Дурочка

Моя героиня Вера, дочка медсестры.
Мать была по фамилии Лунёва и все называли её Нюся Луниха.
Нюся будто мстила мужчинам за что-то: они в один голос
говорили, что уколы Нюся Луниха делает ужасающе больно.
От женщин такого в её адрес не было слышно.

Вера была некрасивой девочкой. Можно сказать, сильно некрасивой.
Но одета всегда аккуратно, в ситцевые, хорошо сшитые платьица.
Отца у неё не было и никто его в том городке видом не видывал.
На память о себе он оставил дочке Вере фамилию - Сливко и внешность.

Девочка была совершенно безобидной и с доброй душой. Училась сначала
хорошо, но потом скатилась на "тройки" и с них уже не слезла -
увлеклась вязанием, стала непревзойдённой мастерицей.
Она с упоением вязала и дарила свои изделия на праздники и просто так.

А ещё её страстью стали причёски подружкам. Вера бескорыстно, от чистоты
душевной, стригла им волосы, накручивала на бигуди, начёсывала, укладывала,
совершенно не заботясь и не думая о том, что увеличивает армию
красивых и просто хорошеньких соперниц, что они не оставят
ей ни единого шанса завоевать симпатию мальчиков.

После окончания школы Вера пришла работать в салон. И её увлечение
перешло в профессию. Не много зарабатывала Вера, хотя славилась,
как замечательный дамский мастер: это же был их городок,
а в нём были все знакомы друг другу и Вера... стеснялась брать
со знакомых деньги.

Вера стала искать себе мужа. Нашла. Вышла замуж. Неизвестно, почему,
но она от него не родила. Может и из-за этого они развелись?

Потом были браки... браки... гражданские, официальные, а детей
так и не было.

И вот нашёлся для неё ещё мужчина. По любым меркам - красавец, умница.
Не очень работящий, но не пьяница. Жили они с Верой хорошо и долго.
Она же так и оставалась доброй, бескорыстной, а он ценил это в ней.

Вера была счастлива! Вышла в Одноклассники. Демонстрировала своего
мужа-красавца и видно было, что всё у них хорошо - он улыбается,
доволен, Веру обнимает.

А возраст их уже приближался к преклонному. Уже за шестьдесят обоим.
Заболел муж. Стал угасать и скоро его не стало. Вера вошла в глубокую
депрессию. Она забросила быт, забыла себя. Ничто не могло заставить её
стирать, убирать, готовить для себя, даже просто умыться...

Соседки приходили к ней, пытались разговорить, утешить, вернуть к жизни.
Ничто не помогало. Даже и крик её неуёмной приятельницы Машки,
которая в своих увещеваниях немедленно переходила на ненормативную
лексику, не помогал. Раньше Вера весело смеялась на её выходки, теперь молчала.
И окончательно слегла...

Была у Веры очень дальняя родственница, жившая в Анадыре.
Она поддерживала связь с Верой: часто звонила, но сейчас Вера
не хотела ни с кем говорить и с ней тоже.

Как-то забежала к Вере Машка. Глянув на Веру, закричала:

- Дура! Окочурилась! Кто тебя просил?! Что тебе не жилось-то?
За портки, за мордашку, за "Вера-Верочка моя" на тот свет попёрлась!..
Эх, тыыыы... И зарыдала-запричитала в голос.

Тут телефон зазвонил. Та родственница. Машка остервенело хватает
трубку, орёт:

- Чего тебе? Нет больше Верки! Всё! Хана ей пришла!

- Да что случилось?

- ... эта с ... этим разлучилась! - кричит Машка матерно.

Сейчас буду звонить всем. Завернём её в простыню, на которой лежит,
и закопаем! Чтоб знала...
чтоб умнее была...

Прошло несколько дней. Родственница снова звонит и снова нарывается на Машку.

Машка плачет навзрыд. Сквозь слёзы тянет:

- Да не переживай ты. Вызвала я "скорую", полицию. Всё оформили,
как полагается. Потом из похоронного бюро вызвала. Омыли, одели, в гроб
положили. По-христиански похоронили. Молебен, земле придали.
Я ей Сорокоуст заказала.

А сейчас я сижу и плАчу по этой... дурочке...