Русская печка-матушка

      Ольге  Турчиной.          
    С  днём рождения! С пожеланием здоровья и благополучия. 7 мая 2021 г.

    Холодный климат способствовал тому, что у славян уже в 6-7 веках появилась печка. Для выживания в суровых условиях у северо-восточных, центрально-восточных славян необходим был непросто очаг, дающий огонь, временный обогрев, а долго хранящее тепло приспособление. Та русская печка, которую мы знаем, в течение длительного времени модернизировалась, пока к 18 веку приобрела уже знакомый нам вид. Она стала необходимой и неотъемлемой частью быта. Русская печка являлась главным элементом в избе крестьянина, ремесленника, мещанина, купца. В зависимости от материальной составляющей в домах беднейшей части населения, она чаще всего была просто побелена известью. У состоятельных горожан, купцов, части мещан печь часто искусно украшалась изразцами. Работа печника была уважаемой, востребованной, престижной. Некоторые из печников являлись высококлассными, уникальными мастерами своего дела. Об особом месте русской печи в жизни людей свидетельствует её фольклорная, национальная часть культуры. Так Баба Яга в русских сказках лежит на печи, греет кости. Она же в сказке «Гуси-лебеди» пытается в устье печи на лопате засунуть братца Иванушку, чтобы изжарить его и съесть. В этой же сказке дети, сбежавшие от Бабы Яги, просят, встретившуюся на их пути печь: «Печка-матушка», укрой нас. Они прячутся от погони в её челе за заслонкой. В другой сказке её герой Емеля разъезжает по селу на печи. В былине про богатыря Илью Муромца он недвижимый 33 года  лежал на печи. В песнях, пословицах, скороговорках, присказках печь называют: «Печь – наша матушка родная», «Добра та речь, коли в избе есть печь», «Уж лучше хлебом не корми, но с печи не гони». Печь – олицетворение русского духа, Руси, России. О ней говорили: печь светит и греет, варит, печёт и жарит. Она же накормит, обсушит, спать уложит, полечит и согреет душу. Русская печь – главный оберег народа, семейный очаг. Как правило, она находилась в заднем углу избы. Состояла: из, устья, чела, где разжигались дрова и на углях готовили пищу. Ниже уровня пола находилось  подпечье, опечек довольно глубокий, где хранился инвентарь: ухваты, кочерги, кочережки, щипцы и т.д. Иногда в зимние морозы в подпечье сажали птицу, чтобы уберечь от обморожения в холодных хлевах. В русских суевериях считалось, что в опечке живет хранитель дома – домовой. Кроме того, у русской печки была большая лежанка, находящаяся довольно высоко от пола и потому, часто имелась к ней небольшая лесенка, чтобы старикам легче было залезать на неё. Были у печки печурки-углубления, где сушились, хранились носки, рукавицы, варежки, а так же специальные полочки-шестки: «Каждый сверчок, знай, свой шесток», а жили эти обитатели дома – сверчки в пространстве между стеной дома и печкой, в запечье. Не у каждой крестьянской семьи имелась, отдельно стоящая баня. Зачастую её заменяло широкое, глубокое чело печи. Из него удалялись угли, под (это нижняя часть чела) подметался и устилался чистой соломой. В него ставили горшки с горячей и холодной водой. Свод (верхняя часть чела) сбрызгивали настоями из душистых трав или квасом, от чего повышались влажность и температура воздуха. Моющийся ложился на солому, чтоб голова торчала из устья. А дальше хлестали себя банными вениками (с берёзовыми или дубовыми сухими листьями ) «Чтоб чертям стало тошно!» Всё тело прогревалось от горячих стен свода, от них исходило сухое тепло, которое и лечило. В крестьянском хозяйстве использовали и угли, и сажу, и золу. Так зола являлась отличным удобрением для растений, а также из неё готовили водный раствор (щёлок) и использовали для стирки, мытья волос, она же была основой для мазей, с помощью которых лечили людей, животных. Из сажи делали чёрную краску. Конечно, любимым местом печи была  лежанка, особенно для стариков и детей, где старики прогревали больные суставы, а ребятишки заслушивались сказками, рассказами, страшилками. Зимними долгими вечерами с керосиновой лампой или даже лучиной, позже электрическим светом, когда вся работа по хозяйству выполнена, вся семья собиралась подле тёплой печи. На лавках пряли пряжу, вязали, штопали одежду, вышивали, а на верху, на лежанке будили воображение сказочные истории. Печка объединяла поколения отцов и детей, укрепляла семейные отношения, от неё исходило особое тепло: умиротворяющее, успокаивающее, создающее уют. Русская печка протапливалась иногда и летом в затяжные дождливые дни, в ненастье для обогрева, готовки еды, да и просто, чтоб не отсырела.
В деревню часто на зимние и летние каникулы в гости приезжали городские внуки. Привольное деревенское житьё, свежий воздух, молоко давали возможность хорошо отдохнуть перед учёбой. Ватага внуков, любителей сказок, пополнялась. Любила к своим деревенским родственникам приезжать из Москвы и Оля или Олюшка, как её называла бабушка. Особенно любила приезжать зимой, когда в деревне много снега, и большое удовольствие доставляло катание с горок на санках, лыжах, ледянках. Все вместе и деревенские и городские дети лепили снеговиков, строили снежные крепости, к вечеру же возвращались домой в снегу, в мокрой одежде, с румяными щеками. Ужинали, и лезли отогреваться на печку. И тогда начиналось: «Бабушка, бабуля, расскажи сказку». Сказок бабушка знала много и даже таких, которых в другом месте и не услышишь. А как-то городская внучка пристала: «Ещё, ещё расскажи! А про печку сказки есть?» «А как же. Я же сказывала вам про Емелю». «Нет, другая какая-нибудь». «Ну, так, слухайте! Есть один сказ». И нараспев, делая ударения на каждом слове, бабушка начинала: «Умерла у юной девы родимая матушка. Осталась сиротинушка одна одинёшенька. Некому слова доброго молвить, приласкать, приголубить, помочь – тоска горючая её уела. И вот как-то явился ей не то сон, не то явь: как пришла к ней матушка родимая. И сказала та  матушка ей: «Не печалься, дочушка, всё ладно у тебя будет. А, как печаль-заботушка одолеет, так ты подойди к печушке и обними её. Ты сразу почувствуешь её лучистое тепло, и мою заботушку о душе твоей. Печаль-то и уйдёт, силушки-то и прибавится». Сказав то, матушка стала светлым облачком и растаяла. С той поры и пошли у девы дела на лад. Нашёлся жених хороший, работящий, заботливый, да ласковый…»  уже сонным голосом заключала бабушка. «А дальше, дальше, бабушка, что с девушкой было?» «А дальше спать надо! Хватит сказки сказывать. Спите, внученьки». Прошли годы, внучка Олюшка выросла, уже десятиклассница, у неё последние школьные    зимние каникулы. Взрослая, красавица, умница, скоро станет студенткой, а всё также, прижавшись к бабушке, просила: «Бабуля, расскажи сказку».
Летом 22 июня 1941 года началась война. Напали вороги, как говорила бабушка в своих сказках, на нашу страну. Оля рвалась защищать Родину от врагов. Окончила курсы радистов. Была заброшена на оккупированную территорию в «подполье» радисткой. Как-то в один из сеансов связи, передавая важные сведения о скоплении вражеских эшелонов с военной техникой на станции, была запеленгована немцами. Подпольщики едва успели сообщить об облаве. Бежала в лес с молодым пареньком, почти мальчиком. Он был связным и знал дорогу к партизанам. Рацию они спрятали в тайнике, дупле большой берёзы. Снаружи тайника не видно, его маскировала, растущая почти вплотную, молоденькая ёлочка. Шифры Оля держала при себе. Связной успокаивал девушку: «Не бойся, скоро сгоревший дом лесника, а там сразу болото, я знаю тайную тропу. Фашисты в болото не сунутся». Немцы пустились в погоню, очень уж им надо было захватить радиста. Погоня приближалась, уже слышался лай собак, стрельба. Шальная, не прицельная, пуля сразила проводника. Вот и сгоревший дом лесника. Совсем рядом болото, а толку-то: «Не зная броду, не лезь в воду!» Суетливо побегала Оля вдоль кромки болота, обронила платок, споткнувшись о кочку, потеряла один ботинок. Кинулась назад к сгоревшему дому. Одна печка торчит. Вдруг в памяти всплыл бабушкин сказ, с мольбой произнесла: «Бабушка, помоги, печушка-матушка, укрой меня от злых ворогов!» Залезла в подпечье, затаилась. А там, оказывается, уже жилец есть – пушистый комочек, кошка. Лай собак и шум преследователей уже совсем близко. Немцы припустились к болоту. Нашли платок, ботинок, загалдели, решили в болото полезла. Собак не проведёшь, побегав вдоль кромки болота, потянули к сгоревшему дому, залаяли. У Оли сердечко застучало так громко, что казалось,  немцы услышат. Внезапно в её, лихорадочно работающий мозг, пришла спасительная мысль – надо отвлечь собак. И, прошептав: «Кисонька, прости!», выбросила кошку наружу. С диким воплем кошка пустилась наутёк, собаки залаяли ещё пуще. Раздался дружный гогот преследователей, а затем грозный окрик, на лающих и рвущихся с поводов собак. Немцы ушли, решив, что она утонула в болоте. Ещё долго не могла придти в себя, от пережитого Оля. Несколько часов она просидела в подпечье, боясь покинуть убежище. Уже совсем стемнело, когда услышав приглушенный плач, её там нашёл один из партизан, возвращавшийся из разведки. В отряде, куда Олю привёл разведчик, её так и называли: «Оля из подпечья». До освобождения Смоленщины от фашистских захватчиков, Оля пробыла в партизанском отряде радисткой. Бабушка умерла в оккупации, та встреча в январе 41 года на зимних каникулах, была их последней встречей. После войны Оля окончила университет, стала филологом. Она всегда на протяжении всей жизни помнила бабушку. Помнила о том, как бабушкин сказ, спас её от пыток и лютой смерти. 
Сейчас, когда на дворе 21 век, русских печек, отапливаемых дровами, осталось совсем мало.    Утрачивается и уникальное мастерство печников. А жаль! Не только в городах, но во многих посёлках, деревнях дома обогреваются газом. А ведь русской печке-матушке надо бы памятник поставить за то, что не один век и кормила, и поила, и обогревала в зимние холода людей, отдавая им своё лучистое тепло.