Жизнь удалась

Все изложенное здесь – абсолютная выдумка автора.

«На ребеночка-то будете смотреть»? –спросили они презрительно. Надо было срочно реагировать и реагировать правильно. Я лежала пластом и не могла от боли даже глубоко вдохнуть. Было очень больно, все –таки кесарево сечение –это полноценное ранение в живот. Наверное, так же больно умирать Теперь я знаю. Пережила это – значит ….

В книжках я читала, что новорожденных выкладывают мамочкам на грудь, и мамочки привязываются к ним намертво. Слово «намертво» вызывало не те ассоциации, но деваться было некуда.

У меня было кесарево ранение, тяжелая рана в животе, с таким диагнозом не выходят из окружения. И окружение это знало. Оно окружало меня и презрительно щерило свои лица.

В моем животе щерилась рана.

Нужно было срочно что-то такое сделать лицом, как будто я радуюсь. Нужно было начинать бить копытом и требовать, чтоб принесли ребеночка, кровиночку. О боже. Я и так лежала на больничной койке в луже крови. В 9 утра сделали операцию. Куда еще-то кровиночек? Нет, не так надо себя вести. Я не должна чувствовать ТАКУЮ боль. Опять я не как все нормальные люди. И живу, и живу!

Я же, открыв глаза после наркоза, безголосо прошептала :»люди! Кто-нибудь, помогите». Было так больно, что стало страшно.

Но, поняв, где я, больше разговаривать не пыталась. Я было в роддоме. Я все вспомнила.

«…И похоронная команда на подводу…».

Окружение ждало ответа. И я старательно растянула нижнюю часть своего лица. Пусть думают, что я- как все, хорошая девочка. Хорошие девочки выходят замуж и делают не только как положено, но и как муж велит. Потому что надо слушаться окружающих. Другие люди лучше знают! Надо делать что тебе говорят!

Скажет –не рожай. Не рожают. Скажет, мол давай рожай. И хорошие девочки бегут ,дают, рожают, бегут, бегууут….Потому что надо думать и о других, а не только о себе, иначе никому не будешь нужна. Нужно считаться с окружающими.

И вот надо мной навис Он. Они держали его на руках, я лежала, и он довлел и возвышался надо мной как маленький накренившийся каменный монумент. Маленький, но опасный. Гаргулья. Пока маленькая. Тонкие, поджатые «подлецом» губешки, маленькие бесцветные глазки-семечки, треугольная голова рептилии.

Мой фальшивый оскал погас как лампочка. В глазах младенца было торжество и даже будто бы насмешка. Даже если он меня видит вверх ногами –какая разница, все равно же видит.

Я закрыла глаза –хоть так отгородиться от жизни, раз до сих пор не хватило силы воли чтоб уйти совсем.

Из загробного мира послышался голос Джима Моррисона: «это конец, мой друг». И стало совсем тихо. Думаю, младенца молча унесли. Или я потеряла сознание. Не знаю. Было очень больно, а потом совсем ничего не помню.

Хорошая Девочка. Из старой тетради.

Боль продолжалась. Дали таблетку баралгина. Боль продолжалась. Боль заполонила все.

И в этом море звенящей, заполняющей все сознание боли, по длинному-длинному коридору из палаты до туалета шла, согнувшись пополам, «Хорошая Девочка».

«Так еще месяца два будешь корячиться» -«подбодрила» проходившая мимо врач.

Сил отвечать не было. По возвращении раздался хохот из ординаторской:»эй, пока ты сикать ходила, промедол давали, но ты не успела, кто не успел, тот опоздал, так что мучайся дальше». Хорошая девочка сделала вид, что ей смешно. Надо смеяться шуткам окружающих. Вообще больше думать о других. Эгоистка такая!

Вспомнились слезы радости в глазах мужа. Стало обидно. Ах ты сука» -подумала хорошая девочка. «Пидор гнойный» -подумала она дополнительно. И долго всматривалась в лицо младенца. Нет. Нет и нет.

Вспомнила, как муж умолял ее не делать аборт, просил по-хорошему, затем намекал по-плохому, что бросит ее. Хорошая Девочка не любила его ни секунды. Хотя, конечно, как во всякой паре, бывали теплые и добрые моменты. У кого их не было, скажите?

А что бесит так, что аж до слез и трясучки, так когда было по-другому? Хоть не оскорбляет, нет такого, чтоб нагадить в душу и сказать, что он пошутил а я –«совсем шуток не понимаю, видно, дурочка маленько. А вот та, другая –та была такая шутливая, легкая, не то что ты. Ну ладно, женюсь на тебе на замарашке, так и быть. Всегда же можно развестись».

Нет, он так себя не ведет. Ну вот. Мне же повезло!

Но надо было решать. Ребенок был не нужен совсем. Но тогда ее снова бросят. Все бросали Хорошую Девочку. Бросали. Подбирали. Снова бросали.

А ведь уже и не такая уж девочка. –почти тридцатник. Истрепалась вся от такого их футбола. Швы лопнули, нутро повылезло, и вовсе там не поролон, и лежит девочка теперь в больнице. Швы режут края раны. Футбольному мячу тоже больно. Футбольно. Очень!

Да, конечно, мужик не нравится. Но с кем нравится, надо было лазить в семнадцать, а раз и в семнадцать терпела, что вокруг «одни свиные рыла», считая что если рыло сказало :»вы мне очень симпатичны»….

Ой какой ужас! –подумала она. Ведь тогда она сочла Рыло воплощением милосердия и доброты душевной! Она –и симпатична! Такого ей еще не говорили!

Она растаяла, и даже жуткие очертания пьяной морды стали казаться вроде бы и ничего. Вот –голос мужественный. Зенки голубые. Рожа как шар –круглолицый, значит. На тонких ножках пузо как паук. Высокий, значит. Ну повезло, значит! Ей-и вдруг так повезло!

Нет, этот пожалуй, лучше. Правда, глуп как пуп. Ну ладно. Зато он заботливый и говорит постоянно, что он ей рад. И он это говорит на трезвую голову! Он не пьет. Значит, ему не мерещится.

А ей мало кто рад был в этой жизни. Значит, будет ее ценить. Но и она должна ценить его, иначе ему надоест такая полупроводниковая связь, и он смотает удочки. Надо его удержать. Значит, придется оставить ребенка. Он, кажется, ясно дал понять, что если не будет детей, зачем тогда все это нужно. Так и сказал. И покатишься ты, мячик!

Это черт знает что –когда она пpошла уже все стадии. Как Свиные Рыла не хотели детей и унижали ее, стоило лишь обмолвиться. Как первый муж не хотел детей. Как она много лет думала, что бесплодна. Как делила имущество с Никой-ребеночком.

Та Гарргулья давно выросла, и канули в лету те страшные полтора года, когда Хорошая Девочка боялась не проснуться утром. Точнее, сильно подозревала, что проснется на том свете и оттуда хоть не увидит победную торжествующую физиономию Сестры, грозным монументом нависшую над ней, спящей... И вот –опять это. Ребеночек! Гол забит!

И вот –такси. Едем домой. Муж схватил ребеночка и понесся бегом в подъезд. Порезанный и зашитый старый мячик остался во дворе. И покатился до дому до хаты. Казалось, лопнет шов, и выпадет все под ноги. Вся набивка.

И только преодолев запертую перед носом дверь своей квартиры, Хорошая Девочка начала понимать, что же она натворила.

Ребенок уже не нависал как монумент. Почему «как»? Это и был маленький монумент. Ацтекский идол. Вицли-пуцли. Сусли-мысли!

Появилась интересная мысль –в парке, допустим, стоит пионер. Бетонный такой. Или там, гипсовый трубач. Что-то в этом духе.

И вдруг он начинает расти. Растет , растет, и как заглянет на третий этаж. Ууууууу страшно.

_»Что за мурло у вас в окне?»

-« Ааа, не обращайте внимания, это Парковый, он сам уйдет»

-«. Может ему крошек насыпать?»

-« Вы сдурели, что это вам –гули-гули птичка? Хотите, чтоб он окно высадил и своим горном всю кухню разбомбил»?

«

Куда понесло-то по кочкам меня? Ужастики сочинять еще? Это же мой сын! Надо срочно, немедленно, сей секунд начинать радоваться, радоваться, радоваться изо всех сил»!

Хорошая Девочка даже напрягла все мышцы, пытаясь обрадоваться, но не высекла из себя никакой искры, кроме очередной вспышки боли. Казалось, в живот ногой ударили. Нет, так не радуется. Никак не радуется. Но ведь жизнь –удалась? Удалась или нет? Кому говорю?! Ннну!?

И вспомнился зимний вечер за тринадцать лет до того. Зимний вечер –не то, что вы думаете. Он, может, вообще не то, чем кажется.

Зимний вечер –это безграничная усталость и тоска. Это застывшие промокшие ноги в тесных ботиночках не по размеру. Это толпа ,в которой надо штурмовать автобус от метро. Это квартира, где тебя ждет мать, буравя черными от ненависти зырками. Может, устроит скандал и доведет до корчей. А может, и нет. Она абсолютно непредсказуема. Зимний вечер –это холод, страх и безысходность.

А зимний вечер пятницы, возможно, удастся провести с приятелем. Может, пригласит. Ну если у него не будет других вариантов. Не обязательно другая баба –фу что за пошлые мысли! Устал, хочет побыть один –почему нет?

А значит, жизнь –удалась. Есть крыша над головой, работа, где даже платят, мама –родной человек, как ни крути. И даже знакомый мужчина. По пьяни даже ласковый, добродушный. Даже кажется симпатичным.

«Может, я просто радоваться не умею»? –вспомнила Девочка слова Матери. «Да, точно, я дефективная, так и есть, правильно мне мама говорила. А раз так, то ничего не поделаешь, надо терпеть.

И этого размноженца надо терпеть, потому что иначе кто же будет терпеть меня- с моим-то мерзким характером, как мама говорила.

Вот он заговорил о прописке. Почему так мне не радуется и о других не думается? Правильно мама говорила, я –сволочь.

Сволочь, которая в упор не видит своего счастья! Ведь он так любит своего ребенка. На каждый «квак» из кроватки опрометью летит к нему.

Я со своей раной так не могу, да и зачем? Кое-как выковыриваюсь из кресла и, превозмогая боль, ковыляю следом. Я же –мать! Выгляжу не очень. Вроде как равнодушная мать такая. Ехидна. Кукушка из часов.

А кто с завистью смотрел на папаш с колясочками? Уж не я ли? Когда же это у нас было-то? А, как раз во времена «свиных рыл», которые боялись, что я им повешу на шею вы****ка от другого мужика. Другого –не было и в помине. К счастью, и вы****ков не было.

Почему же я сейчас чувствую себя как они? Будто мне повесили на шею ребенка от другой бабы? Резали-то меня? Так за что же меня резали и после резни промедолом дразнили? Что это было вообще?