Блок. Ночь - прочтение
Маг, простерт над миром брений,
В млечной ленте – голова.
Знаки поздних поколений –
Счастье дольнего волхва.
Поднялась стезею млечной,
Осиянная – плывет.
Красный шлем остроконечный
Бороздит небесный свод.
В длинном черном одеяньи,
В сонме черных колесниц,
В бледно-фосфорном сияньи –
Ночь плывет путем цариц.
Под луной мерцают пряжки
До лица закрытых риз.
Оперлась на циркуль тяжкий,
Равнодушно смотрит вниз.
Застилая всю равнину,
Косы скрыли пол-чела.
Тенью крылий – половину
Всей подлунной обняла.
Кто Ты, зельями ночными
Опоившая меня?
Кто Ты, Женственное Имя
В нимбе красного огня?
19 ноября 1904
«млечная лента» – Млечный путь
«Поднялась стезею млечной» – ночь поднялась
«Красный шлем» – двурогий месяц
«пряжки риз», «циркуль» – созвездия
«Кто Ты…» – ночь
Напомню стихотворение-главку из маленькой поэмы «Молитвы» из книги «Распутья» –
«3. Ночная
Они Ее видят!
В. Брюсов
Тебе, Чей Сумрак был так ярок,
Чей Голос тихостью зовет, —
Приподними небесных арок
Всё опускающийся свод.
Мой час молитвенный недолог —
Заутра обуяет сон.
Еще звенит в душе осколок
Былых и будущих времен.
И в этот час, который краток,
Душой измученной зову:
Явись! продли еще остаток
Минут, мелькнувших наяву!
Тебе, Чья Тень давно трепещет
В закатно-розовой пыли!
Пред Кем томится и скрежещет
Суровый маг моей земли!
Тебя — племен последних Знамя,
Ты, Воскрешающая Тень!
Зову Тебя! Склонись над нами!
Нас ризой тихости одень!
Март-апрель 1904»
И ещё один отрывок.
Из статьи «О современном состоянии русского символизма»:
«…теург отвечает на призывы:
В эту ночь золотисто-пурпурную,
Видно, нам не остаться вдвоем,
И сквозь розы небес что-то сдержанно-бурное
Уловил я во взоре Твоем.
Буря уже коснулась Лучезарного Лика, он почти воплощен, то есть – Имя почти угадано. Предусмотрено все, кроме одного: мертвой точки торжества. Это – самый сложный момент перехода от тезы к антитезе, который определяется уже a posteriori [На основании предшествующего опыта (лат.)] и который я умею рассказать, лишь введя фикцию чьего-то постороннего вмешательства (лицо мне неизвестно). Вся картина переживаний изменяется существенно, начинается "антитеза", "изменение облика", которое предчувствовалось уже в самом начале "тезы". События, свидетельствующие об этом, следующие.
Как бы ревнуя одинокого теурга к Заревой ясности, некто внезапно пересекает золотую нить зацветающих чудес; лезвие лучезарного меча меркнет и перестает чувствоваться в сердце. Миры, которые были пронизаны его золотым светом, теряют пурпурный оттенок; как сквозь прорванную плотину, врывается сине-лиловый мировой сумрак (лучшее изображение всех этих цветов – у Врубеля) при раздирающем аккомпанементе скрипок и напевов, подобных цыганским песням. Если бы я писал картину, я бы изобразил переживание этого момента так: в лиловом сумраке необъятного мира качается огромный белый катафалк, а на нем лежит мертвая кукла с лицом, смутно напоминающим то, которое сквозило среди небесных роз.
Для этого момента характерна необыкновенная острота, яркость и разнообразие переживаний…»
Необыкновенная острота, яркость и разнообразие переживаний – с точки зрения биографических особенностей – понятна: молодой Блок в 1905 году освобождался от тяжкой влюблённости в Л.Д. – такой, которая была, как по словам Пушкина:
«…Всегда, везде одно мечтанье,
Одно привычное желанье,
Одна привычная печаль…»
А если простой прозой, то это думаешь о любимой 24 часа в сутки (ночью она снится), а она – любимая – категорически не совпадает с тобой. И привыкаешь ко «всегдашней суровости» в её присутствии, а в её отсутствии осознаёшь, что жизнь теряет смысл. Недаром в его стихах тема рабства – постоянна.
И вдруг замечаешь: существуют и другие женщины, а не только она, существуют и другие чувства, а не только к ней… И это так необычно, так ярко, так… разнообразно…
Вот только биография Блока неразрывно связана с теургией, и его освобождение суть измена.
А в сюжете книги отметим, что в этом стихотворении ярко проявилась «антитеза символизма Блока» – «мертвая точка торжества», «в лиловом сумраке необъятного мира качается огромный белый катафалк, а на нем лежит мертвая кукла с лицом, смутно напоминающим то, которое сквозило среди небесных роз.»
Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
«– В сонме черных колесниц... и след. – Ср. у Тютчева в стих. "Есть некий час в ночи ... ": "И в оный час явлений и чудес // Живая колесница мирозданья // Открыто катится в святилище небес".
– Кто Ты, зельями ночными и след. – Белый отвечает на эти вопросы:
«Люцифер!
Очень долго сидели с А.А. на диване в ту ночь, он – читал мне набросанную "Ночную фиалку" ( ... ), а мне было душно; срывалось с души:
Кто Ты, зельями ночными
Опоившая меня?»
(Белый., 2. С. 285)»
;
Свидетельство о публикации №221022200812