Дела. Глава 6 Миллион долларов для Марка

                Дело о трижды украденной невесте
          Вскоре после возвращения из солнечной Грузии приятель познакомил Марка с Толиком Болгачёвым, которому срочно нужен был защитник.
        «Интересно, — думал Марк — адвокатом давно не работаю, а уголовные дела, как пчелы липу,  все равно меня находят».
         Болгачев — лет 35-ти, смуглый, из канатов-мышц сплетённый крепыш с черными глубоко посаженными цыганскими глазами. Успешный городской фотограф. Успел жениться, развестись, и его пятилетний сын остался жить с бывшей женой. Его история заинтересовала Марка.
       Однажды проезжая через дальнее село на краю хвойного леса, Болгачев остановился у детского садика попить воды. А когда увидел воспитательницу Тоню — лубочный тип русской красавицы: пышная, круглое румяное личико, маленький, курносый носик, огромные голубые глаза и пшеничного цвета волосы — ноги Толика приросли к земле. Молния — любовь с первого взгляда — пронзила его сердце. И первые слова вылетели сами собой:
       —  Девушка, выходите за меня замуж!
      Они стали видеться. Тайно. Тоня жила в доме мужа с родителями и двумя детьми. И как тут встречаться?  Но любовь не задает вопросов — она уже подхватила и несла их неудержимым потоком — сопротивляться бесполезно.
       В один из дней Толик не выдерживает и похищает любимую, привезя её в Железногорск в квартиру своей сестры. Но не тут-то было! Муж Тони, водитель грузовика в колхозе, вычислив адрес, забирает жену назад, избив  до полусмерти.
       Но и Толик не лыком шит. Уже через пару дней он второй раз похищает Тоню прямо из детского садика, увезя на этот раз её далеко, в Брянскую область. Проходит неделя, другая, и они решают забрать из сельской школы Тониных детей.
       А вот тут есть нюанс. Когда Толик служил в армии, он встречался с местной девушкой. Однажды, поднимаясь по лестнице в её квартиру, он был остановлен тремя пьяными парнями, потребовавшими выкуп за «невесту». Завязалась драка: трое на одного. Оказавшись сбитым с ног на землю, Толик успел выхватить складной нож, и с размаха вонзил его в ногу одного из нападавших. Крик, кровь. Приехала милиция.
        И, конечно же, все трое доблестных «героев» заявили, что солдат ни с того, ни с сего напал на них с ножом. Эти показания  легли в основу приговора, и Толик получил два года за особо злостное хулиганство. А это значит, что к моменту эпопеи с похищениями невесты одна судимость у Толика уже имелась, и она здорово стесняла его в любых движениях.
      Учитывая это и предвидя сопротивление жителей села, сочувствовавших Тониному мужу, Болгачев попросил своего брата и сестру с её мужем-офицером сопровождать их с Тоней, отведя себе самому только роль водителя.
       К медпункту села, они подрулили на двух машинах, и Тоня  забрала медкарты своих детей. Но не успели они еще и выйти  из медпункта, а фельдшер уже обрывала телефон  директору школы:
         —  Скорее! Готовьтесь! Едет Тоня со своей бандой!
         Тоня заходит  в класс и бежит навстречу детям, бросающимся в её объятия. А в это время учитель мгновенно запирает дверь изнутри на ключ:
         — Ты, Тонька, если  хочешь с детьми жить, то в селе останешься, с законным мужем! И я тебя, пока он не приедет, никуда не выпущу! Поняла?!
       В этот же час директор и еще несколько учителей в порыве «благородного» гнева, усиленно пытаются выпихивать Толика и его родственников из школы. Это  была не драка — крики, возня, толкание, угрозы. Кто-то задел плечом Доску Почета, она грохнулась на пол и разбилась, а вызванная милиция уже мчалась в школу.
        Во время всего «школьного побоища» Толик, помня свое прошлое, прижавшись спиной к стене и сверкая черными глазами, твердил только одно: «Что вы делаете? Остановитесь... Вы же учителя...»
      Всех забрали в отделение. Допросили и отпустили. А через некоторое время возбудили уголовное дело по статье «злостное хулиганство» против Анатолия Болгачева, взяв у него подписку о невыезде.
      Тоня так и осталась в селе, но из садика во избежание нового похищения её уволили. Запихнули работать на ферму, куда она должна была  каждый день идти доить коров в четыре часа утра. Зимой это практически ночь. А утром возвращалась домой под строгий контроль своих суровых родителей, боготворивших зятя-кормильца.
      Зима в тот год выдалась необычайно снежной и суровой. И каждую ночь вплоть до самого суда катил по скользкой  трассе Толик на своей «шестёрке» из Железногорска в село, где томилась его любимая. Оставлял машину на дороге и в полной темноте сквозь леденящий ветер, проваливаясь по колено в снегу, продирался по бездорожью два километра к полуразрушенной сторожке, мимо которой пролегал Тонин путь на ферму.
      Она на несколько минут забегала в продуваемый всеми ветрами домик без крыши и замирала в его объятиях. Затем спешила на работу, а он, снова проваливаясь в снег, возвращался к машине. Каждую ночь. Два месяца. Ради короткого поцелуя.  Любовь...
      Когда Марк познакомился с делом, то удивился, что показания «потерпевших» учителей были написаны как под копирку: «Болгачев нас толкал. Болгачев разбил Доску Почета. Болгачев, Болгачев, Болгачев...». О сопровождавших его родственниках — ни слова. Допросы брата, сестры и её мужа проведены поверхностно. Им о действиях Толика в тот момент почему-то вопросов не задавали.
      Стратегию защиты в суде Марк построил на бесконечной карусели  вопросов, в  которой закружил свидетелей обвинения и потерпевших так, что ни один из них не смог сказать, какие конкретно хулиганские действия совершил Болгачев. А один из них прямо ответил:
      — Что мне следователь написал, то я и подписал.
      Дело рассыпалось по кирпичикам, поэтому приговор — год исправительных работ по месту работы с удержанием 20% заработка — устроил всех, кроме прокурора, который, учитывая предыдущую судимость, просил четыре года лишения свободы.
      И вместо слов благодарности от Болгачева Марк услышал :
     — Марк Захарович, программа «минимум выполнена». Теперь надо выполнять программу «максимум» — вернуть Тоню. Мне без неё не жить!
     Новый вызов. Переступать такую черту — похищать невест  — Марку еще не приходилось. Но и отказать не мог: к тому времени он получил такие  красноречивые доказательства любви двух сердец, о которой читал только в средневековых романах.
          Через несколько дней, встретив знакомого лейтенанта милиции, Марк в ярких красках поведал ему о несчастных «Ромео» и «Джульетте».  Разлученных и умирающих от любви друг к другу. Еще сообщил, что паспорт Тони находится у Толика.
         — Ну, что ж, Марк Захарович, если надо, значит надо. Придумаем что-нибудь, — успокоил приятель.
         На следующий день милиционер с Толиком прибыли на окраину села, откуда лейтенант один зашагал к дому Тони. Забарабанил  в дверь.
         —  Это кому там неймется? Иду, иду уже, — настороженный голос Тониного отца.
         — Открывайте!  Милиция! Поступил сигнал, что вы гоните и продаете самогон.
        Перепугавшийся старик распахивает дверь, и лейтенант заходит в дом. Застывшие лица Тониных родителей красноречивей любых слов — видно, и в самом деле рыльце в пушку.
         Милиционер осматривает комнаты и в одной из них видит Тоню.
        —   А ты кто такая?
        —  Это наша дочь Тоня — спешат сменить тему родители.
        —   Паспорт? — спрашивает лейтенант.
        —    У меня его нет, — отвечает Тоня.
        — Собирайся, едем в отдел милиции, устанавливать твою личность, — безапелляционным тоном заявляет милиционер.
        И уже через десять минут машина Толика увозила Тоню от ее мужа и родителей навсегда.
        Вскоре Тоня официально получила развод и вдобавок к нему своих детей: девочку и мальчика. Они с Толиком поженились, и новая семья переехала в село под Новороссийском, где Толик с головой окунулся в работу фотографа в Ультришском дельфинарии. Хорошо зарабатывал. Они купили домик — беленькую хатку недалеко от моря.  Марк навестил их и искренне радовался любви и согласии, в которых купалась семья.
        Но, к сожалению, сказочного продолжения: «они жили долго и счастливо, и умерли в один день»  — не получилось.
        Лет через пять Марк случайно встретил Тоню в Ростове, на железнодорожном вокзале. Она сильно изменилась: похудела, резко постарела и совершенная безнадежность дрожала в её когда-то лучистых голубых глазах.
        Оказывается, была ещё одна «программа максимум», и  Болгачев её выполнил. Он сумел забрать к себе своего родного сына от первого брака.
        И с первых же дней между этим мальчиком и детьми Тони начались конфликты, в которых Толик решительно выступал на стороне своего сына, а Тоня заступалась за своих детей. Скандалы переросли в драки. К тому же, у Болгачева появилась зазноба в городе. Дама с высшим образованием и без детей.  В итоге — развод.  Тоне с детьми пришлось уехать.
        А зимние километровые кросссы по заснеженным ночным полям ради короткого поцелуя, три похищения на грани закона,  суд,  в котором Болгачев вполне мог получить несколько лет колонии — растаяли в далеком прошлом.
      Чужая жизнь.  Её не предскажешь. Как, впрочем, и свою.
   
                «Пожарный случай»
            
          А своя личная жизнь уж точно не складывалась.
          Нормального общения у Аллы  с мамой в четырехкомнатной квартире не получилось. Ссоры… скандалы… Марк часто мотался по командировкам, и, возвращаясь, получал такую порцию негатива, что хоть опять уезжай на край света.          
       —  Разменивай квартиру, — однажды безапелляционно заявила жена.      
       С одной стороны, не мог представить, как  будет  жить без детей. С другой, понимал, что так больше продолжаться не может. Поэтому быстро разменял их квартиру на однокомнатную, куда они перешли жить  с мамой, и двухкомнатную, куда переехали жена и дочери.
       Оформили развод. Но каждый вечер Марка тянуло к детям: укладывать их спать, рассказывть сказки, а летом ездить с ними на курорты: в Сочи — на море, а в Есентуки — на минеральные воды.
         А  за год до  этого развода в  Железногорском райпо, где он работал,  произошло ЧП.
         В ближайшем от города селе в укромном месте располагался магазин, где по особому распоряжению председателя продавались дефицитные товары.
        И конечно же продавцы этого торгового «рая», чувствовали себя королевами,  не стесняясь и подворовывать. День за днем, месяц за месяцем. А когда узнали, что в их магазин назначена ревизия, ничего лучше не придумали, как cжечь его.  Жечь-то жгли, да не сожгли.
         На первом же допросе сначала одна призналась во всем. За ней и вторая. Их арестовали. Шло следствие, в процессе которого благодетелю  Марка — председателю райпо — предложили написать характеристики на обвиняемых.
          Стараясь быть объективным, он написал и хорошее и плохое. Следователь, тот еще жук, свернув листок с характеристикой пополам, показал женщинам только плохую её часть, добавив:
          — Девчонки,  по-моему любимый шеф  совсем не прочь вас в тюрьму отправить. И  надолго!
          Одна из продавцов вспыхнула:
          — Ах мерзавец, так я его посажу вместе с нами.
          И в деле появились её показания: будто председатель райпо на протяжении нескольких лет регулярно 2-3 раза в неделю заезжал в магазин с разными людьми, брал у них 2-3 бутылки коньяку и закуски,  денег не платил.
          О, это был великолепный подарок следствию — возможность показать себя, раскрыв коррупционную схему! Ведь как раз в это  время пришедший к власти Юрий Андропов открыл настоящую охоту на начальников разных уровней.
         И хотя кроме оговора поджигателей никаких иных доказательств не имелось, как по мановению волшебной палочки против Ивана Трофимовича возбуждается уголовное дело: «хищение в крупном размере путем злоупотребления служебным положением».
         А из областного центра уже мчатся сразу три следователя с кучей ревизоров и вся Железногорская милиция им в подмогу. Грянула фронтальная проверка всей деятельности райпо, в особенности его председателя.
     Конечно Полозков сразу прибежал к Марку:
      — Марк Захарович, поверьте, это же всё брехня! Да, бывал я в этом магазине, но не каждую неделю, и даже не каждый месяц! У нас их 140 магазинов по району. Вы и сами знаете. Ну, покупал иногда у них выпить и закусить, когда из области начальство приезжало. Но чтоб бесплатно?!  Я что идиот — себя в зависимость от этих проституток ставить?! Слава богу, зарабатываю нормально, купить бутылку не обеднею.
       Его возмущение было настолько искренним, что Марк немедленно стал работать «за кадром», разрушая одно за другим надуманные обвинения, которые градом сыпались на Полозкова.
     И у него получалось: шесть месяцев бригада следователей билась головой о стену, которую Марк успешно для них выстраивал.
     В конце концов они узнали, кто так активно им противодействует, и в субботний день в квартиру  Марка (он жил ещё с женой и детьми) нагрянули три офицера милиции с обыском.
     В постановлении о проведении обыска его целью значилось: «документы и ценности, касающиеся Железногорского райпо». Под эту формулировку подвести и  изъять можно было всё, что угодно.
        И хоть ничем незаконным Марк не занимался, но буквально за несколько дней до этого он спрятал в мамином шкафу  9 тысяч рублей наследства, оставленного ему отцом, собиравшим их по рублику всю свою жизнь.  Естественно, документов никаких.    
        «Если их найдут, разбираться не станут — приобщат к вещественным доказательствам. И потом доказывай, что ты не баран, что деньги мои, а не Полозкова… Как же быть?» — лихорадочно думал Марк.
         И тут ему невольно «помог» возглавлявший группу начальник ОБХСС, приказав одному из офицеров привести понятых из соседей.
         — Стоп! — резко скомандовал Марк, сместившись в проем двери между комнатой, где проводился обыск и комнатой мамы. — Вы что, не помните, что подо мной на третьем этаже живет Нефёдова, председатель Железногорского суда?! Мне здесь еще жить и жить. Опозорить на весь дом хотите?!  Так я сейчас сам к ней спущусь и приглашу быть  понятой! Пусть знает, как вы тут беспредельничаете! Не думаю, что после этого начальник милиции вас по головке погладит! — и, повернувшись к жене, непререкаемым тоном, — иди приведи водителя Лешу с супругой из соседнего дома, — потом вновь уже милиционерам, — это займет не более пяти минут.
         Офицеры, стоявшие в большой комнате, переглянулись, но потом начальник кивнул — согласился. И в тот момент, когда жена протискивалась мимо Марка, загораживавшего вход в мамину комнату, он, полуобернувшись, шепнул ей:
          — В мамином шкафу деньги, — и тут же повернувшись к милиционерам, обрушился на них с гневной речью, отвлекая внимание. — Вам что, делать нечего? И в выходной день покоя не даете! Статьи уголовно-процессуального кодекса, касающиеся обыска, хорошо изучили? Чтоб у меня каждая книжка, к которой вы дотронетесь, была поставлена на место, каждая вещь положена на свою полку. Сами знаете, какое сейчас время. Сегодня Полозков, а завтра вы можете оказаться на скамье подсудимых... — и в это время слышит:  хлоп. Закрылась входная дверь. Жена ушла. С деньгами. Фух!
         И как же он был поражен, когда уже  на следующий день ему позвонила парикмахер Вера, жена нового председателя райпо:
         — Сегодня делала прическу помощнице районного прокурора. Так она мне и говорит: «Вот Рубин-то ваш шустрый какой! Вчера под носом у трех офицеров милиции унес из дома 10000 (!) рублей!»
        «Ну, ничего в этом городе не скроешь! Не иначе как Леша-водитель, у которого жена спрятала деньги, проболтался» — подумал Марк, — хорошо хоть, что деньги уже в надежном месте».
    В итоге, дело Полозкова, из которого обвинение пыталось сделать бомбу, сдулось, как мыльный пузырь, добавив начальнику следственной группы немало седых волос и выговор от областного начальства за напрасно поднятый шум.
        Шеф отделался легким испугом, получив пару лет условно.
        А Марк записал в свой актив еще одно доброе дело. Ведь помогал он действительно хорошему человеку,  немало сделавшему для него самого.
        Тогда он еще не знал, что добро, как и зло, всегда возвращается. Просто не думал об этом.

               
                Стас и Лана
      
        Зарплата, которую Марк получал в райпо, повышалась со скоростью черепахи, а расходы после развода росли. Пришлось прихватить еще одну непыльную работенку — юрисконсультом в плодосовхозе «Востряково». 
       В тот день, закончив работу, Марк попросил директора совхоза подбросить его до города.
        — К сожалению, мне — в другую сторону, — ответил директор, —но бригадир шабашников из Киева Стас Сокол не откажется вас довезти. Он как раз собирался в город, — и директор подозвал среднего роста крепыша с добродушным взглядом больших светло-карих глаз и неизменной улыбкой на лице.
         — Ты подбросишь нашего юриста до Железногорска? Может и он тебе пригодится когда-то.
         — С удовольствием! Здравствуйте! Стас, — крепко пожимая руку Марка, представился парень.
         Сокол пригласил Марка в свою старенькую белую  «копейку» и они поехали. По дороге Стас не умолкал, и Марк в течение десяти минут невольно попал под его весёлое обаяние.
      — Я, Марк Захарович, — вообще-то инженер. Из Киева. В «Востряково» уже пятый сезон загораю. — Тараторил Стас. — Дело в том, что в совхозе к моменту поспевания яблок их вырастает столько, что не хватает рабочих их собирать. И я каждый год тащу сюда человек тридцать — сорок бригаду «доцентов с кандидатами», и мы, как студенты в стройотрядах, с утра до поздней ночи рвем яблоки, за что совхоз рассчивается с нами теми же яблоками. С деньгами у них не густо, сами знаете. После окончания уборки я вручаю каждому из своих работяг «штуку», а сам гружу яблоки в вагоны и шурую на Север или в другие места, где их нет. Там эти курские витаминчики — влёт. И, вы знаете, не хило получается, — Стас прикурил сигарету, приоткрыл окно и выпустил в него клуб дыма.
     — Конечно, рискуем прилично: фрукты иногда портятся, конкуренты сбивают цены, милиция, санстанция, прокуратура да и местная власть — все хотят урвать. Но, как говорят, кто не рискует, тот не пьет шампанское! Верно?
      И в это самое  время раздался грохот. Машина дернулась и остановилась, уткнувшись передком в землю.
       — Мост, — скривившись как от зубной боли, простонал Сокол, — давно надо было заняться. Извини, Марк, — перешел он на «ты», — придется тебе ловить попутку. Да тут всего-то километров пять осталось.
       Марк довольно быстро поймал попутный грузовик и вскоре был дома, напрочь позабыв о случайном знакомом.
       Но вскоре тот сам напомнил о себе, позвонив Марку и попросив срочно  встретиться и пообедать в городском ресторане. Стас  познакомил Марка со своей женой, приехавшей навестить его из Киева.
      Лана, высокая броская кареглазая блондинка, сразу понравилась Марку. На таких обычно мужчины оглядываются. К тому же она еще и блистала юмором да так, что они больше хохотали, чем ели.
       И это несмотря на то, что супругам в тот момент было далеко не до смеха. Вчера Станиславу Соколу вручили предписание от паспортной службы Железногорска покинуть город в 24 часа. В  его бригаде оказался мужик, разыскиваемый за хищение в особо крупном размере и сбежавший в ночь накануне ареста.
        — Ты представляешь, у меня работа почти закончена, и два вагона яблок надо куда-то пристраивать. Если я сегодня уеду, я теряю всё, что нажито непосильным трудом! — закончил он цитатой из комедии  Леонида Гайдая.
        Пообедав, Марк располагавший к тому времени значительными связями в Железногорске, подключил «тяжелую артиллерию» из органов, и назавтра вручил Стасу разрешение на временную прописку.
          Сокол оказался на редкость благодарным парнем и уже  через пару недель доказал это.            
           — Слушай, Марик, тут такое дело, —  внезапно нагрянув к нему домой, начал он, — Феликс, мой партнер по продаже яблок, линяет за рубеж. Предлагаю тебе занять его место. У меня в этом году будет аж два вагона. Решили ехать в Казахстан, в город Шевченко. Сперва поедете вы с Ланой и повезете первый  вагон. А я пока погружу и подъеду  со вторым. Прибыль пополам. Что скажешь?
            — Да нет вопросов. Спасибо за предложение! Только «прибыль пополам» — не катит. Ты  уже месяц «пахал» на сборе яблок, поэтому ваша доля должна быть больше.
             — Ладно. Не подеремся.
            Шевченко показался Марку большим симпатичным новым городом, щедрой рукой  раскинувшим свои девятиэтажки вдоль самого берега Каспийского моря.
           Город сразу расположил широченными улицами, огромными площадями и романтичным запахом морского бриза. А вокруг него на многие сотни километров уныло тянулась бескрайняя  желто-серая каменистая мертвая пустыня. 
            По приезде в Шевченко Марк и Лана с трудом запихнули свои ящики на склад центрального рынка. А когда на следующий день утром вышли на площадь, то увидели, что конкурентов у них побольше, чем яблок, которые они привезли с собой, а прибылью даже и не пахнет. 
            — Марик, по–моему мы попали, — расстроенно произнесла Лана.
             Да Марк уже и сам это понимал. Он бросился с расспросами к местным и выяснил, что  на полуострове Мангышлак есть еще один приличный город — город нефтяников — Новый Узень, и, не откладывая, отправился на разведку.
             После нескольких часов тряски в духоте на разваливающемся «Пазике» по чуть намеченной дороге, пролегавшей через безжизненную пустыню, он добрался до места и сразу отправился на базарную площадь.
              А там картина: два колоритных азербайджанца в новеньких синих спортивных костюмах и необъятных клетчатых кепках торгуют яблоками, доставая их из безразмерных чемоданов. Цена — семь с половиной рублей за килограмм?! Небольшая очередь.
            «Вот это да! С ума сойти! Выходит, чтоб купить два ведра таких заморских фруктов мне надо всю месячную зарплату бухнуть?» — пронеслось в голове.
             — У вас что, с яблоками всегда так? — не веря собственным глазам, спрашивает Марк у одного из покупателей.
              — Да нет, но в этом году только эти двое азербайджанцев чемоданами и таскают. Самолетами. Цена запредельная, а что поделаешь. Порадовать детишек хочется.
               «Во повезло! Да это же — Клондайк! Скорее назад!» — подстегивал себя Марк.
               К ночи они с Ланой на двух фургонах перекинули все свои «сокровища» из Шевченко в Новый Узень, а назавтра рано утром, взяв по десятку ящиков на пробу, рванули  не на рынок, а прямо в центр города, где больше всего людей.
           Установили заранее припасенные  весы и таблички: « ЯБЛОКИ КУРСКИЕ — ЯБЛОКИ ВКУСНЫЕ!»  Цена — в три раза дешевле, чем у азербайджанцев!
           Боже, что тут началось! Через полчаса их уже душила огромная толпа. Яблоки не покупали — их просто рвали из рук, бросая деньги и не дожидаясь сдачи (нефтяники!).
            На второй и третий день ситуация повторилась. Марк срочно позвонил Стасу и попросил отправить второй вагон сразу в Новый Узень, что тот и сделал, а вскоре и прибыл сам.
             Они заняли три лучшие точки в городе и с утра до ночи радовали красными сладкими курскими яблочками стосковавшимся по ним горожан. Первый вагон яблок улетел  за пару недель, приступили ко второму.
             И тут появились конкуренты. Сначала немного, но с каждым днем все больше и больше.
           Работая не покладая рук с утра до вечера на лучших точках города, партнеры встречались на квартире, которую снимали вместе, только к ночи.
          В тот день, вернувшись домой, Стас с Марком увидели всегда аккуратную и следившую за своим внешним видом Лану, сидящую за столом прямо в рабочей одежде с таким видом, будто она только что  похоронила родственников.
            —  Ланчик, что с тобой? Что случилось? — бросился к ней Стас.
            — Попали мы пацаны, как кур в ощип. — После недолгого молчания проговорила Лана. — Наезд. Местные. Криминал. Из десяти слов — девять мат или феня зэковская. Они привезли зеленые яблоки и сказали, чтоб на том месте, где я всегда торгую, меня больше не было. А иначе… Вас завтра, наверное, тоже с ваших точек погонят. — На ее глаза навернулись слезы. — Казахи, а главный у них — кавказец, морда каторжная.
            — Черт! Я так и знал, что рано или поздно — хоть что-нибудь, да выскочит!
Уж слишком сладенько катилось. И что теперь делать? У нас еще вагон яблок! — запаниковал Стас.
            —  Так, во-первых, успокоимся. Во-вторых, завтра, Лана,  ты пойдешь на мою точку, а я  поеду на твою.  Познакомлюсь с аборигенами. Потолкуем… Ладно, ребята. Уже поздно. Давайте отбиваться… — предложил Марк.
       На следующее утро,   отправив Лану на свою точку, где он торговал вчера, Марк поехал на её место недалеко от центральной площади города с горкомом и исполкомом. Расставил ящики, проверил весы. Сразу возникла очередь.
       Уже через полчаса он заметил медленно ползущие в его сторону зеленую «Ладу» и грузовичок с яблоками. Бросив торговлю, Марк уверенно подошел к зеленому автомобилю, резко рванул на себя переднюю дверцу и, глядя прямо в глаза  здоровенному кавказцу с золотой цепью на шее, сидевшему рядом с казахом-водителем, чеканя каждое слово произнес:
          —  Слушай меня внимательно. Здесь торгует моя жена. Это ты ей вчера угрожал?!  Ты, я спрашиваю?! А ты выяснил, кто — я, и кто за мной стоит?  Нет?! Твой косяк, — ткнув ему в грудь пальцем, продолжал Марк, —и ты за него ответишь!  А я выяснил, кто ты,  чем ты дышишь и под кем ты ходишь!  Где живешь ты  и где живет твоя мать. Так вот, запомни: моя жена завтра снова будет стоять здесь!  И если в её сторону хоть кто-нибудь из твоих шестерок даже просто косо посмотрит,  ночью я приду к тебе и к твоей матери... Приду не один…  И спрошу по полной! И еще: мы здесь стояли и стоять будем, пока не продадим свой вагон. И, кроме тебя, в этом городе уже вся блотота, включая начальника милиции и прокурора, это себе уяснила. Крайним хочешь быть? Организуем!
         Громко хлопает дверцей машины и не спеша, будто бы спокойно, возвращается на свое место. А на самом деле, просто быстрее идти не может — ноги  ватные, и сердце бьёт пулеметными очередями:  «Саданёт в спину?»
          Ему повезло. Бандит, привыкший к тому, что в этом городе его боятся и повинуются, был просто ошарашен такой наглостью.
          — Не иначе залетные… из Москвы… — буркнул он, обернувшись к сидевшим за ним корешам.  — Видали, какой борзый?.. Точно из Москвы! А с Москвой, сами знаете, не поблатуешь...  Быстро ноги повыдергивают...  Ладно, пусть живёт… пока.
          Минут через пять  Марк заметил, как из грузовичка вышел здоровенный казах. Переговорив с сидевшими в «Ладе», он вразвалку направился к нему. И тут же увесистая железная монтировка сама собой незаметно вынырнула из-под прилавка и улеглась рядом с Марком на ящик с яблоками.
                «Дух — главное!» — вспомнились  «университеты» Николая — «наседки». Оказалось, всполошился зря.
          — Слы-шшь, москвичок, мы тут в сторонке постоим, поторгуем? Не против? — не дойдя несколько шагов до прилавка, миролюбиво спросил посыльный.
          — Давай.
          Яблоки у конкурентов были не чета курским. Постояв пару часов и не продав даже одного ящика, казахи исчезли.
          На следующий день Лана спокойно работала на своей точке. К ней больше никто не подходил.
          А вечером друзья собрались в ресторане поужинать.  Стас с Ланой сидели на одной стороне столика, Марк — на другой. Сделали заказ, а пока решили выпить шампанского за удачный исход разборки с бандюками.
          — Ну, Марик, ты даешь! — залпом опорожнив перый бокал, искренне восхитился Сокол. — И как тебе это удалось? И отступных не отстегнул, и лучшую точку сохранил.
          Марк вкратце поведал им о монологе с кавказцем, а Стас снова наполнил бокалы.
          — Честно говоря, струхнул я не по-детски, — в заключение рассказа признался Марк, — особенно когда спиной к ним повернулся, уходя от машины. А ну, как засандалят из шмайсера?! Аж между лопатками запекло!
          — Тогда давай, Марик, за твою «трусость»! И за то, чтобы бог и мне подарил такую же! — с улыбкой поднял бокал Стас, и они с Ланой выпили до дна.
           — А может, водочки? — разошелся Сокол. — И где эти официанты подевались? Схожу закажу.
           Он поднялся и неспеша направился в сторону кухни. Марк взглянул на Лану. После двух бокалов шампанского она раскраснелась, и от этого ее лицо сделалось еще более привлекательным. По нему скользила загадочная полуулыбка, и вдруг Марк почувствовал легкое прикосновение под столом.
           Нога девушки медленно скользила вверх по его ноге, поднялась чуть выше колена, еще выше… и так же медленно опустилась вниз.
           Марк опустил глаза, замер и напрягся. Кровь превратилась в кипяток, заливший его свеху донизу. Казалось, еще миг — и уши превратятся в пепел.
            Он поднял глаза и встретился с ее глазами. Не нужно было ничего говорить. Все и так ясно.
            — Ты, дружок, завтра не перерабатывай... — медленно и приглушенно звучал голос Ланы. — Не жди девяти, как мы всегда заканчиваем... Сверни свою лавочку на пару-тройку  часов раньше... Договорнулись? — этот вопрос, тембр ее голоса и обволакивающий взгляд повлажневших вишен  поддали жару в и без того пылающую топку внутри Марка.
           Он не успел кивнуть — вернувшийся с запотевшим графинчиком водки Стас уже присаживался за стол, избавив Марка от необходимости давать немедленный ответ. Ужин продолжился, но Марку уже было не до еды.
           Как и не до сна — ночью. Лежа в соседней со спящими супругами комнате и слушая заливистый храп Стаса, Марк глядел в потолок широко раскрытыми глазами, и внутри него шла непрекращающаяся борьба.
           «Черт! А я ведь запал на нее еще с первой встречи в Железногорском ресторане. Да, это жена товарища, но моя же фамилия не Айсберг! И если я вижу женщину, красивую женщину, она не может мне не нравится. У любого мужика так. Хотел ли я ее? Конечно. Просто и предположить не мог, что это возможно. Стас-то и помощней, и посимпатичней меня. Да и богаче в сто раз: вон как на яблоках поднялся, вагонами шурует. И что же с ней случилось? Что произошло? Три дня в Шевченко в отеле жили рядом в соседних комнатах — и ничего… Даже намека, не то что повода, не дала ни разу… Все ровно, по-деловому. Разговоры только о бизнесе. Уверен был, что у них с мужем любовь. Сынуля-школьник в Киеве ждет не дождется, звонят ему каждый день. Неужели «суп» надоел — «борщичку» захотелось? — Марк перевернулся на бок, уставившись в полуосвещенное окно с крохотным смайликом месяца на чернеющей копирке неба. — Эх, Рубин-Рубин! Ты в чем сомневаешься? Непорядочно, мол, нехорошо. Стас тебе ничего плохого, кроме хорошего, не сделал. С собой пригласил. Заработать за месяц дал столько, сколько ты в райпо и за год не заработаешь! А ты… к его жене? Да только  ведь не я — к ней, а она — ко мне! А это совсем  другая тема. И по сути: даже сегодня за ужином она ему уже, практически, изменила! Захотела меня, значит, уже проиграла в своём воображении и как обнимает, и как целует, и… А это что? Не измена? Да и я в своем воображении все это уже не раз себе представил. Короче, думать тут нечего, моралист хренов. Тут прыгать надо! — и успокоившись принятым решением, он растворился в глубоком сне.
       А утром понял, что это он только так думал, что успокоился. Весь следующий день, на автомате делая свою работу, Марк разрывался от мыслей и желаний, принимая каждую секунду противоположные решения.
      Наконец, определившись, он  в семь часов, на два часа раньше обычного, как предложила Лана, решительно закрыл торговлю и стал собираться домой.
      Только поехал не на их квартиру, а прямо на точку, где торговал Стас. И встретившись с его веселыми добрыми и вспыхнувшими радостью при виде Марка глазами, похвалил себя:
       «Молоток! Правильное решение».
       — Марик, ты раньше свернулся? Как мысли мои прочитал. Я после вчерашней «Полярной звезды» в кабаке сегодня тоже еле стою. Решил пораньше свинтить. Вон уже и ящики непроданные в «пирожок» сложил. Погнали домой, только за Ланкой и в магазин заскочим. Надо винца сухинького взять, полечиться чуть-чуть…
       «Господи, ты есть на свете! Спасибо, что надоумил меня, повернул в правильную сторону!» — мысленно поблагодарил Марк, представив на миг, что могло бы случиться, если бы он принял предложение Ланы и в этот момент вминал бы её в матрас на их широком супружеском ложе.
         Не застав её на точке («Еще бы!), они приехали на квартиру.
          — Ребята, — не глядя на Лану,  начал Марк, — я сегодня звонил в Железногорск. Там новый шеф просто лютует. Срочно меня требует. На нас московская фирма наехала. Пять исков сразу.  В арбитраж ехать надо. Надеюсь, успею.
           — Марик, ты с ума сошел?! Мы ведь только один вагон продали. Ты же можешь заработать вдвое больше, если останешься. Отложи отъезд, придумай что-нибудь, не нам тебя учить! —выразительно глядя на него, резко запротестовала Лана.
          — Нет, не могу,— по-прежнему не встречаясь с ней взглядом, продолжал Марк, — вы и без меня справитесь, а райпо без меня — никак. Не могу подвести народ. Понимаю, что теряю деньги, но… надеюсь, и так не обидите. Спасибо за все!
         
        Несмотря на преждевременное бегство, результат яблочной эпопеи перекрыл все его ожидания!
       Уже вскоре Марк наслаждался чистейшими звуками музыки, льющимися из переносного кассетника “Sony»,  хрустальной мечты каждого советского человека в то далекое время, приобретенного на заработанные с Соколами деньги.
         Нет, не просто так Стас с Ланой и их родной Киев возникли у него на жизненном пути.  Судьба продолжала плести свою невидимую нить.
        Вскоре после возвращения из Казахстана, Стас пригласил его в Киев на вечеринку в честь приезда из Канады сврого кузена Игоря Добрина.
          Гость с Запада в то время казался чудом, инопланетянином.  Запад виделся сверкающим раем, а люди оттуда — высшими существами. И тетя Стаса, в доме которой проходила вечеринка, так разволновалась, что не знала, куда  Игоря посадить и чем его угостить.
         Лана все это время…
          А Игорь, на несколько лет моложе Марка, в шикарнном костюме и с золотыми часами, оказался симпатичным, простым и веселым парнем, без всяких наворотов.
         Лихо посидели. Марк со Стасом, уже спевшиеся за это время, устроили такой концерт своих и общих песен, что Игорь, который в юности тоже играл и пел, был явно впечатлен и не скрывал этого.
          С первой встречи между ним и Марком возникло чувство, какое бывает только между близкими душой людьми.  Так впоследствии оно и оказалось.