Л. Хаусмен. Сказка о Принцессе на клумбе

   Перевод сказочной повести Лоренса Хаусмена (Laurence Housman) “The Bound Princess”, 1898.
   Иллюстрации: Клеменс Хаусмен (Clemence Housman).
   © Перевод. Олег Александрович, 2017 – 2021
   ***
   Читать перевод повести с иллюстрациями К. Хаусмен (Clemence Housman) можно здесь: https://oleg-alexandrovich.dreamwidth.org/1019443.html — и далее по ссылке.

   1. Огнеядцы

   Когда-то в давние, незапамятные времена жил-был человек с очень большой головой — ни у кого из всех живущих на земле людей головы такой громадной не было. И набита была под завязку голова его такая самыми разнообразными знаниями, какие только сумел собрать он со всех четырех краев белого света, и всякий называл его мудрейшим человеком из всех, кого знает и знал во все эпохи наш мир. «Если б смог еще и жену подыскать я себе, — говорил иногда этом мудрец, — столь же мудрую средь женщин, каков я средь мужчин — какой же чудный род головастых, многоумных людей подарили бы тогда мы с ней этому миру!»

   Долго, очень долго искал он себе в жены подходящую ему в пару невесту, и наконец сыскал: девицу, чья голова одарена была всею премудростью, какую только можно было насобирать со всех земель под небесами.

   Хотя и жених, и невеста были уже очень старыми, на их свадьбу съехались все короли из ближних и дальних стран — чтобы предложить себя в крестные отцы их ребенку: первенцу нового рода человечества, начало которому они положат.

   Но увы, к огорчению отца и матери, родившийся у них мальчик обещал, по всем приметам, вырасти вовсе не мудрецом, а недалеким простаком, а другое дитя, которое могло бы стать надеждой на исправление ошибки с первым, так у них и не родилось.

   Что из первенца вырастет простак и тупица, сомнений не было: головой природа его оделила маленькой, а руки и ноги были у него большими и крепкими; и бегать выучился он гораздо раньше, нежели решать арифметические задачки. Едва не убитые горем отец с матерью нарекли своего сына Неумником, не прибегнув в том к помощи ни одного из крестных отцов королевских кровей, после чего, отставив в сторону все заботы о его воспитании и обучении, умыли свои мудрые руки.

   Неумник же благополучно подрастал и был по-своему вполне доволен своим житьем-бытьем. Но когда отец его, а за ним вслед и мать умерли, остался он на белом свете один-одинешенек — без друзей и близких.

   Некое время кормился Неумник припасами еды, какие можно было еще сыскать в доме — пока наконец не остались в нем лишь мебель да голые стены.

   Однажды, когда холодной зимней ночью сидел он перед огнем у очага, гадая, где и как сможет он завтрашним утром раздобыть себе пищу для завтрака, послышался вдруг снаружи топот чьих-то ножек, и в дверь — невысоко от порога — кто-то постучал. Донеслось до его слуха и слабое шипение с потрескиванием — словно от языков пламени, лижущих снаружи древесину стены.

   Неумник открыл дверь и вгляделся в ночную темь. У порога стояли перед ним, тесно прижавшись друг к другу, семеро человечков: ростом не более трех футов, с острыми морщинистыми лицами яркого оранжевого цвета, а в глазах их, казалось, мерцало пламя свечей — как под порывами ветра.

   Завидев Неумника, человечки зажмурили глаза, широко распахнули рты и стали указывать в них своими оранжевыми пальцами, — давая, по-видимому, понять хозяину, что они очень голодны. Всех их с ног до головы трясло от холода, хотя юноше показалось, что от гостей исходит тепло — как от слабо горящего костра.

   — Увы! — сказал им Неумник. — В доме моем и корки хлеба не осталось, чтобы хоть чем-то вас угостить. Но вы можете зайти все ко мне и хотя бы обогреться!

   Он коснулся плеча человечка, стоявшего к нему ближе прочих — и сразу одернул руку.

   — Ох! — да это что ж такое!.. И кто вы такие? Я палец себе обжег — едва лишь коснулся тебя, друг!..

   Ничего ему не отвечая, гости трясущимся в ознобе клубком перекатили через порог и едва заметили огонь в очаге, завизжали как стая гончих псов. Разом все бросились они прямо в очаг — лицами к пылающим дровам — и принялись жадно лакать и глотать языки пламени. Дров в очаге было немного; огонь скоро сошел на нет и в конце концов погас. Тогда своими пальцами — которые тоже у них светились как уголья — человечки спешно разворошили горячие головни и угли; из них стали пробиваться ленточки и завитки истощившегося было пламени, и гости затеяли за ними охоту — словно за ускользающими от них, вьющимися синеватыми рыбками-угрями.

   Когда диковинные эти человечки поглотили наконец все до единого язычки огня, они облизали и обсосали свои пальцы, сохранившие, очевидно, вкус съеденного лакомства, но, казалось, оставались они после такого угощения более голодными даже, чем прежде.

   — Еще! Еще! О премудрый Неумник, дай же нам еще чего-нибудь поесть! — закричали они, и Неумник бросил на дотлевающие угли все остатки дров.

   Человечки тотчас принялись неистово раздувать их. Сильное пламя в очаге скоро запрыгало в пляске почти до перекрытий потолка; и пришельцы спешно пожрали его — до последней искринки и до последнего клубочка дыма. Когда и это их не насытило, Неумник разбил и изломал табурет — чтобы бросить его для них в очаг. Вновь раздули они пламя — и поглотили его. За табуретом последовали в очаг обеденный стол, платяной шкаф, большой дубовый сундук и оконные рамы вмести с подоконниками.

   Человечки ели и ели — и никак не могли наесться досыта. Неумник же схватил в руки топор и изрубил на дрова входную дверь, затем выворотил из пола все доски, а из крыши балки и стропила; все было разрублено и брошено в очаг, — но гости оставались голодными.

   — Ничего деревянного у меня здесь не осталось больше, — сказал им Неумник, — кроме самого дома; но если уж так вы голодны — так и быть, угощайтесь!

   Он разбросал все, что оставались в очаге, горящие головни и уголья по углам комнаты; и едва успел выбежать он наружу, как стены и крыша его дома обратилась в огромный трещащий сноп огня. В середине его мог он различить фигурки семерых его гостей: лежа на животах, разгребая руками жар, жадно лакали они языками своими пламя. «Уж теперь-то, — подумал Неумник, — наверняка наедятся они вдоволь!»

   Вскоре огонь поглощен был весь без остатка; на месте дома тускло дотлевали немногочисленные черные головни. Забрезжило морозное утро. Потерявший свое единственное жилище, Неумник сидел и с благодушием взирал на семерых пришельцев, доедающих крупицы его непомерно щедрого угощения.

   Наконец все они поднялись на ноги и подошли к Неумнику, и тот ощутил сильный жар, исходящий от их тел — словно от семи печек.

   — Вот теперь-то мы сыты, о мудрейший Неумник! — воскликнули гости. — Того, чем ты нас сейчас угостил — достаточно!

   — Это, пожалуй, последнее, в чем бы я теперь усомнился, — ответил им Неумник. — Можете ступать с миром своим путем, но прежде дайте же мне ответ: кто вы такие?

   — Мы — огнеядцы. Путь свой держим из очень дальних земель, поэтому о народе нашем никто здесь у вас ничего не знает. Ты сослужил нам великую службу, спасши нас от голодной смерти, и за нее не прочь мы все чем-нибудь тебя отблагодарить.

   — Подайте же тогда совет, как мне самому избежать теперь голодной смерти: где и как добывать можно будет мне с сегодняшнего дня для себя пропитание; и это будет лучшей из лучших от вас для меня платой.

   Тогда тот из пришельцев, кто казался их вожаком, снял с пальца перстень с большим огнестойким камнем, бросил его в снег и сказал:

   — Подожди три часа, пока перстень не остынет, и затем надень его на палец; и пусть мой этот подарок — Перстень-Прелучшатель — остается всегда на твоей руке.  Отныне будет давать тебе он все, чего ты только теперь ни заслуживаешь. Ибо перстень этот облагородит, наделит новыми, лучшими свойствами все, к чему лишь только прикоснется он: простой хлеб превратит он в сытные мясные блюда, воду — в крепкое вино, неудачу — в успех, тяжкий труд — в крепость тела. И еще: всякий раз, когда потребуется тебе наша помощь, подними руку с перстнем вверх и помаши ею; и где бы ты ни был, мы заметим блеск его камня и тотчас явимся к тебе.

   Распрощавшись, гости наклонились и пригнули головы к самой земле, — и кувырком проворно покатились вдаль своим путем; на месте, где минуту назад они стояли, остались семь пар лунок в снегу, со дна каждой излучала свет раскаленная земля.

   Неумник подождал, пока пройдут три часа, поднял перстень, надел его на палец — и тоже отправился в путь, оставив навсегда место, где прожил он до сегодняшнего дня всю свою жизнь.

   В первой, попавшейся ему на пути хижине, он, постучавшись в дверь, попросил для себя корку хлеба и, коснувшись ее Перстнем-Прелучшателем, обнаружил у себя в руке кусок сытного мяса — искусно приготовленный и отменного вкуса. А вода, которую черпал он пригоршнями из придорожного ручья, оборачивалась крепким добрым вином.


   2. Плуг-Скороходец

   Немало миль прошагал Неумник, пока вдруг не обнаружил себя у границы земельных угодий какого-то богатого крестьянина. Зима близилась уже к середине, однако здесь на всех полях на одних полосах подрастали, на других начинали колоситься, а кое-где и были уже готовы к уборке пшеница, рожь, ячмень, овес и другие злаки.

   — Это как же такое возможно, — спросил он первого попавшегося ему на глаза селянина, — что все тут у вас растет и поспевает прямо посреди зимы?

   — О, да ты, верно, ничего и не слыхал пока о чудесном Плуге-Скороходце! Что ж, значит, и тебе, видать, судьба стать невольником моего хозяина…

   — А кто он такой, твой хозяин? И в какую же такую неволю берет он себе людей?

   — Мой хозяин — а он, верь мне, и твоим хозяином вскоре станет — владелец всех этих земель; на них ведет он свое хозяйство, — отвечал старик. — Он богат, он гладок, он лоснится от тука, как и борозды все на его полях, потому что владеет он волшебным Плугом-Скороходцем. О, что за чудо необыкновенное, что за диво дивное — этот Плуг! Он трогает самые потаенные струны в глубинах души всякого, кто лишь только посмотрит на него; он блистает, как лунный луч, а в быстроте бега поспорит он с лучшей арабской скаковой лошадью. Он прогревает землю, какую пашет, так, что семена, брошенные в нее даже зимой, прорастают и дают всходы. Всякий, кто только бросит взор на этот Плуг, навсегда теряет покой, и, возжелав стать его владельцем, теряет затем навсегда и свою свободу. По этой самой причине и суждено-то было нам всем здесь стать батраками-невольниками богача-крестьянина. Знай: стоит только твоему взору пасть на этот Плуг-Скороходец — ты тоже станешь рабом нашего хозяина!

   Неумник побрел через летние и весенние посевы и дошел до голой, не вспаханной еще полосы. На вершине невысокого холма увидел он самого богача-крестьянина, гладкого и румяного, с полным брюшком; рассевшись на земле со всеми возможными удобствами — словно благородный лорд, — он бдительным, тем не менее, взором своих проницательных глаз оглядывал все вокруг себя. Туда и сюда, к нему и от него в даль широкого поля — носилось стремительно по красновато-серой земле нечто серебристо-блестящее.

   Сердце Неумника бешено заколотилось: поскольку чары волшебного Плуга вмиг околдовали его.

   Время от времени доносился до него ясный и громкий звук, который поразил его своим тоном; подобен он был сладкозвучному посвисту некой птицы, только многократно усиленному. Слышался он всякий раз, когда серебристый луч отбегал на весьма дальнее от крестьянина расстояние; заслышав, вероятно, его, Плуг-Скороходец, резко замедлял свой бег, останавливался на месте, разворачивался и стремглав, как стрела мчался обратно — в сторону хозяина.

   Неумник сообразил, что для Плуга посвист этот был зовом к возвращению; Плуг узнавал его, как конь узнает голос хозяина, и мчался с такой быстротой, что аж ветер свистел в его блестящем лемехе.

   Казалось уже Неумнику, что не взор его, а само его сердце следует по пятам за Плугом-Скороходцем — то вниз, в долину, то вверх — к вершине холма. «Я стану несчастнейшим человеком на свете, — думал он, — я умру, ежели не заполучу этот Плуг себе во владение».

   Он подошел к крестьянину; это он тем удивившим Неумника чудным посвистом управлял с холма своим Плугом: то подзывая его к себе, то пуская обратно в поле. Богач широко улыбнулся пришельцу, — той надменно-снисходительной улыбкой человека, которому заранее известно за каким делом к нему пожаловали.

   — Какую цену назвал бы ты мне, — спросил Неумник крестьянина, — за этот твой Плуг-Скороходец, который носится по полю как арабская скаковая лошадь и мчится спешно к вам на ваш зов?

   — Отслужи у меня год, и если в день, когда будешь покидать ты меня, посвистом своим позовешь ты за собой мой Плуг — и он за тобой последует, быть ему твоим! Но ежели он тебя не послушается — останешься ты у меня в работниках до конца своих дней.

   Неумник обратил взор в сторону Плуга-Скороходца в поле, и сердце в его груди широко затрепетало — словно слабо закрепленный парус под сильным ветром; ни одной мысли, ни одного желания не осталось у него больше, как только всегда рядом быть с этим Плугом. И он протянул богачу крестьянину свою руку — чтобы скрепить с ним сделку: стать его слугой на один год, а если не повезет — на всю жизнь.

   Год работал он в хозяйстве крестьянина, и весь год придумывал он способ приручить к себе волшебный Плуг-Скороходец. За Плугом богач-крестьянин не присматривал, под замок и ключ никогда его не запирал: потому что признавал Плуг-Скороходец лишь его собственный голос, и на зов любого чужака идти отказывался.

   Часто по ночам Неумник отправлялся под навес или в поле — где лежал Плуг — и свистал ему, делая попытки вложить в свой посвист мелодию того чарующего тона, что с легкостью слетала с уст фермера. Напрасно: несмотря на все его старания, Плуг-Скороходец ни разу и не пошевелил даже своими лемехами на его зов. Условленный год службы подходил к концу, и Неумник был в отчаянии.

   Но однажды вспомнил вдруг он о своем огнестойком Перстне-Прелучшателе. «Если перстню этому по силам обращать в яства любую скудную пищу и питье, — сказал себе Неумник, — быть может, и посвист мой сумеет сделать он таким, что Плуг станет, наконец, мне повиноваться». Он снял перстень с пальца, приложил его к губам и свистнул — и сердце его перекувыркнулось в груди от восторга. Сомнения не было: то, что слетело сейчас с его губ, превзошло и одолело волшебные чары посвиста хозяина Плуга. Плуг-Скороходец стронулся с места — из борозды, где он лежал, — и, двинувшись плавно в сторону Неумника, прочертил по земле поперечную борозду; после чего тряхнул головой и вернулся к безмятежному отдыху.

   Когда поутру вышел богач-крестьянин в поле, тотчас же приметил он свежевзрытую носом Плуга землю. Неумник, который спрятался заранее вблизи в высокой пшенице, расслышал голос хозяина:

   — Что же такое услышал ты ночью, о, мой лунный луч, мое диво дивное?! Что подвигло драгоценнейшую твою стопу взрыть здесь землю, вот до этого места? Неужто смог забыть ты, с чьей руки ешь ты пишу свою, чей корм был всегда для тебя вкуснейшим лакомством, кто с самой сердечной заботой холит и лелеет тебя?!

   Фермер отправился в дом и вскоре вернулся; с собой он принес чашу с зерном, и Неумник увидел, как Плуг, подняв голову, принялся словно лошадь есть корм с его ладони.

   С радостью в сердце дожидался в тот день Неумник ночи. Времени оставалось у него совсем мало, потому что утром следующего дня надлежало ему либо получить свою плату за год службы и стать владельцем Плуга-Скороходца, либо остаться навсегда в рабстве у богача-крестьянина. Когда стемнело, прихватил он с собой три пригоршни зерна и отправился к Плугу, которого хозяин вновь оставил спать в борозде на поле. Приложив к губам перстень, Неумник негромко, как любовник под окном своей возлюбленной, посвистал сквозь его кольцо. Плуг пошевелился и тотчас поднял голову, словно пытаясь распознать того, кто его позвал.

   — О, мой лунный луч, мое чудо чудное! — зашептал ему Неумник. — Неужто не пойдешь ты за тем, кто накормит сейчас тебя?

   Он протянул Плугу пригоршню зерна, но тот не обратил на такой корм никакого внимание, равно как и на самого кормящего, и отвернулся, намереваясь, очевидно, продолжить свой сон.

   Тогда Неумник, тихо рассмеявшись, опустил Перстень-Прелучшатель в корм у себя в пригоршни, и едва лишь опять протянул его Плугу, почувствовал, как тот, уткнувшись мордой в ладонь, принялся торопливо поедать зерно с его ладони как конь с руки хозяина.

   Затем Неумник опять посвистал сквозь кольцо своего перстня, — и Плуг-Скороходец бросился к нему рывком и побежал вслед за ним как собака.

   Не сомневаясь теперь, что Плуг отныне одного лишь его признает своим хозяином, Неумник повелел ему остаться на своем месте в поле.

   Рано утром он поспешил свидеться с богачом-крестьянином.

   — Отдай же теперь мне плату за мою службу у тебя, — заявил ему Неумник, — и позволь на том отправиться своею дорогой!

   — Что ж, забирай мой Плуг — да и можешь уходить! — рассмеявшись, ответил ему крестьянин.

   Неумник снял с пальца Перстень-Прелучшатель, вложил его между губ и дунул сквозь кольцо его: и вмиг как лунный луч, как арабский скакун примчался с поля Плуг-Скороходец на его зов. Новый хозяин вскочил ему на спину и крикнул:

   — Неси меня прочь из этих мест, о мой лунный луч, о чудо красоты дивной! Мчись во весь опор и не останавливайся, пока не повелю я тебе!

   Напрасно изумившийся, а затем и вышедший из себя от ярости богач-крестьянин свистал и бросал им вслед горсти овса и риса; отныне лишь посвист Неумника был для ушей Плуга-Скороходца зовом хозяина, а пища из его рук стала теперь для него слаще всего на свете.


   3. Колодец Жажды

   Побег удался; с неистовой быстротой, утеряв чувство времени мчались и мчались они нигде не останавливаясь. Ров, процарапанный Плугом вокруг земного шара в день тот, когда пронесся он вокруг него как стрела, назвали впоследствии Экватором; люди и доныне догадываются о его происхождении — по не ослабевшему до сей даже поры жару на нем, хотя след лемеха давно уже покрыла пыль веков.

   Для Неумника, когда несся он во весь опор верхом на Плуге, путь их весь вокруг Земли, вбегая стремительно во взор неразрывной лентой, проскальзывал сквозь мозг словно нить сквозь игольное ушко. Остановить же Плуг решил в те он минуты, когда по завершении кругосветной гонки почувствовал вдруг невыносимую жажду. «О, мой лунный лучик! — просипел он, едва не теряя сознание, сквозь пересохшие губы. — Остановись же — и позволь мне на землю сойти, не то упаду я в обморок!» Плуг-Скороходец смирил тотчас неистовый бег свой и не спеша подвез хозяина к роще деревьев с раскидистыми ветвями, под которыми зеленела густая и мягкая трава. Там он и остановился.

   Роща та оказалась обильно разросшимся садом — настоящим прохладным раем для истомленного жарой и долгой дорогой путника; неподалеку же манил взор колодец с привязанным к вороту деревянным ведром.

   Тратить время на размышления, надо ли ему, или нет отправиться прежде на розыски хозяина этого сада, Неумник не стал; ведь вода — это все-таки достояние всех, и любой на Земле человек имеет неоспоримое право пользоваться ею никого не спрашивая. Однако, подойдя к колодцу, понял он, что поискать хозяина ему все же придется: потому что колодец этот заперт был прочной крышкой с надежным замком.

   Хозяина, — вернее будет сказать, хозяйку — тощую старуху, такую иссохшую, что, казалось, губ ее никогда не касалась влага, — обнаружил он после недолгих поисков под кустом терновника; держа в руке ключ, лежала она там и дремала. Не теряя времени, громким голосом попросил у нее Неумник позволения напиться из ее колодца. Старуха открыла глаза, бросила на него проницательный колючий взгляд и сказала:

   — Знай же: всякий, сюда приходящий, прежде чем получить от меня разрешение напиться моей воды, должен заключить со мной сделку одну!

   — Какую сделку? — спросил Неумник.

   Старуха поднялась с земли и подвела его к колодцу, после чего отперла и подняла крышку. Неумник бросил взгляд вглубь, на воду — и понял тотчас, что если не дано ему будет счастия испить воды такой, то умрет он.

   — О какой же сделке завела ты речь? — вновь задал он вопрос старухе, не отрывая жадного взора от голубоватых проблесков воды в глубине.

   — Ежели не сумеешь ты никак воды набрать из моего колодца — ты, дай мне заранее слово, прыгнешь в него сам! — сказала ему старуха.

   Вместо ответа Неумник бросил ведро в колодец — и, ухватившись за рукоятки ворота, спешно принялся вытягивать его наружу.

   Слышны были ему отчетливо плески воды из раскачивающегося ведра, когда, поднимаясь, ударялось оно о стенки колодца. Но вот — дошло оно наконец до самого верха — и изумление пополам с горечью разочарования потрясло Неумника: потому что ведро оказалось пустым как тщета. И услышал он вдруг злобный смех за спиной. Обернувшись, увидел он, что старая ведьма принялась бегать вокруг колодца по кругу, и по ее следам прорастают и тотчас тянутся вверх побеги колючего терновника, окружая колодец непроходимой живой изгородью. «Вот ведь как! получается, что в западне я уже!» — подумал Неумник.

   Но бросил он ведро в колодец еще раз — и опять вытянул его пустым.

   А старуха вскарабкалась на выросшую до немалой уже высоты изгородь из терновника, уселась на нее сверху и прокричала:

   Пусть от жажды же восстраждет
   Мой Колодец Жажды!

   Вновь бросил Неумник вниз ведро, — и теперь, поднимая его, наклонился он над колодцем и пристально стал вглядываться в его глубь. И увидел, как прямо из стенок тянутся к ведру сотни тонких синеватых рук с прозрачными створками раковин в них — и черпают ими спешно воду из ведра. Еще разглядел он там множество истонченных губ, высунувшихся из расселин и трещин в стенках; к ним подносили руки вода в раковинках, и губы эти жадно и быстро ее из них высасывали. «Да, и впрямь-то — колодец этот от жажды страждет. Но я же ведь тоже от нее стражду! да и не меньше нисколько, чем он!» — сказал себе Неумник.

   Вытянув и в третий раз ведро пустым, Неумник постоял в задумчивости, — а затем прикрепил к ведру свой огнестойкий Перстень-Прелучшатель и вновь вниз пустил его. И вытягивая ведро, рассмеялся внутренним смехом — когда ощутил, как быстро легчает оно с каждым оборотом ворота. Вновь пустым достал его он, лишь с Перстнем-Прелучшателем своим, прикрепленным внутри к обручу, — и опять вниз его спустил наполняться. И, принявшись крутить ворот, бросил он любопытный взгляд в колодец, чтобы узнать, подействовало ли как-то на Колодезный Народец угощение вином. Движения синеватых рук похожими теперь стали на неумелую, недружную работу весел, и из некоторых уже выпадали раковинные створки.

   Поднимал теперь Неумник ведро неторопливо, с остановками, дабы обитатели колодца еще раз успели опустошить его до дна.

   Докрутив ворот, отцепил спешно он от обруча перстень свой — и немедля запустил ведро обратно вниз — для того, чтобы добыть уже, наконец, для себя воды. Хлопнулось оно на воду, опрокинулось — и погрузилось вглубь целиком. И, приложив к делу всю свою до предела силу, завертел Неумник рукоятку ворота, уже и словами даже призывая добычу свою взмыть поскорей к нему наверх. До слуха его долетали плески воды; он понял, что синеватые руки не бросили попыток вновь оставить ведро издевательски наполненным пустотой.

   Неумнику все же казалось, что стремительно поднимаемое им наверх ведро веса своего теперь не теряло; наконец ухватил он его за ручку и выдернул наружу — наполненное едва ли не доверху прозрачнейшей водой, которая заиграла под лучами солнца веселыми бликами.

   Дабы укротить безмерную свою жажду, схватил Неумник ведро в обе руки, окунулся в него головой по самые уши, и пил, пил, не отрываясь, пока макушкой не стукнулся о деревянное его дно. Около трети воды в ведре еще оставалось; Неумник поднял голову, взглянул на воду эту — и сразу вдруг понял, что колодец волшебный обрел в сию минуту в его лице нового для себя под оком небес повелителя. Оставшаяся в ведре вода ярко искрилась подобно россыпи огненных сапфиров; рои мерцающих крупинок света крутились кольцами, извивались змейками, бились о стенку ведра — словно хотели пробить для себя путь наружу. Расхохотавшись, бросил с размаху Неумник ведро в колодезную глубину, — и провалилось в воду оно с оглушающим, удару грома подобным звуком.

   И долетел до его слуха хор голосов из глубины колодца:

   Злые чары ты разбил!
   Нас сполна ты напоил!
   Оставайся же единым
   Над Колодцем господином!

   Неумник ступил на самый край только что обретенного владения и повелел Колодезному Народцу протянуть из стен свои руки, — чтобы смог он спуститься по ним вниз как по лестнице. «Ты колодца господин! Ты колодца господин!» — повторяли хором просунувшиеся наружу из расселин в стенках тонкие губы, когда нисходил он вглубь.

   На дне у воды, под те места, где ступали на нее стопы ног Неумника, тотчас подставлялись ладони рук Колодезного Народца. И, оглядев свое владение, обратился он к чудным обитателям здешнего места, его отныне подданным с такими словами:

   — Повелеваю я вам дать мне такую же, какие у вас всех имеются, прозрачную раковинку, — и да будет она впредь знаком королевской власти моей над вами! И тогда оставаться властителем вашим буду всегда я и везде — в какие бы отдаленные от вас пределы сего мира ни забросила меня судьба!

   Одна из рук погрузилась в воду, извлекла из нее маленькую прозрачную раковинку, испускавшую в темноте голубоватое сияние, и протянула ее Неумнику.

   — Ну, вот же, отныне — я ваш король! — объявил своим подданным новоиспеченный их повелитель.

   И в ответ хор голосов пропел ему:

   Ведьму-злыдню не жалей,
   Утопи ее скорей!
   И останешься единым
   Для Колодца господином!

   — Поднимите наружу меня! — повелел Неумник, и синеватые руки, подставляя одна за другой ладони под его стопы, стали возносить его к отверстию колодца, над которым виднелась голова старой ведьмы: свесив ее вниз и вертя ею, пыталась разглядеть она, что с последним ее гостем сталось там на дне, однако глаза ей густо занавешивали косматые и длинные ее волосы. «Старая Колдунья! — ухватив их крепко обеими руками, выкрикнул Неумник. — А не пора ли уж и поменяться нам с тобою местами!» Рванул он ее за волосы вниз — и сбросил на дно колодца.

   Подобно волану, окаймленному перьями, падала крича ведьма вниз, вглубь колодца; и едва ударилась она о воду, выступили из колодезных стен все утопленные ею за многие годы люди. Схватили они ее за руки, ноги, волосы и тотчас погрузили целиком в воду — и удерживали в ней, пока она не захлебнулась: приняв ту же кончину, к коей обрекала сама всех тех несчастных, которые приходили к ней вымолить позволения утолить в ее колодце жажду свою.


   4. Принцесса Мелилот

   Выбравшись с хрустальной раковинкой в руке из колодезного жерла на землю, вскочил тотчас Неумник верхом он на Плуг свой, — и вот уже опять дальние дали белого света стремительно мчались чередой ему навстречу, чтобы мгновения спустя отлетать далеко назад. Между тем не жажда уже, а усталость одолевать стала наездника; голова его закачалась, небо с землей сливаться воедино стали в его глазах; наконец сон настолько затуманил ему разум, что не успел догадаться он дать Плугу повеление умерить немного свой бег. И когда проносились они сквозь лесные заросли, зацепился он за низко висящую над землей ветку, — и вырвала его словно перышко из седла она. Свалился Неумник на зеленое, густое и мягкое ложе травы и проспал до поры, пока сон не изгнал из него всю без остатка усталость. Плуг же, и не подумав остановиться, через гору, лощину и равнину унесся стремглав в даль, недосягаемую как для взора, так и для звуков голоса его хозяина.

   Когда Неумник проснулся и не нашел плуга своего ни подле себя, ни в близких окрестностях, с плачем принялся корить он себя за оплошность. «Какую же малость проку извлечь сумел я за все то время, пока владел благородным таким скакуном! — стенал он. — Ну так вот же, и не удивляюсь уже, что решил в конце концов меня он бросить, чтобы подыскать где-нибудь себе более достойного хозяина!.. Но ежели благосклонность судьбы поможет мне все-таки его разыскать, клянусь тогда свершить я с его помощью такие деяния, какие в полной мере станут достойными его в них соучастия!» И отправился он в путь, следуя вдоль борозды, прорезанной по земле убежавшим от него Плугом, с твердой решимостью не прекращать своего похода вплоть до розыска беглеца, в какие бы далекие дали не завели его поиски.

   Пропутешествовал год почти он уже, когда на усталых и стертых ногах своих добрел до некоего запустелого дворца в окружении неухоженного, обильно разросшегося сада. Настежь распахнутые ворота сплошь оплетали стебли вьющихся растений, а дорожки все поросли густой зеленой травой. Утром того дня почудилось ему, что заприметил он свой Плуг, мелькнувший блестящей точкой на далеком холме впереди, — и когда, следуя вдоль оставленной им борозды, увидел он, что ведет она в дворцовый тот сад, неистово заколотилось в груди от радости сбывшихся ожиданий его сердце. «О, мой лунный лучик, — подумал он, — да неужто отыщу я наконец тебя здесь!»

   Из глубины сада долетали до его слуха громкие голоса: несколько мужчин о чем-то горячо, с бранью там спорили, а какая-то женщина навзрыд плакала. Неумник побрел туда и, подойдя ближе, замер как вкопанный на месте от изумления и великой радости: посреди зеленой лужайки стоял его Плуг-Скороходец! Его окружала толпа мужчин, в коих признать можно было дворцовую прислугу; ухватившись за Плуг, они дергали его изо всех сил, пытаясь сдвинуть с места. Пожилая женщина стояла подле них; она рыдала, заламывая руки, и умоляла их оставить плуг на месте.

   — Но вы же знаете! вы все ведь знаете, чем такое закончится! — кричала она. — Как только плуг этот коснется стоп принцессы — тотчас оторвана она будет от корней своих, и оттого завянет она, иссохнет и скоро погибнет! Каков прок, если оторвем мы ее сейчас от клумбы, коли прочие все заклятия снять с нее нам нечем?!

   Посреди лужайки, под навесом беседки из розовых кустов стояла прекраснейшая из всех, что когда-либо жили и живут на свете, принцесса; стояла без движения, и не подавая даже признаков жизни. Казалось, слышать она ничего не слышит, видеть ничего не видит и едва ли даже дышит. Стопы ног ее корнями вросли в землю — так крепко, что даже сотня человек, несмотря на совсем легкий вес ее тела, не смогла бы никак оторвать принцессу от места, где она стояла. Не меньшей нисколько была и крепость чар, которые сковывали все ее чувства — сковывали так прочно, что пробудить их в ней никто и никак не мог.

   Едва только бросил Неумник взгляд на лицо принцессы, понял в тот же миг он, что сердце его похищено уже и в третий раз, — и быть ему несчастнейшим на земле человеком, если не сумеет он никак получить ее себе в жены.

   Спешно подошел он к старушке — которая, заламывая руки, не прерывала своих стенаний; из прислуги же никто на нее внимания так и не обращал.

   — Ответь мне, кто она, эта спящая девушка, которая стоит на клумбе как околдованная, приросши к земле словно цветок? — спросил ее Неумник. — И кто ты такая, а также вот эти все люди, занятые какой-то работой, которые так жарко о чем-то спорят друг с другом?

   — Она моя госпожа! она сладкий мой, драгоценный мой камешек сердца моего! — громко вскрикнула старушка. — И, к великому несчастью, — ты ведь это видишь, — околдована она! Все дары фей, поднесенные ей в день ее крестин не смогли отвратить ту участь, что предсказана была для нее в час ее рождении. На семнадцатом как раз году жизни такое вот и суждено было с ней случиться — вот то, что ты видеть можешь сейчас!

   — Она жива? — спросил ее Неумник. — Да, она не мертва… Она что, спит? Но когда же проснется она? Расскажи мне, прошу я тебя, старушка ее историю; поведай мне, отчего смогло вдруг пасть на нее такое злосчастие?

   — Она дочь короля нашей страны, и родила ее первая его супруга, — начала рассказывать ему старушка. — И должно ей было унаследовать королевский трон после смерти отца; но когда ее матушка безвременно скончалась, король женился опять, и три дочери его от его второй жены сходить стали с ума от ревности к ее красоте, ее обаянию, ее великодушию — ко всем достоинствам, за которые куда выше их самих ценил свет старшую их сестру. В конце концов упросили они мать научить их какому-нибудь заклинанию, которое помогло бы им низвести все прелести принцессы Мелилот до чего-то ни на что совсем не годного в глазах людей. И мать — а она весьма сведуща была в чародейских искусствах — обучила дочерей неким заклятиям; и сказала она им, что если действовать они будут все втроем и слаженно, заклятия те помогут им достичь желаемого.

   И вот однажды прибежали втроем они к Мелилот и крикнули ей: «Пойдем, сестрица, поиграем в игру новую — ей наша матушка только что обучила нас!» И принялись они обращать друг дружку в цветы. «Я буду штокрозой!» — сказала одна из них. «А я — колумбиной!» — воскликнула другая. Изрекли одна на другую после этого заклятия они — и обратилась одна сестра в штокрозу, а другая в колумбину.

   А потом сняли они с себя чары — и самими собой опять стали. «О, но до чего же это чудно — цветами быть! — кричали они, заливаясь смехом и хлопая в ладоши.

   Старшая же сестра заклинаний никаких не знала.

Но посмотрела, понаблюдала Мелилот, как сестры ее в цветы обращаются, а потом раз за разом возвращают себе благополучно человеческое свое обличие, и в конце концов воскликнула она: «А я хочу розой стать! Обратите меня в розовый куст, — но только потом той, кем я есть, сделайте меня опять!»

   Сестры согласились, и все три в один голос произнесли над ней заклинание. И когда обратилась Мелилот в розовый куст, тотчас в трех кротиц превратились они; и вкопались они в землю — и подгрызли кусту тому корни.

   Выползли после этого они из земли наружу, вернули себе свои обличия и прокричали: «Сестра, сестра! Стоять же и стоять теперь тебе на месте — до срока, когда объявится в саду этом пахарь с Плугом-Скороходцем!»

   Обратились они затем в пчел — и высосали жадно весь нектар из всех цветков куста; и, самими собой став вновь, крикнули: «Сестра, отныне спать тебе и спать — пока не пробудит тебя цветок Пламенеющей Розы!»

   Затем вытрясли они из ее глаз-цветков росу — и объявили ей: «Сестра, быть же твоему разумению под замком — до мига, когда твои глаза оросит вода Колодца Жажды!»

   И наконец сорвали они цветок с самой верхушки куста, оборвали с него лепестки и по ветру их развеяли. И крикнули: «Сестра, и бездыханной быть же впредь тебе; и да не вздохнуть тебе — и жизни не вернуть — без выдоха Камфарной Немертины!»

   А потом вернули сестры принцессе человеческое обличие, да так и оставили ее стоять на этой клумбе — охладелую, незрячую, в беспамятстве, без движения, — неживую почти. Краса лишь одна ее не умерла; какой была принцесса красавицей, такой и остается она. И пока не сняты будут с нее все четыре заклятия, коими околдовали ее сестры, обречена так вот и стоять она вросши в землю здесь, в беседке этой.

   Вскоре козни трех сестер и их бессердечной матери открылись королю, и за преступное то деяние постигла их всех четверых смертная кара. Однако зло, что они учинили, их гибель не исправила; король убивался от великого горя и, чтобы не ронять каждый день взор свой на застывшую замертво в саду дочь, место это он покинул. А дворец здешний вместе с садом оставил под присмотром малого числа прислуги и меня; мне он вверил заботу за принцессой, поручил неусыпно охранять ее.

   Вот так все четыре те заклятия и наложены были на принцессу Мелилот. Самое легкое из них снимет вода, добытая из Колодца Жажды: если капнуть эту воду хотя бы по одной капле в каждый ее глаз, вернется к ней память, вспомнить сумеет она все свое прошлое.

   Чтобы второе заклятие разрушить — раздобыть придется цветок Пламенеющей Розы. А добраться до места, где произрастает роза такая, да и сорвать цветок с куста — задача для человека непосильная. И стоит только положить этот цветок принцессе на грудь, в тот же миг забьется, пробудившись, сердце ее.

   Чары же третьего заклятия покинут Мелилот, когда вдохнется ей в уста воздух, выдохнутый Камфарной Немертиной; причем воздух, пробывший внутри тела этого исполинского червеобразного создания год целый, не меньше. Тогда принцесса опять задышит, и вернутся к ней все пять ее чувств.

   А уже для снятия последнего заклятия — Плуг-Скороходец потребен. Только он способен отделить своим лемехом ноги принцессы от вросших вглубь земли корней, — и так вернуть ее к прежней жизни, чтобы снова ходить могла она по земным тропам. Но вот же — хотя Плуг-Скороходец и есть у нас теперь, но нет здесь никого, кто умеет с ним управляться; и какой же тогда нам от него прок?! Ведь даже если и удастся этим болванам как-то с ним управиться и подрежут они моей госпоже ноги, — она просто упадет в тот же миг на землю как скошенная травинка, да и погибнет, — как всякое оторванное от земли растение. Потому что прежде надо освободить ее от трех других заклятий, о которых я тебе рассказала; вот тогда только и сможет принцесса вернуться к прежней своей жизни людской.

   — Коль ты речь завела об умении с этим плугом управляться, — сказал ей Неумник, — то смотри — вырвать его из рук этих людей сумею я в мгновение ока. Увидишь ты сейчас, как широко все они там вытаращат глаза свои!

   Он поднес к губам своим огнестойкий Перстень-Прелучшатель и свистнул коротко сквозь него. Тотчас же, вскрикивая от изумления и испуга, расступилась в стороны окружавшая плуг толпа, — потому что Плуг-Скороходец, рывком развернувшись, ринулся с поспешностью к Неумнику — словно арабский скакун на зов своего хозяина.

   Разрыдавшись от радости, старушка воскликнула:

   — Так значит, это ты — хозяин плуга этого! Быть может, и остальные все вещи, нужные нам для снятия заклятий, во власти твоей тоже?!

   — Не все из них, — ответил ей Неумник. — А теперь расскажи-ка мне все, что знаешь о Пламенеющей Розе и о Камфарной Немертине: что они есть и где их искать. Спасибо надо сказать плугу моему, — потому что благодаря неимоверной быстроте его бега я теперь и господин всех четырех концов света. А еще я владелец Колодца Жажды, и в друзьях у меня несколько братцев-огнеядцев.

   Старушка всплеснула руками и воздала хвалу его молодости, его сметливости и его храбрости.

   — Начинать надо с дела, какое попроще. Прежде всего, — сказала она, — верни принцессе память — водой из Колодца Жажды, — а потом я покажу тебе путь к месту тому, где сыскать ты сможешь Пламенеющую Розу.

   Неумник вынул из кармана свою прозрачную хрустальную раковинку, дохнул на нее и дал повеление Колодезному Народцу плеснуть в нее две капли воды — для того, чтобы смог он закапать их в глаза принцессы Мелилот. И тотчас появились на донышке две голубые капельки — которые поскользили вверх, и, добравшись до самого края, остановились, дрожа, на нем. Неумник коснулся осторожно их своим Перстнем-Прелучшателем — чтобы подсластить для принцессы память ее о прошлом, — затем запрокинул девушке голову лицом вверх и влил по капле под прикрытые веки глаз ее.

   — Посмотри-ка! — вскрикнула ее верная няня. — Свет замерцал в глазах ее; а значит, возвращаются уже к ней и сознание, и память! Однако ничего она пока не видит и не слышит. Теперь же задача твоя — раздобыть для нее и доставить сюда как можно скорее цветок Пламенеющей Розы. Будь мудр, будь сметлив — и да пребудет с тобой удача!


   5. Пламенеющая Роза

   — Сейчас же, — добавляя к сказанному, продолжила старушка, — надлежит тебе отправиться в путешествие. Поезжай на юг, через пустыню, и где-то там, в отдаленных краях найдешь ты великана, который спит растянувшись на песке во весь свой исполинский рост; от макушки его и до пят день пути*, не меньше. Говорят, над головой его висит облако; покоясь на челе, укрывает оно голову ему от солнечного жара. Внутри же того облака сокрыто великаново сновидение, — в нем-то и произрастает сад Пламенеющей Розы. И кроме этого, ничего мне больше не ведомо; каким путем в то его сновидение сможешь ты проникнуть, чтобы получить в свои руки волшебную Розу, я не знаю.
   ____________
   *День пути – старинная мера расстояний, оцениваемая приблизительно в 20 миль (32 км).

   Времени не теряя, оседлал Неумник плуг свой и стремглав понесся на нем через пустыню на юг. Три дня мчался он по иссушенным равнинам и холмам, освежая себя в пути водой Колодца Жажды; ею, по его повелению, наполнял хрустальную его раковинку Колодезный Народец, после чего воду ту обращал он в вино посредством чудодейственной силы Перстня-Прелучшателя.

   И наконец заметил он далеко впереди себя облако: похожее на опал гигантского размера, висело оно неподвижно меж землей и небом. Приближаясь, вскоре увидеть он смог и самого великана, лежащего на песках. Голову ему подсвечивали краски рассветной зари, ноги укрывала вечерняя мгла, а над срединой туловища сияло полуденное солнце.

   Неумник остановился в тени великановой головы и пристально стал вглядываться в нависшее над ней облако. Сквозь покрывающую его снаружи белесую туманную пелену смог он заметить нечто подобное огненным шарам; и подумал он, что, верно, там он и найдет тот самый, сокрытый внутри сновидения спящего исполина сад Пламенеющей Розы.

   Сонные грезы доставляли, очевидно, великану усладу; Неумник слышал, как, не просыпаясь, похохатывает он и бормочет: «О, Роза! О, милая Роза, есть ли предел сладчайшему благоуханию твоему?! Неисчислимы и нескончаемы танцы всех роз моих в Розарии моем чудесном!»

   Неумник ухватился обеими руками за толстые как канаты великановы волосы и стал вскарабкиваться по его голове вверх. Поднявшись до уха, прошел он в ушную полость, присел там, снял с пальца Перстень-Прелучшатель свой, поднес его к губам и принялся напевать сквозь кольцо его песенки, какие приходили ему на память. Великан расслышал их сквозь сон, и удесятеренное чудесным перстнем сладкозвучие долетавших до него мелодий слилось в его голове с благоуханием Пламенеющей Розы. «О, пчелка! — пробормотал он. — О, милая пчелка, залетевшая мне в голову, какого же меда насобираешь ты для меня со всех роз Розария моего волшебного?!»

   Так все более и более благорасполагал к себе Неумник великана, пока тот не пропустил в конце концов его в свой мозг, а затем и в святая святых его сновидения — в сад Пламенеющей Розы.

   «После того как умыкну я Пламенеющую Розу, — подумал он, — пятки для бегства отсюда понадобятся мне, я думаю, куда более скорые, нежели те, что у меня!» И прижав к губам Перстень-Прелучшатель, посвистом позвал он к себе скороходный Плуг свой.

   Подобный серебристому лунному лучу, Плуг-Скороходец прорезал облачный покров и стал подле хозяина; и несколько мгновений сквозь прорезь в облаке видеть мог Неумник клин голубого неба и ясный свет из внешнего мира.

   Великан, не проснувшись, беспокойно дрогнул; сад же Пламенеющей Розы даже мимолетное соприкосновение с миром реальности сотрясло до глубинных его оснований.

   «Задерживаться здесь опасно, — подумал Неумник. — А потому должно мне как можно скорее заполучить волшебную Розу эту и не мешкая бежать отсюда».

   В саду вокруг него теснилось великое множество розовых кустов с мириадами цветков на них: розы подле роз и розы за розами — на неохватных взглядом пространствах. Цветочный аромат окутывал чувства Неумника тяжелой завесью сонливости, и он догадался, что стоит ему только забыться и задремать, тотчас станет он не более чем частью великанова сновидения. И потому спешно протянул он руку к ближайшему из цветков.

   — О, Сердце моей возлюбленной Мелилот! — воскликнул Неумник и вдавил пальцы в стебель; но ветка с трескочущим звуком пружинисто вырвалась с силой из его ладони. Цветок же развернулся в его сторону и с воплем изверг в лицо ему струю пламени; удар, подобный грому, сотряс воздух. Тотчас оборотились к нему все цветы сада и тоже принялись неистово выплевывать из себя на него огонь. Лицо его и руки стали покрывать пузыри ожогов.

   Неумник запрыгнул Плугу на спину и крикнул ему:

   — Выноси меня к окраинам сада! поищи там место, где нету розовых кустов! Не то платой за принцессу Мелилот станет голова моя!

   Плуг заметался стремительно в разные стороны, выискивая выезд к безопасному месту. Мчался он то вкруговую, то по спиралям, подскакивал как блоха и зарывался в землю как крот, выкорчевывая лемехом розовые кусты, — которые спустя мгновения вновь вставали все неповрежденными на свои места. И в какую бы сторону не направлял Плуг бег свой, туда же поворачивались все головки-цветы на всех кустах и исторгали из себя вслед ему огненную блевоту.

   Тщетно призывал Неумник в помощь себе Колодезный Народец: вода, взмывавшая фонтанами из хрустальной раковинки, обращалась спустя мгновения в бурлящую смесь пузырей пара с кипятком, которая, ниспадая, ошпаривала его.

   Когда понял Неумник, что, если не от огня, так от кипящей воды гибели ему здесь не избежать, поднял он руку с волшебным перстнем и помахал ею, призывая себе в помощь Огнеядцев.

   Тотчас предстали они пред ним — семеро его давнишних гостей, которых спас он однажды от голодной смерти, — и, оглядевшись, расхохотались.

   — Смотрите же, сколько тут еды для вас! — крикнул им Неумник. — Поднажмите-ка на нее хорошенько — вот здесь, вокруг меня, — а не то пожрет ведь меня пламя такое!

   — Помаши-ка ты перстнем еще! — крикнули ему Огнеядцы. — Семерым здесь нам не управиться, потому что огонь этот негасимый.

   Неумник поднял руку с перстнем и размахивал ею до тех пор, пока весь сад не заполонили толпы соплеменников семерых друзей его. Тотчас ухватились они все за розовые цветки, и принялись заглатывать извергаемые из них потоки пламени. Огненное неистовство в саду быстро сошло на нет, и рев пламени доносился теперь изнутри животов Огнеядцев, раздувшихся до потрескивания кожи и испускавших свет.

   — Делай же не мешкая то, зачем пришел ты сюда, да беги прочь! — крикнули они Неумнику. — Огня мы уже столько в себя вкачали, что едва-едва не лопаемся!

   Неумник ухватился рукой за стебель розы, из которой жадно высасывал струи жара один из Огнеядцев, и рванул его, однако крепкие стебельные волокна удержали цветок на месте. Тогда вскочил он верхом на плуг, крепко ухватился за него свободной рукой, и, осыпая скакуна своего самими ласковыми именованиями, заклиная именем принцессы Мелилот, стал просить его помочь хозяину оторваться вместе с Розой от куста. Одного рывка хватило плугу, чтобы Роза осталась в руке Неумника. Тяжело и часто дыша, пленница испускала от своих лепестков все более и более яркое, красное сияние; сердцевина же цветка мягко мерцала, источая в воздух ни с чем не сравнимое, сладчайшее благоухание. Неумнику казалось, что пред взором его бьется сейчас само сердце принцессы Мелилот.

   Но внезапно воздух позади него сотрясла неистовой силы огненная вспышка. Огнеядцев в саду уже не было, и тотчас завертелось все и затряслось перед его глазами, — потому что в тот миг, когда сорвана была Роза, великан пробудился от своего сна. Облако-сновидение съежилось в огнецветные складки, которые, медленно скручиваясь, стали сползать с его головы. Плуг, подскакивая в воздух от толчков снизу, отчаянно понесся куда-то вслепую.

   Когда вырвались они из туманных сплетений на дневной свет, Неумник обнаружил, что мчится он на своем Плуге по линии пробора густой, вставшей от гнева дыбом великановой шевелюры; из нее вынырнули они вскоре на открытую лобную равнину.

   Сметливый плуг, дабы избежать падения в яму глазницы, вырулил проворно на мостик переносицы, после чего стремительно прочертил лемехом борозду вниз по крылу носа.

   Великану, очевидно, подумалось, что атакован он каким-то зловредным паразитом; он приподнял руку, изготовился — и лишь благодаря юркости Плуга удар его кулака по лицу своему не настиг беглецов; плуг же, обогнув широкое от изумления отверстие рта, поспешил укрыться в густых сплетениях бороды. Избегнув по счастью участи стать добычей его шарящих в бороде пальцев, стремительно пронесся он через грудь и вскоре уже чертил лемехом царапину по обширным равнинам живота. Триумфальное шествие по его телу некой наглой блохи попытался остановить великан и на своем бедре, но, не уловив взглядом вторженца, промахнулся вновь. На коленной чашечке подушища его исполинского пальца вдавилась с силой в кожу на расстоянии лишь ширины волоска от беглецов; плуг же оттуда спешно съехал вниз на землю, и вскоре был он уже вне пределов досягаемости великановых рук. Хозяин, живой и невредимый, сидел на его спине и вез, держа в ладонях своих, Пламенеющую Розу к сердцу его возлюбленной Мелилот.

   Что возвращается уже спаситель принцессы в дворцовый сад, старушка знала прежде того, как смогла разглядеть она на отдаленных холмах яркую искорку его Плуга. Захлопала она от радости в ладоши, вскочила со своей скамейки подле беседки принцессы, подбежала к выпрыгнувшему из седла на землю Неумнику и бросилась ему на шею.

   — Давно, давно уже, когда совсем еще далеко был ты от наших мест, ведомо мне стало, что удачей обернулось дело твое! — воскликнула она. — Потому что едва вынес ты сорванную Розу из сердцевины сновидения великанова, благоухание ее сразу же заполонило весь мир наш; а я почувствовала, как в мою кровь вернулась вновь свежесть молодости!

   Она подвела Неумника к принцессе и велела положить Розу ей на грудь, — чтобы вернуть в мир ее сердце. Неумник бросил взгляд на чарующе прекрасное лицо Мелилот. Сознание и память, возвращенные ей водой Колодца Жажды, заметно добавили красоты ему, и в губах ее различалось теперь некое подобие слабой улыбки. Он положил Розу на грудь ее — на близкое к сердцу место, — и тотчас из-под белоснежной кожи донеслась до его слуха мелодия его биения.

   — Ах! — воскликнула престарелая нянюшка, заливаясь слезами счастья. — Вот же и пробудилось оно — ее сердце, так любившее меня! и теперь могу я с утра до ночи слушать звуки его! Ты вернул ей разумение, и ты вернул ей способность любить; верни же еще ей дыхание и пробуди все ее чувства! И да будет наградой тебе свет, который заблистает вновь в глазах ее!


   6. Камфарная Немертина

   — Теперь же, времени не теряя, расскажи ты мне о Камфарной Немертине, — молвил юноша няне, не отводя взора от пленительного лика принцессы, коему ее пробудившееся к любви сердце заметно прибавило притягательного обаяния. — Где она обитает и кто она такая?

   — Не в столь далеких местах, откуда вернулся ты с Пламенеющей Розой, — ответила ему старушка. — За час пути на спине Плуга-Скороходца своего доедешь ты до нее, но опасностей и трудностей в этой новой для тебя задаче ждет тебя куда больше! Для того чтобы с этой немертиной свидеться, надо иметь тебе сноровку ныряльщика в глубокие воды, тяжесть которых способна раздавить человека, а чтобы прикоснуться устами своими к губам этого существа, придется преодолеть тебе немалое отвращение. Ну, а чтобы донести сюда, до принцессы дыхание Камфарной Немертины, потребны сила воли и выносливость, каких нет ни у одного из смертных.

   — Ты тратишь время, рассказывая мне нечто, знать о чем надобности у меня нет! — воскликнул Неумник. — Объясни-ка лучше мне толком, как я до немертины той смогу добраться, и каковы ее повадки.

   — Выезжай вот этой дорогой, потом повернешь вон туда, — отвечала старушка, указывая ему путь пальцем, — и дальше езжай прямо, пока не доедешь до тягучих вод Озера Горечи; темнота их гуще ночной тьмы, а тяжесть их превосходит свинцовую. В глубинах тех вод и обитает Камфарная Немертина. Один раз в год, когда воздух вокруг озера напоен ароматами лета, всплывает она из глубины и поднимает над водной поверхностью свое черное рыло, чтобы надышаться. Носом втягивает она в свои жаберные мешки свежий, густо настоянный на ароматах листвы и цветов воздух, а затем изо рта выпускает последний пузырек воздуха, коего вдохнула она летом предыдущего года; и именно тот пузырек воздуха и ничто другое пробудить способен все пять чувств принцессы Мелилот. Но времени до всплытия той немертины ждать еще долго; и потому, как ты сможешь выдержать тяжесть вод на глубине озера, как сумеешь ты заставить Камфарную Немертину выдохнуть тот самый пузырек воздуха раньше срока, и как в конце концов следует тебе изловчиться и донести тот воздух до губ принцессы — знать и гадать я не могу; это всё вещи, недоступные для моего понимания, поскольку представляются они мне совсем уж темными, связанными с немалыми трудностями и опасностью.

   Дослушав напутствия, Неумник раскрыл лепестки лежавшей над сердцем Мелилот Пламенеющей Розы и, выжав из сердцевины цветка нектар, наполнил ладонь золотыми капельками аромата; затем запрыгнул он на спину своего Плуга-Скороходца и направил его на дорогу, какую указала ему няня принцессы.

   В поездке подбадривал он своего скакуна самыми ласковыми под небом именованиями, гладил его рукой и воздавал хвалы быстроте и ровности его хода:

   — О, мой лунный лучик! Чтобы хозяин твой не лишился жизни — и тем сумел спасти от чар принцессу Мелилот, придется тебе сегодня превзойти самого себя! Слушай же меня, о, резвый посланец небес, о, быстрортутное чудо из чудес, и накрепко удержи в памяти мои слова; потому что до поры, пока дело не будет сделано, пока избавление моей возлюбленной от чар — от головы ее и до пят — не будет завершено, разговаривать я не смогу.

   В минуту, когда вел он эти речи, подъехали они к кромке Озера Горечи — небольшого по размеру и наполненного водой с виду темнее ночи и тяжелее свинца. Неумник спрыгнул с плуга и объявил ему:

   — Стань же ты теперь передом в сторону сада принцессы Мелилот, и когда выйду я из озера и, не сказав тебе ни слова, сяду на тебя верхом, тотчас мчись во весь опор к принцессе; лети быстрей ветра и даже молнии! Лишь тогда только смогу я остаться живым до того мига, когда губы мои коснутся ее уст; но ежели ты помедлишь — быть мне покойником! А когда подъедешь ты вплотную к Мелилот, погрузи свой лемех в землю клумбы и отдели ее стопы от отходящих от них вглубь корней; делай это с осторожностью, но и не медли!

   Затем юноша набрал из ладони в рот нектар Пламенеющей Розы, зажал в губах Перстень-Прелучшатель и снял с себя одежду. Плуг же, помня наставления хозяина, развернулся в сторону сада с ждущей там избавления от чар принцессой. Неумник кивнул ему на прощание и движением сомкнутых губ послал ему благословение, после чего повернулся к озеру и скользнул в темноту его вод.

   Тяжесть воды сжимала подобно тискам члены ему и горло, когда добирался он до середины озера. Плывя, выдохнул он на воду, и прошедший сквозь кольцо Перстня-Прелучшателя аромат нектара Пламенеющей Розы напитал воду и воздух вокруг чарующим благоуханием — мягким и тонким, будоражащим чувства.

   Выплыв на середину озера, держась на воде и не сплывая с места Неумник принялся делать глубокие вдохи и выдохи, — пока воздух вокруг него не напитался густо ароматом Розы. И вдруг почувствовал он под собой движение некоего громадного существа, поднимающегося из глубины. Оно коснулось ног его и затем задело бок; вода вокруг взбурлила, а Неумник охватил ужас, и всю натуру его преисполнило отвращение от таких к нему касаний.

   Из озера над его поверхностью поднялось прямо перед ним огромное черное рыло с раскрытым отверстием округлого рта. Памятуя о закованной чарами принцессе Мелилот, о ее красе, Неумник сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и приложил губы с зажатым в них перстнем к губам Немертины.

   Та же принялась дышать. Насыщаясь свежим воздухом, существо это вдыхало его ноздрями — до поры, пока не наполнились до предела его огромные жаберные мешки.

   Затем Камфарная Немертина выпустила изо рта пузырек воздуха — последний, оставшийся с прошлого года, в коем одном лишь сокрыто было спасение для принцессы Мелилот. И после скрыла она в воду голову и погрузилась вновь в глубины, на самое дно озера; Неумник же, ощущая во рту драгоценный шарик воздуха, сомкнул накрепко губы и стрелой поплыл к берегу.

   Когда стиснула ему грудь тяжесть свинцовых вод, овладело им страстное желание отдышаться, но понимал он, что после одного единственного выдоха драгоценный пузырек воздуха безвозвратно будет потерян, и все труды его окажутся напрасными. И едва лишь ноги, коснувшись дна, вырвали его на сушу, не молвив ни слова, запрыгнул он на Плуг и крепко вцепился в него.

   Плуг собрал воедино все силы свои — и бросился прочь от озера. Памятуя о хозяйских наставлениях, показал в те минуты себя он чудом быстроходности; подобен молнии был полет его над землей.

   Неумник, ничего уже не различая взором на своем обратном пути, потерял счет числу одолеваемых ими лиг*. Вцепившись крепко в спину своего скакуна, истомленный наездник возносил молитвы, чтобы недостаток воздуха не осилил его, чтобы легкие, взорвавшись сами собой, не уподобили его опустевшему барабану. Чувства его мутились, рассудок и воля уже давали слабину. Плуг же не убавляя быстроты бега мчал и мчал его вслепую через пространства.
   ____________
   *Лига – приблизительно равна 3 милям.

   Но вот наконец расслышали его уши пронзительные крики старушки, и он широко распахнул руки, изготовившись завершить освобождение прекрасной пленницы. В те как раз мгновения Плуг, двигаясь с точностью нити, проходящей сквозь игольное ушко, врылся лемехом в землю под белыми ножками Мелилот и отделил их от корней. Туловище принцессы наклонилось в сторону сидевшего на Плуге Неумника, и почти уже потерявший сознание от удушья, увидел он, как лик ее, качнувшись, опустился вровень с его глазами.

   Прижал он свои губы к губам Мелилот и высвободил изо рта добытый у Камфарной Немертины пузырек воздуха; и вот, задыхаясь и всхлипывая, сцепившись руками, вдвоем приходить стали они в чувства. Принцесса, которая быстро разогрелась и размягчела в объятиях спасителя, широко распахнула ожившие, заблиставшие светом глаза; великолепие и прелесть такой награды смутили Неумника и повергли его наземь.

   Он слышал, как старая нянюшка радостно кудахтала как курица над яйцом от того счастья, что привалилось ей все-таки на старости лет; приметив же, в каком плачевном состоянии был юноша, поспешила она прикрыть его плащом.

   Принцессе же не виделось пока ничего, кроме лица ее удачливого обожателя. Ниже и ниже склоняла над ним она голову, и словно сон припоминались ей все те деяния, кои он для нее свершил; и дошло наконец до ее разумения, что пробудилась она вполне и вернулась в реальный мир.

   — О, Неумник! — воскликнула она рассмеявшись. — мудрейший ты из всех неумников мудрец!

   И, в конце концов, одарила она его поцелуем!

   Неумник и принцесса Мелилот обвенчались, взошли вместе на трон и правили страной долгие-долгие годы. Огнеядцы так и оставались их верными друзьями и по первому зову оказывали им весьма полезные услуги — какие можно было называть не иначе как подарками фортуны. Плуг-Скороходец оделил плодородием все пустоши королевства, вода же Колодца Жажды поднялась из него наверх и потекла по землям настоящими реками; а за стенами дворцового сада рос посаженый в нем королевской четой куст Пламенеющей Розы.