Мои женщины Сентябрь 1963 Как Ходжа Насреддин

Мои женщины. Сентябрь 1963. Как Ходжа Насреддин.

Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

Иллюстрация: Соловьёв Леонид Васильевич. «Повесть о Ходже Насреддине: Возмутитель спокойствия (1940). Очарованный принц (1950), Лениздат. 1956 г. Это обложка именно той книги о Ходже Насреддине, которую я читал в 1963 году. Эта книга и её герой – Ходжа Насреддин – стали моим личным жизненным справочником, пособием для самообучения умению общаться легко, свободно, остроумно, весело, находчиво и насмешливо. Насмешкой, шуткой и юмором я компенсировал свою физическую слабость и принципиальное нежелание добиваться в жизни желаемого локтями и кулаками.

Сентябрь 1963 года мне запомнился известными событиями в нашей стране и в мире, среди которых: в день начала наших учебных занятий в школе 2 сентября 1963 года состоялась конференция в Амране 500 шейхов племён Северного Йемена, мусульманских богословов и представителей властей Йеменской Арабской Республики по вопросу о будущем страны – быть ей республикой или нет. Шейхи (мне нравилось это слово) выбрали республику. В этот же день Президент Ирака маршал Абдул Салам Ареф подписал в Дамаске договор об экономическом союзе Сирии и Ирака.
 
Мне тоже понравилось имя этого маршала-президента – Адул Салам, которое напомнило мне присказку Ибн Хазма, автора книги «Ожерелье голубки», которую использовал автор замечательной книги «Повесть о Ходже Насреддине. Возмутитель спокойствия» Леонид Васильевич Соловьёв:

«Эту историю передал нам Абу-Омар-Ахмед-ибн-Мухаммед со слов Мухаммеда-ибн-Али-Рифаа, ссылавшегося на Али-ибн-Абдаль-Азиза, который ссылался на Абу-Убейда-аль-Хасима-ибн-Селяма, говорившего со слов своих наставников, а последний из них опирается на Омара-ибн-аль-Хаттаба и сына его Абд-Аллаха, - да будет доволен аллах ими обоими!».

Эта присказка звучала в художественном исполнении в стиле старика Хоттабыча из одноимённого кинофильма, как музыка. Я заучил эту присказку наизусть и часто повторял её, как скороговорку, тренируя своё умение говорить и произносить незнакомые и трудные слова. Когда я впервые сказал эту присказку на уроке литературы и чтения, Нина Андреевна Тимонина удивилась, мол откуда это? Я ответил, что из повести о Ходже Насреддине. Нина Андреевна поинтересовалась, как я мог читать эту «взрослую» книгу, а я честно ответил, что читал её мой старший брат и заразительно смеялся, а я потом украдкой брал эту книгу и тоже читал.

Нина Андреевна предложила мне после уроков, на занятиях в классном кружке, пересказать несколько историй о Ходже Насреддине из этой книги. Я рассказал, причём «в лицах» и так, как рассказывал своим юным друзьям на улице, то есть, изображая и Ходжу Насреддина, и его осла, и султана, и ростовщика Джафара. После этого мои одноклассники немедленно возгорелись желанием прочесть эту замечательную повесть о Ходже Насреддине, фольклорном герое народов Средней Азии и Ближнего Востока, а также Турции, Азербайджана, Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана, Таджикистана и Туркменистана.

Самая известная и знаменитая остроумная притча о Ходже Насреддине такая:
Поспорил как-то Ходжа Насреддин с эмиром Бухары, что научит своего ишака читать Коран лучше, чем его читает и знает эмир.
- Это невозможно! – вскричал эмир Бухары.
- Дайте мне кошель золота и 20 лет срока, и я научу моего ишака богословию! – уверенно заявил Ходжа Насреддин.
- Хорошо, - в запале спора согласился эмир Бухары. – Но если ты не научишь осла читать Коран и богословию, то клянусь Аллахом, я прикажу отрубить тебе голову.
- Согласен, - сказал Ходжа Насреддин и они ударили по рукам.
Ходжа Насреддин и его ишак продолжили свой жизненный путь и всюду Ходжа Насреддин брал своего ишака в придорожные чай ханы, располагал его возле себя, ставил перед ним пюпитр с богословскими книгами и когда ишак мотал головой или ревел, переворачивал перед ним страницы.
Люди вскоре узнали о споре Ходжи Насреддина и эмира Бухары, ужасались злой судьбе этого несчастного, жалели его, дивились на ишака, который только и умел, что реветь по ишачьи и поедать лепёшки, которыми кормили сердобольные люди ишака и его хозяина. При этом все отмечали, что ни Ходжа Насреддин, ни его ишак не выглядели печальными или больными на голову.
- Почему ты не боишься, что проиграешь спор, и эмир Бухары отрубит твою голову? – спрашивали люди и Ходжа Насреддин, хитро улыбаясь, отвечал им.
- За двадцать лет кто-нибудь из нас троих обязательно умрёт – или эмир Бухары, или ишак, или я. А тогда кто проверит, кто из нас троих лучше знал и читал Коран и богословие?

Мои одноклассники поняли суть этой притчи по-разному, но в главном были едины – Ходжа Насреддин остроумный и находчивый человек. Я не зря рассказал им эту притчу и другие истории о Ходже Насреддине. Я сам хоте быть, как Ходжа Насреддин – ироничным, весёлым, неунывающим, умным, сообразительным, простым и значимым одновременно, скромным героем, борцом с несправедливостью, помощником простым людям, их защитником, обычным и одновременно необычным человеком.

Многое в своём поведении, в манере разговаривать и в своих поступках я взял от образа Ходжи Насреддина, который был очень похож на моего друга деда «Календаря» из деревни Дальнее Русаново. Жаль только, что в повести о Ходже Насреддине не совсем ярко был представлен образ его любимой женщины, которую он спасал от рабства в гареме султана, но тоже млел от ощущений и чувств, которые испытывал Ходжа Насреддин, общаясь с ней, со своей феей красоты и страсти.

Однако, героиня повести о Ходже Насреддине не годилась мне в образы моей Феи красоты и страсти. Мне нужна была другая, не восточная женщина-красавица, а наша русская девочка или девушка, похожая внешне и по характеру на Валю Архипову, которая одновременно была моей любимой и моей соперницей, чуть ли не врагом. Мой театральный рассказ о Ходже Насреддине и тот интерес, который ребята проявили к этому герою и к повести о нём, опять отшатнули от Вали её окружение, она почувствовала ослабление интереса к ней. Нужно было вернуть пошатнувшийся авторитет, и Валя тоже придумала интересное дело – коллективные походы своей компанией в кино с последующим гулянием по городу и обсуждением увиденных фильмов. Меня в кино она и её ближнее окружение не звали…

Ну и не надо! Мне и так было хорошо, потому что на выходные наши родители обязательно отпускали нас с Юрой в кино. Юра, правда, не очень-то хотел ходить вместе со мной на дневные «детские» сеансы, но разница в цене на билеты была для нас существенная, а новое кино посмотреть хотелось, чтобы потом было о чём разговаривать с друзьями, поэтому Юра, скрепя сердце и свой жгучий темперамент, выполнял поручения родителей и «водил» меня в кино, как маленького…

Мне очень хотелось ходить в кинотеатр нашего городского Клуба культуры и отдыха Черепетской ГРЭС со своей компанией школьных и уличных друзей, но пока что-то не получалось. Виной тому была моя мышечная слабость и неспособность физически постоять за себя и за друзей, а район, где находился городской клуб-кинотеатр, был «верховский», а это значит, что меня обязательно остановят хулиганы, отберут деньги, обидят или побьют. Я очень страдал и мучился от недостатка силы в моих руках и мышцах, но пока приходилось терпеть и осторожничать.

Однако я компенсировал свои физические недостатки юмором, находчивостью и скрытой насмешкой, которой мастерски владел знаменитый народный герой Ходжа Насреддин. Я постоянно тренировался в умении, как Ходжа Насреддин, отвечать на грозные или неудобные требовательные вопросы усмешливо, внешне миролюбиво, но с «подтекстом». Главное при этом – это «не будить лихо, пока оно тихо», то есть не раздражать и не сердить соперника, а ошарашивать его, ввергать в оторопь, в ступор либо своим неожиданным отвлекающим ответом, либо встречным вопросом, на который тугодуму трудно было ответить.

Я читал, перечитывал, вновь читал некоторые места в повести о Ходже Насреддине, чтобы запомнить, взять на вооружение его остроты, обороты речи, хитроумные приёмы обескураживания сильных и властных противников. Первым и самым ближайшим объектом для таких моих тренировок, естественно, был мой горячий и быстро воспламеняемый старший брат Юра. Например, Юра мгновенно переключался со своего требования ко мне на яростную самозащиту, когда восклицал: «Ты что, думаешь, что я дурак, что ли, ничего не понимаю?!», на что я неизменно отвечал: «Нет, я так не думаю» и невинно добавлял: «Это так видно». Этому приёму, кстати, научил меня мой папа, который также внимательно читал и перечитывал повесть о Ходже Насреддине и всячески меня поддерживал в научении вести себя так же, как Ходжа Насреддин.

- Молодец, Сашок, - говорил мне мой папа. – Учись давать отпор не кулаками, а умом. Соображай, прогнозируй возможное поведение, поступки и действия своего соперника. Изучай его характер, темперамент, повадки и привычки. Увидишь, в чём твой противник силён или слаб, значит, найдёшь способ его нейтрализовать.
- Главное, - сказал мне веско, но весело мой папа, - применяй самое сильное оружие во взаимоотношениях между людьми – насмешку. Только помни всегда мудрые слова нашей мамы: «Шутка, читай насмешка, хороша своей мимолётностью; повторенная дважды она превращается в издевательство». Смотри, не переборщи с насмешкой или шуткой, не обидь человека, а то получишь по справедливости за издевательство.

Я запомнил слова папы и мамы, поэтому шутил с моим старшим братом Юрой так. что он не сразу понимал смысл и значение моей шутки или насмешливых слов. При этом, если до Юры «доходило» то, что я хотел ему сказать или выразить, то он, уже поднаторевший в чтении книги о Ходже Насреддине, замечал мои скрытые намёки и шуточки, не обижался, не ярился, а старался сам изобрести что-нибудь подобное, но у него шутки и насмешки получались грубыми, агрессивными, обидными. Что поделаешь, у нас с Юрой была разница в характерах и темпераментах…

Юре очень нравилось читать книги бегло, выискивая в них интересные места, а я читал последовательно, чтобы проникнуться не только содержанием, но и формой текста. Например, мне очень нравилось начало первой главы первой части повести о Ходже Насреддине «Возмутитель спокойствия». Мне виделся этот текст, как кино, как живая картина, как сон, как действие, как живые персонажи и я даже слышал, читая текст, как они говорят. Вот послушайте… (далее большая цитата из «Повести о Ходже Насреддине» Леонида Васильевича Соловьева, Лениздат, 1956 г.).

Тридцать пятый год своей жизни Ходжа Насреддин встретил в пути.
Больше десяти лет провел он в изгнании, странствуя из города в город, из одной страны в другую, пересекая моря и пустыни, ночуя как придется — на голой земле у скудного пастушеского костра, или в тесном караван-сарае, где в пыльной темноте до утра вздыхают и чешутся верблюды и глухо позвякивают бубенцами, или в чадной, закопченной чайхане, среди лежащих вповалку водоносов, нищих, погонщиков и прочего бедного люда, с наступлением рассвета наполняющего своими пронзительными криками базарные площади и узкие улички городов. Нередко удавалось ему ночевать и на мягких шелковых подушках в гареме какого-нибудь иранского вельможи, который как раз в эту ночь ходил с отрядом стражников по всем чайханам и караван-сараям, разыскивая бродягу и богохульника Ходжу Насреддина, чтобы посадить его на кол…

Через решетку окна виднелась узкая полоска неба, бледнели звезды, предутренний ветерок легко и нежно шумел по листве, на подоконнике начинали ворковать и чистить перья веселые горлинки. И Ходжа Насреддин, целуя утомленную красавицу, говорил:
— Пора. Прощай, моя несравненная жемчужина, и не забывай меня.
— Подожди! — отвечала она, смыкая прекрасные руки на его шее. — Разве ты уходишь совсем? Но почему? Послушай, сегодня вечером, когда стемнеет, я опять пришлю за тобой старуху.
— Нет. Я уже давно забыл то время, когда проводил две ночи подряд под одной крышей. Надо ехать, я очень спешу.
— Ехать? Разве у тебя есть какие-нибудь неотложные дела в другом городе? Куда ты собираешься ехать?
— Не знаю. Но уже светает, уже открылись городские ворота и двинулись в путь первые караваны. Ты слышишь — звенят бубенцы верблюдов! Когда до меня доносится этот звук, то словно джины вселяются в мои ноги, и я не могу усидеть на месте!
— Уходи, если так! — сердито говорила красавица, тщетно пытаясь скрыть слезы, блестевшие на ее длинных ресницах. — Но скажи мне хоть свое имя на прощание.

— Ты хочешь знать мое имя? Слушай, ты провела ночь с Ходжой Насреддином! Я — Ходжа Насреддин, возмутитель спокойствия и сеятель раздоров, тот самый, о котором ежедневно кричат глашатаи на всех площадях и базарах, обещая большую награду за его голову. Вчера обещали три тысячи туманов, и я подумал даже — не продать ли мне самому свою собственную голову за такую хорошую цену. Ты смеешься, моя звездочка, ну, дай мне скорее в последний раз твои губы. Если бы я мог, то подарил бы тебе изумруд, но у меня нет изумруда, — возьми вот этот простой белый камешек на память!

Он натягивал свой рваный халат, прожженный во многих местах искрами дорожных костров, и удалялся потихоньку. За дверью громко храпел ленивый, глупый евнух в чалме и мягких туфлях с загнутыми кверху носами — нерадивый страж главного во дворце сокровища, доверенного ему. Дальше, врастяжку на коврах и кошмах, храпели стражники, положив головы на свои обнаженные ятаганы. Ходжа Насреддин прокрадывался на цыпочках мимо, и всегда благополучно, словно бы становился на это время невидимым.

И опять звенела, дымилась белая каменистая дорога под бойкими копытами его ишака. Над миром в синем небе сияло солнце; Ходжа Насреддин мог, не щурясь смотреть на него. Росистые поля и бесплодные пустыни, где белеют полузанесенные песком верблюжьи кости, зеленые сады и пенистые реки, хмурые горы и зеленые пастбища, слышали песню Ходжи Насреддина.

Он уезжал все дальше и дальше, не оглядываясь назад, не жалея об оставленном и не опасаясь того, что ждет впереди. А в покинутом городе навсегда оставалась жить память о нём.

Как я хотел научиться так же образно, легко и просто, и в то же время тонко и умно, писать в своём дневнике и школьные сочинения! Как я хотел также доброжелательно, но в то же время остроумно и находчиво говорить, отвечать, общаться! Эта книга стала моей настольной книгой на весь остаток времени 1963 года. Я неизбежно начал в чём-то подражать литературному герою Ходже Насреддину, при этом оставаясь самим собой.