Коронованный мистик

Легенда прочно овладела мистически настроенным великим князем Павлом Петровичем, поэтому сразу после вступления на престол в ноябре 1796 года, император Павел I Летний дворец повелел называть Михайловским. В начале 1797 года, обветшавший дворец, стоявший длительное время без ремонта, Павел Петрович, приказал сломать и 26 февраля на его месте торжественно заложил каменный Михайловский замок. Работа  закипела с изумительной  быстротой: на постройке были занято 6000 рабочих.

Мрамора на отделку Михайловского замка не было и его забрали от строившегося Исаакиевского собора. Замок представлял собой крепость: со всех сторон был окружен рвами, в которые из Фонтанки поступала вода. Через рвы были переброшены пять подъемных мостов.

На толстых стенах замка стояли двадцать пушек двенадцатифунтового калибра. Главные ворота замка были украшены вензелем Павла I под императорской короной, их открывали только для членов императорской фамилии, боковые ворота Воскресенские и Рождественские были предназначены для въезда и выезда экипажей.

После вступления на престол Павла Петровича в Петербурге во всем произошли перемены, северная столица России приняла вид военного города, на его окраинах строились казармы, расчищались площади для обучения войск, по улицам постоянно ходили патрули и караулы, маршировали полки, в течение дня слышалась стрельба и барабанный бой.

Во времена Екатерины II изнеженные гвардейские офицеры вне службы мундиры не носили, разъезжали в каретах, летом ходили во французских кафтанах, а зимой с муфтами в руках. Они, как и петербургские щеголи, внимательно следили за парижскими модами, а под влиянием французской революции стали носить фраки и круглые шляпы, шнурованные сапожки, суковатые палки и огромнейшие кисейные жабо, своим видом они напоминали свирепых и отчаянных французских революционеров.

Павел Петрович был противником французской моды: она напоминала ему о революции и был приверженцем Прусского императора Фридриха. Павел ввел в армии мундиры прусского образца, офицерам запретил езду по городу в каретах, а повелел ездить летом в дрожках, а зимой в одноконных санях.

Строгие требования коснулись не только военнослужащих, но и всего мужского населения Петербурга. В январе 1798 года был объявлен указ “чтобы торгующие фраками, жилетами, стянутыми шнурками и сапогами с отворотами или башмаками с лентами их не продавали под опасением жестокого наказания”.

Полицейские стали ходить по улицам с палками и сшибать круглые шляпы с тех, кто отважился показываться в этом недозволенном головном уборе. Вид модных больших жабо приводил Павла Петровича в страшный гнев. Полиция сопровождала каждый выезд государя, полицейские конные драгуны ехавшие впереди императора приказывали при встрече с ним на улице снимать не только шляпы, но перчатки и рукавицы.

Улицы Петербурга опустели, все боялись встреч с императором, которые могли навлечь большие неприятности. Жизнь в столице замерла - не стало прежних балов и шумных празднеств, какие были в екатериненские времена: полиция следила, чтобы в домах не было никаких сборищ. Дело дошло даже до того, что было запрещено “вальсовать или употреблять танцы, которые назывались вальсеном”.

Впрочем не все боялись Павла, в некоторых домах иногда “господствовало бешеное веселье“, а, чтобы не привлекать внимание полиции, приезжавшие на вечер гости отпускали домой свои экипажи, а за шторами, с двойной темной подкладкой, не только танцевали до упаду, между прочем и “вальсен”, но и велись самые свободные разговоры и самые резкие суждения.

Не всегда это счастливо сходило с рук танцующим и болтающим, часто на другой день после тайного пира во двор гостеприимного хозяина вкатывала тройка с полицейским офицером, приглашавшим отправиться в места более или менее отдаленные...

Очередной, регулярно возникающий  у Павла период жестокой подозрительности,  сменился суеверной радостью, когда он раньше обычного 1 ноября 1800 года вернулся из Гатчины в Петербург - приближалось 7 ноября - четвертая годовщина его царствования, после которой гадалка ему предсказала “ничего не опасаться“.

Павел очень спешил поселиться в Михайловском замке, который, хотя и был построен, но еще не был пригоден для жилья: его стены не успели просохнуть и их закрыли резными деревянными панелями, но сырость выступала из щелей. От топки печей густой пар испарений наполнял комнаты замка, едкие запахи извести, красок и лаков затрудняли дыхание.

Во время топки печей, находящиеся в помещениях замка люди были похожи на таинственные призраки, в тумане они едва узнавали друг друга, несмотря на обилие свечей. Обреченные переехать в замок вместе с Павлом говорили: император сошел с ума.

Михайловский замок имел значительный вооруженный гарнизон: гвардия охраняла все выходы и наблюдала за окрестностями. Павел спешил поселиться в замке, находясь в иллюзии полной безопасности, он был уверен, что в этой твердыне может теперь жить спокойно и счастливо. В пятницу, 1 февраля 1801 года, император Павел Петрович вместе с семейством поселился в замке Архистратига Михаила и спокойно спал в той самой комнате, где через 6 недель должен был погибнуть.               

В субботу, 9 марта 1801 года, столица Российской империи Санкт - Петербург была в  сплошном сизом тумане. К Рождественским воротам новой резиденции императора Павла I в 7 часов утра подъехала карета.

Охрана, завидев издалека знакомую карету, тот час опустила подъемный мост, и карета генерал губернатора Петербурга графа Петра Алексеевича Палена въехала на обширную площадь, в центре которой, на высоком постаменте, стояла конная статуя Петра Великого.

Из кареты вышел высокий широкоплечий пожилой мужчина, его благородное лицо с чуть   вздернутым носом и веселыми глазами имело беззаботное, слегка надменное выражение. Сам вид его говорил, что это человек самого искреннего добродушия и благородства.

Супруга императора Павла I, Мария Федоровна, относилась с глубоким уважением к этому умному, веселому, оригинальному и проницательному человеку и говорила: «невозможно не любить этого чудесного старика». С легкой иронией нёс жизненное бремя Петр Алексеевич Пален, физически и духовно он дышал здоровьем и радостью.

Корнетом гвардии Пален участвовал в Прусской компании, был ранен в 1770 году при взятии Бендер, генерал майор с 1787 года. За блестящую службу Петр Алексеевич получил в награду от Екатерины II великолепное Курляндское имение Экау. В 1797 году Павел I назначил Палена Рижским губернатором, но уже в 1798 году он попал в опалу и получил отставку за чрезмерно горячую встречу, проезжавшему через Ригу опальному, бывшему фавориту Екатерины II, Платону Зубову.

Но этот случай лишь ненадолго прервал карьеру Петра Алексеевича, недаром он себя, шутя сравнивал с Ванькой – Встанькой, которого, как не переворачивай, он все равно встанет на ноги. Действительно, у Палена снова начинается восхождение по должностной лестнице, и к 1801 году он уже второй человек в империи.

Никто не догадывался и только лифляндцы в бытность его там губернатором подметили, что он, очевидно, уже в школе отлично изучил “хитрологию: бездна хитрости, вероломства и жестокости скрывались в действительности под этой обольстительной внешностью, самая твердая воля и самая безграничная дерзость служили его ничем не стесняющемуся честолюбию, удовлетворить которое было очень трудно.

При Павле I его способности придворного, испытанная изворотливость, неизменно хорошее настроение, умение выйти из любой ситуации и невозмутимо ответить на любой неожиданный вопрос и непоколебимый апломб способствовали упрочению его положения и влияния.

Занимая пост генерал губернатора Петербурга он одновременно занимал должность гражданского губернатора в трех Прибалтийских провинциях, военного губернатора Риги, инспектора кавалерии и пехоты и продолжал идти в гору…               

Генерал губернатор прибыл к государю с ежедневным рапортом о состоянии столицы. Поднявшись по широкой гранитной лестнице Пален вошел зал с колоннами из красного мрамора. Пол в зале был из белого мрамора, в полумраке ниш стояли египетские  статуи.

Пройдя мимо помещения главного дворцового караула, который состоял из офицера и 30 солдат, генерал губернатор поднялся по мраморной лестнице, на верху которой стояли на часах два гренадера. Миновав ряд комнат, картинную галерею, прихожую с караулом лейб - гвардии гусарского полка генерал - губернатор вошел в приемную секретаря императора.

Секретарь Павла I Яков Александрович Дружинин приветливо поздоровался с генерал губернатором и предложил сесть. «У императора генерал - прокурор по делам тайной экспедиции, Обольянинов» - сказал Дружинин. «Обольянинов у императора» подумал, Пален, значит что - то случилось... « Вы знаете, Петр Алексеевич, что английский флот направляется к Петербургу?» сказал Дружинин, обращаясь к Палену. «Следовало ожидать при нынешних обстоятельсвах» ответил, Пален,

«Наше нынешнее сближение с первым консулом Франции Бонапартом - кость в горле у Англии». «Да, широко шагает Бонапарт, если собирается воевать с Англией», поддержал Палена Дружинин. Разговор прервался, из кабинета императора вышел генерал - прокурор Петр Хрисанович Обольянинов.

Карьера мелкопоместного дворянина Обольянинова началась в 1793 году, когда он попал в гатчинские войска, созданные Павлом Петровичем и была типичной для царствования Павла I. Обольянинов не получил никакого образования, только умел читать и писать, но как беспрекословный, пунктуальный исполнитель, он скоро обратил на себя внимание цесаревича.

Уже на другой день после вошествия на престол Павел произвел его в генерал - майоры. Император Павел Петрович олицетворял свою особу с высшим правосудием и поэтому особое значение придавал должности генерал - прокурора. Он к ней предъявлял такие требования, удовлетворить которые никто не мог и за время своего царствования Павел переменил четырех генерал - прокуроров.

В феврале 1800 года Павел I, как человек мнительный, чтобы определить, кого назначить на это место решил бросить жребий: написал на бумажках имена фаворитов и, взяв перед образом одну из них, прочитал имя: Обольянинов. Свято веря в жребий, он назвал нового генерал - прокурора  «Богом данный».

Обольянинов необычайно сухо поздоровался с Паленом и вышел из приемной императора. Дружинин, с улыбкой кивнул в сторону кабинета императора: «Ваш черед Петр Алексеевич». Войдя в кабинет, Пален сразу заметил, что император чем - то очень взволнован.

Павел Петрович стоял в центре кабинета, в своем обычном синевато - зеленом мундире прусского образца с двумя звездами на груди, против входной двери приподняв подбородок с выпученной нижней губой и снизу вверх с неестественной тревожной и злой улыбкой смотрел на Палена.

Павел был небольшого роста некрасивый курносый с большим ртом с крупными зубами,  толстыми губами и сильно выдающейся челюстью. Он рано облысел и его землисто - бледное одутловатое лишенное всякой растительности лицо напоминало мертвую голову. Император, приподнимаясь, раскачивался  на носках и пыхтел, надувая щеки, это был верный признак сильнейшего гнева.

После доклада генерал - губернатора Павел несколько тягостных мгновений молча в упор с подозрением смотрел на Палена, потом вдруг неожиданно спросил:      «Господин фон Пален! А Вы были в Санкт Петербурге в 1762 году?»
- Да, Ваше величество, но что Вы хотите этим сказать?   
- Вы принимали участие в заговоре, лишившем моего отца престола и жизни?

- Государь, в 1762 году я был очень молод, служил унтер офицером в кавалерийском полку и был только свидетелем переворота, а не действующим лицом. В день переворота наш полк был переведен в столицу, и мы даже не знали что происходит. Но почему, ваше Величество, вы задаете мне сейчас этот вопрос?

- Почему? Вот почему: потому что хотят повторить 1762 год!
Пален слегка побледнел, но, тотчас подавив волнение, с беспечным видом спокойно ответил императору:
- Да, ваше величество, хотят! Я знаю об этом и сам участвую в заговоре.               

- Как! Вы об этом знаете и даже участвуете? Что вы мне такое говорите!
- Сущую правду, ваше Величество, я вынужден притворяться, чтобы знать намерения заговорщиков, но вам не надо бояться и не следует беспокоиться, все нити заговора в моих руках и вам скоро всё будет известно.

- Нет даже смысла сравнивать ваши опасения с тем, что погубило вашего отца. - - Он был иностранец, а вы русский, он презирал  русских и удалил их от себя, а вы любите свой народ и пользуетесь его любовью, он не был коронован, а вы коронованы.
- Он ожесточил против себя гвардию, она вам предана, он не уважал и преследовал духовенство, вы почитаете его. В его время даже не было полиции в Петербурге, а сейчас не делается ни шага, не говорится ни одного слова без ее ведома.
- И каковы бы ни были намерения императрицы, но она не обладает ни гениальностью, ни умом вашей матери, у нее двадцатилетние дети, а вам в 1762 году было только 7 лет.
- Вы правы, отвечал император, но не надо дремать. Доводы генерал губернатора не  успокоили императора, но на этом разговор был окончен.

После ухода Палена, Павел вышел из кабинета и приказал секретарю: «Яков Александрович, срочно пошлите за Кутайсовым». Вернувшись к себе в кабинет, Павел задумался: перед ним явственно возникли тени прошлого...

Продолжение следует.