5

                (предыдущее http://proza.ru/2021/04/15/35)



  Алиса не знала ещё одного значения слова: «ворон». А я знаю. И это не «чёрный ворон» или «воронок», что на колёсах. Я не знал, что означает «ворон» у определённых служб, будучи студентом. Тогда я вообще мало что знал. Первое время в новом городе, и не городе даже, а городище, я бродил и ездил по нему, поражаясь его размерам.
Юному провинциалу из маленького городка, где преобладали деревянные строения, а то и просто бараки, нелегко было привыкнуть к огромным застроенным каменными доминами пространствам. Этот город был настолько велик, что включал в себя множество рек, нуждаясь в мостах. По городу можно было плавать!
Люди были одеты иначе, чем мои земляки, у них были иные лица, словно я попал заграницу. Говорили они тоже не так, как я. Никто на улице не здоровался, можно было течь вместе с её потоком, не задумываясь, куда он вынесет.
Иногда мне казалось, что я здесь шпион, о чём по виду, по речи догадывается каждый. Лица людей были неприветливы и угрюмы, равнодушно скользили по тебе взглядами, тут же забывая.

  Хоть в общаге меня окружали похожие на меня и это несколько ободряло.
(Забегая несколько вперёд скажу, что так и не полюбил это скопище домов, рек и мостов, хотя поставил целью остаться здесь и её добился. В дыре, откуда родом, совершенно нечего было ловить. Жить так, как жили мои? Увольте!
Но это зачастую отсутствие лета и зимы (помню, познакомился с девушкой из Украины, гуляя с ней в августе, когда весь месяц лил дождь, а температура была 11 градусов, и она в ужасе спросила: «Как тут люди живут?»), низкое, давящее небо, вонь и грохот сего Вавилона, скользкость и неприветливость людей, их ловкачество, их подлости за спиной, которые тоже пришлось освоить, чтобы среди них жить и делать карьеру, всё это было не по душе. Город делал другим или выплёвывал неудачников из себя. Покорить его можно было только став в нём своим.
Полюбить такое? Не смешите мои тапочки!)

  Деньги скоро стали подходить к концу, а от родителей помощи ждать не стоило. На стипендию всё равно было не прожить, поэтому пришлось искать заработки. Слава предкам, я был здоров, как бык, и кулаки с пивную кружку, поэтому смог по ночам с ребятами разгружать вагоны на овощебазе. Потом устроился сторожем, позже кочегаром, и венцом моего успеха – на третьем курсе – стало место дворника в жилконторе, принесшее мне комнатушку под самой крышей.
Собственно, эти скворечники были построены на самой крыше и покрыты кровлей. Без ремонта в этот клоповник и тараканник въезжать было нельзя. Впечатление было такое, что предыдущий жилец испортил здесь всё, что удалось, начиная с проводки и обоев, заканчивая потолком, который протекал. Пришлось освоить ещё профессию жестянщика. Иначе при дожде текло сверху прямо по стене. Телефона в этой коммуналке не было. Поколению Алисы, выросшему с мобильником в кармане, такое странно, конечно, читать.
Хорошо, что после химобработки комнаты мне было где ночевать – не выветривалось долго. Соседки, с которыми не удалось договориться, сразу меня возненавидели. Как потом выяснилось (на товарищеском суде в ЖЭКе) жили они там незаконно, по договорённости с начальницей конторы. Это не удержало их от драки, что привело к вызову милиции и потере ими этого жилья.
На суде обе очень волновались, видимо, всё ещё переживая перипетии схватки. Одна женщина была с юга и говорила с акцентом, путая падежи. Другая, наша, невольно стала подражать ей, сказав в последнем слове: «О чём говорить? Мы обе – две разные люди».
Так я убедился в верности притчи о крестьянине, которому бог предложил исполнить любое желание, только сосед получит этого вдвое. Помните, что попросил крестьянин? Нет? «Вынь, Господи, у меня один глаз», - сказал он.

  Когда у меня появилась комната, или как здесь выражались «хата», туда можно было водить девчонок. От них отбоя у меня не было и в своих краях, поскольку был крупным, высоким, интересным внешне. На родине я ещё три года занимался боксом в секции одного энтузиаста, сделавшись абсолютным чемпионом своего городка.

  Это условное чемпионство, а почему условное – сейчас поймёте, было просто комедией. Я стал чемпионом среди юниоров, победив соперников, среди которых не оказалось для меня серьёзных. У взрослых тяжей случилось, что несколько бойцов снялись по разным причинам и победителем, практически без серьёзного сопротивления, стал неумеха, хотя и здоровый.
Нам, как двум чемпионам, было предложено провести красивый показательный бой, демонстрируя технику без зверств и рубилова.
Потом нас «знакомили» на ринге, затем в микрофон объявляли, кто есть кто в синем углу и красном…

  Уже по стойке этого парня, как он перемещался по рингу, я понял, что могу его сделать и решил не отказать себе в этом удовольствии. Навешав ему плюх, я стал кружиться, выводя его из себя, доставая свингами, и легко уходя. Под конец раунда он так разозлился, вечно попадая «в молоко», что, потеряв голову, принялся гоняться за мной, маша по колхозному руками, от чего я по-прежнему уходил, навешивая ему. Публика начала смеяться. Тогда он опустил голову и пошёл на меня всерьёз. В зале стало тихо.
«Пора кончать, - понял я. – а то ещё попадёт сдуру». При его массе этого могло хватить.
Пришлось держать его на дистанции джебами левой, каждый раз уходя, ожидая, когда он выдохнется. Тем временем я думал, что дальше делать.
Удар у меня был поставлен, следовало «лишь» поймать момент, когда он раскроется. Но только ждать было не в моём характере. Нужно было создать ситуацию, чтоб он раскрылся. И я принялся её создавать.
Однако тут прозвучал гонг.

  Сидя в углу, и в пол уха слушая похвалы тренера, сводившиеся, в основном, к «так держать», я, повернув другое ухо к углу ринга противника, старался услышать, что советуют сопернику. Я и прежде этим пользовался. Среди шума трудно говорить тихо, чтобы услышал твой боец.
А слух у меня уникальный, на двоих хватило бы. И я услышал: «Он боится ближнего боя. Прижми его к канатам или в углу и отделай! Удары его не сильные. При буром!»
Я усмехнулся: при таком тренере, ничего обо мне не знающем, проиграть бой – нечего делать. Если б соперник перед боем подошёл ко мне и признался, что не особо силён, бит быть не хочет, и «давай изобразим для всех», я б согласился и калечить его не стал. Но там дурак был и боксёр и тренер. Теперь я не пощажу. 

  Я не стал спешить. Зачем? Впереди ещё два раунда. Люди хотят зрелища. Они его получат.
Я сменил тактику и бил двойками по верху, благо, был не существенно ниже здоровяка. Бил кроссами и отходил играючи, заставляя за собой гоняться. Таким макаром я до-бился, что у него стал заплывать левый глаз, да и прочих отметин на его морде лица появилось немало. Самым лучшим для него исходом было бы повреждение брови. Там бывает кровь не остановить и боксёра снимают, как проигравшего техническим нокаутом. Но он, по совету тренера, принялся закрывать лицо, а потом и вовсе закрываться, уже не думая о нападении под градом моих ударов. Если бы я продолжил в том же духе, то бой остановили бы за явным преимуществом. Но не это являлось моей целью.
Посему я дал ему ожить под конец раунда и с радостью услышал из его угла: «Он сдох! Третий раунд не выдержит. Добей его!»

  Посему, выйдя на ринг, я с дьявольской улыбкой поманил к себе. И поймал испуг в глазах.
Но в зале рассмеялись, и он рассвирепел. Итак-то детину нельзя было назвать технарём, а уж в состоянии изменённого яростью сознания…
Я продолжил приучать его: в какой последовательности бью, чтоб он закрывался уже автоматически. А я заметил прореху в его защите, когда он поднимал руки. Этого будет достаточно, если попасть снизу, чего он не ждёт, ибо этих ударов я прежде не наносил. Одна из ошибок, ведущая к проигрышу, это – недооценка соперника.  Если противник чего-то раньше не использовал – это не значит, что он не может это применить в удобном случае. Но такие сложные категории были не для того, кого я собирался унизить.
«Тебя, гад, унесут с ринга», - думал я, продолжая играть с ним, как кошка с мышью. Только эта «мышь» была гигантской и легко б проглотила кошку, дай та слабину и пропустив только один удар.
Он явно устал, не привыкший вести бой в таком темпе. Тогда я стал сбивать ему дыхание ударами по корпусу, и он совсем растерялся, привыкнув к моему однообразию. «Пора!» - понял я, вновь принявшись за свои «двойки» верхом. Бедняга даже обрадовался знакомым имитациям, с которыми уже знал, как справляться.
Я вложился в тот удар, зная, что если попаду куда надо, то детина не встанет. Ему бы хватило и меньшего при точном попадании, но мне хотелось, чтоб получилось наверняка.  И я постарался, как учили, нанести классический апперкот, для чего, сблизившись, а не отойдя после очередной двойки, чего он точно не ожидал, подсел под него и с вращением корпуса и бёдер выбросил свою правую со страшной силой ему в челюсть!
После удара я отыграл назад, ожидая эффекта. Удар был молниеносным в нашем мелькании рук (боксёр наносит семь ударов в секунду), и никто ничего не понял.
Только соперник замер, а потом рухнул головой на настил. Не встал он и на счёт «десять».
 
  Уходил я под аплодисменты и вой зала. К павшему позвали врача.

  Эта победа очень впечатлила моего тренера, уже видевшего меня на областных соревнованиях, чтобы повысить мой разряд, однако у меня были иные планы. Я видел сломанные уши и нос Степаныча и думал, что голова нужна мне не для того, чтобы в неё били. К тому же, оказалось, что я сломал противнику челюсть, чем, думаю, отлучил того от бокса. А мне ведь тоже мог встретиться подобный мне, но более крутой соперник…
Конечно, не будь у меня тётки-математички и её мужа-словесника (или специалиста по словам, как он себя называл), не пойти мне дальше периферийного вуза по спортивной линии, а то и просто чего-то физкультурного. Но они вдвоём здорово меня натаскивали на поступление «с запасом», как она говорила, и у меня были шансы на лучшее, чем это.
Они опекали меня, как своего, будучи бездетными. К моей матери относились несколько свысока, как к «способной только банки с огурцами закатывать» (слова тёти). Если честно, они были правы.
Тётка давала мне больше, чем нужно по программе, следила за новинками и особенностями экзаменов в центральных вузах. Методист она была, что ли. Её муж заставлял читать, пересказывать, писать сочинения, правил мою речь, вводил в неё новые слова и обороты, благо язык у меня был подвешен, как надо. Даже давал упражнения на развитие фантазии! Тут меня было не остановить.
Они были единственными, кому я написал, когда поступил.

  Моя боксёрская слава позволяла без особых последствий со стороны конкурентов крутить с любой девчонкой. Опасаться приходилось даже не нападения целой компании не боксёров, от этих я бы ушёл или обратил в бегство, положив немало народа на месте, опасаться надо было удара бутылкой по голове сзади. К счастью (или к несчастью) я обладал уникальным слухом, патологическим для человека. Наверно, так слышат волки и собаки, птицы. Недаром они при салюте убегают от ужаса и гибнут от разрыва сердца.
Поэтому, особенно поначалу, выходя в новый огромный громкий город, я вставлял вату в уши, чтобы не оглохнуть.
Эта же особенность приносила немало неприятного, поскольку приходилось слышать о себе, что говорят за спиной, думая, что не слышу.  Из приятного моя аномалия позволила, например, услыхать реакцию на мой проход мимо двух девушек. Одна, призывного возраста и вида, протянула:
- Красавчик…
На что вторая, менее симпатная, только вздохнула.
Кстати, из-за этой ненормальности, возможно, Алиса сделала бы для меня исключение, расти мы в одно время. Думаю, слух у неё был хороший. Но я значительно старше её, родившейся в иное время. Хотя некоторых это не останавливает…

  Но я отвлёкся. Речь шла о «вОроне». Повторю: тогда я не знал, что сей термин означает. А он оказался связан с привлекательными девушками. Со вторым из смыслов фразы, что позабавила Алису: «Эккори кори коронэ!» Фразу я тогда тоже не знал, но зато неплохо освоил практику обольщения. Чего ж не обольщать тех, кто и сам не прочь обольститься? Помимо тупой работы и головоломной учёбы – это было единственное светлое пятно в жизни. Главное было не произносить имён, чтобы не перепутать.
Мне в голову не могло придти, кто этим способен заинтересоваться.

  Однажды меня остановили на улице двое в штатском, назвав по имени и фамилии. Один, светловолосый, предьявил удостоверение старлея и предложил пройтись для небольшого разговора, о котором не следует распространяться. В моих же интересах.
Я подумал, что не совершил ничего, за что меня увезут в кутузку. Любопытство возобладало и, сказав, что если ненадолго…
Подъехала чёрная «волга». Светловолосый открыл мне заднюю дверцу, делая приглашающий жест. Это уже мне не понравилось, и я помотал головой, принимая стойку. В разговор вступил второй, тёмноволосый:
- Можно и пешком дойти, молодой человек. Беседа предстоит в кафе, так что не опасайтесь.
- Идём пешком, - решительно сказал я, не переставая следить за обоими.
- Осторожный, - сказал обо мне Светлый Тёмному, как я их теперь про себя прозвал.
Тот пожал плечами:
- Погода хорошая. Прогуляемся!
И пошёл вперёд, указывая путь. Светлый шёл рядом со мной с левой стороны. Развернувшись, я бы успел его вырубить, но бдительности не терял. В голове ворочались мысли: разыграть из себя дурачка? Что им от меня надо? Хотят сделать осведомителем?
Чёрная «волга» поехала за нами, потом обогнала.
- Не беспокойтесь… (Светлый назвал меня по имени), - не хотели пугать, вызывая повесткой. Беседа конфиденциальная.
Тёмный действительно привёл к кафе, у которого на двери висела табличка «ЗАКРЫТО». Их машина стояла здесь же. Тёмный постучал и дверь отворили.
Внутри было пусто. Мы сели за столик. Я – сбоку, чтоб видеть вход (снова запертый) и стойку. Заметив это, Светлый одобрительно кивнул мне. Опасности как будто от них не исходило, но стоило держать ухо востро. Не каждый день тебя приглашают для беседы подобные типы. 
Они молчали, изучая мою внешность. Потом переглянулись. Светлый сказал:
- Ворон.
- Ворон, - согласился Тёмный.
Я не понимал, что это означало, пытаясь догадаться по их лицам. Они явно говорили на своём, профессиональном жаргоне.
- … - обратился ко мне по имени Светлый, - вы неплохо учитесь, но профессия вас не слишком занимает.
Я не возразил.
- Ваша цель – остаться здесь, для чего вы уже кое-что предприняли. Я имею в виду вашу работу и жильё. В принципе, за десять лет лимитчик получает постоянную прописку и комнату, в которой проживает. Но, чтобы избежать распределения, вам придётся уйти из ВУЗа. Ведь для вас нет ничего страшнее, чем вернуться, пусть дипломированным специалистом, но в место, подобное тому, которое вы оставили. Так?
Он вопросительно посмотрел на меня, ожидая подтверждения. Не дождавшись ответа, он сам сказал:
- Так. Вы даже не переписываетесь со своими и не ездите туда на каникулы.
Они основательно подошли к разговору. Это было правдой.
- Поэтому могу сообщить вам, - вступил в беседу Тёмный, - что они живы-здоровы, а сестра ваша собирается замуж.
Я усмехнулся.
Они снова переглянулись.
- Похоже, что вам плевать на родных, - осуждающе сказал Тёмный.
«Как и им на меня», - подумал я, но ничего не сказал.
- Характер нордический, - улыбнулся Светлый.
- Вот только насчёт порочащих связей… - возразил Тёмный.
Я с улыбкой взглянул на него.
- Девчонки хорошие, - не согласился с ним Светлый.
- Девчонки-то хорошие, но он ведь не с серьёзными намерениями, - сказал Тёмный.
- Все мы гуляли в молодости, - защитил меня Светлый, - Парень привлекательный, на него сами липнут.
- Но понимаешь, он собирается бросить институт. А на его обучение государство ухлопало сколько денег!
Светлый не возразил, глянув на меня: мол, возражай сам.
Я не выдержал:
- Вы, что, из полиции нравов?
Они улыбнулись. Всё-таки удалось заставить меня заговорить.
- Нет, - ответил Светлый, - Скорее, наоборот.
И замолчал, не пояснив, что означает это «наоборот».
Молчал и я. Пауза затягивалась, и Тёмный, видимо, решил пойти напролом.
- Не станем играть в игры. Открою карты. Ты можешь быть нам полезен в неожиданном для тебя и приятном качестве. Донжуанском, скажем так. Полезное с приятным, так сказать. За это…
Он со значением поглядел на меня.
- Ты можешь остаться в институте, будешь здесь после диплома устроен на хорошее место, позже, если оправдаешь доверие, тебя поставят в очередь на квартиру. На особую очередь. Которая идёт быстро. Что думаешь?
Оба уставились на меня, ожидая ответа.
- Соблазнительно, - сказал я, - А если не соглашусь?
- Если не согласишься, то тебя вышибут из твоего дворничества, а заодно из комнаты. И мы постараемся, чтоб у тебя появились проблемы с учёбой, неуды, и вместо девчонок армия примет тебя в свои крепкие мужские объятья. Нравится?
Тёмный пронзительно поглядел мне в глаза.
- И я тебе обещаю, что в армии будешь служить в такой дыре, что волком взвоешь на луну.
Я искоса посмотрел на Светлого.
Тот кивнул, подтверждая слова своего шефа:
- Он может.
Я мог их уложить двумя ударами и убежать. Из кафе. Но не из этой грёбаной жизни.
За дверью кафе, на воле, было лето, люди, шедшие мимо, о чём-то разговаривали, не подозревая о том, что происходило здесь…

  С вашего позволения (да и без него) я опущу тут занавес, сказав только, что «ворон», коего они упоминали в начале разговора, поглядывая на меня, означал агента для соблазнения женщин (или мужчин) с целью получения от тех информации или вербовки.


                (продолжение http://proza.ru/2021/04/15/1562)