Картойфельные ламентации

Познаватель сидел на кухне, изредка поднимая глаза на стоящий рядом лаптоп, что вещал о блюдах средневековья, посредством одной ангелицкой телепередачи, и чистил картошку. Прост-тупо чистил картошку, снимая ножом тонкую стружку, – делая это уверенно и размеренно, практически машинально. По мере действа он ощущал некое странное умиротворение и сам не заметил того, как погрузился в лёгкую медитацию, всецело осознавая, притом, неожиданно для самого себя, что это одно из самых замечательных и приятных мгновений в его туманной и непростой жизни.

Непрерывная живая спираль, с маленькими цветными ростками (похожими на взрывы сверхновых), которую снимал исследователь биологической повседневности с картойфелины, представилась ему ясной и чёткой моделью нашей галактики – нашего миротворения, – от начала и до конца.

С тех самых пор, когда ты начинаешь срезать с дарованной тебе жизни тонкий слой своего бытия, до той поры, когда, углубившись достаточно, вдруг обнаруживаешь себя по уши в луковой шелухе с глазами, полными слёз; а после, пережив боль и отчаяние, вновь понимаешь, что вся эта жизнь – лишь картофельная кожура, которую наши души, подобно ножу, снимают с грязного корнеплода, взращенного на обильно сдобренной божественным навозом грядке великого мироздания.

От начала движения и до конца. Тупым острием или отточенным, словно бритва, ржавой сталью или отполированной до зеркального блеска, мягким металлом или каленым булатом. Скользим, неумолимо, лезвием по спирали, совершая былые ошибки, натыкаясь на червоточины, возвращаясь порой к прежним глупым переживаниям, страхам и ощущениям. Почти к прежним.

И всем мы, по большому счету, лишь глина – пыль взорвавшихся звезд, – суть космический мусор и прах, затягиваемый неумолимо в черную воронку, бездонной и непостижимой, искажающей пространство и время, Эйнштейновой сингулярности – божественного пылесоса.

Мы – хитрожопые коты Шредингера, – любители лакомств и секса, комфорта, уюта, стабильности, а также – кайфа в образе "валерьянки или кошачьей мяты". Мы – суть поклонники синекуры и праздности или работоголики и жаждущие одобрения, успешные люди, умные и глупые, гении и безумцы – неважно, ваще, ведь мы все – коты цуко Шредингера, ленно наблюдающие за тем, как обнаглевшие мыши грызут лежащий в подполье картойфель, добираясь при этом до неведомых нам сладких тайных глубин.

Мы все – домашние, дикие ли, лесные или бездумные... попали во власть к какому-то божественному безумному физику-теоретику и отныне не ведаем, – живы или мертвы. Не ведаем с тех самых пор, как начали задумываться о том, quid est veritas.

Закончив свое нехитрое дело, познаватель посмотрел на спирали очистков. Поднял один, подцепив ножом, подивился, словно любуясь, и задал себе вопрос: "Ну вот, и мой путь таков, но где же тогда – сам картойфель?".

                ***WD***