незаслуженный покой

Рассказ- эссе: «…незаслуженный покой».

(Александр Александрович Блок)


Принесли мы Смоленской заступнице,

Принесли Пресвятой Богородице

На руках во гробе серебряном

Наше солнце, в муках погасшее,

Александра, лебедя чистого.


А.Ахматова «Поминальное» август 1921 г.


Слова эпиграфа и часть строчки заголовка к этой статье взяты из стихов Анны Ахматовой, написанных в разное время.

Эпиграф – это заключительные слова текста из стихотворения «Поминальное», которое было написано сразу же после погребения Блока на православном Смоленском кладбище Петербурга (10 августа 1921 года).

А заголовок – это заключительная строчка из трисоставного стихотворения, посвященных поэту, и написано в промежутке между 1944 – 1960 г.г.

Имя Александра Блока основательно подзабыто и мало упоминается современниками. Но, конечно, в школе творчество Блока изучают… но, почему у Анны Ахматовой со временем, как я понимаю, изменилось отношение к Блоку?

По настоящему, Блок остался в какой – то степени, неразгаданным и не понятым поэтом – именно – современниками.

В советской школе основной упор делали на неприятие поэтом тогдашней действительности, лукавили с биографией… но победно звучали его «Скифы» и, как апофеоз всего творчества, поэма «Двенадцать».

Именно при разборе поэмы говорилось о том, что Блок всей душой принял большевистскую революцию и один их первых поэтов такого уровня стал активно не сотрудничать, а работать в советских разных комиссиях.

Как я лично воспринял Блока? Я его не понимал. Во первых, мне эта поэзия символизма – не нравилась категорически. Но, Блока я выделил. Первое стихотворения, которое изучали в школе - «Фабрика» - мне стало понятно сразу. Но смущало только одно – отстраненность поэта от жизни, которое и в этом стихе – налицо. Там, только констатация факта, что «этих нищих провели». Я это объяснял приверженностью Блока к символизму, так же все эти стихи «о прекрасной даме», мне казались очень далекими и туманно-мистическими – непонятными.

Его знаменитые «Скифы» вызвали удивление. Откуда это? В то время имя самого выдающегося русского философа – В.С. Соловьева было нам неизвестно. И только потом – в девяностых – по прочтению его философских работ, мне стало все понятно в этих «скифах» (именно Соловьев предупреждал Европу о «желтой» опасности).

А восторгов по поводу поэмы «Двенадцать» у меня тем более – не было. Какой-то «рваный, изломанный» текст, эти повторы про «революцьонный шаг» и, что более всего удивительно про «катьку толстоморденькую» и «петруху», - все это никак не вязалось с моим представлением о революции. Вернее, с той картинкой о тех событиях, что успели мне внушить в школе.

В принципе, все вроде бы так, но мне революция представлялась несколько по- иному. А как, - по- иному? Нам объясняли, что революционеры – народники, а потом пришедшие им на смену – большевики, долго и тщательно готовили народ к революции, вели разъяснительную работу в массах, так сказать – просветляли народ.

Сами эти революционеры, вообще люди исключительные – «Гвозди бы делать из этих людей:/Крепче б не было крепче гвоздей», - так писал советский поэт Николай Тихонов в 1919- 1922г.г. в знаменитой «Балладе о гвоздях». Хотя в стихе не говорится о большевиках и употребляется вполне старорежимные звания – «адмирал», «офицер», тем не менее, нас убеждали (почему-то), что именно из такого материала «сделаны» большевики…

Нас убеждали, - все в революции делалось по заранее разработанному плану. План составил Ленин. Действовали четко и слаженно, - достаточно почитать хоть у Маяковского в соответствующих стихах - вот такая картина складывалась в голове у советского выпускника школы.

У Блока эта картинка ломалась, но старый стереотип восприятия тех событий, блоковским текстом затмить не получалось. Поэтому – одно недоумение.

Учителя, как я догадывался, тоже находились в определенном затруднении. И никто объяснить не мог, к чему тут у Блока Иисус Христос с кровавым флагом в руке, который идет впереди этой солдатской вольницы, которым впору хоть «на спину б надо бубновый туз!», то есть, знак опасного преступника.

В принципе, по настоящему, творчество Блока я не понял и соответственно - не оценил. Потом, меня постоянно отталкивало лицо Александра Блока, которое я видел на фото, - такое неземное красивое лицо, с правильными и благородными чертами, и с достаточно отрешенным выражением. Я даже удивлялся, когда читал стихотворение, где говорится о «пьяном чудовище», - неужели это он о себе написал? – так не похоже на него…

Прошло время, много времени… Я как-то мало задумывался о Блоке и не стремился перечитать его произведения. Нет, так время от времени – кое - что перечитывал и никак не догадывался о том, что мне придется вновь для себя «открыть» гениального русского поэта - Александра Блока!

Конечно, только с появлением интернета стали доступны те тексты, которые я бы никогда не мог прочесть и выработать собственный взгляд на жизнь и творчество поэта. Два человека заставили меня определиться и ответить самому себе на вопрос: как ты сам оцениваешь Блока? Это И.А. Бунин и Анна Ахматова.

Иван Алексеевич известен убийственными и достаточно нелицеприятными характеристиками, которые он давал свои коллегам по литературному цеху. А вот с Блоком он – осторожничал. Уходил от разговоров о его творчестве.

Почему? Он считал Блока равным себе. А это высочайшая оценка, конечно, об этом он никому и никогда не говорил. А в дневниках писал и критиковал и даже ругал Блока, но не хотел себе признаться, что многие мысли и выводы Александра Александровича, очень похожи на собственные рассуждения, которые имеются в его прежних произведениях.

После смерти Блока, Бунин написал небольшую газетную заметку «Музыка», которую хотел опубликовать. Но публикации не получилось, и эта заметка осталась в архиве редактора В.Л. Бурцева и сейчас известна изучающим жизнь взгляды и творчество Ивана Алексеевича.

В заметке Бунин отвечает на вопрос эмигрантской прессы, - с кем же был Блок – с большевиками? Да, с большевиками и это не может вызывать сомнения, это даже не может обсуждаться.

И сразу определяет смысл поэмы «Двенадцать» следующим образом: «…да конечно же эти двенадцать – апостолы дела Христова. Дело делается «по дурацки», но с «музыкой». Делается нелепо, даже порой зверски, «да вы что же, идиллии хотели?» Суть – то дела все – таки от Христа, ведет –то его, пусть среди «вьюги», - все- таки Христос…» (слова выделенные в кавычках Буниным, взяты из текста статьи Блока «Интеллигенция и революция», из текста поэмы «Двенадцать»).

Кстати, большинство из эмигрантов русских и оставшихся в России считали, что власти «замучили» поэта, что не соответствовало истине. Писали, что Блок умер от цинги и недоедания, а лечиться за границу поэта не пустили.

На самом деле, тот диагноз, который объявили первоначально, в основном подтвердился уже в наше время: воспаление внутренней оболочки сердца (имеется и медицинское название болезни). А почему так это было важно? Все оттого, что «борьба» за Блока тогда велась на полном серьезе и отголоски этого ощущаются и по сей…

(Почему так происходит, я поясню позднее, а сейчас позвольте мне сделать небольшое отступление).

Предъявлять претензии к писателю, к поэту к какому политическому или художественному направлению он принадлежит, каковы его личные духовные ценности и пристрастия? Не странно? А откуда это идет? Именно, еще со времен Пушкина литераторы делились на различные кружки, общества, членов которых связывало общность взглядов. А с разделением образованных членов общества на славянофилов и западников и далее уже по революционным пристрастиям… Ах, это значит, не большевики разделили и распределили поэтов и писателей на различные течения? Да, точно, - не большевики. Большевики, так сказать, «рассыпанную» разноцветную колоду собрали вместе и сказали – вот вам единый союз писателей, но будете писать в духе социалистического реализма и все карты в колоде должны быть одного – серого цвета.

Для чего это отступление? Для наглядного показа, что все, что может быть в будущем уже заложено в прошлом и настоящем.

Вернемся к оценке Блока. Прав ли Бунин в своих оценках, хотя они и расходились с оценками большинства из эмигрантского общества. Да, прав. Блок свой выбор сделал еще при написании своей очень известной статьи «Интеллигенция и Революция» (январь 1918 года).

Если кому вздумается прочитать этот очень экспансивно написанный текст, то сможет убедиться: ни один большевик не сказал столько нелицеприятной правды о прежней системе и прежней жизни в России, как это сделал Александр Блок.

Пожалел ли Блок об этом выборе? Этот вопрос до сих пор вызывает споры. Хотя, лично я, - убежден. Не пожалел. И от выбора своего не отказался.

В том же ключе написана поэма «Двенадцать» и о впереди идущем Христе. Бунин совершенно правильно понял: Блок считал, что все, что делается в России, делается по воле высших сил. Так что же заставило общественность сомневаться в выборе Блока?

Два его последних текста: стихотворение «Пушкинскому дому» и текст речи, которую Блок прочитал в доме литераторов на торжественном собрании в 84 – ю годовщину смерти Пушкина «О назначении поэта» оба текста датированы одним и тем же днем – 11 февраля 1921 года (до смерти поэта оставалось менее полугода).

Иногда пытаются сравнивать два подобных выступлений двух известных литераторов: Достоевского и Блока. Федор Михайлович произнес свою речь на заседании общества русской словесности 8 июня 1880 года. Блок – сорока годами позднее, но у обоих эти выступления были последними, так сказать – предсмертными.

Они говорили о Пушкине, но на самом деле – о себе. Да, каждый о себе, о том, чем в то время были заняты их мысли. Достоевский говорил о «всемирности» Пушкина и переносил эти свойства на весь русский народ, на его характер.

А Блок взял тему несколько поуже, он говорил о «тайной свободе» и назначении поэта, как он его понимает. На самом деле, трудно сделать вывод, на основании этой речи Александра Блока, что поэт в чем-то раскаялся, то есть «напрасно, мол, я связался с большевиками, и они оказались не теми людьми, которые заинтересованы в развитии русской литературы».

Блок говорит о главном для себя в то время, о независимости поэта, о его внутренней свободе, именно о такой «тайной свободе», о которой писал Пушкин и приводит стих: …Никому отчета не давать; себе лишь самому Служить и угождать; для власти, для ливрея Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи; ( и т.д.)

В заключении, Блок открытым текстом говорит о неприятии того состояния, когда у поэта отбирают последнее – свободу творчества и делает прямой выпад против чиновников, которых успел хорошо узнать за годы службы в разных советских учреждениях.

Он клеймит этих чиновников кличкой – чернь, и пишет: «Пускай же остерегаются от худшей клички те чиновники, которые собираются направлять поэзию по каким-то собственным руслам, посягая на её тайную свободу и препятствуя ей выполнять её, таинственное предназначение».

Здесь нет ни слова против власти, против системы, а чиновники были и при царской власти. Конечно, нельзя требовать от поэта, чтобы он был еще – политиком, - такого в природе не бывает. Блок – человек своих убеждений и по настоящему, ему нужна только вот эта пушкинская «тайная свобода», без нее наступает смерть, поэт – умирает.

Почему я включаю Бунина, как основное действующее лицо в этот рассказ? Все оттого, что Бунин и Блок отражают две точки зрения русского образованного общества, именно, - времени революции. Бунин сразу не принял революцию и активно участвовал в Белом движении. Блок принял революцию и достаточно сделал, особенно в первые годы, для новой власти.

Но они – оба – не политики, и никак не могли влиять непосредственно на ход событий. Оба благородны, честны, талантливы. Возрастная разница – 10 лет.

Конечно, Бунин житейски более опытен, все же хлеб пришлось добывать собственными трудами. Блок, в этом плане – благополучен.

Александр Блок принял революцию ( как я писал о Есенине), как естественный природный процесс. Революция и на самом деле была в основном «природным, естественным процессом». А Бунин это тоже не отрицает, пусть его корежит от этого разгула улицы и хамства, поведения солдат, обывателей, но эта «улица», по сути – никому не подчиняется: «бал», в первый год революции, «правила» – анархия.

Кто сумеет подчинить этот процесс безвластия, тот и будет управлять Россией. Сумели – большевики. По сути, этот процесс не отражен в нашей истории, вернее, очень мало затронут.

Но есть третий человек, поэтесса, как её принято называть – «последний представитель серебряного века» - Анна Андреевна Ахматова, который «участвует» в этом рассказе.

Вот Анна Андреевна имела право быть таким третейским судьей для Блока. Почему? Близки по складу мысли, по восприятию действительности, да и по характеру… и конечно, - по уровню таланта. Кроме того - часто пересекались, но, до дружбы, в общепринятом смысле – не дошло, - остались на уровне имен-отчеств…

Блок был достаточно замкнутый человек и щепетилен. Анна Андреевна, в отличие от Бунина, знала Блока намного лучше и была осведомлена о его мыслях, да и сама, - в плане остаться в России - поддерживала поэта. Блок умер в начале своей трагической эпопеи, а Ахматова до конца прошла путь гонимой русской поэтессы. Поэтому имела право давать оценки, в том числе и даже Блоку.

Её оценки в её стихах. Почитаем Анну Андреевну. Первый стих о впечатлении от встречи с Блоком, когда она принесла ему на подпись его же книги. Встреча была оговорена заранее и тот стих, который он написал в одну книгу, был заготовлен тоже – заранее. Там такие строчки: «Красота страшна» - Вам скажут, -/Вы накинете лениво/ Шаль испанскую на плечи,/Красный розан – в волосах (и еще четыре строфы).

Ахматова потом вспоминает, что в тот момент поэт был увлечен певицей М.А. Дельмас, которая славилась исполнением испанских романсов, и поэтому написал стих в стиле романсеро, в котором присутствует черная шаль и красная роза, чего Анна Андреевна никогда не носила.

Поэтесса тоже ответила Блоку в том же стиле, описав в стихе эту встречу, - получилось достаточно сдержанно и скованно, что как раз и соответствовало содержанию «свидания».

Вот первая строфа: Я пришла к поэту в гости./Ровно в полдень. Воскресенье/ Тихо в комнате просторной,/А за окнами мороз. По сути уже тогда Ахматова сделала заявку стоять с Блоком на одном уровне. Так и случилось, поэтесса не ошиблась.

Последний раз поэтесса видела Блока в мае месяце, буквально за три месяца до смерти. Блок уже был тяжело болен. И тот эпизод, что мол, поэта не пустили за границу для лечения, не имеет под собой никаких оснований. Вопрос о лечении Блока обсуждался на самом высоком уровне, с участием первых лиц государства и ясно, что принимали во внимание мнение лечащих врачей. По сути, Блок был нетранспортабелен, его уже нельзя было перевозить. Страшные боли мучили поэта…

После похорон Блока Анна Ахматова написала стихотворение в виде древнерусского плача, то,- часть которого я вынес в эпиграф…

А в 1944-1960 –х годах Анна Андреевна написала три стиха, которые соединила вместе, только разделив цифрами – 1,2,3. И в каждой части есть упоминание о Блоке.

А в последней строчке третьего стиха – как завершение: "Когда он Пушкинскому дому./ Прощаясь, помахал рукой/И принял смертную истому/ Как незаслуженный покой". Я выделил в тексте последнюю строчку, которой и озаглавил рассказ.

Почему? – незаслуженный покой – так написала Ахматова. А помните выражение из романа Булгакова «Мастер и Маргарита» ( Ахматова читала роман в рукописи) – «он не заслужил света, он заслужил покой».

По мнению Анны Андреевны, которая пережила всех деятелей «серебряного века» и уже не сомневалась в характере советской власти, Блок получил покой, но этот покой – не заслужен…


Валерий Педин (3 – 10 марта 2020 г.)