Матрошкин

                Он славный мальчик был. Надежды подавал.
                Он будет адмиралом, говорили.
                Но только утонул его штурвал
                в бутылке "Балтики" под номером четыре.




      –  Чем занимается твоя семья? –  спросил он, когда мы сидели за столом.
–  Они утилизируют мусор на свалке.
–  Значит, они гарбичи, –  радостно закричал он. –  В Америке тех, кто собирает мусор, называют: «Гарбичи». Ты была в Америке?
Он посмотрел на меня с ревнивой подозрительностью. А я там был, - не преминул похвастаться он. – Я был в двадцати пяти странах. Запомни. Твоя семья –  гарбичи.
Он сидел за обеденным столом в белом импортном свитере со множеством ярких нашивок, и его несвежее лицо жалко дисгармонировало с дорогой одеждой.
Он пил уже не первый день, но железное здоровье позволяло ему особо не переживать по этому поводу. Впрочем, и память ему еще не отказывала. Он всегда говорил, что был в двадцати пяти странах, и не уважал тех, кто никогда не бывал в Америке и не знал слово: гарбичи.
В некоторых странах он бывал, будучи еще военным. Впрочем, об этом он вспоминал весьма неохотно. Иногда запоздало жалел, что не поступил на географический факультет. Но, имея лёгкий и любопытствующий характер, он быстро приобрёл широкий круг весьма влиятельных знакомых, с которыми отправлялся в дальние путешествия.
Так, однажды он был в Греции с одним товарищем, который был женат на дочке какого-то члена политбюро. Тот всё время пил и жаловался, что жена ждёт его смерти. Товарищ был каким-то раскрученным журналистом. Имел квартиру в центре и дачу в Барвихе.
В детстве Матрошкин получил разностороннее образование. Участвовал в математических олимпиадах, играл на аккордеоне Генделя, имел взрослый разряд  по  плаванию, но воспитанный властной матерью и армией, он не был самостоятельным. Привыкший к приказам и дисциплине, он всю жизнь поступал так, как от него требовали другие. Он и женился только потому, что через три дня знакомства, его новая девушка привезла халат и тапочки в его дом. Девушка была дочкой директора крупного универмага. С младых ногтей не знала ни в чём отказа. Имела крутой нрав. Когда выросла, могла  кинуть в родителей утюг и даже нож. Поэтому, свадьбу сыграли богато и быстро. И молодые уехали в далёкий северный военный городок.
Молодая жена и здесь проявила свой гонор. Не захотела жить в спартанских условиях и сняла квартиру недалеко от военной части. Он провозил её к себе в багажнике машины. Его никогда не проверяли. Он был парторгом части. Но, однажды, почему-то  открыли багажник. Караульный был новичком. Матрошкин отсидел на гауптвахте три дня. И всё равно возил жену в багажнике.  Его больше не проверяли, думая, дурак он что ли, чтобы второй раз попасться? А он, как раз, и не был дураком.
Но вскоре ему пришлось уволиться из военных, потому что жена в совершенстве владела английским языком и её пригласили работать в одну европейскую фирму. Жена и его пристроила в фирму, торгующую европейской техникой. И очень быстро он стал богатым человеком. И толстым, с вываливающимся за ремень животом. Он получал несколько тысяч долларов в неделю. Завтракал, обедал, ужинал в ресторанах. А на выходные летал в Прагу, чтобы выпить хорошее чешское вино.
Так он пристрастился к путешествиям.
Кстати, про Америку. Он вспоминал, что поехал туда с молодой особой. Весьма привлекательной, немного говорившей по-английски. Америка ему не понравилась. Он нашел её скучной и серой. Три дня они шатались по магазинам, удивляясь дешевизне вещей. Ночи проводили в казино. Когда деньги закончились, улетели домой.
О Грузии он помнил, что купил много доброго вина. Чемодан весил не меньше его. И когда он затаскивал его в тамбур поезда, ручка у чемодана оторвалась. Пришлось чемодан обвязывать верёвками и волочь по вагону.
В молодости он был пловцом. Поэтому, когда был на море, то плавал только баттерфляем, пугая знойных дамочек на надувных матрасах.
На Багамах и Бали он занимался дайвингом. Нырял с аквалангом, гонялся меж камней за отвратительными муренами, пытаясь «дать им в рог» А потом отбивался от местных женщин, хотевших родить от него красивых белых деток.
В этом месте он обычно замолкал, размышляя, видимо, стоит ли вдаваться в сальные подробности, и продолжал рассказ с грубой простотой, но, не приближаясь к острым углам.
Пока я молчала, он быстро допил водку и убрал пустую бутылку под стол. Раздался тихий звон. Он пошевелил ногой под столом и уставился на меня блёклым взглядом.
–  Гарбичи, –  пробормотал он. –  Америка. Я там был.
Через мгновение его неряшливая голова упала на грудь. –  Гарбичи, –  с непонятным упорством повторил он и мгновенно уснул.