Чем больше я подрастал, тем больше

Чем больше я подрастал, тем больше у меня становилось секретов от папы и мамы. Только они об этом не знали. Они думали, что у меня нет от них никаких тайн. А у меня было много своих секретов. Они только думали, что я очень смелый и никого не боюсь и не стесняюсь (я же верующий). Они даже не знали, что больше всего я боялся первого сентября (а потом, переставал бояться и у меня было много друзей). Я ведь приходил в школу без звёздочки (там на значке маленький мальчик был, помните?). Все мальчики и девочки – октябрятами были, а я без значка того приходил. И главная тетя в школе - сильно меня за это не любила, она даже смеялась надо мной и ругала меня за то, что я не ношу тот значек. А когда я еще больше подрос, то все равно продолжал бояться первого сентября. Я ведь снова без пионерского галстука приходил, а потом без комсомольского значка. Директор школы меня любила (она была очень добрая и красивая), а  вот другая тетя (ну та которая вместо нее, злая и некрасивая) – сразу меня невзлюбила. Она даже накричала на меня однажды, прямо при всех, там даже другие тети и дяди были, но они молчали (они тоже ее боялись, такая злая она была тогда). А потом, она прямо в моем классе рассказала всем, что я все еще верующий и что мой папа церковный поп, и что наука доказала, что Бога нет. Она даже сказала, что мои папа с мамой отсталые и фанатики (но она просто не знала, какие умные и хорошие мои папа и мама). Ах, как мне стыдно тогда было, как больно, особенно перед девочками. Но я не заплакал перед ней тогда, спрятал слезы, чтобы она не подумала, что я ее забоялся и что стесняюсь быть верующим (хорошо, что моя классная учительница ее не слушала и меня не ругала, ну я вам об этом уже рассказывал, как жалела она меня и любила). А потом, после школы, я спрятался от всех на высоком дереве и сильно заплакал, не сдержался – так мне больно и обидно снова стало. А потом, после этого, так вдруг хорошо мне стало и так радостно, ну что “за Бога” меня обидели. Христа также ведь обижали, а потом даже сильно побили и распяли. А когда я домой вернулся, то никому ничего не рассказывал (я же смелый и верующий). Даже папа с мамой об этом не знали, ну что я боялся первого сентября, и что у меня есть от них свои тайны школьные (и другие, ну всякие секреты).

Чем больше я подрастал, тем больше у меня было секретов от папы и мамы. Только они об этом не знали. Они думали, что у меня нет от них никаких тайн. А у меня было много своих секретов. Они только думали, что я никогда не думал о девочках, и не влюблялся (я же святой и верующий). Я тоже так раньше думал, ну что верующие мальчики и девочки никогда не влюбляются так рано (ну в школе). А я вдруг взял и влюбился в одну очень красивую девочку. Мы даже учились с ней в одном классе, она была самая красивая и самая умная  девочка в классе (с удивительными косичками и немножко грустная). Но только она об этом ничего не знала, мне ведь нельзя было влюбляться в неверующую девочку (да еще и до армии). А я взял и влюбился, я даже не хотел, я даже молился, ну чтобы исцелиться от “этого” и чтобы не смотреть на нее так часто (а вдруг она все поймет?). А все равно она мне продолжала нравиться, и я даже учиться еще сильнее стал, и молиться (ну чтобы она стала верующей). Но только она не знала, что это из-за  нее я так стараюсь. А однажды она заболела и не пришла в школу (аж целых три дня!). И так мне грустно тогда было без нее, что я даже помолился, чтобы она поскорее выздоровела. Мне мама всегда говорила, что когда ты кого-то любишь, то тебе сильно хорошо, даже просто от того, что этот человек есть на свете (даже если он далеко, а тебе все равно хорошо, что он есть и что ему хорошо). А потом, у меня вдруг все “это” прошло (ну влюбленность). Ну и хорошо, а то мне папа всегда говорил, что не стоит жениться до армии (да еще и на неверующей). Просто папа с мамой не знали, что я уже влюблялся, и что у меня есть от них свои тайны школьные (и другие, ну всякие секреты).

Чем больше я подрастал, тем больше у меня было секретов от папы и мамы. Только они об этом не знали. Они думали, что у меня нет от них никаких тайн. А у меня было много своих секретов. Они только думали, что я ничего не знаю и не думаю про “это”, ну и откуда берутся дети. А я узнал об “этом” в советской школе, но вы не думайте, что это учителя мне об “этом” рассказывали (они были культурные). Я впервые услышал об “этом” в школе - от пацанов, и сначала ничего даже не понял. Пацаны очень сильно ругались и над “этим” всем насмехались. Они даже друг другу рассказывали всякие шутки плохие, и что родители их занимались “этим” на кровати ночью, говорили что сами точно слышали (как кровать скрипела и...) и даже видели. Но я им тогда не верил, потому что они говорили ругательно, а родители их пили водку и курили (они были неверующие). Я даже сказал пацанам тем плохим, что мои папа и мама веруюшие и что они совсем другие (и перестал с ними гулять, ну с пацанами теми). А потом я попал в летний лагерь, и один мальчик (у него папа – моряк был) показал мне картинки, но вы не думайте - не об “этом”. Просто там были, ну... не совсем одетые тети. А я взял и посмотрел, так интересно мне это стало вдруг, но потом я долго долго молился, ну чтобы не помнить эти картинки, это ж грех. А они мне потом вдруг снова приснились, ну эти картинки с “теми” тетями. И зачем я тогда их посмотрел? А потом, когда я еще больше подрос (это было прямо во время урока) - мне передали какую-то бумажку (ее уже почти все прочитали, такая помятая она уже стала). Я начал читать и думал ее сразу порвать и выбросить, но забыл... и дочитал до конца. И зачем я ее прочитал? Потом долго о ней вспоминал, ну об истории той неприличной и стыдной. Хорошо, что есть церковь. Целый месяц потом молился, ну чтобы забыть ту историю об “этом” (так и не забыл). Только папа с мамой об этом не знали, ну что у меня есть от них свои тайны школьные (и другие, ну всякие секреты). Они думали, что у меня нет от них никаких тайн.            

– Иван Лещук, из цикла “Записки на полях души”

P.S. “До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей” – Лев Толстой, “Война и мир”