7

               
     Неожиданная потеря работы заставила внутренне  понервничать парня. А расслабляться он привык сам с собой в туалете, или другом укромном одиноком месте. Он стыдился такого одиночного блуда, незаметно, исподволь вошедшего в привычку и с тех пор, как Роберт попробовал первый раз, многократно усилившегося. Сначала у него это происходило время от времени, после неудачи, напряженного трудового дня, потом раз в месяц, неделю, через день, и вот уже непонятная необходимость заставляла делать почти каждый день. Парень заметил – у странного дела, которым он крепко увлекся, есть побочные явления: он поглупел, стал забывчивым, раздражительным и конфликтным.  На работе лез в неудобные и бестолковые споры, которые ухудшали отношения с начальством и подчиненными. Роберту уже не хватало своих фантазий из головы. Он нашел интернет-клуб и просиживал все выходные ночи там (ночью было дешевле), шныряя по будоражащим и возбуждающим плоть сайтам. С Мариной и не встречался вовсе. Парень вдруг сделал странное для себя открытие: девушки не нужны, ведь можно обойтись, как говориться, своими силами. А совсем недавно, сидя на кухне в общаге и попивая чай, поймал себя на мысли, что ищет крюк, или какое-нибудь надежное крепление на потолке, чтобы удавиться к чертовой матери.  Такой образ мыслительного процесса неприятно поразил и испугал Роберта. Ночами его мучали кошмары. Ему казалось, кто-то блеет, мычит, лает и топчется по нему то ли лапами, то ли копытами. Три раза во сне неизвестный, судя по голосу совсем мальчик, предлагал ему: «Покайся!» И как ему не хотелось этого делать (парень давно отвык от всего церковного), а пришлось, иначе дальше думалось: «Край!»
     В храме пахло ладаном. Мирно горел позолотой иконостас. Успокаивающе потрескивали огоньками свечи. Роберта встретил тихий седенький старичок. Внимательно выслушал и пожалел. Сообщил, бесом блуда мучились многие из праведников и святых, бывало до самой смерти.
- Имя у тебя хорошее – монашеское! – с радостным благоговением произнес батюшка, и отчего-то поклонился ему. – Будь Пафнутием, а не Робертом!
- Как же мне им быть, когда грех, как поесть, совершаю, и когда мне им быть? Я только грешить умею! – честно признался парень.
- А всему свое время! – отвечал старичок, - главное, не отчаиваться!
Перекрестил и отпустил восвояси. Следующим днем на утренней литургии Роберт причастился. И ему вдруг полегчало, и подумалось: все уже закончилось, но оказалось, все только начиналось. Заниматься  с самим собой он не перестал, и ночи теперь превращались в маленький персональный ад. Сны его стали так отчетливы и реальны, что порой казалось, дни – лишь розовая иллюзия того, что на самом деле скрыто от глаз людей. Охарактеризовать этот обман можно было словами героя из знаменитого фильма «Матрица»: козырек, надвинутый на глаза… Во снах Роберт то выстаивал на краю бездны, то погружался в огонь без рыжих всполохов, а черный, как сама безглазая дыра, над которой ему приходилось висеть. То за ним гнался, а догнав, поедал страшный гигантский червь. Причем, поедал не до смерти, хотя ходы в теле, делаемые им должны быть смертельными, но они быстро зарастали и мучения возобновлялись с новой силой. Роберт осунулся и опустился. Перестал мыться и следить за собой и своим внешним обликом. Начальство, видя, что с ним творится неладное, предложило ему отпуск без содержания, или далекую поездку в уездный провинциальный городок, где какой-то московский олигарх по капризу жены, откуда она была родом, отстроил заводы, и теперь производство нуждалось в автоматизации и компьютеризации. Туда, в провинциальную глушь никто не соглашался ехать. А он поехал, решив, что новое место позволит ему развеется и привести мысли, а может быть и всю жизнь в порядок.
«Если я здесь погибаю, - думал Роберт, - то, что же происходит там?»
А там происходило следующее.
     Ангел-Хранитель не мог находиться возле Пафнутия из-за греха, делаемого им, но он мог молиться за него и видеть его, как сквозь мутное стекло из приграничного мира. Сакралион по-прежнему находился в месте, испепеленным последней его стычкой с ордой демонов. Чумазый с обгорелыми крыльями, обливаясь слезами, стоял на коленях и упрашивал Всемогущего помиловать своего подопечного. Каждая капля, вытекающая из  ультрамариновых глаз и падающая на черную теплую глину, тут же застывала в красивую белоснежную стекляшку, преломляющую тусклый свет, слабо проникающий сюда во все цвета радуги. Таким образом, за счет обильно застывающих ангельских слез, вокруг Сакралиона образовался яркий светящийся шар, достигающий высших сфер и вызывающий любопытство, умиление и сожаление у ангельской братии.
     Наконец, после долгого стояния на коленях и плача он вымолил у Господа возможность продолжить земной путь Роберта, с условием сподвигать его на правильную и благоугодную жизнь.  Сам же Ангел-Хранитель получил наказ оставаться на границе света и тьмы и отражать атаки полчищ демонов, даже если ему придется не выдержать и рассеяться на сияющие белизной частицы и больше никогда уже не соединиться воедино и не представлять из себя Сакралиона, а пребывать в таком состоянии до особого соизволения Бога. Ангелы не знают смерти, но умеют переживать, мучиться и тосковать по людям-грешникам, к которым они приставлены.