А. Битов Записки жюриста

А.БИТОВ «ЗАПИСКИ ЖЮРИСТА» (ИЗВЛЕЧЕНИЕ)
(интересно не только для «Жюристов» и «Конкурсантов»)

1. Как говорил Пушкин, “когда я вру с женщинами” – он сказал, не женщинам, а с женщинами, – то рассказываю, как я стрелялся с Грибоедовым. Так вот, врать-то можно, а лгать нельзя. Главное в моих откровенных и полуциничных признаниях: “Хочу быть честным”. И это остается каким-то внутренним душевным принципом.

2. До того как я стал в этом году председателем жюри премии имени Ивана Петровича Белкина, у меня уже был некоторый опыт участия в литературных жюри. В предложении возглавить жюри Белкина есть определенная логика: повесть долго была моим излюбленным жанром. Не так давно я сам издал однотомник повестей. В этом однотомнике хотелось как-то так повернуть повести, чтобы они выглядели книгой, а не сбродом текстов. Предваряет эту книгу мое маленькое предисловие, которое устроителям, вероятно, позволило думать, что я – теоретик.

3. Повесть – специфически русский жанр. Думаю, мы можем им гордиться, начиная с “Повестей Белкина”. Ну а такие циклы, как “Петербургские повести” и (позднее) моего любимого Зощенки – “Сентиментальные повести”, считаю просто супер. Близок к русским повестям был в свое время Мериме. Они с Пушкиным, к слову, и перекликались. Во многом.

4. Может быть, меня подкупило жюрить и остроумие самой идеи: ведь премия Белкина – премия придуманного автора. Я согласился, тем более работа оплачиваемая, почему нет? К тому же я обрел некоторый вкус к “жюрению”. Поначалу мне казалось, что это – как затея – не самое ценное, но оказалось, что с помощью жюрения окунаешься в современную воду (не только моду), получаешь позднее образование.

5. Я не особенный уж читатель современной литературы. А тут – был вынужден прочесть. И очень доволен этим опытом: тридцать текстов предложенных и отобранных. И теперь я могу считать, что в курсе происходящего в литературе.

*****
6. Вот именно это – выбрать между тремя с плюсом и четырьмя с минусом – и является самой тяжкой работой, какая может выпасть жюри. Кстати, по международным нормам – а я был и в международных литературных жюри – жюри считается несостоятельным, если оно не выбрало победителя.
*****

7. Список претендентов поначалу был как бы малым нобелевским: премия давалась за заслуги – за качество и за чистоту пути.

8. На очереди были Фазиль Искандер и Белла Ахмадулина. Все-таки поначалу решать было просто. И немецкая сторона – поскольку она западноевропейская – вдруг оказалась слегка испугана: как бы не отстать от жизни. От современности. А что если наши кандидатуры уже прошлые, уже опоздали? И тогда на первый план выскочил страх, ну не страх, допустим, ориентация председателя жюри (в это время вошел в моду постмодернизм) – обязательно дать Пригову с Рубинштейном.

9. Пригова себе хорошо представлял, а Рубинштейна слабее. Зато хорошо знал Тимура Кибирова. И вот начинается какой-то спортивный азарт – мне интересно выиграть какую-то свою “фишку”.

*****
10. Ведь жюрение – это игра. При всех справделивостях и так далее…
*****

*****
11. Выбор. Жюри – это выбор. С одной стороны, вы кого-то благодетельствуете, ведь в ваших руках оказываются премиальные пять, десять, пятьдесят тысяч долларов! Для человека-писателя в России это может быть совсем и совсем неплохо. Помимо славы, пиара и всякой этой ерунды. А кроме этого, вы выбираете кого-то, вы осуществляете свою справедливость. Так что многое остается на вашей совести.
*****

*****
12. Но жюрение произведения – это совсем другой жанр, чем жюрение нобелевского типа. И вот я понял почему так захромала Букеровская премия. Англичане, уж простите, поцивилизованней, особенно поцивилизованней в области жюрения. Поспортивнее. Они жюрили скачки, они жюрили бокс, они жюрили футбол… И после этого на спортивном принципе они придумали Букера.
*****

*****
13. То есть культура спорта перешла в жюри. И тогда почетно попасть даже в шорт-лист! Перед тем, как жюрить в первом нашем Букере, я специально просмотрел всю схему Букера английского. Там писатели – как лошадки. Именно как лошадки!
*****

*****
14. Одно и то же имя доскакивает до шестого, до третьего, а иногда и до первого места. Обойма выделяется сильно. Как правило, это уже “имена”. Но может быть и открытие: если кто-то, даже не знаменитый, окажется действительно сильней. И это, конечно, больше похоже на спорт.
*****

*****
15. Литература в огромной степени и есть спорт. Звучит для нее якобы оскорбительно. На самом же деле, литература – дело бесконечно соревновательное. Но это соревнование проходит секретно и зачастую – втайне от самих участников. Потому что ту высоту, которую писатель себе назначит, ту он и должен взять. А в результате рекорд будет рассматриваться в общем ряду. И – качество прыжка, и высота планки, и чистота исполнения, и высота уровня.
*****

16. К соревнованию подходят очень соревновательно. Но тот, кто будет писать для конкурса, проиграет. Ибо реальность и есть та непреодоленная высота, которую должен взять писатель. А реальность – это то, чего не видит нормальный человек. Он в нее погружен и в ней барахтается. В буддистском смысле: реальность – это здесь и сейчас.

17. И поэтому автор свободен, он может не беспокоиться о том, что до него кто-то был. Но подвиг его состоит в том, что он это видит и вес все-таки поднимет. То есть выражает реальность.

18. Одни будут лучше, другие – хуже. Но выявлять, что же появилось такого, что можно отметить как следующее, по-видимому, это и есть функция всех этих конкурсов, премий, соревнований. И как бы они ни были необъективны, это – очень положительная практика. Они делают незримое соревнование более очевидным.

*****
19. Хотя много бывает несправедливости. Справедливость же торжествует, но торжествует относительно.
*****

20. Родилась профессиональная литература. Никуда вы не сбросите Маринину, Донцову, Акунина. Русская литература профессиональной не является, чем и замечательна.

*****
21. И никогда не была. Она была другой. К Серебряному веку, к Чехову что-то иное стало складываться. Гения трудно считать профессионалом, но Чехова при всем при том – можно. Хотя это его мучило. Думаю, что уже эта плеяда – Чехов и Горький, – они существовали в “профессиональном” мире. Вынуждал себя быть профессионалом Достоевский! Ставил себе нарочные условия: долги мучают, хочется заработать. Ужимал себя в сроки, дед-лайн себе подстраивал… Но я не думаю, что он и вправду был “профессионалом”. Он играл. И то, что ему не удавалось в рулетке, получилось в “Игроке”.
*****

22. Единственная сравнимая с русской литература, на мой вкус, английская. Но английская раньше стала профессиональной.

23. Одним словом, по моему концепту русская литература профессиональной не являлась. Вот сейчас в новых условиях что-то такое рождается. Но, нарождаясь, эта профессиональная литература обслуживает все-таки более массмедийный слой.

24. Вопрос, для кого и для чего писатель пишет, по-прежнему остается чистым и открытым. Мне нравится, когда человек пишет для замысла и для текста. Вот он действительно дурак, которого не знаю, кто так обезумил, что он только этим и одержим, он и есть писатель. И тогда, как мне кажется, как раз и появляется некая литература. В русском традиционном понимании. Иначе вы не придумаете “Войну и мир”!

25. А главное, когда начинаете “придумывать”, что вам надо, – получится “Воскресение”. Это невозможно, потому что невозможно никогда.

*****
26. Не может быть бескорыстного жюрения.
*****

27. Я спросил: все всё читали? Потом понял: нет, не все и не всё.
Вот и всё.
Я и сам-то прочитал не всё. И все-таки для меня даже это количество текстов оказалось огромным. Читать мне очень затруднительно.

28. Иногда хочется переиграть решение жюри. Это – партизанский подвиг, когда ты можешь провести в жизнь именно свои намерения. Но опять же – не политикой, а дипломатией. Это – мой принцип, политику я ненавижу, а к дипломатии приходится иной раз прибегать. Особенно когда хочешь, чтобы люди сыграли в твою игру, как в свою.
Или – поставить на заведомо проигрывающий номер, чтобы выиграл тот номер, который хочешь.

29. Как только автор хочет открыть глаза людям, это – безнадежно. Это не автор. Он должен сначала открыть их самому себе. И вдруг впасть в недоумение: неужели это еще кому-то надо и кому-то еще понятно? Для этого нужна энергия заблуждения, которую Лев Николаевич так хорошо сформулировал.

30. Повесть и оказалась русским жанром, потому что нетерпеливо же все! Попробуй протерпи. В прошлом году было столетие без Чехова, и писал я текст, – кто-то мне подсказал, что Чехов, чтобы написать свой рассказ, к стулу себя полотенцем привязывал. Вот если и Чехов с его принципами и некоторой воздержанностью… Хотя какая воздержанность. Все любил, всего постоянно хотел.

31. Тем не менее – привязывал. Привязать себя к стулу можно на рассказ. Романа никогда писать не буду! – как он сказал. Роман – это то, что еще впереди.

32. Перспективы открылись, я доволен тем, что меня позвали жюрить. Я же, знаете, какие занятные вещи жюрил! Я жюрил эротическую повесть! Но, кажется, идея задохнулась с первым же разом. Стихи не жюрил никогда, хотя разбираюсь в них лучше, чем пишу. Тут я мог бы быть слишком пристрастным.

33. Когда я последний раз отстаивал свою лирическую позицию перед Бродским, мы говорили, и я настоял на том, что любительские стихи тоже имеют право на жизнь. В отличие от графоманских. В них есть более непосредственный внутренний повод. И что некоторые из них могут даже пережить профессиональные.

34. Если бы я сидел в мировом жюри, я бы признал, что до сих пор не охвачена судьба Зощенки. Потому что она была погашена и прижизненной славой, и недооценкой скрытого судейства. Он не был признан своими: считалось, что Зощенко насмехается над поверженным классом. А он этого не делал. Один из благороднейших наших авторов, до сих пор – значительный юморист. И оттуда, из своего времени, не вынут!

35. Или, допустим, судьба Платонова – другая. Это до сих пор – непрочитанный автор. Хотя апология нарощена большая. Судьба Заболоцкого, гениального поэта… Но никак ему не втиснуться! Хотя все у него было – даже лагерь у него был. Он не был вписан в тусовку. Оскорбительно, знаю, называть Ахматову с Пастернаком тусовкой, но тем не менее его не взвешивали в Серебряном веке, и в результате он, рожденный чуть позже, уже не попадал...

16.03.2021 г.


Рецензии
Уважаемый Евгений Романович!

Спасибо за интереснейший материал! Победителя всегда трудно выбрать из числа многих. Если это, разумеется, не бег на обговоренную дистанцию. «Сколько людей, столько и мнений, каждый из нас по своему гений ...» К месту это будет или не к месту, но мне почему-то вспомнился Иегуди Менухин, величайший скрипач мира, которого спросили однажды: какое, мол, место, по его мнению, он занимает в иерархии скрипачей мира. Он с иронией мгновенно ответил: «Второе». «А кто же тогда первый!?» «У-у... первых много».

Читая Ваш материал, я с удивлением отметил, что и сам недавно непроизвольно коснулся этой темы (темы графоманов и гениев, и отношения времени к тем и другим) в своём рассказике «Возвращённое время». Если найдёте время, полюбопытствуйте -
он на моей страничке.

Валерий Иванов-Архангельский   08.06.2022 01:33     Заявить о нарушении
К сожалению, автор скончался более полугода тому назад

Зус Вайман   16.06.2022 19:09   Заявить о нарушении
Да, мне об этом сообщили на прошлой неделе. Очень жаль Евгения Романовича. Необыкновенный был человек!

Валерий Иванов-Архангельский   16.06.2022 20:24   Заявить о нарушении
На это произведение написано 27 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.