Гидропост на малой реке

ЛИЧНЫЕ МЕМУАРЫ О КРАСНОЙ ЭРЕ (140)
С фотоиллюстрациями смотреть здесь:
https://blukach.by/post/1899


 Термин «малая река» совсем не означает, что речь идёт о Зехе, притоке Лепельского озера, длина которой всего лишь 18 километров. Опускаем 561-километровую Березину, которая касается отрезанного Березинским заповедником края Лепельщины, а возьмём следующую по длине Уллу – 123 километра. Согласно официальной классификации рек, малой считается река, которая имеет длину менее 100 километров и расположена в одном географическом районе. Что это значит? Лепельский – район административный. А наш родной географический район – это Поозерье. Улла в него входит, но выходит из параметров малой реки.

 Следующая по буйности река района – Эса. Её длина 82 километра и протекает она по Поозерью. Вот Эса и завершает отсчёт малых рек Лепельщины.

 Некоторые сообразительные читатели недоумевают, почему я в названии реки ставлю одно «с», если все официальные источники применяют две таких буквы. Отвечаю. Все исторические документы и все мои старшие односельчане называли водоток Ясой. Яса – река моего детства. И моё сознание не принимает название моей водной колыбели в стиле чуждого мне языка.

 Но я не про саму Эсу, которая воспета мной как ни одна другая река района хоть административного, хоть географического. Речь поведу о гидрологическом посте на Эсе в моей отчей деревне Гадивле.

 Любимым местом тусовки гадивлянской детворы считался бук, что в переводе на русский язык означает омут.

 Находился он на ближайшем от веси речном плёсе, в полукилометре от крайней хаты. Сейчас то место назвали бы пляжем, если бы на нём было кому валяться.

 Бук был главным местом летней концентрации гадивлянской детворы. Чуть меньшей популярностью пользовались подвесные кладки Гадивлянского гидрологического поста. Уступало то место Буку лишь тем, что Эса там имела глубину всего лишь по грудь – мелковато. Однако нырянию такое обстоятельство не препятствовало.

 На моей памяти первой начальницей гидропоста была Надежда Голубкина. Жила она в паре сотен метров от него, на хуторе посёлка Гадивлянской смолокурни, состоящего из четырёх жилых хат. Возможно, поначалу заведовал постом её муж Николай, а жена просто заняла место умершего мужа.

 Голубкины были не местные – приехали из Москвы в маленькую хатку давно умерших Бужинских. Причину переезда мы не знали. Повзрослев, предполагали, что их выгнали из столицы великой страны, поскольку добровольно мегаполис покинуть может если только дурак. А Голубкины дураками не были, поскольку привезли с собой многолетнюю коллекцию «Роман-газет», которые с охотой читало прогрессивное население Гадивли – ходило к Голубкиным как в библиотеку. А ещё Николай установил второй на смолзаводе ветряк, вырабатывающий ток для освещения хаты несколькими лампочками, по размеру равными тем, что ставились в карманные фонарики.

 В общем, школьная детвора Гадивли уважала начальницу важного для деревни объекта. И было за что. Иногда Голубкина просила купающихся под кладками детей обкосить тину в реке возле гидропоста. За это давала дюралевую лодку поплавать по руслу где угодно. Мы поднимались вверх по течению аж за лесосплавную плотину, находящуюся километрах в двух сухопутного пути.

 Подвесная кладка выручала население Гадивли всех возрастов, поскольку в два раза сокращала путь в грибные места Макарового и Микитового хуторов. По ней также добирались в черничную пущу и на пойменные сенокосы Свядских Пожень.

 Какой-то роднёй Наде Голубкиной оказался мой одноклассник в старших классах Володя Науменко. Чтобы не ходить в Свядскую школу за полтора десятка километров из Терешек, он поселился у дальней родственницы. Я ходил к Володе дружить. С ним было интересно, поскольку начальница доверяла постояльцу-родственнику проводить гидрологические замеры. В определённое время Науменко измерял температуру воды и её уровень. Скорость течения и высоту волны замерял автомат. Показатели непрестанно фиксировал самописец.

 Однажды друг решил разыграть меня. Заставил наготовить дёрнов, а потом усердно бросать их в определённое место, чтобы поднять волну. Тем самым проверим монотонную работу автоматики.

 Уж я постарался. Когда зашли в будку, увидели, что самописец изменил привычный ход и выписал замысловатый крендель. Я был в восторге от своего усердия. Позже одноклассник признался, что пока я забрасывал русло дёрнами, он помогал самописцу изменить привычное движение.

 Умерла Надя Голубкина. Обслуживать гидропост взялся житель Гадивли Алексей Якубовский. Жил он на противоположном краю деревни. До места работы приходилось дважды в день ходить пару километров. Тропу себе протоптал, чтобы не копировать лишние метры местами извилистой конной дороги. В огороде Якубовских появились метеорологические сооружения для замера температуры воздуха, количества осадков, скорости и направления ветра. Возможно, и во дворе Голубкиной были эти приборы, но я не запомнил.

 Я брал интервью у Алексея Якубовского ещё в 80-е годы. Даже запомнил заголовок газетной публикации: «Вартаўнік ракі». В ней дядька Лёшка подробно рассказывал о специфике своей уединённой работы – контора находилась в Витебске. Конечно же, я его хвалил, поскольку тот был моим односельчанином и хорошо меня угостил во время интервью.

 Жил дядька Лёшка с тёткой Амилей на самом краю Гадивли. Сразу за огородом начиналась мрачная пуща Зимник. Однажды Якубовские специально вызывали меня к себе, чтобы сфотографировал медвежьи следы на огороде под их окнами.

 Были это добрейшей души люди. Званых и незваных гостей всегда потчевали нескончаемыми запасами деревенских хлебосолов. Когда мой брат Васька остался в отчем доме один и превратился в гопника, Амиля стала брать на хранение его мизерную пенсию инвалида третьей группы и выдавать лишь необходимую сумму на отоваривание в автолавке. Он сам просил не отдавать ему деньги ни под каким предлогом, если вдруг начнёт просить. И было, что плакал, ползал перед Амилей на коленях и целовал ей ноги, чтобы только отдала деньги на пропой с городским другом-гопником Сашкой Хованским. Нервы у той не выдерживали, и она бросала ему всю сумму. А после пенсии вновь брала её на хранение. Даже я жалел бабу и предлагал отказаться от хранения Васькиных денег, дабы сберечь нервы. Вздыхая, отвечала, что жалко мальца.

 Когда дядька Лёшка состарился, витебские гидрометеорологи не стали искать ему замену, а попросту закрыли пост. Кладки оставили. Долго ещё они полезно служили людям. Но потом подвесная переправа исчезла. Говорят, что её ликвидировал Володя Науменко, который возле обветшавшей хаты Голубкиной возвёл себе похожую на древний замок дачу, чтобы люди не ходили возле его уединённых владений.

 Не знаю, так ли это, но если даже правда, судить его не имею права, поскольку сам в старости стал отшельником и на его месте поступил бы точно также.

 Иногда меня одолевает ностальгия, и я посещаю святое для меня место, где в Эсе детство моё купалось.

 Вот так в мою жизнь вошёл, казалось бы, обычный и с виду непримечательный гидропост. А значит, и все наследники трёх десятков гадивлянских хат разносят по миру подобные моим воспоминания. Жаль только, что не выложат их в письменной форме.


30 мая 2021 года.