Страшная тайна Симонова Жди меня, и я вернусь 2

ПРОДОЛЖЕНИЕ. Начало http://proza.ru/2021/04/30/1463

   © Copyright: Александр Фильцер, 2021
   Свидетельство о публикации №221051901585
   Любой вид копирования текста запрещен.
   Можно указывать адрес ссылки: http://proza.ru/2021/05/19/1585 
 
            Страшная тайна поэта Кирилла Симонова:
            «Жди меня, и я вернусь. Только очень жди».               
           Повесть-воспоминание и повесть-исследование.

     ***
     «Большинство наших писателей являются подголосками эпохи. И так как это пока является главной доблестью, то все стараются перекричать друг друга в проявлении энтузиазма, оптимизма и бодрости».
            Пантелеймон Романов, из дневника, 1934

     «…палачи создали такие условия, что люди утратили малейшее понятие справедливости и под угрозой смерти не смеют и думать о том, что на свете есть совесть, честь, человечность… А много ли протестовал сам Катаев во время сталинского режима? Он слагал рабьи гимны, как и все».               
            Корней Чуковский, из дневника, 24.11.1962

     *
     Когда мы говорим о литераторах-дворянах на службе у «советов», то первыми вспоминаются: граф Алексей Толстой, автор «Петра I», Сергей Михалков, соавтор насквозь лживого текста гимна Сов. Союза: «Сквозь грозы сияло нам солнце свободы, и Ленин великий нам путь озарил; нас вырастил Сталин на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил!», и, конечно, Кирилл Симонов, сын царского генерал-майора Михаила Симонова и княжны Александры Оболенской.
     Оболенские были одним из древнейших княжеских родов России, ведущим свое происхождение от Рюрика. Основатель рода, князь Константин, еще в 13 веке получил от отца, князя Юрия Тарусского, во владение земли по реке Протве. Там и был отстроен городок, который назвали Оболенск.
     Отца своего, Кирилл, родившийся в 1915 году, не помнил. Тот тогда пропадал на фронтах Первой мировой, потом примкнул к белому движению, был ближайшим сподвижником генерал-лейтенанта, барона Петра Врангеля, бежал от большевиков в Польшу, а оттуда во Францию. Пока отец воевал, мать, которая была на девятнадцать лет моложе мужа, загуляла и, не разведясь, вышла замуж за бывшего полковника Русской императорской армии Александра Иванишева. Кириллом, как мне рассказывали, родители назвали Симонова в честь великого князя Кирилла, внука Александра II и двоюродного брата Николая II. В 1924 князь Кирилл, живший в то время в Германии, провозгласил себя всероссийским императором. В деталях я сейчас не уверен, но стараюсь передать так, как когда-то слышал. Только в 1939, в возрасте двадцати четырех лет, Кирилл Симонов поменял свое имя на Константин.
     Мальчик из известной дворянской семьи в те годы был обречен на нелегкие испытания, на лагеря принудительного труда, разбросанные по всей стране, в которые он мог попасть только из-за своего происхождения, а в худшем случае и на расстрел. Поэтому заботливая мать стала делать ему новую биографию. После окончания седьмого класса она отдала Кирилла в фабрично-заводское училище и поспособствовала тому, чтобы он какое-то время поработал токарем. В дальнейшем такая «трудовая» биография ему действительно помогла.      
     *    
     Когда в мире появляется какая-нибудь новая религия или идеология, то она обычно обещает людям что-нибудь хорошее: мир и благополучие, справедливость и равенство, светлое будущие и рай на земле или после смерти. Но ничего из этого никогда не дает, зато сразу начинаются пытки и убийства невинных людей, инквизиция или тюрьмы и лагеря НКВД, яркие костры, на которых никонианцы жгут своих братьев старообрядцев, монастырские тюрьмы и, обязательно, преследование всех, кто осмеливается думать и иметь свое мнение.
     Судьба нашего родственника Глеба Лебле была в чем-то похожа на судьбу К. Симонова. Он жил в то же время, тоже скрывал свое дворянство, но, когда решил жениться, то нашел невесту из своего круга, предки которой были генералами и адмиралами императорской армии.
     В XVI, XVII и XVIII веках христиане-католики Франции безжалостно убивали христиан-протестантов. Предки Глеба были гугенотами. Они бежали из Франции в Пруссию, а один из них, Пьер Лебле, перебрался оттуда в 1784 году в Россию и в возрасте шестнадцати лет стал солдатом Преображенского лейб-гвардии полка. Именовался он Петром Ивановичем, происходившим из прусских дворян, воевал против французов в 1812, потом в Европе, и дослужился до подполковника. От него пошла российская ветвь дворянского рода Лебле.
     Глеб Лебле учился на юридическом факультете МГУ примерно в одно время с моей мамой. Мама по окончании юрфака пошла работать следователем по уголовным делам в МУР, но вовремя поняла, в какой гадючник она попала. Уволилась, получила второе высшее образование и стала работать экономистом. Когда через много лет она захотела собрать своих однокурсников по юрфаку, то оказалось, что все они, кроме одного, были расстреляны или сгинули в лагерях, погибли на войне или умерли от инфарктов.
     А Глебу его сокурсник, ставший прокурором, сказал: «Что вы делаете в Москве, Глеб? Да еще с такой фамилией! Вам надо немедленно скрыться». Лебле уехал в маленький городок Судогду Владимирской области.
     Судогда – это еще одно финно-угорское или татарское название, запечатленное на карте бесконечной России. Подобных названий, если поискать, можно найти там больше, чем названий русских.
     В Судогде он работал адвокатом. Глеб был необыкновенным человеком, интеллигентом, который по своим убеждениям и поведению никак не вписывался в окружающую его советскую действительность. Всем помогал, за всех заступался, если считал, что кто-то невиновен, то выходил с апелляцией в областной и верховный суды. Он много знал, был интересным рассказчиком и собеседником. Всегда спокойным, безукоризненно вежливым, никогда не произносившим бранных слов, которыми пользовалось окружающее его население и местное начальство. Когда он приезжал в Москву, то останавливался у нас. Они с мамой всегда находили интересные темы для беседы.
     Когда я сравниваю этих двух русских дворян, то сравнение явно не в пользу Симонова. Лебле, в отличие от Симонова, никогда не стал бы участвовать в травле Ахматовой, Зощенко и Пастернака, не преследовал бы, по приказу свыше, евреев, только за то, что они евреи, не лишал бы их работы, а старался бы помочь всем гонимым бесстыжей властью. Не подписал бы писем против Солженицына и Сахарова.
     А Симонов, после того как облапошил всю страну своим стихотворением «Жди меня», вступил в партию в 1942 и в дальнейшем принадлежал к высшей партийной номенклатуре.
     Он был заласкан Джугашвили до невозможности.
1942 - Сталинская премия первой степени, 100.000 рублей.
1943 - Сталинская премия второй степени, 50.000 рублей.
1946 - Сталинская премия второй степени, 50.000 рублей.
1947 - Сталинская премия первой степени, 100.000 рублей за пьесу «Русский вопрос». Из энциклопедического словаря, изданного в 1955 году: «В пьесе «Русский вопрос» Симонов сатирически изобразил продажность американской печати, находящейся на службе поджигателей войны, и создал образ честного передового американского журналиста».
1949 - Сталинская премия первой степени, 100.000 рублей.
1950 - Сталинская премия второй степени, 50.000 рублей.
     Всего журналист-подполковник, а после войны полковник Симонов, получил от Кобы шесть Сталинских премий. На одну больше получил только авиаконструктор и генерал-полковник Сергей Ильюшин.
     С 1945 по 1948 Симонов несколько раз выезжал заграницу: США, Япония, Китай. Посетив Францию, уговаривал Ивана Бунина вернуться в СССР. Но задания не выполнил. Не уговорил.
     Кроме того, он был депутатом Верховного Совета СССР с 1946 по 1954 и депутатом Верховного Совета РСФСР в 1955.
     Кандидатом в члены ЦК КПСС в 1952—1956.
     Он мог бы делать успешную партийную карьеру и дальше, но, поставив на Кобу, не угодил пришедшему к власти Никите Хрущеву.
     «Нет слов таких, чтоб ими рассказать, как мы скорбим по Вас, товарищ Сталин… И наш железный Сталинский Цека, которому народ Вы поручили, к победе коммунизма на века нас поведет вперед, - как Вы учили!» К. Симонов, 7.3.1953.
     Впрочем, не только К. Симонов, но и другие поэты тогда отметились подобными виршами.
     Такое подлое было время.
     Но оказалось, что все это не «на века», а на тридцать с чем-то советских лет.
     А потом началась уже другая история с географией.
     *
Мне снится та страна,
в которой вроде жил,
по лезвию ножа
входил и выходил,

сквозь сон не разберешь –
своя или чужая:
"Воронеж, ворон, нож…" –
но точно не родная.

Бандиты, мусора,
генсеки и шалавы –
адепты грабежа,
поборники халявы.

Унылых деревень
похмельный серый цвет.
Зима там правит бал.
Есть страх, а счастья нет.

Железный "воронок"
сквозь улочки гремит…
А сердце-дурачок
то любит, то болит.
                А.Ф.
     (Стихотворение впервые опубликовано в книге
А. Фильцера "Современное еврейское искусство", 2011)

     ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://proza.ru/2021/07/13/1399