Скорый из прошлого. Глава 2. 3. Добрая тётя Анфиса

     Откровения подвыпившей сестры о том, что дочку из материнского чрева лучше было бы вовремя отправить в абортарий, сильно огорчили Анфису. За мытьём посуды она даже всплакнула, вспомнив с горечью о том, как однажды оказалась на всю жизнь бездетной. Переспала молодая доярка с местным профсоюзным лидером и к великой досаде забеременела. Да так, что надёжнее, наверное, и не бывает. Она бегала, как суматошная, туда-сюда по двору с ведрами, наполненными водой или песком, чтобы потяжелее были; принимала травяные отвары; подолгу сидела в корыте с нестерпимо горячей водой и острой горчицей; прыгала отчаянно с кровати бессчётное количество раз. Результат нулевой от «народных методов». Закадычная подруга Раиса, тоже доярка, предложила ещё один, мол, говорят, что помогает.

       Улеглась Анфиса посреди гостиной на пол, а Раиса босыми ногами ей на живот — топ да топ по нему. Никакого видимого и ощутимого результата, но вдруг потеряла Анфиса сознание, а очнулась в покоях районной больницы. Приговор врачей обжалованию не подлежал — на всю жизнь осталась бездетной. На всякий случай, она задарила подарками и цветами подругу, заодно всех свидетелей случившегося с ней, опасаясь широкой огласки. Может быть, и зря потратилась. Аборты по тем или иным причинам, подчас, надуманным, были делом обыкновенным: убили живое — забыли, а, точнее, попытались забыть.

       Несчастную племянницу Анфиса обнаружила в садовой беседке:

       — Бедная Кариночка! Пойдем в дом, чумазая моя. Выкупаю тебя. Не заботятся о дочке плохие родители.

       В просторной спальне она взяла со шкафа любимое оцинкованное корыто, наполнила его горячей водой из кухонного крана, разбавила в меру холодной. Обильно намыливая Карину, тётя изрекла:

       — Сколько же на тебе грязи! Не следит за тобой непутёвая мама. Отмокай, а я схожу к ней за чистым бельём.

       Анфиса прошла через коридор и большую гостиную к спальне, где разместились Арнольд и Лукерья, но у самой двери спальни замерла, понимая, что естественный вопрос к ним по поводу пижамы окажется неуместным. «Ни стыда, ни совести! Хоть бы подождали, когда дочка уснёт, да и я лягу спать-почивать. Невтерпёж им после танцев…» Возмутилась она и тут же невольно позавидовала бурному счастью сестры. Мужик у неё, видать, не обсевок в поле.

       В мыслях о нём она осторожно выключила напольный торшер, покрыла стол цветастой плюшевой скатертью и прислушалась. Вроде угомонились гости.

       С первых минут знакомства Арнольд показался Анфисе великолепным молотобойцем, и в её блудливом сознании нахально утвердилась задорная мысль — соблазнить его во чтобы то ни стало. Задолго до приезда гостей она со сладкой червоточинкой в нечистой совести не раз подумывала о том, что многолетние и однообразные забавы с её верным хахалем Веней приелись и пришла пора разбавить их каким-нибудь другим старательным мужичком. Хотя бы, например, одиноким учителем физкультуры местной средней школы Виктором Петровичем, в прошлом каратистом, но не находила удачного повода сблизиться с ним.

       Пленённая блудными размышлениями, которых Анфиса ничуть не стыдилась и считала их естественными (вот и любимая подружка Рая, симпатичная и энергичная, постоянно изменяет мужу с колхозным пастухом), возвратилась она в свою спальню. Племянница послушно «отмокала» в корыте, где пластмассовую мыльницу превратила в шустрый кораблик. Продолжая отмывать юную грязнулю, заботливая тётя принялась рассуждать на свой манер: 

      — Храни себя, как я, твоя тетя Анфиса, в строгой чистоте. Немытка никогда не будет красивой. И запомни, что скажу. Для порядочной девушки телесная красота — бесценное богатство. Только есть дуры-девки, которые задарма вручают её какому-нибудь забулдыге. А там, гляди, и водка, и курево, и на панель за копейку. А то в подсолнухах или кукурузе — раз-два и готово. Тьфу ты! Непутёвые! Круглые дуры!!!

       Анфиса ополоснула племянницу чистой водой, старательно вытерла махровым полотенцем и распорядилась:

       — Забирайся, хорошая моя, скорей на кровать, полежи под простынкой. Я тоже помоюсь, а потом схожу к вредным родителям за пижамой.

       Карина лежала на постели под накрахмаленной простыней, положив голову на высокую пуховую подушку, и невольно раздумывала о том, что тётя — ласковая и добрая. Хорошо бы отсюда и не уезжать вовсе. Правда, и от неё противно пахло самогонкой, но по уважительной причине. Так будет, наверное, не всегда. Сквозь дрёму взглянула на тётю — та стояла в корыте во весь рост и ополаскивалась.

      Случайное стечение обстоятельств или именно так и было Анфисой задумано — трудно сказать, но в пленительной задумчивости о том, как же шустрее соблазнить «дорогого гостя», она выбралась из корыта. Пожалуй, не мешало бы добавить чуток чистой воды в опустевшее ведро.

      Хозяйка мягко шлепала босыми ногами по деревянному полу на кухню, а в полумраке гостиной — надо же было такому счастью случиться — возник Арнольд. Ошарашенный сказочным видением и забывший о нестерпимой малой нужде, из-за которой он направлялся на задворки в «не коммунистический» туалет, — да, потерявший способность адекватно мыслить, дорогой гость резко остановился и вздрогнул, как дубовый пень, расщеплённый неожиданным ударом коварной молнии. Мужественное и отзывчивое на обворожительную женскую наготу сердце замерло на секундочку.

      Он готов был ущипнуть себя — не сон ли это?! — гостеприимная хозяйка сельского дома продефилировала перед ним в чём мать родила к спальне.

       «Как же хороша-то младшая сестрица! Ой-ё-ё-ей-ей...»

       Приоткрыла сонные глаза Карина. Аккуратно поливая на себя водой из ковшика, добрая тётя Анфиса стояла ногами в корыте бочком к распахнутой двери. Но зачем у порога спальни возник папа Арнольд?

       В неопределённых предчувствиях он всё же ушёл справлять малую нужду, вновь остро напомнившую о себе. Анфиса вытерлась большим  полотенцем и, набросив на порозовевшее тело цветастый хлопчатобумажный халат, сказала возвратившемуся гостю:

       — Принеси дочке пижаму или что там есть у вас для неё.

       Она присела на край кровати и ласково погладила племянницу по головке:

       — Поедешь со мной за село рано-рано утром? Там степным воздухом не надышаться. И на коровок, на полевые цветы полюбуешься. А вредные родители пусть в доме одни остаются. Поедешь, хорошая моя?

       — Тётя Анфиса, я поеду. Я тебя люблю. Крепко-крепко люблю! Ты добрая.

       — Приезжай в гости чаще, всему хорошему тебя научу.

       Не подозревала Анфиса, что племянница кое-чему давно научилась и без тётиной помощи.

      Продолжение: http://proza.ru/2021/04/05/1084