Обращение к папе

К столетию моего отца – Сегала Кивы Моисеевича ( 2 апреля 1921г. – 22 февраля 2002 г. ).

Папа не был разговорчивым человеком.  А я не задавала вопросов. Как бы хотелось сейчас услышать его историю, только  невозможно сесть напротив и распросить. Уже девятнадцать лет прошло с тех пор , как мой папа замолчал навсегда.

Теперь мне предстоит самой по крупицам собирать то, что уже знала или услышала от родных, которые ещё помнят.

 Его родителей звали Мася и Моисей. Их я помню смутно – была маленькой. Оба были из многодетных семей. 

Родня бабушки Маси жила в собственном  доме на тенистой улице, которую пересекал бульвар, ведущий в городской парк. Здесь впоследствии родилась и я,  проведя в саду, окружающем дом, раннее детство, поэтому у меня остались неясные воспоминания о бабушкиной сестре Кате и брате Ароне, со своими семьями проживавшими в доме.

Из семьи дедушки Моисея помню только его сестру Лизу. Она жила в Черновцах, была актрисой в местном театре. Когда я была подростком, тётя Лиза приехала нас навестить. Она была крохотного роста – больше ничего не запомнилось. Когда её не стало, папу вызвали в Черновцы, потому-что не могли найти никого из близких родственников, кто бы мог её похоронить. На память о тёте папа привёз старинный хрустальный  графин. Он был ценен для нас, как память и мы тщательно упаковали его, чтобы перевезти с собой в Штаты. К сожалению  во время пересадки в Нью-Йорке работники  в аэропорту, помогавшие с багажом, были настолько неосторожны, что в Чикаго прибыли осколки.

Остальная большая родня дедушки  была разбросана по разным городам и мне о ней почти ничего не было известно - разве что в  моём детстве, когда мы жили в Латвии, навещали в Риге папину двоюродную сестру Женю с её семьёй. Но с тех пор их следы потерялись и рассказать в общем-то не о чем.

Поэтому вернусь в старый дом на тихой Пушкинской улице в моём родном городе Житомире. Здесь мой папа родился в апреле 1921 года.  Кроме него у родителей был сын Сёма, двумя годами старше. В большом саду, в окружении многочисленных родственников, по моим представлениям, папино детство должно было быть не скучным.

В армию моего папу призвали до начала войны, в 1940 году. Службу начинал на Дальнем Востоке. В сорок первом их часть переправили на фронт и папа прошёл всю войну, до самого Берлина, связистом.  О победе узнал на день раньше, восьмого мая, налаживая телефонную связь со штабом.

Вернувшись в родной город в 1946 году, встретил мою маму. Осенью того же года они поженились, через год родилась моя сестра, а ещё десятью годами позже и я.

Папина жизнь была обычной  для его поколения. Инженер – строитель по образованию, он работал в различных строительных организациях. Папа был типичным технарём. В свободное время он любил решать математические задачи, просто так, для удовольствия. Его ум, требуя решения технических проблем,  был полон всевозможными рационализаторскими предложениями, которые папа постоянно пытался внедрять в своей работе.

Много лет мы с папой проработали вместе  в проектном институте. Папа был начальником сметного отдела, я же попросилась в строительный. Тем не менее нас окружали одни и те же сослуживцы большого коллектива. Я знаю, что многие мои бывшие  сотрудники , волею судьбы разбросанные по всему свету, но  с которыми  я до сих пор поддерживаю контакты, помнят моего папу.

Он был немногословным, довольно замкнутым, не ищущим внимания – просто тихо, но ответственно и усердно выполняющим свою работу. Он был опытным, знающим инженером и его ценили и уважали.

Но пожалуй только я могу рассказать о тех особенностях, которые были скрыты от постороннего взгляда. Например, о папином любопытстве. Он любил познавать незнакомое. Даже в мелочах. Когда мы переехали в Чикаго, гуляя по улицам, папа обнаружил место, откуда можно было разглядеть очень далёкий, едва различимый силуэт на то время самого высокого здания в мире  - Сирс Тавер. С тех пор он обязательно должен был остановиться именно в этой точке, чтобы бросить взгляд на башню. К сожалению, увидеть её вблизи ему так и не удалось.

Сейчас, думая о папе, о его характере, интересах, увлечениях, я ищу то, что связывало нас. Когда-то мне казалось, что не многое. Папа по складу ума был технарём, я же – гуманитарий. Папа был увлечён цифрами, а я словами. Но именно папа, практически не читая книг, во времена повального дефицита  старался приобретать их для меня. Помню, мы записывались с ним на собрание энциклопедий в маленьком магазине в центре города  и с гордостью приносили домой  очередной том.

Как-то ко дню рождения папа купил мне мой первый фотоаппарат и мы оба стали открывать мир фотографии, сначала выходя на улицы города на фотосессии, а затем часами закрываясь в тёмной комнате с проявителями и фотоувелечителем. Отсюда и пошла моя любовь к фотографии – ниточка, связавшая нас...

Как оказалось, не единственная. По музеям меня тоже водил папа. Надо сказать, что в нашем небольшом городе их было немного. Но было положено начало моему пожизненному не просто интересу, а глубокому увлечению.

Даже тяга к интриге темнеющего кинозала в ожидании магии искусства ( у меня со временем переросшая от кино к театральному )  – тоже от папы. Как и удовольствие  от посещения  ресторанчиков с непривычным меню – своего рода маленькое путешествие в неизведанное.

К сожалению, я совершенно не унаследовала папину любовь к шахматам. У него даже было звание мастера по шахматам, правда по переписке. Было трогательно наблюдать, как записав  очередной ход на почтовой карточке и отослав его, папа днями тепеливо ждал возвратной почты.

В последнее годы, не имея партнёров, папа решал шахматные задачи и у него были целые папки к сожалению не сохранившихся записей.
Многое утеряно. Осталась память. Незатухающим огоньком освещает она путь в прошлое. Пока я помню  - оно со мной. Папа – в нём.  Я уже не могу поговорить с тобой, папа, но  я обращаюсь к тебе  мысленно.  Рассказываю свои истории. Теперь они – продолжение твоих...

P.S.
Читая этот рассказ мужу, моему постоянному первому слушателю, я напомнила ему, как он иногда составлял папе компанию в шахматах. На это муж ответил, что с моим папой было неинтересно играть.  “ Потому-что он медленно думал?” – спросила я. “ Нет, он быстро выигрывал “...