5

               
     Наутро он проснулся с тяжелой головой, как бывало обычно после подобных контактов, и подумал: «Ерунда! Привиделось!» Но оставался целый день  в мандраже, так как знал: сегодня будет выдаваться зарплата, многие разъедутся по своим городам, ну, и побьют его заодно. Вечером за окном сгустились сумерки. Столпились и охранники внизу под окнами. Из здания выходили уже с деньгами. Тут же в ларьке покупали пиво. Не расходились и не поднимались наверх в комнаты, где находился один Роберт, а что-то шумно и весело обсуждали, украдкой поглядывая на второй этаж, на окна. Парень решил не выходить на улицу, если начнется. В комнате у множества его врагов будет мало маневра, они станут мешаться друг другу, а он постарается подороже продать свою бедную шкурку.
     Роберт все еще поглядывал в окно, когда вдруг возле компании шумных охранников, затормозил черный тонированный микроавтобус, чуть не подавив передних. Послышались возмущенные возгласы, которые тут же успокоили выскочившие из автомобиля спецназовцы и уткнули всех лицами в асфальт. Они что-то поспрашивали у лежащих на земле, немного попинали их, подняли троих, повели бегом, сунули в машину. Хлопнули дверцей и надавили на газы и скрылись из вида. Остальные, полежав немного, начали приходить в себя, материться, трясти и разминать затекшие руки, и отряхаться от дорожной пыли, где они все еще недавно смирно валялись.
     «Минус три!» - радостно и удивленно подумал Роберт. Но вскоре он понял, что радоваться и удивляться еще очень рано. Происшествие только поначалу озадачило и привело в растерянность подвыпившую толпу мужиков в черных форменных одеждах с желтыми нашивками на спинах «ОХРАНА». Теперь же они оправились, подбавили внутрь алкоголя покрепче и, судя по красным шеям накалились. Послышались крики: «Пойдем уже, разберемся!» Но все еще отчего-то стояли и кого-то ждали. Вскоре со стороны большого магазина появился Иван с добавкой горячительных напитков в пакете. Его встретили восторженным ревом, как героя. Иван был уже, судя по выразительной походке, пьян. Он неловко пытался попасть рукой в карман, чтобы, видимо, положить сдачу.  Наконец, ему удалось, только вот из кармана, куда Иван так силился засунуть железную мелочь, выпал клочок бумаги. Его тотчас же подобострастно поднял, пытаясь угодить и помочь одновременно один из подоспевших охранников. Пока другие братались с Иваном. Тот, который поднял бумажку, неожиданно задержался взглядом на ней и принялся изучать ее. И когда толпа уже направлялась внутрь здания общежития, он что-то закричал им и замахал рукой. Часть отделилась и пошла к нему, другая часть, выкрикивая недовольные слова, нетерпеливо топталась у самого входа. Те прокричали этим.  Эти и те поняли. И нестройно, но довольно быстро соединились воедино. Вытолкнули из толпы, словно из морских глубин моллюска на берег, Ивана. Потом опять втолкнули. В следующий раз Иван уже сам попытался вырваться из тесного круга товарищей, но те еще теснее сомкнулись и устремились к ближайшей сосновой роще, как бы мирно и с любовью поглаживая его кулаками.   
     Как Роберту потом рассказали, маски-шоу устроил сам директор трем проворовавшимся охранникам. Они охраняли парфюмерный магазин и повадились таскать дорогие женские духи и продавать их на сторону, естественно в два раза дешевле. Ну, начальник и устроил показательное задержание у всех на глазах, чтобы и другим неповадно было. Благо, у него, ветерана горячих точек связи среди полицейского сообщества были обширные, и ему этот цирк ничего не стоило устроить. Бумага, выпавшая из кармана Ивана, содержала список охранников по именам и «подвигов», которые они совершили. Иван – стукач! Его крепко побили и отпустили в родные края с четким указанием никогда больше здесь не появляться. Роберту принесли извинения и зауважали. Тем более, работу свою он выполнял хорошо, и последнее недоразумение, состоявшее в недоверии к нему, было устранено.
     Жизнь теперь у Роберта покатила к лучшему. Он получил самые денежные дежурства на самых спокойных местах. В свободные от работы дни (работал сутки через трое) ездил в Москву и проходил собеседования, не теряя надежды найти себе статусное поле приложения своих молодых сил. Там же он познакомился с девушкой из Подмосковья и у них завязались искренние и доверительные отношения. В общем и целом жизнь налаживалась к лучшему. Вот только директор охранного отделения стал с недавнего времени как-то недобро коситься на него и глядеть исподлобья.
     Сакралион ждал воли Бога на том же месте. Скоро сквозь пепельно-мрачную долину, испещренную страданиями душ, должно прокатиться необычное Солнце, Свет которого в миллиарды раз ярче любого космического светила и ласковее обжигающего огня. Сколько времени прошло с того, как он ожидал, никто не скажет, ибо здесь время не шло, а царила вечность. Но вот вспыхнула искра и погасла рядом. Совсем не этого ожидалось. Крылья сложены и небосклон опять хмур. С ним беседует Верховный Ангел.
- Сакралион! Ты ослушался!
- Да. Ваша Милость!
- Ангелам нельзя напрямую вмешиваться в жизнь своих подопечных!
Сакралиону нечего было на это возразить. Он потупил взор и склонил низко голову, почти спрятал ее в крылья. Поэтому Господь и не посетил его. Теперь понятно.
- Ты вступил в сговор с нашими врагами! Ты отвратил побои-скорби от человека. Поэтому бесам за твое ослушание попускается особо искушать твоего заключенного в грехах!
Верховный Ангел для пущей торжественности и серьезности взыскания заблистал очами, но это было излишней строгостью. Сакралион почти весь спрятался в белые перья, которые тут же опадали на сожжённые камни и глину, и неискушенному зрителю со стороны могло показаться, что в хмурой, бесцветной местности внезапно пошел крупный снег.
- Но и это еще не все! – продолжал пугать Верховный Ангел! – На тебя свершится нападение демонов! Устоишь – станешь крепче! Не устоишь – погибнешь сам и потянешь в бездну своего подопечного!
Снова вспыхнул свет и погас. То – взлетел и пропал верховный Ангел. И в тот же миг серость сгустилась и превратилась в темноту, а темнота усилилась в черноту, и из той черноты послышался визг и скрежет зубовный и иссиня-фиолетовые молнии впереди топота копыт, рогов и свиных рыл.
Сакралин, выставив крылья вперед перед собой, как щиты, заголосил:
- Живый в помощи Вышнего, в крове Бога Небесного водворится…
     Первый натиск был столь силен, что ангел не удержался на ногах и заскользил к самому краю этого пограничного мира, являющегося тонкой чертой между началом райских мест и преддверием ада. Второй слабее. И все потому что, Сакралион ни на минуту не ослаблял молитвы. Хотя он уже обгорел, но решил держаться до последнего, ибо от его способности противостоять зависела жизнь Роберта-Пафнутия. А мускулистые, отчаянно злые звери прижимали к земле и теснили все больше. И когда сознание Ангела замутилось и померкло, то он почувствовал некое странное изменение, точно из материального мира пришла помощь. Кто-то оттуда молил о помощи Отца Небесного. Молитва от неизвестного ему помощника прибавила Ангелу сил. Он расправил крылья и стал бить уменьшающихся в размерах и визжащих от страха демонов острыми краями перьев, точно косами. Потом еще завертелся вокруг своей оси по часовой стрелке, и получилась настоящая демонорубка. Слуги дьявола разлетались на куски, лопались и отступали. И вслед за этим всем следовало всеобщее постепенное посветление и просветление приграничных областей тьмы.
     В этот день чувство необъяснимой тревоги не покидало Роберта. Он ощущал то внезапную радость, то резкое раздражение и сонливость. После короткого, но плотного обеда, парня все-таки одолел сон. Но сон напал странный: неглубокий, скорее дрема, когда все вокруг слышишь и чувствуешь, а пошевелиться не можешь. И будто бы он услышал заискивающие, и даже сладкие голоса «исполнителей желания». Они требовали, чтобы Роберт загадал бы им свои новые желания, которые они должны были бы исполнить. И тут через Роберта прорезался Пафнутий. Он сказал им: «Хочу молиться!» И сразу сладкоголосый рой голосов превратился в демонический вой и рев, по ужасу и безобразности превышающий озвучку самого страшного фильма ужасов. Роберта прошиб холодный пот. Он испугался, а Пафнутий не растерялся и зашептал :Отче Наш… И понял: этим голосам неприятна его молитва, они боятся ее. Их напор и желание испугать его быстро пошло на спад, а молитва тем временем крепла и становилась громче. И помогала побороть скованность членов тела. Парень сначала задвигал пальцами, потом руками и, набравшись сил, перевернулся на другой бок, а потом и вовсе соскочил с кровати, оглядываясь по сторонам. Но никого и ничего рядом с ним не было. Комната покоилась в оглушающей пустоте.
     И вот тут он понял, что не выдержит этого внутреннего напряжения, что он сойдет с  ума и ему необходимо расслабиться. Поэтому тотчас сорвался на рысцу и побежал в туалет. Освободившись от ноши, удовлетворения и расслабления не получил. Ощутил тяжелое опустошение, как будто внутри его всего растянули и порвали и таким оставили – раненным и не зашитым. Еще в области паха как-то странно заныло, точно там могли быть зубы, которые теперь вдруг заболели.
     Все оставшиеся дни Роберта охватывала непонятная лихорадка. Он делал это много и часто. По поводу и без. Стоило ему лишь подумать о сексе, или увидеть женские ягодицы обтянутые в джинсу. Он даже прекратил встречаться с Мариной, с девушкой с которой он познакомился на собеседовании. Хотя они по-прежнему виделись регулярно. Кандидатов прошедших собеседование отправили на обучение.  Успешным курсантам обещали работу.
    После того случая с неудавшейся «темной» для Роберта и внезапного разъяснения всех обстоятельств в пользу парня, его зауважали в суровом коллективе охранников, где были, наряду с оболдуями и случайно на время затесавшимися, серьезные парни, прошедшие современные молниеносные войны, имеющие награды и ранения. Особенно прикипел к нему участник двух чеченских конфликтов, немолодой, но спортивный мужик по имени Михаил, который до этого являлся главным инициатором наказания Роберта за якобы доносительство, и злейшим его недоброжелателем. Они поставили работу ЧОПа на более высокий уровень.