Колхозный рынок наш советский 50 - 60-е годы
Когда в веселом праздничном гомоне и сутолоке за гроши можно было купить и свежих огурчиков прямо с грядки и лукошко душистой клубники и букет роскошных пионов...э, да много чего там можно было купить-прикупить, была бы охота.
Торговали обычно женщины, часто пожилые, обязательно в платках или косынках от солнца, да и для приличия полагалось; перед каждой весы с двумя чашками и гирьки разнокалиберные.
Покупательницы-дачницы, те все больше в шляпках или в панамках прогуливались.
Местные огородницы приносили на рынок свежие овощи со своих, родных огородов, которых было в ту пору великое множество, не ленился народ.
Торговля шла рядами, то есть вот тут ряды огурцов и помидоров, выращенных в Подмосковье иной раз в парниках, а чаще - в открытом грунте, там – картофеля от Лорха, или любимой всеми Синеглазки, там дальше – зелени всякой, укропа-петрушки.
Потом шли молочные ряды, где из больших алюминиевых бидонов хозяйка в белом халате алюминиевым черпаком с длиннющей ручкой черпала еще теплое парное молоко, завешивала домашний творог, жирность которого не нуждалась в рекламе, наливала свежие сливки, которые быстро норовили превратиться в масло, настолько они были густые.
За ними шли мясные ряды, рыбные и так далее.
Бывало, и дичь можно было купить, утку дикую или рябчика-тетерева, после удачной осенней охоты.
Торговались все обязательно, и продавцы-частники охотно снижали цену, иначе не продашь, вон конкуренция-то какая, а мясо-рыба долго не лежит, все свежим продавали, холодильники были в великом дефиците.
На колхозных рынках встречались, практически, все виды овощей и фруктов, произрастающие в наших краях, но были и довольно необычные на наш современный взгляд: зеленый горох в стручках, семечки зрелые прямо на огромном цветке подсолнуха, чтобы веселей лузгать было , стебли ревеня для киселя, кукуруза сахарная в початках, щавель зеленый, шпинат молодой, даже спаржа для гурманов-любителей и много-много чего еще там продавалось, в зависимости от того, что решил посадить в этом году частник-крестьянин.
И уж конечно были там грибные ряды и ряды ягод лесных и полевых: земляники и черники и голубики и малины лесной и садовой, все по сезону.
Причем смысл торговли часто был не в получении прибыли, а в стремлении продать избытки, чтоб добро не пропадало.
Поэтому торговаться было легко, бабушки охотно соглашались продать подешевле, а часто отдавали и совсем за бесценок, лишь бы поскорее пойти домой, где нужно было хлопотать по хозяйству.
Производство овощей у частников было столь большим, что рынки существовали везде, в каждом большом поселке или районном центре.
Я хорошо помню Томилинский колхозный рынок, где на входе одно время висел огромный плакат: РЫНОК СОВЕТСКИЙ. ВХОД СПЕКУЛЯНТАМ И ПЕРЕКУПЩИКАМ ВОСПРЕЩЕН! и где иногда продавала (а чаще покупала) свежие огурчики и другую зелень для салата моя бабушка и меня, совсем еще малыша, брала с собой.
О, я помню, я и сейчас чувствую чудесную атмосферу колхозного рынка тех времен.
Раннее утро.
Воздух еще полон утренней нежности и сонного блаженства.
Солнце светит ласково, не жарит, не печет.
Ряды еще до восхода прометены заботливым дворником, политы водичкой, чтобы не пылили под многочисленными ногами.
Влажные от утренней росы, свежие огурцы-огурчики, только с грядки, с любовью разложенные натруженными руками огородников, в угоду придирчивому покупателю, возвышаются над прилавком аккуратными кучками и блестят-сияют на солнце.
Идем медленно, любуемся, спрашиваем что-почем.
Тут пахнет петрушкой, там укропом, но вот все перекрывает восхитительный запах малосольных огурцов.
Стоят бочки дубовые с огурцами малосольными разного размера и достоинства.
Мнится мне, что это купчихи толстые, про которых я только что в книжке прочитал.
Большая пузатая, самая важная, обручами перепоясана, чтоб не лопнула, а маленькие рядом, будто ее болонки откормленные.
Пожилая женщина с увлечением рассказывает молодой соседке-товарке свой любимый способ засолки.
Увидев меня, она протягивает мне маленький огурчик:
- Тебя как звать, мальчик? Вася? Ну-ка, Васенька, попробуй мой огурчик.
Я откусываю и сразу чувствую божественный вкус и аромат особого посола.
С той поры нет для меня лучше деликатеса, чем малосольный огурец.
Бабушка лукаво спрашивает меня: - Может, прикупим и малосольных?
Я охотно соглашаюсь, и бабушка начинает неторопливую беседу с радушными продавщицами, которые делятся с бабушкой секретами ухода за капризными в наших краях огурцами и помидорами (до эпохи полиэтилена)…
Но беседа их быстро растворяется в общем гуле голосов, висящим над рынком, из которого то выделится высокий голос торговки семечками: - Ой, семечки кубанские сладкие, десять копеек стакан!
То забубнит-засипит с нижегородским оканьем прокуренным голосом мужик: - Да мы телОчку-тО все бОле мОлОчкОм пОили, вОна мясО-тО какО рОзОвОе.
- Лучок зеленый-чесночок ароматный, укроп-петрушку берем, не проходим мимо! – дедушка в пиджаке с заплатками на локтях тянет певуче-добродушно.
А то вдруг звонкий молодой голос откуда-то: Колубника садова, ягода-малина, смородина хошь черная, хошь красная, покупай скорей, девушка прекрасная!
А рынок по-прежнему ошеломляет меня удивительными, неожиданными запахами.
- Ландышы! Глади-ка, ландыши! Ведь лето уже. - кричу я.
- Это тепличные, - говорит мне бабушка.
И тихонько про себя добавляет: - В старину Слезы Божией Матери назывались.
А я знаю, что это фонарики для гномов, в них эльфы живут, в сказке братьев Гримм прочитал.
В ведерках и кувшинах повсюду стоят букеты и букетики красных тюльпанов, желтых нарциссов, розовых роз.
Да, те рыночные розы были именно розовыми, с нежнейшими, нетронутыми лепестками, с капельками утренней росы, и никогда я не видел их на стеблях в метр длиной, а всегда уютные букеты, соразмерные вазам и кувшинам, в которых они стояли.
А вот остро пахнул маринованный чеснок.
За ним потянул сладковатый дымок самосада, который курили колхозники из дальних деревень и которые привозили свой товар в мешках из рогожи.
Запах рогожи! Вы знаете, как пахнет рогожа? Это что-то древнее, лыковое-лубяное, из глубины веков.
«Тут русский дух, тут Русью пахнет!».
Так можно было сказать и о колхозном рынке тех времен.
Что еще забавляло и радовало детские глаза на рынке: валенки белые с вышивкой, фасонистые, и попроще, серые и черные.
Горшки глиняные, щи в русской печи томить, или кринки высокие для молока, молоко в них долго не прокиснет.
Корзинки плетеные всех размеров и форм, одноручные и двуручные, эти грубоватые с корой, а те без коры, беленькие, легонькие, почти невесомые, в лес ходить по грибы, за день не устанешь.
Лукошки из резаного пополам ивового прутка малину лесную духовитую брать.
Повесишь его, бывало, на грудь и берешь-гребешь ягоду обеими руками.
Туеса-туесочки берестяные, муку, крупы, специи разные хранить.
Не портит в нем муку ни жучок, ни червячок.
А эти уже с медом, с сушеной ягодой-черникой.
Липовый мед да в берестяном туеске – ну не хотел, а купишь.
Тут и ложки липовые под стать горячие щи хлебать, губы не обожжешь.
Рядом привез мастеровитый колхозник табуретки, большие и маленькие.
Сосной да елкой строганной так славно пахнут.
Видит меня и протягивает крохотный туесок со свежими желтыми опилками: - На, паренек, возьми на память. С наших краев опилочки, с Муромских лесов.
Я тыкаюсь в опилки носом, а бабушка у одного туесок с медом липовым, а у другого низенькую табуреточку покупает у печки сидеть, когда затапливаешь или погреться захочешь.
Но вы не путайте эти настоящие колхозные рынки с псевдо-колхозными, которые были в центре столицы.
Туда бабушек-дедушек не пускали, там сплоченными рядами стояли, преимущественно, азербайджанцы в забавных широченных кепках-аэродромах.
И продавали они всякую экзотику, типа винограда, хурмы и граната.
В мае уже можно было лакомиться сочной клубникой, в июне — малиной.
В июле созревали сладкие арбузы и душистые дыни, появлялись черешня, абрикосы и персики.
В августе — инжир и кизил, ароматная айва, орехи — грецкие и фундук, миндаль и арахис.
Трудно было подмосковным огородникам кислым крыжовником с ними конкурировать.
Но и цены там были заоблачные, доступные только зажиточным гражданам.
Я видел их ценники: яблоки – 5 руб, гранаты – 15, виноград – 25 (зимой).
Средняя зарплата в 60-х – 110 - 120 руб.
Они и сейчас там торгуют. На центральных московских рынках.
А вот цены там стали вполне демократичными в сравнении с ценами «Азбуки вкуса» или «Глобус-Гурмэ».
Но вернемся к советским колхозным рынкам.
К великому сожалению, Томилинский рынок как-то заглох уже в середине 60-х, а вот Малаховский просуществовал гораздо дольше.
В августе мама отправляла меня-подростка туда за огурцами для зимней засолки.
Идешь, бывало, по Малаховскому рынку – ряды огуречные до горизонта.
Спрашиваешь-торгуешься – тут по 60 копеек, дальше от входа (ну, так всегда на рынках) по 50, потом по сорок, по 30, наконец, по 25, по 20.
А мне все мало, я иду дальше и спрашиваю, спрашиваю: А у вас почем? А у вас?
Наконец добрая седенькая бабушка-старушка, которая уже устала стоять за прилавком и соскучилась по чашке чая на уютной веранде своего домика, зовет-машет мне сухой ручкой: - Иди сюда, мальчик, сколько тебе? - Да мне бы килограмм пять –шесть. - А у меня вот только осталось, давай-ка взвесим, ну, вот, два с половиной. Бери по 15 копеек.
И я, чрезвычайно довольный такой торговлей, высыпаю огурчики в суконную сумку.
И ничего, что они маленькие и большие вперемежку, есть и кривенькие и горбатенькие, как сама старушка, зато собраны они все на ее огородике без гербицидов и пестицидов, удобрены чистым навозом, который бабушка собирала на дороге за проходящими мимо коровами и политы чистой водой из ближнего колодца, на который надо идти спозаранку, иначе к завтраку воды уже не бывает.
А дальше меня таинственно манит к себе женщина с добрыми, печальными глазами, которая стоит на самом конце длиннющего прилавка и тихонько говорит мне: - Возьми, мальчик и у меня, вот все, что осталось, по десять копеек отдам, только не говори другим продавцам, а то меня больше не пустят.
И я, довольный донельзя, еду домой с полной сумкой, заранее представляя себе, как обрадуется мама моим экономным покупкам.
А как много было на рынках свежего парного мяса. Особенно в конце 50-х.
Дело в том, что Хрущев решил, что негоже колхозникам держать скот на личном подворье (повторение 30-х, когда скот сгоняли в колхозы).
Но на этот раз было велено сократить поголовье до одной коровы на сельскую семью.
И начали колхозники резать «лишних» коров, телят и бычков, а также «лишних» овец, свиней и так далее.
И повезли они мясо на рынки.
Мясные ряды тогда были под стать огуречным – до горизонта.
Мороженного мяса тогда не знали.
Торговали им преимущественно мужики с кирпичными лицами, выцветшими от солнца волосами, с корявыми, грубыми руками, молчаливые и серьезные.
В телогрейках замызганных, кепках, а то и в шапках-ушанках, в валенках , подбитых кожей, если галош не было.
Они курили самосад и тихонько беседовали с соседями о непростой колхозной жизни.
Я слышал лишь короткие отрывки.
- Вот, Митрич, - говорил один, - растил-растил телушку, а таперя, председатель грит режь и в колхоз сдавай по госцене. Это за гроши-то. Ан и повез на рынок. А тут мяса - тьма. А у меня дома делов невпроворот.
- Дак и у нас тоже самоё, - отвечал тихо Митрич. - Пришлось одну из двух коровенку зарезать. А каку из них? Обе добрые, обе с молоком, и ту жаль и другую еще жальче, да вот припёрло.
И продавали они мясо не торгуясь долго, уступали охотно, взвешивали с хорошим «походом», лишь бы сосед не отбил покупателя.
А как иначе. Мясо свежее портится быстро, холодильник рыночный переполнен, проси-умоляй – не поможет.
И за постой-ночлег - плати, и в столовой перекусить – плати.
А у колхозника денег в обрез.
Да и домой надо скорей, не мог колхозник неделями на рынке торчать, дома в хозяйстве куча дел.
Мясо было на рынке в изобилии: говядина, свинина, баранина, курица, утка, гусь – выбирай любое.
Яички – обязательно, прямо из-под курочки, подчас не мытые – а чего тут, природа.
А цыплята какие! Это были именно Цыплята, не больше голубя, одно-двухмесячные, не бройлеры-гиганты, на сковороду по четыре укладывались, а то и по шесть, смотря какая сковорода.
Зарплату деньгами живыми колхозникам начали платить только в 1966, а до этого нужны деньги – вези что-нибудь на рынок, продавай.
Кстати, до 1966-го зарплату выдавали натурой, тем, что производилось в колхозе – и это тоже везлось для обмена на деньги в город на рынок.
А потом покупали обувь-одежду, самую ходовую: телогрейку, сапоги кирзовые или резиновые, плащ брезентовый, кепку, обязательно платок цветастый - хозяйке – и домой поскорей.
Да, еще детям баранки и пряники не забыть, завсегда деревенские везли домой баранок связку - на шею вешали - и пряники разные.
Любили в деревнях баранки и пряники…
Свидетельство о публикации №221031500936