Из какого сора...

Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.



Композитор и поэт открыл бутылку пива, отхлебнул из горлышка. В голове уже который день вертелась мелодия, нужно было придумать слова. Пара-па-пара, па-рара, па-пара. Он отстучал мотив пальцами по крышке рояля. Мыслей не было. Брала злость.

Личные переживания тормозили творческий процесс. Он допил бутылку, откупорил следующую. Достал сигарету. И чего ей надо, стерве? Ведь дура дурой, и  еще выпендривается, что-то корчит из себя. Да кто она без меня?!

- Сука! – сказал вслух композитор и поэт, - Все из-за этой суки, даже работать не могу. Свинья!

От нее и пахнет-то хлевом, коровником. В постели он ей говорил, что от нее пахнет молоком. Он хохотнул, сел за клавиши и пропел:

- Пастух свинарку полюбил, па-ра-ру, ра-ру, рай-рам…

Музыка ложилась на текст, ритм был схвачен. Пастух, это так, временно, для примерки. Хотя он, наверное,  себя так и ощущал – этаким пастушком, Лелем-менестрелем, грустным и светлым сказочником, одиноким и непонятым.  Но свинарка тут явно не канала – во-первых,  уже было, во-вторых, дружба народов это уже неактуально и совсем не романтично.

Романтик – на жопе бантик, срифмовал стихотворец - до Пушкина, конечно, как до Китая раком. А, может быть…

-Руслан Людмилу полюбил, какой-то пам-па-рам любовью-ууу…?

Это надо было осмыслить. Поэт-песенник потянулся к бутылке, но она была пуста. Он отправился за следующей, к холодильнику, напевая на ходу:

Руслан и Людмилка, и пива бутылка, на нарах, на нарах, на нарах – вспомнился невзначай какой-то блатной напев.

- Ведь чуть не сел из-за нее, из-за этой давалки малолетней.

Он нервно открыл бутылку. Быстро, в несколько глотков выпил ее, тут же открыл другую. Закурил. Хмель навевал воспоминания. В основном невеселые. А пива больше не было, была початая бутылка водки.

- Не стоит, - сказал он вслух, затем достал бутылку, приложился из горлышка, запил водой из-под крана. Вернулся к инструменту. Пробежал пальцами по клавиатуре. Получилось что-то грустное.

- Ладно, надо работать, - подумал он вслух, и почувствовал, что он пьян. Из-за нее пьян! Он прорычал что-то нечленораздельное, вернулся на кухню, открыл банку шпрот, разрезал луковицу, выпил. Насадил на вилку обезглавленную хрупкую рыбешку… хлеба не было!

- Хлеба не может купить, зараза. Принцесса, ****ь!...

Он застыл на мгновение. А что если это будет принц и русалка?  Он вспомнил мелодию. Нет, не пойдет. Тогда нужен какой-то «принцесс», который русалку полюбил, - глупость. Херня… Он внимательно посмотрел на истекающую маслом рыбку…

- Ну, конечно, пусть это будет дельфин! Это я – точно!

Он бросился к инструменту, остановился на полпути, взял бутылку.

- Дельфин русалку полюбил, какой-то на хрен там любовью-уууу…

А ведь действительно, любил суку драную, - подумал поэт, прихлебывая водку из горлышка. Ну и чего? Что дальше?

Любил – хранил, пришла на ум рифма. Он чуткий сон ее хранил… Она же спала. – Кто спала? – Людмила, то есть Русланка, ее Черномор заколдовал. – Ну, спала и чего? - В смысле «чего»? – Чего с любовью?

Он заглянул в записи. Куплет нуждался в рифме к  «любовью».  На ум приходило – манду коровью.

- Нет, это к делу не относится, - возразил он сам себе. – Нес жемчуга ей к изголовью.

Опять глупость, чушь собачья, где у Русалки изголовье? И какие на хрен жемчуга? Хотя он же дельфин. – Кто дельфин? - Ну, Руслан, то есть я.  Я позабыл, что я дельфин…

- Стоп! Допустим, это уже следующее четверостишье.

- Семью из-за нее, суки, бросил, - соврал он сам себе и уличил себя в этом. «Забыл семью свою родную», записал поэт и композитор, а ведь у меня дочь. Он всхлипнул.

Не из-за нее, конечно, просто хотел вырваться из глубинки.

- И какого …!?

- Ну, да – «Стремился … из морских глубин… в надежде робкой поцелуя», родилась строчка.

Два четверостишья были готовы. Он приложился к бутылке, но она была пуста, если не считать, что в ней был бычок – дурацкая привычка.

Он сплюнул горечь на краешек листа с записями. Придет, орать будет, подумал он.
- А кто она такая? Кто она и кто я? Если честно? – Он походил по комнате, наткнулся на гитару, тронул струны, покривлялся перед зеркалом:

- Дельфин и русалка, дельфин и русалка…

Отражение в зеркале больше напоминало отощавшего моржа, а не дельфина. А в остальном, вроде бы и ничего. Хотя, по трезвому завтра, наверное, будет полное говно. Ладно, посмотрим…

Он скукожился на диване, и припомнил строчки письма какой-то поклонницы:  «Дорогой Игорь! Мне нравятся все Ваши песни, Вы там такой одинокий, и у Вас там все – правда. Мне вас все время жалко, и я Вас очень люблю. И ваше творчество тоже. Когда я Вас слушаю, я думаю, что вы очень несчастный и все время страдаете… итд». Имя, фамилия, школа, класс, адрес подробно.

- А ведь действительно – кровью пишу, - подумал он, и утратил сознание.