Тарас Григорьевич и его блог продолжение 5

Начало: http://proza.ru/2021/03/09/1210

Предыдущая глава: http://proza.ru/2021/03/22/1344

«Вера без дел мертва есть. Так и дружба без существенных доказательств — пустое, лукавое слово. Блаженны, стократ блаженны друзья, которых жизнь была осенена радужным сиянием улыбающегося счастия, и голодная нужда своим железным посохом испытания ни разу не постучала в дверь их бескорыстной дружбы. Блаженны, они и в могилу сойдут, благословляя друг друга». – так написал повзрослевший, уже прошедший солдатчину Тарас Григорьевич в своем блоге-дневнике в 1857 году. «…в продолжение этих десяти лет я видел даром то, что не всякому и за деньги удастся видеть».

А я, как и обещала, дам описание Тарасом обстоятельств посещения петергофского праздника в первый раз.

Запись от 1 июля 1857 года:

«А сегодня действительно в Петергофе праздник. Великолепный царский праздник! Когда-то давно, в 1836 году, если не ошибаюсь, я до того был очарован рассказами об том волшебном празднике, что, не спросясь хозяина (я был тогда в ученьи у маляра, или так называемого комнатного живописца, некоего Ширяева, человека грубого и жестокого) и пренебрегая последствиями самовольной отлучки (я знал наверное, что он меня не отпустит), с куском черного хлеба, с полтиною меди в кармане и в тиковом халате, какой обыкновенно носят ученики-ремесленники, убежал с работы прямо в Петергоф на гулянье. Хорош, должно быть, я был тогда. Странно, однако ж, мне и вполовину не понравился тогда великолепный Самсон и прочие фонтаны и вообще праздник, против того, что мне об нем наговорили. Слишком ли сильно было воспламенено воображение рассказами, или я просто устал и был голоден. Последнее обстоятельство, кажется, вернее. Да ко всему этому я еще увидел в толпе своего грозного хозяина с пышною своею хозяйкой. Это-то последнее обстоятельство вконец помрачило блеск и великолепие праздника. И я, не дождавшись иллюминации, возвратился вспять, совершенно не дивяся бывшему. Проделка эта сошла с рук благополучно. На другой день нашли меня спящим на чердаке, и никто и не подозревал о моей самовольной отлучке. Правду сказать, я и сам ее считал чем-то вроде сновидения».

«…я еще увидел в толпе своего грозного хозяина с пышною своею хозяйкой». О ком это вспоминал Тарас Григорьевич по прошествии более чем 20 лет? О Ширяеве, об Энгельгардте?

Вернемся к автобиографии Шевченко. У помещика Энгельгардта, которого Тарас называет «дидыч»: «В должности казачка он втихомолку срисовывал украденным у конторщика карандашом картины суздальской школы, украшавшие панские покои. Странствуя с обозом за своим дидычем в Киев, Вильно и в Петербург, на постоялых дворах крал он изображения разных исторических героев, как-то Соловья-разбойника, Кульнева, Кутузова, казака Платова и прочих с намерением скопировать их на досуге точь-в-точь.

Случай и досуг представился в Вильне. Это было в 1829 году декабря 6. Пан и пани уехали в ресурсы на бал, в доме все успокоилось, уснуло. Тогда он развернул краденые сокровища и, выбрав из них казака Платова, принялся благоговейно-тщательно копировать. Уже дошел до маленьких казачков, гарцующих около дюжих копыт коня казака Платова, как растворилась дверь, пан и пани возвратились с балу. Пан с остервенением выдрал его за уши, надавал пощечин за то, дескать, что он мог не только дом, город сжечь. На другой день пан велел кучеру Сидорке выпороть его хорошенько, что и было исполнено сугубо».

И вот, «В 1832 году в С.-Петербурге, по неотступной его просьбе, помещик законтрактовал его на четыре года разных живописных дел цеховому мастеру, некоему Ширяеву. Ширяев был ретивее всякого дьячка-спартанца».

Оба хозяина хороши!

И мог ли ученик маляра представить себе, что через неполных два года его жизнь изменится, да и как изменится!

А вот и письменное свидетельство: «В 1839 году Жуковский, возвратившись из Германии с огромною портфелью, начиненною произведениями Корнелиуса, Гессе и других светил мюнхенской школы живописи, нашел Брюллова произведения слишком материальными, придавляющими к грешной земле божественное, выспреннее искусство. И обращаясь ко мне и покойному Штернбергу, случившемуся в мастерской Брюллова, предложил зайти к нему полюбоваться и поучиться от великих учителей Германии. Мы не проминули воспользоваться сим счастливым случаем. И на другой же день явилися в кабинете германофила».

Во второй части этого повествования расскажу я чуть подробнее о «германофиле».
А сейчас хочу просто обратить внимание на то, с какой простотой и доверительной естественностью общались молодые художники с уже знаменитым и сановным Василием Андреевичем Жуковским.

«Незабвенные, золотые дни, мелькнули вы светлым, радостным сновидением передо мною, оставив по себе неизгладимый след чарующего воспоминанья. Мы были тогда с Штернбергом едва оперившиеся юноши и, рассматривая эту единственную коллекцию идеального безобразия, высказывали вслух свое мнение и своим простодушием довели до того кроткого, деликатного Василия Андреевича, что он назвал нас испорченными учениками Карла Павловича и хотел было уже закрыть портфель перед нашими носами, как вошел в кабинет князь Вяземский и помешал благому намерению Василия Андреевича. Мы продолжали с невозмутимым равнодушием перелистывать портфель и были награждены за терпение первоначальным эскизом «Последнего дня Помпеи», ловко начерченным пером и слегка попятнанным сепиею. За этим гениальным очерком, почти не измененным в картине, следовало несколько топорных чертежей Бруни, которые ужаснули нас своим заученным, однообразным безобразием. И где и из какого тлетворного источника почерпнул и усвоил г. Бруни эту ненатуральную манеру? Неужели это одно желание быть оригинальным так страшно обезобразило произведения неутомимого Бруни? Жалкое желание. Грустный результат. И этот человек мечтал еще равняться с Карлом Великим! (так обыкновенно называл Брюллова В. А. Жуковский)».

***

Василий Андреевич Жуковский родился 29 января /9 февраля/ 1783 года в усадьбе Мишенское, Белёвского уезда Тульской губернии. Он был почти на 17 лет старше своего друга Карла Брюллова, который в свою очередь был старше на неполных 15 лет Тараса Шевченко.

Поэт, переводчик и педагог — Василий Жуковский стал одним из основоположников литературного направления романтизм в России и до сих пор считается наставником многих поколений литераторов.

В 1818 году А.С. Пушкин посвятил Василию Жуковскому такие строки:

Его стихов пленительная сладость
Пройдет веков завистливую даль,
И, внемля им, вздохнет о славе младость,
Утешится безмолвная печаль
И резвая задумается радость.
/К портрету Жуковского/

Более того,  в 1817 году поэт становится учителем русского языка великой княгини Александры Федоровны, будущей императрицы. Следует отметить, что ученица не всегда была довольна своим преподавателем — человеком прекрасных душевных качеств, но чересчур «поэтичным», однако это мало смущало Василия Андреевича.

«Работа же по должности будет в связи с моими прочими занятиями и вместо того, чтобы им препятствовать, может им способствовать. <...> Иметь в таком занятии (и в любимом занятии) товарищем образованную женщину должно быть наслаждением, а не неволею».
Василий Жуковский.

Он радовался небольшим успехам Марии Федоровны и продолжал творить.

В 1825 году Василий Жуковский был назначен воспитателем будущего императора Александра II. Биографы поэта считают, что именно он сыграл наибольшую роль в формировании взглядов царя-освободителя.

После того как наследник престола достиг совершеннолетия, поэт вышел в отставку и в том же году обвенчался с 19-летней Елизаветой Рейтерн. Последние 12 лет жизни Жуковский провел в Германии в кругу жены и детей.

«Если бы я должен был написать панегирик Жуковскому, то я не умолчал бы здесь преимущественно о делах его милосердия, которыми часто отличаются люди достаточные, уделяя бедному излишнее от себя; нет, дела милосердия Жуковского были не делами только рук его, но преимущественно делами его души. Хорошо помогать ближнему, не жалея средств, которые мы имеем в руках! Но много ли найдется таких людей, которые бы за другого протягивали сами руку, преклоняли бы свою голову, может быть не привыкшую к поклонам, испытывали бы с охотою неприятное чувство отказа и всё это делали бескорыстно, из одного только желания добра ближнему? В.А. Жуковский все это делал и, умирая, жалел еще о том, что не успел устроить судьбу человека, ему вовсе чужого».
/Протоиерей Иван Базаров/
Этой цитатой можно было бы и закончить сегодняшний рассказ, закольцевав с первой из процитированных записей из дневника Тараса Григорьевича, но становление такого человека, такого характера, как Василий Жуковский, хочется осветить как можно шире в пределах материалов доступных для использования из интернета.

***

Незаконнорожденный сын помещика Афанасия Бунина и турчанки Сальхи, он получил свою фамилию от бедного белорусского дворянина, который стал крестным отцом мальчика, а позже его усыновил.

П. А. Плетнёв* в своих воспоминаниях уточнял, что якобы слышал от самого Жуковского, что его мать происходила из сераля турецкого паши Силистрии.
И я остановлюсь на этом немножко подробнее.

Предание об обстоятельствах рождения и первых годах жизни будущего поэта оставила его племянница А. П. Зонтаг /Юшкова/.

В 1770 году секунд-майор Афанасий Иванович Бунин, помещик Тульской, Калужской и Орловской губерний, получил в подарок от приятеля майора Муфеля двух девушек, захваченных в плен при штурме турецкой крепости Бендеры. Это были сёстры Сальха и Фатьма, отец которых погиб при защите города. Младшая из них, Фатьма, которой было 11 лет, умерла через год, а её 16-летняя старшая сестра выжила.

В 1786 году Сальха получила официальный вид «к свободному в России жительству», в котором указано, что она была крещена, восприемницей /восприемником или восприемницей – при христианском обряде крещения обозначается человек, который непосредственно принимает крещаемого, вынутого из купели, из рук священника и принимает ответственность перед Богом за духовное воспитание и благочестие крещаемого: кре;стника или кре;стницы/ стала жена Бунина Мария Григорьевна. После крещения Сальха получила имя Елизавета Дементьевна Турчанинова.

Её поселили в усадьбе Мишенское в особом домике, где в дальнейшем она заняла должность ключницы в поместье. Елизавета Дементьевна стала наложницей А. И. Бунина.

В законном браке у Афанасия Ивановича Бунина и его жены Марии Григорьевны Безобразовой родилось 11 детей, из которых к 1770 году выжило пятеро. Оставаясь наложницей, Елизавета Турчанинова нянчила младших дочерей своего хозяина от законной жены — Варвару и Екатерину.

У А. И. Бунина не было наследника: его единственный сын Иван, подававал большие надежды и был отправлен на обучение в Галле, вместе с отпрысками фаворитов императрицы — Алексеем Бобринским и Александром Чесменским, но умер молодым.

Со временем глава семьи поселился в доме у своей наложницы. У них родились три дочери, умершие в младенчестве. После переезда Афанасия Ивановича к Турчаниновой разгневанная Мария Григорьевна перестала пускать турчанку в усадебный дом и запретила общаться с нею дочери Варваре.

29 января 1783 года Елизавета Дементьевна родила Афанасию Ивановичу Бунину сына.
Крещён Василий был в усадебной церкви Покрова Пресвятой Богородицы и записан как «незаконнорождённый сын дворовой вдовы». Восприемником стал обедневший помещик Андрей Григорьевич Жуковский, приживал Буниных; он же и усыновил Василия, передав ему свою фамилию и отчество.

По легенде, крёстной матерью вызвалась быть Варвара Бунина, а весной и сама Елизавета Дементьевна пришла к Марии Григорьевне и положила младенца Василия у её ног, после чего мир в поместье был восстановлен.

Считается, что эта легенда об отношениях в семье Буниных был сконструирована чтобы смягчить и эстетизировать личные драмы в глазах потомков, а в действительности отношения в усадьбе были очень сложными.

Василий Жуковский остался единственным ребёнком в барском доме и рос на попечении родного и приёмного отцов. Однако по словам А.Н. Веселовского: «Его не отделяли от других детей, окружали теми же попечениями и лаской, он был как свой, но чувствовал, что не свой; он жаждал родственных симпатий, семьи, любви, дружбы, и не находил».

Как было принято в то время в дворянских семьях, А. И. Бунин записал Василия сержантом в Астраханский гусарский полк в 1785 году. В 6 лет Василий Жуковский получил чин прапорщика, но по неясной причине был уволен в отставку.

В детстве воспитанием и обучением Васи занимался его приёмный отец Андрей Григорьевич Жуковский. В 1790 году семейство Буниных переехало в полном составе в Тулу. Зимой Василия отдали в пансион Христофора Роде как приходящего ученика. Обучение мальчика шло очень туго.

Дополнительно ему наняли домашнего учителя — Ф. Г. Покровского. Покровский не смог совладать с характером Василия и заявил, что тот лишён способностей.

В марте 1791 года в Туле скончался 75-летний Афанасий Иванович Бунин. По завещанию всё состояние он поделил между четырьмя своими дочерьми и Турчаниновой, а Василию Жуковскому не было оставлено ничего.

Однако М. Г. Бунина передала Елизавете Дементьевне на сына 10 000 рублей — весьма значительную сумму.

Глава семьи был похоронен в Мишенском, куда вернулись домочадцы, а Василия оставили в пансионе Роде вплоть до его закрытия в 1792 году. Осенью 1792 года он поступил в Главное народное училище, но вскоре был исключён за «неспособность».

После этого он поселяется в Туле, в семье своей единокровной сестры и крёстной матери Варвары Афанасьевны Юшковой, которую Василий Андреевич назвал «хранителем своего детства». Вокруг любезной хозяйки был целый кружок лиц, преданных литературным и музыкальным интересам. Уже в 12 лет будущий поэт сочинил пьесы для постановки на домашней сцене.

В 1795 году семейство Юшковых попыталось хоть как-то обеспечить будущее Василия, инициировав процесс о внесении Жуковского во 2-ю часть Родословной книги по Тульской губернии. Благодаря А. И. Протасову – супругу сестры В. А. Юшковой, Военная коллегия выдала «патент на чин» и «посемейный формуляр», в котором отставка не упоминалась. В один день 25 апреля 1795 года с нарушением процедуры было подано заявление и тут же вынесено «Определение» о внесении Жуковского в родословную книгу. Грамота на дворянство была получена 1 июня.

Чтобы не было неприятностей по линии Департамента Герольдии Правительствующего Сената, было принято решение определить мальчика на действительную службу. Осенью 1795 года Василия Жуковского отправили в Кексгольм, в Нарвский полк, где когда-то служил его отец,  но затея не удалась предположительно потому, что командир полка не принял явно фальсифицированного формулярного списка, а без него пришлось бы начинать с нижних чинов.

Гораздо позднее, ревизией 1838 года это нарушение было выявлено, но из родословной книги Василия Андреевича Жуковского не вычеркнули, а уже в следующем, 1839 году он — тогда действительный статский советник — был императорским указом пожалован «с потомством» дворянским достоинством.

Василий Жуковский ещё один год провёл в имении Мишенское, получая домашнее образование. Здесь же произошло знакомство с А. Т. Болотовым, который посоветовал устроить Василия в Московский университетский пансион.

В январе 1797 году Жуковского привезла в Москву М. Г. Бунина и представила его инспектору пансиона. Экзамен-собеседование выявил, что юный Жуковский хорошо знает французский и отчасти немецкий язык, а также хорошо начитан во французской и русской литературе XVIII века.

На каникулах 1797 года Жуковский обосновался в Мишенском, которое по завещанию отошло Юшковым. В мае от чахотки скончалась 28-летняя Варвара Афанасьевна; в имении по-прежнему жили Мария Григорьевна Бунина и Елизавета Дементьевна Турчанинова. Поселили его в бывшем флигеле приёмного отца А. Г. Жуковского, где обустроили библиотеку.

В Московском университетском благородном пансионе 14-летний Жуковский стал председателем юношеского литературного общества «Собрание». А в 1802 году Василий Андреевич знакомится с Карамзиным.

Произведения Жуковского публиковались в журнале «Вестник Европы», где поэт работал с 1805 года, а в 1808-м стал его редактором.

В год взятия французами Москвы, находясь в ополчении и ожидая битвы под Тарутиным, Жуковский создал «Певца во стане русских воинов...» — стихотворение, которое, по свидетельствам современников, все знали наизусть.

Я здесь не касаюсь творчества Василия Андреевича умышленно. Литературоведы, критики, биографы и прочие прекрасно сделали это до меня. В интернете можно найти много интересного и полезного.

А мне остается завершить сегодняшнее повествование сообщив, что умер Василий Жуковский 24 апреля 1852 года в Баден-Бадене. Его тело было перевезено в Россию и погребено в Петербурге в некрополе мастеров искусств Александро-Невской лавры.

Продолжение следует.