить эту жизнь так, чтобы тебе не было за меня стыдно.
После прогулки по посёлку, знакомства с его достопримечательностями туристы вернулись в гостиницу, забрали свои вещи и отправились по знакомому пути на ночлег к Любови Егоровне. Уж очень полюбилась им эта женщина. Она и сегодня поразила их своим хлебосольством. После обеда, состоящего из многочисленных салатов и различных мясных блюд с гарнирами, Любовь Егоровна продолжила свой рассказ теперь уже о юных годах матери Пауля: "Она была очень застенчивой, наверное, её национальность была тому виной. Помню, как в пятом классе наш учитель заносил общие сведения в журнал и у каждого спрашивал национальность. Она тогда не ответила на его вопрос, а потом дома очень переживала. Мать твоя была отличницей, но очень скромной, всего боялась. Все знали, что её родители – немцы. Не знаю, что она чувствовала, когда ей об этом напоминали, но людей сторонилась. Нас было несколько близких подруг. По-видимому, ей нашего общества хватало. Я на год её младше, но мы старались везде быть вместе. Нас даже сёстрами называли. Потом, когда она поступила в педагогический институт, а я вышла замуж, наши пути разошлись. С отцом твоим, Пауль, мать познакомилась в поезде, в одну из летних поездок в Фергану, к друзьям отца, немцам. Он всё хотел её выдать замуж за немца, боялся, что русский будет ей напоминать о национальности, обзывать фашисткой. Судьба распорядилась по-своему. Твой отец тогда возвращался из отпуска в военную часть. Он служил в этот период в рядах Советской Армии. Через два года, когда демобилизовался, они сразу поженились. После этого мы встречались с ней по случаю, но тесных дружеских отношений уже не было. А жаль. Хорошая она у тебя была, но страданий и на её долю хватило. А сейчас, молодые люди, давайте укладываться спать, утро вечера мудренее. Уже поздно. Вон у Милены глаза закрываются. Да, трудно что-нибудь понять, если языка не знаешь, на котором говорят. Но ваша молодая переводчица – молодчина. Что бы вы без неё делали?"

Глава двадцать восьмая о том, как Пауль с Миленой и Вереной, прожив несколько дней в Москве, прибыли в Германию

Через несколько дней Пауль, Милена и Верена уже летели в Москву, о которой практически не имели представления. В аэропорту Домодедово их встретили друзья сына бабушки Ксении Николая по исследовательскому институту. Они, по просьбе Марии, сестры Ксении, уже занимались оформлением визы для Верены. В первый же вечер предложили путешественникам пожить в Москве, пообещали устроить Пауля в лабораторию исследовательского института, оказать помощь в получении служебной квартиры. Но у Пауля были другие планы. Ему надо было, как можно скорее, передать письмо Ксении профессору Рихарду Замятину, проживающему в Германии. Пауль внутренне успокоился. Его как будто несло провидение, и не в его власти было вмешиваться в то, что должно и могло ещё произойти. Вот только один вопрос не давал ему покоя: Что делать в Германии с Вереной? Ясно, что она будет жить у него, но нужно будет решать судьбу девушки и по ряду других вопросов, связанных с проживанием, местом учёбы или работы-

Вскоре выяснилось, что в Москве придётся остановиться на несколько дней, так как быстро оформить визу для Верены не удалось. Неожиданно Пауль вспомнил о родственниках Илоны, проживающих в Москве. Порывшись в своём бумажнике, он отыскал карточку с адресом Марфы, которую Илона вручила ему перед отъездом. Друзья Николая, помогли им найти квартиру Марфы, расположенную в многоэтажном доме на Арбате.

Марфа была предупреждена Илоной о возможности посещения её немецкими путешественниками. Она жила одна и уже скучала по визитам, так как пережила всех родственников, но не постарела душой. С помощью прислуги она приготовила обед. А когда знакомые Илоны появились в квартире, пригласила их сразу к столу. В знак встречи на русской земле каждому из гостей предложила по булочке, испеченной по старинному материнскому рецепту.
Марфе было уже 85 лет. Актриса в прошлом, она не могла не познакомить гостей с культурными достопримечательностями столицы. За обедом начала рассказ об истории Арбата. Вечером посетили выставку произведений искусства, все вместе погуляли по этой исторической улице, о которой знали из рассказов старших.
– Знаете, Арбату уже много лет, – рассказывала Марфа во время прогулки. – Последние годы я следила за его развитием. Сейчас с грустью наблюдаю за тем, что улица становится все более пустынной. Ее просто забросили. Практически нет культурной программы. Лет тридцать назад всё здесь было совершенно по-другому. Арбат жил своей, только ему подвластной жизнью. Это была одна из самых оживлённых улиц Москвы.
– Да, я тоже слышала от бабушки Ксении, – вступила в разговор Верена, – что Арбат – главная туристическая улица столицы. Мой отец очень жалел, что они с мамой не прошли по нему в последнюю поездку.
Марфа утвердительно кивнула головой:
– Да, так оно и было, но времена изменились. К сожалению, здесь больше не чувствуется атмосфера ярмарочного праздника, которую испытывали гуляющие по Арбату.
Вдруг из-за угла неожиданно выскочила зебра, то есть какой-то актёр в её образе. Он предложил сфотографироваться.
– Не Арбат, а зоопарк какой-то! – воскликнула Верена. – Бабушка Ксения говорила, что на Арбате много книжных магазинов.
– Да, так было когда-то. Вместе с певцами, музыкантами и художниками улицу покинули и книги. На весь Арбат сейчас только несколько книжных лавок. Там детские сказки лежат вперемешку с историческими романами и любовной лирикой. Помимо того, что с Арбата уходит творчество и книги, не остается следа и от зданий, которые еще несколько лет назад были одними из самых привлекательных на этой улице. Так на месте грузинского культурного центра, вызывающего ностальгию местных жителей, сейчас заброшенная заколоченная постройка.
– Что-то грустно мне стало. Кажется, Арбат – это уже историческая реликвия.
– Раньше Арбат был не только туристическим объектом — это была живая улица, где можно было купить одежду, косметику, даже корм для домашних животных. Именно здесь открылся в свое время первый в России магазин популярного британского бренда косметики ручной работы. Теперь остались только закусочные, забегаловки и сувенирные лавки. Но даже оставшиеся здесь лавки с антиквариатом тоже стали другими. Здесь уже ничего не найдёшь необычного. Я когда помоложе была, проводила здесь вечера. На улице не было скамеек, чтобы посидеть, но это никого не волновало. Я хоть и стара, но не всегда была такой. Желания любоваться арбатским запустением становится всё меньше. Простите, что такую грустную историю завела. Не получилось вас чем-нибудь удивить.
– А для моей мамы, – продолжил разговор Пауль, – улица ассоциировалась с художниками и музыкантами. Но мы сейчас не слышим ни одного уличного певца. Только несколько музыкантов да пара художников встретились на пути. Что же случилось с Арбатом?
– Мне один художник рассказывал, – откликнулась на его слова Марфа, что зимой этого года сотрудники органов правопорядка устроили на Арбате облаву. Художников задержали и отвезли в местное отделение полиции, где отобрали кисточки, мольберты, бумагу, даже карандаши. Их обвинили в незаконной торговле и выписали штрафы по две с половиной тысячи рублей.
– В Германии такое трудно себе представить. А как они на это среагировали?
– Некоторые вернулись на Арбат. Он их кормит. Мы уже подходим к ресторану "Прага". Он тоже сейчас не такой, как раньше. Нет на улице рядом с ним и художников, которые всегда работали здесь и никому не мешали. Давно нет и музыкантов, они тоже никого не тревожили, играли в районе театра Вахтангова.
В ресторане "Прага" они заняли столик у окна и продолжили разговор о достопримечательностях Арбата. Вдруг Марфа неожиданно для всех встала и заговорила громче, чем обычно, как будто хотела привлечь чьё-то внимание к своей особе. Навстречу к ней уже продвигался, лавируя между столиками, мужчина неопределённого возраста. При пристальном изучении его внешности, можно было бы сказать, что он из интеллигентов старой ковки. Он подошёл к столику, поцеловал руку Марфы, галантно ему протянутую, улыбнулся широкой улыбкой. Из-под нависших бровей незнакомец смотрел на всех радушно и изумлённо. Видно было, что они знакомы с Марфой давно, оба были рады неожиданной встрече. Марфа обратилась к незнакомцу со словами: "Дорогой Аркадий, прошу присоединиться к нашему столу. Когда мы с Вами виделись в последний раз? Расскажите, голубчик, где Вы скрывались от меня так долго? Моим немецким друзьям тоже будет интересно услышать, чем и как живут граждане России, да ещё жители Арбата".
Все приветливо заулыбались. Аркадий Алексеевич, так представился знакомый Марфы, был приятно поражён тем, что перед ним иностранцы, не отказался принять участие в разговоре и пересел за их столик. На правах старого друга актрисы, он сразу начал рассказ о своём Арбате, каким он его помнит и знает:
"В конце восьмидесятых моей семье чудом удалось поменять четырёхкомнатную квартиру на окраине на четырёхкомнатную на Арбате, бывшую коммуналку, в которой до этого жило три семьи. Вскоре после нашего переезда на Арбат началась его реконструкция, превращение из обычной улицы в пешеходную и приданием ему статуса "культурной достопримечательности". Булат Шалвович Окуджава, посетивший Арбат после реконструкции, воспевший его ранее, не узнал своей любимой улицы, в ужасе бежал с неё на дачу в Переделкине, и, говорят, что никогда больше там не появлялся. Наконец, круглосуточный шум, состоящий из ритмов попсы (незаслуженно называемой "музыкой"), пьяных криков и густой "ненормативной лексики", от которой было некуда деться даже при наглухо закрытых окнах, стал настолько невыносимым, что мы были вынуждены продать квартиру на Арбате и купить другую, в районе "Аэропорт". Как говорят нынешние обитатели Арбата, "желания любоваться арбатским запустением становится всё меньше".
Пауль мало что понял из услышанного, но видно было, что у рассказчика трагедия. Аркадий Алексеевич часто прерывал свой рассказ, вытирал платком вспотевший лоб, глаза его наполнились слезами и печальный взгляд выдавал высшую степень неудовлетворённости жизнью: "Я в жизни испытал, конечно, и счастливые моменты, но сейчас моя жена больна. И нет никакой надежды   на излечение её от недуга. Слышал, что в Германии проживает профессор Рихард Замятин, который занимается проблемой сохранения памяти. Может Господь сведёт меня с ним, и я ещё успею спасти жену от психического недуга?"
Пауль вздрогнул, услышав имя профессора Замятина, для него он вёз письмо от бабушки Ксении. Её сын Николай работал с профессором в одном исследовательском институте над проблемой, о которой сейчас говорил этот пожилой человек. Пауль попросил визитную карточку Аркадия Алексеевича, при этом подумал: "При случае, перескажу наш разговор профессору. Не могу сейчас обнадёживать человека, потому что сам пока незнаком с Рихардом Замятиным, который по словам знакомого Марфы, может спасти его жену и не только жену, но и часть человечества, страдающего психическим недугом".
В квартиру Марфы вернулись, когда уже стемнело. Пауль погрузился в работу с документами. Милена с помощью Марфы и Верены вплотную занялась изучением русского языка, хотя на родине Пауля ей не нравилось, ничто не вызывало восторга. Она мечтала поскорей вернуться в привычную домашнюю обстановку.
"А там уж я решу, чем мне заняться, – думала она, находясь в квартире Марфы. – Пауль, кажется, нашёл своё дело. Так погружён в мысли, что ничего не видит вокруг. Тут не захочешь, да позавидуешь. Пора прибиваться к какому-то берегу. Нужным делом надо заняться. Не соображу только каким".
Через несколько дней путешественники улетали из Москвы домой. Когда самолёт взлетел, Милена включила свой компьютер, вошла в интернет и увидела письмо от подруги Илоны, которое уже давно дожидалось её в почтовом ящике. Илона писала, что в её личной жизни произошло много приятных изменений, и сегодня она находится на одном из Канарских островов посреди Атлантического океана. Милена вскрикнула от неожиданности. Пауль вопросительно взглянул на неё, потом, выслушав новость, задумался. Теперь он размышлял над вопросом: "А не отправить ли Милену с Вереной на Канарские острова? Отпуск на море… Что может быть прекраснее этого? Верена, наверное, не будет против, ну, а Милене тоже здоровье подкрепить не помешает".
– А почему бы тебе, Милена, не встретиться с подругой на островах? Верена, ты там не успела ещё побывать? Ну, вот, тем более. Осталось только сделать пересадку во Франкфурте-на-Майне, на поезде домчаться до Фрейбурга, собрать вещи и – на Канары. Этого вам как раз и не хватает, мои дамы, для полного счастья. Побудете там недельки две, а там и я к вам прилечу, как только со своими делами разберусь. Ну, что, мои девочки, решено?

– От таких предложений не отказываются, – задумчиво проговорила Милена.

– Идея хорошая. Верена, нам предстоит путешествие в рай под пальмами. И если Пауль нам это предлагает, то так тому и быть. Сам потом не раздумай, – пошутила она в адрес Пауля. – Нашёл, как от нас избавиться, чтобы мы тебе больше не мешали? Всё, сообщаю Илоне, чтобы она нам места в своём отеле забронировала окнами на океан.

Вопрос был решён, не выходя из самолёта, который вскоре приземлился в аэропорту города Франкфурт-на-Майне. Такси, заказанное Паулем, сначала доставило домой Милену, потом Пауля с Вереной. Девушка находилась в большом возбуждении. Пауль прекрасно понимал её состояние. Ведь здесь было всё совершенно по-другому, чем там, в таёжных краях, где она прожила всю свою сознательную жизнь.

– Какое сегодня число? – спросила Верена Пауля, как только они переступили порог квартиры.
 
– С утра было первое августа, а что? – ответил Пауль и вздрогнул от её радостного крика.

– Ура! У меня сегодня день рождения. Мне исполнилось шестнадцать лет, – воскликнула Верена так громко, что идущие рядом пассажиры начали на них оглядываться. – Я с сегодняшнего дня – взрослая. Я рада, что именно в этот день начинается моя новая жизнь.

Пауль схватился за голову: "Как я мог забыть о таком событии? Ну, ничего, ещё не поздно организовать его празднование ". Решение, что делать дальше, пришло Паулю само собой. Верена с удивлением наблюдала за его действиями. Он уже куда-то звонил, потом ещё и ещё. В квартиру начали приходить какие-то люди. Принесли букет алых роз, огромную корзину с фруктами, напитки. Какая-то незнакомая женщина принесла много платьев, блузок, юбок, брюк. А незнакомый мужчина переступил порог не меньше, чем с десятью коробками туфель. Какой-то курьер принёс билеты, куда и зачем, – девушке было непонятно. Пауль её ни о чём не спрашивал. Он просто дирижировал волшебной палочкой, придумывая новые и новые неожиданности. Потом позвонил Милене, заказал такси к её дому.

Через несколько минут Милена переступила порог квартиры. В девушке, открывшей ей двери, она не сразу узнала Верену. Это милое создание за короткое время успело совершенно преобразиться. В ней ничего не осталось от простой деревенской девчушки. Перед Миленой стояла красавица-блондинка в модной одежде светлых тонов. Волосы, прекрасно уложенные в своеобразную причёску, делали Верену взрослее своих лет.

Бутылка шампанского открылась внезапно и с шумом. Пробка, как полагается, вылетела, чуть не пробив потолок. Красивые продолговатые бокалы для шампанского были наполнены до краёв. Выпили одновременно, смеясь и заражаясь друг от друга энергией молодости.
 
– Ну, а теперь туда, где музыка, танцы, смех, жизнь, – предложил Пауль.

В это время в дверь постучали.

– Такси подано, дорогие дамы, – сказал Пауль нараспев, делая реверанс. Галантности ему было не занимать.
 
Верена не совсем понимала, что происходит, но улыбки друзей говорили сами за себя. В помещении, куда они приехали примерно к семи часам вечера, звучала музыка. Танцевали пары. Как раз в этот момент объявили, что кавалеры приглашают дам. Верена спряталась за спину Пауля: "Я не умею танцевать. Я даже не видела, как нормально, правильно танцуют". Из-за громко звучащей музыки Пауль не расслышал её слов. Он только понимал, что девушка напугана всем происходящим, смущена, накрыта волной праздника жизни. Он увлёк обеих подруг в бар, расположенный рядом, усадил за столик и жестом волшебника подозвал к себе официанта.

– Пожалуйста, обслужите нас. Дамы, какие напитки вам заказать? Ну, конечно, апельсиновый сок Верене, а нам с Миленой по бокалу красного вина последнего разлива. А что будем кушать? Салат оливье и ростбиф из говядины с картофелем фри? Для начала хватит, а там видно будет. Всё-таки Верене исполнилось сегодня шестнадцать. Оркестр, музыку!

Пауль вышел на сцену, где располагался оркестр, что-то сказал молодому человеку, взял в руки микрофон и объявил:

– Женщинам, сидящим за первым столиком справа, посвящаю.

И – запел. Такого пения Милена ещё не слышала. Она была во власти звучащей мелодии. А Верена, услышав, что Пауль поёт любимую песню её бабушки "Подмосковные вечера", засветилась вся от избытка чувств к этому молодому человеку, своему двоюродному кузену, устроившему ей праздник души.

– Бабушка, бабушка, милая моя, если бы ты слышала и видела, как я отмечаю мой первый день совершеннолетия, ты бы порадовалась за меня. У меня всё хорошо, бабуля. Прости, что уехала от тебя. Уехала, но всегда буду помнить о тебе.


Глава двадцать девятая, в которой Пауль, проводив Милену и Верену в аэропорт, отыскал профессора Замятина и назначил с ним встречу

Через несколько дней Пауль проводил Милену с Вереной в аэропорт. Помог им с регистрацией билетов до аэропорта Лас–Пальмас–де–Гран–Канария. Дождался взлёта самолёта с посадочной полосы. Потом поехал домой и сразу занялся приведением в порядок впечатлений от поездки в Россию. Он понимал, что должен срочно действовать. Для начала набросал план изучения научных открытий по интересующим его вопросам. Понимая, что только изучением теории здесь не обойтись, решил немедленно установить контакт с профессором Рихардом Замятиным, письмо к которому передала ему бабушка Ксения.

По интернету он установил, что профессор Замятин живёт и работает в родном Паулю городе Фрейбург, руководит неврологической клиникой при научно-исследовательском университете. Пауля это обрадовало. Номер телефона – местный. Недолго думая, набрал его, попросил у секретаря назначить время встречи с профессором Замятиным. На вопрос: "По какому вопросу? – ответил: "По личному". На другом конце провода на несколько минут установилась тишина, а потом прозвучал ответ: "Профессор примет Вас в следующий понедельник в два часа дня".

"Итак, у меня есть неделя для того, чтобы разобраться самому в сути вопроса, о котором хочу поговорить с профессором Замятиным, – отозвалось натянутой струной внутри Пауля. – Эта тема, над которой работает Рихард Замятин, чем-то связана с корнями моей родословной, моей наследственностью. А это значит, что я не должен считаться ни со временем, ни со средствами, которые понадобятся для её изучения и достижения результатов. Каких?"
 
На этот вопрос на данном этапе Пауль не мог ответить даже предположительно. Но он хотел найти этот ответ. И – это было для него важно.

"Итак, во главу угла моей деятельности ставлю две темы – "Память" и "Наследственность". Если к этому добавить ещё знания, которые передала мне бабушка Ксения о значении растений в медицине, то нужно начинать систематизировать материал как раз с последнего вопроса. Прежде всего запишу всё, что узнал и увидел в тайге от бабушки Ксении. Для Пауля она по-прежнему оставалась в прямом смысле слова шаманкой.

Прежде чем вплотную приступить к изучению поставленных вопросов, Пауль съездил на автомобиле в супермаркет, накупил продуктов, которых, по его мнению, хватит на неделю, отключил дверной звонок и телефон. В полной тишине он попытался восстановить события не таких уж давних дней и одновременно сосредоточился на изучении материала, имеющегося в интернете, по интересующим его темам. Усилием мысли воспроизвёл в памяти во всех подробностях слова бабушки Ксении в той последовательности, в какой она знакомила его с лечебными травами на той волшебной таёжной поляне.
 
"Сначала она показала мне листья бадана и спросила:

– Любишь пить чай?

Я ответил утвердительно. Тогда она посоветовала для заварки использовать бадан.

– Я никогда не слышал о таком растении, – сказал ей Пауль. – Не предполагал, что получу эти сведения сразу, не выходя из леса. Любой учитель позавидовал бы Вашей наглядности.
 
Перед глазами Пауля всё ещё стояла картина, как Ксения нагнулась, что-то прошептала, вздохнула глубоко, перекрестилась и только после этого сорвала большой лист незнакомого Паулю растения.

– Вот он – лист этого чудодейственного растения. Даже не все учёные знают его силу. Запоминай, милый человек. Он хорош для приготовления заварки для чая. Это средство, которое улучшает обмен веществ и придаёт силу. Помогает   и от психических болезней. Помни только, милок, что зелёные листья бадана ядовиты...

"Эти сведения должен проверить профессор Замятин, – Пауль начал записывать на чистый лист бумаги вопросы для учёного. – У него есть для этого лаборатория. Зелёных листьев бадана Ксения положила мне в сумку. Она сорвала их на поляне, а дома добавила сухих пятилетней давности, собранных после того, как стаял снег. Вот, нашёл в интернете строки, подтверждающие слова Ксении: "Для приготовления чая используют высохшие листья бадана, которые перезимовали под снегом. Отмирая, они не опадают. Дождь и снег, жара и холод многократно вымачивают и высушивают их, удаляя излишки горечи — такая вот естественная ферментация. Такие листья в силу наличия в них большого количества дубильных веществ могут сохраняться на растении до пяти лет".

Прекрасно. Прекрасно. Бабушка Ксения говорила и о душице, которая успокаивающе действует на центральную нервную систему, поэтому в народной медицине ее используют для лечения головных болей. От неё я узнал, что листья смородины оказывают противовоспалительное и успокаивающее действие. Ещё она поведала мне, что ноготки, знакомые мне с детства, – цветы солнца. Их используют для улучшения зрения и поднятия духа. Мятный чай – это средство, которое успокаивает нервную систему. Он помогает расслабиться, справиться с бессонницей, связанной со стрессами. Мята улучшает и работу сердечной мышцы. Бабушка Ксения несколько раз повторила, что это растение приносит свежие мысли и улучшает память, а курильский чай помогает при депрессии, неврозах, нервном истощении. Впервые от "шаманки" я узнал о растении красная щётка, посланного людям богами. Рассказала она и легенду о том, что в горном ущелье жил шаман, который общался с духами гор и лесов. Они водили его потаёнными тропами, показывая лечебные растения и источники целебной воды. Он-то и поведал всему миру, что растение красная щётка снимает спазмы сосудов головного мозга, действует успокаивающе на людей с неустойчивой психикой".

До утра просидел Пауль у компьютера. Он вспомнил, что ещё в детстве мать рассказывала ему о чудодейственной силе крапивы. Она тогда полгода страдала от болей в спине и правой ноге. Никакие уколы не помогали. А после сеанса народного костоправа, основанного на введении в организм положительной программы через воспоминания двигательных процессов, ей стало легче. Потом, по его совету, мать нарвала в поле крапивы, замочила её на несколько минут в горячую воду и обернула себя простынёй в травяном настое. Через три сеанса боль отпустила. С того момента прошло десять лет, но боль больше не проявлялась. С детства слышал Пауль от родных о целебных свойствах черники, способной задерживать старение человека, и шиповника, который защищает от бед, избавляет от тоски, восстанавливает энергию и нарушенное душевное равновесие.

Пауль заснул в ту ночь лишь под утро. Проспал следующий день до вечера. Но он теперь знал, что на встрече с профессором Замятиным будет спокоен. Он был уверен, что знает, как помочь людям справиться с потерей памяти, но хорошо понимал и то, что, чтобы помочь им, нужно подвести научную базу под его знания, полученные от народной целительницы, на основе которых можно будет создать препарат, который поможет продлить человеку разумное существование на долгие годы. Бабушка Ксения о многом ему ещё рассказала на той памятной лесной полянке, пока Верена, по просьбе бабушки, бегала за бабочками и собирала травы. В это время она знакомила Пауля с лечебными свойствами растений. Потом, когда вернулись домой, ещё три дня и три ночи вводила в свои тайны. И когда он спал, не в состоянии больше бодрствовать, она над ним шептала, бормотала, напевала, молилась...

В последнюю перед разговором с профессором Замятиным ночь Пауль взглянул на часы, когда уже пробило три часа ночи:

"Нужно немного поспать. На свежую голову лучше думается. Итак, уже весь интернет перевернул. Всё, что говорила бабушка Ксения, подтверждается научными статьями. Там, конечно, малая доказательная база, но всё же. Теперь нужно, чтобы профессор Замятин не посчитал рассказанное "шаманкой" за бред, не выставил бы меня за дверь, как шарлатана. Я не подведу тебя, бабушка Ксения".

Проснувшись утром в понедельник, Пауль ещё на раз пересмотрел свои короткие записи, сделал небольшие наброски на отдельный лист бумаги, отобрал десяток различных растений. До встречи с профессором оставался час времени. Пауль решил выйти из дома пораньше, чтобы заглянуть по пути к себе в офис.

Шеф встретил его глубоко любезно, но в его голосе Пауль услышал ноту недовольства. А когда Пауль попросил у него продления отпуска примерно на две недели, тот вскочил, начал бегать по кабинету. Потом сказал, как отрезал:

– Фирма не может так долго функционировать без специалиста по Вашему профилю.

– Я Вас понимаю, – ответил Пауль, – но так сложились мои личные обстоятельства…

Шеф не дал досказать фразу:

– А мне абсолютно всё равно, как они у Вас сложились. Прежде всего работа, а потом уже личные дела. Вы что? Столько лет проработали на предприятии и до сих пор не поняли этого?

Пауль прервал его:

– Я думал, что вы дорожите квалифицированными кадрами?

Лучше бы он этого не говорил.

– Да, я уволю тебя, если ты завтра не выйдешь на работу. Специалист нашёлся? Да таких, как ты, на улицах толпы безработных ходят. Пауль понимал, что попался шефу под горячую руку. Наверное, действительно, дела на фирме шли не в гору в период его отсутствия. Он не стал нагнетать обстановку, ответил лишь:

– Это Ваше право, – и вышел из кабинета, плотно закрыв за собой дверь.
Времени на прения у Пауля не было. Стрелка больших часов в кабинете секретаря показывала, что до встречи с профессором Замятиным оставалось только полчаса. Он не хотел опаздывать или пропустить встречу. Этот момент он считал теперь главным в своей жизни.

В неврологическую клинику исследовательского института Пауль пришёл вовремя. В коридорах, по которым шёл в приёмную, царила относительная тишина. Секретарь сразу пригласила его пройти в кабинет профессора, где тот его ожидал, предложила принести кофе или чай. Оба не отказались от кружки чая. Их вкусы совпали:

– Пожалуйста, с мятой, – сказали оба в один голос и – засмеялись.

Напряжение, царившее в кабинете, спало. А когда Пауль протянул профессору конверт, который передала ему бабушка Ксения, наступила тишина. Пауль попросил профессора Замятина вскрыть конверт и при нём прочесть письмо, так как хотел ещё кое-что сказать в дополнение к нему. Пауль сильно волновался, хорошо понимая, что всё происходящее сейчас между ним и профессором связано с коренными изменениями в его жизни.

Пока профессор читал бумаги, находящиеся в конверте, Пауль изучал плакаты, висящие на стенах кабинета. Он был здесь впервые, и всё казалось важным, имеющим к нему самому непосредственное отношение. Молодой человек понимал, что в неврологической клинике его ожидают неизвестные обстоятельства, и был готов ко всему. А на плакатах были представлены иллюстрации и тексты, рассказывающие о болезнях, связанных с потерей памяти, и с рекомендациями для профилактики амнезии.

Пауль понимал, что наука продвинулась вперёд в вопросах изучения механизмов потери памяти. Он хорошо знал и о болезни Альцгеймера, которая может проявиться у человека и до шестидесятилетнего возраста. Об этом ему много рассказывала и его бывшая подруга-психиатр Доротея Перец, которая уделяла этому вопросу большое внимание и даже открыла в домашних условиях лабораторию по изучению болезней, связанных с потерей памяти. Пауль знал, что при этой болезни поражаются корковые нейронные цепи мозга. И если они поражаются, то начинается процесс отмирания отдельных рецепторов, отвечающих в мозгу за этот процесс. Появляется забывчивость. Сначала человек забывает, как называются отдельные предметы, явления, потом теряется во времени и в пространстве, то есть не знает, где он находится, какое число, день недели, год. Затем не узнаёт людей, место, где находится и, наконец, однажды может проснуться и не узнать комнату, в которой прожил много лет, родных, с которыми жил бок о бок душа в душу десятилетия, а потом и себя в зеркале не узнает… Повышенная забывчивость – это уже болезнь. Об этом Пауль читал сейчас на этих плакатах, которые висели у него перед глазами, предупреждая о необходимости ранней профилактики болезни.

"При последующем развитии эта болезнь объединяется с несколькими формами амнезии. Идёт нарушение некоторых видов долговременной памяти, которые связаны с поведением, действиями и эпизодами. Объём кратковременной памяти также снижается. Нарушается воспроизведение информации и ее запоминание. Наблюдается снижение концентрации внимания, быстрая усталость, а также расстройство в поведении".

Павел перевёл глаза на плакат, висящий на другой стороне от стола профессора. Его заинтересовали сведения о том, что нарушение памяти может быть психогенного типа. Оказывается, такой тип связывают с депрессиями. При такой форме амнезии из памяти вытесняются отдельные события и факты, связанные с трагическими событиями. Есть и другая, более сложная форма потери памяти. Она заканчивается полной утратой воспоминаний и самого себя. "Такое даже жутко представить", – подумал Пауль. Его память воскресила сейчас последние дни проживания с подругой Доротеей Перец, её нервные срывы, игры сознания, неустойчивость поведения. "Бедная, так она была больна, а я думал, что она ставит на мне свои психологические опыты".

Ещё один плакат привлёк внимание Павла. Он был посвящён болезни с незнакомым ему названием – гипомания. Оказывается, так называют состояние, похожее на манию, но не дотягивающую до неё по тяжести течения. У пациентов с таким заболеванием может отмечаться прилив энергии, повышаться жизненная активность и трудоспособность, но нарушение памяти ведёт к расторможенности, неустойчивости сознания, неспособности сосредоточиться. В такие моменты сознание человека выходит из-под контроля и происходят случаи суицида.

"В такие моменты человек не управляет своими поступками, которые он бы не совершил, если бы проснулся на другой день в своей постели, – подумал Пауль, и на душе стало муторно и больно от воспоминаний, связанных с самоубийствами племянников-братьев. – Если бы знать, о чём они думали в последний момент, когда пускались в полёт с многоэтажек?"

Пауль очнулся от воспоминаний, когда профессор, отложив в сторону бумаги, встал с кресла и начал взад и вперёд ходить по кабинету. Он не обращал внимания на посетителя, был весь во власти своих мыслей и чувств. В какой-то момент, вспомнив о Пауле, сел на стул напротив него и сказал доверительно:

– Я знаком с сыном Ксении Николаем, был у него преподавателем. Он был намного моложе меня. Мы хорошо понимали друг друга. Вместе были на его последней практике в том самом посёлке в тайге, откуда ты сейчас приехал. Его мать, Ксению, уже тогда жители деревни называли шаманкой. Много воды утекло с тех пор. Позже её сын Николай работал несколько лет в Германии, в лаборатории нашего исследовательского института. Но потом женился, уехал к матери. Не хотел её одну оставлять в тайге, а она не представляла себе жизни в городе. Вот и остался он там на время, а получилось, что навсегда. Кое-чему его мать Ксения в тот год, когда мы с ним к ней в тайгу приезжали, нас научила. Опыты проводили на местном материале средствами природной лаборатории. Кое-что сумели установить. Я ведь уже тогда пытался разработать средство, которое могло бы избавить человека от депрессии, от старческой деменции. Причины всех проблем с памятью в психогенных механизмах организма. Мы с Николаем пытались найти причины сдвига функций мозга. Я не знал, как сложилась его дальнейшая судьба, но тогда мы поклялись на крови, что останемся друзьями на всю жизнь. Его мать Ксения пишет мне сейчас, что передала тебе, Пауль, свои знания и способности, которыми обладала. Осталось ввести тебя в штат лаборантов и создать условия для работы над созданием препарата для излечения болезней памяти. Хочу тебя сразу спросить:

– Сможешь ты посвятить жизнь науке? Если нет, то и мне не стоит продолжать изыскания в этом направлении. Я уже не молод. Сам не доведу дело до конца. Так как ты? Что ответишь?

– Я обещал бабушке Ксении довести дело её сына до конца. У меня в этом деле свой интерес. Если откроем тайну болезней памяти, этим вкладом в науку я сохраню свой род, уничтожу заразу, которая его уничтожает. Но это уже моя личная история...

– У меня тоже есть личные мотивы, – ответил ему профессор. – В клинике находится на лечении женщина, которую я давно люблю. Мозг её поражён этой болезнью. Зараза зашла в него глубоко. Начались психические изменения, которые, возможно, уже необратимы. Но я не теряю надежду. Поэтому, мой молодой друг, с сегодняшнего дня, если вы не против, я приму вас сначала лаборантом в лабораторию. Потом подадите документы в университет на заочное отделение по изучению вопросов памяти. Это нужно для науки. Ксения просила создать все условия для признания вас в будущем как учёного в этой области. Ну, что ж? Теперь мы можем и в буфет спуститься. Время обеденное. С ума себя не сводите. В мыслях должен быть порядок. Наша сила в спокойствии и терпении. Маленькими шагами к победе – это мой девиз по жизни. Пусть он будет и вашим девизом.


Глава тридцатая, в которой произошло знакомство Илоны с писателем Артуром на пляже Атлантики

На острове, вдали от повседневной суеты, время как будто остановилось. Илона, наконец-то, поняла, что жизнь состоит не только из рабочих будней и коротких дней отдыха, но и ни с чем не сравнимых мгновений счастья. Это – когда никто тебя не торопит, ничего от тебя никому не нужно, не надо спешить куда-то, кому-то что-то обещать, угождать и даже о чём-то мечтать. Посреди Атлантического океана она получила возможность наслаждаться тем, что отпустила ей судьба, дав месяц свободного времени для приведения в порядок внутреннее состояние души. Здесь, где небо граничит с водами океана, а взгляд не достигает конечной точки горизонта, женщине было достаточно нескольких дней, чтобы понять, как прекрасен мир, который дарован человеку просто так.

Когда-то Илона прочитала слова: "А вы не думайте – наблюдайте. Ум не для того, чтобы думать, но для того, чтобы воспринимать и обрабатывать". Они запомнились. И вот сейчас, находясь на побережье океана в открытом пространстве, она имела время, чтобы наблюдать, да ещё записывать свои наблюдения в дневник жизни. Без этой общей тетради, уже, наверное, двадцатой по счёту, она не представляла себе жизни. Запись наблюдений скрашивала ей время одиночества, вернее сказать, спасало от одиночества среди людей.

В эти летние дни ей почему-то вспоминались и листопады на юге Германии. Когда широкими в ладонь золотыми листьями платана усыпаны улицы города её проживания. Она всегда мечтала попасть в настоящую зиму в России, о чём слышала от матери, которая никак не могла забыть про снегопады. А сейчас, находясь у моря-океана, Илона не могла представить, что этого всего могло бы не быть для неё в реальности: ни этих волн, которые с шумом обрушиваются на берег, ни чаек, кричащих, не переставая, о чём-то своём, ни следов на песке, ни счастливых беззаботных лиц отдыхающих. Она становилась романтиком на берегу этого дышащего и всё понимающего великого водного пространства.

"Такова жизнь, таковы люди. Меняются привычки, взгляды, принципы, не изменяется только стержень, данный человеку от рождения", – записала она в тетрадь очередную фразу, и вдруг услышала незнакомый голос, говорящий на русском, но с приятным иностранным акцентом. В первую минуту не подумала, что слова обращены к ней, и продолжала записывать мысли, рождавшиеся в сознании: "Человек может всю жизнь находиться под влиянием более сильного, он может приспособиться, принять принципы ведомого, изменить и предать себя, но однажды, освободившись от его влияния, остаётся тем, кем был от рождения, таким, каким был изначала задуман Творцом. Изменить его не пытайтесь, это практически невозможно. Человек порой не знает, на что он способен. В минуты отстаивания своего сокровенного он непобедим. В этом его своеобразие и сила. Вдохните в него веру в свои силы, доверие в себя. Вам это окупится сторицею. Будьте внимательны друг к другу, чутки и благородны. Подставьте плечо вовремя, помогите выстоять в этом мире, полном страха и вражды. Всего вам хорошего на пути к Вселенскому Добру и Свету".

Записав эти слова, она оглянулась, поискав глазами среди толпы отдыхающих владельца русской речи. Надо сказать, что русскоязычные, находясь в любой части света, услышав родную речь, знакомятся, общаются так, словно всю жизнь знали друг друга. Она слышала это не раз от матери, когда они находились в поездках в другие страны. Да и своих наблюдений на эту тему было достаточно. И сейчас она отреагировала не на человека, а именно на речь говорящего, тщетно отыскивая его глазами.

Не найдя, вернее, не угадав, кто мог из стольких незнакомых людей говорить по-русски, она погрузилась вновь в свои мысли, но чужой голос опять нарушил её покой. Она оглянулась. Прямо на неё смотрел пожилой мужчина с седой шевелюрой вьющихся волос, с усмешкой наблюдая за растерянным выражением её лица.

– Это я пытаюсь с вами познакомиться, – обратился к ней седовласый. – Не посчитайте это за назойливость. Однажды я слышал, как Вы разговаривали с молодым человеком, наверное, Вашим сыном, на моём родном языке, с того момента я мечтал обратить на себя внимание. И вот такой случай представился. Вы сегодня здесь одна, да ещё в такую погоду. И даже не замечаете, что над океаном сгущаются тучи. Я уж думал, что и меня заметить не захотите.

Илона улыбнулась в ответ на его столь манерную речь.

– Считайте, что знакомство состоялось. Меня зовут Илона.

– А я – Артур. Боюсь, что поговорить нам с Вами уже не удастся, а я не хочу потерять Вас. Давайте обменяемся номерами телефона, посредством которого сможем вести разговоры всегда, когда душа попросит, если это будет необходимо.

Илона не стала лишать надежды этого человека, чем-то напоминавшего ей отца. Она дала ему в руки свой смартфон и предложила внести в него координаты. Потом начала собирать свои вещи, разбросанные вокруг. Артур предложил их донести до отеля. В результате оказалось, что они проживают в одном отеле и даже на одном этаже, только в разных его сторонах.

– И ни разу не встретились? – удивилась Илона.

– Да, нет, мы встречались, только Вы не обращали на меня внимания.

– Теперь уж точно выделю Вас в толпе, – засмеялась Илона. – Вы мне не оставляете другого выбора.

– Я знал, что мы с Вами поймём друг друга. Все русскоязычные – родственные души.

– Согласна с Вами. Да и опыт подсказывает, что Вы правы.

В это время Илона заметила в конце коридора сына Влада и поспешила к нему навстречу. Они встретились около её комнаты. Влад только что пришёл с прогулки по городу и хотел поделиться с матерью впечатлениями. Илона наслаждалась присутствием сына, любила, когда он забегал к ней в номер просто так пообщаться. Она радовалась тому, что видит, слышит его, но всё ещё испытывала чувство вины за то, что по своей воле уехала тогда от него и мужа, желая испытать свободу. Свободу-то получила, а распорядиться ею не смогла. Так и просидела в своей квартире в центре города на юге Германии, который так и остался для неё чужим.

"Изменение места жительства не является средством изменения состояния души. Можно убежать хоть на край света, но так и не обрести счастья", – запишет она сегодня в дневник жизни. Слушая сына, не вникая в его слова, наблюдая за выражением лица, движением тела, она была по-настоящему счастлива. В душе звучали чистые ноты доброго участия и радости от того, что любимый человек – рядом.

Поделившись своими впечатлениями от прогулки по городу, Влад сообщил матери, что пойдёт на пляж, на их привычное место. Она, только что вернувшись оттуда, решила до обеда остаться в комнате, на балконе. Нужно было сделать кое-какие записи, да и одиночество стало частью её самой. Она чувствовала, что должна хоть час, но побыть одна.

После ухода сына, приведя себя в порядок, вышла на балкон и отдалась лучам пронзительного солнца. Оно стало свидетелем её знакомства с человеком, голос которого ей был приятен. В этот момент зазвонил телефон, и она услышала голос Артура, о котором только что подумала.

– Илона, я хочу Вам предложить прогулку по городу. Вот уже неделю, как я здесь, а так и не получилось пройтись по его улицам. Может, составите компанию?

Душа Илоны откликнулась: "Да! Да! Да!". Но она была уже не та девушка, которая мечтала о принце на белом коне и не та женщина, которая в поисках счастья когда-то уехала от мужа с сыном, бросив их на произвол судьбы. Даже её возраст уже нельзя было назвать бальзаковским. Душа Илоны была по-прежнему молодой, и она мечтала лишь о понимании и участии, и всё ещё тосковала по не обретённому раю. Она хотела любить. Илона понимала, что любовь – это Божий дар, что она не вошла в число избранных для этой роли. Она понимала это, но не могла с этим смириться. И вот этот мужской голос, всего лишь зовущий на прогулку по городу… Что ответить на предложение Артура? Имеет она право заводить знакомства вдали от мужа, в неведении сына? Да, душа женщины – потёмки. "Как же быть? Как быть? В конце концов Артур позвал не на свидание, а пригласил на прогулку по городу. Может, где-то посидим в кафе, поговорим, мы же ничего друг о друге не знаем. Он говорил, что человек творческий..."

Внутренний голос продолжал работу. А на другом конце провода терпеливо ждали её решения.

– Артур, я думаю, что до обеда могу отложить мои дела и прогуляться с Вами по городу. Сын только что пришёл оттуда, рассказал много интересного.

– Ну, тогда не будем терять время, через пятнадцать минут я буду ждать Вас внизу, в фойе.

– Хорошо, я постараюсь спуститься вовремя.

Сборы не заняли много времени. Прежде чем закрыть тетрадь с записями и убрать её со стола в тумбочку, Илона на минуту задумалась, а потом сделала ещё одну запись:

"Возраст не играет роли в жизни женщины. Её душа держится на любви. Есть любовь – есть жизнь. Душа не ведёт отсчёта годам. Она молода до тех пор, пока любит, а когда человек, которому она принадлежит, перестаёт чувствовать прикосновение любви, замирает и душа, увядает, засыхает, как те розы, которые стоят сейчас на моём столе. В течение нескольких лет я наблюдаю за кустом алых роз, находящемся во дворе дома. В год его посадки на нём была лишь одна распустившаяся роза, а теперь появляются новые и новые бутоны и цветы. Сама по себе каждая роза возрождает к жизни новую, но той, первой розы, уже никогда не будет… Не может женщина сама в себе умертвить душу. Ведь пока сердце её бьётся, она – живёт".

Рой чувств перекрыл чувство вины, которое то появлялось, то исчезало из сознания. "Ведь надо же такое, ещё греха не совершила, а уже мучаюсь. Значит, душа ещё жива. Видите ли, ей любить захотелось. А не много ли ты захотела, подруга? Давно твоя песенка спета, на покой пора. Да и что, собственно, произошло? Мужчина преклонных лет пригласил погулять по городу. Из-за этого весь сыр-бор?"

Илона взглянула на часы. Прошло тринадцать минут. Посмотрела на своё отражение в зеркале и в два прыжка оказалась у двери. Ноги летели впереди дыхания, отстукивая секунды каблуками. Сознание отключилось. Она запретила себе думать. Ровно в назначенное время оказалась в вестибюле, в котором, сидя в кресле, поджидал её новый знакомый. Илона и лица-то незнакомца точно не запомнила. Приятный голос во время первого знакомства затмил всё. Заметив её, единственный мужчина, находящийся в фойе гостиницы, медленно поднялся с кресла и пошёл ей навстречу. Затем галантно придержал входную дверь отеля, через которую проще было выйти в город, минуя территорию туристической зоны.

Они сразу оказались в другой жизни. Широкая автострада в четыре полосы открылась внешнему зрению. Машины неслись, как по автобану со скоростью не менее ста сорока километров в час. И это в пятнадцати километрах от отеля, глухая стена которого с тёмными матовыми окнами разделяла пространство двух миров. В этом новом мире, увиденном только сейчас, стоял шум и крах, рабочие под палящими лучами солнца меняли какие-то канализационные трубы, серые многоэтажки смотрели на них бесцветными глазами окон и чёрные терриконы вулканических извержений навевали воспоминания о шахтёрских терриконах, увиденных когда-то в Сибири, во время поездки туда с отцом.

Жуткая картина жизни заставила Илону содрогнуться. Она беспомощно взглянула на Артура. Тот понял её состояние. Взял за руку и повёл за собой. Она не знала, куда они идут, ощущение внутреннего диссонанса накрыло с головой.

– Вот она обратная сторона красивой жизни на острове, – сказала Илона. – Я уже мечтаю уйти от этой правды подальше.

– Не торопитесь, Илона. Вы же знаете, мы здесь только гости. Через несколько дней покинем этот остров. А вот местному населению здесь жить...

– Да, я это понимаю. Конечно, проживающие здесь имеют и свои преимущества: прекрасный вид на море, свежий воздух… но как-то уж очень неожиданно увидела обратную сторону медали.

По длинному мосту они перешли на другую сторону этой ужасной дороги, прошли ещё метров триста и обнаружили небольшое кафе с прилегающим к нему магазинчиком. Зашли в него, присели за столик на двоих. Артур заказал две чашечки капучино.

"Да, – подумала Илона, – только глоток кофе может помочь сейчас сохранить душевное равновесие, да ещё этот пожилой человек, который, по-видимому, не ожидал такой эмоциональной реакции с моей стороны. Хотелось, как лучше, получилось, как всегда".

Через несколько минут они уже пили кофе и вели разговор ни о чём, так как ничто существенное не приходило на ум. На экране телевизора бушевали страсти из той, реальной жизни, которая находилась вдали от острова. Перед глазами мелькали лица господина Трампа, леди Клинтон… Предвыборная компания в Америке набирала обороты… Илоне захотелось побыстрее покинуть эту часть острова, уйти и из этого уютного кафе, напомнившего ей ещё раз о том, что существуют другие миры, где люди страдают от природных катастроф, сами разжигают междоусобные войны, уничтожают друг друга из личной прихоти. Она испугалась, что сказка, созданная её воображением, основанная на встрече двух людей, потянувшихся друг к другу по закону вращенья земли, прекратится, не начавшись. А ей так хотелось её сохранить и не только в мыслях, но и в реальности.


Глава тридцать первая о том, как Верена познакомилась с Владом на Канарских островах

Когда Илона вернулась после прогулки в номер гостиницы, её уже ожидало сообщение о том, что подруга Милена с девушкой, по имени Верена, час назад приземлились в аэропорту города Панама. Вчера Илона по просьбе подруги заказала им номер в гостинице, где проживала с сыном. Это было делом нескольких минут. "Здорово, что мы проведём отпуск вместе с Миленой, – подумала тогда Илона. – И эта очаровательная девушка, с которой приедет подруга… Возможно, она тоже скрасит сыну дни, проведённые здесь. Что-то Влад в последнее время заскучал, находясь только в обществе матери".

Неожиданно раздался стук в дверь. Она распахнулась, и Милена, словно вихрь, влетела в комнату. Она повисла на шее Илоны со словами:

– Здравствуй, подруга. Никуда тебе от меня не деться. Я здесь, с тобой, да ещё и не одна. Смотри, кого я привезла. На пороге комнаты стояла девушка, которая смущённо улыбалась, наблюдая за встречей подруг.

– Это Верена, родственница Пауля, – представила её Милена. – Я тебе о ней писала. Её проблема в том, что она не знает немецкого, говорит и понимает только по-русски. Ах, я забыла, ты же тоже понимаешь русский. Надеюсь, как-нибудь все поймём друг друга. А девушка эта – сообразительная.

"Не обращайте на меня внимания, я постараюсь Вам не мешать... ", – сказала Верена неожиданно для обеих подруг по-русски.

Милена, по интонации сказанного, поняла, о чём сказала Верена. И все вместе рассмеялись в ответ на её слова. При этом каждая думала о своём, но мысли их совпадали: "Как она, это милое создание, может помешать нам, женщинам бальзаковского возраста, на побережье океана, в чудном сказочном раю?!"
В комнату вошёл сын Илоны Влад и остолбенел. Уж кого-кого, но он не ожидал в номере матери встретить нежное создание, которое когда-то ему привиделось во сне. Перед Владом стояла девушка, невысокая, русоволосая, похожая на русалку, вышедшую на берег из пены морской.

"Этого быть не может? – промелькнуло в сознании парня. – Счастье само заглянуло ко мне. Такого не бывает?"

Он не мог поверить в реальность происходящего. Нерешительно протянул девушке руку для приветствия. Она ответила мягким тёплым пожатием.

"Значит, не привиделось это живое воплощение красоты, – подумал парень. – Таких девушек я видел на страницах журналов, которые мать, когда-то оставила нам с отцом в квартире, уехав в чужие края". В течение нескольких лет Влад вглядывался в их лица в поисках разгадки семейной тайны.

Илона вывела его из состояния задумчивости:

– Сынок, знакомься, это Верена. Она приехала с моей подругой Миленой и проведёт с нами время отдыха. Надеюсь, ты не против, чтобы они были рядом с нами? – как из тумана донёсся до его сознания голос матери.

– Ма, конечно же, я – не против. Да, и кто в таком случае будет против? Но откуда они появились у нас, на острове в океане? Может, вышли из пены морской? А если также исчезнут, как и появились? Я этого тогда не переживу.

Влад, на удивление матери, оказался галантным джентльменом. Сразу предложил гостям присесть. Затем, распечатав бутылку минеральной воды, разлил в стоящие на столе стаканы, предложил выпить с дороги. Илона с Миленой перекидывались какими-то незначительными фразами, а девушка Верена, так и не сказав ни слова, сидела молча, наблюдая за окружающими.

"Может, девушка – немая?" – подумал Влад и почему-то забеспокоился, засуетился. По лицу пробежала волна смущения. Какая-то нерешительность овладела им, когда он беспомощно взглянул на мать, в глубине души надеясь, что она поймёт его состояние. И – Илона поняла. Определив по выражению лица сына, о чём он подумал, прояснила обстановку:

– Сынок, Верена родилась и прожила всю жизнь в России. Она, к сожалению, не знает немецкого языка. Если у тебя появится желание, помоги ей в этом.

Такого известия Влад не ожидал. Он стоял посреди комнаты словно застывшая мумия. Потом потряс головой, будто хотел проснуться, неуверенно улыбнулся, не решаясь поверить в слова матери.

– Нет, нет, сынок, я тебя не обманываю. Эти два милых создания прилетели к нам сегодня на остров прямо из тайги, с двумя пересадками – в Москве и в Германии.

Вадим почувствовал большое облегчение. Он будто сбросил груз, давящий на сердце.

"Никогда не находился в таком состоянии. Надо же, как прихватило?" – пронеслось в мозгу, а вслух сказал:

– Я не могу в это поверить, но новость звучит завораживающе. А сейчас я предлагаю продолжить наш разговор за обедом. Скажем так, через полчаса я жду вас всех в ресторане нашего отеля. Займу большой столик на всех. До встречи.

Когда Влад ушёл, Верена, немного расслабилась и сказала, смущённо улыбаясь:

– Я кое-что поняла. Меня Пауль научил нескольким словам по-немецки, когда мы жили неделю у бабушки, ну, а потом в дороге уроки продолжались. Я ведь не могу ни минуты молчать. Бабушка Ксения называла меня – "моё радио". Так что и с Владом мы найдём общий язык, я в этом не сомневаюсь.

Тут только Верена поняла, что говорит, как всегда, на русском, но почему-то Илона, подруга матери, её понимает?

Пришла очередь Милене отвечать на немой вопрос в глазах Верены:

– Я забыла сказать тебе, девочка, что Илона знает немного русский язык. Это у неё Пауль брал уроки перед нашей с ним поездкой в Россию.

Подруги взглянули друг на друга – и засмеялись. Вспомнили обе, какой казус произошёл из-за этого и чего он стоил тогда Милене.

Через несколько минут Милена с Вереной отправились в свой номер – приводить себя в порядок. Ведь их будут скоро ожидать в ресторане. Ещё через пару минут Верена, заливаясь соловьём, разглядывала свои наряды, купленные перед поездкой, а Милена наслаждалась в душевой комнате средствами цивилизованного мира. Она никак не могла отойти от дней, проведённых в доме хозяйки Марии в таёжном посёлке.

"Неужели этот кошмар закончился? " – думала она по ночам, просыпаясь в холодном поту. Ей снились низкие узкие комнаты, вспоминались комариные укусы, от которых по нескольку дней не спадала опухоль, невозможно было забыть и старый алюминиевый умывальник во дворе, и утренние пробежки в туалет на холодном ветру. Не только утренние, но и вечерние, и ночные, это уж, как прихватит после первозданной пищи, к которой никак не мог привыкнуть её желудок.

Через полчаса они все вместе уже сидели в ресторане, довольные и умиротворённые. Влад предложил Верене место рядом с собой и, не переставая ухаживать за ней, одновременно показывал предметы и переводил их на немецкий. Новоявленный педагог вступил в свою роль, и она ему нравилась. Владу пришлась по сердцу милая девушка, которая была младше его лет на пять. "Но она же подрастёт когда-нибудь? Я буду всегда рядом, не упущу её из виду. Знаю, что не смогу жить без неё. В этом уже сейчас уверен. Бывает же такое! А ведь до этой встречи не верил в любовь с первого взгляда".


Глава тридцать первая, в которой фрау Перец начинает поиск девочки, которую разлучили с матерью

В два часа ночи Доротею Перец разбудил будильник, стоящий на столе. Она вскочила с постели, в гневе швырнула его в угол комнаты, легла в кровать и с головой закрылась одеялом. Но громкие звуки, раздражающие её мозг, не прекращались. Пришлось ещё раз встать. Отыскала предмет, мешающий ей спать, и чтобы избавиться от столь ненавистного звука, выбросила его в окно, приоткрытое на ночь. Снизу послышался крик, но этого она не слышала. Ей уже чудился шорох в противоположном углу комнаты.

"Наверное, мышь?" – подумала она и запустила в угол комнаты вазой с цветами, которые вчера принёс профессор Замятин.

Лицо женщины исказилось. Она была страшна в своём гневе. В ход пошло всё, что можно было взять в руки: от книги до подноса, который медсестра забыла унести вчера после ужина.

Когда посреди комнаты появилась груда разбитого и уничтоженного, за спиной послышался какой-то очень знакомый голос:

– Уймись! Когда успокоишься?

Это был голос её бабушки, умершей двадцать лет назад.

– Ты что, дитя, разбушевалось? Думай, прежде чем делаешь...

Фрау Перец замерла, вслушиваясь в наступившую тишину. По её лицу пробежали судороги. Как побитая собака, она медленно побрела к кровати и залегла в неё в ожидании других приказаний. Когда очнулась, оказалась на поляне, недалеко от журчащего горного ручья, среди моря трав, цветов и птичьего гомона.

– Каким ветром меня сюда занесло? Что я здесь делаю? – успела подумать она, и вдруг услышала тихий шёпот. Оглянулась, но никого не увидела.

– Не пытайся меня искать. Всё равно не увидишь. Встань на колени и отмаливай грехи. Может, Господь услышит...

Фрау Перец вздрогнула, потом собралась, как в сжатую пружину, и метнулась навстречу голосу. Боль полоснула по сердцу. В ход пошли ветки, камни, она выла, рыдала, куда-то ползла. Потом вдруг какое-то страшное существо перекрыло ей выход из туннеля.

– Сколько ещё мучиться? – крикнула она во мрак ночи.

В ответ услышала:

– Пока не покаешься перед дитём, не найдёшь его и не попросишь прощения. Ты должна сама это сделать, а не перебрасывать грехи на других. Ты – преступница, тебе и отвечать перед силой Всевышней.

От бессилия и гнева фрау Перец заскрежетала зубами и очнулась. Она лежала в палате в своей кровати. С улицы в комнату пробивались тёплые лучи солнца. Неожиданно в поле её зрения попал профессор Замятин. Он внимательно смотрел на неё.

– Доротея, ты сегодня долго не просыпалась. Прости меня, но я, без твоего разрешения, решил провести тебе сеанс гипноза. Позволь задать тебе вопрос: Что ты видела во сне? – спросил он тихо. Его голос действовал на неё успокаивающе.

– А, это ты, Рихард? Я надеюсь, что ты поможешь мне справиться с этими кошмарами. Прости, но я не могу всё вспомнить, – прошептала фрау Перец, напрягая сознание. – Что-то было мучительное. Кто-то родной говорил мне, что я должна сама найти ниточки, ведущие к решению моей проблемы. Рихард, дай мне каких-нибудь успокоительных, я немного отдохну, а потом пойду погуляю по улицам города. Мне есть о чём поразмышлять.

Профессор выполнил её просьбу, дал ей лекарство. Он не стал чинить ей препятствия и разрешил прогулку по городу. "Если что и произойдёт с ней на улице, – подумал Замятин, то её привезут назад в клинику. – Знаю, что если Доротея что и задумала, то выполнит это и без моего разрешения. Кто знает, может, приведут её ноги на место преступления, и оттуда она начнёт разматывать клубок своего греха?"

А вслух сказал: "Ты только не переусердствуй. В твоём положении нужен покой".

Доротея поблагодарила его. Ещё час она провела, лёжа в постели, продумывая ход своих дальнейших действий. Потом быстро привела себя в порядок, позавтракала и отправилась на автобусную остановку. Профессор Замятин наблюдал за ней из окна. Её тонкая фигурка в светло-сером одеянии не привлекала внимания окружающих. Лёгким шагом Доротея направилась в сторону остановки. Шарф, накинутый на плечи, развевался на ветру, и вся она была, словно шагнувшая с облаков, милая, желанная, родная.

"Зачем же я её отпустил? – думал профессор, потирая ладонью грудь с правой стороны. – Что же она со мной делает? Господи, спасибо тебе за то, что ты направил эту женщину ко мне в трудную минуту. Клянусь, я помогу ей, если это будет в моих силах. Прошу, Господи, твоей поддержки. Будь с нами в эти трудные для нас с ней дни".

Фрау Перец знала, что делала. Она направилась сначала к автобусной остановке, находящейся в ста метрах от клиники. Дождавшись автобуса, на котором стояло название нужной ей больницы, без проблем добралась до неё. Долговременная память её не покидала. Она точно знала, где работала в молодости.

Примерно через час женщина в светло-сером одеянии переступила порог больницы и прошла незамеченной в родильное отделение. Всё было здесь, как и раньше. Узкие коридоры, низкие потолки, крики рожениц, которые раздавались из комнат в конце коридора.

"Наверное, сразу две рожают", – подумала она, направляясь в приёмную.
В комнате за столом сидела женщина, которую она уже когда-то видела.
"Да, это же коллега из прошлого. Надо же? – подумала бывшая психиатр Доротея Перец. – Почти два десятилетия прошло, а здесь почти ничто не изменилось. Возможно, что я когда-нибудь исчезну с лица земли, а здесь всё так и останется. Так зачем же мы приходим в этот мир? Чтобы ошибок наделать, а потом всю жизнь разбираться с самим собой? Нет, по-видимому, мы здесь, чтобы получать уроки жизни. А в следующем витке, в новой жизни, получим новые уроки, чтобы иметь право подняться ещё на одну ступень в своём развитии. Или ниже опуститься, чтобы, если и попасть в ад, то получить по делам своим. Нам там и воздастся".

Доротея Перец не стала церемониться с бывшей коллегой и потребовала, чтобы та устроила ей разговор с шефом. Та, узнав в посетительнице бывшего психиатра, махнула рукой в сторону кабинета директора больницы.

Фрау Перец стремительным шагом вошла в комнату. Она была готова сейчас, здесь, исповедаться, рассказать о том, что произошло в этих стенах много лет назад, но, увидев мужчину, сидящего за столом, потеряла дар речи.

"Это же заведующий родильным отделением, толкнувший меня когда-то на путь греха. Он дослужился до поста руководителя клиники? Интересно, за что и кто повысил его в звании?" – подумала фрау Перец, но от неожиданности не смогла сказать ни одного слова.

Он тоже сразу узнал её, психиатра фрау Перец. Ведь в прошлом, много лет назад, она была ему не безразлична. Он сразу отметил, что внешне она почти не изменилась, оставалась такой же привлекательной. В его сознании промелькнуло: "Почему она здесь? Что заставило её сюда прийти? Не на работу же она пришла устраиваться?"

Через несколько минут он уже сам сумел ответить на свои вопросы. С первых слов фрау Перец он понял, что бывшая сотрудница пришла ворошить прошлое.

– Я хочу знать, – начала фрау Перец, тихо, но уверенно, очнувшись от первоначального шока и не скрывая цели своего прихода, – кто тогда усыновил новорожденную девочку? Куда её увезли, и где она сейчас проживает?

Женщина была красива в своём гневе. Глаза сверкали. Руки, не находя покоя, выдавали её волнение, а слова попадали, как стрелы, точно в цель, и она понимала это.

Директор клиники не пытался делать вид, что не понимает, о чём она говорит. Он был врач и понимал её внутреннее состояние. Видно было, что женщина пойдёт на всё, чтобы получить ответы на свои вопросы. Тогда он, сохраняя спокойствие, тихо ответил:

– Фрау Перец, я дам вам возможность изучить документы той новорождённой, а там поступайте, как знаете, только меня в это дело не впутывайте.

Фрау Перец кивнула головой в знак согласия. Через полчаса она уже работала в архиве с документами. Сознание давало ей возможность концентрироваться на читаемом. Её интересовало всё до мелочей. В одном из протоколов увидела запись, сделанную рукой какой-то медсестры: "У девочки на правом плече такое же, как у матери, родимое пятно. Оно напоминает собой кленовый листок в миниатюре". Эта фраза полоснула по сердцу болью. "Как я могла? Как я могла тогда допустить, чтобы их разлучили?"

Фрау Перец почувствовала, что сознание начинает мутиться. Она резко встала из-за стола.

– Сделайте копии документов, – попросила работницу архива.

Не доверяя никому, сама запечатлела камерой все страницы в свой смартфон. Доротея сразу поняла из записей в личном деле девочки, что ей её быстро не найти, так как после усыновления новые родители увезли новорожденную в Россию. Выходя из клиники, она столкнулась ещё с одной свидетельницей того давнего преступления. Это была бывшая медсестра, сыгравшая в ту ночь определённую роль в неприглядной истории. Фрау Перец не сдержалась и крикнула ей в лицо:

– Шестнадцать лет прошло с тех пор, а вы здесь, наверное, по-прежнему зарабатываете путём махинаций? Тёплое гнёздышко вы себе свили. Ни разу не попались на этом? Но я разворошу ваше грязное гнездо!

Бывшая коллега не выдержала её взгляда, резко открыла дверь кабинета шефа и громко захлопнула за собой дверь.

– Жили спокойно, а тут надо же – свидетель нашёлся. Психика у неё видите ли не выдержала... Но ничего, поймёт и она, что не всегда можно сделанное вернуть назад. Пусть разбирается. Всё равно не отыщет концов и успокоится...

– А если не успокоится? – ответил ей директор клиники, любезный и милый Иван Адольфович. – А если не успокоится и копать под нас будет, тогда ей придётся помочь замолчать, и – надолго. Давно уже на нервы действуют такие сентиментальные свидетели давно минувших дней.

Доротея Перец вернулась в тот день в клинику поздно, но, по наблюдениям профессора, какая-то просветлённая. "Ну, что ж, – подумал Замятин, наблюдая за ней, – будем работать дальше. Завтра я проведу ей ещё один сеанс гипноза, чтобы вся накопившаяся нечисть вышла наружу. Как говорят русские: капля точит камень. Быстро такое не проходит. Всему нужно своё время".

На следующий день, проведя новый сеанс гипноза, профессор Замятин долго сидел в раздумье. В ходе сеанса, из слов Доротеи, он понял, что женщина, у которой забрали тогда ребёнка, ей известна и что на теле новорожденной девочки есть примета, по которой можно попытаться отыскать девочку.
 
На столе профессора лежала стопка писем, принесённых секретарём. Он принялся их читать одно за другим, помечая в конце письма, что нужно ответить в каждом отдельном случае. Содержание одного из писем заставило Замятина задуматься. В письме друг по студенческим годам сообщал, что уже несколько лет живёт посреди Атлантического океана на одном из Канарских островов. Им построена там неврологическая клиника. Он просил Замятина приехать к нему, познакомиться с разработками его института. Обоим будет полезно обменяться опытом работы, ведь изыскания и исследования ведутся в похожих направлениях. Да и отдохнуть у моря ещё никому не помешало.

"Дело остаётся за малым, – подумал профессор Замятин, прочитав письмо. – Нужно поговорить с Доротеей. Предложу-ка ей поехать на острова. Женщины все мечтают об этом. Доротея – не исключение. В клинике посреди океана она будет на свежем воздухе под наблюдением специалистов. Ну, а Пауля попрошу сопровождать её в полёте. Он и сам там немного отдохнёт после своих таёжных приключений. А когда вернётся, проведём ещё несколько экспериментов. Я всё подготовлю в его отсутствии. Кажется, у него в тех краях знакомая на отдыхе… А вдруг повезёт – и смогут встретиться? Невероятность неисполнения мною задуманного равняется нулю. Кто знает, может, что-нибудь хорошее из этой затеи и получится?"

Профессор попросил секретаря пригласить к нему Пауля. Тот не заставил себя долго ждать. По виду профессора, который в волнении ходил по комнате, сразу понял, что разговор будет необычным.

– Я прошу тебя, мой молодой друг, совместить приятное с полезным и провести несколько дней посреди океана на одном из Канарских островов, – профессор не заметил, как перешёл в обращении к Паулю на "ты". – Дело в том, что там имеется неврологическая клиника, куда я хочу отправить дорогую мне женщину на отдых. Кто знает, может, это будет лучшее для неё лечение? Хотелось бы в это верить. Тебя же прошу сопровождать её в этом полёте.

Пауль не скрыл от профессора, что рад его предложению.

– Невероятно, – ответил он, – но получается так, что клиника, о которой вы говорите, находится как раз на том острове, где отдыхают мои хорошие знакомые. Он не стал посвящать профессора в свои прежние отношения с Доротеей Перец: "Факт нашего знакомства остался уже в прошлом, – подумал Пауль про себя. – Да, и мои отношения с Доротеей уже наладились на дружеской основе. Она простила меня, посчитав за мальчишество то, как я поступил с ней, расставаясь".

Доротея Перец, узнав, что профессор предлагает ей поехать отдыхать на остров и что Илона находится на том же острове посреди Атлантического океана, сразу согласилась на поездку. Её здоровью, как ей казалось, уже ничто не могло угрожать. Она молча приняла весть и о том, что Пауль будет сопровождать её в этой поездке. Женщины не прощают предательства, но у неё теперь был Рихард Замятин. Она надеялась, что он найдёт средство для её выздоровления, что они оба найдут его. Отношение Пауля к ней в прошлом теперь уже не имело для неё никакого значения.



Глава тридцать вторая о перелёте фрау Перец в сопровождении Пауля на Канарский остров

Подготовка к поездке заняла немного времени. Через день билеты были на руках, чемоданы упакованы. Такси подъехало к воротам клиники и вовремя доставило Пауля с Доротеей в аэропорт города Базель в Швейцарии. Оттуда было быстрее долететь до желаемого пункта назначения. Через четыре часа они уже сошли с трапа самолёта на острове, пересели в присланную за ними из клиники машину, а ещё через час осматривали свои номера, радуясь предстоящему отдыху.

У Пауля была в распоряжении одна неделя. С утра он занимался работой в клинике, а вечера посвящал Милене. Он бы с удовольствием проводил время и с Вереной, но у девушки оказался кавалер, сын Илоны Влад, который не мог расстаться с ней ни на минуту.

Илона навестила Доротею в клинике на второй же день. Им было о чём рассказать друг другу.

– Дорогая Илона, тебя просто не узнать! – воскликнула она при первой встрече. – Не пугайся! Ты изменилась в лучшую сторону. Похудела, прекрасно выглядишь. Неужели морской воздух так омолаживает?
 
– Хорошо, что и ты приехала. Нам с Миленой будет повеселее, хотя здесь не заскучаешь. Не перестаю удивляться, сколько приятных неожиданностей произошло с нами всеми за такое короткое время.

С этого дня подруги виделись друг с другом каждый день. По утрам у Доротеи были процедуры в клинике, но ближе к вечеру они встречались на пляже, невдалеке от клиники. В воскресенье, по предложению Пауля, устроили что-то, вроде, пикника на пляже под открытым небом среди ясного дня. В программе было купание, загорание и разговоры обо всём и ни о чём.

Доротея поддержала эту идею, но не решалась заходить в море-океан. Она оставалась на берегу под огромным зонтом и поджидала друзей, выходящих почти всегда вместе из пены морской. В какой-то момент Милена с Вереной пришли на берег немного раньше других и опустились на песок недалеко от лежака Доротеи, сев к Доротее спиной, а лицом – навстречу солнцу. Доротея, находясь в мыслях о той новорожденной девочке из прошлого, о ней она думала всегда и везде, пыталась всё это время не оставаться с Миленой наедине. Та чувствовала это, и, в свою очередь, не могла понять настороженного отношения фрау Перец к себе. Сейчас на пляже взгляд Доротеи задержался на плече Милены, а затем остановился на плече Верены. То ли листок клёна прилип к коже девушки, то ли тина морская нарисовала узор на её правом плече. Она потянулась к ней всем телом, чтобы разглядеть её плечо вблизи, но, сделав неосторожное движение, упала с лежанки. К удивлению подруг, это её не расстроило, а наоборот, она рассмеялась непривычно громко, с нотками радости в голосе. Милена взглянула на неё исподлобья, не понимая причины веселья. Потом отвернулась, дав время успокоиться. Но Доротея неожиданно начала гоняться по песку за Вереной, пытаясь заглянуть ей через плечо. В это время к ним подошли Пауль с Илоной. Между подругами завязался какой-то незначительный разговор, потом они собрали с лежанок свои вещи и отправились в сторону гостиницы. Доротея внезапно остановилась и движением руки приостановила уход Пауля. Он ни разу не видел её в таком возбуждённом состоянии. Он боялся её возможного приступа после столь радостной волны возбуждения.

К его удивлению, женщина присела на лежанку, рукой указала на место рядом. Видно было, что она немного успокоилась, но глаза выдавали волнение. В установившейся тишине внезапно прозвучали её слова:

– Пауль, не удивляйся тому, что я тебе скажу, – начала она, как будто исподволь. – Понимаешь, получается, что Верена дочь Милены.

– О чём ты говоришь, Доротея? – спросил Пауль спокойно, боясь новой волны возбуждения с её стороны.

– Не мне у тебя спрашивать, Пауль, ты же знаешь, что у Милены на правом плече родимое пятно, напоминающее кленовый листок?

– Доротея, я бы не хотел с тобой обсуждать эту тему, – вспыхнул Пауль.

– Не заводись! Наши с тобой отношения в прошлом. Я хочу тебе сказать другое...

Пауль прервал Доротею:

– Прости, но у меня нет никакого желания с тобой говорить о личном.

– Ну, что же ты такой нетерпеливый. Опять ведёшь себя как мальчишка. Я бы не стала продолжать наш разговор, если бы сегодня не увидела такое же родимое пятно на плече Верены. Что ты знаешь о прошлом этой девушки?

Павел глубоко задумался, потом начал медленно вслух вспоминать, что рассказала ему бабушка Ксения о родителях Верены:

– Её отец Николай, сын Ксении, был учёным, учеником профессора Рихарда Замятина. Он женился в Германии на медицинской сестре Изольде, когда несколько лет работал там в клинике. После женитьбы уехал с ней к матери в Сибирь.

– Ты не знаешь, были у него в браке дети?

– Бабушка Ксения сказала, что, когда сын с женой к ней приехали, внучке было два года.
 
Пауль замолчал. Потом глубоко вздохнул и сказал задумчиво:

– Я бы этого никому не рассказал, но раз ты сегодня увидела одинаковое родимое пятно, столь редкое и находящееся у обеих на одном и том же месте, я тоже задумался над этим и вспомнил ещё кое-что. Ты можешь не поверить мне, но бабушка Ксения поделилась со мной тем фактом, что в Верене нет той силы врачевания, которая есть в ней. Дважды она проверила это. "Шаманка" пришла к выводу, что Верена не близка ей по крови. А потом она увидела сон, в котором сын Николай подтвердил факт, что они усыновили Верену.

– Такого совпадения не бывает, – прервала его Доротея. – Вероятность того, что Верена – дочь Милены большая, а что Милена – не мать Верены, равняется нулю. Извини, Пауль, я хочу побыть сейчас немного одна. Мне нужно отдохнуть, а вечером мы ещё поговорим об этом. Может быть, все вместе поговорим.

Доротея Перец поделилась с Паулем своей догадкой, но не рассказала, что знакома с архивными документами, в которых чёрным по белому написано, что у новорождённой девочки такое же родимое пятно, как у матери, и что Доротея знает наверняка, что Милена та женщина, ребёнка которой усыновили другие родители. Доротея Перец не могла себя пересилить и рассказать всю правду Паулю. Тем более, что он был в начале разговора не в настроении. Была и ещё одна причина, почему она оттягивала признание. Доротея страшно боялась, что все отвернутся от неё, а этого она не хотела. "Жаль, что Рихарда Замятина нет рядом. Он бы подсказал, как выйти из создавшейся ситуации".

Пауль оставил Доротею Перец, по её просьбе, одну на пляже.

– Раз уж ей так хочется именно здесь, на фоне бушующих волн, переосмыслить создавшуюся ситуацию, пусть подумает.

Тревожные ощущения не отпускали Доротею:

"Как я признаюсь? Как я им всем в глаза смотреть буду? – ощущение несчастья заставляло снова и снова прокручивать в памяти события той давнишней ночи.

 – Проплывусь-ка я вон до того маяка. Может, шум волн заглушит боль сердца?

Доротея быстрым шагом пошла по песку навстречу волнам. Её окатывало пеной морского прибоя. Волны накатывали с всё возрастающей силой и влекли   за собой всё дальше и дальше от берега. Потом она оттолкнулась ногами от прочной почвы песочного дна и со всего размаха вплыла в набежавшую волну. Её накрыло волной. Она успела ещё вскрикнуть, но океан поглотил тело женщины.
 
Со сторожевой будки видели фигурку женщины, будто идущую по волнам. Пока добежали до лодки, оттолкнули её от берега, поплыли в направлении фигурки, она уже исчезла из поля зрения.

– Может, выплывет ещё где-нибудь на берег? Может, в другом месте? – с надеждой думали спасатели.

Друзья, Илона, Пауль и Милена, встретились в фойе клиники, наделав достаточно шуму. Всем стало как-то неловко, когда пробегавшая мимо медсестра, приставила палец к губам. Влад с Вереной исчезли в темноте ночи. У них были свои планы на ещё только начавшийся для них вечер. Пауль оповестил женщин, что Доротея Перец решила ненадолго остаться на берегу одна и предложил довезти на машине подруг до отеля. Они не отказались.


Глава тридцать третья о пропаже фрау Перец в волнах Атлантического океана

О Доротее вспомнили лишь на следующее утро. Позвонили в полицию. Узнали о случае, произошедшем вечером на берегу океана. Приехавшие туда полицейские, на основе рассказа спасателей, ещё вечером составили протокол. В полиции решили подождать заявления об исчезновении человека, женщины… И вот – утренний звонок Пауля о пропаже Доротеи Перец. Его звонок не прояснил ситуацию, но теперь полицейские знали, кем могла быть та женщина, которая исчезла вечером в волнах безбрежного океана.

Встревоженный Пауль поставил на ноги половину курортного городка, но поиски фрау Перец ничего не дали. Он позвонил профессору Замятину в Германию, сообщил о случившемся. Тот ответил, что срочно вылетает на остров. Но это уже ничего не могло изменить. Оставалось ждать профессора и решать, что делать дальше?

Отпуск Илоны с сыном уже подходил к концу. Вальдемара, отца и мужа, они так и не дождались. Оказалось, что последние рабочие дни привели к перенапряжению его нервной системы, и он попал в больницу. Вальдемар не хотел портить отпуск жене и сыну и сколько мог оттягивал решение – сообщить им о состоянии своего здоровья. Когда уже все возможные сроки его появления на острове прошли, Илона с Владом получили сообщение из больницы, что отец находится там. Ему стало хуже, ни о какой поездке на острова не могло быть и речи.

Начались сборы домой. Влад с Вереной провели последнюю ночь у океана. Прощаясь, они поклялись друг другу непременно встретиться в ближайшее время. Утром Илона и Влад покинули остров. Они летели к отцу и мужу, но не знали, что их там ожидает, поэтому лица их были сосредоточены. Ничего не осталось от прекрасно проведённых дней. Всё было покрыто мраком недосказанности и непонимания того, как так нелепо всё могло произойти: Почему Доротея оказалась в океане? Кто её туда зазвал? Почему так закончился её отдых на острове, да и вся её короткая жизнь?

Когда ночная мгла упала на землю, Пауль с Миленой, обнявшись, сидели на балконе в надежде, что что-то ещё произойдёт в этот вечер, что принесёт им обоим внутреннее успокоение. Они слышали щебетанье канареек, молча наблюдали за зелёными попугайчиками, которые, как по команде, перескакивали с ветки на ветку. Всё это уже не доставляло им удовольствия, как прежде. Внезапно Милене стало плохо: закружилась голова, и она потеряла сознание. Паулю уже были знакомы такие её внезапные обмороки. У него был с собой нитроглицерин. Не дожидаясь, пока таблетка окажет нужное действие, Пауль взял её на руки и занёс в одну из палат клиники. Милена очнулась, но сначала не могла понять, где находится. Пауль просидел до утра у её изголовья. "Так грустно закончился наш отдых на берегу Атлантического океана, – думал Пауль. – Не так я себе это представлял".

К середине следующего дня профессор Замятин уже был на острове. Первое, что он сделал, это заехал в полицейский участок. Там, к сожалению, не получил никаких дополнительных сведений к тому, о чём сообщил ему Пауль по телефону. В клинике он пригласил Пауля в один из пустующих кабинетов и попросил подробно рассказать о действиях, предпринятых членами группы по розыску Доротеи. Когда Пауль дошёл до того места, как Доротея Перец поделилась с ним своим наблюдением относительно одинаковых родимых пятен на плечах Милены и Верены, профессор понял всё. Он остановил рассказчика, предложив ему рюмку коньяка. Себе налил тоже, хотя давно уже не употреблял алкоголь. Они выпили, по-мужски помянув Доротею, а потом профессор Замятин поделился с Паулем тем, что знал из рассказа Доротеи Перец о ребёнке, которого когда-то усыновила бывшая медсестра родильного дома. Так Пауль узнал историю рождения дочери Милены, которой могла быть Верена. Узнал он и о том, какую неблаговидную роль в этой истории сыграл её родной отец, Дитрих Перец. Пауль понял и состояние Доротеи, которая не могла сознаться в своём преступлении Милене и Верене, и предпочла, вероятно, другой путь – уйти из жизни, не попросив у них прощения.

– Жуткая история, – сказал вслух профессор. – Она ещё не доведена до конца. Кто-то должен взять на себя роль священника, или рассказчика, или судьи.

– Я тоже так думаю, – ответил Пауль, выходя из задумчивости. – Да и нам это дело просто так оставлять нельзя.

Мужчины решили не сообщать тайну Доротеи Перец ни блюстителям порядка, ни женщинам, которые пока ни о чём не догадывались. Оба в один голос высказали мысль о том, что нужно взять ДНК у Милены и Верены, прежде чем ставить их перед фактом родства. Женщины бы, наверное, разрешили эту ситуацию по-другому, но уже достаточно было решений женщин. Мужчины тоже должны были внести свою лепту в происходящее.

В последний вечер пребывания на острове никто из них не заметил незнакомца, стоявшего на городской остановке. Он был высокий, худой, черноволосый. Цвет кожи выдавал представителя южной национальности. На одной руке была татуировка: имя женщины по имени Надежда. В руках он держал сумку, большую и увесистую. По-видимому, уезжал из этих мест, хотя никто его не видел прежде. Нигде он себя не проявил: не был ни в барах, ни на дискотеке, никто не видел его и на приёме у врача. Может, о нём бы никто и не вспомнил, если бы не камеры наблюдений, которые запечатлели моменты, в которые он наблюдал за фигурами друзей на пляже. Да и около клиники, и в столовой… Эти снимки будут переданы полицией острова Гран-Канария немецким органам безопасности, когда их представители приедут на остров с целью расследования причин смерти женщины на территории иностранного государства. Фотографии мужчины будут разосланы по всем странам и континентам, но особая просьба будет со стороны Канорской полиции к органам безопасности Фрейбурга: ознакомиться с кадрами и постараться установить личность этого человека.

На следующий день после завтрака немецкая группа покинули остров. В самолёте Пауль сидел рядом с профессором Замятиным. Они перебрасывались ничего не значащими фразами. А Милена с Вереной сидели в креслах напротив. Мужчины наблюдали за ними: их лицами, действиями. Теперь только Пауль понял, какой он был дурак, когда не увидел разительного сходства между этими двумя женщинами. Да, Верена была младше Милены на шестнадцать лет, но это ни о чём не говорило. Они выглядели как сёстры, которых разлучили на время, а потом соединили. Тут и исследование ДНК не нужно, всё и так сходится, но решили всё же эту процедуру провести, чтобы ни у кого не появилось сомнений в их родстве ни сейчас, ни позже. А профессор Замятин задумал ещё с участием полиции проверить работу родильного отделения городской больницы, куда ездила Доротея Перец в один из последних дней перед отъездом на Канарские острова.

Через четыре часа самолёт приземлился в аэропорту Франкфурта-на-Майне. Здесь их встретил личный шофёр Замятина. Ещё через два часа они уже подъезжали к дому, где проживали Пауль и Верена. Милену тоже, по её просьбе, отвезли домой. Приключений на её голову было достаточно. Женщина понимала, что многое ожидает её в ближайшие дни, но сегодня она хотела побыть одна, зарыться в свою белоснежную постель и больше ни о чём не думать и никого не видеть.


Глава тридцать четвёртая о том, что Илона и Влад остались без жизненной опоры

– Пап, ты как себя чувствуешь?

– Да ничего, сынок. Немного получше.

– Мама волнуется. Сегодня должен приехать профессор Замятин. Он светило в медицине. Врачи ждут его. Так что, держись, отец. Не всё ещё потеряно.

– Да, я держусь. Единственно, что себе простить не могу, что был в семье солдафоном, по крайней мере, по отношению к твоей матери. Таким научила быть жизнь. Слабаки в ней не выживали.

– Пап, мама тоже это сейчас хорошо понимает. Она тогда была очень впечатлительна. Сам понимаешь из отцовского дома в другую среду перейти. Но, о чём ты сейчас говоришь? Ведь всё уже в прошлом. Теперь, когда мы все многое поняли, только жить начинать.

– Да, да, конечно, сынок. Я хочу только сказать, что мать не потянет вас обоих. Мужиком тебе становиться пора. Переложи часть её забот на свои плечи.
Глаза отца закрылись. Потом он вздохнул настолько глубоко, насколько смог, и выдохнул. Влад не видел, но почувствовал, как что-то бесцветное пролетело по комнате и проскользнуло через приоткрытое окно в пространство. Он не понимал, что происходит. Несколько минут в ужасе смотрел на бездыханное тело отца. Потом почти в беспамятстве нажал на красную кнопку вызова персонала. Завыла сирена. Влад выскочил из комнаты, вжался в одну из противоположных стен коридора и завыл, закричал громко:

– Так не бывает! Отец только что говорил, смотрел на меня, просил не оставлять мать...

В этот день Влад осознал, что жизнь не вечна. Он, конечно, не был ребёнком и знал, что бессмертие учёными ещё не открыто, но только сейчас понял, что это значит, когда выносят из комнаты тело дорогого человека, и его невозможно вернуть к жизни.

"Никогда он больше не возьмёт мою руку в свою, никогда не заглянет в глаза, никогда не спросит: "Сынок, у тебя всё в порядке?" Внутренняя боль разрывала сердце. Влад не хотел больше жить. – А мать? Как же она останется одна? Отец просил не оставлять её одну…"

В этот день Влад повзрослел в одночасье. Сразу оповестили мать. Приехал и профессор Замятин с Вереной, которая очень хотела быть с Владом в трудные для него минуты. Но ничего уже нельзя было изменить или исправить. Через несколько дней состоялись похороны. Влад находился среди людей, которые ему о чём-то говорили, что-то спрашивали, но он ничего не слышал. Илона была рядом с сыном, но должна была заниматься организацией похорон. "Хорошо, что Верена приехала, – думала она. – Девушка поможет ему выстоять. Она – сильная, не зря воспитывалась в глубинке".

Позже, по вечерам, когда Илона оставалась одна в спальне, ей приходили мысли о том, что жизнь промелькнула, как в короткометражном фильме, героем которого ей пришлось оказаться. "Всю жизнь мечтала о свободе: о свободе от всех, кто заставляет принимать решения… А, может быть, и заставляли, потому что сама не могла их принимать? Проще всего было бросить мужа, да и сына в придачу, уехать в другой город, жить среди чужих людей, получая крохи счастливых мгновений с чужого стола. Как-то быстро всё произошло. Пустота. Никого рядом. Никому не нужна. Как же я так? Неужели молодость надолго растянулась, и я не ощутила, что старость не за горами? Или ощутила, поняла, приехала к мужу, а всё ещё думала только о себе. На море видите ли меня потянуло. А он уже знал, что болен. И отправил нас подальше, чтобы не видели его страданий. О нас думал. А мы о нём? Хоть бы почаще звонила ему оттуда, наслаждаясь морским воздухом?"

– Мам, – услышала он голос Влада, – отец просил, чтобы я заботился о тебе. Положись на меня. Я вырос. Какими глупыми мы бываем. Нам кажется, что жизнь без границ. И, наверное, это хорошо, что так кажется, но тех, кто уходит так, как ушёл наш отец, не вернуть обратно. Я это только сегодня понял.
Влад присел на кровать к матери. Она обняла его, большого, ершистого, ею рождённого. И он заплакал навзрыд. Илона гладила его по плечам, вытирала слёзы рукой с лица.

– Сынок, слезами горю не поможешь. Отец останется в нашей памяти. Он сейчас видит нас. Его душа рядом. Он рад, что воспитал такого сына, как ты. Будем идти по жизни рядом.

В эту минуту в комнату заглянула Верена.

– А вот вы где? Бабушка в таких случаях говорила: "Когда уходит хороший человек, Бог принимает его в своих комнатах. Они приготовлены им для нас всех. Он принимает к себе только светлые души. Ваш отец и муж был таким. Не плачьте, а радуйтесь. Его душа скоро поднимется к Отцу Всевышнему. Всё будет хорошо. В эту минуту яркий луч солнца проник в комнату, и всё в ней осветилось.

– Вот видите, Боженька ответил на мои слова. Посмотрите за окно, природа преобразилась. Всё осветилось вокруг. "Уныние – это грех", – говорит бабушка. Не погружайтесь в него. Судьбу свою нужно принимать с поднятой головой.

Через несколько минут они втроём уже сидели в столовой. Пили чай из кружек, приобретённых отцом, и думали каждый о своём. А подумать им было о чём. Как-то нужно было строить жизнь дальше. Илона приняла решение вернуться в город Фрейбург на юг Германии. Там у неё, по крайней мере, была работа. Влад решил перевестись на последний курс университета в городе, где проживает мать и где живёт его любимая Верена. Ну, а Верена? Конечно же, она хотела быть рядом с Владом. Для неё там, во Фрейбурге, Пауль уже подготовил место ассистента в лаборатории у профессора Замятина. Для начала он поможет ей подтвердить российское среднее образование, а там видно будет.

"Так, по мнению Пауля, будет лучше для меня – смогу совмещать теорию с практикой, – поделилась она с Владом своими мыслями. – Я многому научилась у бабушки Ксении. А та давно мечтала, что буду помощницей Паулю. За большое дело он взялся. Надо ему помочь, надо быть рядом, хотя бы на первых порах".


Глава тридцать пятая об открытии препарата для лечения амнезии

Ещё находясь в Берлине, профессор Замятин связался с органами безопасности страны. Они уже были в курсе событий, развернувшихся на одном из островов в Атлантическом океане. Профессор понимал, что в этом деле нужны профессионалы, они разберутся, на то и специалисты. Тем более, что поиски мужчины, подозреваемого в убийстве фрау Перец, уже начались в международном масштабе.
 
Вернувшись из Берлина во Фрейбург, Замятин подал заявление в органы городского здравоохранения с просьбой направить проверку в родильное отделение больницы, в которой когда-то работала его любимая Доротея. Нужно было спешить, пока туда не дошли слухи о событиях на острове, и о том, что развернулись поиски преступника в международном масштабе.

Комиссия, направленная городским отделом здравоохранения в родильный дом, изучила архивные документы за десять последних лет. Выявила несколько случаев, когда дети, рождённые здоровыми, были усыновлены другими родителями. Обнаружили они там и врача Надежду с той же татуировкой, какая была на руке предполагаемого преступника. Отыскалась и та самая папка с документами, которую перед отъездом на море изучала Доротея Перец. Там чёрным по белому было написано, что у новорожденной девочки на правом плече, такое же родимое пятно в виде кленового листка в миниатюре, какое и у её мамы по имени Милена. Девочка родилась здоровой, а мать отказалась от дочери сразу после её рождения. К документам было приложено заявление матери с подписью Милены.

– Над этим документом, – сказали профессору, – придётся ещё поработать экспертам, так как подпись матери вызывает у нас сомнение.

У Замятина письмо матери новорожденной вызывало не только сомнение, но и возмущение. После возвращения из Берлина, он прежде всего ознакомился с почтой. В одном из конвертов лежал результат анализа ДНК. Сравнение показало, что на 99,9 процентов Милена и Верена – мать и дочь. Оставалось сообщить об этом Милене. Эту часть задачи профессор переложил на плечи Пауля. Он позвонил ему сразу, как только узнал о результатах:

– Найди подходящий момент и сообщи Милене эту добрую для неё весть. Ну, а с Вереной решай сам, как и где ей сообщить кто её мать, или предоставь Милене возможность самой сказать об этом дочери.

– Да, задача не из лёгких, через столько лет узнать, что дочь жива. Психика не каждого может это выдержать. Но я попробую смягчить удар, хоть он и замешан на счастливых мгновениях, но здесь действовать нужно не с плеча, а осторожно.

– Поэтому я тебе эту часть задачи и доверяю. Мне ещё дел хватит по вопросу поимки подозреваемого в смерти Доротеи. Надо же такому случиться. Никак не могу поверить в этот несчастный случай. Что-то тут не так. Я этого дела так просто не оставлю.

Пауль отметил про себя, что профессор за последнее время значительно сдал. Лицо покрылось сетью морщин.

"Да, горе не красит, – вспоминалась Паулю русская пословица, которую часто повторяла мать, глядя на себя в зеркало. – По-видимому профессор очень любил Доротею. Он поседел и постарел, хотя держится молодцом. Можно ему посочувствовать, но и позавидовать тому, как он держится. Не каждый на такое способен".

Профессор Замятин вернулся из поездки в Берлин в субботу, но в воскресенье он уже появился в клинике, так как не мог сидеть дома, понимая, что сейчас каждая минута дорога. Пауль был, как всегда, в лаборатории. Он почти поселился в ней. Засыпал на одном из диванов в кабинете, когда уже не было сил думать и действовать дальше. Он знал, что муж Илоны скоропостижно ушёл из жизни. Хотел помочь разделить горе, но кто-то должен был остаться в клинике. В эти дни Пауль не терял времени даром. Растительное средство для борьбы с болезнью мужа Илоны было найдено, но пока они не имели право испытывать его действие на больных: разрешение на это ещё не было получено. "Если идти обычным путём внедрения открытия в практику, то на это понадобится не менее пяти лет. Сколько же жизней ещё унесёт за это время коварный недуг?! Что-то нужно предпринимать? Но что? Профессор Замятин говорил о группе пациентов, которых невозможно спасти консервативными методами. Учёные частично научились останавливать развитие болезни, но вот уничтожить врага, который разрушает организм, пока не могут".

В кабинет вбежала возбуждённая Верена. После её поездки в Берлин, Пауль видел её впервые. "Она повзрослела, – подумал он, – вероятно, события последнего времени тому причина. Не узнать в ней уже ту девчушку, которая вела меня к бабушке Ксении таёжными тропами".
 
Пауль подумал, что Верена пришла, чтобы просто с ним увидеться после возвращения из Берлина, но из её слов понял, что у неё совсем другие намерения.
 
– Пауль, помнишь, бабушка говорила о жизнетворном растении, с помощью которого можно восстановить память? Если его смешать в определённых пропорциях ещё с двумя, которые мы привезли из тайги, то получится сыворотка. Она снимет боль и поможет размножению здоровых клеток. Бабушка Ксения приснилась мне сегодня. Она просила передать тебе, чтобы ты поторопился. Как сейчас всё помню, что она мне сказала. Вон в той сумке у тебя травка радости, а в этой папке – средство от печали.
 
Пауль схватился за голову. В это мгновение он тоже вспомнил свой сон в избушке, когда очнулся, и ту формулу, которую видел во сне. Бросился к бумагам, которые привёз из тайги. Начал лихорадочно перебирать их, каждую бумажку. И – вдруг застыл с одной из них в руках.

– Формула! Ну, конечно, это та самая формула. Что бы я мог без тебя делать, моя дорогая Верена? Пойдём в лабораторию. Надо торопиться.

Когда они с головой ушли в исследование растений, в дверь стремительно вошёл профессор Замятин. Улыбнулся Верене своей вымученной улыбкой, потом заглянул через плечо Паулю и – замер. К составлению формулы, над которой колдовали его лаборанты, он продвигался шаг за шагом в течение десятилетий. Доротея Перец помогла ему продвинуться в этом направлении формулой, которую она увидела во сне. А теперь, увидев дополнение к ней на клочке бумаги, который держал в руках Пауль, он сразу понял свою ошибку, недочёт, недоработку. Его не надо было упрашивать продолжить работу над препаратом, восстанавливающим память, он, сразу, облачившись в халат, присоединился к ним. "Да, мои дорогие! – сказал он более торжественно и проникновенно, чем всегда. – Мы на правильном пути. Пауль, скорее... Дай мне бумагу, карандаш… Нет, сначала открой компьютерную программу…".

Профессор начал вносить в неё данные, которые выходили из-под руки Пауля. "Итак, остаётся только закрепить твои мысли, Пауль. Верена, что там ещё говорила бабушка Ксения?" Трудно поверить, но все трое настолько были погружены в совместную работу, что не выходили из комнаты в течение трёх дней, если только на несколько минут по чрезвычайной нужде. Телефоны были отключены, двери закрыты. Пауль записывал всё, что приходило в голову, не останавливаясь, как пишущая машина. Почему-то карандашом, так у него получалось лучше. Профессор Замятин переносил его записи в компьютер на язык цифр и формул. Верена успевала в короткие минуты паузы сообщать этим двум великовозрастным мужчинам: "А бабушка Ксения говорила, что…" И работа слаженного коллектива продолжалась. Творческий процесс невозможно было остановить. Каждый из троих знал, если остановишься, не сможешь продолжить, мысль прервётся, тогда жди вдохновения годами. А придёт ли оно потом? Не рассердится ли "шаманка" или Тот, кто за ним стоит?

На четвёртый день карандаш в руке Пауля остановил свой бег. Верена не произносила больше ни слова. Профессор замер около своего детища – компьютера.

Потом оторвался от записей и сказал неожиданно спокойно:

– Ну, что ж, ребятки, мы сделали всё, что могли, а сейчас – пауза. Нужно подкрепиться, выспаться, набраться новых сил.

В молчании прошли в столовую. Если бы кто-нибудь за ними наблюдал, то понял бы, что они думают не о хлебе насущном. Каждый был ещё поглощён своими мыслями. Вдруг ложка выпала из рук профессора:

– Ну, всё, теперь спать… Я устроюсь в кабинете.
 
Верена с Паулем прошли в комнату для гостей, которая в это время пустовала. Верена заснула первая. Пауль ещё немного поразмышлял, и через полчаса уже раздавалось и его ровное дыхание, освобождённое от злободневных мыслей.

Работа над препаратом продолжалась. Она была перенесена в основную лабораторию университета. Открытие было совершено. Оставалось его оформить документально, составить план проведения мероприятий по изучению, развитию и внедрению в практику, и ещё много всего другого необходимо было сделать, чтобы об открытии узнал научный мир.


Глава тридцать шестая, в которой Верена узнаёт правду об отце

Теперь у Пауля появилось время и для других не менее важных дел. Одним из них был разговор с Миленой и Вереной о том, чего они ещё не знали. Для этого Пауль выбрал один из дней, когда ничто и никто не мог им помешать. Вечером, когда они втроём расположились в уютных креслах у камина, Пауль попросил женщин прежде всего не волноваться, так как их ожидает важное сообщение. Милена с Вереной удивлённо взглянули на него. В их взглядах Пауль прочёл безмолвный вопрос: "Что ещё могло произойти, чего они ещё не знают?"

– Милые мои, вы мне обе очень дороги. Сядьте поудобнее. Вы сейчас услышите   удивительно-радостную новость, касающуюся вас обеих. Сразу предупреждаю, что то, о чём я вам сообщу, – сведения проверенные. Сомневаться в них не следует. Всё установлено через свидетельства очевидцев, лабораторные исследования и анализ.

Милена не видела Пауля ещё ни разу таким взволнованным. Она не могла понять причину столь высокого возбуждения и предложила ему выпить стакан воды и прежде всего успокоиться. Верена, в свою очередь, удивлённо вскинула брови и замерла в ожидании новостей, которые, по всей видимости, их не обрадуют. Пауль не мог себе даже представить, что так трудно будет для него рассказать им правду, но больше молчать не мог. Он вскочил с кресла, прошёлся по комнате туда и обратно и через минуту, остановившись напротив Милены, заговорил:

– Дорогая, помнишь, ты рассказывала мне, что, когда-то при родах у тебя умерла дочка. Ты узнала об этом от мужа Дитера. Это подтвердили врачи и санитарки.

Пауль взглянул на Милену. Краска покинула её лицо. Женщина, не выдержав напряжения, вскочила с кресла со словами:

– Зачем ты напоминаешь мне об этом? Ты что издеваешься надо мной? Прошло шестнадцать лет. Шестнадцать лет. А причём здесь Верена? Зачем ты вмешиваешь её в эту трагическую историю?

– Сядь. Успокойся, дорогая Милена. Твой муж подкупил тогда медицинский персонал клиники и устроил всё так, чтобы ты не увидела живой свою дочь, родившуюся совершенно здоровым ребёнком. Твоя дочь тогда не умерла. Ты была усыплена большой дозой снотворного и проспала несколько дней подряд. Твою дочь хотели отдать в дом малютки, но нашлась одна медсестра, по имени Изольда, которая пожалела девочку и удочерила её. Она рассчиталась с работы и ухаживала за ребёнком дома. У Изольды был любимый, по имени Николай, который работал врачом у профессора Замятина. Вскоре они поженились, и Николай удочерил девочку. А когда время его контракта в клинике закончилось, он с Изольдой и дочерью вернулся домой в Россию, в сибирские края, где вскоре погиб вместе с женой в тайге. Девочка осталась у его матери, Ксении, которая воспитала её.

Теперь уже Верена вскочила с кресла, не отрывая глаз от Пауля. А Милена опустилась в своё кресло, так как ноги подкосились от этого неожиданного известия. Потом они перевели взгляды друг на друга.

– Да, мои хорошие, Вы не ошиблись. Верена – та девочка. Это – твоя дочь, Милена. Сомнений быть не может. Всё проверено.

Пауль рассказал женщинам всё, скрыв только роль фрау Перец в этой истории. "О покойниках или не говорят, или говорят только хорошее, – подумал он. Зачем нарушать их покой. Без признания Доротеи они не добрались бы до правды. Она ведь и пострадала из-за неё. Когда-нибудь женщины и эту часть правды узнают, но не сейчас и не от меня".

 – А кто же тогда мой отец? – спросила неуверенно Верена, не сводя взгляда с Милены. – Где он? Я хочу его видеть.

– Да, ты права, девочка, я познакомлю тебя с ним, – прошептала Милена сквозь слёзы.
 
Пауль, глядя на них, прокручивал в памяти события последнего месяца: "Бедная Доротея Перец. Уже одно то, что она всю жизнь промучилась от содеянного, прощает её в моих глазах. Почему она раньше не рассказала о своих предположениях и догадках? Да, конечно, боялась, что Милена её не простит. Позора боялась, дисквалификации в профессии. Ну, а теперь? Лучше получилось? Да, досталось этой женщине. От такого точно умом тронешься. Не зря она пыталась сказать профессору, что лечить психические заболевания можно только изучив историю жизни пациента, докопавшись до истоков болезни. Одними препаратами заразу не уничтожить. Приостановить её течение можно, а вырвать корни – невозможно. По-видимому, у каждого из больных с психическими расстройствами кроется в подсознании чувство вины. Тут больше работы для психотерапевтов, а не для учёных по созданию медикаментов".

Милене теперь тоже было о чём подумать. Ей предстояла встреча с бывшим мужем. Она готова была выслушать его оправдания ради Верены, но простить? Нет этого она не могла. По крайней мере – не сейчас.
 
Милена набрала номер телефона Дитера. В трубке прозвучал самоуверенный вальяжный голос:

– Слушай, ты, бывшая жена, что тебе от меня нужно? Семью разрушила. Людям на посмешище выставила и ещё хватает наглости звонить?
Милена не могла поверить, что эти слова сказаны ей. В другое время, наверное, бросила бы трубку, зарыдала, впала в депрессию. В другое время, но не сегодня, когда напротив сидела дочь и вопрошающе смотрела на мать.

– Дитер, нам нужно встретиться, – сказала Милена спокойным голосом и сама удивилась, как это у неё получилось.

На другом конце провода помолчали. Затем Дитер, видимо, пожалев свою бывшую, предложил ей самой назначить место встречи.

– Хорошо, я приеду к тебе завтра. Давай назначим встречу на 17 часов. Думаю, что это будет долгий разговор.

– А я так не думаю, – ответил он грубо. – Ну, в пять, так в пять. Прошу не опаздывать. Интересно, что ты опять задумала?

Верена осталась ночевать у матери. Она не хотела расставаться с ней ни на минуту. Да и тревожно на душе было перед встречей с отцом: "Ведь не каждый день предстоят такие встречи. Узнает ли он меня? Что скажет? Что ему ответить? Как отзовётся сердце на зов крови?"

Ночь оказалась для обеих бессонной. Милена вспоминала дни, прожитые с Дитером. Пред глазами вставали дни их первых встреч: "Ведь любил же он меня когда-то? Как могло так случиться, что возненавидел, даже лишил ребёнка? Так мог поступить только чужой, вернее сказать, бессердечный человек. Как я могла его сразу не разгадать, не разглядеть, не понять его жестокую сущность? Как поведёт себя Верена на встрече с отцом? Бедная девочка, ей то за что всё это?"

Заснув перед рассветом, обе проснулись одновременно в полдень. Сборы были недолгие. Обе волновались и молчали. Каждая думала о своём. "Да, и о чём в таких случаях говорят? – думала Милена. – Я даже не знаю, осознала ли Верена весь ужас ситуации. Ведь отец сознательно оставил только что родившуюся дочь сиротой, на произвол судьбы, лишив её не только себя, но и матери. Конечно, в этом деле придётся разбираться судьям, решать, как эта вина определяется законом, но чисто нравственно это всё же надо будет решать Верене, и, наверное, сегодня. Признает она Дитера отцом или нет? Что скажут ей гены? Зов крови… Есть ведь и такое выражение".

Верена сидела притихшая в углу дивана, подобрав под себя ноги. "Вот ведь как бывает, – думала она, – то ничего, а то сразу всё. Это ведь здорово, что родители нашлись. Не хочу обвинять отца. Наверное, были какие-то причины, заставившие его так поступить со мной. Бабушка часто говорит: "Не нам судить, есть судья повыше нас, ему виднее. Он решит, кому что предназначено и за что ответ держать сейчас или потом?" В этом плане у Верены всё было в порядке. Душа была спокойна. Ей было только интересно увидеть этого человека, который когда-то отказался от неё, услышать голос, прикоснуться к руке, увидеть улыбку, ощутить отцовские объятия.

– Давай выйдем пораньше, – попросила она мать. Я не могу больше сидеть и ждать, когда подойдёт время.

– Хорошо, девочка, – ответила Милена. – Давай выйдем пораньше. А сама подумала: "Я не могу назвать Верену дочкой, а та – ни разу не назвала меня матерью. Девочка ни разу в жизни не произносила этого слова. Я её понимаю. Есть такое выражение: "обделена материнской любовью". Сирота… Внучка... Это – про неё, а вот – дочь, дочка, дочурка… Сегодня Верена увидит человека, который добровольно отказался быть её отцом. Что скажет она ему, когда увидит? А может, не стоит идти к нему?"

"Я не могу назвать Милену матерью, – думала в это время Верена. – Ей тоже трудно назвать меня дочкой, наверное, поэтому она молчит. Вот я сейчас в первый раз подумала о Милене, как о матери. Наверное, стерпится – слюбится. Когда услышала от Пауля, что она моя мать, ничего во мне даже не дрогнуло, не перевернулось, не откликнулось. Почему так? Ведь мать же – не мачеха. Чёрствая я стала. Жёсткая и далёкая от всего мирского. Может, к бабушке в тайгу уехать? Зачем мне эти люди? Если бы не Влад, который не перенесёт разлуки, то сегодня бы улетела. Устала я в этом мире. Всё здесь фальшивое, даже отцы от детей отказываются, а матерей детей лишают".

Милена с Вереной вышли на улицу. Было прохладно. Осень вступала в свои права. Это был один из ненастных дней, которые навевают грусть и размышления о несправедливости жизни. Обеим хотелось плакать. Не стали вызывать такси. "Медленным шагом дойдём вовремя, – подумала Милена. – Иду к Дитеру только ради дочери: та попросила, не могла же я ей отказать?"

В этот момент Милена не могла предположить последствий встречи отца с дочерью, которая произошла по его вине на шестнадцать лет позже намеченного срока. Дальше всё развивалось, как в художественном фильме. Дитер открыл дверь. Первой в переднюю вошла Верена. Милена почему-то замешкалась у вешалки. Хотела снять шарф, но ремень сумки не дал возможность сделать это быстро. Всё скрутилось, перекрутилось, застопорилось в ней самой.

Верена, оставшись на некоторое время наедине с мужчиной, который, по-видимому, был ей отцом, хотела представиться, но он, не поднимая глаз на вошедшую, крикнул резко громко и грубо:

– Явилась? Долго ждать не пришлось? Чего ты хочешь? Чего добиваешься?

Верена отшатнулась от него, потом взглянула прямо в глаза, заставив тем самым обратить на себя внимание.

– Да, уж, конечно, папочка. Долго ждать тебе не пришлось. Всего шестнадцать лет с небольшим. Ничего не добиваюсь. Просто увидеть тебя захотела и понять, как таких земля держит?

В эту минуту Милена появилась в комнате. Дитер замахал руками. Его лицо перекосилось. Челюсть отвисла. Ещё минуту он держался на ногах, а потом рухнул всем телом в кресло, стоявшее неподалёку. Женщины бросились к нему. Милена лихорадочно нащупывала пульс. Верена сжимала безжизненную руку. В комнате стояла мёртвая тишина, которая внезапно нарушилась криками двух женщин, имеющих прямое отношение к мужчине, тело которого лежало в кресле, а дух уже, вероятно, находился в другом измерении, куда простому смертному вход до поры до времени запрещён.

Милена, наконец, догадалась позвонить в скорую помощь. Пришли чужие люди. О чём-то спрашивали. Потом повезли в полицейский участок. Там составили протокол. Вскоре приехал Пауль. Женщин отпустили домой под подписку. Влад узнал обо всём последним, когда пришёл вечером навестить Верену. Он не знал, что сказать, как утешить, но именно от него она услышала слова: "Есть на свете справедливость. Каждый получает своё. В разной расфасовке. За всё нужно платить. Есть судья, который выше нас".

Этими словами Влад напомнил ей бабушку Ксению, и она подумала: "Хватит мне сидеть у чужого порога. Что я потеряла здесь, в этой чужой для меня Германии? Пора собираться в дорогу. Мать меня поймёт. Ведь родина – это не только место, где ты родился, но и где встал на ноги, где прошло детство и юность. Я засохну здесь в этом благодатном краю. Ведь я уже выполнила свою миссию по оказанию помощи Паулю в разработке лекарства, о чём меня просила бабушка Ксения. Домой пора. Только вот душа болеть будет по Владу. Люблю его очень. Но остаться здесь не могу. Душа не лежит к этому холодному зазеркалью. Пора собираться в дорогу".

В эту минуту Влад позвал её к столу. Он приготовил обед и хотел порадовать свою избранницу. Глаза её выдавали волнение. Он опустился перед ней на колени, взял её холодные руки в свои и спросил полушёпотом:

– О чём ты так напряжённо думаешь, Верена? На тебе лица нет.

– Да, вот подумала, пришло время собираться в дорогу.

– Ты имеешь ввиду Сибирь? Соскучилась по бабушке Ксении?

– Спасибо за понимание. Да, наверное, она уже ждёт меня.

– Я с тобой, моя девочка. Никаких возражений. Я тебя одну не отпущу.

– А что скажет твоя мать? Как ты её одну оставишь?

– Отец говорил о том, что она нас двоих не потянет, чтобы я мужиком становился, научился решать и брать ответственность на себя. Вот и возьму в свои руки ответственность за наши с тобой судьбы. У матери свои интересы, желания, мечты в конце концов. Она занимается писательским трудом. Пусть сагу пишет о нашей жизни, а мы поможем её сложить.

– А как же с твоей учёбой?

– Один год остался. Переведусь на заочное. Буду нарабатывать жизненные уроки.

В дверь постучали. Илона и Милена зашли проведать Верену, проживающую пока у Пауля, и сообщить, что преступники, которые лишили Верену матери, пойманы. Милену вызывали в полицию и сообщили о результатах расследования. В родильном доме обнаружилось ещё несколько случаев исчезновения новорожденных и нарушения медицинской этики. Теперь преступникам не отвертеться от наказания.
 
В этот момент совершенно неожиданно для всех и, казалось бы, не к месту прозвучали слова Верены:

– Хочу вам всем сказать, что домой хочу. Устала я здесь. Да, и бабушка Ксения меня ждёт, я это чувствую.

– Вот, завтра и поеду заказывать нам билеты, – продолжил её сообщение Влад. – Мам, ты извини. Ты – взрослая. А Верена без моей помощи там пропадёт. Я не хочу её терять. Мы к тебе приезжать в гости будем, да, и ты к нам приезжай. Всегда будем тебе рады.

– Дочка, как же так, – Милена обняла Верену, прижала к себе. – мы же только встретились с тобой, нашли друг друга?

– Прости, мама, я не могу по-другому. Ты ведь была там, куда мы поедем. Будет время и желание, навести нас, дорогу знаешь. Да и профессору Замятину будет интересно приехать в таёжные края, вспомнить молодость. Ведь он знает бабушку Ксению и её сына, моего приёмного отца, который был настоящим человеком. Влад, раз ты решил поехать со мной, то после похорон отца Дитера и поедем. Я сама скажу об этом Паулю, когда он вернётся из клиники. Так будет правильно.



Вторая часть

Прошло два года.

Глава первая, в которой рассказывается об изменениях в жизни героев

За два года многое изменилось в жизни Пауля, Милены и Илоны, но они по-прежнему проживают в городе Фрейбург на юге Германии. Каждый из них занимается своим любимым делом.

Профессор Рихард Замятин и его ассистент Пауль Грегер закончили начатое Замятиным ещё в юности исследование по вопросам сохранения памяти. Ими создан препарат, который пока ещё проходит испытание. Пауль обучается заочно в медицинской академии. Профессор Замятин видит в нём своего преемника и день за днём передаёт свой багаж знаний, посвящает в свои недоработанные проекты. Они посвящены теме, которая стала теперь и детищем Пауля. Профессор и ученик – друзья и соратниками. Оба счастливы оттого, что обрели друг друга. Понимание и близость по духу помогают им в деле, которому посвятили свои жизни. Открытия следуют одно за другим, но главная цель – сохранение памяти до старости – пока не достигнута.

Пауль с Миленой по-прежнему встречаются, но в их отношениях как будто потерялась связующая нить. После того, как они вернулись из сибирской тайги, ни один из них не заводил разговора о супружестве. По привычке встречались, вели разговоры на повседневные темы. Им было о чём рассказать друг другу. Интимные отношения продолжались, но оба хорошо понимали, что первое чувство влюблённости прошло и на его останках семейных отношений не построишь. Но не хотелось терять друг друга, тем более, что каждый с головой ушёл в свои дела и не было времени на новые знакомства, налаживание личных связей. Испытывая радость от решения задач, связанных с любимым делом, они оставались вместе и не вместе. Каждый шёл своим путём по жизни, который доставлял радость и придавал смысл существованию в этой реальности.

Милена бредила уже не первый год идеей создания Дома Счастья для людей талантливых, нуждающихся в материальной и психической помощи. Теоретически такой дом был создан в её воображении, но от теории к практике – путь нелёгкий. Это она понимала, искала соратников. Ей не хватало верных людей, которые могли бы помочь встать её детищу на ноги. В этом деле на Пауля надеяться не могла. Он с головой ушёл в свои исследования, даже не вслушивался в её слова. Когда она рассказывала ему о своих небольших победах в поисках спонсоров или в создании групп ребят и взрослых, объединённых одним увлечением, имеющих общие интересы, Пауль слушал, но не слышал её. Он помогал, если Милена обращалась к нему с конкретной просьбой, но сам инициативы не проявлял. Она, зная, что у него свой путь, не хотела отрывать от решения задач, которые доставляли ему радость.  Мешать ему не хотела. "Что уж теперь рассуждать об этом, если мосты в наших отношениях почти сожжены, – думала она вечерами, оставаясь наедине со своими мыслями. – Мне нужен человек, который бы увлёкся моим делом, растворился бы в решении моих задач. Вряд ли такого найду, но надежда умирает последней. А пока буду надеяться только на себя".

Дело её продвигалось, но не так быстро, как ей хотелось. В конце концов она вышла на церковные объединения. В одном из них поверили в её идею и обещали оказать практическую помощь. От таких предложений и встреч крылья вырастали за спиной. В доме Дитера, который они с Вереной получили после его смерти по наследству, Милена решила создать для начала интернат для детей с особенностями психического развития и для инвалидов, обладающих творческими способностями. Одна такая группа уже была создана. Нужен был педагог-специалист, который взял бы дело в свои руки. Милена часто вспоминала о своей подруге Илоне, которой хотела предложить место медсестры в Доме Счастья. Кроме того, у подруги были педагогические способности, унаследованные от матери. Она могла вести и курсы креативного письма. Милена часто думала и о своей дочери Верене. Пора бы им с Владом возвращаться из таёжной русской глубинки. Она и их загрузила бы в Доме Счастья творческой работой.

А Верена и Влад в это время приживались в Сибири. Влад имел возможность, находясь недалеко от бабушки Ксении, перенимать у неё знания народной медицины, одновременно помогал людям, излечивая их от болезней. Кроме того, изучал законы российского государства. Верена следила за хозяйством, пока однажды обнаружилось, что она беременна. Радости молодых не было границ. Но вдруг внезапно умерла бабушка Ксения. Оба понимали, что прожить всю жизнь в глуши не смогут, нужно было думать и о ребёнке, который не заставит себя долго ждать. Мысли о переезде появились, но реализацию их молодые откладывали на более поздний срок. Тем более, что дел было невпроворот: то урожай нужно было собирать, то с живностью во дворе разобраться, то переезд стал опасен для Верены в её положении. Беременность протекала тяжело. Выяснилось, что у них будут двойняшки, близнецы-братья. Рисковать не хотели. Влад понимал, что для односельчан он – единственный юрист на всю округу, да и к тому же – народный лекарь. Он не мог просто так всё бросить, предать новых друзей, которые ему доверяли. Переезд отложили на неопределённый срок, о чем сообщили Илоне с Миленой.

"Ну, и слава Богу, – подумала Милена, прочитав письмо от Верены. – Главное, что у молодых всё в порядке, а я уж найду себе специалистов-профессионалов". А Илона в то время, когда пришло письмо от Влада, находилась в состоянии близком к депрессии. Потеряв мужа, оставшись снова одна, она впала в отчаяние. "Вроде, всё у меня есть, чтобы быть довольной и счастливой, но, наверное, скоро сойду с ума от этой монотонной работы в доме престарелых. Знала, что нельзя мне возвращаться в эту стихию вечного горя, но не послушалась рассудка. Раз дети не приедут, то нужно в корне менять образ жизни. Свобода свободой, но надо суметь распорядиться ею так, чтобы себе и другим не навредить".

Недавно она получила по электронной почте письмо из Москвы от Артура, знакомого по отдыху на Канарских островах. Воспоминания о тех днях, проведённых на острове, часто бередили душу, но она старалась на них не останавливаться. Мысли о пожилом мужчине, встретившемся на пляже, всплывали порой, когда хотелось с кем-нибудь откровенно поговорить, излить душу. Она не сомневалась в том, что он бы понял её, развеял печальные думы.


Глава вторая, в которой Илона предпринимает действия, изменившие её последующую жизнь

"В одной из квартир в городе Фрейбург за письменным столом сидит женщина зрелого возраста. Ей грустно и одиноко. Жизнь проходит быстро, а она так и не успела в ней поучаствовать. Как маятник часов отстукивает секунды и минуты, так и её сердце отсчитывает минуты земного существования. А что она видела в этой жизни? Да, создала семью, вырастила понимающего сына. Где он сейчас? Да, около любимой женщины. Это – прекрасно. Сын – счастлив. А она? Имеет ли она право на личное счастье? Или оно уже прошло мимо, как те сорок пять лет, которые пролетели незаметно? Мечтала испытать настоящую любовь, встретить человека, который поймёт её внутренние метания, успокоит, сделает счастливой..."

Написав эти слова, Илона откинулась на спинку кресла. Её охватили мысли несколько другого порядка. После смерти мужа она кроме работы никуда не выходила, не выезжала. Даже за это время написала книгу о несбывшихся судьбах обитателей дома престарелых при психиатрии, в котором она когда-то работала. Полгода назад узнала из интернета о Международном московском фестивале людей с особенностями психического развития и отправила организаторам фестиваля главы своей книги. Их начали печатать в московской "Медицинской газете". В редакции оказались люди, которые оценили её творческие способности. А месяца два назад Илону, как автора, пригласили в Москву на литературную номинацию фестиваля "Нить Ариадны". Она уже знала, что это необычный фестиваль, так как судьбы многих его участников – не состоялись. Так уж получилось, что многие из них талантливы, но некоторых в какой-то период жизни депрессия накрыла с головой, некоторым чувство вины до сих пор не даёт покоя. И вот в процессе подготовки к фестивалю и на самом форуме творчества психиатры и психологи помогают таким людям поверить в себя, в свой талант.

"Жизнь так коротка, – размышляла Илона, сидя за письменным столом. – А я закрылась от неё в мире своих страданий, спряталась, не позволяю себе быть счастливой".

Влад сообщил ей несколько месяцев назад, что Верена ждёт ребёнка, а в последнем письме обрадовал, что даже двух. Дети боялись преждевременных страхов со стороны родственников, поэтому не сообщили об этом раньше. Беременность протекает тяжело. Случилось то, чего не ожидали: бабушка Ксения неожиданно умерла, заснула однажды и утром не проснулась. Молодые надеялись, что она поможет с воспитанием двойняшек на первых порах, но этой надежде не суждено было сбыться. Они задумали переезд в Германию, когда малыши появятся и немного подрастут. У Влада много дел, хочет довести их до конца.

"У всех какие-то изменения, – думала Илона. – Не пришло ли время и мне менять образ жизни пока не стала бабушкой в прямом смысле этого слова. А не поехать ли мне на фестиваль в Москву? Писатель Артур, знакомый по Канарам, сообщил, что живёт по-прежнему в столице российского государства. Моя память его не забыла. Запомнились несколько вечеров общения, проведённых с ним на острове. Такие как он, интеллигентные, приятные в общении, вежливые люди, редко встречаются в жизни. Мы тогда поняли друг друга с первого слова. Позвоню-ка я ему. Сообщу о моём внезапном решении приехать в Москву на фестиваль".

Илона открыла папку с письмами, которые долго были не востребованы.

– Да, вот оно, приглашение от главного психиатра Москвы. И билеты к нему приложены. Даже визу открыла сразу, как только получила приглашение. Надо же, о таком забыть! Хорошо, что вспомнила сегодня. Времени маловато осталось. Через неделю нужно вылетать.

Илона отыскала в записной книжке номер телефона Артура. Не раздумывая ни минуты, набрала его. В трубке послышался приятный знакомый голос:

– Здравствуйте. Я вас слушаю.

– Артур, добрый день! Это я, Илона. Помните ещё меня? Мы познакомились у моря.

– Да, да, конечно, Илона, как можно забыть женщину с таким прекрасным именем.

– Артур, я скоро прилетаю в Москву на фестиваль. Если у Вас будет время...

– Да, да, конечно. Я Вас непременно встречу. Осталось узнать – где и когда?

– Спасибо, что не забыли. Через неделю, в среду, в десять часов утра посадка самолёта в аэропорту Внуково.
 
– Минуточку, я зафиксирую. Илона, я очень рад, что Вы решились на поездку в Москву и нашу встречу. Обещаю хорошее проведение времени. Спасибо, что позвонили. Я встречу Вас и доставлю, куда нужно будет. Не беспокойтесь.
 
– Тогда до встречи.

"А счастье было так возможно, – подумала Илона, и её мысли потекли в другое русло. – Теперь нужно собираться в дорогу. Неужели это мне не приснилось? Оказывается, надо сделать только один звонок, чтобы душа встрепенулась, заметалась, как птица в золотой клетке. И – вырвалась из неё".

Она достала с верхних антресолей давно не востребованный чемодан и начала укладывать в него вещи. "Неужели и у меня наступит скоро праздник? Боже, помоги мне справиться с волнением".

Зазвонил телефон. Незнакомый голос представился членом Московского клуба психиатров, спросил, с кем говорит и, услышав фамилию Илоны, сообщил:
 
– Вашу книгу опубликовал один из благотворительных фондов. Вы планируете поездку на фестиваль?

– Да, да, конечно. Не беспокойтесь, меня встретят. Программа фестиваля у меня есть. Прибуду точно на открытие в театр имени Ермоловой.

– Ну, и прекрасно! Счастливого Вам пути!

"Случайно всё это произошло или нет? – записала Илона в своём дневнике. – Это невероятно, но это факт. Мысль потянула за собой целую цепочку действий. Как будто все ожидали моего сегодняшнего решения о поездке в Москву. Спасибо тебе, мироздание. Ты услышало меня. Помогло понять себя. Я настроилась на нужную волну и отправлюсь в полёт выполнять твою волю. Верю, что дни, которые проведу в Москве, будут для меня счастливыми".

Прошло ещё несколько дней. Илона, сидя в кресле самолёта, уже подлетала к московскому аэропорту Внуково. Ещё через несколько минут стюардесса объявила о посадке.

"Жизнь продолжается, – подумала Илона. – И я в ней – активный участник".



Глава третья, в которой Пауль размышляет над судьбой своего рода

После того, как был открыт препарат, помогающий в борьбе с амнезией, у Пауля появилось время для размышления над судьбой своего рода.

– Итак, первую часть задачи, поставленную передо мной жизнью, в лице "шаманки" бабушки Ксении, я выполнил. Благодаря нашему с профессором Замятиным открытию, наука продвинулась вперёд в вопросах сохранения памяти у людей, потерявших память в стрессовых ситуациях. Оказав помощь профессору Замятину в решении этой проблемы, я одновременно помог и Милене найти её ребёнка".

Пауль не забыл, о чём ему рассказала бабушка Ксения. Первую часть задачи он выполнил. Оставалась самая сложная часть, которую необходимо было довести до конца для спасения своего рода от уничтожения. Для её реализации нужно было приложить максимум усилий по составлению своей родословной, а для этого – узнать имена предков по линии отца не менее чем на несколько поколений в глубь истории.

Пауль помнил слова бабушки Ксении, что если не знать своих прародителей, то можно лишиться поддержки рода. Незабываемое впечатление оказали на него её слова, которые он уже когда-то слышал, но не придавал им особого значения: "Если у человека в жизни сложились плохие отношения с предками, то именно на этом месте блокируется поступление родовой энергии". В течение нескольких последних месяцев Пауль сконцентрировался на мысли о существовании родового канала, по которому умершие родственники подпитывают живых энергией. Этот родовой канал нужно прочистить, освободить от греха.

– Частично я эту задачу выполнил, – думал он вечерами, отдыхая после напряжённого рабочего дня. – В некоторых местах действиями расчистил   блокировку родового канала. Теперь нужно вплотную заняться составлением родословной. Дело это нелёгкое. Нужно установить имена предков, определить, где они погребены. Потом организовать поездки в места, связанные с историческими корнями. Последний этап: посетить места захоронений, прочитать молитву, отмолить каждого перед высшими силами. Вроде, всё просто и понятно. Теперь нужно только начать поиски предков.

Однажды вечером в квартире зазвонил телефон. Незнакомец представился:

– Пауль, мы с Вами познакомились на сайте "Одноклассники". Тогда вы просили помочь в составлении родословной. Может, я выбрал неудачное время для разговора?

– Ну, что Вы! Как раз вовремя. У меня для Вас всегда время найдётся.

– Вы спросили меня по электронной почте, откуда я родом и что знаю о меннонитах как о религиозном течении? Я решил Вам позвонить. Так можно больше рассказать и конкретно ответить на интересующие Вас вопросы...
 
Так начался разговор Пауля с Вилли, его новым знакомым по интернету. Находясь друг от друга на расстоянии в несколько сотен километров, они прекрасно понимали друг друга. Оказалось, что Вилли родом из Сибири, но уже два десятилетия проживает в Германии. Днём он занят на работе, а в свободное время изучает историю предков, меннонитов по вероисповеданию. Вилли родился, как и его мама, в Сибири, а его бабушка с маминой стороны – в Оренбуржье. Его отец родом из Донецкой области на Украине, а все другие предки родились в Хортице, в Молочной и их дочерних колониях на территории Екатеринославской и Таврической губерний юга России или, ранее, в Германии, Западной Пруссии, Польше, Голландии, Австрии, Швейцарии.

Отец Вилли умер молодым. Судьба оказалась к нему жестокой. Не пожив, не вырастив детей, не узнав, как сложится их судьба, он ушёл в мир своих прародителей, оставив детям искорку своего сердца. И она разгорелась. Его сын заинтересовался судьбой родителей и узнал о них много, а также, что они, их родители, деды и прадеды во многих поколениях, были по вероисповеданию меннонитами. Вилли нашёл необходимые сведения о своих предках и составил свою родословную, основанную на изучении множества документов и источников. Он увлёкся изучением материалов о людях, объединённых одним религиозным течением, восхищён ими – сильными, волевыми, умными, трудолюбивыми. Он не остановился на этом, а начал помогать и другим отыскивать их исторические корни.

Во время их разговора Вилли сразу находил ответы на вопросы Пауля. А тот был счастлив оттого, что нашёлся в мироздании хоть один человек, разделяющий его мысли и чувства.

– Мать рассказывала, что в семье моего деда Ивана Грегер, он по происхождению из семьи меннонитов, было девять детей, двое умерли малолетними, но остальные выжили и вернулись в Германию, в места предполагаемого проживания их предков.

– Наши корни могут соприкоснуться в одном из поколений, – продолжил его мысль Вилли. – Ведь тогда, как и сейчас, создавались новые семейства, рождались дети. Да, у меннонитов их было много.

– С какого момента можно вести отсчёт возникновения этого религиозного течения? – спросил Пауль.

– На этот вопрос есть точный ответ. На анабаптистском конгрессе в 1536-ом году был принят манифест о неприятии насильственных методов преобразования мира. Выразителем таких воззрений стал голландский католический священник Менно Симонс, с уважением относившийся к реформам Мартина Лютера.

– Да, да, я читал об этом в книге Егора Гамма "Миролюбовка – наша Родина". Он рассказывает о том, как и в Нидерландах, и в Германии меннониты жестоко преследовались и постепенно переселились в Северную Германию – в прибрежные районы Северного моря, в нынешний Гамбург, Алтону, Олденбург, в Западную Пруссию и Польшу.

К этому времени Пауль уже знал, что в Западной Пруссии и в Польше его предки прожили примерно 200 лет. Здесь у них окончательно сложился диалект "платтдойч / простой нижненемецкий".

– Почему же меннониты поменяли своё место жительства и появились позже в России? – спросил он своего нового знакомого.

– Во-первых, чтобы освободить сыновей от воинской повинности, вновь введённой прусским королём, так как меннониты придерживались по вере заповеди – не брать в руки оружие и не занимать государственных постов, а, во-вторых, им понадобились новые земли, – ответил он, ни на минуту не задумываясь. – Ведь семейства разрастались, а земля по наследству у меннонитов передавалась одному из сыновей. Многие мужчины, не получившие в наследство земельные наделы, становились ремесленниками. Позже они и их взрослые сыновья уезжали в другие места в поисках работы. За пару веков, когда меннониты, в основном из Голландии, и их потомки селились в прибрежных районах Балтийского моря и поймах рек в Польше и Западной Пруссии, их количество сильно увеличилось. Прошло ещё почти столетие. Светские школы, межконфессиональные смешанные браки, да и не только это, разрушали устои меннонитских общин. Нужно было принимать кардинальные решения. Всё было не так-то просто в те времена. И нужно хорошо знать историю, чтобы ответить на вопрос: Почему не только меннониты, но и немцы всех конфессий начали перебираться на редко заселённые земли юга России, на побережье Чёрного и Азовского морей, да и на Волгу, в районы сегодняшних Саратовской и Самарской областей? Ведь именно в то время Россия столкнулась с проблемой освоения земель, завоёванных у Османской империи. Тогда появились один за другим два манифеста Екатерины Второй. Первый, обращённый к немцам, а второй – ко всем иностранцам, с приглашением их в Россию. Во втором, выпущенном в июле 1763-го года, переселенцам были гарантированы конкретные льготы, в частности, касающиеся вероисповедания в соответствии с религиозными законами и традициями. Кроме того, там был пункт, оказавшийся решающим для меннонитов: "Никто из прибывших в Россию не принуждается к несению государственной или военной службы". Прибывшие на новые земли освобождались на 30 лет от налогов. Для более поздних переселенцев-колонистов земля поступала в их вечное распоряжение с правом передачи по наследству. Кроме того, в манифест Екатерины Второй было включено положение, в соответствии с которым колонисты подчиняются непосредственно короне империи и, как свободные граждане, могут в любой момент покинуть Россию.

– Теперь я понимаю, – перебил Пауль, – почему мои предки-меннониты из Западной Пруссии покинули обжитые места и отправились в дорогу. Вероятно, через Данциг они шли в Екатеринославскую губернию на юг России, в нынешнюю Днепропетровскую область в Украине. Ведь здесь, на речке Хортице, была образована первая меннонитская колония.

– Да, но... – услышал Пауль тут же его возражение. – Ваш прадед Исаак Исаакович с семьёй числится в списках колонии Молочная, располагавшейся на реке с одноимённым названием в Таврической губернии на юге России. Позже эта колония стала центром жизни меннонитов большого региона на Чёрном и Азовском морях. А в конце девятнадцатого века меннониты тронулись дальше, вглубь России. Там они образовали колонию Новая Самара в Самарской губернии (сегодня эти сёла относятся к Оренбургской области) и заселили земли Оренбуржья…

– Стоп, – остановил Пауль своего собеседника. – Именно там поселился мой прадед Исаак Исаакович с семьёй. Не могу понять, почему всем главам семей в трёх поколениях было дано имя Исаак?

– Ничего тут странного нет, – ответил Вилли, не задумываясь. – Имена первоначально давались по Библии, и первые три сына получали в основном имена в честь отца и двух дедов, а первые три дочери – в честь двух бабушек и матери...

– Понятно, а я всё пытаюсь разобраться в национальности предков моего отца.

Пауль почувствовал даже через пространство, как собеседник улыбнулся его наивному вопросу.

– О какой национальности Вы говорите? Кто вносил её тогда в паспорта? Да и паспорта тогда не у всех были, а на западе и тогда, и сегодня знают понятие гражданство, а не национальность… Некоторые из наших предков называли себя голландцами, так как из поколения в поколение передавалось, что предки приехали из Голландии. К германской группе относятся языки в Германии, Голландии, Австрии, Швейцарии, Лихтенштейне, и на каком бы диалекте там не говорили, все они относятся к немецкой группе языков.

– Да, отец говорил матери, что их язык, который он впитал в себя с молоком матери, был диалект «платтдойч», похожий на голландский.

Пауль вспомнил, как несколько раз к ним в гости, приезжали родственники из немецких посёлков Оренбургской области. Когда они общались между собой, он не понимал ни слова. Прошли годы, прежде чем ему стало известно, что мать – швабка из немецкого посёлка Катариненфельд, расположенного на Кавказе в Грузии, и что она тоже не понимала диалект отца, поэтому они с отцом и его родственниками разговаривала на литературном немецком, который изучали все в школах своих немецких посёлков.

– Я тоже в школе учил литературный немецкий, – сказал Вилли. – В Германии мне стало известно, что "платтдойч" был распространён вдоль побережья Северного и Балтийского морей от Голландии до Кёнигсберга до того, как ввели сегодняшний обобщённый немецкий язык, так как надо было как-то объединить более двухсот разных диалектов, существовавших раньше.

Так Вилли с Паулем от воспоминаний переходили к настоящему, затем снова погружались в историю. Благодаря собеседнику Пауль, наконец, уяснил, что меннонитство, как религиозное течение, прошло в своём развитии несколько стадий.

В конце разговора Вилли как бы подытожил:

– Мы с Вами, Пауль, люди из одного прошлого, из одной страны. Но – главное. Мы любили своих отцов, матерей и уважаем своих прародителей. Пауль, давай перейдём в разговоре с тобой на "ты". Согласен? Так легче будет общаться.

– Конечно согласен, – ответил Пауль, а потом подумал вслух. – Я ведь пока последний, кто должен продолжить наш род?

– Пути господни неисповедимы, причудливы и совершенны, – ответил Вилли.
– И они выведут нас к истине. Ты мне нравишься, сынок. Я помогу тебе составить родословную. Через неделю будешь держать её в руках. Вышли мне сведения о твоих исторических предках, если у тебя хоть какие-нибудь о них есть. Будем вместе восстанавливать прошлое.


Глава четвёртая, в которой Пауль составляет маршрут поездки по местам своих прародителей

Через неделю Вилли прислал Паулю сведения о его предках более чем за 200 лет. Пауль с большим интересом вчитывался в текст родословной. Он был поражён тем, что техника шагнула настолько вперёд, что за считанные дни можно углубиться в прошлое настолько глубоко, что простому смертному раньше и во сне не снилось. Вчитываясь в имена своих прародителей, он пытался представить себе их лица, голоса, образ жизни, обряды, традиции, которыми жили предки в те времена.

– Ну, что ж? Начну с малого, – подумал он в одну из бессонных ночей. – Составлю список прародителей семи поколений, отсчитаю их с момента моего рождения. Потом определю места их проживания. Обозначу их на географической карте. Затем проложу маршрут, по которому пройду чего бы   мне это ни стоило для ознакомления хотя бы с атмосферой тех мест, где они дышали, думали, ходили, мечтали, женились, рожали, воспитывали детей и умирали.

Задачу Пауль поставил перед собой не из лёгких. Несколько вечеров просидел над составлением маршрута поездки.
 
"Итак, – размышлял Пауль. – Первое поколение – это мои родители. Моя мама умерла в Германии. Я всегда думал, что она и родилась здесь, но недавно узнал, что это не так. Они с отцом родились в России, в Кемеровской области. Там я был год назад. Неизгладимый след оставила эта поездка в моей душе.

Второе поколение – мои дедушки и бабушки:
Дед Иван родился в Оренбургской области в селе Каменец, которое относилось к колонии меннонитов Новая Самара. Умер дед в Кемеровской области. В прошлом году отыскал я могилу деда, просил прощение за предков, побывал и в ближайшей церкви, которую, как и рассказывала мама, построили почти рядом с их бывшим домом. Бабушка умерла в Германии в восемьдесят восемь лет. Её отпели в церкви города Кенцинген земли Баден-Вюртемберг. Они были замечательными людьми. Пусть земля им будет пухом.

Третье поколение – прадедушка и прабабушка по линии отца:
Прадед Исаак родился в 1897-ом году в колонии Молочная в Запорожье. Он дожил до середины 20-го века и умер в Оренбургской области в селе Кутерля. А прабабушка – Анна, его однофамилица, родилась в Долинске, в меннонитской колонии Новая Самара. Там же умерла перед Второй мировой войной.

Четвёртое поколение – прапрадедушка, прапрабабушка:
Прапрадед Исаак – родился в Александертале колонии Молочная. Сейчас – Украина. Умер перед войной в России в деревне Богомазово колонии Новая Самара. Прапрадед Исаак женился на Маргарете, родившейся и умершей в колонии Новая Самара тоже перед войной, как и прадед.

Пятое поколение: прапрапрадедушка и прапрапрабабушка:
Иван-Дитрих родился в 1860-ом году в селе Тиге колонии Молочная Taврической губернии в России. Здесь в родословной имеются ценные сведения о том, что его предки эмигрировали в колонию Молочная в 1804-ом году. Они пришли туда из Петерсгаагена.
Иван женился на Корнелии, которая родилась в Коргенау в 1870-ом году. Их венчали в Альтенау в Лихтенауер церкви. Вновь образовавшаяся семья через год в 1892-ом переехала в село Долинск Самарской области. Через год перебрались в Клубниково Оренбургской области и там прожили до августа 1910-го года. Умер Иван в селе Фёдоровка Оренбургской области в 1942-ом году. Его жена Корнелия – в 1949-ом году в селе Фёдоровка Оренбургской области.

Итак, появляется новый пункт моего маршрута – колония Молочная Таврической губернии, сейчас это Украина. Туда я непременно должен поехать. Я должен обязательно посетить могилы моих предков или хотя бы церкви в тех местах.

Шестое поколение предков: Исаак Креккер, переехавший на Украину в 1835-ом году. (Фамилия Kr;cker = впоследствии претерпела исторические изменения и получила новое звучание и написание – Gr;gger, Грегер). Он родился в 1835-году в колонии Молочная, а умер уже в 1909-ом году в селе Каменец Самарской губернии. Там и похоронен. Прожил 74 года. Сара Д., его жена, была на два года младше его. Она родилась в колонии Молочная. Прожили вместе недолго. В 1873-ем году она умерла в Александертале колонии Молочная, в России. Их дочь Корнелия – моя бабушка в пятом поколении.

Пауль установил, что дальнейшие следы его предков ведут в Восточную Пруссию. Там родился один из его предков Мартин Креккер, или Михаель Креккер, или Дито-Мартин Креккер. «Пусть они меня простят, – подумал Пауль, – но я не могу остановиться на имени одного из них, так как не знаю точно, кто стоит во главе моей родословной в этом поколении. Один из них родился в 1774-ом году в Вернерсдорфе Мариенбурга Западной Пруссии, а умер в Линденау в колонии Молочная в России. Женой его, по архивным документам, является Елена В. из Тигерфельда, родившаяся в 1769-ом году в Пруссии, эмигрировавшая в колонию Молочная, где и умерла в 1835-ом году. И по другим источникам Пауль установил, что ниточки его родословной ведут к Елене В., родившейся в1739-ом году в Пруссии и переехавшей в колонию меннонитов Молочная вслед за мужем Якобом Креккер (нем. – Kr;cker). Там она и умерла в 1807-ом году за год до смерти мужа.

Много времени провёл Пауль, работая над архивными документами родственников по крови. В конце концов составил маршрут путешествия по историческим местам своих предков. Так как в Красноярском крае и в Кемеровской области он уже побывал с Миленой и Вереной, теперь он сначала совершит поездку в Оренбуржье, в бывшую колонию Новая Самара, где множество могил его прародителей, а следующим пунктом будет колония Молочная, в Запорожье, и, наконец, поездка в Польшу, связанную по его родословной с бывшей Западной Пруссией. С последним пунктом своего родового дерева, Пауль пока не совсем разобрался, но то, что он обязательно поедет в эти исторические места, стало для него с некоторых пор несомненным фактом.



Глава пятая, в которой Илона едет в Москву на фестиваль

Всё получилось, как нельзя лучше. Артур встретил Илону в аэропорту Внуково. Они получили багаж и вышли на улицу. Был конец ноября, но там их встретила настоящая зима. Природа праздновала приезд Илоны. Пушистый снег падал с неба, как будто оттуда его направляли прямо на Москву и Московскую область. Шум машин и гул голосов не оказывали на них никакого влияния. Они были рады долгожданной встрече друг с другом. Встречи и расставания стали уже составной частью жизни Илоны. Расставания без капельки надежды на счастье. А Артур? Как долго он мечтал о встрече с этой женщиной, которую видел в течение нескольких дней на берегу Атлантического океана и не мог забыть до сих пор.

Сегодня они не хотели грустить. Ведь оба вернулись в сказку, в которой побывали вместе тогда, посреди океана. "Правда, последние дни нашего пребывания на острове оказались безрадостными, – вспоминала Илона. – Пропала Доротея Перец в волнах бушующего океана. Я тогда даже не попрощалась с Артуром. Он не знает о том, что через несколько месяцев после тех событий, умер мой муж в Берлине, а ещё через некоторое время сын Влад уехал с Вереной в Сибирь, в поисках дальнейшего счастья". Она радовалась за сына, но осталась совсем одна. "Слава Богу, хоть работу не бросила. Какое-никакое, а общение с людьми. Не буду больше думать об этом. Попробую прожить неделю в Москве на волне радостного ожидания. А что оно мне принесёт, пойму только, когда приеду домой, в немецкое холодное зазеркалье. Зимними вечерами у камина буду подводить итог поездки в мир русской сказки".

– О чём задумалась? – голос Артура вывел Илону из состояния оцепенения.

– Извини. Давно здесь не была. Мысли закружили. Вот радуюсь твоему присутствию, свежему воздуху, снежинкам-валентинкам, морозцу, ласковому ветерку, голосам прохожих. Жизни радуюсь.

– Я здесь на машине. Может, проедем сразу ко мне? – спросил Артур после короткого молчания.

– Нет. Нет. Я здесь по приглашению оргкомитета фестиваля. Нужно сначала зарегистрироваться среди его гостей. На меня и место проживания в гостинице забронировано. Так что не будем отвлекаться. Довези меня, пожалуйста, до гостиницы "Привет", а там посмотрим и определимся, что делать дальше. Как у тебя со временем?

– Оно сегодня всё твоё.

И вот они уже мчатся на "Тойоте" Артура по автостраде Москвы. Машин – море. Для Илоны после берлинских автострад такое – не новость, но здесь всё по-другому: как-то проще, свободнее. Или она чувствует себя освобождённой от груза прежних лет? Остановились перед светофором. Он чётко, красным светом, дал им эту команду. И вот – опять летят вперёд в вечерних огнях фонарей в объятия неизвестности. Илона чувствовала в себе возрождающуюся музыку счастья.

– Только не исчезай, пожалуйста, – обратилась она к своему внутреннему состоянию. – Я так ждала этих мгновений. Пусть они выдуманы мной. Пусть это мираж, обман, иллюзия – главное, что душа светится от музыкальных ноток, звучащих в ней.

Если бы Артур услышал сейчас её внутренний голос, он был бы самым счастливым человеком на всём белом свете. Поток машин требовал повышенного внимания. Некогда было следить за ощущениями. И всё же он не мог не думать о ней, этой женщине, сидящей рядом с ним. Она когда-то вошла в его жизнь свежим запахом морского прибоя, не оставляя его в мыслях ни на минуту и в холодной зиме.

"Не потеряю тебя больше. Если надо будет – помогу, надо – защищу, любовью одарю, лаской обогрею", – музыка счастья пела в нём гимн потерянного, но вновь обретённого счастья. "Любви все возрасты покорны" – звучало в нём непреходящей струной. – Душа не хочет смириться с наступающей старостью. Ведь я лет на двадцать старше этой женщины? Старый дурак, на что-то ещё надеюсь, планы строю".

Артур остановил машину около гостиницы. Помог внести чемодан в помещение. Прислушивался к тому, о чём Илона говорила с работниками у стойки. Он сразу понял дух этого помещения и поклялся, что сделает всё, чтобы уговорить её переехать к нему.

– Артур, нам нужно сейчас в театр Ермоловой. Мы опаздываем. Там открытие фестиваля. Оставим чемодан в номере и поспешим в помещение театра.

Он, Артур, сегодня её сопровождающий, гид, носильщик, друг, приятель – всё, что угодно. Он будет ловить на лету ею сказанные слова, предупреждать мысли, создавать мгновения счастья.

В помещение театра попали вовремя. Присутствовали и на Гала-концерте. Сделали море снимков. Пили кофе за уютным столиком в фойе театра. Говорили много – обо всём и ни о чём. Не перебивали друг друга, а продолжали мысли. Слова одного давали мысль, поднимали волну желаний. Неужели такое бывает? Единение душ, понимание без слов, музыка сердец.

Они вошли в зал, когда ведущий благодарил гостей за принятие участия в форуме творчества талантов. Официальная часть их сегодняшнего первого совместного дня закончилась. Илона была уставшей и покорной. Артур, не задавая вопросов, довёз её до своего дома в Сокольниках и пригласил на чашечку кофе. Илона отдалась зову сердца. Поднялись на лифте на седьмой этаж в квартиру Артура и погрузилась в его мир.

Сначала колдовали на кухне, готовя ужин. Затем, за бокалом вина, вспоминали тот день посреди океана. Артур включил музыку, и они закружились в медленном музыкальном перезвоне сердец. Ничего не было вокруг: только она и он. Два одиночества, нашедших друг друга посередине планеты в оазисе чистых мыслей и сладких снов.

Пока Артур убирал следы их пиршества со стола, Илона погрузилась в первый сон на московской земле. Зная, что все женщины по натуре строптивы, Артур не стал её будить, накрыл тёплым пледом и оставил наедине с собой и разноцветными снами, которые обычно сбываются, если засыпаешь на новом месте.

А Илоне уже снился сон, в котором она видела себя, бредущей по снежным сугробам. Она куда-то опаздывала, вероятно, на самолёт. Чемодан – тяжёлый. Сугробы – высокие. Пробиваясь через снеговую пургу, она плакала и во сне понимала, что это слёзы очищения и омоложения её души. Они смывали серые мрачные мысли будней, освобождали в душе место для доброго и светлого. Ей было тепло и уютно, когда она, перестав бороться с происками метели, нашла тёплое ложе среди сугроба. Но вдруг неожиданно почувствовала чьё-то постороннее тёплое дыхание. Нежные руки гладили её по лицу, смывая слезинки, которые бежали сами собой по щекам.

Когда Илона открыла глаза, она сначала не поняла, где находится. Потом, увидев Артура, улыбнулась ему, разгадав сон. Рассказывать его не стала, а то вдруг не сбудется? Теперь она уже начала верить в приметы, потому что хотелось верить в сказку сна.

– Какие будут планы на сегодня? – спросил Артур так, как будто у них каждый день какие-то совместные планы, и они зависят именно от неё. Илона сразу не нашлась, что ему ответить, потому что сегодня было воскресенье, и кроме экскурсии по Москве для иностранцев, в программе фестиваля ничего не предполагалось.

Артуру первому пришла в голову идея. Он был писателем и не случайным человеком в литературных кругах Москвы.

– Сегодня в одном из литературных салонов встреча маститых писателей, – сказал Артур задумчиво. – Когда-то получил туда приглашение. Забыл уже об этом и, наверное, не пошёл бы, но, уже немного изучив твои интересы...

– Да, да, Артур, можешь дальше не уговаривать, я согласна. Я даже прошу тебя непременно пойти на этот вечер и взять меня с собой, познакомить с авторами московской элиты, ввести в её круг.

После завтрака Артур дал Илоне время на приведение мыслей в порядок. А они крутились вокруг обыденного вопроса, в чем же пойти на этот вечер? "Здесь тебе не Германия, где авторы ходят неделями в одних джинсах, и вопрос о пуловере не встаёт на повестке дня. Литературный салон…  Одно название уже предполагает что-то возвышенно-лирическое. Надо будет посетить пару магазинов столицы. Кажется, здесь они по воскресеньям работают?"

– Артур, а что, если в первую половину дня мы пройдёмся по Вашим многочисленным магазинам одежды и попробуем создать мне определённый имидж, чтобы соответствовать и внешне вашему кругу литературной богемы?

Артур не имел ничего против. Он предложил ей несколько каталогов московских фирм, которые случайно оказались под рукой. Включил компьютер и предоставил возможность познакомиться с последним криком моды столицы. Нерешительность, присущая Илоне с детства, мешала ей принять решение, с чего и как начинать облагораживать свой внешний вид. Тогда он позвонил своему литературному агенту Марине и попросил её помочь знакомой из Германии в выборе одежды для предстоящего вечера.

Марина заехала за ними на своем "Мерседесе". Началась женская суета. Примерки, рекомендации, советы, сомнения, размышления и даже слёзы. Марина прекрасно знала, что ожидает Илону на встрече в литературном салоне. Она видела перед собой женщину и решала сама, что предложить ей надеть, чтобы на встрече привлечь внимание известнейших писателей России. Рекомендацией для Илоны уже было то, что она – писатель из Германии. Это была её марка сегодняшнего вечера.

Вечером Артур с Илоной подъехали вовремя к вилле, где состоялся литературный салон. Швейцар встретил их у входа. Всё было, как в лучших домах Лондона. Илона сразу поняла, что Артур свой среди гостей. В его адрес отовсюду звучали слова приветствий. Его приглашали принять участие в разговоре, жестами зазывали к своим столикам, приветливо улыбались. Вероятно, он был постоянным посетителем салона. Женщины оценивали взглядами его спутницу, а она, не зная, как вести себя, в то же время чувствовала свободу в этом мире звуков и взглядов.

Приятель Артура зарезервировал им места. Когда подошли к столику, представился:

– Меня зовут Алексей, а это моя подруга Виктория.

Не дождавшись ответа, который его, по-видимому, совершенно не интересовал, он сразу начал открывать бутылку шампанского. Молодая женщина, находившаяся рядом с ним за столиком, улыбнулась Илоне как старой знакомой и сразу начала вводить в круг столичных новостей.

Главной из них было то, что хозяин этого мероприятия, писатель Лемешев, сегодня здесь не один, а с двумя очаровательными дочурками и их гувернанткой. О ней по Москве ходят таинственные слухи, как будто она появилась в доме Лемешева после его возвращения с Канарских островов. Гувернантка говорит только на немецком, а сам Лемешев даже помолодел с тех пор, как год назад покинул столицу. Виктория испытывала непреодолимое желание узнать о гувернантке больше, ближе рассмотреть её. Она сразу предложила Илоне пройтись по залу к столику, за которым сидела эта дама, наделавшая шуму в столице.

– До начала вечера самый подходящий момент, когда можно увидеть её поближе, – прошептала Виктория чуть слышно. – Может, тебе представится момент пообщаться с ней, перекинуться несколькими словами на немецком, услышать в ответ пару слов, составить мнение об иностранке?

Илона не стала возражать новой знакомой. Мужчины предоставили им возможность заняться тем, о чём они шептались, и сразу погрузились в свой разговор, который шёл вокруг литературных планов на будущее.

Женщины, медленно лавируя между столиками и гостями, совершили круг по гостиной и как будто невзначай остановились около столика, за которым сидели дети Лемешева с гувернанткой. В этот момент гувернантка подняла глаза. Илона вскрикнула от неожиданности, замерла на мгновение, впившись взглядом в лицо гувернантки и не имея сил от него оторваться. Виктория, услышав её крик, говорящий о высшей степени взволнованности, потянула Илону за руку и предложила вернуться к мужчинам. Илона двигалась за ней, как в тумане, мимо людей, которые провожали их удивлёнными взглядами.

Женщины ещё не дошли до своего столика, за которым разговаривали их мужчины, как в комнату быстрым шагом вошёл писатель Лемешев и почти с порога начал свою приветственную речь.

– Дорогие друзья, мы с вами достигли определённых успехов на литературном поприще, что свидетельствует о том, что мы переняли эстафету старшего поколения.

Он говорил восторженно, слушать его дальше, наверное, было бы приятно и Илоне, но не сейчас, не в этой ситуации, не при этом положении дел.

Артур заметил, что с Илоной что-то творится, и предложил ей выйти на террасу, тем более, что выход на неё находился недалеко от их столика и двери, ведущей в гардеробную. Он принёс Илоне пальто, и они, к всеобщему удивлению всех присутствующих, во время речи Лемешева вышли на террасу подышать свежим воздухом. Это был верх бестактности по отношению к писателю, да и ко всем присутствующим в зале. Но пути назад не было. Да и мнение окружающих – Илону больше не интересовало и не волновало.

– Илона, так что же произошло? – спросил Артур, как только они оказались на террасе.

– Ты знаешь, дорогой Артур, сразу прошу тебя, не считай меня сумасшедшей. Знаю, что ты не забыл тот трагический случай, который произошёл с моей подругой фрау Перец на Канарских островах. Она тогда пропала в волнах океана. Так вот, гувернантка вашего писателя Лемешева, как две капли воды похожа на фрау Перец. Я уверена, что это она. Странно только то, что она меня не узнала. Я ведь, увидев её, громко вскрикнула, чем привлекла внимание находящихся рядом. Хорошо, что в это время в зал вошёл писатель Лемешев, и внимание с меня переключилось на него. Артур, что ты мне посоветуешь делать в этой ситуации?

Артур внимательно выслушал Илону. Конечно же, он ей поверил. На своём веку, будучи писателем, слышал столько историй, что готов был ко всему. "Илона не могла ошибиться. Возможно, что горничная – двойник её подруги, но это маловероятно. И к тому же Лемешев приехал недавно с Канарских островов. Таких двойных совпадений не бывает", – думал Артур, слушая Илону, а ей ответил:

– Ты наблюдай за ней дальше. Может быть, представится случай, и сможешь с ней поговорить? Может, она тебе ответит? Тогда всё и прояснится.

Илона согласилась с его предложением. Она сидела притихшая и неуверенная уже ни в чём. Да и как можно было поверить, что подруга воскресла из мёртвых, "смертью смерть поправ". Когда Илона с Артуром после паузы вернулись в помещение, столик, за которым час назад сидела гувернантка с детьми, был пуст. Не вернулись они и на второе отделение литературного вечера.

У Илоны пропал интерес ко всему, что происходило в зале. Она не могла больше ни о чём думать и ждала момента, когда можно будет уйти незамеченными. Через час они уже находились в квартире Артура. Илона дала возможность своему воображению представить, что могло случиться с подругой после её исчезновения, если поверить в то, что фрау Перец жива и что это – гувернантка московского писателя Лемешева.

На следующее утро Илона проснулась рано. Сразу вспомнила то, что случилось вчера в помещении литературного салона. Она помнила всё, но не знала, как ей поступить в этой ситуации: Что делать дальше? Что предпринять? Мысли совершали круг за кругом. Она не знала, как остановить их бег, с чего начать новый их виток?

В комнату заглянул Артур.

– Ну что, дорогая? Проснулась? С чего начнём сегодняшний день?

– Не знаю. Вот думаю, как поступить в создавшейся ситуации. Я точно знаю, что гувернантка писателя Лемешева – это моя подруга – Доротея Перец. То, что она меня не узнала в салоне, ещё ни о чём не говорит. Вероятнее всего, что-то случилось с её психикой или памятью. Или ты думаешь, что эта женщина – двойник моей Доротеи? Да, есть над чем поразмышлять.

– Илона, тебе решать, что делать дальше. Я не хочу давать никаких советов. Могу только предложить свою помощь.

– Давай тогда попытаемся разработать приблизительный план возможных действий. Мне кажется, что нужно прежде всего поговорить с господином Лемешевым, попытаться понять, что он знает о прошлом своей гувернантки? Где он с ней познакомился, и с каких пор она у него работает?

– Хорошо. Эту часть плана я беру на себя. Назначу писателю Лемешеву   встречу с ним где-нибудь в кафе и попытаюсь услышать ответы на наши вопросы.

– Прекрасно. Хочешь, чтобы я присутствовала при этом разговоре?

– Нет, Илона, я думаю, что это будет преждевременно. Дай мне сначала время самому с ним поговорить. А ты отдохни сегодня, или давай я тебя отвезу на одно из мероприятий фестиваля, на который ты приехала?

– Ты прав, Артур, не надо спешить. Да, утром я вспомнила, что сегодня литературная номинация фестиваля в одном из театральных помещений. Сейчас посмотрю по программе. Вот... нашла... Чтения состоятся в 12 часов, но туда ещё нужно добраться, а ваши московские автомобильные пробки меня сводят с ума.

– Не беспокойся, Илона. Я тебя довезу. Нужно будет просто выехать пораньше. Или отправляйся одна на метро. Кстати, тот театр находится недалеко от станции…

– Мне сейчас важно, – прервала его Илона, – чтобы ты побыстрее встретился с писателем Лемешевым. За меня не беспокойся, я просто закажу себе такси.

На том и порешили. Прежде чем ехать на литературную номинацию фестиваля, Илона решила позвонить своему другу Паулю в Германию.

– Пауль – человек хладнокровный, – сказала она Артуру. – Сможет принять правильное решение, по крайней мере, дать совет. И если даже женщина, которую я видела в салоне у господина Лемешева, не фрау Перец, он не упрекнёт меня, не подумает, что я сошла с ума или нахожусь на грани помешательства.

– Тогда не теряй времени и позвони своему другу прямо сейчас, – посоветовал    Артур.

Илона последовала совету. К счастью, Пауль оказался дома и сразу откликнулся на звонок. Новость принял совершенно спокойно, не проявив никаких эмоций. В последнее время его мысли были так далеко от реальности, что он принял слова Илоны, как свершившийся факт, и сразу предложил действовать на уровне государств. Также сказал, что готовится к поездке в Россию, но, к счастью, пока ещё находится дома и не выкупил заказанные авиабилеты.
 
– Лечу в Оренбуржье, если тебе эти названия о чём-нибудь говорят. Могу остановиться на пару дней в Москве...

– Пока не выкупай билеты, – попросила его Илона. – Подождём, что принесёт разговор Артура с писателем Лемешевым.

Все трое договорились созвониться, как только появятся новости. В полдень Илона была уже в помещении театра в окружении друзей, с которыми была знакома по прежнему фестивалю. Ей было здесь хорошо. И когда её вызвали на сцену, она прочитала психологическое эссе, которое заранее выслала организаторам фестиваля. В зале стояла тишина. Она видела восторженные глаза сидящих в первых рядах. Участники фестиваля, находящиеся в зале, поддерживали её улыбками, взглядами.

– Всё хорошо, – думала Илона. – Главное, что я снова чувствую уверенность, нужность людям. Хорошо, когда тебя понимают. Вижу это по выражению лиц.
Её мысли были прерваны громкими аплодисментами. Она спустилась в зал. В это время объявили паузу. К ней подошли две девушки. Одна из них представилась Василисой и попросила текст эссе и электронный адрес.

– Я хочу поддерживать с Вами отношения в будущем. Вы не против?

– Конечно, не против. Василиса... Какое красивое имя! Пиши, звони, может, встретимся ещё и на других площадках фестиваля...

Встреча с творческими людьми согревала душу. Илона оставляла автографы, запоминала лица, говорила напутственные слова. Она чувствовала себя, как дома. Не раз вспоминались слова, которые любила повторять мать: "Москва. Как много в этом звуке...". Она знала, что эти встречи в Москве оставят неизгладимый след в её памяти, и уже сейчас радовалась этому.


Глава шестая, в которой Илона впервые встречается с историком Виктором Борисовичем Кудриным
На следующий день у Илоны была назначена встреча с историком, жителем Москвы – Виктором Борисовичем Кудриным, статья которого "Миры Александра Грина", опубликованная в журнале "Наука и Религия", со дня её прочтения владела её воображением.
Илона сразу нашла указанный ей в редакции журнала "Наука и Религия" четырёхэтажный дом в стиле "модерн" начала XX столетия, на углу Арбата и Спасопесковского переулка. Поднялась на третий этаж по лестнице. Дверь открыл старомодный мужчина лет семидесяти, ничем не примечательной наружности.
– Виктор Борисович.
– Илона Ивановна. Но можете называть меня просто Илона.
– Тогда и я для Вас – просто Виктор.
Они прошли в "кабинет" Виктора Кудрина – отгороженный фанерной перегородкой от главной комнаты "пенал" с одним окном, выходящим во двор. Внимание Илоны привлекла стоящая на полке в "красном углу" старая чёрно-белая фотография Великой княгини Елисаветы Феодоровны. Илона остановилась напротив её, молча вгляделась в глаза княгини. Потом повернулась к хозяину и спросила взволнованным голосом:
– Виктор, откуда у Вас эта фотография? Я с детства увлечена подвигом Великой княгини Елисаветы Фёдоровны, святой Сестры Милосердия, читала о ней и по-немецки, и по-русски. Её лицо знакомо мне по репродукциям, опубликованным во многих статьях. Ведь именно она стала для меня примером в обыденной жизни. Я ездила недавно на ее родину, в Дармштадт. Это – незабываемые впечатления!
– Илона! Когда Вы узнаете, что такое память, Вы поймёте, что все впечатления – незабываемые! Не бывает "забываемых" впечатлений, так как ничто не забывается. Как сказал Николай Васильевич Бугаев, "прошлое не исчезает, а накопляется". Кстати, он жил недалеко отсюда, в доме 55 по Арбату. Там родился его сын Николай, взявший потом псевдоним "Андрей Белый". В этом доме теперь – музей Андрея Белого. Посетили ли Вы уже его?
 – Нет, Виктор! Ваш дом – первый дом на Арбате, который я решила посетить!
 – Тогда непременно, сразу после нашего дома, нанесите визит туда!
Заметив, что внимание Илоны вновь обращено к фотографии Великой княгини Елизаветы Фёдоровны, Виктор Борисович продолжил свой рассказ:
 – Эту фотографию чудом сохранила моя бабушка, работавшая с Преподобномученицей Елисаветой в Марфо-Мариинской обители. Во все времена, во всех квартирах, которые нам пришлось сменить, эта фотография была открыта, в том числе – и в квартире на Тверской, где её видел Александр Степанович Грин. По рассказам бабушки, Грин был поражён красотой и благородством облика Великой княгини, и горько пожалел, что в свой "эсеровский" период находился "по другую сторону баррикад" от Великой княгини и ее супруга, Великого князя Сергия Александровича, убитого эсером Каляевым в 1905 году. Но и возблагодарил Господа, что вовремя отошёл от революционеров, не успев никого убить!
– Александр Степанович Грин тоже был любим мною с детства. Его "Алые паруса", "Бегущая по волнам" и "Блистающий мир" вселяли в душу веру в чудеса и надежду на существование других миров, не менее реальных, чем окружающая нас "явь".
– Именно это я ожидал от Вас услышать, дорогая Илона. Чтение воспоминаний дедушки о необычных способностях Грина подготовило меня к осознанию неполноты "научного описания мiра" и необходимости создания такой науки, которая бы не отмахивалась от "таинственных явлений", объявляя их "невозможными", а пыталась бы понять законы, по которым они происходят. Опубликовать записи дедушки удалось мне лишь гораздо позже, в "обрамлении" известной Вам статьи "Миры Александра Грина" в журнале "Наука и Религия", которая и привела Вас сегодня ко мне.
– Да, чтение Вашей статьи произвело на меня неизгладимое впечатление. Я   не смогла покинуть Москву, не познакомившись с её автором.  Всю жизнь пытаюсь понять, в чём моё предназначение, какова моя роль в этом отрезке времени? В чудеса уверовала, но встречаю по жизни мало родственных душ, которые верят в другие миры. В Вас увидела одного из единомышленников. Никогда не думала, что Александр Степанович Грин не только призывал верить в чудеса, но и сам обладал даром телепатического видения.
 – Илона, что же мы стоим? Проходите к столу. Мы сейчас с Вами чайку попьём. Располагайтесь поудобнее. Вы знаете, у меня сохранился последний бумажный экземпляр девятого номера журнала за 1993 год с моей статьёй, примите его в подарок о нашей встрече!
Илона почувствовала себя уютно в этом доме, где её приняли такой, какая она есть. Дружеское участие всегда придавало ей уверенность в себе и в принципах, которыми она руководствовалась в жизни.
А Виктор Борисович уже вёл рассказ о давно минувших днях. Видно было, что он верит в то, о чём говорит и надеется, что его вера поможет осознать другим правильность его мыслей.
– Чудом сохранившиеся несколько страниц дедушкиных воспоминаний – всё, что осталось от огромного архива документальных свидетельств о Первой мiровой войне, о русских авиаторах и литературной жизни Москвы 1920 – 1940 годов, от альбомов семейных фотографий, которые старшие поколения нашей семьи "вели" с начала 20 столетия. Этих альбомов было три, и большинство фотографий в них было сделано ещё в предыдущей квартире, на Тверской, 9/17. В январе 1977 года и эти альбомы, и дедушкины рукописи, так и не дождавшиеся опубликования, были уничтожены кипятком из лопнувших труб отопления на чердаке (мы жили тогда на последнем этаже). Но и сегодня, стоит лишь закрыть глаза, я вижу каждую из этих фотографий в мельчайших деталях. И сама комната детства, с видами за окном и с примыкающими к ней кухней и с комнатами соседей – являются мне в сновидениях, спустя почти полвека, – в мельчайших деталях, убеждая, что "прошлое" – существует, что оно – не прошло! Илона, я уверен, что живя в настоящем, душа продолжает обитать и в тех областях "пространства-времени", которые, казалось бы, давным-давно безвозвратно покинуты ею! И все эти области будут полностью воссозданы из "небытия", сначала – "виртуально", на экране компьютера, а потом – и физически!
Размышления о природе памяти привлекли моё внимание к работе Натальи Петровны Бехтеревой "Магия мозга", в которой показано, что мозг не является ни полностью распределённой информационной системой, ни голограммой "в чистом виде", а представляет собой область, в которой сочетаются распределённые и голографические свойства. В процессе воспоминания активируются не локализованные в пространстве "участки памяти", а коды каналов связи – "универсальные ключи", связывающие мозг с нелокальным хранилищем памяти, не ограниченным трёхмерным объёмом мозга. Но это значит, что можно сделать активацию памяти целенаправленной, воссоздающей определённые фрагменты жизни индивида. Конечно, всё это кажется чудом. Но, как сказал Александр Степанович Грин, "чудеса вокруг нас"!
– Теоретические сведения на такую важную тему несколько сложны для моего восприятия, – прервала Илона рассказ Виктора Борисовича – А в реальной жизни Вы сами встречались с такими явлениями, с так называемыми чудесами, которые происходят в невидимых нами мирах?
Виктор Борисович задумался, но ненадолго. То, о чём он говорил, было выстрадано и укрепилось в памяти в течение прожитых лет. Он продолжил свой рассказ с уверенностью, что собеседник понимает движение его души и настроен на восприятие волнующих его тем:
– Первым в жизни чудом, осознанным мною именно как чудо, явилось то, что при слушании музыки (не только у меня, но и у многих ценителей классической музыки) возникают яркие зрительные образы, которые, не являясь зрительными аналогами звукоподражания, казалось бы, – никак не соотносятся с самой музыкальной тканью. Образы старой Вены, возникающие при прослушивании Гайдна и Бетховена, а также 8-й симфонии Шуберта, явно были увидены этими композиторами, музыка явилась передатчиком этих образов из их душ в душу слушающего. Это подтвердилось в январе 2010 года, во время моего первого в жизни посещения Вены, у меня создалось впечатление, что я прожил там долгие годы – большую часть шестидесятых и семидесятых годов, – именно те годы, в течение которых продолжались частые посещения Консерватории, – я узнал эти места! Поскольку в самом музыкальном тексте не содержится никакого описания ни видов Вены, ни расположения комнат композиторов и находящихся в этих комнатах предметов, этот феномен может быть объяснен лишь наличием корреляции между душами, не только между душами ныне живущих людей, но находящихся в "разных мiрах": слушатели еще находятся "в этой временной жизни", а композиторы уже перешли в Жизнь Вечную. И это нисколько не мешает общению их душ, вплоть до полного объединения содержащихся в них впечатлений!
Музыкальное произведение – это не "перевод" словесного описания на другой язык, а "ключ", открывающий канал корреляции, некий аналог "генетического кода", управляющего выращиванием некого "сверхорганизма", в котором личность композитора и личности слушателей его музыки (и давно умерших, и ныне живущих, и тех, кто еще не родился), полностью оставаясь сами собой, мирно уживаются друг с другом, и содержание внутреннего мiра каждого из них становится общим достоянием. У меня возникла мысль, что по образам, возникающим при слушании музыки (комната, в которой жил Бетховен, предметы на его столе), можно будет не только создать "виртуальные копии" этих предметов (а затем, – и вещественные их копии, хотя бы – в качестве экспонатов музея), но и получить "запись" самого "кода", посредством которого осуществляется связь между душами до полного их слияния! И, вместе с тем, я отчётливо сознавал, что все эти зрительные образы – лишь наиболее грубая "оболочка" неизмеримо более богатого содержания внутреннего мiра творца этой музыки, выразимого лишь средствами самой музыки.
Ещё одно чудо, происходящее при прослушивании классической музыки – это внезапное решение проблем, казалось бы, также не имеющих никакого отношения к теме прослушиваемого произведения, например, – проблем чисто математических. (Позже справедливость этого наблюдения подтвердили мне математики-профессионалы). Но главное – это ясное ощущение некой неуловимой и неназываемой Реальности, большей, чем весь видимый мiр, на которую и проецируются и образы Вены, и математические проблемы, уже переставшие быть проблемами, причудливо сочетающиеся с этими зрительными образами, образуя с ними логически необъяснимое, но органическое единство.
– Дорогой Виктор, как хорошо Вы об этом сказали. Моя душа откликнулась на Ваши слова чувством умиротворённости и внутреннего понимания Ваших мыслей.
А Виктор Борисович продолжал рассказывать о том, что жило в нём постоянно. Он сразу понял, что эта женщина, которую он впервые видит, понимает смысл его душевных переживаний и сможет передать его знания другим. Ведь она – писатель. Вероятно, неслучайно обладает творческим даром и способностью понимания вопросов вселенского значения и неслучайно находится сейчас в его квартире.
– Недавно я опять слушал по радио "Орфей" Третий концерт для фортепиано с оркестром Бетховена. Музыка убеждает без слов, что смерти нет, что всё совершившееся навсегда остаётся в Вечности. Мне сейчас уже больше лет, чем было Бетховену, когда он перешёл из мiра временного в мiр Вечный, и я могу слышать его музыку, чего он сам был лишён. Но его душа так же жива, как была тогда, и богатства его души полностью открыты для всех, кто готов их воспринять! Создавая эту музыку, он не только посылал в будущее "ключи" к своей душе, но и сам питался грядущими "отзвуками" в душах слушателей, приходящими к нему из будущего. И образы Вены здесь – только внешнее обрамление множества хранящихся в душе образов, которым нет названия!
Разговор длился около часа. У Илоны были ещё неотложные дела, которые нужно было завершить именно сегодня. Она, не решаясь прервать мысль Виктора Борисовича на полуслове, всё же остановила его словами:
– Мне уже пора! И я, наверное, утомила Вас?
– Наоборот, простите, это я утомил Вас своим долгим монологом!
Уже в дверях Илона остановилась, посмотрела на Виктора Борисовича долгим взглядом, а потом неожиданно для него произнесла:
– Дорогой Виктор, спасибо за столь содержательную беседу. В Германии подобными вопросами занимается профессор Рихард Замятин. Могу ли я ему дать Ваш адрес?
Виктор ответил сразу, ни минуты не раздумывая, как будто ожидал этого вопроса:
– Буду очень рад вступить с ним в контакт! Сердечно благодарю за Ваш визит!

 Глава седьмая, в которой рассказывается об истории скитаний фрау
Перец после её исчезновения на Канарских островах

Когда Илона вернулась домой, Артур встретил её кивком головы, не отрываясь от компьютера. Он пытался что-то в нём отыскать, был сосредоточен и угрюм.

– Что-то случилось? Какие у тебя новости? – спросила Илона нетерпеливо. – Пауль ждёт нашего решения. Я обязательно должна ему позвонить.

– Успокойся, Илона. Не торопись. Сейчас всё обсудим. Дело в том, что твоя подруга исчезла. Она незаметно для всех ушла из дома Лемешева, прихватив с собой дамскую сумочку с документами, и не вернулась. Лемешев хотел её сегодня объявить в розыск. Женщина исчезла. Вернётся ли она назад? На этот вопрос он ответить не может.

Когда Илона немного успокоилась, Артур включил диктофон и дал ей прослушать рассказ писателя Лемешева о встрече с женщиной, которая позже стала гувернанткой его детей:

"В середине августа поздно вечером в дверь моей виллы, которая находится на Канарских островах, постучалась женщина. Ей было лет пятьдесят, может, и меньше, но её плачевный вид делал её значительно старше. Она стояла передо мной босая, в каком-то отрепье, дрожащая, как осиновый лист на ветру. Синие губы указывали на низкую температуру организма или на сердечную недостаточность.

Я не мог не впустить бедняжку. Она же не могла выговорить ни единого слова. А когда немного отогрелась и начала говорить, оказалось, что говорит на незнакомом для меня языке. По отдельным словам из её речи, я понял, что незнакомка говорит на немецком. К её счастью, я всегда путешествию по миру с моим домашним врачом. Позвонил ему. Он пришёл сразу. Разобрал из её несвязной речи тоже несколько фраз, подтвердил, что бедняжка говорит на немецком языке, но ничего не помнит из того, что было с ней раньше. Единственно, что мы поняли: незнакомка тонула, а волны выбросили её на берег. Врач предложил оставить её на несколько дней на вилле, обеспечить уход, приём лекарств. У меня там оборудован терапевтический кабинет. Я последовал совету врача и оставил женщину на некоторое время у себя, с целью – подлечить, а потом подать в розыск. Но вскоре меня вызвали в Россию по рабочим делам. Я не мог её бросить. Решил взять с собой в Москву. Она не возражала, не помнила, где её дом и как её зовут. А мои девочки привязались к ней. Она начала их учить хорошим манерам, немецкому и английскому языку. Да, я и сам к ней привык. В доме запахло женщиной".

Артур, во время прослушивания записи, наблюдал за Илоной. Обоим было понятно, что гувернантка детей Лемешева – Доротея Перец. Всё совпадало: и возраст, и язык общения, и страна, в которой она зашла в море и не вернулась обратно. Но главное было всё же то, что Илона узнала её. Внешнее сходство с фрау Перец не могло быть случайным во всей этой истории.

– Ну, что ж, расскажем Паулю всё, как есть, всё, как случилось. Он посоветуется с профессором Замятиным. Подадут в розыск в Германии...

– А мы должны пойти в немецкое посольство здесь в Москве, и поставить в известность его представителей. Вообще-то, Лемешев хочет это сделать сам.

– Это его проблемы, – прервала Пауля Илона. – Сам дел наделал – пусть расхлёбывает. У него везде связи, может, раньше нас её найдёт, но мы не должны на него надеяться, не должны и не можем. Что нам известно сейчас о новом имени Доротеи?

– Её фамилия Кербер Паулина, 50 лет, рост 168, вес 55. Место рождения – Оренбургская область, село Плешаново. Родной язык – немецкий. Лемешев сам родился в этом селе, в котором более восьмидесяти процентов были тогда немцы. Так решил, наверное, её замаскировать, чтобы никому не бросилось в глаза её знание немецкого?

– Ну, что ж, этих сведений вполне достаточно, чтобы подать на неё в розыск, не вмешивая во всю эту историю господина Лемешева. Если разобраться, он, может, даже её спаситель. Кто знает, что было бы, если бы он сообщил о ней полиции Испании на Канарских островах? Может, нашли бы ту клинику, из которой она исчезла, но это маловероятно. Её мало кто знал из персонала, да и была она там всего неделю. Человек без имени, без памяти, вышедший из пены морской Атлантического океана... Поместили бы куда-нибудь в психиатрическую клинику, откуда бы не было никакого выхода в мир. Это случай, что ты приехала в Москву, что мы пошли в литературный салон, что Лемешев в этот день пригласил гувернантку с детьми, вернее сказать, детей с гувернанткой на литературный вечер, и ты её там увидела. Да, и то, что она в тот день получила паспорт, тоже большое дело. Но, кажется, она действительно потеряла память, раз не узнала тебя? Жалко женщину. Где она сейчас пытается найти свой дом? Это невозможно себе даже представить.

– Ты совершенно прав, Артур. Одно обстоятельство заставляет меня задуматься. Ты ведь сказал, что в паспорте у фрау Перец указано, что она родилась в Оренбургской области. Это место называл мне Пауль во время телефонного разговора. Он как раз собирается лететь туда, я только не знаю, зачем. Давай сделаем так. Ты пойдёшь на приём в посольство и подашь заявление о пропаже женщины по имени Паулина Кербер. Потом будешь ждать в Москве результатов, занимаясь своими обычными делами. А я полечу с Паулем в Оренбург. Кто знает, может, там объявится фрау Перец под именем Паулины Кербер. У неё ведь в паспорте указано, что это место её рождения. Я лично начала бы поиск своего дома с места, где родилась. Мы – женщины во многом похожи друг на друга, хотя и говорят, что женская логика – это отсутствие всякой логики, но она какая-никакая, а всё же существует. Мне осталось позвонить Паулю и сообщить о нашем решении. Он будет только рад, так как со мной ему легче будет решать проблемы в чужом краю.

Илона набрала номер телефона Пауля. На другом конце провода звонка уже ждали.

– Хорошо, Илона, – выслушав её, ответил Пауль. – Тогда я возьму на послезавтра билет до Оренбурга с пересадкой в Москве. От Москвы полетим на следующий день вместе. Я сообщу тебе день вылета и номера рейсов до Москвы и Оренбурга. Билет купи себе сама, а я буду ждать тебя в аэропорту в Москве. В какой аэропорт прилетит мой самолёт, пока не знаю, сообщу тебе завтра. Там их, кажется, три. Как у тебя с визой?

– Я брала её на всякий случай на три месяца, так что по срокам всё подходит. Постараюсь, чтобы всё получилось, как мы с тобой сейчас запланировали. Тебе же нужен переводчик, а я немного лучше тебя знаю русский язык, вместе – не пропадём.

– Спасибо, Илона. Тогда тебе придётся совершить со мной и ещё одно путешествие, теперь в Запорожье, в бывшую колонию немцев в России. Мне очень надо, просто необходимо её посетить.

– Значит, посетим, раз надо. Не сомневайся.

В этот вечер Илона заснула сразу, как только голова коснулась подушки. Она почему-то была уверена, что Доротея Перец найдётся. "Нужно только очень захотеть, – думала она, – и тогда мироздание станет нашим союзником. Направлю мысль только на поиск подруги, и всё получится. Буду верить в это и не сдаваться".


Глава восьмая о том, как Милена начала претворение своей мечты в жизнь

Милена долго не горевала о кончине своего бывшего супруга и уже строила планы на ближайшее будущее. Она вступила в наследство домом. Появилась реальная возможность осуществить мечту – открыть сначала в его помещении Дом творчества для инвалидов. Про себя она называла его Домом Счастья. Её только удивляло, что Дитер оставил её единственной наследницей своего состояния: "Ведь у него были ещё родственники? Он же пытался от меня избавиться? По-видимому, бывший супруг составил завещание в первый год нашего с ним счастливого супружества, – размышляла Милена, – и не задумывался больше над этим. Каждый думает, что будет жить вечно. Нет, он, конечно, понимал, что когда-то и его век закончится, но, вероятно, не думал, что это произойдёт так скоро. Судьба или случайность стоит за этим? До последнего момента живём, надеемся, верим в свою счастливую звезду, строим планы. Вот и я задумала создать образовательно-воспитательное учреждение для детей с ограниченными психическими возможностями. А смогу ли довести дело до конца?"

Энергии Милене было не занимать. Работая над бизнес-планом, она разрабатывала параллельно к нему основной концепт Дома Счастья. Услышала о том, что существует государственный фонд, выделяющий средства на развитие такого рода благотворительной деятельности. Потом разработала проект и отправила его в один из фондов. Поднять такой груз задуманного в одиночку было трудно. Пауль давал советы, но их осуществление ложилось целиком и полностью на её плечи. Она в мыслях начала подбирать сотрудников для осуществления столь благородной цели. И опять подумала об Илоне как об идеальной кандидатуре. "Всё-таки она медсестра, мать, воспитавшая неплохого сына, начинающий писатель и к тому же подруга и родственница. Только непонятно, где она сейчас находится, чем занимается и когда вернётся?" – такие мысли приходили Милене, но попытку найти её она пока не предпринимала. Весть, полученная от Пауля, о том, что Илона в Москве и, кажется, вышла на след фрау Перец, порадовала её, всколыхнула массу чувств. "Значит подруга хорошо себя чувствует, раз ведёт подобного рода расследования", – подумала Милена.

 – Ну, и слава Богу! – сказала она Паулю в ответ. – Объявилась наша Илона. Значит, когда-нибудь появится и в наших краях, внесёт живую струю в мною задуманное дело. Знаешь, Пауль, я хочу ей предложить место медсестры в моём детском учреждении.

– Мысль хорошая, – ответил Пауль. – Одобряю. Думаю, не пожалеешь. Она понимает и чувствует людей, будет одновременно медсестрой и воспитателем. Как у тебя обстоит дело с бизнес-планом? Помощь не нужна?

– Спасибо. Я нашла хорошего финансового консультанта. Обратилась в благотворительный фонд за помощью.

– Думаю, что там тебя поддержат, – ответил Пауль. – Дело – нужное и важное. Молодец ты у меня, не каждому такое по плечу. Горжусь тобой. Если нужна будет помощь, обращайся. Помогу, чем смогу, в любое время дня и ночи.

Пауль не мешал Милоне в её планах на будущее. Он знал, что свобода действий – решающее условие отношений между людьми. Каждый разберётся со своими проблемами сам, поставит задачи и найдёт пути их решения. Они по-прежнему жили с Миленой на две квартиры. Пауль очень изменился за последний год. Общался больше с профессором Замятиным и коллегами по клинике. Заочное обучение в институте отнимало много времени. Он и внешне изменился: возмужал, раздался в плечах. Два раза в неделю занимался в фитнесс клубе, а потом до глубокой ночи продолжал свои изыскания, касающиеся разработок проблем, связанных с амнезией и родословной. Сам удивлялся своей целенаправленности и трудоспособности.

– Ты же знаешь, что я планировал провести отпуск в России, – сказал он Милене во время последней встречи в своей квартире. – В связи с новостями Илоны о фрау Перец мои планы немного меняются, но несущественно. Встречусь с Илоной в Москве, а там решим, что делать дальше. Хочу ей помочь в поисках несчастной подруги.

Он рассказывал Милене о своих планах, а она, уже не слушая его, витала в своих мыслях. Ей не было никакого дела ни до Илоны, ни до фрау Перец. Мысленно она разрабатывала проект предприятия, которое уже стало целью её жизни.

– Прости, мне пора домой. Желаю тебе счастливой поездки, пиши, звони. И я тебе всегда помогу, если это будет в моих силах.

Так они расстались в последний вечер перед отъездом Пауля из страны. Каждый думал о своём. Их планы на будущее почти не соприкасались, но они и не мешали друг другу в их осуществлении.


Глава девятая, в которой Пауль прилетел в Москву

Самолёт, в котором находился Пауль, достиг лётной полосы московского аэропорта Внуково. Илона повисла на плечах Пауля, как только он вошёл в помещение для встречающих пассажиров. Артур улыбнулся ему приветливо и повёл их через ближайший выход к машине, припаркованной метрах в трёхстах от входа. Перелёт в Оренбург состоится завтра, а сейчас у них было достаточно времени для общения.

Вечером, в одном из небольших ресторанчиков на Арбате, они обсуждали дальнейшие совместные действия. Говорили об исчезновении из дома Лемешева женщины, похожей на фрау Перец. Каждый понимал свою роль в предстоящих событиях, но рано было думать об успехе, да и предполагать его было рано. Что будет, то будет. Как сложатся обстоятельства, так и сложатся. Главное – верить, что задуманное будет исполнено, что они отыщут несчастную женщину фрау Перец, теперь уже живущую под именем Паулина Кербер, и доставят её домой.

Пауль был, как всегда, задумчив. Он размышлял о превратностях судьбы, которая забросила его в этот вечер в столицу России, наблюдал за людьми, сидящими за соседними столиками, слышал их голоса, не понимая речи, и думал о том, что эта встреча с Илоной и её другом в России на знаменитом Арбате не случайна. Всё имеет свой смысл, свои последствия и отзовётся когда-нибудь во Вселенной отблесками новых мыслей, а в его жизни останутся воспоминания ещё об одном жизненном мгновении, которое на данный момент в ней запрограммированно.

Илона была возбуждена. Пауль это сразу понял по её восторженным ноткам в голосе и светящимся глазам. Она, не умолкая ни на минуту, рассказывала об увиденном и услышанном за несколько дней, проведённых в столице. Здесь кипела жизнь. Это чувствовалась и по поведению посетителей в ресторане. Музыка громко звучащих голосов в слиянии со звуками рояля создавали особо тёплую атмосферу в помещении этого заурядного ресторана, каких на Арбате множество.

Илона с Паулем относились к такого рода заведениям, как к местам, где можно хорошо покушать, отдохнуть от мирской суеты, поговорить на волнующие темы. Они не обращали внимание на пёстро одетую публику, на женщин, демонстрирующих модные наряды. Им было не интересно наблюдать за юнцами, которые о чём-то возбуждённо беседовали за соседними столиками. Не заинтересовала их и группа солидных людей, занявших два столика посредине зала и, видимо, наслаждавшихся положением людей, имеющих возможность исполнять желания дам и заказывать для себя дорогое вино лучшего разлива.

В ожидании горячего блюда Артур с Паулем заказали себе по кружке пива, Илона ограничилась стаканом апельсинового сока. Через минут пятнадцать им принесли зелёный салат, а из горячего блюда – ростбиф с гарниром, любимое блюдо Пауля. Илона чувствовала себя комфортно. "Если рядом надёжные друзья, всегда и везде – уютно и тепло".

Пауля трудно было даже в ресторане вывести из состояния интенсивной работы мысли. Звуковые эффекты его не смущали. Слушая Илону, он продолжал думать о дальнейших планах относительно посещения селений бывшей колонии "Новая Самара" в Оренбуржье. Перед отъездом в Москву он интенсивно работал над изучением архивных документов, относящихся к прошлому этого островка немецкой земли в России. Перед отъездом в Россию, в интернете, на сайте "Одноклассники", он обнаружил статью "В колониях немцев-меннонитов". Её автор в августе 1926 года посетил немецкие колонии Оренбуржья и написал репортаж с анализом политической и экономической ситуации в районах массового поселения немцев-меннонитов. Пауля прежде всего заинтересовало то, что в статье речь идёт о проживании немцев-меннонитов в тех местах, где родился его дед и проживала семья прадеда.

Времени на углубление в текст у него в тот момент не было. Нужно было спешить в аэропорт, так как самолёт в Россию улетал через несколько часов. Тогда он скопировал текст статьи в надежде, что найдёт время прочесть её в пути, и положил в одну из папок своего дорожного чемоданчика, который всегда был при нём во время поездок.

Сейчас, находясь в ресторане, Пауль достал из чемоданчика чёрную кожаную папку, вынул из неё несколько листов печатного текста, и когда Илона закончила свой рассказ, заговорил взволнованно:

– Я не могу молчать о том, что меня тревожит в последнее время. Эти несколько листов с текстом являются для меня свидетельством существования в России организованных немецких поселений в первой четверти 20 века. Представьте себе, что статье, которую я сейчас держу в руках, ни мало, ни много, а 100 лет!

– Да, это же ре-лик-вия! – воскликнула Илона.

Она не могла скрыть своего изумления:

– Пауль, прошу тебя, познакомь нас с содержанием документа исторической важности. Теперь уж не молчи. Читай!

Пауля упрашивать не пришлось. Не теряя времени, он начал чтение. Илона успевала частично переводить Артуру смысл прочитанного. А тот, в свою очередь, объяснял обоим то, что им казалось непонятным. Артур был для Пауля с Илоной местным русским. Они знали, что могут на него положиться.

В какой-то момент Пауль обратился к обоим со словами:

– Я понял из статьи, что революция 1917 года не затронула жизнь немецкой колонии Люксембургской волости Бузулукского уезда Самарской губернии. Там остались старые порядки. Кстати, чтоб вы знали, в Сорочинском уезде, в 55 километрах от описываемых в статье мест, жили мои предки. Так что это за революция?

– Ты не слышал об Октябрьской революции? – Артур начал объяснять Паулю и Илоне значение этого исторического события в жизни России.
 
– Понятно, – ответил Пауль, когда Артур остановился. – Но в немецких поселениях, о чём пишет немецкий-колонист, многое осталось по-старому. Вот послушайте, что пишет один из очевидцев событий: "Немцы-колонисты живут хорошо. Попадая в колонию, начинаешь себя чувствовать, будто попал в Германию или другую культурную страну. Только застрявшие в памяти русские села, встретившиеся по дороге и виднеющиеся впереди башкирские со своими остроконечными минаретами мечетей, быстро протестовали против подобных фантазий. В колониях, прежде всего, бросается в глаза зелень, скрывающая дома, и широкие, прямые как стрела улицы, разрезающие эти зеленые сады со скрытыми домами на две равные половины. Дома в колониях однообразные, белые, большие, как бы высыпанные из одной формы и образовавшие строгий порядок – два ряда – по обе стороны улиц. Такие же хорошие, однообразные надворные постройки. Внутри жилых домов – тоже хорошо. Имеется в каждом от 4 до 6-7 чистых комнат, в них кровати с пружинными матрацами, картины на стенах, крашеные полы и т. д. Внешне везде можно видеть, что живут люди культурные. Внешне ВИК и сельсоветы существуют. В ВИКе образцовый порядок – всё на своем месте".

– Артур, объясни, что означает слово ВИК?
 
– Ты говоришь ВИК? Что это такое? Не могу точно сразу сказать. Сейчас погуглю в интернете.

Артур взял в руки свой телефон и через несколько минут прочитал ответ с экрана:

– Вот. ВИК – это волостной исполнительный комитет или сокращённо – волисполком. А ещё и Всероссийский исполнительный комитет Российской Федерации. А, может быть, это ещё и Всесоюзный исполнительный комитет. После интернета яснее не стало, но, по-моему, больше подходит "волостной исполнительный комитет". Наверное, были тогда такие.

– Спасибо. Не совсем понял, но продолжаю читать дальше:

"Но правят волостями (Люксембургской и Уранской) сельскохозяйственные организации – "Меннонитские общества". Этими обществами разрешаются всевозможные вопросы включительно до предрешения фактической раскладки сельхозналога, с намерением выгородить богатых и поприжать бедных. Гнёт менобщества чувствуется на каждом менноните, вплоть до членов и председателей сельсоветов и ВИКов. Замеченный за членом какой-нибудь проступок ведёт к тому, что "преступник", вызванный в ближайшее воскресенье в молельню, получает от "предигера" и "благочестивых братьев" такую "трёпку", после которой он, при одном воспоминании об этом, дрожит целые месяцы как осиновый лист, боясь быть изгнанным из общины. Понятие о Советской власти у них очень туманное и искажённое. По их понятию, выходит, что ВИКи и сельсоветы могли бы быть у них ликвидированы, а все функции переданы менобществу".

– Мало мне понятия ВИК, – огорчённо прокомментировал Пауль. – Теперь ещё какие-то "сельсоветы"? Где-то я прочитал ещё и про "колхозы"?

– Колхозы? Странно, Пауль, что ты не знаешь это слово. Я где-то читал про слова, которые из русского языка перешли в другие языки и стали интернациональными. Это, например, – тайга, дача, водка, спутник и, конечно, колхоз. Что такое колхоз? Ну, это я тебе скажу и так, без интернета. Это сокращение слов "коллективное хозяйство". То есть такая форма добровольной организации сельского хозяйства – вроде кооператива, – с общественной собственностью на средства производства (это если по Марксу), когда вступающий в это предприятие сдаёт ему свой скот, сельскохозяйственную технику, инвентарь, семена, личный земельный участок. Личный вклад колхозника оценивается повременною, а доход подсчитывается в конце сезона, и он зависит от количества отработанных дней. Но колхоз обязан выполнить государственный план сдачи сельхозпродукции. Председателя колхоза и правление избирают на общем собрании колхозников.

– И что? Такая система работала?

– Где как. По-разному. Где-то колхозы были бедными, а где-то успешными – такие назывались колхозами-миллионерами. Да и если бы идея такой организации была неудачной, то сейчас в Израиле и не было бы их кибуцев, то есть сельхозкоммун. А ведь кибуцы у них процветают. А в деле обобществления они пошли даже дальше советских колхозов. Например, если у работника обувь поизносилась, то ему выдадут другую пару из общественного фонда обуви.

– Да, интересно. Я этого не знал. Ну, а сельсовет – это что?

– Да это – просто исполнительный орган колхоза, местное самоуправление.

– Данке шён. Благодарю за пояснения к этому документу.

– Давайте прочту дальше. На собрании колхозников задавались и другие вопросы, например:

"Вы говорите, что Октябрьская революция нам дала свободу. Какая же это свобода, если детей в школах запретили учить Библии и Евангелию? Но вот как ими понимается свобода. В Люксембургской волости нет ни одного немца-коммуниста. В Уранской волости есть ячейка из 3 членов и 3 кандидатов ВКП(б) – все немцы. Отношение меннонитов к ним самое наихудшее." Артур, вот ещё одно незнакомое мне слово: ВКПб. Что это за сочетание букв?

В разговор мужчин вступила Илона:

– Пауль, это название партии – Всероссийская Коммунистическая партия большевиков. Разъяснение слова "большевики" – это ещё один урок из истории России. Отец рассказывал мне об этой партии. В двух словах это не пояснить.

– Хорошо. Согласен. Но давайте я дочитаю этот документ до конца, чтобы больше к нему не возвращаться.

– Артур, ты не против? – обратилась Илона к писателю.

Тот только кивнул головой, с интересом наблюдая за обоими в течение всего вечера.

– Продолжай, Пауль. Мне тоже интересна судьба этой группы немцев особого вероисповедания.

Пауль продолжил чтение:

"С трудом удалось найти две комнатушки, за плату 10 рублей в месяц для помещения избы-читальни. Никто не хотел принять "большевистскую" литературу. Был объявлен поголовный "молчаливый" бойкот. Но изба-читальня работает и постепенно завоевывает себе друзей – в рядах бывших врагов. В обоих описываемых волостях наблюдается тяга в Канаду. На днях из Уранской волости уезжают туда 300 человек, распродающих довольно дешево все свое имущество "с молотка". Сами меннониты говорят, что у них нет отечества. Там живут – где им хорошо. Многие из них, если только предложить выгодную цену за хозяйство и имущество – сегодня продадут, а завтра уедут. Они являются какими-то своеобразными кочевниками. Их родина – Голландия. Оттуда попали в Восточную Пруссию, потом на юг России, оттуда часть – в Заволжье и Сибирь. Пробыв здесь, около 30 лет устремляются в Канаду, а из Канады уже начинают перебираться в Мексику. Едут десятками, сотнями семейств. Так и оставляют за собой следы. На Украине есть колонии Кичкасс, Претория, Хортица. Выходцы из этих колоний и в Оренбургской губернии организовали колонии Кичкасс, Преторию, Хортицу. Очевидно, так же в Канаде и Мексике. Многие письма, получаемые от уехавших, кричат, что попали в кабалу, стали батраками. В этих письмах – крик отчаяния. Полнейшая безнадежность. Более расчётливые желают оставаться хозяевами, ехать даже не думают. Хозяйства из разрухи вылазят и крепнут, не пожалеют, что не поехали".

Прочитав последние строки, Пауль поднял голову и замолчал. Он уже был снова не с друзьями за столом в ресторане на Арбате, а витал в мыслях по городам, странам и континентам, где могли проживать его предки, родные по крови.

– Для меня в этом документе многое ещё неясно, но я надеюсь понять это в ближайшее время.

– Я верю в тебя Пауль, – с уверенными нотками в голосе поддержал его Артур. – Ты доведёшь начатое дело до конца.

А Илона подумала: "Пауль будет испытывать трудности в чужих краях из-за незнания русского языка. Постараюсь уехать вместе с ним и в Запорожье. На фестивале никто не заметит моего отсутствия. Проблема ещё в документах. Виза у меня туристическая. Не знаю – плюс это для меня или минус? Посмотрим, может, и с ней можно будет добраться до глубинки?"

Илона не представляла себе, даже приблизительно, где находятся немецкие деревни, в каких условиях живут там бывшие немцы-колонисты, о которых вёл разговор Пауль, но всем сердцем стремилась ему помочь. "Вдвоём в любом случае будет легче. Мама часто повторяла: "Один в поле не воин". Она не имела ввиду войну, говорила тогда о дружеской поддержке, которой ей самой после смерти отца не хватало".


Глава одиннадцатая, в которой "незнакомка" знакомится с подвалами России

В то время, как друзья находились в помещении за ужином, в сквере на соседней улице, сжавшись в комок от холода, сидела на скамье женщина примерно пятидесятилетнего возраста. Она прижимала к груди дамскую сумочку и в течение нескольких часов не предпринимала никаких действий. Женщина помнила, что вышла из дома, в котором проживала последний месяц, прошлась по близлежащей улице, зашла по пути в несколько магазинов, но, когда решила вернуться домой, вдруг поняла, что не знает, куда идти. Не помнила она ни названия улицы, ни номера дома. Слыша чужую речь не решалась спросить у прохожих, как дойти до своих девочек, с которыми провела последние несколько месяцев. Она не понимала, о чём говорят проходящие мимо люди, и когда к ней подошла полная женщина, что-то спросила, потом помогла встать, женщина, как собачонка, побрела за ней, ни о чём не думая.

Пришли в какой-то подвал. У неё о чём-то спрашивали, вырвали из рук сумочку, показали на топчан в углу комнаты. Кружку, наполненную кипятком, тоже поставили на стул рядом. Женщина пила чай и наблюдала за тем, что происходит в подвальном помещении. Одни люди заходили, другие вползали, кто пьяный, кто замёрзший, кричали, толкали друг друга, даже били. Ей оставалось лечь на топчан, сжаться в комок, повернувшись к стене. Удалось заснуть.

И приснился ей сон: Пожилой мужчина сидел за столом у компьютера. Он что-то читал, тёр виски, думал, записывал в тетрадь. На душе стало тепло, как домой вернулась… Мужчина улыбнулся издалека, а душа взлететь захотела, но вздрогнула от крика и упала на землю.

В этот момент женщина проснулась от боли. Пьяный мужчина свалился на неё всем телом, видимо, не заметив, что она лежит на топчане. Приложив усилия, она высвободилась из-под его тела. Встала, осмотрелась вокруг и поняла, что это не её мир и уходить отсюда надо, пока все спят. Молча выбралась из помещения и побрела в сторону собора. Ориентировалась на позолоченные купола. Шла долго, не останавливаясь, не чувствуя под собой ног. По-видимому, в этот день был какой-то религиозный праздник. Толпа стояла на ступенях, в несколько рядов. Она пристроилась в какой-то ряд, вошла в помещение собора. Присела на скамейку, огляделась. Видимо, служба ещё не началась. Женщина не была набожной, но встала со скамьи и подошла к иконе, на которой была изображена Матерь Божья с младенцем на руках. Она остановилась. Стояла долго, вглядываясь в глаза Божьей Матери. Губы её шевелились, произносили слова, по-видимому молитвы. Но если бы кто-нибудь и прислушался к ним, то вряд ли что-нибудь понял. Слова были непонятны, да и говорила она тихо, словно про себя. Просила, видимо, у Божьей Матери помощи. Потом, отвесив несколько поклонов, как это делали другие, медленно, чуть пошатываясь от усталости, вышла из помещения собора.

Никто не обращал на неё внимание. Видимо, много таких бродило в последнее время по улицам столицы. Незнакомка прошла вглубь площади, увидела, что люди садятся в автобус. Пристроилась к ним ряд, зашла в автобус и даже нашла в нём свободное место. Никто по-прежнему не обращал на неё внимание. В автобусе было шумно, даже весело. Ехали около часа. Когда автобус остановился, все начали выходить из него и так же группой направились к зданию столовой. К женщине никто не обращался, никто её не остановил.

Внешне незнакомка выглядела неплохо. Она ушла из дому в добротном зимнем пальто и в сапогах на меху. Соболиная шапка выделяла её из толпы. Ей даже уважительно улыбались в салоне автобуса, принимая за кого-то, кем она не была. В столовой, последовав примеру других, женщина сдала пальто в гардероб, получила в ответ металлический жетон с номером. Взглянула мимоходом на свое отражение в зеркале. Прекрасно пошитое из добротной ткани платье облегало её фигуру, большой цветастый платок, наброшенный на плечи, придавал ей особую привлекательность.

Женщина села на свободный стул за одним из столиков. Официант поставил перед ней, как и перед соседями по столу, тарелку супа. Через некоторое время подали второе блюдо, какую-то крупу с куском варёной курицы, даже стакан сока поставили перед ней. Подкрепившись, она не торопилась уходить от этих людей, привыкла к ним, чувствовала их доброжелательность и даже тёплое участие. После хорошей еды на лице появился румянец. Он превратил её в красавицу. Даже мужчины начали обращать на неё внимание. Молчание женщины придавало ей таинственный вид, видимо, поэтому никто, из сидевших за столиком, так и не решился с ней заговорить.

После обеда незнакомка старалась не отставать от людей, с которыми сидела за столом. Она проследовали в составе группы в автобус, который привёз пассажиров к зданию театра. Там было тепло. Её окружали улыбающиеся лица. Зал наполнился людьми до отказа, и началось театральное представление. Артистами были взрослые, но они почему-то ставили пантомиму. Когда представление закончилось, незнакомка потеряла знакомых людей, за которыми старалась повсюду поспеть. Вдруг услышала знакомую речь. Люди, окружавшие её у гардеробной, говорили между собой и на немецком, и на английском, и на других языках. Женщина поняла, что это иностранцы, примкнула к ним, последовала за ними в автобус. И опять никто не обратил на неё внимание.

На улице уже стемнело. Инстинкт заставлял женщину не отрываться от людей. Она понимала, что если останется одна, то кто-нибудь подберёт её с очередной скамейки, но кто и когда? Этого она не хотела. Вчерашний опыт подсказывал, что не всё прекрасно в этом мире, куда она попала по воле судьбы. После примерно двухчасовой поездки по улицам, автобус остановился около гостиницы. Она прошла вместе со всеми в помещение. Увидела, что многие, не снимая верхнюю одежду, спускаются в полуподвальное помещение. Спустилась туда тоже. Удивилась тому, что все поднимают с пола пакеты с едой. Пакетов было много. Недалеко находился и автомат с горячей водой. Женщина, уже не стесняясь, подняла два пакета с полу, нашла столовые приборы в другом конце помещения, даже салфетки на столе обнаружила.  Поев, проследовала за другими на второй этаж. Сняв пальто, положила его себе под голову, присела в кресло у телевизора и застыла около него, сделав вид, что ей интересно происходящее на экране. Никто и здесь не обращал на неё внимание.

Незнакомка провела в кресле всю ночь. Слава Богу, помещение туалета было недалеко, и никто не спрашивал ни о чём. Сколько дней ей ещё суждено провести среди этих людей, она не знала, но понимала, что когда-то и это закончится, что нужно что-то предпринимать, по крайней мере, найти таких людей, кто может понять её речь и помочь. В чём помочь? Она этого не знала и не представляла: Кто она? Откуда? Почему находится здесь?

За завтраком всё повторилось. Только пакеты с едой не валялись теперь на полу в углу, а лежали на столе в том же полуподвальном помещении. Горячую воду можно было набирать из того же автомата в углу комнаты. Незнакомка даже на всякий случай взяла дополнительный пакет с бутербродом. Вышла со всеми на улицу. С группой заняла место в автобусе. Куда он их вёз, она не знала, но, когда приехали, поняла, что оказалась в больнице, вероятно, в клинике. У входа их встретил мужчина и повёл по помещениям. Он говорил на понятном женщине языке. Это её обрадовало. После того, как экскурсия по больнице закончилась, она подошла к нему и на его языке, которым он объяснял до этого, попросила провести её к заведующему больницей. К   счастью, заведующий оказался в это время на своём рабочем месте. Он понимал и немного говорил на её языке.

Незнакомка поняла, что это её шанс – остаться хотя бы в этой больнице. Она рассказала мужчине всё, что знала о себе, но не могла назвать ни имени, ни фамилии, ни страны, откуда она приехала. Заведующий больницы заволновался. Как она позже поняла, все эти люди были участниками фестиваля для одарённых людей с нарушениями в психике. По контингенту она к ним подходила, поэтому никто её ни разу не остановил и везде принимали за свою и руководители, и инвалиды. Они сами здесь все были гостями и каждый знал только несколько человек из группы, в составе которой приехал на фестиваль. Заведующий клиникой оказался одновременно   организатором и руководителем фестиваля. Он через своих работников и волонтёров проверил списки его участников, проживающих в двух гостиницах города, особенно группу иностранцев, но все оказались на месте под присмотром ответственных за них, а эта женщина не относилась ни к какой делегации. Можно было её сдать в полицию, но что там будут с ней делать блюстители порядка? Можно было сообщить в посольство, но какой страны, каких стран?

Заведующий был человеком опытным и решил не торопить события. Тем более, что через два дня фестиваль заканчивал свою работу. "Когда гости разъедутся, – решил он, – можно будет спокойно разобраться с этой ситуацией. А сейчас предложу ей остаться в клинике, как раз одноместная палата свободна". Незнакомка согласилась остаться, понимая, что у неё нет другого выхода. Её отправили на обследование в соседнее помещение. День был для неё спасён. Крыша над головой найдена, кормят сносно, никто не набивается в друзья. Остаётся довериться этим людям и молиться Богу, чтобы помог найти свой дом. К сожалению, память не сохранила фамилию мужчины, в доме которого она жила, воспитывая его дочерей.

На следующий день её определили в группу к людям, которые рисовали различными мелками и красками. Этот вид искусства нравился ей с детства. Она увлеклась. Из-под кисти начали выходить картины с изображением местности её родного края.


Глава двенадцатая, в которой Илона и Пауль – почётные гости в немецких селениях Оренбуржья

На другой день Артур на автомобиле доставил Пауля с Илоной в аэропорт Домодедово. К этому моменту уже началась регистрация на самолёт, вылетающий рейсом "Москва – Оренбург". Времени для прощания оставалось немного. Мужчины обменялись рукопожатиями. Илона на минуту прижалась к плечу Артура. Он по-дружески похлопал её по плечу, отстранил на мгновение, улыбнулся подбадривающей улыбкой и прошептал: "Буду ждать возвращения".

Пауль с Илоной отправились на посадку, а Артур, выйдя на улицу, уходить не спешил. Он вглядывался в подёрнутое дымкой небо и перебирал в памяти события последних дней. "Пока всё идёт по плану, – думал он, провожая взглядом один за другим самолёты, поднимающиеся с взлётной полосы аэродрома. – Пойду и я решать мою часть общей задачи. Кто знает, где и когда мы услышим о женщине со странным именем – Доротея Перец? Пусть ей сопутствует удача в нахождении пристани, которая зовётся домом".
 
Через два часа самолёт, в котором совершали полёт Пауль с Илоной, приземлился в аэропорту Оренбурга. Переступив порог аэропорта, они прежде всего осмотрелись. Сам по себе аэропорт был внушительный, но это им ничего не давало, потому что нужно было каким-то образом добираться до немецких селений. Их названия Пауль знал лишь из рассказов матери. Времени на размышления не было, так как их атаковали таксисты с предложением отвезти в любую часть города. Посовещавшись, Илона с Паулем решили, что этим видом транспорта они действительно быстрее доберутся до места назначения. Одному из таксистов назвали конечным пунктом посёлок Плешаново, там проживала Анна, двоюродная сестра подруги по Берлину.

– Она должна быть в курсе нашего приезда. Поможет в случае чего, – сказала Илона Паулю, когда тот вопросительно взглянул на неё.

– Возможно, но я не знаю, как далеко это будет от центра и от того посёлка, где находится старинное кладбище, да и от музея меннонитов? – колеблясь, неуверенно ответил ей Пауль.

Разговор шёл, конечно же, на немецком, но вдруг они услышали голос таксиста, который заставил их вздрогнуть от неожиданности:

– Вы правильно решили, – поддержал он их, вмешавшись в разговор на знакомом им немецком наречии, похожем на платтдойч. – Плешаново – это центральный посёлок Красногвардейского района. Вы не ошибётесь, если поедете туда сразу. Если честно, то я уже знаю, что вас там ждут. Анна с женщинами с утра о вашем приезде судачили и меня за вами послали. Не случайно я к вам подошёл. Всё имеет свой смысл, своё значение на земле наших общих предков.

И правда, в Плешаново их уже ждали и не просто ждали, а с пирогами и концертом. Посовещавшись, Пауль с Илоной решили принять участие в мероприятиях, которые им здесь приготовили, но при этом не забывать о цели своего приезда.

Вечером их усадили как почётных гостей на передние места в деревенском клубе, и представление началось. Илона неожиданно для себя заплакала. Со сцены звучали песни, которые она в детстве слышала от родителей. Надо же такое – в российской провинции встретиться с прошлым?! Выступающие очень волновались. Аплодисменты зрителей были им наградой.

"Erinnerung an Podolsk/ Воспоминания о Подольске" – стихи нашей землячки Агнес Гизбрехт, – объявила ведущая, сообщив также, что поэт, автор стихов, проживает в Германии, но земляки помнят её и ждут в гости на родную землю.

"Ger;usch des Regens in den Bl;ttern,
Die Sonne l;sst sich nicht vertreiben.
Die stille Freude, Sommerwetter.
Ein leichter Wind, so zart wie Seide,
Luzernen Duft aus meiner Kindheit,
Vom reifen Korn ein Brotgeruch bringt
er in Wellen. Die Welt so weit
Und liegt zu meinen Kinderf;ssen.
Wie lang es her ist und wie nah!"

Пауль слушал внимательно, отдаваясь ритму стиха. Илона замерла, она знала Агнес по литературным семинарам, которые посещала один раз в году. "Да, интересно устроен мир, – думала Илона. – Приехали в Россию, в местечко, которое далеко от границы с Германией, и вот, надо же! Здесь помнят об Агнес, с которой я познакомилась совершенно случайно в Германии".

Потом гостей усадили за щедро накрытый стол, и начался пир горой. Теперь Илона с Паулем поняли смысл загадочной фразы, которая встречалась им обоим в сказках, "пир горой", "пир на весь мир". А закончился вечер танцами. Женщины приглашали кавалеров. Пауль пользовался спросом, переходил из одних рук в другие. Он никогда не танцевал прежде, но не ударил в грязь лицом, оказался галантным кавалером и лихим танцором.

– Да, кровь во мне славянская, – думал он в тот вечер. – Видела бы Милена, что я тут вытворяю.

Илона находилась в другой части зала. Она брала интервью у женщин, записывая их слова на диктофон. Анна, сестра берлинской подруги, находилась рядом. Это придавало уверенность и не давало расслабляться.

– А не могли бы вы мне прочесть одну из молитв, которую слышали от родителей или бабушек? – обратилась Илона с вопросом к женщинам.

В ответ услышала:

"Leeres Jesus sei unser Gast und segne was du uns beschert hast".

Женщины пошептались и все вместе произнесли детскую молитву: "Lieber Heiland mach mich fromm, damit ich in Himmel komm".

В это время к ним подошёл Пауль:

– А я знаю эту молитву от матери. Только она звучит немного по-другому: "Lewwa Heiland moak mir fromm, doat etj en den Himmel komm".

Когда он замолчал, все присутствующие заулыбались. Илона поняла, что молитва, произнесённая Паулем на диалекте родителей, стала ключом к сердцам присутствующих. Пауль почувствовал, что в эту минуту его душа открылась тёплому братству людей, которое дорогого стоит. Слова молитвы стали последним аккордом первого дня их общения на оренбургской земле.

Домой пришли во втором часу ночи. Коротко поговорили о планах на завтрашний день, посмотрели фотографии из семейного альбома. Решили с утра выехать в Плешаново, потом в Кутерлю, оттуда в Богомазово, затем на Чёрное озеро, бывшее село Донское, в Клубниково и село Фёдоровка, если они по-прежнему существуют. Там тоже были могилы родных Пауля, он об этом знал из родословной. А послезавтра – непременно нужно заехать в церковь, вернее, молельный дом в Луговске. Анна обещала организовать эту поездку.

В этот вечер каждый из них пытался узнать у сельчан, не видели ли они на улицах посёлка незнакомую женщину, говорящую на немецком языке, с документами на фамилию Кербер, но к их разочарованию никто не мог дать им на этот вопрос положительного ответа.

Утром на улице по-прежнему стояла зима. Пришлось прочищать тропинку от порога до калитки от снега, навалившего за ночь. Машина ожидала их на широкой просёлочной улице напротив дома.

– Ничего, пробьёмся, – успокоил их водитель машины, выехав за околицу. – Не в такую погоду ездил. Не переживайте.

И, правда, дорогу не замело, да и было заметно, что по ней проезжают в этот день не они первыми. Путь у них недолгий – в соседнее село Подольск, в котором находился историко-краеведческий музей. Ехали молча, каждый думал о своём. Пауль был рад, что смог наконец-то приблизиться к осуществлению своей мечты. Да, и то, что Илона была рядом, придавало силы.

Действительность превзошла ожидания. На пороге музея в Подольске их встретила приятной внешности женщина, которая представилась Валентиной Эдуардовной. По её словам, в музее, созданном сто лет назад священником, пять тысяч экспонатов, расположенных в восьми залах. Валентина Эдуардовна сразу проводила их в одно из помещений под названием "Культура и быт меннонитов". При входе в зал сразу бросились в глаза различные музыкальные инструменты: пианино, гитара, гармоника, аккордеон и другие, незнакомые нашим туристам.

– Наличие здесь музыкальных инструментов никого сегодня не удивляет, - начала свой рассказ Валентина Эдуардовна. – Здесь все знают, что богослужения меннонитов проходили с музыкальным сопровождением.

– Эта традиция сохранилась и в Германии, – поддержал разговор Пауль.

Женщина говорила на для него привычном литературном немецком, и это ему придавало уверенность.

– В Плешаново гостят каждый год более двухсот семей из Германии, – продолжила Валентина Эдуардовна свой рассказ. – Там есть и гостиница. Кстати, хозяйка её поджидает вас сегодня к ужину. Вчера сельчане сделали заказ на пятьдесят человек, так что никуда вам от этого ужина не деться. Я и сама, если будет время, подъеду, чтобы с вами пообщаться в менее деловой обстановке.

На обратной дороге водитель завёз их на кладбище, расположенное на окраине Подольска. Началась метель. Пройти между рядами могил не удалось. Постояли у входа, помолились, как могли, как умели. Везде выручала молитва: "Vater unser im Нimmel, geheiligt werde dein Name/ Отче наш сущий на небесах, да святится имя твоё". 

После поездки на кладбище Пауль понял, что без сопровождения со стороны местных жителей, лучше не пытаться знакомиться с окрестностями.

– Времени у нас не так-то много, нужно местным объявить о цели нашего визита, – сказал он Илоне задумчиво.

– И я об этом только что подумала, – откликнулась она на его слова. – Здесь много интересного, но нельзя объять необъятное. Мы ведь прежде всего должны посетить могилы твоих предков?

– Да, конечно. Это главная цель нашего визита. Что бы я без тебя здесь делал?!

Вечер провели в гостиничном дворе в дружелюбной хлебосольной обстановке. Пауль откровенно рассказал сельчанам о цели их визита, о поиске могил предков Пауля в исторических поселениях меннонитов. Они пообещали оказать им практическую помощь. Пауль точно знал, что его прадед по отцовской линии после того, как переселился сюда с семьёй из колонии Молочная, обосновался сначала в селе Каменец, где родился и дед Пауля Иван. Поэтому с утра решили ехать сначала туда, а оттуда переехать в село Кутерля.

В Каменце пробыли недолго. Практически селение уже не существовало. Один из местных жителей подсказал, что могила главы рода Креккер перенесена оттуда на кладбище в Кутерлю. Туда они приехали в полдень. Оказалось, что деда Пауля здесь помнили его родственники, дети и внуки его братьев. Они и могилку сохранили, и памятник поставили с именами, фамилиями, фотографиями, датами рождения и смерти. Теперь рядом лежат прапрадед и прадед Пауля под одним могильным камнем на одной небольшой территории, которая стала их последним домом. На обратной дороге заехали в сёла Клубниково и Фёдоровка.

Везде Пауль просил оставить его одного на местах захоронений. Потом читал молитву, просил за себя и своих потомков простить грех той женщины, которая когда-то его совершила и за действие которой теперь расплачивается его род. "Господи, прости её и нас всех, не знала она, что творила, сами не знаем, что творим. Прости и помилуй. Помоги роду моему продолжить своё существование. Именем Иисуса Христа прошу тебя об этом. Люблю тебя, Отец мой. Прости и помоги! Аминь".

На следующий день Илона и Пауль посетили могилы предков в Богомазове и Донском. В обеденное время заехали в молитвенный дом в Плешаново.

– Завтра улетаем, – объявил Пауль сельчанам вечером во время ужина. – Нас ждут ещё дела в Москве, да и отпуск заканчивается. Спасибо вам за тёплый приём и дружеское участие в решении моих проблем. Если будет время, мы посетим ваш приветливый край ещё раз, и землякам в Германии расскажем о ваших прекрасных местах и замечательных людях. Не поминайте нас лихом.

Павел вспомнил, как обучала его Илона этой фразе в недавнем прошлом и улыбнулся ей. Она увидела в его взгляде не только благодарность, но и любование ею. Волна тепла разлилась в груди.

"Я только сейчас поняла, как мне дорог Пауль. Кто бы мог подумать, что из нашей случайной встречи у дома, на стоянке машин, возникнут такие тёплые отношения, основанные на доверии и дружбе".


Глава тринадцатая, в которой Милена создаёт проект учреждения для детей с ограниченными психическими возможностями

С тех пор как Пауль уехал в Россию, Милена много времени проводила за письменным столом. Она с лёгким сердцем отпустила Пауля в дальние страны, понимая, что остановить его невозможно. Сама же не мыслила себя без работы над созданием проекта. Идеи сыпались из неё, как орехи с дерева в пору созревания. Её было просто не узнать. Из женщины, которую когда-то страх лишил собственного голоса, она превратилась в прекрасную фею, которая, задумывая новый методы обучения талантливых детей с ограниченными психическими возможностями, обрела внутреннюю силу, способность мыслить и претворять в жизнь задуманное.

У неё появились и соратники. Одним из них стал Иосиф Кремер – человек, известный в городе своими выступлениями в Театре юного зрителя, находящегося при Музее искусств. Знакомство их было случайным. На одном из концертов, он, увидев в первых рядах незнакомую молодую женщину, сначала поинтересовался у одной из актрис, сидевшей с ней рядом, кто она. Потом, нечаянно задев её плечом в коридоре, что произошло как бы случайно, извинился, просил дать разрешение загладить вину, пригласил её на чашечку кофе. Милена не отказалась от встречи. Она любила такие вылазки в люди, где музыка, голоса, душевные разговоры. Пауль к такому времяпрепровождению не проявлял никакого интереса. Целыми вечерами она была одна. Да, конечно, работа над проектом увлекла, захватила, забирала много времени, но когда-то нужно было и с людьми пообщаться. "В конце концов, – подумала Милена, – я взрослый человек и сама могу решать, что мне делать в свободное время. Пауль ведь уехал на родину родителей, почти не рассказав, что ему понадобилось там на этот раз? Да, я и пойду-то с Йозефом в кафе только на часок. Как надоест, вызову такси и уеду. В чём здесь проблема?"

– Хорошо, – ответила она новому знакомому, – если Вы действительно хотите, чтобы я Вас простила, давайте встретимся в кафе, которое находится недалеко отсюда.

– Да, да, я знаю, где оно. Если Вас это устроит, давайте встретимся завтра вечером в семь часов. Благодарю Вас за согласие.

На следующий день Милена не узнавала себя. Посидев часа два за письменным столом, она позвонила в косметический салон, попросила записать на срочную очередь, принять сразу и немедленно. Пробыла в нём три часа, чего никогда себе не позволяла. Потом прошлась по магазинам и новоявленной королевой красоты вернулась домой с многочисленными свёртками и пакетами. Долго смотрела на свои сапоги, не зная, как быть с туфлями: сразу в них спуститься к такси или прихватить с собой, как бы нечаянно, на всякий случай?"

– Душа женщины – потёмки, – подумала она, когда прозвенел телефонный звонок. – Кто бы это мог быть? Вроде, ни с кем больше ни о чём не договаривалась?

Подняла трубку. На другом конце прозвучал голос Пауля:

– Дорогая! Как твои дела? Я скоро прилечу. Здесь зима, и я решил отложить на летний период свою поездку в Запорожье. К могилам родственников трудно пробраться. Слава Богу, что нашлись люди, которые помогли мне в средней полосе России. Жаль, что тебя нет рядом. Соскучился.

– Я тоже. Приезжай скорей, милый. Женщин нельзя оставлять одних надолго. Разве ты этого не знаешь?

Пауль засмеялся на другом конце провода:

– Милая, я тебе совершенно и абсолютно доверяю. Завтра к вечеру жди гостя.

– Я очень рада, береги себя. До скорого.

Милена положила трубку, опустилась в кресло и громко зарыдала. Если бы её спросили сейчас: Почему она плачет? Она не смогла бы ответить на этот вопрос. Её душа плакала от непонимания сложившейся ситуации. Она не знала, кто подстроил так, что в одно мгновение планы на вечер рушились, а вместе с ними и планы на будущее. Может, судьбе угодно проверить её чувство к Паулю на прочность, и она эту проверку не выдержала. Но судьба подстроила так, что в последние минуты и часы перед встречей с Иосифом, она послала ей этот звонок, предупредивший о супружеской верности и долге. Ведь она, пойдя на эту встречу, уподобилась бы своему мужу Дитеру, который у неё за спиной разваливал их счастье по кирпичику. Милена всё ещё плакала, и это были слёзы очищения от скверны греха, засасывающего человека в тину лжи и измены. "Да, и без звонка Пауля этого бы ничего не было, – прошептала Милена. – Что я так расстроилась? Кому я такая нужна? Ну, помечтала немного о принце на белом коне. Когда и так всё есть, чего же не помечтать о том, чего ещё очень хочется".

Милена всё же пошла в этот вечер на встречу с Йозефом. Он ждал её в полутёмном помещении кафе у крайнего столика. Предложил заказать по бокалу вина. Она отказалась. Сказала сухим тоном, что у неё есть для него предложение – в скором будущем, если всё хорошо сложится, принять место преподавателя музыки в организуемой ею школе для людей с ограниченными возможностями. Он согласился сразу, долго не задумываясь, сказал, что давно мечтал поработать в такой школе. Разговор принял деловой характер. Расстались часов в одиннадцать. Йозеф проводил её на такси до порога дома. На этом инцидент со знакомством и просьбой о прощении был закончен. Порывом ветра, захлопнувшего дверь подъезда за Миленой, Вселенная ответила на её мысли перед этой встречей.


Глава четырнадцатая о возвращении Илоны и Пауля в Москву

Илона предупредила Пауля, что ей придётся задержаться в Москве ещё на день, так как она всё же приехала на фестиваль. Нужно было показаться организатору фестиваля, сдать ключ от комнаты, распрощаться с друзьями на прощальном вечере. Пауль предложил не торопить события, долететь самолётом до Москвы, а там видно будет. Он сказал Милене, что отменит свою запланированную поездку в Запорожье, но внутри всё протестовало против такого решения. "Когда я ещё раз задумаю такое? А от задумки до осуществления протянутся ещё годы… Нет, я не могу этого себе позволить".

Илона видела, что его что-то мучит. Какой-то он стал сам не свой, уж чересчур задумчивый.

– Пауль, а если ты день-два поживёшь у Артура в Москве? Узнаем, как дела обстоят с поисками фрау Перец, и если ничего нового, то я могу поехать с тобой в Запорожье. У тебя есть ещё время подумать и принять решение достойное мужа, – сказала Илона и рассмеялась.

Она боялась признаться даже себе, что не хочет расставаться с этим человеком, который стал в последнее время ей ещё более дорог. Судьба свела их, наверное, не случайно. Но Милона – её подруга, и она не имеет право лишать её счастья. Остаться другом – это тоже хорошая миссия, тем более, что Артур ждёт её в Москве. Всё-таки судьба стала благосклонна к ней в последнее время. Друзья… Это ведь тоже редкость иметь друга, близкого по духу, да ещё человека, который тебе нравится.

– О чём я думаю? – продолжал рассуждать Пауль. – Говорят, что есть силы, которые толкают человека на грех и могут в любое время отключить его сознание. Придётся с ними бороться, а то так можно лишиться и подруги, и друга… Ну, и ситуация? Хорошо, что я ею ещё владею, ещё держу в руках.

Конец ноября. Зима, наконец-то, почувствовав себя хозяйкой, накрыла белым покрывалом Москву и Московскую область. Илона по-детски радовалась снегу. Пауль его просто не замечал. Они прилетели в столицу России ещё вчера вечером. Пауль всё же решил прислушаться к внутреннему голосу и остался в Москве на несколько дней. Артур предоставил и ему отдельную комнату, где он смог на следующий день побыть в одиночестве, приводя мысли в порядок. Илона с утра уехала на последние мероприятия фестиваля. Артур отправился сначала к Лемешеву, а после визита запланировал зайти в посольство – узнать о результатах поиска Паулины Кербер.

Пока Пауль разбирался в своих записях относительно родословной, рассматривал географическую карту бывшей Таврической губернии, Илона уже переступала порог одного из отделений психиатрической клиники, в которой с утра надеялась застать заведующего. Она хотела из рук в руки передать ему свою книгу "Заметки медицинской сестры". Он обещал через благотворительные фонды ускорить её опубликование в России.

Встреча, на которую надеялась Илона, не состоялась, но в поисках секретаря, поднявшись на второй этаж, в одной из комнат она увидела женщину, которая, склонившись над мольбертом, наносила на него кисточкой краски. Женщина была в состоянии творческого вдохновения, упоения. Лицо незнакомки показалось Илоне знакомым.

– Нет, не может быть? Такое не бывает: встретить в Москве дважды одного и того же человека. У меня галлюцинация, – подумала она в ужасе и отпрянула от двери. Отскочила, но не ушла. Постояла нерешительно около двери, потом приблизилась к ней, резким движением руки распахнула. Женщина подняла голову, оглянулась на мгновение на шум и вновь склонилась над своим рисунком. Илона подошла к ней ближе и замерла, удивлённая тем, что увидела на картине. Перед ней был фрагмент природного ландшафта Шварцвальда, в котором Илона провела достаточно времени, работая в клинике вместе с фрау Перец. Окна их отделения выходили в ту часть парка, которая была сейчас изображена на картине.

– Фрау Перец, – окликнула женщину Илона. – Доротея Перец, посмотрите на меня. Вы меня узнаёте? Я – Илона, Ваша подруга. Доротея, милая, узнай меня, вспомни! –Илона говорила на родном немецком. Если это была Доротея Перец, она должна была её услышать, понять и узнать, не может не узнать.

Женщина подняла голову, посмотрела на Илону пронизывающим взглядом, но, не признав в ней знакомую, опустила голову, отвернулась и занялась смешиванием красок в каком-то сосуде. Илона стояла, как вкопанная. Она не знала, что ей делать: ещё раз терять женщину не могла, а спросить о ней было некого.

Она вышла в коридор.

– Можно, конечно, позвонить Паулю, но что это даст? Он не знает Москвы. Сам ещё потеряется, если попытается их отыскать. Да, и если приедет, чем он может помочь в этой ситуации? Позвоню лучше Артуру, может, он что-нибудь придумает…

Илона набрала номер телефона Артура. Тот сразу откликнулся, как будто ожидал её звонка.

– Илона, я очень рад слышать твой голос.

– Артур, я не знаю, что мне делать. Нахожусь в неврологической клинике. Заведующего на месте нет, но… Понимаешь, Артур, – голос Илоны задрожал от волнения, – недалеко от меня находится наша фрау Перец. Можешь считать меня больной, но это она. Сидит перед мольбертом и создаёт картину, знакомую мне по жизни. Артур, посоветуй, что мне делать? Она меня не узнаёт, не отвечает на вопросы.

– Илона, хорошо, что ты мне позвонила. Я был на пути к писателю Лемешеву, но эта встреча с ним теперь не имеет смысла. Останься там, где ты сейчас находишься. Я подъеду и сменю тебя. Побуду в клинике. Кто-нибудь же из начальства должен там сегодня появиться, дождусь, а там посмотрим, что будем дальше предпринимать…

– Хорошо, я тебя жду.

Илона продиктовала Артуру адрес клиники, сказала, как найти отделение, в котором она находится, посоветовала ехать на метро, а то, из-за пробок в городе, на такси он будет добираться долго. Через час Артур появился в здании клиники и сразу прошёл в кабинет заведующего. Ему повезло больше, чем Илоне. Секретарша уже занимала свой пост. Она позвонила генеральному директору, узнала, что заведующий находится на территории клиники. Его нашли и оповестили, что иностранцы ожидают его по важному вопросу.

Разговор в кабинете заведующего клиникой состоялся по существу. Илону здесь уже знали, поэтому в достоверности её слов никто не сомневался. Все были рады, что личность женщины, заблудившейся в Москве, установлена. Чтобы вывести её из Москвы домой, в Германию, необходимы паспорт и виза. Неделю назад женщина была подана в розыск. Заведующий позвонил в посольство России. Илона – в посольство Германии. Результатом переговоров было улаживание некоторых формальностей. На это потребуется ещё время. Решили оставить фрау Перец на время в клинике, тем более, что она была счастлива в кабинете изобразительного искусства за созданием нового шедевра, напоминающего Илоне дерево, находящееся недалеко от дома фрау Перец во Фрейбурге.

Вечером того же дня Илона уже ехала в туристическом автобусе в кинотеатр Эльдара Рязанова на театральное представление знакомой группы ребят с синдромом Дауна. Знакомые пожимали ей руку, обнимали. Ребята всматривались в глаза, ожидая поддержки, ободряющей улыбки. Сегодня должны были объявить итоги их выступления. Все волновались. Илона тоже. У неё была назначена встреча с редактором, которая тоже состоялась вовремя в назначенном месте. Илона познакомила его с историей подруги. Тот посоветовал непременно написать книгу о мытарствах этой бедняжки, которые, впрочем, были ещё не совсем позади.

Пауль встретил Илону поздно вечером около дома, куда вышел подышать свежим воздухом. Они сидели на скамье в скверике посреди моря снега, и она рассказывала ему на родном немецком языке обо всём пережитом в этот последний день поздней осени.


Глава пятнадцатая о знакомстве профессора Замятина со статьями
Виктора Кудрина

Профессор Рихард Замятин, оставшись в клинике на время без Пауля, который стал уже его незаменимой поддержкой и опорой в исследованиях поиска средств по сохранению памяти, последнюю неделю занимался рутинными опытами. Он хорошо осознавал, что топчется на месте, предпринимая повторные проверки полученных результатов. Нужно было внести новую струю в исследования, но он уже был не молод, Идеи, казалось, перестали посещать его сознание. Он надеялся на случай, который вскоре представился.

Однажды утром в почтовом ящике интернета он обнаружил сообщение Илоны о том, что она познакомилась в Москве с Виктором Кудриным, историком по образованию, много лет занимающимся проблемами памяти. Илона выслала и статьи Виктора Кудрина, опубликованные в отдельных журналах.

Профессор Замятин не оставил это сообщение без внимания. Не откладывая дело в долгий ящик, начал знакомиться с содержанием статей. Первая, о создании корреляционного аппарата, задержала его внимание. Подход к решению проблемы был новый и неординарный. Он сразу понял самую суть вопроса и решил узнать побольше об авторе и его открытии от него самого. Недолго думая, набросал вопросы и отправил их Виктору Кудрину в Москву, по адресу электронной почты, который сообщила ему Илона:

"Здравствуйте, уважаемый Виктор Борисович! – говорилось в нём. – Услышав о Ваших исследованиях по вопросам сохранения памяти, я перечитал все Ваши статьи, которые смог найти в интернете, и у меня появились к Вам некоторые вопросы. В частности:
1. Меня заинтересовало видение Вами предметов и обстановки комнаты под воздействием звуков музыки. Считаете ли Вы, что это – типичное явление или свойство, которым обладают все человеческие особи или только отдельные личности? Просьба обосновать ответ примерами из реальной жизни.
2. В последние годы много говорят об эмпатах, то есть людях особенной породы, которые имеют сверхспособности. Прошу покорнейше ознакомиться с одной из глав на эту тему: http://www.proza.ru/2014/06/04/1826 (всего на портале Проза.Ру выставлено 4 главы, в них больше предположений, но всё же прочтите их, если появится интерес). Тогда я ещё не столь активно концентрировался на вопросах сохранения памяти. Мне хотелось изучить весь спектр возможностей человеческого мозга. Сейчас я сузил область изучения сознания. С близким мне человеком случилась беда. С каждым днём его память всё больше даёт сбои. Как приостановить этот процесс? Этим я сейчас занимаюсь в своей лаборатории. И если Вы имеете хоть какой-нибудь опыт в этом направлении, то прошу поделиться им. Время сейчас работает против нас. Нужно торопиться, пока опасность потерять память не стала поражать разум в большом объёме (типа инфекции, внесённой неведомо кем, откуда и когда).
3. В головном мозге и в клетках задних рогов спинного мозга имеются рецепторы, воспринимающие действие опия и его производных: морфина, героина, так называемых эндорфинов. Как Вы полагаете, играют эти рецепторы какую-то роль в процессах памяти, сохранения её или ухудшении?
С большим уважением к Вам и в ожидании ответа,
Рихард Замятин"

Глава шестнадцатая, в которой Пауль и Илона посетили Запорожье

После разговора на Арбате утром следующего дня Илона и Пауль уже были в аэропорту. Они вылетали на несколько дней в Запорожье. Визу открыли заранее. Деньги наличными сняли с карты. Приобрели билеты без проблем. Самолёт взлетел по расписанию и через час приземлился в аэропорту города Днепр. Выйдя из аэропорта, огляделись вокруг. Нужно было искать таксиста, который довёз бы до места назначения.

– Итак, дорогая Илона, – сказал Пауль, когда они вышли на улицу. – Теперь мы предоставлены самим себе. Я рад, что ты со мной. Одному было бы жутковато в незнакомом мире. Ещё немного, ещё чуть-чуть, и мы будем у цели.  Пойдём к таксистам, спросим у них, как доехать до бывшей немецкой колонии Молочная. Меня интересует селение Александрталь. Недавно видел видео в интернете о том, как оно выглядит в настоящее время. Один из немцев-переселенцев приезжал сюда из Германии и снял село с высоты птичьего полёта. Попросим водителя отвезти нас сразу на кладбище. Может, встретим там кого-нибудь из местных, спросим о старых захоронениях. Они должны располагаться в одном месте.

Пока Илона договаривалась с таксистом, Пауль присел на скамью, задумался. Ему вспомнился один из давних снов. В нём ему привиделась как раз эта местность, этот аэропорт, на котором он никогда в жизни прежде не бывал, этот ряд такси, даже вот эта старая женщина, которая смотрит на него сейчас, не отрываясь. Увидев, что он обратил на неё внимание, женщина подошла к Паулю и сказала на родном языке его родителей:

– Что, господин, приехали с госпожой в исторические места родителей? Не пугайся, что мне знакомы ваши планы. Я ведь по одежде вижу, что вы не из наших мест? Сюда приезжают многие в последнее время с этой целью. Ты же понимаешь мою речь? Значит, мы с тобой родня в каком-то поколении. Здесь все начала и концы твоего рода, перекочевавшего в Россию. Подвези меня до моего села, и я помогу тебе найти могилы предков или хотя бы то место, где они когда-то были. Я – местная. Мои предки – меннониты. Слышал когда-нибудь о таких?

Пауль утвердительно кивнул головой:

– Да, слышал, – ответил он на её наречии. – Конечно, мы возьмём Вас с собой. Пойдёмте, там кажется моя спутница уже договорилась с таксистом.

– Спасибо. У нас будет успешная поездка, обещаю. А таксиста этого я знаю. Он из наших мест, Виктором зовут.

Машина подъехала к ним. Шофёр улыбнулся женщине, видимо, рад был тому, что увидел знакомую. Потребовалось несколько минут на то, чтобы загрузить их сумки в багажник и занять места.

– Поехали! – произнёс таксист, и машина тронулась.

Когда-то Пауль поставил перед собой цель: непременно посетить эти земли бывшей колонии Молочная, отыскать могилы родных или то, что от захоронений осталось. Сейчас они с Илоной были недалеко от конечной цели путешествия. Шофёр Виктор, узнав, что они приехали сюда с определённой целью, сообщил, что через несколько дней на Хортице в селе Сосновка Мелитопольского района будут отмечать год со дня открытия памятника землевладельцу, меннонитскому деятелю Иоганну Корнису.

– Благодаря ему в нашей степной зоне появился лесной массив. Иоганн Корнис основал Старобердянское лесничество. В народе говорят, что памятник поставлен ему на средства тех, кто давно вынашивал идею сохранения памяти меннонитов.

Пауль вопросительно посмотрел на Илону. Она поняла, что его заинтересовали слова шофёра Виктора, и перевела их дословно.

– Да, я читал в интернете, – вдруг неожиданно откликнулся на эту новость Пауль, – что ещё более десяти лет назад на Хортице проходила Международная научная конференция по теме "Меннониты и их соседи", посвященная 200-летию образования самого крупного поселения меннонитов в Украине. На ней профессор Харви Дик из Канады высказал пожелание, чтобы на мелитопольской земле появился памятник такому выдающемуся человеку как Иоганн Корнис, посадившему лес в этих краях.
 
– Да, хорошая у вас память, – откликнулся шофёр. – Это было в 2004-ом, а в 2014 году этот вопрос снова подняли представители "Союза краеведов Мелитопольщины", и осенью 2015 памятник был открыт. Если вы ещё будете здесь, я могу вас туда отвезти.
 
– Я вижу, что вас интересует это событие? – спросила Илона Виктора.

– Да, я сам из меннонитов. История происхождения моего рода меня давно интересует. Я ведь историк по образованию. Сейчас потерял работу, перевозками промышляю, семью ведь надо кормить. А так много чего узнал в связи с изучением истории родного края.

Илона перевела Паулю слова Виктора. Он не замедлил задать ему ещё один вопрос, который не оставлял его в покое:

– Куда же делся этот трудолюбивый народ?

– Да вы вправе ставить этот вопрос. К настоящему времени не так-то много здесь немцев-меннонитов осталось. Если посетите старое кладбище в Хортице, то увидите, что последний надгробный камень меннонитов был установлен в 1914-ом году.
 
Услышав дату, Пауль задумался, а потом неожиданно для Илоны сказал:

– Да, мой дед Исаак родился в 1919-ом и уже в немецкой колонии "Новая Самара" в Оренбургских краях. Он был вторым ребёнком в семье. Отец его с 1893 года рождения… Всё сходится. Так почему же этот трудолюбивый народ покинул эти плодородные места?

– Я когда-то тоже задумывался над этим вопросом, – ответил после недолгого молчания Виктор. – В 1914 году началась Первая мировая война, которую развязали германцы. Немцы-меннониты попали под опалу. Как на выходцев из Германии, на них начались гонения. За отказ от службы объявляли врагами или пособниками врагов. Немцы колониями покидали край, уходили вглубь страны. Потом события Октябрьской революции 1917 года. Меннонитов призывали в армию, раскулачивали, отбирали нажитое. Волна эмиграции продолжилась. Теперь они уезжали в Америку и в Канаду. В 20-е годы двадцатого столетия меннонитской общины в Запорожье не стало. Отдельные семьи меннонитов оставались, но в первый год Второй мировой войны их принудительно выселили в Сибирь, Казахстан или увозили в Германию. Их помнят в Запорожье.

Попутчица, сидевшая впереди, неожиданно для Пауля и Илоны попросила водителя:

– Ты, Виктор, когда будешь подъезжать к деревне Александрталь сверни к старому кладбищу. Эти люди туда приехали. Там нас и оставишь. Оттуда автобусы ходят.

Потом повернулась к иностранцам и проговорила на платтдойче:

 – Посетим святые места, а потом ко мне поедем. Отобедаете у меня. Оповещу местных. Среди них, может, и ваши родственники найдутся? Вспомним прежние времена, а завтра все вместе в церковь меннонитскую отправимся, там службу за ваших родственников отстоим.

Пауль поразился такой гостеприимности. Никогда ещё его не встречали чужие люди, как родственника, как сына. Он не мог понять: это русский менталитет, или гостеприимство, свойственное конкретно этой женщине, или ему встречаются в последнее время люди, которых посылает вселенная, чтобы смог выполнить, довести до конца задуманное дело? Ведь идея его поездки не просто посетить края предков, но помолиться, просить прощения у них, и тем самым спасти род от погибели.

– Да, – сказала новая знакомая, – ты спасёшь свой род от исчезновения, на тебя возложена надежда многих. Не пугайся, я не читаю мысли на расстоянии. Уже несколько лет назад получила письмо от моей родственницы Ксении, в котором она сообщает, что когда-нибудь ты приедешь в родные края твоих прародителей, посетишь места их захоронения. Давно тебя поджидаю. Когда приезжаю по своим делам в город, стараюсь заехать в аэропорт к прилёту самолёта из Москвы или из Германии. Ведь не знала, откуда ты вдруг тут окажешься. Ксения твою фотографию мне выслала. Очень уж на ней ты на себя похож. А знаешь ли ты, Пауль, что у Верены, внучки Ксении, двойня родилась, мальчик и девочка, и у твоей Милены двойня родится, только доведи дело с поиском могил своих предков до конца. И ту несчастную женщину, у которой память отбило в океане, спаси, помоги, на ноги поставь. Это тоже часть твоей задачи для спасения рода от вымирания.

Илона не знала платтдойч, на котором разговаривал Пауль с женщиной, но немного говорила на голландском языке. Из разговора поняла, что стала бабушкой. Эта весть её очень обрадовала.

– Ну, Влад, ну, молодец, ну, удружил. Кто бы мог в такое поверить несколько лет назад?

– Да, молодец, парень, – присоединился Пауль к её похвале.

А женщине сказал:

– Моя попутчица Илона – мать Влада, мужа Верены, внучки Ксении. Так что в наш дом сегодня пришла радость.

– Вот и отметим эту радость у меня в доме, – продолжила его слова Анастасия. – Отпразднуем это событие пением и воспоминаниями о прошлом, и словами здравия в адрес её внуков.

После этих слов заулыбался даже водитель, который тоже всё понимал, что говорила бабушка Анастасия. Таксист Виктор был её внучатым племянником и никогда не забывал о своих корнях, которые держали его на земле предков.

Их окружала первозданная природа. Кое-где встречались деревянные постройки. Видно было, что дома перестроены. Они не выглядели, как все остальные, но также мало сохранили признаки меннонитских домов.

Пауль хорошо помнил описание колонии Молочная, которое он прочитал в журнале "Наш лист"/ "Unser Blatt" в майском номере за 1948 год: "Die Z;une waren frisch angestrichen, die St;mme aller B;umeentlang der Stra;e und in den G;rten frisch angekalkt, die G;rten fein gerecht und die H;fe gekehrt. Auch die H;user wurden f;r das Pfingstfest neu angekalkt, T;ren, Fensterl;den und Dachrinnen mit Farbe gestrichen... Alles zeigte peinliche Sauberkeit, Arbeitsamkeit und das Verst;ndnis f;r eine sch;ne Wohnkultur und von breitspurigem Wohlstand". / Заборы свежевыкрашены, стволы всех деревьев вдоль улицы и в садах недавно побелены, они тянутся ровной полосой вдоль улицы, а дворы подметены. Перед Троицей дома, двери, жалюзи и желоба окрашены... Все показывает необычную чистоту, трудолюбие населения и оставляет ощущение его культурного проживания и многогранного процветания".

Расстилавшаяся перед глазами местность и деревенские улицы бывшей немецкой колонии чем-то напоминали Паулю описание из запомнившейся статьи, сделанное ещё до Первой мировой войны одним из колонистов Молочной, который ежегодно приезжал к родителям в эти края. "А вот теперь я сюда приехал, – думал Пауль, изучая окрестность. Атмосфера здесь сейчас в корне изменилось. Отзвуки военных событий на майдане 2014-го года перекрывают воспоминания тех давних лет. Да, и кто сейчас помнит о меннонитах, проживавших здесь когда-то, разве только Анастасия, да ещё её односельчане, которые, возможно, что-то слышали от своих дедушек и бабушек. Времена меняются. И всё же – это родина моих прародителей, и я здесь сейчас неслучайно".

Перед селом Александрталь машина свернула на просёлочную дорогу и примерно через километр остановилась у ворот кладбища. Анастасия шла впереди, хорошо ориентируясь между могил. Наконец, она остановилась около памятника, на котором был изображён орёл, а надпись гласила: "Случай – не движет жизнью, двигатель жизни – Бог".

Подошёл служитель кладбища. Остановился неподалеку от них. Увидев его, женщина в знак приветствия кивнула головой. Он приблизился, приняв её движение за приглашение подойти к ним. И правильно понял. Анастасия сразу обратилась к мужчине с просьбой:

– Эмиль, расскажи нашим гостям о том, что тебе известно об этом захоронении. Эти люди издалека приехали. Скажут тебе спасибо.

Мужчина как будто ожидал её команды, протянул каждому руку, представился. Потом спокойным ровным голосом начал свой рассказ о далёком прошлом: о событиях, когда немцы-меннониты, откликнувшись на манифест царицы Екатерины Второй 1762 года, приехали обживать места, которые относились к Таврической губернии. На территорию современной Украины немцы стали переселяться в 1789 году. Но именно здесь в начале восемнадцатого века правительство выделило земли на левом берегу реки Молочная немцам-меннонитам. В первый год было образовано 10 немецких колоний. К 1857-ому году здесь находилось поселение из более чем 1100 дворов, крометого были и безземельные семейства. В Молочной работали тогда 3 маслобойки, 27 мельниц, 188 ткацких станков, 5 церквей и 24-школы. Сам город Молочанск находится сегодня на слиянии двух рек Токмачка и Чингул в реку Молочная, но это уже другая история…

– А сейчас мы находимся на кладбище, – продолжил свой рассказ служитель Эмиль, – которое было основано в те далёкие времена. Лишь памятники да надписи на них – свидетельство того времени. Всего несколько таких мест захоронения сохранилось. Но представители местной власти пока не планируют создавать здесь мемориальные комплексы. История меннонитов забывается, тем более что они сами в конце девятнадцатого начале двадцатого века уезжали из этих мест целыми поселениями на Волгу или в Самару, а там и через Чёрное море колониями переселялись в Америку, Канаду, Парагвай… Размело наш народ по всему белу свету. В последние годы у моих земляков появился интерес к своим историческим корням. Много таких, как вы, приезжают в наши края, чтобы поклониться праху праотцов, покаяться на их могилах за безбожие и нарушение законов рода.

Сначала Эмиль говорил на русском, Илона не успевала его переводить. Потом перешёл на нижненемецкий (платтдойч). Пауль не успевал переводить Илоне его речь. Эмиль подвёл их к памятнику, поставленному по преданию одному из первых переселенцев – меннониту, прах которого покоился на этой земле. Анастасия предложила им остаться одним около этого памятника, помянуть прародителей. Илона тоже отошла в сторонку, а Пауль, встав на колени, начал читать молитву, которой научила его мать ещё в детстве. Она говорила тогда, что это молитва отца, которую он унаследовал от родителей. Сейчас Пауль просил прощения у своих родственников за всех, кто продолжил их род, вымаливал у них прощение за грехи, допущенные родными по крови, просил помочь сохранить род и дать здоровья его продолжателям.

Приехавших окружили односельчане, знавшие уже о том, что Анастасия везёт в селение гостей. Пауль давно усвоил для себя где-то услышанную фразу: "Гордость – вывеска ничтожной души". Стараясь изжить этот недостаток, он был прост в общении с людьми, которых встречал на своём жизненном пути. Контакт с местными жителями Александерталя состоялся сразу, и через несколько минут Пауль уже был с ними на одной волне, хотел узнать всё и сразу. Его трясло от этого внутреннего желания.

Этим же вечером в доме Анастасии собрались односельчане. Они пели песни, которые сохранились в памяти и в дневниковых записях родных. Потом рассматривали фотографии, читали письма родственников давних лет. У одного из них сохранилась запись прапрадеда о праздновании в Молочной в 1904 году столетия со дня основания поселения. В церквях в этот день прошли божественные службы. Немцам-меннонитам, в знак благодарности за их бескорыстный труд, было объявлено о создании большого Дома престарелых в местечке Курушан (Kuruschan).

"К тому времени хозяйство колонии Молочная находилось на вершине своего развития, – думал Пауль. – Всё было так спокойно, надёжно. Никому и в голову не приходило, что всего лишь через десятилетие всё резко изменится". Один из односельчан вспомнил слова неизвестного Паулю поэта: "Doch mit Geschicktes M;chten ist kein ewiger Bund zu flechten und das Ungl;ck schreitet schnell".

Гости разошлись поздно. А Пауль с Илоной уже с вечера засобирались в дорогу. Обстановка в Украине была напряжённой. Места, в которых они сейчас были, не находились в эпицентре военных событий, но ощущение надвигающейся грозы чувствовалось в воздухе.

Пауль заснул сразу. Он лежал сейчас в полуметре от неё на одной кровати, которую с любовью застелила им Анастасия, не знавшая об их отношениях. Они не скрывали их, но и не вдавались в подробности, поэтому постель, одну на двоих, приняли, как должное.

– Где тут вторую гостевую комнату отыщешь? – подумала Илона. – Да и одной оставаться среди этих портретов, наблюдающих за ней со стен, совсем не хотелось. Одну ночь как-нибудь и здесь проведём, и так уже в этих поездках почти породнились.

Среди предметов старинного быта Илона чувствовала себя, как дома. Глядя в темноту, она пыталась представить себе родителей, которые так же, как и у Пауля, родились в немецких деревнях России. До знакомства с Паулем Илона никогда не задумывалась над своей родословной. Правда, ещё в детстве, да и в юности хотела скрыть от приятелей тот факт, что родители родом из России. Пауль разбудил в ней глубоко скрываемое от всех чувство принадлежности к племени немецко-русского народа, история которого до конца не изучена.


Глава семнадцатая о принятии решения по вопросу дальнейшей судьбы "незнакомки"

Когда Илона с Паулем вновь ступили на московскую землю, они почувствовали себя почти дома. Времени для раздумий не было. Решение приняли сразу: сначала надо посетить фрау Перец в клинике, а потом решать, что делать дальше. Писатель Артур был всегда рядом и готов помочь в любую минуту. Он знал к моменту их возвращения в Москву, что документы на фрау Перец оформлены, что ей разрешено выехать в Германию, где будут проведены дальнейшие формальности по установлению её личности.

В клинике царила тишина. Они посетили женщину во время обеденного сна обитателей, но на фрау Перец режим отделения не распространялся. По словам одного из встретившихся им в коридоре работников клиники, разыскиваемая ими женщина находится в художественной мастерской. Когда вошли туда, сразу поняли, что с момента их отъезда она создала новую картину, которой не было до этого в коллекции её работ. С полотна на них смотрела Богородица Мария с ребёнком на руках. Илона и Пауль не были большими знатоками живописи, но увиденное потрясло обоих.

– Да, у неё поистине талант, – сказал Пауль после минутного молчания.

– Ты прав, – ответила ему Илона. – Надо же, где и когда он проявился! Надо было так много испытать, чтобы в конце концов дар вышел наружу. Или Всевышний одарил её им в ответ на страдания?

Фрау Перец, услышав голоса и знакомую ей речь, обернулась.

– Я вас помню, – сказала она, немного помедлив, внимательно их разглядывая. – Вы ведь были здесь несколько дней назад?

– Да, это были мы, – ответил Пауль, осипшим от волнения голосом. – Мы – друзья.

Она кивнула головой. В этот момент в комнату вошёл заведующий клиникой.

– Мне передали, что вы здесь. Давайте пройдём в мой кабинет и обсудим положение дел.

Фрау Перец перевела на него взгляд и сказала на немецком:

– Я бы попросила взять меня с собой. Чувствую, что речь пойдёт обо мне.

Все переглянулись.

– Конечно, – ответил ей Пауль, – Вы правильно подумали, речь пойдёт о Вас. Я не возражаю, чтобы Вы приняли участие в нашем разговоре.

Он перевёл взгляд на Илону. Та, очнувшись от оцепенения, вызванного вопросом женщины, поняла взгляд Пауля и перевела заведующему слова обоих. Все понимающе заулыбались.

Спустились по лестнице вниз, прошли по коридору до кабинета заведующего. Встречавшиеся в коридоре улыбались им, как родным. В больнице царила атмосфера добра и тепла.

В кабинете заведующего все заняли места вокруг стола.

– Ну, что ж, – сказал он, – могу вам сообщить хорошую новость. На основе документов и свидетельств очевидцев, вынесено постановление – разрешить фрау Перец, считавшейся пропавшей без вести на Канарских островах, выехать в Германию для дальнейшего установления истины.

Илона перевела слова друзьям.

– Я вижу, что все меня поняли, – сказал он. – Переведите, пожалуйста, женщине, что, если она не захочет покидать это здание, то может оставаться здесь до окончания расследования по её делу.

Когда Илона перевела слова заведующего женщине, лицо той на минуту омрачилось, но потом, прямо посмотрев в глаза господина, она ответила ему:

– Я хочу уехать с этими людьми. Раз они узнали во мне их пропавшую подругу, то, может, так оно и есть… Я не помню моего прошлого, значит, что-то случилось во мне, со мной, с моей психикой… Может, на предполагаемой родине в этом быстрее разберутся...

И тут женщина неожиданно для всех зарыдала громко, всхлипывая, как ребёнок. Все поняли сказанное ею без перевода. Это были слёзы очищения и надежды.


Глава восемнадцатая о том, что картины фрау Перец получили признание специалистов

После возвращения Пауля и Илоны в Москву, Артур заметил изменения в их отношениях, понял, что эти двое, наконец, узнали друг друга лучше. Сияния глаз никуда не спрячешь, жар души – не потушишь. Он пробивается даже зимой из-под снега подснежниками, а для влюблённых нет зим, все времена года царит весна. Это когда за тюльпанами расцветают незабудки и розы, и счастье поселяется в доме без особых на то причин.

В клинике Москвы их ожидало известие, что картины фрау Перец, которые она отправляла на конкурс ещё до постигшего её несчастья, получили признание, и её приглашают принять участие в международной выставке, которая в этом году состоится в Берлине. Женщина светилась от счастья, понимая, что праздник пришёл и на её улицу. Портрет мужчины зрелого возраста, над которым она работала с воодушевлением, занял первое место среди произведений живописи, созданных в этом году. Ещё не наступил день выставки, а Доротею уже охватила радость от того, что её ожидает дальше. Конечно, это были мечты, но они давали ей веру в счастливый случай, который будет для неё подарком судьбы. Все видели её состояние и понимали, что всё решено. Конечно, она должна принять участие в выставке, а они ей помогут в её организации. Хотя всем было понятно, что устроители выставки сами позаботятся о её проведении, нужно только помочь Доротее остаться в прекрасном расположении духа, в котором она сейчас находится.

Илона и Пауль сердечно поблагодарили Артура за помощь, и на следующий день друзья улетали из гостеприимной Москвы, поездка в которую помогла понять друг друга ближе, обрести кусочек счастья, который в приложении к судьбе каждого, поможет составить свою мозаику, наполненную радостными событиями жизни.

Они улетали морозным декабрьским днём. Солнце светило вдогонку. Путь лежал домой, во Фрейбург на юг Германии. Доротее нужно было набраться сил для предстоящей поездки на выставку, Пауля ждала работа в клинике, а Илона думала о том, что скоро завершит написание последних страниц романа. «Нужно найти издателя для его опубликования. Главное – верить в успех, а мироздание поможет в осуществлении задуманного». В этом Илона уже не сомневалась. Ведь любовь творит чудеса.


Глава девятнадцатая, в которой профессор Замятин приглашает Виктора Кудрина в свою клинику

"Уважаемый профессор Замятин! С большим интересом ознакомился я с Вашим письмом и публикацией на портале Проза.Ру (которая показалась мне очень интересной и созвучной моему собственному отношению к феномену "внечувственного восприятия").

Постараюсь ответить на поставленные Вами вопросы:

1. Способность получать и преобразовывать информацию, минуя "обычные" пять чувств, свойственна всем людям. Если Вы позволите мне "смешать" в одной фразе духовные и научные термины, души всех людей находятся в едином информационном поле, и "ключи", открывающие каналы связи между душами, находятся в свободном доступе.
Кроме уже известного Вам опыта передачи зрительных образов посредством музыки Бетховена, существуют и свидетельства о "вспоминании" испытуемыми событий, происшедших до их рождения, свидетелями которых они быть не могли, но могли их родители или ещё более дальние предки. Если учесть, что генетический код не передаёт "записи" впечатлений индивида (то есть содержание его памяти) от поколения к поколению, то можно предположить, что и в этих случаях происходит запись и передача не самих впечатлений, а именно "ключи".
Зрительные образы могут передаваться и через литературный текст, который, не будучи описанием какой-либо местности, каким-то непостижимым образом, способствует возникновению у читателя (или слушателя) образов той самой местности, которая предстояла перед внутренним взором автора этого текста, хотя само содержание текста может не иметь к этим образам никакого отношения. "Ключ" может передаваться и через интонацию устной речи. Известны случаи, когда у ведущих телефонный разговор собеседников одновременно возникали одни и те же зрительные образы, не имеющие отношения к предмету разговора. Эти образы зарисовывались, хронометрировались и затем сравнивались. Совпадения были тем значительнее, чем более неформальным было общение между собеседниками, и чем более дороги они были друг другу. (При этом пространственное расстояние никак не отражалось на частоте совпадений). И музыка, и вербальный текст, и устная речь – способны передавать неизмеримо больший объем информации, чем содержится в них с точки зрения "классической" теории информации. От нас самих зависит, какой объем информации мы способны будем воспринять. Надо лишь научиться находить "ключи"!
2. Некоторые люди действительно обладают большими способностями, чем другие, но они не представляют собой особенной породы, так как способности к "внечувственному восприятию" и есть у всех. Приложив усилия, можно их развить, если владеть правильной методикой.
3. Широкую известность приобрели в 60-х годах XX столетия опыты Уайлдера Пенфилда, воссоздавшего давние воспоминания пациентов путем активации открытого мозга электродом. Пенфилд интерпретировал результаты своих опытов как извлечение информации из "участков памяти" мозга пациента, соответствующих определённым отрезкам его жизни. В опытах Пенфилда активация была спонтанной, а не направленной.
А ведь главная проблема – это научиться управлять активацией памяти пациента, извлекая из неё не "что попало", а конкретные образы, относящиеся к определённому интервалу времени. Как Вам, безусловно, известно, в те же годы Дэвид Бом разработал теорию "голодвижения" (holomovement), в которой утверждал, что каждый пространственно-временной участок физического мира содержит полную информацию о его структуре и о всех происшедших в нём событиях, а сам мир представляет собой многомерную голографическую структуру. Впоследствии американский нейропсихолог Карл Прибрам применил эту теорию к человеческому мозгу. Согласно Прибраму, надо не "записывать" информацию на материальных носителях, и не передавать её "из точки А в точку B", а научиться активировать её, извлекая из самого мозга, а затем, – и "объективировать", то есть делать доступной не только самому "обладателю" данного мозга, но и всем, с кем этот обладатель захочет этой информацией поделиться.
В 1970 году Борис Георгиевич Режабек (тогда – начинающий исследователь, ныне – кандидат биологических наук, директор Института Ноосферных Разработок и Исследований), проведя исследования на изолированной нервной клетке, доказал, что одиночная нервная клетка обладает способностью к поиску оптимального поведения, элементами памяти и обучения. До этой работы в нейрофизиологии господствовало мнение, что способность к обучению и памяти – это свойства, относящиеся к большим ансамблям нейронов или к целому мозгу.
Результаты этих экспериментов свидетельствуют о том, что память не только человека, но и любого существа, – не может быть сведена к синапсам, что проводником в сокровищницу памяти может быть одиночная нервная клетка.
Наконец, в конце прошлого столетия, исследования Натальи Бехтеревой показали, что мозг не является ни полностью локализованной информационной системой, ни голограммой "в чистом виде", а представляет собой именно ту специализированную "область пространства", в которой происходят и запись, и "чтение" голограммы памяти. В процессе воспоминания активируются не локализованные в пространстве "участки памяти", а коды каналов связи – упомянутые мной в ответе на предыдущий вопрос "ключи", связывающие мозг с нелокальным хранилищем памяти, не ограниченным трёхмерным объёмом мозга.
4. Я – категорический противник вмешательства в психику человека посредством каких бы то ни было химических препаратов, относятся ли они к классу наркотических веществ, или нет. Поэтому "действие опия и его производных" отказываюсь комментировать и рассматривать, даже в качестве гипотетической возможности.
Надеюсь, что мне удалось несколько прояснить свою позицию по затронутым Вами вопросам. Более подробно она изложена в эссе "Бытийный статус числа и Вселенская информационная сеть", выпущенном издательством LAP в Саарбрюккене в 2013 году.
Текст этого эссе доступен по ссылке: Вопросы актуализации хранящейся во "Вселенской информационной сети" информации рассмотрены в публикациях, размещённых на сайте международного журнала "Biocosmology – neo Aristotelism": http://www.biocosmology.ru/avtory/viktor-b-kudrin
Буду рад ответить на новые Ваши вопросы, если они возникнут.
С глубоким уважением, надеждой на дальнейшее плодотворное сотрудничество, Ваш
Виктор Кудрин

P.S. Впредь прошу Вас обращаться ко мне просто: "Виктор".

Получив ответное сообщение Виктора Кудрина, профессор Замятин словно помолодел. Он перечитывал строки сообщения снова и снова, и всё больше убеждался в правильности его рассуждений.
– Времени у меня осталось не так-то много, – думал профессор, читая и перечитывая строки письма. – Здесь надо решать сразу: браться за это дело или нет. Как говорят русские: "пан или пропал". Пропадать мне и так скоро придётся в пространствах вселенной, так, может быть, всё же рискнуть и попытаться с помощью московского нового знакомого докопаться до истины в высших инстанциях по вопросам сохранения памяти.

Профессор вновь перечитал письмо Виктора и, откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза. В такой позе ему всегда легче думалось. "А если предположить, что этот новый Кулибин прав и к проблемам сохранения памяти нужно подойти с позиций, которые он предлагает? Что я теряю, если поверю в его теорию? Здесь надо ставить вопрос по-другому: что человечество теряет, если не заняться исследованиями теории, предлагаемой Виктором Кудриным. Всё талантливое – просто. Все открытия совершаются странным образом: то во сне мысль прилетает, то внезапно осеняет после приступов эпилепсии или игр разума… Что-то есть в рассуждениях Виктора Кудрина такое, что заставляет не отбрасывать его умозаключений, а серьёзно прислушаться к его доводам, проверить его догадки. Просыпайся, старик, время пришло встряхнуть сединами и докопаться до веками мучающего человека вопроса… Кудрин в размышлениях идёт дальше учёных в этой области, но вслед за ними, опираясь на их теории и открытия… Где наша не пропадала… Пожалуй, приглашу его на работу в свою клинику. А сейчас задам ему ещё один важный для меня вопрос. От ответа на него будут зависеть мои дальнейшие действия".
Через несколько минут профессор Замятин отправил Виктору Кудрину ответное сообщение, основным содержанием которого стал мучающий его вопрос.
"Здравствуйте, уважаемый Виктор. Благодарю Вас за послание. Ваши ответы подтвердили мои ожидания.
Из Вашей статьи я узнал о создании аппарата для борьбы с различного рода психическими отклонениями. Что нужно для того, чтобы ускорить процесс его создания и практического применения? Сколько времени ещё понадобится для дополнительных исследований его результативности?
P.S. Принимаю Ваше предложение обращаться друг к другу без отчеств, для меня это удобнее".

Ответ Виктора Кудрина не заставил себя долго ждать:
"Дорогой Рихард! Сердечно благодарю Вас за интерес, проявленный к теме моих занятий! Постараюсь кратко ответить на заданные Вами вопросы.
Для создания аппарата, восстанавливающего память пациента путём настройки "ключей", открывающих каналы связи с Всемирным Хранилищем Информации, необходима широкая серия экспериментов с участием пациентов и добровольцев. Вначале эти эксперименты будут проводиться на обычных компьютерах, применяемых ныне в криминалистике для создания "словесных портретов". По мере того, как компьютеры будут вытесняться корреляторами, можно будет переходить к выведению на дисплей более сложных образов. Дисплей персонального коррелятора внешне будет неотличим от экрана сегодняшнего ноутбука, но вся обработка информации, включая создание объёмного изображения, будет происходить в параллельном нашему пространственно-временном континууме, то есть в иных измерениях физического мiра. При этом создание 3D – изображения не будет нуждаться ни в каких "стереоскопических очках". Ведь нас не удивляет, при взгляде на зеркало, что "зазеркалье", создавая объёмное изображение, не занимает никакого пространства "по нашу сторону" зеркала, так как мы знаем, что оно создаётся преломлением лучей, падающих на него "с нашей стороны". Таким же образом, и дисплей коррелятора будет "преломлять" лучи, идущие из пространства высшей мерности. Гораздо более трудная задача, чем простое воспроизведение уже "записанной" коррелятором информации – это "воссоздание из небытия" впечатлений, хранящихся в человеческой памяти, – от сгоревшего ныне храма, слышанной когда-то мелодии, фотографии из пропавшего семейного альбома – до отвлечённой мысли и неподдающегося словесному описанию "движения души".
Подробности того, как это будет происходить – можно посмотреть, открыв присланную мной в предыдущем письме ссылку на мои публикации в международном журнале "Biocosmology – neo-Aristotelism".
Вы спрашиваете: Сколько времени ещё понадобится для дополнительных исследований его результативности?
Чудо – это невероятное событие, которое происходит вопреки своей невероятности. Оно не поддаётся планированию и прогнозированию.
Например, совершенно невероятны сотворение Космоса из "ничего" и Жизни из "неживой материи". И, тем не менее, тот факт, что Вы читаете моё письмо, свидетельствует о том, что эти невероятные события совершились, хотя бы и в "виртуальном мире", если сомневаться в реальности мира физического!
Но, принимая во внимание Вашу медицинскую специализацию, пока умолкаю, чтобы не показаться в Ваших глазах скорее пациентом, чем коллегой.
Лишь конкретные результаты экспериментов смогут убедить Вас в том, что всё, сказанное выше – не "бред воспалённого воображения", а "обычное" чудо!
С надеждой на дальнейшее плодотворное сотрудничество,
Ваш Виктор".

Профессор поднялся с кресла и подошёл к окну. На улице выпал снег. Белый и пушистый он покрыл тонким слоем всё пространство перед глазами. Белым-бело вокруг. Природа принарядилась в ожидании рождественских праздников. "Скоро начнётся Новый 2020-ый год. Думал ли я когда-то, что доживу до этой даты! Время летит – всё меняется и не всегда поддаётся логике мышления. Средний уровень жизни человека увеличился на 20 лет. Новые задачи ставит перед наукой поколение, которое доживёт до 100 лет. Вот только не всем это удаётся. Выросло и количество людей с отклонениями в психическом развитии при этом не всем удаётся сохранить память. Проблема сохранения памяти касается не только старшего поколения. Не зря Пауль мечется по свету в поисках следов своих предков. Пора уже нам всем заняться стоящим делом и практически помочь людям со сверхчувствительностью встать прочно на ноги. Ведь на них уповает Виктор Кудрин в своих теоретических работах по сохранению памяти.

Запомнилась основная мысль его писем: Генетическая информация содержит коды, способные актуализировать память не только самого индивида, но и его предков путём телепатической связи его души с душами предков. При этом, как полагает Кудрин, не обязательно быть прямым потомком, Бетховен не был его предком "по плоти", но он явно чувствует его душу, видит его образы, они встают перед его глазами. Ну, что ж, промедление в этих делах смерти подобно. Напишу-ка я Кудрину, чтобы приезжал. Пусть собирается. Составим здесь на месте договор сотрудничества пока на один год, а там видно будет. Это не телефонный разговор и не компьютерный. Пусть приезжает. Вышлю ему вызов. Материальные издержки клиника возьмёт на свой счёт. Создадим проект, бизнес-план, определим сроки его выполнения. Думаю, что Пауль, когда вернётся из отпуска, поддержит это решение.

Через день Виктор Борисович Кудрин был оповещён через электронную почту о принятии его в число сотрудников клиники сроком на один год и начал оформление документов на выезд из страны, а также сборы в дорогу. Всё произошло неожиданно быстро. Он ещё не мог поверить в реальность случившегося, но слова письма Замятина заставляли его не размышлять, а действовать.

Когда на другой день Пауль Грегер возвратился из очередного отпуска из Москвы, профессор Замятин прежде всего ознакомил его с идеей создания нового проекта под названием "Восстановление памяти предков". Он ввёл Пауля в суть проблемы и сообщил о том, что их штат пополняется ещё одним сотрудником по имени Виктор Кудрин. Пауль привык доверять шефу в подборе кадров, тем более, что уже в Москве узнал от Илоны о её встрече с Виктором Кудриным и частично был знаком с содержанием их разговора. В этот же день Пауль поставил перед собой задачу: в короткий срок изучить статьи Виктора Кудрина, а также труды учёных, по следам которых господин Кудрин ведёт свои пока ещё теоретические исследования. Тема проекта заинтересовала Пауля ещё и потому, что она совпала с его практическими поисками следов предков в реальных местах их проживания. Он хорошо понимал, что круг поиска решения задач, связанных с родословной, расширится, но это и расширит круг возможностей решения проблем, связанных с памятью каждого отдельного индивида. Пауля не удивил неординарный подход господина Кудрина к решению важнейшего вопроса человечества, связанного с открытиями в области психики и психиатрии. Его уже ничто не удивляло после встречи с бабушкой Ксенией и профессором Рихардом Замятиным. Пауль знал наверняка, что всё в этой реальности происходит по воле высших сил, и это придавало внутреннюю убеждённость в возможности решения новых проблем, которые ставит перед ним жизнь.


Глава двадцатая, в которой Пауль совершает поездку в Польшу

Этим же летом состоялось путешествие Пауля в Польшу. Ему не терпелось увидеть места проживания его предков в те далёкие исторические времена, когда ещё и германцев не было. Перед поездкой посчастливилось познакомиться с Андреем Фризеном, одним из потомков меннонитов. Тот в 2004-ом году в составе организованной группы был в Западной Пруссии в городах Данциг, Елбинг, Мариенбург и в их окрестностях. В 2017-ом году Андрей совершил в те места ещё одну поездку, но уже с женой. Он рассказал Паулю о том, что меннониты в Западной Пруссии проживали до 1945-го года. Там до сих пор имеются их церкви и кладбища. Андрей помог Паулю составить карту маршрута, выслал фотографии.

После того, как Пауль познакомился с информацией, он больше не размышлял. Спонтанно получалось у него с некоторых пор лучше. Он попрощался с коллегами по работе, сделал несколько звонков друзьям, в частности Илоне и Милене, с которыми в последнее время почти не общался, и вылетел самолётом до аэропорта города Елбинг. Там заказал такси. Конечно, можно было бы взять машину напрокат, но хотел избежать проблем в дороге. "Таксисты знают лучше эти места, и цены за проезд здесь вполне подходящие".

Ещё дома Пауль решил следовать во время поездки по Польше советам Андрея. Первым пунктом его остановки стало местечко Вернерсдорф, где сохранилось кладбище меннонитов под названием Хойбуден. Сегодня это город Стоги. Там Пауль посетил церковь, знаменитую во всей округе, и кладбище меннонитов, относящееся к этой церкви. Никто не мешал ему пройти между могилами, на которых сохранились памятники старины, отмеченные следами времени. Пауль произносил слова молитвы и верил в то, что Господь слышит его. По крайней мере, ангелы-хранители сообщат ему, что молитва произнесена. "Бог знает всё, видит и понимает, что творится в моей душе. Боже, благослови меня и сними с моих потомков родовой грех. Дай им право на существование. Прошу тебя, дай мне возможность иметь детей. Во имя Отца и Сына и Святого духа. Аминь"

Следующим пунктом остановки стал Розенрот. Несколько веков назад там находилась большая церковь, основанная меннонитами, но она, к сожалению, не сохранилась. Некоторые памятники старины удалось увидеть. Затем Пауль направился в Тиенстдорф, где сохранилось здание церкви, но богослужения, как он узнал от местных жителей, в ней уже давно не велись. Тогда Пауль отправился в действующую церковь в местечке Еллервальд. Там удалось побывать на богослужении. В тот же день он посетил в этом местечке Музей истории меннонитов, где познакомился с предметами их быта. В Еллервальде остались и некоторые дома, в которых его предки, может быть, жили раньше. Когда приехал туда, снял комнату в одном из Форлаубен домов.  Посчастливилось познакомиться и с дальними родственниками меннонитов, предки которых основали колонию Молочная на Украине.

Это был последний, заключительный пункт поездки Пауля. Время отпуска пролетело так быстро, что он не успел ознакомиться и с половиной того, что себе наметил. Тогда Пауль поклялся, непременно ещё раз посетить эти места и непременно побывать в городах Данциг и Мариенбург. "Последний из них, вроде, не имеет прямого отношения к религиозному течению меннонитов, но душа просит заглянуть туда, а раз просит, – размышлял Пауль, – то нужно там побывать. Интуиция меня ещё ни разу не подводила".

В эту поездку Пауль, как никогда раньше, отчётливо осознал, что все люди на планете созданы одним Прародителем, и в основе своей – родные по крови. На горизонте для него засветилась идея о всемирном братстве. Оно уже существует, так как люди чтут историю своих предков и, где бы они ни жили, дружелюбно встречают своих соотечественников, передавая им знания и традиции, культуру и свойства души своего народа. Сейчас Пауль лучше, чем прежде, понимал, что значит принадлежать к этому братству людей, раскинутых по свету, без родины, но с прошлым, сохраняемым и охраняемым ими в течение сотен лет.

Его сердце открылось навстречу этому братству.

"Только вера спасает, – думал он, возвращаясь домой из этой поездки. – Встретившись с прошлым, моё сердце открылось, тёплый свет заструился в душе. Благодарю тебя, Отец мой Всевышний, за моё прозрение".

В тот момент, когда Пауль об этом подумал, прозвучал звонок со смартфона. Илона выслала ему видеозапись песни "Сегодня Бог проснулся на рассвете...". Пауль слушал слова, без перевода понимая их смысл, и чувствовал, что в его мыслях продолжается процесс просветления. Прощать и верить – эти слова звучали в песне многократно. Они как бы заполняли собой пространство. Пение закончилось, а в душе всё ещё продолжало звучать: "Благодарю тебя за всё, мой Бог". Сердце отозвалось навстречу светлому, доброму, верному, вечному. Теперь Пауль понимал, что задачу свою выполнил. Перед будущими поколениями он чист и безгрешен. "Спасибо тебе, мой Бог, за то, что помог открыться моим глазам и увидеть мир во всей красе, которую ты создал. До краёв была разлита печаль и безысходность во мне. Теперь только понимаю, что сердце и душу чистить надо, они каменеют с годами, как гранит".

После возвращения домой из Поездки в Польшу, Пауль поделился с Илоной мыслями, посетившими его во время поездки:

– История народа, называемого меннонитами, начатая в 1525-ом году, продолжается. В 2025 году – в краях, откуда я сейчас вернулся, состоятся празднования 500-летия этого религиозного течения. Вот тогда-то мы с тобой поедем туда вместе. Тебе там тоже будет интересно, откроешь много нового для себя.

– Конечно, – ответила ему Илона. А про себя подумала, когда осталась одна и его голос исчез в пространстве: "Я тебя одного больше никуда не отпущу, даже не мечтай об этом". В этот момент она, как никогда раньше, понимала, что Пауль ей ближе по духу, чем кто-либо другой. "Да и он это чувствует, – думала Илона, – но не осознаёт до конца. Ведь сегодня, в минуты внутреннего подъёма и просветления, он позвонил именно мне, потому что ощутил потребность в общении. Не так-то много на свете людей, с которыми можно поделиться сокровенным. Вот вспомнил же он сейчас обо мне. Давно знаю, что мы созданы друг для друга. Когда же Пауль это поймёт?"


Глава двадцать первая, в которой Милена всерьёз задумывается об осуществлении своей мечты, строительстве Дома Счастья

Прошло несколько лет с того момента, как Милена задумала создать Дом Счастья для детей с ограниченными возможностями. Цель, которую она поставила перед собой была высока и благородна. Она понимала, что это дело важное и нужное, требующее от неё полной самоотдачи. Отсутствие веры в себя было виной тому, что оно не продвигалось вперёд с мёртвой точки. Вроде, и первоначальный капитал был, наследство от умершего мужа получила, и бизнес-план составила, и с финансовыми органами его обговорила, но всё ещё не было уверенности, что сможет справиться с поставленными задачами. Она была перфекционистка, и если уж начинать заниматься этим важным делом, то ей нужно было знать наверняка, что оно пойдёт. А для этого нужен был обученный персонал, которому она могла бы доверять, как себе. Первый блин в этом плане получился комом.
 
"Не на того я ставку сделала, – думала Милена вечерами. – Обиделась на Пауля, променяла его на этого альфонса, заморочившего мне голову игрой на гитаре. Сразу же видела, что за внешней стороной его ухаживаний, ничего не стоит. Он постоянно дарил цветы, отпускал комплименты, морочил мозги исполнением песен, которые, что уж скрывать, лились из него рекой, пытался даже мыслить в унисон. По крайней мере умел слушать, давать советы, но каждый раз всё заканчивалось походами в рестораны, дорогими обедами, за которые расплачивалась я, чтобы сделать ему приятное".

Как-то однажды она услышала фальшь в его голосе, увидела своего любимого на улице с кокетливой блондинкой, подсчитала расходы на его содержание за последний год и ужаснулась. Слепая любовь к альфонсу дала трещину. Как она тогда в очередной раз выстояла. "Променяла Пауля на такое мерзкое существо! Как я могла?" Она была уже не той Миленой, над которой достаточно поизмывался бывший муж. У неё хватило силы порвать отношения с этим "гнусным Дон Жуаном".

С того момента Милена полностью посвятила своё время делу, которое задумала. Она была по профессии воспитателем, а это уже, как говорят, на всю жизнь. Мечта выплыла из запасников памяти и с новой силой овладела ею:
"Людям с ограниченными возможностями нужна профессиональная помощь не только в физическом плане. Они должны чувствовать, что нужны кому-то и что это не минутная прихоть и утеха для устроителей Дома радости, а надёжный дом, который поможет осуществить мечты, разовьет способности, даст возможность росту таланта".

Милена сама всегда жила в ожидании чуда и теперь решила осуществить его сама.

"Надеяться не на кого. Каждый человек индивидуален и у каждого своё представление о смысле жизни и счастье. Сколько лет я потеряла, надеясь на всех, кроме себя. Обрести покой, душевное равновесие можно только через самосовершенствование и практические действия в этом направлении. Наконец-то я поняла, что должна идти своим путём. Он лично для меня предопределён и другие здесь ни при чём, – думала она вечерами, находясь одна в большом доме. – Жаль, что друзей я всех растеряла. Живу в какой-то пустоте. Не у кого спросить совета, не с кем поделиться мыслями, планами. Да, вокруг люди, но они занимаются какой-то мышиной вознёй, с ними не о чем вести разговор. Существование ради заработка определяет их мышление и жизненные устремления. Мне тоже через несколько лет будет сорок. А что я сделала? Чем я отличаюсь от них? Говорю давно и много о том, что хочу сделать в помощь людям-инвалидам, но нужно ведь действовать. Последнее, что смогла, это набрала сотрудников со стороны, но нет в них огня. Занимаясь собой, проводя время с этим альфонсом, я не заложила в них искру моей мечты. Слава Богу, что пока не приняла на работу постоянных учителей-воспитателей. А хотелось уже начать открывать курсы обучения музыке, художественного творчества и креативного письма. От одарённых людей-инвалидов и их опекунов пока только получаю заявления. В плане подбора персонала нужно искать опору в близких родных людях. Они поймут, может быть, даже поверят в мою мечту, вместе и осуществлять её будет легче. Один в поле не воин. Нужно написать дочери. Мои малыши-внуки уже подросли. Верене с Вадимом тоже нужно выбираться из своей таёжной Тмутаракани. Так и напишу им в следующем письме, что их ждёт важное дело и что мне нужна их помощь."

Приняв такое решение, Милена почувствовала прилив энергии. Мысль начала работать на быстрых оборотах и уже не отпускала. Она открыла крышку секретера, положила перед собой лист бумаги. Рука делала своё дело. На бумагу лились потоком её выстраданные мысли:

"Девочка моя, дочка, приезжайте с Вадимом. Дело у меня для вас, которое нельзя отложить на потом. Дети-инвалиды ждут нашей помощи. Без вас мне тяжело будет решить эту задачу. Думаю, что она вам по плечу, тем более, что близняшки подрастают, им тоже нужно сменить обстановку для развития способностей, которые нужно вовремя определить…"

На следующий день письмо было отправлено обычной почтой. "Ответа раньше месяца ждать нечего, – думала Милена. – Пока суть да дело, обращусь-ка я за помощью к Илоне. Всё-таки родственники. Давно что-то я не слышала от неё вестей, понятия не имею, где и в каких краях она обитает. Опыт работы Илоны медсестрой в психиатрической клинике может сейчас хорошо пригодиться. Правда, она несколько лет назад, после смерти мужа, не на шутку писательством занялась. Художники слова тоже черпают идеи для произведений из действительности. Опыт работы в Доме Счастья ей тоже для творчества пригодится. Давно я не слышала и о Доротее Перец. Как-то промелькнуло в новостях, что на выставке картин в Берлине женщина с этим именем поразила столицу талантом. Тогда ещё подумала: "Надо же: и имя, и фамилия, как у моей потерявшейся подруги". Ведь тело Доротеи так и не нашли в водах океана. Тёмное какое-то дело. Пауль с профессором Замятиным подключили тогда к поискам следственные структуры. Интересно, чем всё это закончилось и закончилось ли?"

Милена тяжело вздохнула. Судьба врача-психиатра Доротеи Перец была ей не безразлична, хоть та и сыграла неприятную роль в исчезновении её кровинки Верены из родильного дома. "Но ведь Доротея Перец и помогла найти дочь. Без её участия в судьбе Верены не найти бы мне её. Ведь я даже не знала, что она жива… Нужно позвонить Паулю, узнать, как идут его дела? Может, у него есть данные Илоны – номер телефона, адрес проживания… Его самого, может, искать придётся, давненько я его не видела…"

В это время зазвонил телефон. В тишине комнаты прозвучал до боли знакомый голос Пауля:

– Милена, извини что давно не давал о себе знать. Мне нужен твой совет, встретиться бы надо, поговорить. Дело в том, что Илона получила сегодня весточку от сына Влада. Он сообщает, что они с семьёй приняли решение переехать в Германию. Тебе, наверное, Верена тоже напишет, но мы с Илоной решили поторопить ход событий. Ты не против встретиться где-нибудь в кафе и за чашечкой кофе продолжить наш разговор, обсудить предстоящее событие?

Милена, конечно же, не была против. Встречу назначили на следующий день. Женщине было о чём подумать. Как будто вселенная услышала её размышления и откликнулась на них. Вот и Пауль с Илоной дали о себе знать. Приезд дочери с мужем и внуками тоже как будто свыше запланирован. Это однозначно, что он внесёт изменения в её неустроенный быт. Осталось только ждать и практическими делами приближать грядущие события.


Глава двадцать вторая, в которой Илона размышляет о превратностях судьбы
 
Последние два года Илона посвятила писательской деятельности. Творческим трудом занималась дома, но большую часть времени проводила вне его, принимая участие в поэтических фестивалях, различного рода поездках по Европе. Встречи с людьми творческого труда стали для неё тем глотком свежего воздуха, которого ей не хватало в жизни. Мир для неё расширил границы, и если бы кто-то хотел определить, где она находится в тот или иной момент, это было бы сложно сделать. За последний год побывала в Чехии, Бельгии, Париже, Москве, Польше... Конечно, посещение каждой страны вносило изменение в ход её мыслей, помогало ориентироваться в окружающем мире, давало пищу для творчества. Жизнь стала интересней и насыщенней, и она не могла уже вернуться в прежнее русло своих жизненных устремлений, хотя часто возвращалась мыслями к своим друзьям, вспоминала моменты недалёкого прошлого.

Как-то не сложились у них отношения с Паулем. Дни, проведённые в Украине, на время сблизили их, но потом она поняла, что это был необузданный порыв безумства на основе физиологического влечения. Пауль после той ночи стал молчалив, не доверял ей свои мысли, вёл себя как расстроенный ребёнок, которому дали игрушку, о которой он мечтал, но она не принесла ему радости. После возвращения домой, он с головой ушёл в свои исследования и закрыл дверь в свою душу для посторонних.

"Бывает и так, – размышляла Илона, оставаясь по вечерам одна. – Нужно с этим смириться. Любви-то между нами, вероятно, не было. Это была просто страсть, и то, под её электрический заряд попала только я. Пауль принял порыв моего тела, не оттолкнул, но и не получил ответный, хотя бы противоположный по накалу заряд чувств. Так мне и надо, стареющей даме с амбициями молодой женщины. Пришло время собирать камни, а я вешаюсь на молодых людей со своей нерастраченной страстью и желанием любить". Илона не имела подруг. Несколько виртуальных друзей заменяли ей круг общения. И слава Богу. Женщины народ непредсказуемый. Предать подругу им ничего не стоит, в этом Илона убеждалась уже не раз. Она не доверяла своих мыслей никому, боясь их огласки. Но душа требовала выхода. Побегом от себя и были эти поездки в никуда, то есть на фестивали в различные страны. Душа металась в поисках счастья, но до сих пор не повстречалась с ним. Такого не бывает, но так оно было и есть.

"Что же такое со мной происходит? Почему? Сухарь я или в меня просто с рождения не вложено чувство любить и судьбой не предопределено быть любимой? Жестоко обошлось со мной провидение. Или сама никого не любила, поэтому наказана внутренним одиночеством? До конца жизненной прямой осталось недолго. Что мне ещё приготовлено судьбой? Роптать не буду, депрессионные настроения не для меня. Буду ждать и надеяться на счастливый случай, подарок судьбы. Где-то он затерялся, но время на ожидание пока есть. Терпения нужно набраться и ждать. Чего? Любви? Принца на белом коне или закатной звезды? А, может быть, известности, славы, как писателя? Или уже пора посвятить остаток жизни детям, внукам? Вчера вот получила письмо от Влада с Вереной. Решили они в Германию ехать, о судьбе детей задумались. Да, и сами ещё молоды. Всё еще впереди. Пауль встречу с Миленой назначил. Пытается соединить нас после продолжительной разлуки. Умный он всё-таки, наш Пауль. Все его любят, а он как и прежде сам по себе, наверное, тоже свою половинку ищет. Найдёт ли? Время, конечно, покажет. Всё расставит по своим местам".

"На ладонях времени продолжается моё существование на земле. Сегодня я в летнем прекрасном дне. Он принесёт определённые впечатления, добавит жизненного опыта, поможет определиться в потоке явлений и событий. Сегодня у меня свободный день. Никаких задач перед собой не ставлю, просто живу в предвкушении нового и неизведанного", – эту запись оставила Илона в дневнике жизни за две недели до своего дня рождения. Она загадала, что если в последующие дни произойдёт нечто сверхнеобычное, то всё ещё впереди.

"Только не надо отклоняться от предназначенного курса. Нужно не просто терпеливо ждать, но и приближать минуты наслаждения жизнью. Ну и что, что Пауль ушёл с головой в исследования тайн человеческого существования? Ну и что, что он не имеет для меня ни минуты свободного времени? Это всё приходит и уходит. Он тоже находится на пути к счастью, предназначенного ему судьбой. Что-то я не так делаю. Опять погрязла в мире своих мыслей. На свободу их нужно отпустить. Ведь я совершенно не знаю, что происходит вокруг меня. Сузила круг знакомств до минимума. Откуда в таком случае появятся новые мысли, планы, перспективы? Ведь знаю, что я – редкий экземпляр человеческой породы, но нужно же выходить из постоянно присущего мне состояния самобичевания. Ведь это же превращается в самолюбование и невольное погружение в мир теней…"

Из состояния неудовлетворённости Илону вывел телефонный звонок, неожиданно громко прозвучавший в тишине комнаты. Голос на другом конце провода был незнакомым, но в нём звучали решительные нотки:

"Звоню по поручению редакции журнала "Отзвуки эпохи". Вы выслали нам свой очерк из серии "На ладонях времени". Мы решили его опубликовать в ближайшем номере журнала и просим Вас выслать другие тексты по этой тематике. Надеемся на дальнейшее сотрудничество".

Сердце Илоны забилось с невероятной быстротой. Вероятно, его стук был услышан на другом конце провода, и чтобы не довести женщину до инфаркта, вызванного взрывом положительных эмоций, разговор неожиданно прервался.
 
"Ну, что же, небеса ответили на мой беззвучный вопрос. Чудо совершилось. От меня ждут новых сообщений, рассказывающих о конкретных делах, происходящих вокруг. Прекрасно, остаётся лишь самой понять, что происходит в этой реальности?"
 
Её внимание привлёк стук по стеклу дождевых капель. За окном бушевала гроза. Раскаты грома, сопровождаемые отсветами молний, наполняли душу новым звучанием. "Боже, спасибо Тебе за посланную помощь. Принимаю это за знак приблизиться к Тебе. Ведь Твой зов слышу давно в каждом духовном движении мыслей и природы, взаимосвязанных между собой твоими деяниями," – подумала Илона и, накинув плащевую куртку, выбежала на улицу.

Колокола звучали призывно. Она побежала в сторону церкви. На пороге её встретила улыбающаяся девушка, дала в руки Библию. Илона прошла внутрь зала. Прихожан было немного. Священник в чёрной мантии разговаривал с одним из них. В помещении царили тишина и покой. На Илону накатило умиротворение. Она опустилась на одну из скамеек, прикрыла глаза и начала читать молитву. Заметила, что русский текст перемежается с немецким, но уже не могла остановиться: "Отче наш сущий на небесах...".

После службы к ней подошла незнакомая пожилая пара, потом ещё несколько человек...

– Меня зовут Инесса, – произнесла одна из них.

– А я – Мартина.

Женщина среднего возраста, представившаяся Сильвией, тоже вошла в их уже образовавшийся круг. Инесса предложила всем пойти к ним домой на чашечку кофе. Предложение было принято безоговорочно. И вот Илона уже за столом у новых знакомых, которые проживают в их городе около двадцати лет. Родом они из Гамбурга. Завязалась беседа, познавательная для Илоны. Хозяин дома Райнгольд привлёк её внимание тем, что он оказался автором книг на тему, интересующую её. А Райнгольду Теммлеру было о чём рассказать:

"Мать родилась в Уругвае. Отец – немецкий предприниматель. Много лет назад он влюбился в мою маму с первого взгляда. Так в Америке образовалась наша новая семья. Я, правда, родился уже в Гамбурге, но хорошо помню детство, проведённое в многочисленных странах на разных континентах. Пока у отца шли дела хорошо, мы – дети, а нас было пятеро, жили безоблачно, но в момент экономического кризиса отец разорился. Сердце его не выдержало перегрузок, и он умер от инфаркта, оставив семье долги. Нужно было решать, что делать дальше… "

Илона слушала Райнгольда и думала о том, что всё в этом мире и сейчас, и в прошлом не так-то просто. У каждого за плечами груз накопленного опыта, груз разочарований, потерь и радость открытий. Семья Райнгольда справилась с задачами, которые поставила перед ней жизнь. Он стал инженером по строительству, проработал в этой профессии успешно много лет. Достойно ушёл на пенсию. В настоящее время свободен от обязанностей, пишет стихи, собирает коллекцию машин. Есть у него укромный уголок в саду, где он любит отдыхать, где рождаются новые планы и вспоминаются прошедшие дни.

Ирмела, жена Райнгольда, имеет свою историю, непохожую на его. В супружестве они живут долго и счастливо, не потеряв позитивного взгляда на окружающий мир, принимая его со всеми радостями и трудностями. Их сын – врач, занимающийся проблемами селекции новых видов растений. Внуки живут своей жизнью. "Всё идёт, как надо, как должно быть", – говорит Ирмела, а муж утвердительно кивает головой в знак согласия и в такт её словам.

Домой Илона пришла наполненная светлым чувством вселенского миропонимания и решила непременно изучить круг интересов людей её окружающих. На следующий день она, как гость объединения "Пожилые люди города", уже совершала на автобусе по родному краю. Конечным пунктом назначения был город Вальдкирх с его памятниками старины и обедом в одном из ресторанчиков, расположенном на берегу восхитительного озера.

"Жизнь продолжается", – думала Илона на обратной дороге. Её соседкой по автобусу стала пожилая женщина, прожившая в этом городе детство и юность. Она вышла замуж за швейцарца, и так уж получилось, что прожила в новом для неё государстве сорок лет. Внезапно произошло несчастье – муж умер. Она вернулась в город своей юности, проживает здесь в доме своих родителей, который они с мужем выкупали в течение многих лет. "Теперь это моё последнее жилище, – поделилась 85-летняя женщина с Илоной своими сокровенными мыслями. – Жизнь прошла так быстро, как будто её и не было. Не теряй драгоценных минут. Не живи в унынии – это грех. Радуйся каждому мгновению. Дорожи минутами счастья".

После каждой новой встречи с горожанами, душа Илоны словно наполнялась новым светом. "Почему же я не могу сбросить с плеч этот плед уныния. Ведь понимаю, что можно и нужно жить по-другому, а ноги как будто связаны, мысли не освежает ветер перемен. Словно кто-то порчу навёл и на меня. Не зря Пауль мечется по свету в поисках душевного покоя. Интересно, где он сейчас? Чем занимается? Что его ещё интересует? Как далеко продвинулся он в поисках исторических корней своей родословной?"

После разговора с пожилой собеседницей в автобусе, Илона решила больше не медлить, и что бы ей это ни стоило, организовать встречу с Паулем, увидеть, поговорить, понять, чем он живёт, что движет им в этом не таком уж простом мире поисков и находок, удач и потерь, любви и ненависти.

"Нет, жизнь не кончилась на пятом витке. Многое ждёт меня ещё впереди, только вот внутренней силы бы набраться и не сдаваться проискам судьбы".


Глава двадцать третья о том, как Пауль совершил поездку к другу в Дюссельдорф

Пока Илона размышляла о превратностях судьбы, Пауль получил приглашение друга Михаэля – посетить его в Дюссельдорфе. Друзья не виделись со студенческой скамьи. Михаэль непременно хотел показать Паулю свои разработки темы, над которой в настоящее время трудился. К своему удивлению, Пауль принял приглашение друга и согласился провести у него рождественские праздники. Пауль Грегер никогда раньше не был в Дюссельдорфе, поездка обещала быть познавательной, да и хотелось развеяться, хоть на время уйти от повседневных забот.

Намеченная с Илоной и Миленой встреча не расстроила его планов, не помешала реализации задуманного: "Пусть женщины сами посовещаются. Я назначил им встречу, предоставил возможность – пообщаться друг с другом, думаю, на этом моя миссия до приезда их детей – Влада с Вереной – окончена. Ну, а когда приедут, подключусь, помогу с устройством на работу или учёбу. Могу к себе в институт взять на практику, если проявят желание… А теперь пора собираться в дорогу!"

Он достал с антресолей видавший виды чемодан. В голове крутилось: "Кто знает, может, нам праздников не хватит для обсуждения вопросов, да и кто важные вопросы решает в праздники? Поживу пару дней у друга, если мне там понравится. Смена обстановки вносит изменения в жизнь, а мне этого сейчас так не хватает".

Утром он позвонил Илоне, сказал, что произошли изменения в его планах и попросил непременно быть на встрече с Миленой и извиниться перед ней за него. Илоне ничего не оставалось, как дать ему на это согласие, хотя сама бы улетела, куда-нибудь подальше, но никто пока не приглашал.

Михаэль встретил Пауля на вокзале. Через полчаса они уже были у него в квартире на четвёртом этаже многоквартирного дома. Разговор за обедом крутился вокруг общих знакомых. И вдруг неожиданно для себя Пауль вспомнил их сокурсницу Ирму Френкель, о которой давно ничего не слышал.
 
– Михаэль, ты ведь помнишь, как она пела?

– Да, арии выдавала что надо! – поддержал его друг.

– Мы тогда ей прочили известность как певице…

– Ты знаешь, – хохотнул Михаэль, – а пророчество-то сбылось. Ирма сейчас выступает на больших сценах мира. Отстал ты, друг, от жизни, ничего-то ты не знаешь.

– Ты прав. Ни о ком из наших общих знакомых ничего не знаю. Годы пролетели, как один миг.

– Но по тебе это незаметно. Пауль, я подумал сейчас, что если ты Ирму вспомнил, то тебе будет интересно узнать, что она даёт завтра концерт на самой огромной сцене Дюссельдорфа. Ты же знаешь, что у неё родители здесь живут. Ирма уже года три проводит здесь рождественские выступления.

У Пауля от этой новости, что-то оборвалось в груди. Он вспомнил эту девушку. Она ему нравилась когда-то, даже был в неё влюблён, но так и не решился признаться в чувствах. По окончании учёбы все разъехались, кто куда. В душе ещё долго теплилось чувство влюблённости, но потом успокоился, жизнь закрутила, остались только воспоминания.

Михаэль внимательно наблюдал за изменениями, происходящими с другом. И когда тот очнулся от глубокой задумчивости, сказал ему будто невзначай:

– Что долго размышлять? Завтра и устроим встречу с этим созданием. А если нас к ней не пустят за занавес, будем одаривать аплодисментами. На всякий случай захватим с собой букет цветов. Вспомним молодые годы. Где наша не пропадала?

Пауль лишь улыбнулся в ответ на слова друга, но удивился его решительности. Когда-то Михаэль не отличался принятием решений, он находился в тени друзей, оставлял своё мнение при себе.

"Что это с ним произошло?" – подумал Пауль, но не успел задать этот вопрос другу, как в комнату вихрем влетела невысокая молодая женщина. Она вся сияла от возбуждения. С порога бросилась Михаэлю на шею и сказала, как выдохнула.

– Я достала несколько билетов на концерт Ирмы Френкель. Пока не знаю, кого из подруг пригласить, но, может, Михаэль, ты изменишь своему правилу – не посещать концерты, и вместе с другом проводишь меня туда?

От неожиданного предложения Пауль чуть не подскочил с кресла. Он только что хотел дать согласие Михаэлю, и вот уже билеты на руках у его подруги, или сестры, или знакомой...

Михаэль, заметив, что его друг растерялся, представил женщину:

– Вы ведь незнакомы? Это моя жена, Симона. Мы поженились два года назад, прости, что не пригласил тебя на свадьбу, – сказав это, Михаэль широко улыбнулся.

Пауль понял, что друг отыскал в этом мире свою половинку.

– Обогнал значит меня? И даже на свадьбу не пригласил? Когда я ехал к тебе, то даже предположить не мог, что ты женат.

Не сдержав эмоций, Пауль вскочил со стула, подал милому созданию руку для приветствия и, сам того от себя не ожидая, галантно представился:

– Пауль Грегер, друг Вашего мужа, проживающий на юге Германии, – Пауль замолчал, потом, посмотрев в смеющиеся глаза друга, сказал первое, что пришло на ум. – Ну, что ж, так и должно было случиться в дни, предшествующие рождественским праздникам. Давай займёмся сегодня нашими делами, ради которых я к тебе приехал, а завтра – отдыхать так отдыхать! Ирма, может быть, нам тоже будет рада.

Все засмеялись. Мужчины, прихватив бутылку вина с бокалами, удалились в кабинет, а Симона отправилась в свою комнату подбирать вечерний наряд для предстоящего выхода в театр.

"Всё прекрасно получилось... прекрасно... прекрасно... – напевала она негромко. – И друг у Михаэля прекрасно смотрится. Ирма хоть и стала певицей мирового масштаба, но не сможет пред ним устоять, его не узнать. Чувства не забываются. Всё же интересно, как это мой скромный Михаэль не забыл о первой влюблённости друга? Такие они, мужики! Не зря говорится: в тихом омуте все черти водятся".

Всю ночь Пауль не мог заснуть. Такого с ним ещё не было, чтобы не спалось от зашкаливающего волнения. Утром, наскоро позавтракав, друзья ушли в лабораторию и вышли из неё, когда уже солнце опустилось за горизонт.

– Ну, что ж, – сказал Пауль Михаэлю, когда они оказались на улице, – мне понятен ход твоих исследовательских поисков. Теперь приезжай ко мне, посмотришь, чем и как я занимаюсь. Думаю, что мы могли бы стать партнёрами.

Михаэль по-дружески похлопал друга по плечу. Он был выше его на полголовы, шире в плечах. Добродушная улыбка не сходила с его лица. Такой русский богатырь с картины Васнецова, о которой он не имел представления.

"Да, время идёт, – подумал Пауль, – от прежнего богатыря во внешности не так-то много осталось, но он по-прежнему такой же приветливый и дружелюбный".
 
Михаэль в это время был уже мыслями в концертном зале и продумывал стратегию появления с Паулем перед Ирмой. Впереди их ждал ещё ужин. Неожиданно зазвонил телефон. Симона сообщила, что заказала столик в ресторане, находящемся недалеко от здания театра. Михаэль передал Паулю её слова, тот в знак согласия только кивнул головой. Он сегодня на всё был согласен.

Через минут пятнадцать они уже входили в помещение ресторана. В середине зала увидели Симону, приветственно машущую им рукой. Друзья, оставив пальто в гардеробе, поспешили за столик. Какого же было их изумление, когда они увидели за столиком рядом с Симоной изящно одетую незнакомку.

Симона, заметив их удивлённые взгляды, улыбаясь, представила её:

– Это – Ирма, моя подруга. Прошу любить и жаловать.

Пауль на минуту застыл от неожиданности, но, быстро справившись с волнением, широко улыбнулся, протянул Ирме руку и, стараясь ей понравиться, но не обидеть, прикоснулся к ней губами. Встретившись с ней взглядом, он, неожиданно для себя, промолвил:

– Дорогая Ирма. Мы с Вами знакомы по прошлому. Я очень рад возобновить наше знакомство.

Лицо Ирмы выражало неподдельное любопытство. Чёртики бегали в её глазах. Оставалось часа два до концерта, но ей нужно было уже спешить. Поднявшись со стула, она попросила извинения за то, что вынуждена покинуть столь приятное общество.

– Надеюсь, мы сегодня ещё увидимся, – шепнула она Паулю, который поднялся со стула, чтобы пойти вслед за ней.

Она разгадала его желание, и сказала громко, обращаясь ко всем:

– После концерта жду вас всех на праздничный ужин, который организуют мои друзья.
 
Грациозным движением руки Ирма достала из дамской сумочки визитную карточку, протянула её Паулю и удалилась, медленно продвигаясь между столиками. Друзья заметили, как к ней из глубины зала подошёл какой-то незнакомец в чёрном фраке, видимо, сопровождавший её. Вдвоём они направились к выходу.

Пауль откинулся на спинку стула. От волнения он не мог говорить. Друзья, понимая, что творится в его душе, обменялись довольными взглядами. В них можно было прочесть: "Кажется, всё получилось, разыграли, как по нотам".

– У нас есть ещё время, – услышал Пауль Симону. – Сейчас поужинаем спокойно и отправимся смотреть концерт королевы. Пауль, как вам у нас? Надеюсь, понравился наш город, или у вас ещё не было времени с ним ознакомиться?

– Мне понравились люди вашего города, – ответил Пауль, расслабленно улыбаясь.

– То-то ещё будет, – засмеялась в ответ Симона. – Главное – ни о чём не думать и принимать всё, что посылается нам свыше. Пауль, вы верите в судьбу?

– С некоторых пор начинаю верить, – ответил Пауль. – Как тут не поверишь, если каждый день случаются приятные неожиданности. Вот и в сегодняшних событиях я вижу перст судьбы.

Все засмеялись. При этом каждый подумал о своём. Пауль не стал рассказывать друзьям о своих путешествиях в славянские страны по поводу изучения исторических корней. Вряд ли друзья поняли бы его сегодня, а насмешек он не любил больше всего на свете. Да, и день выдался такой светлый, что не хотелось уходить от действительности в прошлое.

– Ну, что ж, давайте совершим ещё экскурсию по знаменательным местам вашего города. Когда мне ещё посчастливиться у вас побывать?

Симона предложила заказать такси. И вот они уже мчатся на автомобиле по городу, останавливаясь около памятников старины. Когда подъехали к собору, по инициативе Пауля, вошли в него, поставили свечи во здравие и за упокой. Потом Пауль подошёл к иконе Богородицы, склонил голову, скрестил пальцы рук на груди и попросил мысленно помочь ему в личной жизни.

Друзья наблюдали за ним издалека. Им был понятен его порыв. Но, казалось, что в последние часы он как бы начал светиться изнутри. Глаза излучали свет, которого хватило бы, чтобы осветить мрак в ночи.

– Может, это предчувствие любви его так изменило? – подумала Симона.

Она смотрела на икону Иисуса Христа и просила Его дать благословение. Симона просила Боженьку сохранить мир в семье и дать им с Мануэлем ребёночка, который у них так и не родился в течение двух лет супружеской жизни. "Господи, помоги мне, услышь нашу с Мануэлем просьбу, люблю тебя, прости нас, если грешны, прости и помоги".

Она подняла голову и увидела, как муж украдкой вытирает слезу, скатывающуюся по щеке.

"Михаэль понял моё состояние без слов. Бог тоже услышит мою молитву. Будем ждать его милости"

Они вышли из собора просветлёнными. Другим словом трудно назвать то состояние, которое испытывал каждый.


Глава двадцать четвёртая о том, что фрау Перец вышла из состояния амнезии

Фрау Перец проснулась в первый день нового года необычно рано. Её разбудили церковные колокола. Когда открыла глаза, почувствовала, как по лицу пробежала судорога. Она громко вскрикнула, осознав, что находится в незнакомой квартире.

– Почему я здесь? Что со мной случилась? Где я?

Доротея вскочила с кровати, подбежала к окну. Вид из окна ей ни о чём не напоминал. Женщина огляделась. Случайно увидела своё отражение в висящем на стене зеркале. Потом присела на краешек кровати и задумалась. Сознание выдавало одну картину за другой.

– Где же профессор Замятин? Чем увенчались поиски дочери Милены?

Стук в дверь заставил её вздрогнуть. Она накинула на себя халат, поправила волосы и направилась к двери.

– Кто там?

– Доротея, открой, я принесла тебе фрукты. Ты вчера просила купить.

Голос казался до боли знакомым. Приоткрыла дверь, увидела медсестру Илону, которая протягивала ей пакет.

– Илона, это ты? Входи, дорогая. Как долго я тебя ждала. Где же ты была? Проходи. Я сварю нам кофе. Я хочу тебя спросить, может, тебе известно, нашла ли Милена свою дочь?
 
Илона замерла в изумлении около распахнутой двери. Она ушам своим не верила. Доротея заговорила, да ещё такое вспомнила!

– Потрясающе! Нужно позвонить Паулю. Ведь это его лечение помогло.

– Что ты сказала? Илона, я тебя так быстро не отпущу. Я сейчас кофе поставлю.

Доротея пошла на кухню, но вспомнила, что находится не в своей квартире.

– Что за чёрт? Что всё это значит? Вы что шутки вздумали надо мной шутить?

Вдруг она заметила в конце комнаты мольберт и рядом столик с красками. Подбежала к нему, всмотрелась в нарисованное на холсте: "Колокольня, колокол, парящие в воздухе ангелы."

– Чья это комната? Кто рисовал эту картину? Почему я здесь? Илона, ты же пришла, как я понимаю, ко мне? Вот фрукты принесла, говоришь, что я тебя об этом попросила. Помоги мне что-то важное вспомнить, а то я сойду с ума…

Наконец-то, Илона получила возможность что-нибудь сказать, но от удивления не могла произнести ни слова. Она всё ещё стояла у порога, потом вошла в комнату, прикрыла за собой дверь и присела на стул недалеко от двери.

Фрау Перец уже кричала и требовала от неё ответа на свои многочисленные вопросы. От её крика к Илоне вернулся дар речи. Она попросила подругу успокоиться и подождать несколько минут, пока заварит кофе. Доротея заметила, что Илона ведёт себя в квартире, как дома: знает, где находится коробка с кофе, фильтры для кофеварки, нашла и воду, которая почему-то стоит в каком-то странном сосуде.

Через некоторое они уже сидели за кухонным столом и пили кофе. Когда обе относительно успокоились, Илона начала свой рассказ, предупредив Доротею Перец, чтобы та набралась терпения, так как разговор будет долгим.

Перед Доротеей одна за другой возникали картины её жизни, которые она не помнила.

– Полжизни в другом мире, – подумала она, когда рассказ Илоны подошёл к концу.

– Ничего, подруга, прорвёмся! – ответила Илона на невысказанный вопрос Доротеи.

– Главное, что к тебе вернулась память. Ведь ты жила в безвременье, в котором, как я сейчас понимаю, у тебя не было ни настоящего, ни прошлого. Даже мне что-то жутко стало от этого понимания. Назови мне своё первое желание. С него начнём выполнять их по очереди.

Доротея Перец на минуту задумалась:

– Хочу увидеть место моей работы, узнать, где и чем я занимаюсь сейчас?

– Это желание выполнить не трудно. Одевайся, поедем к Милене в Дом Счастья, там всё и увидишь.

Через несколько минут они вышли из дому. Илона распахнула перед фрау Перец передние двери своего автомобиля, и через полчаса подруги подъехали к большому дому интересной архитектуры. Илона нажала на кнопку звонка. Дверь распахнулась, и женщины вошли в широкий вестибюль. Вокруг сновали дети, и спокойно разгуливали взрослые. Многие останавливались перед ними, здоровались, протягивали руки для приветствия. Многих фрау Перец не знала, но они вели себя так, как будто были лучшими её знакомыми.

– Что за чертовщина? Я опять ничего не понимаю.

– Ничего, скоро поймёшь. Ещё немного, ещё чуть-чуть...

Фрау Перец были знакомы эти слова, их часто повторял её знакомый Пауль.

– Давно я Пауля не видела. Где он сейчас?

– Не знаю. Кажется, взял несколько дней отпуска и уехал куда-то. Мы с ним не часто встречаемся. У него много своих дел, которые он выполняет помимо работы. Неутомимый, неугомонный человек. Всё ищет свои исторические корни. Не может смириться с тем, что в семье всего-то остались он и сестра, которую я никогда не видела. Жениться ему пора, детей заводить, а он всё по миру странствует в поисках причин трагедий в их семье. Вот и сейчас уехал, ни с кем не поделился, зачем и куда отправился.

– Да, я помню, что это его беспокоило. Он боялся, что детей не будет, поэтому и не женился.

– Может, и дожидается где-то его счастье?

– Может быть. По крайней мере, я ему этого желаю.

По ходу их движения по коридору, Илона, открывая двери, заглядывала то в одну, то в другую комнату. Около одной двери она остановилась и пропустила фрау Перец первой пройти в комнату. Она оказалась большой, наполненной мольбертами. У стен стояли картины различной величины. Всё это Доротее ни о чём не говорило. Но около одного полотна, изображающего портрет мужчины, она резко остановилась. Человек, изображённый на портрете   показался ей знакомым. Его лицо ей кого-то смутно напоминало.

– Так это же писатель. Ты у него жила в Москве.

– Не помню. А где и когда это было? Может, в другом измерении, в другой жизни? Илона, я вспомнила. Это писатель, в семье которого я одно время жила. У него на коленях сидят его дети. Я их очень любила, и они меня. А где они сейчас?

Илона была рада, что может ей ответить на этот вопрос.
 
– Да, это – писатель Лемешев. Он проживает в Москве. Спас тебя на Канарах. Привёз сначала к себе на виллу, потом каким-то образом смог перевезти в Москву. Доброе сердце и деньги – делают многое. И жить бы тебе дальше в доме Лемешева гувернанткой, если бы ты внезапно не ушла от него.

– Как ты думаешь, есть возможность с ним встретиться?

– Думаю, что есть, но на организацию этой встречи потребуется время.

– Что же делать, я подожду. Очень хочется мне его увидеть.

– Вот так – из настоящего, а потом – в прошлое, и ещё раз по кругу. Не перестаю удивляться твоему феномену. Нам не хватает сейчас Пауля, он почему-то не откликается на мои телефонные звонки.



Глава двадцать пятая, в которой Пауль проводит время с Ирмой Френкель

Ирма чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Она встретила сегодня Пауля. Любовь к нему испытывала все годы. Но судьба не давала возможности его встретить. Говорят же, что мысли материализуются. Кто бы мог подумать, что именно сегодня, в рождественские праздники, Пауль посетит их город, в котором она даёт концерты в эти дни.

Ирма вышла на сцену, увидела, что зал переполнен. Ей предстояло сегодня выложиться. Начала выступление с любимой песни, а потом всё по программе, но не совсем так, как всегда, потому что душа выводила внутреннюю мелодию личного вдохновения. Она сегодня выступает в роли акробатки, и циркачки, и певицы, артистки кино, театра. Встречается на сцене со своими любимыми певцами, учителями, наставниками, людьми, приехавшими на этот концерт из разных городов Германии, стран и континентов.

Концерт закончился в 23 часа. Пауль боялся, что Ирма, когда часы пробьют полночь, исчезнет, как золушка из детской сказки. Он видел всё, что происходило на сцене и одновременно искал путь продления счастливых минут этого дня. Позвонил в первую попавшуюся на глаза в рекламе гостиницу. Заказал номер люкс на двоих на три дня на своё имя. Пробрался за кулисы и в последнюю минуту, когда Ирма, переходя из одной музыкальной постановки в другую, пробегала мимо него, попросил не выходить без него из помещения театра. Он боялся потерять её, вёл себя как неопытный юнец-влюблённый. Пауль забыл, что живёт в век компьютеризации и что существуют телефоны, смартфоны. Толпа поклонников могла их разлучить в этот вечер, и этого он не мог допустить.

– Я ей сделаю предложение сегодня же и что бы этого мне ни стоило, она будет моей женой в ближайшее время. А сегодня у нас будет ночь на двоих, и пусть только кто-то попробует нам помешать.

Пока Ирма находилась в ванне, Пауль успел позвонить Милене, сказать ей, что его отпуск затянется по причине счастливого случая: он встретил в Дюссельдорфе свою первую любовь и думает, что в его жизни скоро произойдут перемены.

Всё получилось, как он запланировал. Но после встречи с Ирмой в номере гостиницы, короткой беседы с ней за бокалом вина и остатка ночи, проведённого в постели, ничего больше из задуманного и желанного не произошло.
 
Ирма проснулась в это утро раньше обычного. Взглянув на ещё спавшего Пауля, подумала с присущей ей иронической улыбкой на лице: "Огонь страсти погас, не задев молодые души".

Пауль проснулся внезапно, от сильного внутреннего толчка с тревогой в душе. Открыв глаза, увидел Ирму. Она уже привела себя в порядок. Выражение её лица ни о чём не говорило, но он чувствовал себя омерзительно.

– Мне пора, Пауль. Звонили. Мне нужно срочно уехать, – чересчур громко прозвучали в тишине слова Ирмы. – Так бывает. Прости.

Пауль ещё находился под влиянием увиденного сна. Илона стояла перед его глазами. Она сидела у него на коленях. Он нежно перебирал её светлые пряди волос, наслаждался музыкой её голоса, сам испытывая при этом причастность к тому, о чём та говорит. Он был счастлив во сне, слыша голос Илоны:

– Пауль, я хочу родить от тебя ребёночка. Он будет таким же красивым, как ты, и благородным. Я знаю, в тебе течёт голубая кровь, не смейся, я чувствую это. Ты хочешь, чтобы у нас был ребёночек? Мальчик или девочка?

– Конечно же, девочка. И чтобы она была похожа на тебя. И назовём её тоже Илоной.

– А если мальчик, то назовём его как тебя – Пауль. Это самое прекрасное имя! Если будет мальчик, он будет таким же красивым, как ты. Где ты был? Почему так долго не приходил?

Пауль чувствовал, что что-то мешает ему переступить грань, связывающую его с Илоной. Где-то он слышал фразу: "Фантазируй каждый день, уныние не придавит до земли". "Это как раз тот случай, когда от уныния до радости один шаг. Что происходит со мной? Где началась фантазия? Почему сон не отпускает? Илона во сне, ведь это же мираж, но и предостережение, и ключик к разрешению ситуации… Почему Илона? Кажется, Ирма была со мной сегодня ночью, красивая рыжеволосая Ирма. Или и это иллюзия? Кажется, я слышал её голос. Уходить собиралась. Куда? Зачем? Почему так рано?".

Он резко приподнялся в кровати. Открыл глаза. Огляделся. И вдруг, ему стало стыдно. Посмотрел в зеркало. Краской стыда залито лицо.

"Неужели это было со мной сегодняшней ночью? Неужели всё происходило в реальности? Нет – я паскудный мужик, изменивший сегодня Илоне. Правда, я ей ничего не обещал, как и всем тем женщинам, которых, казалось, любил. Какое же я животное!"

В момент откровения Пауля, тишину комнаты нарушил телефонный звонок.

– Пауль, где ты? – прозвучал в трубке голос Милены. – У меня для тебя хорошая новость. К фрау Перец память вернулась. Думаю, тебе нужно сейчас с ней поговорить. Это тот момент, о котором ты давно мечтал. Она вспомнила всё, что было с ней в Москве, и её память удерживает всё, что вчера с ней происходило. Так ты приедешь?

– Да, конечно. Такое пропустить нельзя, но сегодня приехать не смогу. Дела личного плана не отпускают… Я тут свою однокурсницу встретил…

Вдруг связь прервалась или на другом конце положили трубку.

"Что я наделал? Ещё ничего неясно в наших отношениях с Ирмой, а я уже говорю недавней возлюбленной, что нашёл очередную даму сердца. Дурак. Жизнь меня учит, но никак не научит. Что Илоне-то скажу, чурбан неотёсанный. Неслучайно она привиделась мне сегодня во сне. Так хорошо было проснуться, держа её в объятиях. Она хотела от меня ребёнка... К чему мне приснился этот сон?"

После звонка Милены, Пауль вернулся в реальность. Он сидел, брошенный Ирмой в гостиничном номере посреди города Дюссельдорфа, в котором был гостем.

"Да, – подумал он, – натворили мы вчера с друзьями дел в ночь перед рождеством. Теперь придётся разбираться долго. А, может, и недолго. Ирма уже улетела, и даже не сообщила куда и насколько. А, может, ей просто мужчина на ночь понадобился, ровесник, друг детства. Было с кем молодость вспомнить, заодно, и поразвлечься. Правильно сделала, что меня бросила. Тряпка я, мразь".

Пауль не мог больше думать об этом. Захотелось домой, в привычную обстановку.

"Не идёт мне роль любовника-героя. Бумерангом всё возвращается. А ещё пытаюсь перед предками прощение за других просить. Надо же такому случиться. По-русски в таких случаях говорят: бес попутал. Кто знает, может, и тёмная сила в мои дела вмешалась, не хочет сдавать позиции. Возвращаться домой надо. Тем более Милена рассказала об изменениях, происходящих с фрау Перец. Чего только не бывает, и всё в дни перед Рождеством".


Глава двадцать шестая, в которой фрау Перец настигает прошлое

На следующий день фрау Перец проснулась рано. Ей приснился сон, один из тех, которые выворачивают душу наизнанку, не давая покоя в течение дня. Обычно она старалась не думать о том, что мучительно переживала ночью, но сны преследовали, напоминая о себе фрагментами жизненных ситуаций, обрывками мыслей.

Сегодня Доротея видела во сне дочь сестры мужа Эмму. Сестра Виктора умерла внезапно от рака крови. Он тогда усыновил её одиннадцатилетнюю дочь Эмму, оставшуюся сиротой. Позже встретил Доротею. Жить бы им втроём дальше в любви и согласии, но судьба распорядилась иначе. Случилась дорожная катастрофа. Виктор тогда ехал с какого-то совещания домой. Он погиб на месте аварии. Его тело давно покоится на городском кладбище. Когда он умер, Эмме было уже восемнадцать. Она не осталась жить с Доротеей под одной крышей, уехала в неизвестные края и до сих пор не давала о себе знать. Но вот сегодня Доротея неожиданно увидела её во сне и настолько реально, что никак не могла забыть. Уже под утро ей приснилось какое-то замкнутое помещение, в котором было много народу. Шум мешал на чём-нибудь сосредоточиться. Вдруг она увидела Эмму. Та появилась перед ней внезапно, схватила за руку и с силой потянула за собой к выходу.

– Подожди, – вскрикнула Доротея, вспомнив, что на сидении оставила сумочку с документами и деньгами.

В ответ услышала:

– Они тебе больше не понадобятся. Ты когда-то предала меня, за это ответишь.

– Ты что-то путаешь. У нас с тобой никогда не было ссор.

– Но ты никогда не любила меня. Мать меня тоже не любила, и ты оказалась не лучше, относилась ко мне, как к вещи. А ведь я надеялась в тебе мать найти.

– Прости, Эмма, я сама тогда ещё была молодой и глупой.

– Это тебя не извиняет. Каждый получает по заслугам. Прости, но я вынуждена тебе отомстить за отсутствие любви ко мне.

– Что с тобой? Прошли годы. Даже если что и было, они всё смыли...

– Нет, нет. Этим ты не оправдаешься. Я найду тебя везде, где бы ты ни жила, и не дам спокойно дожить до старости. Ты ещё настрадаешься в этой жизни. Я уж позабочусь об этом.

Прошло полчаса с момента пробуждения, а Доротея Перец всё ещё сидела на кровати, перебирая в памяти услышанное во сне: "Этого мне ещё не хватало. Все беды на одну голову. Говорят, никому не делай добра, тогда в ответ не получишь зла. Надо признаться, что я не испытывала и не проявляла особых чувств к Эмме ни при жизни мужа, ни позже. Сама пыталась разобраться в своих проблемах, а в душу падчерицы некогда было заглянуть. Она сама туда никого не впускала, в основном молчала, иногда о чём-то спрашивала. Ни разу я ей ни в чём не отказывала, предоставляла полную свободу: не контролировала, не поучала, не интересовалась её делами, да и в свои не впускала. А ей хотелось поскорей стать взрослой, самостоятельной. Когда Эмма нашла себе квартиру и сказала о переезде, я тоже препятствий не чинила. Помогла, чем могла, немного деньгами, немного вещами на первый случай. В советах она не нуждалась, гордость не позволяла. Так что же ей теперь от меня нужно?"

Доротея очнулась от мыслей, и только тогда до сознания дошло, что это только сон. Она глубоко вздохнула, потрясла головой, освобождаясь от остатка сновидения. В реальности она давно ничего не слышала об Эмме.
 
"Господи, прости, – прошептала фрау Перец и нетвёрдыми шагами направилась в кухню. – Нужно принять медикаменты, выпить чашечку кофе, а там видно будет, что принесёт мне сегодняшний день".

Не обнаружив хлеба в хлебнице, Доротея быстро оделась и, накинув пальто, поспешила в булочную, находящуюся в нескольких шагах от дома. С Эммой она столкнулась около входа. Момент был неожиданный. Остановилась как вкопанная. Заметила в глазах Эммы нерешительность. Но через мгновение та уже обнимала её, улыбаясь радостно-возбуждённо, всем существом показывая, что рада встрече с мачехой. От Эммы шёл запах духов, смешанный с эликсиром молодости. Она была взволнованна, счастлива. Всё существо её говорило об этом. После нескольких незначительных фраз они разошлись в разные стороны.

"Видимо, что-то приятное произошло сегодня в жизни Эммы, – подумала Доротея. – Она вся светится. Ну, и слава Богу, значит её жизнь течёт без осложнений. Может, и этот сон нужно принимать в обратном смысле. Где – ненависть, там – любовь и наоборот. Вероятно, сон приснился к встрече с Эммой. Нужно побольше уделять ей внимания, не всё время копаться в своём "грязном белье".
 
Когда Доротея вернулась домой, внезапно прозвенел телефонный звонок. Её приглашали вечером в Дом Счастья на встречу с русскими писателями. Новость была неожиданной, всколыхнула массу мыслей и чувств.

"Может, знакомый писатель из России примет участие в этой встрече? – подумала она. – Нужно немного привести себя в порядок. Сегодня как раз термин в косметический салон. Жизнь продолжается. Не грусти, подруга, и не думай о прошлом. Надо жить сегодня и сейчас. Всё будет хорошо".


Глава двадцать седьмая, в которой Илона узнаёт, что у Пауля – другая женщина

3има в этом году никак не могла пробиться на юг Германии, в её тёплые края. Деревья лишились листвы, стояли оголённые и застенчивые в своей действенной наготе, а снега всё не было. Природа не могла помочь им укрыться белым одеялом. Всё становилось каким-то неестественным, холодным, мучительно-непереносимым.

"Наверное, пространство вселенной тоже в эти дни безрадостное и мрачное. Холодно и сыро вокруг, как в моих мыслях, да и чувствах. Почему я уехала в Берлин, когда мы с Паулем вернулись из прошлого его предков. Кажется, Днепром назывался тот город на Украине, в котором мы провели незабываемую ночь? Кто виноват в том, что мы тогда расстались? Он? Я? Наверное, всё же я? Мне наутро стало стыдно. Как я могла себе позволить такую вольность – любить и быть любимой? Поддаётся любовь регламенту, работе мозга или нет? Я всегда умела приказывать своим чувствам, но в ту незабываемую ночь отдалась им без остатка. Позже рассудила, что Пауль моложе меня – я ему не пара. Его мечта – детей иметь. А в мои сорок пять, какая я им мать для рождения?"

Звонок в дверь прервал ход её мыслей. "Кому я так рано понадобилась? Наверное, курьер или почта?" Илона поспешно открыла дверь. На пороге стояла Милена. Такой раздражённо-нервозной Илона никогда её не видела.

– Ну, что, доигрались? – резко спросила её Милена. – Пауль сообщил, что нашёл себе даму сердца. Сейчас он развлекается с ней в Дюссельдорфе. А ты? Ни себе, ни людям. Думаешь не знаю, что ты его любишь? Сама же его и бросила. А он? Да что он. За любовь бороться нужно. Он – учёный, а что они видят кроме своих исследований. Я знаю лучше тебя, что он никого и ничего не замечает вокруг. Думала, что его мысли поглощены тобой и не мешала развитию ваших отношений. А ты, как была сама в себе, так и осталась. Да, что я говорю? Бог обделил нас обеих даром любви.

Запал слов Милены иссяк. Она тяжело опустилась на стул. Сердце Илоны как будто остановилось. Чего-чего, а эту новость, да ещё от Милены, она не ожидала сегодня услышать.

– Значит, не судьба, – сказала вслух Илона, не высказав никаких чувств. – Не судьба. А чего ты хотела? Любовь не поддаётся нашим желаниям. Пауль – взрослый мужчина. Его плоть и сердце тоже поют свою песню. Ты то чего разнюнились? Ведь давно его оставила. Что же теперь? Сердце вдруг заговорило? Да, и вообще, что собственно произошло? У меня сейчас встреча. Прости, Милена, мне нужно ещё собраться. Передавай привет Владу и Верене, когда приедут. Возможно, что меня пару дней не будет в городе.

Милена от неожиданности вздрогнула. Всего она могла ожидать от Илоны, но не такой реакции подруги. Она искренне хотела ей помочь, если с той начнётся истерика. Однако равнодушие Илоны сбило Милену с толку. Почувствовав, что её помощь не понадобится, Милена поднялась со стула, отвесила реверанс, который был чужд ей, извинилась за внезапное вторжение и удалилась, плотно прикрыв за собой дверь.

Тогда только Илона позволила чувствам вылиться наружу. Она закричала так пронзительно, что воробей, услышавший её через стекло, от неожиданности взлетел с поручня балкона и опустился на ветку первого попавшегося дерева. О чём он подумал? История умолчит ответ на этот вопрос, а вот Илона? Она бросилась с разбегу на кровать и завыла. Звук напоминал вой одинокой собаки в холодной степи, где нет хозяина и осталась только возможность выть, чтобы быть услышанной.

Мыслей не было. Илона поднялась с кровати, набросила на шею шарф, резким движением накинула на плечи куртку. Потом машинально проверила лежат ли в кармане ключи от машины. Выскочив на лестничную площадку, с силой захлопнула дверь и побежала на стоянку автомобиля.

Мыслей не было. Издалека открыла ключом дверь машины, села на место водителя, включила скорость, нажала на газ, автоматически переключала передачи. Движение на дороге было спокойным. Она влилась в поток машин, но на очередном повороте её автомобиль занесло вправо. Вырулив, понеслась по свежему снегу навстречу метели. Ничего вокруг не было видно. Илона и не хотела, да и не могла что-нибудь видеть. Слёзы застилали глаза. Это были слёзы одинокой женщины, понявшей, что жизнь прожита впустую.

– Никому не нужна, – выводило внутри её существа, а метель завывала за окном машины, несущейся на полной скорости вперёд по непроторённой дороге. Илона не корректировала движение машины, передоверив ей ход и свою жизнь, напоминавшую о себе громким стуком сердца и стоном, рвущимся из груди. Не почувствовав удара, женщина потеряла сознание.


Глава двадцать восьмая, в которой Пауль узнаёт о событиях, произошедших в клинике в период его недельного отсутствия

Пауль возвращался домой из Дюссельдорфа шестого января. В Германии в этот день праздник "Три короля", а по православному календарю – рождественская ночь. Он собирался провести этот вечер в кругу друзей, но уже по дороге получил сообщение от Милены о трагедии, произошедшей с Илоной. Милена также сообщила, что его ожидают и какие-то приятные известия, связанные с состоянием здоровья фрау Перец. "То ничего, то сразу всё" – подумал он и впервые в жизни почувствовал боль в правой стороне груди.

Домой он ехал поездом. В купе его окружали незнакомые люди, уткнувшиеся в смартфоны и айфоны.

"Ни одной живой души, – подумал Пауль. – Живём, как в мельнице крутимся, а она нас жерновами перемалывает и не знаешь, в какой момент тебя перекрутит, сломает, согнёт, уничтожит. Как же так могло случиться с Илоной? Многие годы водит машину, ни разу не попадала в аварию… Может, ещё не всё так плохо?

Пауль увидел на смартфоне ещё одно сообщение. Это была телеграмма от Милены: "Илона в коме". Кто-то сказал, что мужчины не плачут. Пауль издал рычащий звук и выскочил из купе. Он стоял, прислонившись к корпусу вагона, а перед глазами проносились картины встреч с Илоной. Вот она стоит около машины и, смеясь, говорит ему, что может научить его русскому языку. Вот они в Москве, она говорит ему, что сделает всё, чтобы найти фрау Перец. И – вот они в Днепре. Она говорит ему о своей любви. Пауль потряс головой, чтобы сбросить наваждение.

"В один миг я, казалось, нашёл женщину моей мечты и потерял ту, которая меня любила, может быть, все годы после той незабываемой ночи. Тогда утром мы оба сделали вид, что между нами ничего не произошло ночью. И на протяжении последующих лет никогда не возвращались к этой теме. Я её люблю как верного друга, всегда готового прийти на помощь. А она? Она никогда не говорила мне об этом. В сущности, я эгоист, идиот, скотина, – ругал он себя. – Я прекрасно знал, что она любит меня, ждёт моего слова, поступка, взгляда. Я делал вид, что не понимаю этого". Пауль не мог остановиться в самобичевании: "Идиот, и тут не удержался, сообщил Милене о своём общении с женщиной в Дюссельдорфе. Зачем я это сделал? Как теперь жить?"

Пауль вернулся в купе. Сел на своё место. Вокруг было по-прежнему тихо, пусто, никакого движения. Одиночество в мире людей.

"Хоть среди людей. А Илоне какого там? Где там? Что её там окружает? Нет, ещё тут. Она в коме. Она жива. Может её душа сейчас видит меня?" Он воздел глаза вверх, сцепил руки на груди, как его учила мать: "Господи, прости и сохрани дочь твою Илону. Знаю, ты вершишь суд над нашими душами. Прости её. Мы – дети твои. Прости грех наш. Умоляю, сделай всё невозможное, чтобы она осталась жива. Господи, прости и сохрани Илону, прости и сохрани её, Господи".

Поезд пришёл на вокзал Фрейбурга по расписанию. Из него вышел ссутулившийся человек, чем-то напоминающий Пауля Грегера. Если бы знакомые увидели его сейчас, то прошли бы мимо, потому что выражение его лица, холодный взгляд потухших глаз ничем не напоминал того жизнерадостного человека, которого все знали.

Что это было? Уже наказание при жизни или самобичевание, доведшее человека до внутреннего обвинения. А виновен ли он в грехах, которые взял на свою душу? Вселенная не давала ответа на его вопросы. Они ушли в пространство мысли, чтобы впоследствии отозваться во вселенной всплесками энергии, уходящей и приходящей, пронзающей душу и затрагивающей разум. Если бы знать, кто прав, кто виноват. Что задумано по отношению к каждой вселенской душе? А нужно ли это знать, как и то, кто правит миром и что нам ещё предстоит, пока мы обитаем на этой планете?

В какой-то момент Илона увидела себя в поезде, зажатой в вагоне между телами. Не хватало воздуха. Тишина, режущая слух. Сначала она пробиралась к выходу. Получалось плохо, но она упорно двигалась к нему. Понимала, что ещё немного и, возможно, удастся выбраться из этого душного помещения. "Как я вообще смогла сюда попасть? Ни одной живой души. Холодно. За окном мечется какая-то старуха, страшная, неестественная, жуткая… Смерть пришла за мной? Старуха – предвестник её или это – она сама? Нет ответа. Здесь нужно надеяться только на себя. Ещё немного, ещё чуть-чуть". Ей всё же удалось протиснуться между людьми в тамбур вагона. Поезд внезапно остановился. Проводница открыла дверь. Илона, выскочила из вагона. Глоток свежего воздуха помог пробудить сознание. Капли дождя стекали по лицу. Оглянулась. Вокруг люди в униформах.

– Война что ли началась? Где мои документы?

Только сейчас она поняла, что стоит в белой больничной рубашке. Ветер раздувает её края. Холод пронзает тело.

– Почему я здесь? Кто эти люди? Что делать дальше? Пауль? – закричала она пронзительно и вдруг очнулась от своего крика. Открыла глаза – перед ней на стуле сидел Пауль.

За несколько дней, которые Пауль провёл у постели Илоны, находящейся в коме, он передумал столько, сколько за всю жизнь, наверное, не пришлось. В сознании продолжали проноситься картины, связанные с прошлым. Мысль, что он теряет самого дорогого человека, не отпускала. Илона находилась в коме, в мираже своих мыслей. Он не выпускал её руки из своей, взывал к силам небесным спасти любимое создание, которое ни в чём неповинно. Пауль вдруг понял, что он виновен в дорожной катастрофе, которая отнимает у него сейчас эту дорогую сердцу женщину.

"Какой же я дурак, погнался за мотыльком, а не разглядел бабочку, которая давно принадлежала мне! Прости, Илона! Прости! Услышь меня. Вернись. Ты нужна мне. Очнись. Я – рядом с тобой".

– Пауль? Где ты? – неожиданно услышал Пауль шёпот Илоны.

– Я здесь, – встрепенулся он от её слов.

– Ты здесь? Я тебя искала. Кто эти люди? Что им от меня нужно?

– Здесь никого нет, Илона. Ты позвала, и я пришёл… Всё страшное позади. Я – с тобой.


Глава двадцать девятая, в которой фрау Перец навещает своих коллег в психиатрической больнице

Доротея Перец, осознав, что память вернулась к ней и что у неё есть за спиной прошлое, решила его воскресить во всех подробностях. Двадцать лет она отдала работе в психиатрической клинике.

– Ну, что ж? Нужно попробовать вспомнить из этого периода хоть немного? – подумала психиатр Перец и, никого не предупредив о своём решении, отправилась на трамвайную остановку.

Маршрут она помнила без путеводителя или сопровождающего. Через час уже шла по дороге парка к зданию неврологической клиники, где проработала лучшие годы своей жизни. Входная дверь оказалась открытой. На лифте поднялась на второй этаж. Позвонила в закрытую дверь. Ей открыла медсестра, которую фрау Перец помнила. Та, не удивившись, что видит перед собой бывшего психиатра, впустила её, а потом побежала в комнату, из которой раздавался телефонный звонок.

– Прекрасно, – подумала Доротея Перец. – Никто не помешает мне обойти прежние владения. Посещу-ка я своих бывших пациентов, может, кто-нибудь и меня вспомнит?

Навстречу ей шёл, опираясь на костыль, высокий, согнутый мужчина. Глаза их встретились. Его лицо напоминало ей кого-то, но она не могла его вспомнить. Ничего не сказав, даже не кивнув друг другу, они разошлись. Через пару шагов на неё налетела пожилая женщина, вылетевшая из-за угла. Она чуть не сбила с ног фрау Перец и спотыкающимся шагом направилась к входной двери. Фрау Перец прошла по коридору до своего бывшего кабинета, дёрнула за дверную ручку, он оказался закрытым.

– Порядок ещё существует в этом доме, – машинально подумала бывшая психиатр. – Встретить бы ещё какое-нибудь знакомое лицо.

Её как будто услышали. Слева по коридору открылась дверь угловой комнаты. Из неё неуверенно вышла женщина. Она прикрывала глаза полотенцем, сложенным в несколько раз. Видимо, ей мешал дневной свет.

"Так это же Ганна. Надо же? Она совсем не изменилась. Видимо, годы не имеют власти над ней. Не ожидала я её ещё раз увидеть. Хотя, как сказать, ведь в последнее время она поражала сотрудников своим поведением и внешностью, да и физически выглядела не такой уж больной. Интересно, лекарство профессора Рихарда Замятина уже дошло до широкого потребителя, например, для больных этого отделения при психиатрии?"

Дышать стало как-то легче. Мимо пронёсся мужчина с плакатом. Потом встретилась пожилая женщина, которая скромно попросила помочь ей найти туалет. Фрау Перец помогла его отыскать, а по дороге вспомнила имя женщины. Фрида поступила в отделение в последний год её работы.

"Тогда ей не было и шестидесяти. Прошло всего несколько лет. У этой женщины всё впереди. Альцгеймер, наверное, нельзя приостановить препаратом Рихарда и Пауля, но кто его знает? Ведь это разновидность старческой деменции. Нужно только время. Есть ли оно у этой женщины?"

– Вас как зовут? – спросила она у пациентки, когда та вышла из кабинки туалета.
 
Та, не отвечая на прямой вопрос, начала говорить о сыне, который должен прийти.

– Кем он работает? Как его зовут?

Вопросы фрау Перец оставались без ответа. Неожиданно распахнулась другая кабинка туалета. Из неё вышли сразу двое: медсестра и полный пожилой мужчина, который почти висел на её плече. Он пел песню, медсестра подпевала.

– Сплошная семейная идиллия, – подумала фрау Перец и тут вдруг узнала в медсестре Мануэлу.

– Надо же! Мануэла, Вы всё ещё здесь работаете? Может, у вас найдётся несколько минут для меня? Хотелось бы узнать судьбу пациентов этого дома. Да, и интересно, кто ещё из прежнего персонала здесь трудится?

– Фрау Перец? Это Вы? – Мануэла редко теряла самообладания, но на этот раз не смогла скрыть своего изумления. – Минут через пятнадцать у меня появится время, тогда в спокойной обстановке мы сможем с Вами поговорить.

– Хорошо. Вы тогда позовите меня, а я пока продолжу, так называемый, обход пациентов.

Фрау Перец постучала в дверь пациентки Нильской. Подождав несколько минут, открыла её. Окна в комнате, как и прежде, затянуты шторами. Женщина лежит в постели. "Она и раньше много времени проводила в таком состоянии, – подумала фрау Перец. – Вот и сегодня – лежит без движения с закрытыми глазами. Постарела, но морщины не заметны. Улыбка блуждает по лицу. Наверное, и я в такой позе совсем недавно лежала здесь, но встала же на ноги. Значит, новый препарат мне помог. Хорошо, что я вовремя ушла отсюда, не стала дожидаться пока превращусь в никчемное существо. Всё-таки возможно менять ход жизненных событий, если имеется хоть капля разума и надежда? Конечно, имея таких друзей, как профессор Замятин и его ученик Пауль, можно перехитрить судьбу. А, может, встретить их на жизненном пути – это моя судьба?"

Мысли фрау Перец прервал стук в дверь. В комнату вошёл высокий незнакомый мужчина. Его внешность говорила о том, что он, скорее, руководитель этого отделения, чем его работник. Заданный им вопрос сразу сбил фрау Перец с толку:

– Вы не знаете, фрау, я ещё работаю или на пенсии? Получаю я пенсию? Буду ещё работать?

Мужчина задавал вопросы, не дожидаясь ответов, а фрау Перец, наконец, узнала в нём пациента по имени Герберт. Он проживал в отделении, когда она здесь работала. Его тогда навещали родители каждую неделю. Сигареты приносили, оплачивали заранее на месяц городскую газету в киоске. Он любил кока-колу – тонизирующий напиток, курил с обитателями отделения в курительной комнате, получал от персонала только одну сигарету в час и приходил за ней чётко по времени в дежурную комнату.

"Да, Герберт почти не изменился. Памяти, как не было, так и нет. Возможно, с помощью препарата Замятина и ему можно будет хоть частично восстановить память, продлить разумную жизнь, хотя бы на несколько лет?

В этот момент к ней подошла Мануэла и, несколько смущаясь, сказала:

– Фрау Перец, с Вами хочет поговорить наш шеф, господин Шульц. Давайте я Вас провожу в его кабинет. Он расположен в подвальном помещении дома.

– Да, да, я помню, где он находится? Спасибо, Мануэла. Порядок есть порядок. Хорошо понимаю тебя. Ты выполнила свой профессиональный долг, доложив обо мне начальству. Я знаю, что в эту "обитель" посторонним вход запрещён.

Господин Шульц радушно встретил фрау Перец в кабинете. Он был из новых руководителей. Раньше она не была с ним знакома. Зато он о ней был достаточно наслышан. В какой-то степени он был даже рад, что имеет возможность сегодня с ней пообщаться. Среди коллег он слыл добродушным, но очень осторожным человеком с большими связями в мире магнатов. После того, как скоропостижно скончался главный шеф всех психиатрических клиник юга Германии, находящихся под единой правящей коалицией, господин Шульц приобрёл дополнительный вес. Трудно было сказать в чём и как это выражалось, но он приобрёл повышенный статус в кругу своих коллег. Распространилось даже мнение, что его прочат на пост главы психиатрического концерна. По числу входящих в него лечебных заведений этот концерн занимал второе место в мире после американского. Для его руководства нужен был человек, имеющий достаточный теоретический и практический опыт руководства в этой сфере деятельности. У него было достаточно опыта, но в плане медицинских исследований сам чувствовал, что приотстал. О внедрении нового препарата в борьбе с амнезией слышал, но на веру не принимал. Зато хорошо понимал, что ему не хватает совсем немного, ещё одной ступеньки, кирпичика, камешка, чтобы его кандидатура прошла на "бис" в главные руководители концерна, поэтому проявлял повышенный интерес к любым новшествам. Он хорошо понимал, что науку двигают простые учёные, и часто те, которые находятся в тени. По крайней мере, сейчас он был рад представившейся возможности поговорить с женщиной, психиатром по образованию, которая несколько лет назад была психиатром и пациенткой этого дома при психиатрии, созданного лет десять назад для людей с отклонениями в психическом развитии.

– Ну, что ж, моя дорогая, – промолвил он, приветствуя фрау Перец. – Проходите, садитесь, устраивайтесь поудобнее. Я очень рад Вас видеть в моём кабинете в качестве гостьи. Вы ведь нас не случайно навестили? Таких случайностей не бывает. Так что же Вас к нам привело?

Фрау Перец, услышав голос господина Шульца, как ни странно, почувствовала к нему доверие. Мелодия голоса напомнила ей интонации профессора Замятина. Так могли говорить люди другой формации, воспитанные в другое время или их последователи, взявшие от учителей не только знания, но и манеру поведения. Доротея Перец сама не знала, зачем она пыталась сейчас войти в своё недалёкое прошлое, но понимала, что этот человек может ей помочь осознать это.

– Я предполагаю, что медсестра Мануэла уже достаточно представила меня, и в Ваших глазах я сейчас в некотором роде феномен, который представляет научный интерес. Не буду скрывать, в этом есть доля правды. Если Вы располагаете временем, то мы могли бы поговорить за чашечкой кофе. Я немного устала с дороги и хотела бы подкрепиться этим напитком.

– Да, да, конечно. Я заварю нам сейчас кофе. Минуточку. Присаживайтесь сюда поближе. Я располагаю достаточным временем. Уж чего-чего, а времени у нас с Вами хоть отнимай.

Через минут десять фрау Перец, отпивая из большой глиняной кружки по глоточку кофе, уже рассказывала ему о событиях последних дней. О прошлом не было смысла вспоминать. Оно прошло и было интересно только в плане обнаружения причин её заболевания, но сейчас для неё не это было главным.

– Вы понимаете, уйдя полностью в иной мир, я вернулась из него той, какой была прежде. Ко мне вернулась память. Сознание сейчас находится на том уровне развития, на каком я ушла из реальности. Не помню только, что со мной происходило в последние несколько лет. Знаю, что работала в этой клинике психиатром, позже – несколько месяцев была пациенткой. Не знаю, зачем я сегодня сюда пришла, но думаю, что нахожусь в поисках себя, то есть той нити, которая поможет мне вспомнить события последних лет. Хотя это уже и не столь важно... Плюс-минус несколько лет, выброшенных из жизни, не делают погоду... Интересно то, что я помню из прошлой жизни всё до мельчайших подробностей. Даже эту кофеварку, в которой Вы заваривали кофе, и эту кружку с золотым ободком. Даже помню, как от волнения у меня тряслись руки, когда Ваша предшественница пригласила меня в этот кабинет для разговора. Как врач я не была в её подчинении, но она пыталась пробивать своё мнение через все инстанции. Есть такие люди, которые считают себя всезнающими...

– Успокойтесь, коллега, – услышала фрау Перец голос господина Шульца, звучащий почему-то в этот момент как из тумана. – Сейчас Вам нужно думать о настоящем. В нём у нас с Вами есть точки соприкосновения. Когда поймёте, в чём вы конкретно нуждаетесь, приходите, я Вам всегда буду рад помочь. Оставьте мне свои координаты. При случае я Вам сам позвоню.

Фрау Перец поддержала попытку Шульца завершить разговор, так как почувствовала слабость во всём теле. По-видимому, пришло время принимать медикаменты, да и, наверное, её уже разыскивают в клинике. Ведь ушла, никому не сказав ни слова. Она встала, кивком головы попрощалась с хозяином кабинета и медленно вышла из него. Нажав на кнопку, вызвала лифт. Всё было здесь, как всегда. Даже на площадке около здания оказалось такси, водитель которого, не спрашивая о месте назначения, довёз её до дверей дома, в котором находилась её квартира. Шофёр проводил её до дверей, распрощался, не взяв денег, да она и не предлагала. Позже узнала, что машину послал за ней профессор Замятин, которому позвонил господин Шульц, предупредив, что его пациентка нанесла ему визит. Всё очень просто делается в этом мире.


Глава тридцатая, в которой Пауль заявляет о своём праве на открытие препарата, возвращающего память

С утра солнце заявило о себе, осветив полнеба яркими лучами. Весна началась, как бы говорили птицы, чирикая свои нескончаемые песни. Почки на деревьях набухли за ночь вдвое больше. Клейкие листочки из многих выбились на белый свет. Весна громко провозгласила о своих правах.

Пауль чувствовал себя, как никогда, полным сил. Он понимал, что время пришло рассказать общественности о новом препарате от потери памяти, действие которого проверено на практике. Фрау Перец поддержала его в этом стремлении. Диссертация была написана. Всё необходимое для её обнародования сделано. В день её защиты в конференц-зале, где Пауль обучался на медицинском факультете, собралась комиссия, состоящая из именитых профессоров и академиков.

Когда председательствующий объявил тему диссертации и выступающего, Пауль вышел к трибуне. Ему был отведён академический час, за который он должен был убедить присутствующих в правильности выдвигаемых по теме пунктов. Он сразу начал говорить о главном и пригласил выйти вперёд   Доротею Перец.

– Если бы не эта женщина со столь странным именем, если бы не беда, случившаяся с ней несколько лет назад, не было бы диссертации, которую я сегодня предлагаю вам, как итог моей научной работы под руководством профессора Рихарда Замятина. Препарат, о котором сегодня пойдёт речь, назван его именем в его честь. Думаю, никто не будет возражать, если журналистка и писатель Илона Грегер проведёт небольшое интервью с моей бывшей пациенткой.

Никто из находящихся в зале не возражал. Илона вышла вперёд. Она заняла свободное место за столом, где уже сидела фрау Перец, и попросила у неё разрешения задать ей несколько вопросов:

– Да, конечно, я готова на них ответить.

– Дорогая Доротея, что Вы ощутили, когда поняли, что теряете память?

– Страх. Прежде всего страх Он так сковал моё тело и сознание, что я не могла быстро двигаться, адекватно думать, начала терять способность запоминать, прекратила принимать решения, боясь принести ими больше вреда, чем пользы.

– Как долго продолжался этот процесс? Вы – психиатр, как вы пытались самой себе помочь?

– Я призвала все силы разума, обращалась к Богу в молитвах. Всеми силами стремилась выйти из этого состояния, скрывая от окружающих, что больна. На первых порах мне это удавалось, но я стала слышать голоса. Они уводили меня от реальности в тёмный мир призраков. Потом была темнота. Не знаю, сколько дней или месяцев она продолжалась. Очнулась я в отделении психиатрической больницы, где до этого работала. Помню, как однажды начала обход больных, потом опять провал памяти.

– Но что-то всё-таки сохранила Ваша память из этого периода?

– Да, конечно. Когда я очнулась в клинике профессора Рихарда Замятина, то вспомнила, как боролась за куклу с одной из пациенток больницы. Страшная сцена. Профессора Замятина я знала ещё по студенческим годам. Он был моим преподавателем курса "Психиатрия". Профессор на свой страх и риск начал лечение меня препаратом, который ещё не был введён в производство.

– Смог он Вам помочь выйти из состояния невменяемости?

– Да, конечно. Благодаря этому препарату я пришла в себя. Поняла, кто я, но память о прошлом не вернулась, лишь иногда всплывали в мозгу какие-то картины, похожие на реальность. Позже стала узнавать подруг. Потом начала ориентироваться в обстановке. Была надежда, что пройдёт ещё немного времени и память восстановится. Проходили дни, месяцы, но больших изменений не происходило. И тут вдруг Верена, девушка, вывезенная Паулем из тайги, проживающая и работающая ассистенткой в лаборатории у профессора Замятина, вспомнила, что её бабушка Ксения, передала Паулю какую-то бумагу, которую она нашла в бумагах сына. Именно эта формула однажды и мне привиделась во сне. Я даже, проснувшись, успела её записать…

– И что же произошло дальше?

– Ответить на этот вопрос я попрошу Пауля Грегера, так как это уже не в моей компетенции.

Взгляды присутствующих обратились к Паулю. Он глубоко вздохнул и начал свой доклад, предисловием к которому была история фрау Перец с момента её лечения в клинике. В докладе была названа и формула препарата, которая явилась толчком к дальнейшим исследованиям.

"Благодаря сведениям из бумаг, оставленных сыном Ксении, формула препарата была восстановлена. Затем совместно с профессором Замятиным был создан и сам препарат, при помощи которого мы смогли приостановить ухудшение памяти фрау Перец. Нам это в какой-то степени удалось, но во время отпуска, проводимого у моря, женщина чуть не утонула, по-видимому, ударившись головой о что-то твёрдое в воде. Это привело к полному исчезновению памяти у Доротеи Перец. Год назад она опять к ней вернулась, но только память прошлого. Понадобились ещё полгода, чтобы начала функционировать память настоящего. Фрау Перец вспомнила, что происходило с ней в последние годы. Сегодня она совершенно здоровый человек, принимающий участие в разработке проекта создания лаборатории, а затем и клиники по восстановлению памяти у пациентов не только с амнезией, но и с болезнями Альцгеймера, депрессионных состояний, шизофрении всех видов, начиная с паранойи и заканчивая старческой деменцией.

Ну, а сейчас я вкратце изложу суть формулы препарата, к выпуску которого, возможно, уже через год приступит фармацевтическое производство. В зале пробежал откровенный гул изумления, но он стих при первых же словах Пауля: "Формула гласит..." Он подошёл к доске и мелом написал на ней формулу. Затем начал её расчёт. Его понимали не больше половины присутствующих в зале, но при этом все внимательно следили за появлением на доске новых уравнений расчёта. В помещении происходило таинство, связанное с открытием препарата имени Замятина. Каждый, из находящихся в аудитории, чувствовал себя причастным к этому процессу.


Глава тридцать первая, в которой Илона размышляет о своём предназначении накануне Праздника Пасхи

Праздник Пасхи традиционно отмечается людьми всех стран и континентов. В эти дни много говорят о вере и безверии. Каждый человек пытается найти свою точку соприкосновения с одной из религий, чтобы понять главное: "Как он пришёл в этот мир и зачем?"

Илона тоже пыталась ответить на этот вопрос в течение всей жизни. Сознанием она понимала, что находится на верном пути, но порой чувствовала, что уходит в сторону, движется кругами вокруг главного, что отведено ей судьбой. Она всегда пыталась понять своё истинное предназначение, однако, совершала одну ошибку за другой. Из лабиринта мыслей и чувств, оказывающих на неё в различное время жизни разное воздействие, она так и не смогла выйти. Позже сжилась с тем, что предоставляла ей действительность, срослась с ней образом жизни и только в дневниках давала волю чувствам, боясь осуждения со стороны окружающих.
 
"Почему религий много? – думала она с детства. – Почему люди не могут прийти к одной истине в вопросах понимания смысла своего существования? Что движет миром? Кто им правит?"

Вопросы появлялись в её сознании в различные периоды жизни, помогая совершать последующие шаги, ведущие к разгадке вечной тайны, или загоняли в угол, который принято называть психологическим.

"Почему именно сегодня, – размышляла Илона в день, предшествующий Празднику Пасхи, – почему именно сегодня я вернулась к этим вопросам и делаю попытку их разрешить? Я понимаю, что это отзвуки Праздника Пасхи. Страстная неделя подошла к концу. Душа находится в каком-то междумирье... Неделю уже не пишу, считая, что это блажь, потеря времени, которого так мало осталось..."

В конце Страстной недели Илона пришла к мысли, что не всё потеряно. Причиной тому явился разговор с женщиной по имени Сильвия, вдохнувшей в неё новые духовные и творческие силы. Их знакомство произошло ещё около года назад на сайте "Одноклассники". Уже тогда Илона поняла, что её собственные проблемы и внутренние терзания – яйца выеденного не стоят в сравнении с горем Сильвии, потерявшей не так давно мужа. И сейчас, вспоминая отрывки мыслей и фраз из разговора с женщиной, Илона ощущала внутреннюю боль. Тогда Сильвия, находясь в состоянии близком к депрессии, с трудом могла выразить чувства, опираясь на пару слов.

С того момента, как они общались в интернете, прошло время. И вот вчера женщина вновь дала о себе знать. Читая её сообщение, Илона почувствовала, что душа Сильвии ожила, обрела внутреннюю силу. Она была уже не плачущей и не тоскующей. По её голосу чувствовалось, что она одержала победу в борьбе с тёмными силами, пытавшими затянуть её в бездну мрака. Женщина стала сильней и независимей в суждениях и выводах.

"Невероятно, – думала Илона, продолжая переписку с Сильвией. – Сейчас я нуждаюсь в большей помощи, чем она. – У меня начался период внутренней спячки и отсутствия веры в себя. Опять одна, снова наедине со своими мыслями, убегающими в пространство. Неужели мне Бог Cильвию послал для поднятия душевного состояния?" А из мироздания уже летели слова Сильвии: "Вы меня спасли. Ваши книги и мысли, изложенные в них, врачуют. Вы должны писать. Ваши книги нужны людям. Поверьте мне, я их силу на себе испытала".

Илону пронзила мысль: "Неужели возможно, чтобы я не знала о себе правды? Ведь живу уже почти полвека. Должна же была почувствовать, ощутить силу своих слов? В таком случае должна была раньше сделать открытие, касающееся моих способностей? Но когда раньше? Книга, оказавшая на Сильвию такое сильное воздействие – первая из мною написанных и изданных. Тогда я нашла рецепт возрождения души в повседневной жизни. Он прост: нужно подняться в мыслях над повседневностью. В книге я описала этот процесс, опираясь на события, прожитые в течение двадцати дней.
 
Двадцать дней внутренней свободы, на основе которых создана философия счастья. Продержалась я на этой философии последующее десятилетие, и вот теперь моя теория даёт сбой. Сила энергетики души уходит. Я вижу жизнь снова в бесцветных тонах. Тоска охватывает душу. Не пойму почему. Вроде, ничего давящего не произошло, просто одиночество среди людей. Свобода свободой, но она и коварная штука, которая не только излечивает, но и в угол загнать может, психологический угол. И вот, получается, что магия моей философии, слов, выходивших при написании из души, перестала действовать на меня, но изменила жизнь Сильвии. Вероятно, слова книги при написании наполнялись энергетикой возрождения души, и поэтому размышления сохранили в ней энергию, излечивающую другие души. Это можно принять за мистику, но в то же время – это реальность. Сильвия называет действие мыслей, заложенных в книгу, "энергетикой врачевания". Что же такого написала мне вчера Сильвия, что смогло заставить душу встрепенуться, подействовали на неё, как музыка возрождения?"

Илона открыла страницу разговора с Сильвией на сайте "Одноклассники", вернулась к словам, сохранившимся на мониторе:

– Всю жизнь я шла к Богу, – пишет Сильвия, – и пришла. И тогда разрешились все мои противоречия... Всё сошлось...

– Я бы тоже хотела испытывать счастье в Господе, – ответила ей Илона. – Но в этом стремлении я одинока. Чужая я в этом обществе, только творчество и спасает. Уже несколько дней думаю о том, что нужно бросить писать, хватит, всё бесполезно, никому не нужно, не профессионально, графоманством отдаёт. Извела себя. Два дня не садилась за компьютер, хотя пишу роман. Замахнулась на такую форму... И вот – сегодня Вы, Сильвия, написали мне, и душа встрепенулась, ожила, натянулась, как струна. Может, это знак свыше, Божья помощь, высланная в нужную минуту?

– Дорогая Илона, Вы так себя недооцениваете. – прилетели из мирозданья спасительные слова Сильвии. – Вы талант, у вас искра Божья! Поверьте, я в этом кое-что понимаю. Пишите. Это нужно читателям.

– Спасибо. Вы для меня – ангел, – ответила ей Илона, а про себя сейчас подумала. – Ангел, посланный Богом или родными из небытия?

– Уже одно то, что Ваша книга помогла мне выйти из тяжелейшего состояния после гибели мужа, – продолжала Сильвия...

Слова прилетали из универсума, как ступени, по которым можно было выбираться из пропасти, куда душа Илоны скатывалась с каждым днём всё дальше.

– Ваша книга говорит сама за себя о значении Вашего творчества. Я очень чувствительна к духовным вещам. Поверьте. Мало кто смог бы написать те вещи, которые Вы опубликовали на сайте журнала...

Тогда Илона написала в ответ:

– Может быть, вы и правы... Энергия врачевания души...  Всю жизнь искала своё предназначение и, возможно, что нашла его во врачевании душ через слово. А лично для себя в слове, в творчестве нашла внутреннее равновесие. Это не каждый поймёт. Но мы с Вами понимаем друг друга. Мысли в унисон. Это для меня сейчас самое главное.

– И никогда не забывайте, – всё ещё звучат в душе слова Сильвии – Вам никогда и никто не скажет правду о Вашем литературном творчестве. А Вы – талант. Но зависть имеет место быть. Борьба честолюбий. Это было всегда. Осталось и сейчас. Человек – слаб и начинает искать опору в злых помыслах. А к Богу вы придёте. Это уже вскоре будет. Я испытываю такое наслаждение, такое счастье в вере, Вы себе этого даже представить не можете.

Относительно прихода к Богу Илона не могла написать Сильвии что-нибудь вразумительное. В душе она пришла к Господу давно, но хотелось бы войти и в религиозную общину людей, близких по духу. Везде, во всех церквах, где она присутствовала на проповедях, ей казалось всё формальным, неискренним, официальным, традиционным.

– Может, Вы правы, Сильвия. Бог ведёт ... он видит...

– А у вас есть в городе церковь Живого Бога? Это – удивительная церковь, – прилетели в ответ слова Сильвии.

О такой церкви Илона никогда не слышала. Слова Сильвии запали глубоко в душу.

"А, может, это как раз то место, которое моя душа ищет всю жизнь? – подумала она вечером в день Праздника Пасхи. – Всё символично в этом мире. Посмотрим, что принесёт мне завтрашний день. Помолюсь Господу, чтобы помог в обновлении души. Вот так всё в жизни и происходит: сказаны слова, а мысль уже обрела крылья, полетела по миру в поисках места, где душе спокойно. Сколько ещё можно маяться? Во всём должен быть смысл и радость. Ведь период жизни на земле для каждого когда-то заканчивается, а счастье в нём испытать всё-таки хочется. Какое оно? Из чего состоит? Может ли человек прожить жизнь, так и не испытав истинной любви, настоящего момента восторга, состояния свободного полёта?"

Эти размышления овладели душой Илоны настолько, что она дала им право в ней жить и надеяться на встречу с людьми, в обществе которых ей будет надёжно.

На следующий день Илона проснулась рано. Нервы были натянуты как тетива, готовая поразить цель. Нужно было что-то предпринимать, чтобы вырваться из стен квартиры, давящих на неё. Она начала звонить друзьям, рассылать сообщения, приглашать их выйти на природу. Откликнулась только Светлана – давняя подруга, коллега по работе в психиатрической клинике. Она родилась в России, в семье российских немцев, сохранила русский язык. После смерти мужа много лет жила одна и, как выяснилось, в такие дни искала внутреннее успокоение. Светлана предложила Илоне пойти на богослужение в одну из церквей Фрейбурга, где божественная служба проходит на двух языках. Об этой церкви обе слышали от знакомых, но не знали, как до неё добраться.

Дальше всё произошло, как по велению Божью. В трамвае они встретили парня по имени Ник, который, услышав их разговор о церкви, обратился к ним, светло улыбаясь: "Я как раз туда еду. Держитесь меня, вместе и дойдём". Женщины не отказались от провожатого. Через полчаса они уже были в помещении, на здании которого находился большой крест, увиденный ими уже издали. Там их встретили улыбающиеся люди, предложили присесть за столик, выпить с дороги чашечку кофе. Звучала музыка. К ним подходили, улыбались, здоровались, знакомились. Атмосфера тепла, добра и мира царила вокруг. "Это мой мир, – думала Илона. – Я – частица его. Здесь мне хорошо и спокойно".

Служба началась песней на немецком языке, исполняемой со сцены молодыми людьми. Илона чувствовала себя как дома среди незнакомых людей. "Может, и правда, – думала Илона. – Господь привёл меня сегодня к месту восхваления Христа неслучайно. Путь к Богу узкий. По нему идут те, кто хочет обрести вечное счастье, и я теперь среди них".


Глава тридцать вторая, в которой во время праздника в Доме Счастья Илона ставит перед собой новые задачи

В один из весенних солнечных дней в Доме Счастья состоялся праздник радости для солнечных людей мира. Он собрал в своих стенах творческих людей с особенностями психического развития со всех континентов земного шара. Приглашений на праздник было выслано Миленой и педагогическим советом школы, директором которой она являлась, больше тысячи. За каждым из них стояла не одна организация и не одна личность, а группы одарённых людей, объединённых по принципу "Мы творим чудеса". Да, именно так называется проект Дома Счастья, который получил поддержку одного из благотворительных фондов.

"Все флаги в гости будут к нам и запируем на просторе"– эти слова поэта стали девизом праздника. Идея его возникла после приезда Илоны с Международного Московского Фестиваля "Нить Ариадны". "Мы поддержим дело московского психиатра Аркадия Липовича Шмиловича, – приняла тогда решение Милена, услышав восторженный рассказ Илоны, постоянной участницы фестиваля для талантливых людей с ограниченными возможностями. На одном из педсоветов Милена выступила перед коллегами со словами: "Дорогие друзья! У нас появилась цель. Её достижение потребует вложения больших духовных и физических сил в новый проект, но он того стоит. Искра, воспламенившая сердце Илоны на фестивале в Москве, нашла отклик и в моём сердце. Не сомневаюсь, что она затронет и ваши благородные сердца".

Милену тогда поддержал весь педагогический коллектив центра. Проект был создан. Положение о нём разослано в благотворительные фонды Германии. Когда он был одобрен несколькими организациями, работа пошла полным ходом. По примеру Москвы, сначала она велась на региональном уровне, но удержать разгорающееся пламя было невозможно. По всему миру прокатился зов: готовьтесь к фестивалю, который через год состоится в Германии.

И вот его открытие состоялось. Из пятнадцати немецких земель и тринадцати стран мира приехали на фестиваль одарённые люди с ограниченными возможностями. Около пятисот иностранных гостей приняли участие в этом форуме добра и мира. По примеру Москвы добровольные волонтёрские организации, состоящие из студентов учебных заведений города Фрейбург, руководимые оргкомитетом праздника, приняли в нём участие. Вот где пригодилось знание языков, и русский язык оказался в почёте.

Илона была счастлива. Её мечта быть участником такого форума в Германии осуществлялась на глазах. Среди гостей фестиваля были и её друзья, российские поэты с московского фестиваля "Нить Ариадны". На литературной номинации присутствующие услышали стихи Татьяны Безродной, прилетевшей с далёкого озера Байкал, расположенного в глубине Сибири. Алексей Степанов из Екатеринбурга вдохновенно читал свои стихи. Он всё ещё не верил, что находится в Германии, о которой ему так много рассказывала Илона на фестивале в Москве. Песни Константина Кривко, приехавшего из Краснодара, поразили присутствующих искренностью и открытостью слов, чистотой помыслов, простыми мелодиями и вдохновенным авторским исполнением под аккомпанемент гитары. Большим праздником стала для Илоны и встреча с Василисой. В третий раз пересеклись их пути с этой девушкой из Краснодарской области. "Зачем-то вселенной нужно было создать возможность для этих встреч?" – размышляла Илона каждый раз после бесед с талантливой девушкой. Ещё во время Московского фестиваля "Нить Ариадны - 2016", Василиса выступала в пяти номинациях, поразив всех разносторонней одарённостью. Через два года, на следующем фестивале она уже читала Илоне отрывки из книги мистически-философского содержания. И вот сегодня – новая встреча с Василисой, но уже на немецкой земле.

Не смогла Илона заснуть в ту ночь после первого дня праздника. Она пыталась найти ответ на вопрос: Какможно помочь новым друзьям? Хотелось помочь   опубликовать их книги в Германии. "Может, обратиться за помощью в церковные организации? – думала она. – Может, опубликовать произведения талантливых друзей сборником через интеллектуальную платформу интернета ридеро.ру? По лицензии этого литературного портала можно издавать книги не только в электронном, но и в бумажном варианте. А мне самой нужно, дописав роман, садиться за усиленное изучение немецкого языка. Если и задача – овладение немецким литературным языком станет мне по силам, то можно будет найти ответы и на многие другие вопросы, достичь результатов, которые сейчас кажутся невозможными. Ведь по теории невероятности, которая владела моими мыслями и действиями в течение всего процесса написания моих книг, можно обнулить невероятность. В это нужно только поверить и тогда можно горы свернуть".


Глава тридцать третья, в которой Пауль и Илона уезжают в кругосветное путешествие

В середине лета Пауль завершил работу над своим проектом. На практике он состоялся. Именитая комиссия утвердила работу учёных. Открытие Пауля Грегера было завизировано и отправлено на соискание премии Оскара. Друзья, зная, что он не сможет и несколько дней прожить без дела, организовали ему во всех отношениях идеальный отпуск: подарили им с Илоной путёвки на Канарские острова, туда, где они однажды отдыхали все вместе у друга доктора Замятина – профессора Валерия Зелинского.

Дела по клинике Пауль доверил своему главному заместителю. В последние дни перед отъездом выяснилось, что Илона ждёт ребёнка. Само провидение говорило о том, что им положен, просто необходим этот отдых и, конечно же, – у моря. Отъезд на острова состоялся. Друзья провожали их в аэропорту. Все были серьёзны как никогда. Международная обстановка в это время   накалилась до предела. Никто не мог предполагать, во что выльется конфликт между Соединёнными Штатами Америки и Россией по вопросу обладания выходом к Чёрному морю и какого будет участие европейских стран в этом процессе.

Наука и политика – два противоположных явления, которые несовместимы, но зависят друг от друга. Угроза войны, страшной, разрушительной, висит в воздухе уже несколько лет. "Неужели политики, а вслед за ними и экономисты вовремя не поймут невозвратимость потери, которая может произойти в результате их мышиной возни вокруг географического пирога, который они никак не могут поделить?" – об этом думала Илона, когда они летели над морями и странами, в направлении к Канарскому архипелагу. Казалось, что только там можно спрятаться от жутких предсказаний Ванги и спасти ребёнка, уже дающего о себе знать.

"Я тебя спасу, моё дитя. Я буду писать о последствиях войн. Раньше мне казалось, что женщины и политика – понятия несовместимые, теперь уверена, что женщины мира должны включиться в борьбу за выживание планеты. Они – созидающая сила. Мы можем остановить мужчин и тех, кто создаёт обстановку для войн, и тех, кто принимает в них участие. Мы должны объединить наши силы и выразить протест беспорядку, творящемуся в мире. За нами – наши дети. Наше предназначение – дать им жизнь и бороться за её сохранение. Клянусь тебе, моё будущее дитя, я буду бороться за мир, за продолжение твоей жизни, за сохранение планеты Земля".



Эпилог

В настоящее время Пауль Грегер возглавляет неврологическую клинику города Фрейбург. На её базе создан Дом Счастья для людей с ограниченными психическими возможностями. Он состоит из десяти реабилитационных отделений. Каждое из них имеет своеобразный почерк, своё лицо. Персонал центра насчитывает около трёхсот человек. Среди них педагоги, воспитатели, психиатры, психологи, медицинские работники, психо-физиотерапевты. Директор центра – Милена Кривко. Она вышла замуж за Николая Кривко, преподавателя музыки из России, родила ему близнецов: мальчика и девочку. В семье царит взаимопонимание и любовь. Дочь Милены, Верена, окончив медицинское училище, работает в Доме Счастья медсестрой. Она учится заочно в медицинском высшем учебном заведении, является первым другом и помощником Пауля. Муж Верены, Влад, – юридический консультант центра.

В Доме Счастья нашёл своё место и талант фрау Перец. Она преподаёт взрослым и детям изобразительное искусство, принимает участие в конкурсах, организует выставки. Доротея Перец обрела счастье и в любви. Она стала госпожой Лемешевой. Благодаря мужу, писателю Лемешеву, познала мир в разноцветных светлых тонах.

В Доме Счастья организованы и группы для детей из других стран, не имеющих родителей. Одна из них – из России. Здесь всегда можно встретить и подругу Милены – Илону, которая работает в Доме Счастья психологом. Пять лет назад Пауль и Илона поженились. Через несколько месяцев Илона подарила мужу сына и дочь. Дом их полон света и тепла. Недавно в немецком издательстве опубликована книга Илоны Грегер под названием "Мир – главная ценность планеты".

Жизнь продолжается. Родители не сомневаются, что дети пойдут по их стопам и продолжат ими начатое дело. А в Доме Счастья всегда звучит музыка и голоса людей, знающих, что такое счастье.

18.06.2020

Ирене Крекер