Прощеное воскресенье. Горький, Шмелев, Пришвин

Прощеное воскресенье. Горький, Шмелёв, Пришвин

/ Кармен-эссе (Р.Богатырев, 2021)

Последнее воскресенье перед Великим постом — Прощёное воскресенье.


————
• Максим Горький (1868-1936). Несвоевременные мысли (1918)

<< Сегодня "Прощёное Воскресенье". По стародавнему обычаю в этот день люди просили друг у друга прощения во взаимных грехах против чести и достоинства человека.

Это было тогда, когда на Руси существовала совесть; когда даже тёмный, уездный русский народ смутно чувствовал в душе своей тяготение к социальной справедливости, понимаемой, может быть, узко, но всё-таки — понимаемой. В наши кошмарные дни совесть издохла. <...>

Чувство справедливости направлено на дело распределения материальных благ... Где слишком много политики, там нет места культуре, а если политика насквозь пропитана страхом перед массой и лестью ей... тут уже, пожалуй, совершенно бесполезно говорить о совести, справедливости, об уважении к человеку и обо всём другом, что политический цинизм именует "сентиментальностью", но без чего — нельзя жить. >>



————
• Иван Шмелев (1873-1950). Лето Господне. Масленица (1927-1931)

<< Масленица... Я и теперь ещё чувствую это слово, как чувствовал его в детстве: яркие пятна, звоны — вызывает оно во мне; пылающие печи, синеватые волны чада в довольном гуле набравшегося люда, ухабистую снежную дорогу, уже замаслившуюся на солнце, с ныряющими по ней весёлыми санями, с весёлыми конями в розанах, в колокольцах и бубенцах, с игривыми переборами гармоньи. Или с детства осталось во мне чудесное, непохожее ни на что другое, в ярких цветах и позолоте, что весело называлось — "масленица"? Она стояла на высоком прилавке в банях. На большом круглом прянике, — на блине? — от которого пахло мёдом — и клеем пахло! — с золочёными горками по краю, с дремучим лесом, где торчали на колышках медведи, волки и зайчики, —поднимались чудесные пышные цветы, похожие на розы, и всё это блистало, обвитое золотою канителью... Чудесную эту "масленицу" устраивал старичок в Зарядье, какой-то Иван Егорыч. Умер неведомый Егорыч — и "масленицы" исчезли. Но живы они во мне. Теперь потускнели праздники, и люди как будто охладели. А тогда... всё и все были со мною связаны, и я был со всеми связан, от нищего старичка на кухне, зашедшего на "убогий блин", до незнакомой тройки, умчавшейся в темноту со звоном. И Бог на небе, за звёздами, с лаской глядел на всех: масленица, гуляйте! В этом широком слове и теперь ещё для меня жива яркая радость, перед грустью... — перед постом?    

Оттепели всё чаще, снег маслится. С солнечной стороны висят стеклянною бахромою сосульки, плавятся-звякают о льдышки. Прыгаешь на одном коньке, и чувствуется, как мягко режет, словно по толстой коже. Прощай, зима! Это и по галкам видно, как они кружат "свадьбой", и цокающий их гомон куда-то манит. Болтаешь коньком на лавочке и долго следишь за чёрной их кашей в небе. Куда-то скрылись. И вот проступают звёзды. Ветерок сыроватый, мягкий, пахнет печёным хлебом, вкусным дымком берёзовым, блинами. Капает в темноте, — масленица идёт. Давно на окне в столовой поставлен огромный ящик: посадили лучок, "к блинам"; зелёные его перышки — большие, приятно гладить. Мальчишка от мучника кому-то провёз муку. Нам уже привезли: мешок голубой крупчатки и четыре мешка "людской". Привезли и сухих дров, берёзовых. "Еловые стрекают, — сказал мне ездок Михаила, — "галочка" не припёк. Уж и поедим мы с тобой блинков!"

<…>

Масленица кончается: сегодня последний день, "прощёное воскресенье". Снег на дворе размаслился. Приносят "масленицу" из бань — в подарок. Такая радость! На большом круглом прянике стоят ледяные горы из золотой бумаги и бумажные вырезные ёлочки; в ёлках, стойком на колышках, — вылепленные из теста и выкрашенные сажей, медведики и волки, а над горами и ёлками — пышные розы на лучинках, синие, жёлтые, пунцовые... — верх цветов. И над всей этой "масленицей" подрагивают в блеске тонкие золотые паутинки канители. Банщики носят "масленицу" по всем "гостям", которых они мыли, и потом уж приносят к нам. Им подносят винца и угощают блинами в кухне.   

И другие блины сегодня, называют — "убогие". Приходят нищие — старички, старушки. Кто им спечёт блинков! Им дают по большому масленому блину — "на помин души". Они прячут блины за пазуху и идут по другим домам.   

Я любуюсь-любуюсь "масленицей", боюсь дотронуться, — так хороша она. Вся — живая! И ёлки, и медведики. и горы... и золотая над всем игра. Смотрю и думаю: масленица живая... и цветы, и пряник — живое всё. Чудится что-то в этом, но — что? Не могу сказать.   

Уже много спустя, вспоминая чудесную "масленицу", я с удивленьем думал о неизвестном Егорыче. Умер Егорыч — и "масленицы" исчезли; нигде их потом не видел. Почему он такое делал? Никто мне не мог сказать. Что-то мелькало мне?.. Пряник... — да не земля ли это, с лесами и горами, со зверями? А чудесные пышные цветы — радость весны идущей? А дрожащая золотая паутинка — солнечные лучи, весенние?.. Умер неведомый Егорыч — и "масленицы", живые, кончились. Никто без него не сделает.   

Звонит к вечерням. Заходит Горкин — "масленицу" смотреть. Хвалит Егорыча:   

— Хороший старичок, бедный совсем, поделочками кормится. То мельнички из бумажек вертит, а как к масленой подошло — "масленицы" свои готовит, в бани, на всю Москву. Три рубля ему за каждую платят... сам выдумал такое, и всем приятность. А сказки какие сказывает, песенки какие знает!.. Ходили к нему из бань за "масленицами", а он, говорят, уж и не встает, заслабел... и в холоду лежит. Может, эта последняя, помрёт скоро. Ну, я к вечерне пошел, завтра "стояния" начнутся. Ну, давай друг у дружки прощенья просить, нонче прощёный день.   

Он кланяется мне в ноги и говорит — "прости меня, милок, Христа ради". Я знаю, что надо делать, хоть и стыдно очень: падаю ему в ноги, говорю — "Бог простит, прости и меня, грешного", и мы стукаемся головами и смеёмся.   

— Заговены нонче, а завтра строгие дни начнутся, Великий Пост. Ты уж "масленицу"-то похерь до ночи, завтра-то глядеть грех. Погляди-полюбуйся — и разбирай... пряничка поешь, заговеться кому отдай.   

Приходит вечер. Я вытаскиваю из пряника медведиков и волков... разламываю золотые горы, не застряло ли пятачка, выдёргиваю все ёлочки, снимаю розы, срываю золотые нитки. Остаётся пустынный пряник. Он необыкновенно вкусный. Стоял он неделю в банях, у "сборки", где собирают выручку, сыпали в "горки" денежки — на масленицу на чай, таскали его по городу... Но он необыкновенно вкусный: должно быть, с мёдом.   

Поздний вечер. Заговелись перед Постом. Завтра будет печальный звон. Завтра - "Господи и Владыко живота моего..." — будет. Сегодня "прощёный день", и будем просить прощенья: сперва у родных, потом у прислуг, у дворника, у всех. Вассу кривую встретишь, которая живёт в "темнёнькой", и у той надо просить прощенья. Идти к Гришке, и поклониться в ноги? Недавно я расколол лопату, и он сердился. А вдруг он возьмёт и скажет — "не прощаю!"?   

Падаем друг дружке в ноги. Немножко смешно и стыдно, но после делается легко, будто грехи очистились.   

Мы сидим в столовой и после ужина доедаем орешки и пастилу, чтобы уже ничего не осталось на Чистый Понедельник. Стукает дверь из кухни, кто-то лезет по лестнице, тычется головою в дверь. Это Василь-Василич, взъерошенный, с напухшими глазами, в расстёгнутой жилетке, в розовой под ней рубахе. Он громко падает на колени и стукается лбом в пол.   

— Простите, Христа ради... для праздничка... — возит он языком и бухается опять. — Справили маслену... нагрешили... завтра в пять часов... как стёклышко... будь-п-койны-с!..   

— Ступай, проспись. Бог простит!.. — говорит отец. — И нас прости, и ступай.   

— И про... щаю!.. всех прощаю, как Господь... Исус Христос... велено прощать!.. — он присаживается на пятки и щупает на себе жилетку. — По-бо-жьи... все должны прощать... И все деньги ваши... до копейки!.. вся выручка, записано у меня... до гро-шика... простите, Христа ради!.. 

— Его поднимают и спроваживают в кухню. Нельзя сердиться — прощёный день.   

Помолившись Богу, я подлезаю под ситцевую занавеску у окошка и открываю форточку. Слушаю, как тихо. Чёрная ночь, глухая. Потягивает сыро ветром. Слышно. как капает, булькает скучно-скучно. Бубенцы, как будто?.. Прорывается где-то вскрик, неясно. И опять тишина, глухая. Вот она, тишина Поста. Печальные дни его наступают в молчаньи, под унылое бульканье капели.  >>


————
• Михаил Пришвин (1873-1954). Из дневников


1921.

13 Марта. Последний Божий день. Прощёный. Василий Тёплый.

Вечером заморозило, и отпечатки следов по рыхлому снегу остались, а новые по замёрзшему снегу стали невидимы. Я всё-таки вышел проведать Чистик, потому что день разгорался единственный. Наст «скипелся» на наст, и так слежалось, смерзлось, что нога нигде не проваливается. Насыпи от канав обнажились рыжие. Вокруг деревьев всюду кольца на снегу. Верхушки холмов пёстрые. Дорога малоезженая обнажилась, а постоянные порыжели. Мало снега было зимой. Берёзы побурели, на голубом снегу, под голубым небом рощи берёз прекрасны. Ели и сосны млеют на солнце и вороны орут. Распушилась пушица на ольхе, и вербы стоят готовые к празднику. Болотные кочки показали свои рыжие мохнатые головы. Флейта наткнулась на белых куропаток, я, услыхав их хохот, притаился под сосной, одна белая, как снег, спустилась на снег полянки и осталась на ней после выстрела. Зайчиха лохматая линяющая кралась от собаки в кустах.

Ослепительно ярко и очень больно глазам.

Мне вчера сказал мужик:
— Не узнал бы тебя, брат.
— А что?
— Заовинел ты как-то...— вернее, замужичел, облохматился, зарос (или он хотел сказать, что как дымится овин, так дымятся мои волосы, начинающие седеть: заовинел).

Не всё ли равно? разве во мне дело, каким я кажусь, зато изнутри так хорошо в такой день. Ведь уже целых три часа свету прибавилось, и день стал такой широкий, будто в море выплыл из берегов узкой реки.

Еловский старик рассказывал:
— Чем всё это кончится? вот и Ленин, сказывают, ходил спрашивать ворожею: «Чем,— говорит,— это кончится?» — «Молот — Серп,— сказала ворожея,— читай наоборот». Ленин прочитал, и вышло, что кончится царизмом.

— Престолом,— прочитали мы.
— Ну, престолом, всё равно.
— Так, стало быть, царя хотят.
— Ну, царя не царя, а президента.
— А как же престолом-то?
— Что же, а разве у президента не будет престола?

==
14 Марта. Весна. Наши дни. 1-й наш день. Мечта, как пчела, собирает мёд с жизни, только мы думаем, что она нам будет прямо в рот носить, и не готовим ульев для сбора желаний. Но и так бывает с иными, что наготовят много всего для сбора, а желания не летят, они стали пешие, обломали себе крылья на заготовках в рабском труде.

На заре выхожу в Чистик. Снег не проваливается, под ногами, как в крепких зубах сахар, хрустит, идёшь, и на версту слышно, Флейта брешет на угол Острова, а из другого удирает лисица. Опять в Чистике обрушился на меня громадный русак, а ружьё за плечами. Потом беляк — ружьё осеклось: слышно было слабое токованье тетеревов. Наши слышали жаворонка. Стайка пташек понеслась на меня, ныряя в золотом воздухе. Но пичуги летят на Русь.

====
1942.

15 Февраля. (Прощёное воскресенье) – (2 февраля Сретенье.) –22. Тихий вост. ветер. Днём на солнце +2, в тени –10.

Целую неделю была метель, а к верхним веткам сосен и елок не только ничего не пристало, но напротив, от ветра слетело всё зимнее богатство и те мутовки, у которых под тяжестью снега веточки сложились крестом, теперь эти веточки, похожие на пригвождённые руки, поднялись вверх, как будто деревце просит пощады. Комья снега, намёрзшие зимой, теперь остались только на более низких ветвях, и тут на них падающий снег нарастает, и обыкновенно ветер, обвевая ствол, образует круглую мисочку. Может быть, скоро от солнечных лучей потекут в эту мисочку капли живой воды. Я тогда не забуду напиться этой воды с верой, что буду участником в создании радости людям, так измученным зимней борьбой. >>


—
• От маргиналий к кармен-эссе: http://proza.ru/2020/02/07/2064