Разговор с пьяным критиком

- Ну, дорогой  мой одноклассник, и рассказ ты написал, - произнесла хорошо сохранившаяся тощая красавица (К.), глядя на собутыльника (В.) пьяными зелёными глазами.
В.: - Плохой?
К.: - Не плохой, но страшный.
В.: - Это тот, который я вспомнил?
К.: - Да.
В.: - Я бы назвал его тяжёлым, а не страшным.
К.: - Наверное, ты неправ. Я его пропустила через себя, и ещё раз убедилась, что для матери самое страшное – потерять ребёнка – неважно, малолетнего или взрослого.
В.: - Тяжелые произведения тоже бывают хорошими – вспомни повесть «А зори здесь тихие …» или фильм «Они сражались за Родину»…
К.: - Это великие литературные и кинематографические творения. Но я хотела бы разобрать твой рассказ.
В.: «- Чего хочет женщина – того хочет Бог».
К.: - Подкузьмил, что ли?
В.: - Нет. Говори, пожалуйста. Мне интересно твоё мнение.
К.: - Композиционно произведение очень сложное – это рассказ в рассказе или сценарий в сценарии. Таких произведений я могу насчитать не более пальцев на руке. Это «Мастер и Маргарита» М. Булгакова, «Военная тайна» А. Гайдара и «Долина бессмертников» В. Митыпова. Наверное, ещё песня, сюжет которой ты рассказал своими словами.
В.: - Спасибо. Не думал, что кто-то поставит мой рассказ в один ряд с классиками.
К.: - Благодарности пока придержи. Я же не меньше твоего прочитала, да?
В.: - Да.
К. (вытащив из кармана листки, развернув и найдя нужное): - Вот оно.
«Содрогнулся бежавший левее и впереди высокий худой солдат, сделал несколько неверных шагов, стал оседать. И задёргалась его правая рука, посылая одинокую очередь навстречу свинцовому ливню…»
Слушай, с болью написано.
В.: - Где-то я читал, что писать надо со всем напряжением сил, будто пережил это сам. Что труднее пишется, то и лучше запоминается.
К.: - Ещё вот это.
«Добегите, парни. Ради всего святого, добегите до  вражьих траншей. А там уже относительно честный бой один на один, и будет видно кто кого.»
И неважно, кто сказал эти слова: солдат, первым попавший под пулемётную очередь; кинозрители, молящиеся за гибнущих воинов; или автор, скорбной тенью летящий над полем боя, всё видя, слыша, понимая, не в силах ничего изменить. Важно то, что все они – на одной стороне.
В.: - Ты сама могла бы писать, и, думается, не хуже меня.
К.: - Не моё. Ещё меня потрясла посмертная речь цветку.
В.: - Посчитал, что сопоставление мирной картины и военной разрухи любому понятно.
К.: - Да, это так. Давала почитать рассказ близким, и никто не остался равнодушным.
В.: «- Хозяин – барин».
К.: - Решила дать почитать вслух своим ученикам. Предупредила, чтобы читали не с выражением, а отстранённо; если кто-то не сможет, чтобы передал другому. А те, кто не читает, чтобы просто слушали, закрыв глаза.
В.: - И как?
К.: - Читали, чередуясь, несколько человек. Прочитать всё одному было бы, наверное, не под силу. Отстранённо никому не удалось. Я им всем поставила «отлично».
В.: - Ты – настоящий учитель. И человек тоже.
К.: - Просто отразила то, что хотел передать ты. Но все твои остальные рассказы, извини, яйца выеденного не стоят.
В.: - Но ты же не всё читала …
К.: - Мне достаточно тех опусов, которые ты мне дал. Один этот твой рассказ перевешивает все остальные. Из тебя мог бы получиться неплохой журналист…
В.: - Спасибо. Расцениваю как комплимент. Честно говоря, из меня много чего неплохого могло получиться. Проблема, возможно, в том, что в юности я сделал неверный выбор …
К.: - Ну, это – твоя проблема. Мужчина сам выбирает свой путь, как я прочла в одной японской книге. Хочу тебя отблагодарить. Что ты хочешь?
В.: «- Вы знаете о той единственной награде, о которой я мечтаю.»
К.: - Д’ Артаньяна цитируешь? Тот тоже любил красивых женщин. Вечно тебе надо всё испортить. Наливай!
В.: - Как скажешь.
14.03.2021