Люблю готовить...

Люблю готовить, причем также, как пишу свои сочинения, наобум. Наобум, это значит по вдохновению. Вдохновение – это значит импровизация. Вот теперь я, наконец, добралась до сути того, как я пишу и готовлю. Импровизирую!

Беру мясо, рыбу, овощи, приправы и сочиняю оливье и цезари, борщи и рассольники, жаркое и солянки, запеканки и пудинги, компоты и напитки. Вот только хлеб не пеку, иначе не оторвать меня будет от горячей буханки.

Я понимаю, что любая импровизация все равно выстроена на «школе», что в готовке, что в писанине. Нужно знать азы, а остальное приложится. Летай себе в облаках, сочетай несочетаемое, ищи новые вкусы, виды подачи, пряности. И вот в этот самый момент своего безудержного восхваления я и стукаюсь головой о рецепт, который она, моя голова, вовек бы ни придумала.

Наивная  ты дурочка, убирай свои кренделя с тмином, учись полету! Если по литературной классификации я - Малярша, то тот, кто этот  рецепт писал – Вильям Шекспир. То есть, берем кочан капусты, рубим. Засыпаем порубанную капусту ячневой крупой. Вливаем воду и варим до полуготовности. Добавляем молоко. Кладем сало. И варим до упора. Сочетание соленого сала, молока, ячневой каши и вареной капустой - это гимн угасающему рассудку, но душит меня жаба зависти к этой сумасшедшей импровизации.

Я впечатлялась ею три дня, а на четвертый взяла телефон и позвонила Кармазину.

- Послушай, Кармазин, жду тебя на дегустацию.

- Рецепта или рассказа? – Кармазин всегда ловит суть. Засады за версту обходит.
 
- Умен ты не по годам, Кармазин, - говорю, - капустную кашу приготовила, попробуй, если не занят.

- Занят, но могу и отложить,  - в его голосе прозвучала прямо гордость. Гадина какая.

- Вот и отложи, пожалуйста! - сказала и швырнула телефон о пол. Телефон с противоударной опцией, переплатила кучу денег, но тратилась намеренно, это спасает, когда тебя вот так вот бесят.

Пришел Кармазин.

- Ну, где твоя каша?

- Очень торопишься?

- А чего ждать?

- Ну, на, ешь, - я опрокинула кастрюлю с кашей в тарелку, придвинула к Кармазину.

- А сама чего?

- Я автор, дело не во мне.

Кармазин взял ложку и стал есть капустную кашу. Мне стало нечем дышать. Вареная капуста лишала сознания, увлажняя носовые ходы маслянистыми парами сала. Но я терпеливо ждала.

Кармазин побарабанил ложкой по пустой миске и сказал:

- Еще каша есть?

Я едва не упала.

- Кармазин, тебе нравится?

- Да.

- Это правда? – переспросила я.

- Да.

- Ладно, спрошу по-другому, - сказала я, - ты ел из жалости ко мне?

- Почему из жалости? – удивился Кармазин, - я в тюрьме её ел, привык.

- Где ты ел?

- В тюрьме.

- Ты что, сидел в тюрьме?

- Сидел, недолго, - сказал Кармазин, - в пределах шенгенской визы. В Финляндии в тюрьмах долго не держат, если не рецидивист.

- Ты был в тюрьме в Финляндии?

- Ага, в отпуск поехал, порыбачить. Номер на мобильном набирал, случайно попал на  наркодилера. А его телефон на полицейской прослушке. И финны всех гребли, кто ему звонил. Умора, да?

- А я ничего и не знала, - я в растерянности.

- Разве? – откликнулся Кармазин, - а я думал ты мне приятное хотела сделать, кашу капустную приготовила. Я её там постоянно брал. По-ихнему Кааливели, не сразу и выговоришь.

-  Ну, и как ты вообще там жил? – мысли путались, я вроде сообразительная, но подвержена остолбенению. Как оленья мать в свете прожектора, временно становлюсь гипсовой.

- Да ты что? О таком отпуске только и мечтать, - сказал Кармазин,  - за номер платить не надо…

- За номер?

- Ну, за камеру, но она же, как гостиничный номер, два окна. Плей стейшн, кофеварка, датские сосиски на гриль кину и в спортзал, - Кармазин посмотрел на часы, - а вечером капустной каши возьму, вот как сейчас.

- То есть, получается у меня, как в тюрьме? – сказала я, - понятно, Кармазин, ты свободен, я тебя услышала.

- Погоди, Вер, не торопись, мы же о тебе не поговорили, - сказал Кармазин, - как ты вообще сама-то? Пишешь, публикуешь?

- Пишу, публикую. Все?

- Ну, в целом, все, - согласился Кармазин, - а, погоди, вот еще что. Чуть не забыл.

- Что еще?

- Выходи за меня, Вер, - Кармазин встал и приблизился. Близко. А мне и отступить некуда, сзади холодильник.

- В смысле, Кармазин?

- Да вот как-то все сошлось, понимаешь? - сказал Кармазин, - я у себя сижу, думаю, чем бы перекусить, а тут ты с кашей. Суть улавливаешь?

- Куда мне до сути, - я отпихнула Кармазина, - мне надо все на пальцах объяснять.
 
- Готов и на пальцах, - говорит Кармазин и достает два колечка, - вот на твой палец, вот на мой. Так понятней?

-  То есть получается, что, если бы не эта каша, не было бы и колечек? – мне всегда и все хочется довести до конца, до полной ясности, это моя беда.

- Колечки бы были, - сказал Кармазин, - я бы их даже за яичницу отдал.

- Яичниц, Кармазин, я не готовлю, - сказала я, - пельменей и сосисок тоже.  Так что ты не привередничай мне тут, понял?

- Понял! Вер, я за зубной щеткой и обратно, - Карамзин исчез.

А мне вдруг, на этом месте,  показалось, что я разучилась импровизировать, а потом  успокоилась, потому что уже научилась улавливать суть.